Глан привстал на повозке, по-собачьи втянул носом знойный воздух и нетерпеливо подался вперед. Толстый туземец сонно правил к вдруг возникшему за бамбуковой рощей поселку. Глан спрыгнул с повозки и, придерживая ружье, пошел рядом.
Поселок был большой, но бедный. Крытые бамбуком и тростником одноэтажные хижины неровно вытянулись вдоль сплошного леса. Многие из них покосились и опирались на воткнутые в землю тонкие палки. Самая большая хижина, видимо, принадлежавшая вождю, находилась почти в центре поселка, но стояла немного особняком. Перед ней раскинулось свободное пространство, очевидно, служившее площадью, с местом для большого костра в центре.
Поселок просыпался. На дальнем конце туземец гнал вдоль опушки несколько белых коров.
Несмотря на раннее утро, женщины уже развели огонь перед своими хижинами. Глан отделился от повозки и скорым шагом пошел к ближайшей из них.
— Ну и жарища у вас, — с широкой улыбкой сообщил он тучной туземке и, не церемонясь, выудил из котла какую-то птицу, оторвал ногу, а остальное бросил обратно. — Вот, держи… — Он вытряхнул из ягдташа несколько лесных голубей.
Хозяйка что-то радостно тараторила по-своему, приседая и разводя руками.
— Вот этот все мои запасы съел, — кивнул Глан на подъезжающую повозку и принялся за недоваренную ногу.
Возница был в полтора раза шире хозяйки.
— Вы тут все такие? — Глан с усмешкой взглянул на женщину.
Суетливая туземка заколыхалась от смеха. Осмелев, вылезли две ее дочери, как и мать, одетые в одни короткие юбочки.
— Где остановился белый человек по имени Александр?
Эти слова Глан произнес медленно и разборчиво, чтобы поняли.
— У него рыжие волосы. Вот такие. — Он показал на огонь.
Туземка все поняла с полуслова, снова затараторила и ткнула пальцем в глубь поселка, а дочери побежали вперед, маня его рукой. Он, однако, не спешил, дожевал, отхлебнул рисовой водки из фляжки и протянул хозяйке. Одна из девочек даже притопнула ножкой от нетерпения.
Глан засмеялся, забрал фляжку и поспешил за ними, обгоняя сонных волов, тянувших повозку с его сундуками.
Гостиница стояла ближе к центру селения и представляла из себя полухижину-полусарай в полтора этажа с соломенной крышей. Девочки указали Глану на окно в первом этаже, исполнили короткий энергичный танец, подняв клубы пыли, и встали, ожидая награды.
Глан не понял этого и направился к окну. Девочки проводили его взглядом и весело побежали назад.
В глубине небольшой полутемной комнаты на циновке, прикрытой куском материи, заменяющим простыню, ритмично двигались два обнаженных тела, издавая утробные звуки. Грубый стук в окно напугал их. Мужчина вскочил на ноги, бросился было к окну, но вернулся, суетливо схватил рубашку и снова ринулся к окну, на ходу прикрывая наготу.
Глан стоял у окна спиной к стене, когда, откинув сетку, высунулась всклокоченная голова рыжеватого молодого мужчины с простым симпатичным лицом.
— Вы, я вижу, не теряете времени, Александр, — весело оказал Глан, глядя перед собой.
— Глан! Здравствуйте, — смутился и в то же время искренне обрадовался Александр. — Извините… Я сейчас…
Глан улыбнулся, обогнул гостиницу и сел у входа в тени, поставив ружье рядом.
Через несколько секунд на улицу выскочил растрепанный Александр, на ходу застегивая рубашку.
— Глан! Наконец-то! Я вас уже заждался!
Улыбаясь, Глан встал ему навстречу. Но не успел он и слова оказать, как дверь снова открылась и вышла девушка лет шестнадцати все в той же короткой юбке. Она что-то жевала, и грудки ее подрагивали. Она скользнула живыми глазами по Глану, разглядела все, что ей требовалось, и важно пошла прочь.
— Магги! — досадливо позвал Александр.
Магги с достоинством обернулась, вопросительно глядя на Александра.
— Магги, это лейтенант Глан. Прошу любить и жаловать… А это Магги, — обратился он к Глану, но Магги уже повернулась и пошла.
— Я не вовремя, извините, — с улыбкой наклонил голову Глан.
— Ну, что вы… Пустяки, — смутился Александр. — Я рад вашему приезду. Комната для вас оставлена во втором этаже… Удобств, конечно, мало, но не вам это объяснять… Хозяйку зовут Диана, она полукровка… Ну, что ж мы стоим, пойдемте, я вам покажу.
К гостинице подъехала повозка. К ней потянулись туземцы.
— В разгар дня жара здесь несносная, — сообщил Александр. Они стояли у окна в комнате Александра, ожидая, когда будет готова комната Глана. — Ночью москиты, но жить можно. Конечно, не то что у нас на севере…
— И женщины здесь чересчур жирны, — как-то не в тон собеседнику заметил Глан.
— Тут свои понятия, — заспешил Александр. — У вождя два десятка жен, некоторым, не поверите, на глаз лет по десять. Но на наш взгляд народ довольно безобразный.
Глан посмотрел в окно. Разгрузка повозки закончилась. Магги сказала что-то стоявшей рядом с ней девочке, развернулась и пошла вдоль по тропинке. Девочка побежала за ней.
Александр прокашлялся с тем, чтобы завершить неловко начатую тему:
— Ну, а мне повезло. Магги премиленькая, вы не находите? Напрасно вы задержались в здешних горах, упустили шанс. Теперь она моя.
— Она все время жует? — насмешливо спросил Глан.
— А-а, вредная привычка. Сует в рот всякую всячину — бумагу, перья, даже деньги. Но это даже мило, по-моему. Знаете, Глан, она говорит «мой господин». Наши женщины так не говорят. И я действительно для нее господин!
Глан хлебнул из фляжки.
— Не предлагаю, — сказал он, — это рисовая, дурная…
— Извините, — спохватился Александр, — вам, наверное, неприятен этот разговор…
— Отчего же? — Глан мрачно посмотрел на Александра. Повисла неловкая пауза.
— Ну… — еще больше смутился Александр, — мне говорили, что два года назад на севере…
— Александр, — перебил Глан, — вы рассказали мне все, кроме того, зачем мы, собственно, приехали сюда: как здесь охота?
Александр смешался и развел руками.
— Я, видите ли… — Он непроизвольно покосился на циновку. — Я ждал вас и…
— Ну, так вперед! — улыбнулся Глан.
— Прямо сейчас?
— Конечно. Пока не наступила жара. Ведь у вас слава превосходного стрелка. Подтвердите ее!
Глаза Александра загорелись азартом. Он засобирался.
— Или, может быть, вы не выспались? — с шутливым участием спросил Глан.
— Ах, какая ерунда, право! — Александр уже был возбужден предстоящей охотой. — И вот, в доказательство предлагаю вам пари!
— На двадцати зарядах? — подхватил Глан.
— Отлично!
Жара накрыла поселок. Воздух загустел, как кисель. Все живое попряталось от беспощадного солнца. Одинокая женская фигурка, тяжело переваливаясь, проплыла через поселок и исчезла между хижинами.
Охотники возвращались в поселок по узкой полоске тени вдоль опушки тропического леса. Глан шел впереди и тихо насвистывал. Его рубашка взмокла от пота и липла к телу. Удрученный Александр держался чуть позади и напряженно поглядывал по сторонам. Глан остановился, вытер рукавом лицо и сел, облокотившись на дерево.
— Вы не представляете себе, Александр, до чего я люблю дождь.
Александр подошел и тяжело опустился рядом, утирая пот.
— Я признаю, Глан, вы выиграли пари. Но согласитесь, что вы торопились сделать выстрел. Вы просто опережали меня.
Глан встал и пошел, тихо насвистывая.
— Глан! — позвал Александр.
Глан не отреагировал.
— Я остаюсь, Глан. — Глан обернулся и вопросительно посмотрел на Александра. — Мне неловко возвращаться ни с чем.
— Но у нас нет больше зарядов, — озадаченно сказал Глан и вернулся. — Извините, Александр. — Он потер лоб. — Я был в азарте, увлекся. Возьмите половину! — Он протянул свой ягдташ Александру, тут же перевернул его и стал вытряхивать голубей на траву.
— Нет-нет, — Александр встал, — что вы, Глан! Пари есть пари. Но согласитесь, что вы торопились сделать выстрел, вы опережали меня. Я стрелял уже в пустое место.
— Извините, — повторил Глан, — я был в азарте. А знаете что, давайте еще пари! Вон, видите тот большой лист? Кто попадет ближе к основанию — забирает всю добычу! Держите!
Глан протянул Александру патрон с пулей и, не мешкая, зарядил свое ружье.
— Ну что? Или вы боитесь?
— Я? — воскликнул Александр. — Я готов. Пари так пари!
Они вскинули ружья. Александр тщательно прицелился и выстрелил. Пуля проделала аккуратное отверстие в трех пальцах от основания. Глан чуть сдвинул ствол и нажал курок. Пуля лишь задела лист, сорвав нижний край.
У Александра поневоле рот раздвинулся до ушей. Он радовался как мальчишка.
— Вот видите, Глан. Я просто не успевал за вами. А вообще я стреляю недурно. Значит, я выиграл? Признаете?
— Сам не понимаю, как так вышло. — Глан развел руками. — Может быть, сбился прицел?
— Недостойно, Глан, недостойно! Вот уже сразу и прицел виноват. — Александр весело собирал голубей. — Не переживайте, у вас вполне приличный выстрел, просто я был немножко хладнокровнее. Я обратил внимание — вас действительно сжигает азарт, Глан! Что же вы, пойдемте, — позвал он.
Глан отсутствующим взглядом смотрел на то место, где только что стоял Александр, потом спохватился и пошел за ним.
— А в поселке можно сказать, что сломался боек. А то они очень ехидные, эти туземцы. Даже непонятно, откуда это у них… — тараторил Александр.
Гремели барабаны. Мужчины в праздничных нарядах исполняли ритуальный танец вокруг костра. Окруженный женщинами вождь с пьяным достоинством взирал на это, ожидая, когда же наконец поджарят мясо. Голый по пояс Глан с ожерельем на шее танцевал вместе с туземцами. Он не пытался подражать их самобытной пластике. Было в его танце что-то свое, не менее языческое и дикое.
— Господин Глан много рисовой водки пил, — не то сказала, не то спросила слегка хмельного Александра тучная женщина, одетая в поношенное европейское платье.
— Да нет, Диана. Знаете, он всегда такой. Он и дома славился своими неожиданными выходками. А что, разве плохо танцует?
— Хорошо, — равнодушно сказала Диана.
— Он и охотник замечательный, — восторженно продолжал Александр, — сказать по правде, Диана, голубей, что я принес сегодня, мы настреляли вместе. Он даже больше, чем я. Просто у нас было пари, и он проспорил мне всего один выстрел.
— Хорошо, — кивнула Диана.
— Мне немножко стыдно, но пари есть пари.
К Диане подбежал рассыльный из гостиницы, голый мальчуган, и что-то сказал ей по-своему.
— Ах ты, боже мой!
Александр вдруг стукнул себя по лбу и сорвался с места, чем испугал хозяйку гостиницы.
— Глан! Глан! Вас же письмо ждет! — закричал он, но крик потонул в барабанном бое.
Он бросился назад:
— Как же я мог забыть! Ведь только сегодня мы говорили об этой женщине, — объяснял он Диане. — Конверт запечатан тремя коронами… Все сходится… Мне же рассказывали… Как же я так…
Он махнул рукой и скрылся в темноте. Диана посмотрела ему вслед.
Вождь начал проявлять нетерпение.
Магги завороженно смотрела на танцующего Глана.
Вдруг в ряды танцующих ворвался Александр:
— Глан, вам письмо! Я еще давеча забыл сказать. Оно уже несколько дней лежит. Простите меня, ради бога!
Увидев три короны на конверте, Глан побледнел. Крупные капли пота катились по его лицу. Он разорвал конверт. Письма не было. В конверте лежали лишь два зеленых пера, как два склонившихся под ветром деревца.
Глан поднес одно из них к лицу и легонько дунул. Странная улыбка скривила его губы.
Налетела буря. Волны набегали на неприступные скалы, раскрывались пенным веером и с воем откатывались назад. Все было в дыму, и косматый ветер почти стер горы вдалеке. Он налетал, сливался с гулом океана и снова налетал. Глан сидел, укрывшись за выступом скалы, и смотрел. На нем была тяжелая кожаная куртка, на ногах грубые башмаки. Он выглядел моложе, и не столько годами, сколько выражением лица, особенно глаз. Его пес нервничал, принюхивался и жался к ногам хозяина. И ни голосов, ни вскриков, только тяжкий смутный гул.
Глан вскинул ружье и выстрелил. Подбитая птица рухнула вниз.
— Эзоп! — крикнул Глан.
Пес сорвался с места и скрылся в чаще.
— Э-ге-гей! — закричал Глан и бросился вниз по склону холма. Ветер свистел в ушах, и догоняло эхо.
Эзоп с мертвой птицей в зубах несся по лесу.
Глан стоял и смотрел на раскинувшийся внизу поселок.
Поселок был большой и чистый. Он тянулся вдоль моря и упирался дальним концом в лес. В низине располагалась лишь центральная часть его, что возле пристани. В этой части выделялся крайний двухэтажный дом с широким крыльцом-верандой, на колонны которого опирался балкон. Более бедная часть поселка взбиралась на гору, которая полого начиналась почти от самой пристани и все круче и круче уходила вверх. К пристани лепились не новые, но крепкие складские бараки. Возле причала, самого оживленного места поселка, болталось несколько лодок. Лаяли собаки. Эзоп сидел рядом с хозяином и молчал.
Послышался мужской голос. Ему ответил женский. Глан насторожился.
— Эзоп! — тихо позвал он и сошел с дороги.
Сквозь листву было видно, как по дороге, опираясь на палку, шел человек лет тридцати пяти с бородкой. Он слегка хромал. С ним была молодая девушка в светлом платье и шляпке. В руках она держала белый зонтик от солнца.
Глан стоял за деревом и ждал, пока они пройдут. Потом позвал Эзопа, присел и вытянул перед собой ружье.
— А ну, гоп, гоп, гоп! — скомандовал он.
Эзоп прыгнул. Глан тихо засмеялся и упал в траву.
Вечером пришел почтовый пароход. Посмотреть на черного уродца с большими колесами собралось немало народу. Глан стоял среди просто одетых местных жителей, которые искоса с интересом поглядывали на него.
— Нет ли письма для лейтенанта Глана? — спросил он почтаря.
— Нет, господин лейтенант, — почтительно ответил тот.
— Эй, осторожно! — закричали с корабля зазевавшемуся рыбаку.
С горы сорвался и летел камень, увлекая за собой камни поменьше.
Рыбак и сам уже услышал опасность и изо всех сил выгребал из бухты.
Камень последний раз подскочил на уступе и рухнул в море, подняв столб воды. Шум от падения смешался с шумом прибоя.
Глан поднял голову: скала нависала над самой бухтой.
Молодая девушка в белом платке с любопытством смотрела на его сумку и ружье.
Когда Глан опустил голову и заметил это, она испуганно потупилась. Он улыбнулся:
— Носи всегда этот белый платок, тебе он к лицу.
Протяжно загудел пароход.
— Ева! — позвал человек без возраста с серым усталым лицом.
Девушка повернулась и быстро пошла к нему.
Сквозь щели старого лодочного сарая узкими полосами пробивался свет. Глан сидел на перевернутой лодке и слушал, как крупный дождь барабанил по крыше и шумел в весенней листве.
Послышались голоса. Дверь распахнулась, и в сарай с хохотом ввалились мокрые гости: двое мужчин и девушка дет шестнадцати. На ней были светлое платье, вязаная кофта и вуаль. Первый мужчина был в белой накрахмаленной манишке с бриллиантовой булавкой. Ноги обуты в остроносые башмаки весьма щегольского вида. Манишка промокла и пузырилась. Второй был невысокий, плотный, с черной бородкой. Его с девушкой Глан уже встречал в лесу.
Увидев Глана, они слегка опешили.
Глан встал. Эзоп забил хвостом.
— А, здравствуйте. Вы, по всей видимости, лейтенант Глан, — сказал первый мужчина. Он говорил с резким немецким акцентом, и это как-то не вязалось с его веселым тоном.
Глан поклонился.
— Я — Мак. Торговля солью и бочонками. А вы очень кстати! Мы тут как раз спорили, какую краску взять для моей новой вывески. Вы человек образованный, как по-вашему? — весело спросил он.
Глан еще не пришел в себя от такого неожиданного вторжения.
— Черную, — ни с того ни с сего брякнул он.
— Черную, прекрасная мысль! Это, пожалуй, благороднее всего…
— Папа… — оборвала его девушка.
— Ах, да. Моя дочь Эдварда.
Девушка чуть присела в легком книксене и наклонилась к Эзопу.
— А это наш доктор. Он живет в соседнем приходе, — продолжал Мак.
— Всегда к вашим услугам, — сказал доктор и поклонился.
— Вы, господин лейтенант, покупаете у меня порох и дробь, а не знаете, что я не только купец, но и власть. Вы уже почти месяц у нас и еще не пожаловали с визитом.
Глан почувствовал себя неловко.
— Говорят, вы встречали вчера почтовый пароход? — сказала вдруг Эдварда.
— Да. — Глан повернулся к ней.
— Вы чего-то ждете?
— Письмо.
— От кого?
— Эдварда! — тихо сказал доктор.
— Нет, почему же… От женщины, — ответил Глан.
Эдварда снова принялась шептаться с Эзопом. Повисла пауза.
— И как вам у нас охота? — кивнул на ружье Мак.
— Прекрасно, — оживился Глан. — В дичи нет недостатка: глухари, куропатки, тетерева. Эзоп гонит зайца. Бывает, и морскую птицу подстрелю.
Гроза прошла. Выглянуло солнце.
— Если вам захочется выйти в море, любая моя лодка в вашем распоряжении. И в ближайшее время ждем вас у себя.
Эдварда поцеловала Эзопа и встала.
— Милости прошу ко мне в сторожку, — сказал Глан.
— Спасибо, господин лейтенант, непременно заглянем, — сказал доктор.
— Прощайте, господин Глан. Черная краска! Прекрасная мысль! А, доктор?
Эдварда взглянула на Глана и вышла, не прощаясь. Дверь закрылась.
Глан сел.
Глан вышел к одиноко стоявшему в лесу небольшому, но крепкому дому. Во дворе человек с усталым лицом прилаживал к телеге колесо.
— Здравствуй, Арво. Я зашел в кузницу, но не застал тебя.
— Здравствуйте, господин лейтенант! — Арво снял шапку.
— Я хочу попросить тебя приладить новый курок к этому ружью.
Кузнец вытер руки и взял ружье.
Из дома выбежала девушка, что была с кузнецом на пристани.
— Здравствуй, Ева! — крикнул Глан.
Девушка смутилась и убежала в дом.
— Красивая у тебя дочь, Арво, — улыбаясь, сказал Глан.
Кузнец рассматривал ружье и не ответил.
В сторожке было светло. Двух небольших окон было вполне достаточно, чтобы осветить небольшое пространство. Все здесь казалось на первый взгляд обыденным: струганый стол, две скамьи, печь, застеленный шкурами топчан, полка из одной доски, большой дорожный сундук… Но было много и такого, что говорило о необыкновенности хозяина сторожки: стены были увешаны шкурами и ружьями, сетями и перьями, головами медведей и кабанов. На грубо отесанной полке стояли чучела лесных птиц, а одно, незаконченное, лежало на скамье.
Глан чинил сеть, когда Эзоп привстал и зарычал.
— Лежать, Эзоп! — скомандовал Глан.
В окне мелькнула женская фигура:
— Я же говорила, что он дома.
Глан отложил сеть. В дверь постучали.
Это были Эдварда и доктор.
— Мы и вчера заходили, да вас не застали, — весело сказала Эдварда.
— Я, наверное, проверял силки, — растерялся Глан.
— Здравствуйте, господин лейтенант, — сказал доктор и протянул руку.
— А, здравствуйте, доктор, садитесь вот сюда. Давайте палку. — Глан убрал чучело со скамьи.
Эдварда вышла на середину и осмотрелась.
— И вы садитесь, где вам удобно, госпожа Мак.
— Настоящее логово, — восхищенно сказала Эдварда. — Здравствуй, Эзоп. — Она присела и потрепала пса по голове.
Глан в растерянности стоял возле кровати.
Доктор молча подошел к полке.
— Какая красивая вещь! Откуда она у вас? — спросил доктор и взял осколок греческой амфоры с античным изображением.
— Даже и не знаю. Таскаю повсюду с собой.
— Удивительной красоты был сосуд. Посмотрите, Эдварда!
Эдварда равнодушно взяла осколок и вернула доктору.
— Истинно красиво совсем не то, что сделано людьми. — Глан по-прежнему стоял. — Я люблю живое: лес, камни, море, изгиб дороги. Очень красивы животные…
— А люди? — спросил доктор.
— Люди тоже бывают красивы. — Глан непроизвольно взглянул на Эдварду. Она поймала его взгляд и вспыхнула.
— Вот тоже чудесная вещица. — Доктор держал в руке пороховницу с фигуркой Пана на крышке. — Эдварда, это Пан, языческий лесной бог. Я вам рассказывал…
— Вы язычник? — с деланым равнодушием спросила она.
— Нет, я христианин, — серьезно ответил Глан. — Я часто молюсь за себя и за Эзопа. Мне кажется, Бог любит слушать молитву, вдруг восходящую к нему из леса…
Эдварда отвернулась и подошла к окну.
— Хотите, я зажарю птицу? — спросил Глан.
— А как вы будете жить, когда охоту запретят? — спросила Эдварда, глядя в окно.
— Рыба. Еда всегда найдется.
— А почему бы вам не обедать у нас? — Эдварда повернулась. — В прошлом году в этой сторожке жил один англичанин, так он часто заходил к нам обедать. А впрочем, как хотите. Пойдемте, доктор.
Доктор сразу же встал, взял палку и попрощался.
Дверь закрылась, а Глан так и стоял.
— Это первая партия керосиновых ламп на Севере. Очень удобная вещь, доложу я вам, — сказал Мак, подкручивая фитиль. — А вы, я вижу, посматриваете на мою булавку. Эта булавка досталась моему деду от самого Фридриха Вильгельма Третьего. От деда к отцу, а от отца уже ко мне.
Глан с Маком сидели за огромным столом в полутемной зале, освещенной лишь двумя лампами. Глан скучал.
— Вот и мне сорок шесть стукнуло, — продолжал Мах. — Борода седеет. Чувствую, как подходит старость. Скоро три года, как умерла жена, царство ей небесное. Теперь вечерами, как остаюсь один, очень не по себе делается. Сижу и раскладываю пасьянсы. И выходят, если чуть передернуть. Ха-ха-ха.
— Пасьянсы выходят, если чуть передернуть? — переспросил Глан.
— Именно так, мой друг.
Часы пробили половину одиннадцатого. Повисла пауза.
— Да-с. — Мак посмотрел на часы. — Эдварда что-то запаздывает. Она нынче у доктора. Он занимается ее образованием. Бесплатно, заметьте. Благороднейший человек. Да, жаль, что не предуведомили нас о визите. Она наверняка отругает меня, хотя я ни в чем не виноват. Хе-хе-хе. Позвольте, я вас немного провожу.
Он встал и пошел гасить дальнюю лампу. Глан дотронулся до лампы и прикрутил фитиль: пламя почти погасло. Он покрутил в обратную сторону: света добавилось.
— Задуйте, задуйте ее! — крикнул господин Мак через залу.
Глан дунул — огонь лишь затрепетал, но не погас.
— Не так, — засмеялся господин Мак и пошел к Глану. — Надо сначала прикрутить фитиль и подставить ладонь…
Тут в прихожей застучали каблучки, и стремительно вошла Эдварда.
Глан развернулся к ней всем телом, задетая им лампа упала, разбилась, и наступила тьма.
— Я разбил лампу! — воскликнул Глан.
— Видим, — после некоторой паузы сказал Мак.
Эдварда расхохоталась. Глан выскочил на улицу и быстро пошел прочь.
— Куда же вы, господин лейтенант? — весело кричала Эдварда.
Почти стемнело, как темнеет в июне на Севере. Глан сокрушенно сидел на лесном валуне, когда послышались торопливые шаги. Глан встрепенулся, как собака, и спрятался за дерево.
По тропинке быстрым шагом в направлении сторожки прошел Мак и скрылся между деревьями.
Глан бесшумно последовал за ним.
Дойдя до дома кузнеца Арво, Мак свернул с тропинки, опасливо озираясь, прошел по двору, прислушался и вошел в дом.
Глан стоял за деревом и смотрел.
Ночь. Глан сидел у костра и смотрел на огонь. В лесу лаял Эзоп. Хрустнула ветка, и в круг света вошла молоденькая девушка. Она подошла к огню и протянула руки ладошками вперед.
— Я встречал тебя в горах. Ты пастушка? А где твое стадо?
Она не ответила.
— А ты не боишься ходить по лесу ночью, такая тоненькая, молоденькая?
Она засмеялась и ответила что-то по-фински.
— Сядь сюда и скажи мне, как тебя звать?
— Сирпа. — Она села.
— А есть у тебя жених, Сирпа? Он тебя уже обнимал?
Она кивнула и засмеялась смущенно.
— И сколько же раз?
Она не ответила.
— Сколько? — повторил Глан.
— Два раза, — тихо сказала она и показала на пальцах.
Глан притянул ее к себе и спросил:
— А как он это делал? Вот так?
— Да, — дрожа, прошептала она по-фински.
Прибежал Эзоп.
— Вам пора, госпожа Эдварда. Сейчас будет дождь.
— Дождь? — Эдварда удивленно посмотрела на небо. — Почему вы решили?
— Не знаю. Это видно… По листьям, цветам, голосам птиц, по тому, как дует ветер, пахнет воздух…
— Так вы придете? Мы вас ждем. И доктор будет. Мы каждое лето выезжаем к сушильням, и бывает весело.
— Я, право, не знаю. Я отвык от общества. Последние два года я так мало бывал на людях. Когда я схожусь с людьми, мне надо напрягать все свои силы, чтобы не опрокинуть стакан или не разбить лампу. А в лесу никому нет вреда от того, что я таков. Я могу лечь навзничь и закрыть глаза. Могу сказать все, что хочу. Здесь слова идут прямо от сердца. Их можно говорить вслух, громко и не бояться показаться бестактным.
Глан остановился. Оба были взволнованы.
— Вы ведь стреляете только, чтобы прокормиться? — спросила Эдварда и мучительно покраснела. Было видно, что она повторяет чьи-то слова.
— Никогда я не стрелял убийства ради, — сказал Глан, глядя ей в глаза.
— Извините, — прошептала Эдварда.
Подул ветер.
— Я люблю зверей и птиц. Я люблю лес. Вот выйдешь зимой и заметишь на снегу следы куропаток. Вдруг они обрываются — значит, птицы взлетели. Но по отпечаткам крыльев мне ясно, куда полетела дичь. Всякий раз это так удивительно. А осенью часто смотришь, как падают звезды. Сидишь один-одинешенек и думаешь: неужели это разрушился целый мир? Целый мир кончился у меня на глазах. А когда приходит лето, на каждом листочке своя жизнь: смотришь на иную тварь и видишь, что нет у нее крылышек, некуда ей деться, и до самой смерти жить ей на этом самом листочке. Или… Да нет, я даже не знаю, понимаете ли вы меня?
— Да-да, я вас понимаю.
Упали первые капли.
— А иной раз мне кажется, что Эзоп — это я. Вот иногда, вы знаете, Эдварда, он хватает птицу, а я чувствую на зубах ее хруст. И вкус крови.
— Я понимаю, — едва слышно прошептала Эдварда.
Пошел дождь.
Глан и Эдварда стояли совсем близко друг к другу. Она была в каком-то оцепенении. Крупные капли падали на ее высокий лоб и стекали вниз. Его рука потянулась к ее лицу.
Вдруг она вздрогнула и захохотала:
— Что это с вами?
Она пошла прочь, потом развернулась и крикнула:
— Завтра мы ждем вас!
Глан смотрел на ее тонкие красивые ноги. Их слегка забрызгало грязью.
Солнце к утру просушило землю, воздух был чистый и тонкий после дождя.
После полудня две большие лодки отчалили от пристани и направились к острову, где работники вялили рыбу. Остров был хорошо виден, высвечен и как бы отделен от моря лучами солнца. Оттуда доносились смех и голоса работников.
Глан сидел в одной из лодок рядом с миловидной дамой лет тридцати пяти с ямочками на щеках. Глан был весел.
— Боже мой, откуда столько народу! — воскликнул он, озираясь.
— А как же, господин лейтенант, общество есть везде. Иначе мы бы все поумирали со скуки, — улыбнулась дама. — Я вам всех сейчас назову. Смотрите, это дочки нашего судьи, там на корме — две гувернантки, прелестные девушки. Прямо перед ними дамы из пасторской усадьбы. У той, что слева, муж в Китае по торговому делу. А сразу за вами дочери помещика Дехтонена — они близняшки…
Глан весело смотрел по сторонам.
— Что же вы остановились? — Он повернулся к своей соседке.
— О, остальные — мужчины. Они, я думаю, интересуют вас меньше. Эдварду вы знаете, не так ли?
Эдварда сидела в соседней лодке в новенькой шляпе с пером и весело болтала с соседкой.
— А вы? Вы забыли себя, — сказал Глан.
— О, лейтенант! — засмеялась она. — Я вдова землеустроителя, и у меня есть очаровательная дочь.
— Очаровательная — в этом нет сомнений. — Глан поцеловал руку соседки.
Уже подходили к острову.
— О-го-го! — раздался ликующий голос господина Мака, который догонял всю компанию на своей лодке.
Он стоял на носу в накрахмаленной манишке и держал в руке бутылку шампанского.
— Доктор, вы отвечаете за бутылки! — закричал он.
— Слушаюсь, мой генерал! — Доктор вскочил и отдал честь.
— А вы, лейтенант, устройте-ка нам хороший салют!
— Слушаюсь, мой генерал! — весело крикнул Глан и зарядил ружье.
При сходе компании на берег он с удовольствием дважды пальнул из обоих стволов. Все прокричали «ура!» и пошли по берегу вдоль бесконечных сушилен, увешанных вялящейся рыбой. Сушильщики кланялись, девушки рвали цветы, а полчище морских птиц стояло над ними, заполняя все своим гоготом.
Компания расположилась на лужайке, в соседстве бедной поросли белых березок. Корзины были распакованы, бутылки откупорены, лица раскраснелись.
Глан сидел в окружении милых девушек с букетом свежих цветов на коленях. Он невольно избегал смотреть на Эдварду и все же постоянно возвращался к ней. Она вместе с подружкой забавлялась тем, что кормила доктора пирожками, а тот, как добродушный медведь, терпеливо съедал один за другим. Мак с шумом откупорил очередную бутылку с шампанским.
— Ура! — прокричал доктор с набитым ртом.
— Говорят, у вас премилая сторожка, господин лейтенант? — кокетливо спросила одна из дочерей помещика.
— Да, она мне по сердцу. Заходите как-нибудь в гости, сударыня. Только я боюсь спутать вас с вашей сестрой.
— А вы прежде не бывали у нас на Севере? — спросила Глана соседка слева.
Подошел доктор с бокалом шампанского и сел рядом.
— Нет, но я уже люблю его. У вас чудесное лето. Оно подбирается ночью, когда все спят. Я подсматривал из окна. У меня в сторожке два окна.
— Давайте обменяемся цветами. Это приносит счастье. — Тонкая девичья рука протянула перед лицом Глана букет цветов.
— Да, спасибо вам! У вас красивый голос. — Глан встал и обернулся.
— Разве вы доктор? Я сказала «доктор». — Эдварда протягивала цветы вовсе не ему.
Доктор встал, высвободил из лацкана цветок львиного зева и с поклоном протянул Эдварде.
Глан засмеялся, как ему казалось, беспечно. Он был оглушен и унижен.
Эдварда взяла доктора под руку и повела его к соседней компании, где верховодил господин Мак.
Глан растерянно посмотрел на желтый букет, молча отдал его одной из как-то вдруг затихших близняшек и отошел в сторону.
Глан одиноко сидел на камне и смотрел, как доктор объясняет правила придуманной им веселой игры. Эдварда оживленно беседовала с молодым человеком. По острову разносился громкий смех.
Вдруг Глан встал и быстрым шагом подошел к компании.
— Минуточку внимания, всего одну минуточку, — объявил он. — Видите ли, мне вдруг подумалось, что вам будет интересно взглянуть на мою коллекцию мух. Мух, — повторил он внятно и достал коробку. — Едва не забыл про нее. Сделайте милость, посмотрите, тут и красные мухи, и желтые. Это очень интересно.
На мгновение все замолчали и посмотрели на Глана. Никто не прикоснулся к коробке. Наконец доктор протянул руку и вежливо сказал:
— Благодарствуйте. Так-так, поглядим, что это за штуки. Для меня всегда было загадкой, как делают этих мух.
— О, это совсем не трудно: я покупаю перья, крючки, воображаю себе муху и делаю ее. Они для рыбной ловли, но посмотрите: они не менее красивы, чем цветы. Не удивительно, что рыба предпочитает их настоящим мухам.
— А, тут и материалы! — сказал доктор. — Какие красивые перья.
— О боже, — сказала дама из пасторской усадьбы.
— Вам нравится? Возьмите их себе, — вскинулся Глан. — Приколите на платье, и на вас непременно кто-нибудь клюнет. Все китайцы едят мух, вы не знали?..
Дама изумленно смотрела на него.
Эдварда, казавшаяся совсем равнодушной, вдруг повернулась и склонилась над коробкой.
— Лучше всех зеленые. Дайте-ка их сюда, доктор. Они зеленые, а на солнышке золотистые. — Она взяла два пера и приколола к платью.
Остальные девушки сразу обступили доктора:
— И мне, доктор, и мне!
— Спасибо, доктор! — сказала Эдварда. — Это прекрасный подарок. Я буду хранить его всю жизнь.
Она порывисто шагнула к Глану, обхватила его шею руками и несколько раз поцеловала в губы. Глаза ее горели, шляпка сбилась набок. Все смотрели на нее.
— Что вы, госпожа Мак?.. — глухо сказал Глан. Он до того опешил, что голос не слушался его.
— Ничего, — ответила она. — Просто мне захотелось. Просто так.
Глан механически снял картуз и смотрел на нее.
Наконец кто-то догадался разрушить создавшуюся неловкость:
— Ну что же там ваша игра, доктор?
— Нет, лучше уж в горелки, — воскликнула одна из дочерей помещика.
— В горелки, в горелки! — оживилась молодежь.
— Мне подайте лейтенанта Глана! — отважно крикнула кокетливая близняшка. — Чтоб я еще за кем-то бегала?
— Нет, лейтенант Глан — мой, — негромко, но внятно сказала Эдварда.
— О черт, да замолчите же вы, наконец, — шепнул Глан.
Боль и недоумение отразились на ее лице, и она так жалко улыбнулась, что Глан невольно взял ее узкую руку в свою.
— Вам водить, Эдварда! — крикнул молодой человек, который беседовал с ней.
— Бегите! Бегите так, чтобы я не смогла вас догнать, — прошептала Эдварда.
К компании в прекрасном расположении духа вернулся господин Мак:
— Дамы и господа, наступил тот решительный момент, когда я должен сообщить вам, что я вынужден буду покинуть вас. Завтра я на месяц уезжаю в Россию…
Глан уже бежал.
Глан выбежал к сторожке и остановился, переводя дух.
Она стояла у входа, лицо у нее горело, глаза сияли.
— Вы ждали? — сказала она. — Я боялась, как бы вам не пришлось ждать.
Глан растерялся.
— Вы хорошо спали? — спросил он.
— Хорошо, — прошептала она, глядя на него.
— Кто-то ночью был возле моей сторожки. Я вставал и видел следы на траве.
Она подошла к нему и молча взяла за руку.
— Да, это я, — тихо сказала она и прижалась к нему. — Я ведь не разбудила вас, я ступала тихо-тихо. Я еще разок побывала с вами рядом. Я вас люблю.
Нещадно палило солнце. Глан и Александр с ружьями наперевес брели среди огромных тропических деревьев, обходя могучие папоротники и буйные лианы, преграждающие путь. Глан, как обычно, шел слегка впереди, время от времени отхлебывая из фляжки. Голова его была опущена, рубашка взмокла от пота, а мысли, похоже, были далеки от охоты. Меж стволов пробежала дикая курица.
— Глан, это ваша, стреляйте! — крикнул Александр.
— А? — спохватился Глан, вскинул ружье, но курок щелкнул вхолостую.
Александр выстрелил, но было уже поздно.
— Ну что же вы… — расстроился Александр.
— Не зарядил.
Глан виновато улыбнулся, вынул из ствола стреляную гильзу и как-то равнодушно, без прежнего азарта, вставил патрон. Александр обогнал его и пошел впереди.
Вдруг из бамбуковых зарослей, совсем рядом, раздался рык. Александр инстинктивно отшатнулся в сторону. Глан весь подался вперед, сделал два шага, быстро вскинул ружье и выстрелил с ходу.
Не успел Александр и ухом повести, как длинный хриплый рык перешел в сдавленный стон и затих.
Александр первым подбежал к убитому леопарду. За ним подошел Глан, на ходу перезаряжая ружье.
— Прекрасный выстрел, Глан! Наповал! — восхищенно воскликнул Александр.
— Плохой выстрел. Я целил в голову, — сказал Глан и разрядил ружье в голову леопарда.
Александр оторопело посмотрел на него.
Восхищенные туземцы окружили убитого леопарда. Они беспрерывно тараторили на своем языке. Магги присела и провела рукой по шкуре.
— Мы убили его еще утром, — рассказывал Глан. Он перевернул тушу и показал на дырку в боку. — Вот тут прошла моя пуля.
— Значит, мой господин попал в голову? — спросила Магги, имея в виду Александра, и кокетливо улыбнулась.
— Да, получается так, — улыбнулся Глан. — Твой господин молодец!
— Это правда, мой господин? — Магги радостно вскочила и повернулась к Александру.
Александр растерялся и издал неопределенный звук.
— Она опять жует, — улыбаясь, шепнул Глан.
Александр оттащил Магги в сторону:
— Магги, когда ты смотришь на других мужчин, я… я недоволен. Ты ни на кого не должна смотреть, кроме меня. Я — твой господин, — строго закончил он с ударением на «я».
— Да, мой господин — молодец, — по-детски улыбнулась она. — Магги сегодня придет к нему.
Изрядно набравшийся Глан сидел в окружении туземцев.
— …А потом подует ветер, зашумит листва, где-то громыхнет вдалеке, и сначала по капле, по капле, — Глан взмахнул рукой, — и вдруг сплошной стеной… А ты сидишь в тепле и слушаешь…
Глан замолчал. Где-то недалеко выли шакалы. Туземка принесла ему чашку с водкой.
— Налей еще всем! — крикнул Глан.
— У нас скоро сезон дождей, — сказал все время улыбающийся туземец.
— Э-э, да разве это дождь… А снега у вас нет! Знаете, что такое снег?
Туземцы покачали головами.
— С неба сыплется белый мягкий порошок и ложится на землю. — Глан встал. — Бывает, вот столько насыплет. Ветер подует, и его понесет, закружит… У-у-у — гудит вьюга. Выйдешь на улицу, а она хватает тебя за лицо, за руки, вот так.
Он присел и начал щипать Магги. Она весело смеялась.
— Нравится? — спросил Глан.
Александр побледнел и сжал зубы. Туземцы одобрительно кивали и улыбались. Дети принялись щипать друг друга.
— А ходят зимой на длинных палках, чтобы не провалиться, — продолжал Глан. — Они скользят по снегу, а с горы сами едут. Ты просто стоишь на них, а едешь быстрее, чем бежишь.
Туземцы качали головами. А один все улыбался.
Пошатываясь, Глан шел к гостинице. Александр поджидал его у входа. Было видно, что он волнуется.
— Глан, — окликнул он, — я хотел сказать вам, что если у вас это серьезно, то я отступлюсь, — сразу выпалил Александр и потупился.
— Вы это о чем? — не понял Глан.
— О Магги.
— О Магги? — с трудом соображал Глан. — Ах, это была Магги… Вот досада. Я не разобрал в темноте. Приношу свои извинения. Эти туземцы так похожи.
Он пьяно улыбнулся и пошел к двери. Александр поспешил за ним:
— Это, конечно, пустяки, но согласитесь, Глан, что на моем месте…
Глан остановился:
— Я бы всадил вам пулю на охоте. Случайно. Ха-ха-ха. Извините, Александр, я пьян.
Глан вошел в гостиницу.
Эзоп подбежал к сторожке, толкнул передними лапами дверь и прыгнул внутрь. На топчане, покрытом звериными шкурами, в сполохах красного света разгоревшегося очага сплелись тела Эдварды и Глана. Эзоп подбежал, встал передними лапами на край топчана и ткнулся носом в разгоряченное ласками тело Эдварды. Она вскрикнула.
— Ах, Эзоп. — Эдварда глубоко вздохнула и прижала к себе пса, как возлюбленного. Она разметалась на шкурах в сладостной истоме. Глаза ее светились счастьем.
Обнаженный Глан шевелил кочергой угли и подкармливал дровами ожившее пламя.
— Скажи, тебе нравится, как я себя веду? — спросила она. — Может, я чересчур много болтаю? Нет? Скажи мне, если что не так. Ты знаешь, иногда мне кажется, что это не может кончиться добром.
— Что? — спросил он, не оглядываясь.
Она перевернулась на живот, не отпуская Эзопа:
— Ну, у нас с тобой. Что это добром не кончится. Хочешь — верь, хочешь — не верь, а мне сейчас холодно. У меня спина холодеет, когда я прижимаюсь к тебе. Это от счастья?
— Да. — Он встал на колени рядом с Эзопом и грел дыханием ее спину.
— Ах, смилостивись, — изогнулась она, — у тебя дыхание, как у дракона.
Он посмотрел на ее затылок глазами, полными нежности. Потрескивали уголья, и отсветы играли на потолке.
— Что ты? — спросила она и повернула голову.
— Как хорошо ты это сказала: смилостивись… — прошептал он.
Залаял Эзоп.
Светало.
— Скажи, от кого ты ждешь письма на пристани? — Она стояла у окна, касаясь стекла кончиком носа.
— От женщины. — Он лежал на шкурах и смотрел на нее.
— А где она теперь?
— За границей.
— Не думай об этой даме, ладно? — Она развернулась к нему. — Я ни о ком не думаю, только о тебе.
Она порывисто шагнула к нему и упала в его объятия.
За окном бушевала гроза. Крупные капли колотили в стекло. Эдварда замерла на шкурах с закрытыми глазами, заложив руки за голову. Она вся тянулась вверх от восторга. Глан стоял перед ней на коленях, обхватив ее ноги руками и касаясь губами живота.
— О чем ты думаешь? — шептала она.
— Я не знаю, как благодарить тебя. Ты самая прекрасная девушка на земле, и ты отдаешь себя мне. Я не в силах охватить всего этого.
— Знаешь, что говорит про тебя одна моя подруга? — Эдварда опустилась на колени. — Она говорит, что у тебя взгляд зверя, и, когда ты на нее смотришь, она сходит с ума. Ты как будто до нее дотрагиваешься.
— Какая подруга?
— Я не скажу тебе. — Она ласково коснулась его глаз губами.
— Спасибо тебе, Эдварда. Ты слишком хороша для меня, но спасибо тебе за то, что ты меня не гонишь. Бог наградит тебя, Эдварда. Я сам не знаю, что ты во мне нашла, но я весь твой, каждой жилкой и всей своей бессмертной душою. Что с тобой? — Он осторожно снял с ее щеки слезинку.
— Нет-нет, ничего… Ты говоришь так непонятно… Что Бог наградит меня. Ты так говоришь, будто… Как я тебя люблю!
Под дождем с восторженным лаем кругами носился Эзоп.
Сквозь деревья на фоне моря мелькнуло светлое платье.
— Эдварда! — Глан шагнул прямо из-за деревьев и обнял ее.
— Ах! — Она вздрогнула от неожиданности. Эзоп радостно лизнул ей руку.
— Тебя нет уже четыре ночи!
— Тсс, — Эдварда быстро оглянулась, — нам нельзя на «ты». — Она мягко высвободилась из его объятий и оправила платье.
Глан увидел доктора. Доктор стоял вполоборота к ним, опершись рукой о большой камень, и искоса поглядывал в их сторону. Когда их взгляды встретились, доктор быстро отвернулся в сторону моря.
— Я думал, ты идешь ко мне!
— Мы занимались с доктором эти дни. Я совсем запустила занятия, — она сказала это по-светски легко. На Глана пахнуло холодом.
Он сделал шаг назад:
— Да-да, вам было некогда… Одним словом, вы переменились ко мне, Эдварда. Что-то случилось, но по вашему лицу я не могу понять, что. Какой у вас странный лоб, Эдварда! Я только сейчас это заметил.
— Я вовсе не забыла вас. — Эдварда покраснела и погладила его руку. — Нет-нет.
— Завтра? — Глан снова потянулся к ней.
— Нет, завтра нет, — ответила она. — Завтра я устраиваю праздник. — Она засмеялась. — Хотела сделать тебе сюрприз, но вижу, лучше сказать сразу.
— Тогда сейчас. Проводи меня, Эдварда.
— Нет, сейчас я не могу. У меня еще столько хлопот с завтрашним днем… Вот и доктор обещал мне помочь. — Она улыбнулась извиняющейся улыбкой.
— Да, конечно. — Глан вдруг повернулся. — Здравствуйте, доктор! — громко крикнул он, снял картуз и поклонился, улыбаясь излишне радушно.
Доктор поспешно обернулся и поклонился в ответ, как-то неловко сняв шляпу.
— До свидания, господин лейтенант, — сказала Эдварда. — Завтра я вас жду. Пойдемте, доктор.
И они пошли вниз в сторону поселка. Глан смотрел им вслед. Залаял Эзоп. Эдварда обернулась.
Глан вышел к сторожке. Эзоп встретил его радостным лаем. На пороге стояла девушка в белом платке и дула себе на палец.
Это была Ева, дочь кузнеца.
— Здравствуй, Ева! Что с тобой? — спросил Глан.
— Эзоп укусил меня, — сказала она и потупилась.
— Эзоп укусил? — недоверчиво переспросил Глан, быстро взглянул на радостно прыгающего вокруг них Эзопа и взял ее руку. Она сама укусила себя.
Глан внимательно посмотрел на нее. Ева покраснела и стыдливо опустила глаза.
— Боже мой, — пробормотал Глан. — И долго же ты дожидалась?
— Нет, недолго, — тихо-тихо ответила она.
— Ну, пойдем скорее. — Глан взял ее за руку и ввел в сторожку. Эзоп вошел следом, и дверь затворилась.
Стемнело так, что пришлось зажигать свечи. Все танцевали, и было весело. Близняшки играли на фортепиано в четыре руки, а потом их сменил заезжий коммерсант и заиграл так, будто у него их было шесть.
Глан сидел на стуле в своей обычной лесной одежде и чувствовал себя неловко. Он неотрывно смотрел на Эдварду, которая летала по залу, меняла партнеров и почти непрерывно смеялась.
— Эдварда! — позвал Глан, когда она в очередной раз пробегала мимо.
Но раскрасневшаяся Эдварда лишь улыбнулась ему, слегка замедлив шаг.
— Отчего вы не танцуете, господин лейтенант? — весело спросила кокетливая близняшка, одна из дочерей помещика Лехтовена.
— Извините, сударыня, мне уже пора. — Глан встал. — Мой пес Эзоп один в сторожке, он ждет меня… — Он не нашелся, что бы еще сказать, неловко повернулся и пошел к выходу.
В прихожей его нагнала Эдварда.
— Зачем вы так? — сказала она с упреком. — Я не забыла вас, я просто понадеялась, что вы уйдете последним — самым последним.
— Однако же нам надо объясниться…
Она взяла его руки в свои и проговорила с мольбой:
— Только не сегодня, не сейчас. Мне так грустно. Боже, как вы глядите на меня! Вы же были мне другом…
— Но я… — Мысли Глана мешались.
— Не надо. — Она коснулась пальцами его губ. — Я никогда не училась музыке, — сказала она, склонив голову туда, откуда доносились звуки вальса. — Ах, если б только я умела играть…
Сердце Глана метнулось к ней:
— Отчего вы так грустны, Эдварда? Может быть, я помогу вам?
— Сама не пойму. Так, все вместе, должно быть. — Она подошла к окну. — Не будет никого счастливее меня в тот день, когда я ступлю на палубу парохода и уплыву отсюда!
— Вы хотите уехать?
За стеной вальс сменился бурным танцем. Визг и хохот мешались с музыкой.
— Ушли бы они поскорее, все до единого, — выдохнула Эдварда. — Только не вы, нет-нет! — Она порывисто прикоснулась к нему. — Помните, вы уйдете последним!
И она побежала в залу. Глан поплелся следом.
Доктор пел романс под аккомпанемент коммерсанта.
— Я и не знала, что у него такой чудесный голос, — сказала дама своей соседке.
— Да, жаль, что он уезжает, нашему обществу его будет не хватать.
— Как? — ворвался в их разговор Глан. — Доктор уезжает? Когда?
— Когда?.. — Дама испуганно посмотрела на Глана. — Я, право, не знаю. Вот давеча говорили что-то…
Аплодисменты и восторженные возгласы выручили даму. Она поспешила отойти в сторону.
Улыбающийся доктор принимал поздравления, когда подбежала Эдварда, бросилась ему на шею и несколько раз поцеловала в губы.
Глан вышел.
Он сидел за деревом и смотрел, как гости спускались с крыльца, как отъезжали коляски, как господин Мак махал с балкона, как белое платье Эдварды мелькало на веранде… Последним простился доктор.
И тогда он вошел.
В первую минуту Эдварда даже растерялась:
— Ах, вы тут. Как мило, что вы всех переждали. Но я умираю от усталости.
— Да, вам пора ложиться. Надеюсь, сон разгонит вашу грусть, — холодно сказал Глан.
— О да, я высплюсь, и все пройдет. Спасибо, что пришли.
Глан взял ружье, Эдварда подала ему картуз.
— Не затрудняйтесь, — сказал Глан, — я сам.
Надевая картуз, он уставился в одну точку и почему-то не выходил.
Эдварда проследила направление его застывшего взгляда.
В углу стояла палка доктора.
Эдварда смешалась.
— Ваша палка. Не забудьте свою палку, — выпалила она и сунула палку ему в руки.
— Нет. — Глан бережно поставил палку на место. — Это палка доктора. Не пойму, как хромой мог позабыть свою палку.
— Хромой! Хромой! — крикнула она с горечью. — Вы-то не хромаете. Куда! Но если бы вы даже и хромали… Все равно, все равно вы не стоите его!..
— До свидания, госпожа Мак. Счастливого пути.
По узкой тропинке, хромая, спешил доктор.
Глан встал на его пути и приподнял картуз.
Доктор ответил тем же.
— Я вам не кланялся, — сказал Глан.
Доктор отступил на шаг, вглядываясь в его лицо:
— Не кланялись?
— Нет.
Повисла напряженная пауза.
— Ну ладно, мне это безразлично, — побледнев, сказал доктор и попытался пройти.
Тогда Глан вытянул перед ним ружье, как перед собакой, и закричал:
— Гоп! Гоп! Гоп!
Плотно сжав губы, доктор смотрел под ноги, затем вдруг быстро взглянул на Глана.
— Ну зачем же вы так? — тихо и как-то по-доброму спросил он.
Глан выпрямился и молчал.
Доктор сделал шаг вперед и взял его за руку повыше локтя:
— Что-то с вами неладно. Сказали бы мне, может быть, я…
Стыд захлестнул Глана.
— Простите меня, доктор! — выкрикнул он. — Ну что со мной может быть неладно? Эдварда ждет вас, только поторопитесь. Правда, поторопитесь… что же вы стоите!
Глан повернулся и пошел прочь.
Глан сидел на топчане напротив двери в точности как вошел, с сумкой через плечо, с ружьем в руке, и смотрел в пустоту. Потом бессмысленно огляделся, как бы впервые увидел ружье, взвел курок, встал посреди комнаты, приставил дуло к левой лодыжке и нажал спуск. Пуля прошла, стушив, и впилась в пол. Эзоп коротко, испуганно залаял. Глан снова сел.
В дверь постучали. Глан не ответил. Стук повторился, и дверь распахнулась. Это был доктор.
— Извините, что я вторгаюсь. — Он вошел со света и тщетно, пока не привыкли глаза, пытался хоть что-то разглядеть в полутьме сторожки. — Вы так поспешно ушли, а ведь нам не мешало бы поговорить. Тут как будто пахнет порохом?
— Видели ли вы Эдварду? — спросил Глан.
— Я взял свою палку. Эдварда уже легла… Что это? О Господи, да у вас кровь?
— Пустяки. Я ставил ружье, а оно выстрелило. Сущие пустяки. Черт побери, да отчего же это я должен перед вами тут отчитываться? Значит, вы взяли палку?..
Доктор неотрывно смотрел на простреленный сапог и стягивал перчатки. Затем наклонился и приподнял простреленную ногу.
— Сидите-ка тихо, надо снять сапог. То-то мне показалось, что я слышу выстрел.
Стоял теплый летний день. В окно сторожки втекал один большой солнечный луч и падал на топчан, на котором полулежал Глан.
— Заживет как на собаке. Извини, Эзоп, другого сравнения не подберу. — Доктор накрыл одеялом ногу Глана.
— Эзоп иногда лижет мне рану, и я чувствую, как стихает боль, — признался Глан.
— А все-таки я сделаю вам еще порцию своей болтанки, — сказал доктор, присаживаясь к столу.
Он высыпал в плошку порошки и, подливая воду, начал помешивать состав.
— Да, а что же вы не уехали, доктор? — как будто невзначай вспомнил Глан.
— Уехал? Куда? Впрочем, я давно уже собираюсь по делам в Гельсингфорс, да все никак… А почему вы спрашиваете?
— А скажите, доктор, какого вы мнения о госпоже Эдварде? Мне это интересно.
— Какого я о ней мнения?
— Да. Может быть, случилось что-нибудь новенькое, ну, например, вы посватались и получили согласие? Вас поздравить? Нет? Ну да, так я вам и поверил, ха-ха-ха.
— Ах, так вот чего вы боялись!
— Боялся? Доктор…
— Нет, я не сватался и не получал согласия, — серьезно начал доктор. — К Эдварде не сватаются, она сама берет, кого захочет. Семнадцатилетняя девчонка, не правда ли? А вот вы попробуйте только повлиять на эту девчонку, так она у вас всякую охоту отобьет. Вот, к примеру, она говорит, что у вас взгляд зверя…
— Тут вы ошибаетесь, это другая так говорит, — легко перебил его Глан.
— Другая? Кто?
— Н-не знаю. — Глан смутился.
— Так вот, и, когда вы на нее смотрите, это-де так-то и эдак-то на нее действует… Но, думаете, это хоть на волосок вас к ней приближает? Ни чуточки. Как только она почувствует себя в вашей власти, она тотчас же взглядом или словом отшвырнет вас за тридевять земель. Я ее хорошо изучил. Как по-вашему, сколько ей все же лет?
— Вы же сами сказали — семнадцать. И она так говорила.
— Враки. Я, забавы ради, проверил. Ей двадцать лет, ее это тревожит. Когда она стоит и смотрит на море, на скалы, у нее такой скорбный рот. Видно, как она несчастна. Но она слишком горда и упряма и ни за что не расплачется.
— Неужели никому с ней не сладить? — насмешливо спросил Глан.
— Ее нужно воспитывать, — ответил доктор уклончиво. — Она избалована, окружена вниманием. Всегда под рукой есть кто-то, на ком можно проверять свое могущество. Я взял с ней тон учителя. До того как появились вы, я почти год ее воспитывал, наметились кое-какие перемены, она стала плакать, когда ей больно, стала похожа на человека. Но вот появились вы, и все пошло насмарку. Вот так. Один теряет терпение, тогда за нее принимается другой, после вас, очень может быть, появится третий…
— Ого! Должен ли я помочь вам в воспитании Эдварды? — в прежнем тоне сказал Глан.
Но доктор как будто и не услышал его.
— Вот вы говорите — неужели никто с ней не сладит? Отчего же? Она ждет своего принца, его все нет, она ошибается вновь и вновь. Она и вас приняла за принца, у вас ведь взгляд зверя, ха-ха! Эх, вам бы захватить сюда мундир, он бы пригодился. Нет, отчего же никто с ней не сладит? Я видел, как она мучается в ожидании того, кто бы пришел, взял ее, увез, владел бы ее душой и телом. Да. Но он должен появиться неизвестно откуда и быть непременно не как все люди. Вот я и полагаю, что господин Мак снарядил экспедицию. Это его путешествие неспроста! Господин Мак однажды уже отправлялся в подобное путешествие и вернулся в сопровождении некоего господина…
— Вот как… — заинтересовался Глан.
— Да, но он оказался непригодным, — горько усмехнулся доктор. — Это был человек средних лет и хромой вроде меня.
— И куда же он уехал? — глядя на доктора, спросил Глан.
— Уехал? Не знаю. Да это и не важно. — Доктор встал. — Через неделю вы уже сможете ступать на больную ногу.
— Простите мой нескромный вопрос, доктор: а что с вашей ногой?
— Меня ранили во время Крымской кампании.
Он поклонился и вышел.
Глан сидел на скамье и чистил ружье. Мягкий утренний свет втекал через открытую дверь сторожки, в дальнем углу которой прачка, плотная женщина с круглым добрым лицом, выгребала из очага угли. Закончив, она взяла ведра и вышла.
— Лейтенант Глан болен? — послышался взволнованный голос Эдварды.
— Да он уже почти поправился, — ответила прачка.
Глан замер.
Она вбежала и встала в дверном проеме, неотрывно глядя на Глана. Он тоже встал, бестолково сжимая ружье. Вдруг все сделалось как прежде.
— Что же ты встал, сядь! Ведь у тебя ранена нога, ты ее прострелил? Господи боже, как же это ты? А я только сейчас узнала. Я все думала: что это с ним, он совсем пропал. Вы ранены, а мне никто и слова не сказал! И доктор молчал… До чего же ты бледный, тебя просто не узнать! А нога? Ты будешь хромать? Доктор говорит, ты не будешь хромать. Какой же ты милый, что не будешь хромать, слава богу! Прости, что я так ворвалась, я волновалась за тебя… — Она стояла против света, и Глан плохо видел ее лицо.
— Это вот как получилось, — взволнованно бормотал он, — я ставил ружье в угол, я неправильно его держал, вот так, дулом вниз, и вдруг выстрел… Несчастный случай.
— Да-да, несчастный случай. И прямо в ногу. Ведь это левая нога? — вдруг спросила она.
— Ну да, понятно, левая, — смутился Глан. — Раз я держал ружье вот так, значит, никак не мог попасть в правую.
— Бедный, бедный Глан, мне так жаль тебя…
Звеня ведрами, показалась прачка. Пропуская ее, Эдварда ступила внутрь сторожки, и Глан увидел ее лицо: в глазах еще стояли слезы.
Он весь подался к ней.
— Эдварда… — только и сказал он.
Прачка шумно поставила воду.
— Спасибо, Марта, приходи завтра.
— Хорошо, я вот только белье возьму. — Она взяла узел и вышла, попрощавшись.
Эдварда огляделась.
— А здесь все так же, — не то с грустью, не то разочарованно сказала она.
— Да, все по-прежнему, — еще ожидая чего-то, ответил Глан.
— А вам идет эта куртка. И эта взъерошенность. Вы как Робинзон. Так, значит, вы поправляетесь? Отчего же вы не послали к нам за едой? — Эдварда говорила уже вполне спокойно, светски. — Как же вы жили?
— Я жив, как видите, — холодно сказал Глан.
— Вот вы и рассердились. — Она повернулась к окну и смотрела на далекую черту горизонта. — Один дает мало, но и это для него много, другой отдает все, и это ему нисколько не трудно: кто же дал больше? А вы приуныли за время болезни, — она повернулась к нему. — Ну, выздоравливайте же поскорее. Всего доброго.
Глан поклонился и сказал:
— Простите, что не могу вас проводить.
Яркими цветами встретила Глана природа. Он бежал по лесу, слегка припадая на левую ногу, и восторженно кричал. Ему вторило эхо.
Радостно лаял Эзоп.
Они плыли на лодке вдоль прибрежных скал. Глан смотрел по сторонам и улыбался. Кричали чайки.
Они вышли на поляну, и Глан, раскинув руки, повалился в высокую траву. Эзоп лизнул его в лицо. Глан засмеялся.
Он открыл глаза. Радом, почти склонившись над ним, сидела Ева.
Неподалеку лежала вязанка дров.
— Я собирала дрова… Вы только не подумайте… — Она запнулась.
— Что не подумать, Ева? — Глан улыбнулся.
— Просто я шла мимо… — Она смутилась и опустила глаза.
Глан привлек ее к себе, и она зажмурилась от счастья.
Глан стоял на скале и смотрел на маленький черный пароход, одиноко пыхтящий далеко внизу, потом повернулся и неторопливо начал спускаться.
Когда пароход пришвартовался, Глан уже стоял на пристани в толпе встречающих и зевак.
— Господин лейтенант, вам письмо, — радостно сообщил почтарь.
Глан взял его и, не глядя, сунул в карман.
— Вот, возьмите. Я пишу здесь, чтобы мне выслали мундир. — Глан протянул почтарю конверт. — Как вы думаете, поспеет к следующему рейсу?
— Очень может быть, что и поспеет, а не поспеет, так уж следующим обязательно доставим, — весело ответил почтарь.
Окруженный кучкой встречавших его приказчиков, на пристань сошел господин Мак в неизменных остроносых башмаках и манишке с булавкой. Рядом с ним шел невысокий, но с хорошей осанкой человек лет сорока, с выдающимися скулами и черной бородкой на длинном узком лице и острым взглядом за сильными очками. Господин Мак был весьма предупредителен со своим спутником, и часть этого радушия досталась Глану.
— А, господин лейтенант! — воскликнул господин Мак.
— С благополучным возвращением, господин Мак, — поклонился Глан.
— Благодарю, благодарю, господин лейтенант. Позвольте представить, лейтенант Глан. Барон Радлов.
— Весьма польщен, господин лейтенант. — Голос барона был глуховат, но приятен.
Вниманием господина Мака завладел приказчик: он что-то докладывал хозяину на ухо.
— Моя дочь просит извинить ее за то, что не может встретить нас. Она слегка нездорова, — сказал господин Мак. — Извините меня, господа, я распоряжусь багажом.
И он оставил Глана с бароном. Они сошли с пристани и прогулочным шагом пошли вдоль берега. Оба молчали, как будто были давно знакомы. В этом была странность, но барон, похоже, ее не замечал, а Глан не мог ни уйти, ни заставить себя начать разговор.
Вдруг барон резко, как под пулей, нырнул вниз. Глан опешил. Барон медленно распрямился — в руке он держал камень.
— Очень, очень интересный экземпляр, — пробормотал он.
— Этот камень упал с горы. Здесь иногда бывают такие неприятности, — сказал Глан, с интересом глядя на барона.
Барон закинул голову и внимательно посмотрел вверх:
— Вот видите как, господин лейтенант, — для всех неприятности, а для меня находка.
— Поздравляю, господин барон. Надеюсь, эта находка не будет единственной.
— Вот это было бы действительно неприятностью, — рассмеялся барон.
— Господин барон! — раздался голос господина Мака. Он энергично, почти бегом, но не теряя достоинства, догонял их. — Господин барон, все готово. Оцените внимание моей дочери: несмотря на недомогание, она все же пришла встретить нас. Очень легкомысленный поступок, но сердечный. — Он перевел дух.
Глан оглянулся. Эдварда стояла у кареты, кутаясь в шаль. Барон тоже внимательно посмотрел на нее.
— Прощайте, господа! — сказал Глан.
— Всего доброго, господин лейтенант.
Господин Мак взял барона под руку и повел. Глан услышал:
— Не помню, рассказывал ли я уже господину барону, что вот эта самая булавка досталась моему деду от самого Фридриха Вильгельма Третьего…
Глан услышал голоса и подошел к окну. По тропинке мимо сторожки шли Эдварда и барон и оживленно беседовали. Поравнявшись со сторожкой, Эдварда вдруг порывисто обняла барона и поцеловала в губы. Барон смутился и поправил шляпу.
Глан отошел от окна и сел. Подошел Эзоп и ткнулся мордой в колени.
— Ничего, Эзоп, ничего, — сказал Глан и положил руку ему на голову.
По дороге к мельнице, что тянулась вдоль реки, медленно двигалась телега, груженная зерном. На телеге сидела Ева и держала вожжи. Господин Мак шел рядом и что-то говорил, а потом взял Еву за руку. Она опустила глаза, но руки не отняла. Господин Мак молодецки запрыгнул на телегу и обнял ее за плечи. Ева вся сжалась и молчала, опустив голову. Мельник заранее вышел навстречу и кланялся, держа шапку в руке. Глан стоял за деревьями и смотрел.
Он стоял высоко на скале, держась за выступ. Фигура его отчетливо вырисовывалась на фоне неба.
Далеко внизу медленно правила к острову одинокая лодка.
Погода испортилась, и накрапывал дождь. Глан спустился к пустынной пристани.
Из лавки с большой черной вывеской «Мак. Торговля солью и бочонками» вышел приказчик. Он куда-то спешил.
— Когда ждут почтового парохода? — крикнул Глан.
— Недели через две, не раньше — ответил приказчик и поспешил было дальше.
— Мне выслали мундир! — крикнул Глан.
Приказчик замедлил шаг и почтительно улыбнулся.
— Как торговля у господина Мака?
— Разрастается. Вот, еще один склад будем строить. — Приказчик остановился.
— А что господин барон? Все живет у вас?
— Да, каждое утро выходит в море, изучает морские окаменелости.
Глан кивнул. Поняв, что разговор окончен, довольный приказчик повернулся и поспешил по своему делу.
Раздался выстрел, и птица упала в траву. Глан поднял ее и пошел к лодке. Еще одна висела у него на поясе. Глан оттолкнул ялик и сел на весла.
— Эзоп, — крикнул он.
На дне было полно рыбы.
На пристани он встретил кузнеца. Уже темнело. Кузнец снял шапку.
— Ты домой, Арво? — спросил Глан.
— Я в кузню. Господин Мак задал мне работу до позднего вечера.
Глан кивнул и, забросив на плечо мешок с рыбой, быстро пошел в гору.
Ева была одна. Когда вошел Глан, лицо ее просияло.
— Я пришел только одним глазком на тебя взглянуть, — сказал Глан. — Ты знаешь, у меня последнее время душа была не на месте, и вдруг я понял, что скучаю по тебе.
Он прислонил ружье к стенке и сбросил с плеча мешок.
— Ты слыхала, как я звал тебя ночью?
— Нет, — испугалась Ева и отложила шитье.
— Господи, до чего же ты у меня хорошая, Ева! — Глан опустился на колени перед скамейкой и взял ее руки в свои. — У тебя такой красный рот, сегодня особенно. И ножки твои красивее, чем у Эдварды. Сама погляди.
Глан приподнял ей юбку, чтобы она посмотрела на свои ноги. Радость ударила ей в лицо. Она обхватила руками голову Глана и прижала к себе. Они замерли.
— Отчего ты дрожишь? Тебе холодно? — шепотом спросила Ева.
— Я день и ночь думаю о тебе, Ева, день и ночь, день и ночь, радость ты моя… Ты знаешь, на днях я видел приезжего барона с одной дамой… я все думал, на кого же он похож… и вдруг понял — на морскую окаменелость. Я, как понял это, тут же расхохотался… Тебе не смешно?
— Нет, это, верно, и правда весело, — Ева старательно засмеялась, — только я ведь не могу понять этого так, как ты.
Глан замолчал, взгляд его блуждал где-то в себе.
— Давай совсем не будем разговаривать, просто так посидим, — сказала Ева и погладила Глана по волосам, по глазам.
— Добрая, добрая ты душа! — прошептал Глан. — Я чувствую, что люблю тебя все сильней и сильней. Я возьму тебя с собой, когда уеду. Вот увидишь. Ты поедешь со мной?
— Да, — сказала она.
Глан едва различил это «да», скорее почувствовал, угадал по дыханию, по руке на своих волосах. Он поднял глаза: слезинка сбегала по щеке. Ева улыбнулась. Во дворе залаял Эзоп. Глан крепко сжал ее в своих объятиях.
Скрипнула дверь. Ева вздрогнула. Глан оглянулся.
В дверях стоял господин Мак. Он побледнел и плотно сжал и без того тонкие губы.
— Так-так, — не своим голосом сказал он.
Глан поднялся с колен.
— Я к вашим услугам, — сказал он и поклонился.
— Да-да, вот вас-то мне и надо, господин лейтенант. — Господин Мак быстро взял себя в руки. — Я принужден вам напомнить, что начиная с первого апреля и вплоть до пятнадцатого августа запрещается стрелять в расстоянии менее версты от мест, где гнездятся гагары. Вы пристрелили сегодня на острове двух птиц. Вас видели, мне передали.
— Да, я убил двух чистиков, — растерялся Глан.
— Два чистика или две гагары — значения не имеет. Вы стреляли там, где стрелять запрещено.
— Признаю, — сказал Глан, — я не сообразил.
— Но вам следовало бы сообразить, — холодно сказал господин Мак.
— Я и раньше стрелял из обоих стволов на этом самом месте. Это произошло во время прогулки к сушильням, когда вы лично попросили меня устроить салют.
— То дело другое, — отрубил господин Мак.
— Ну так, черт побери, вы прекрасно знаете, что вам теперь делать!
— Очень даже знаю. — Господин Мак развернулся и вышел.
Глан вышел следом, остановился и запрокинул голову. Шел теплый дождь.
И снова налетела буря. Исчезли птицы. Далеко внизу вскипало и падало море. Косая стена дождя закрыла горизонт.
Глан сидел, укрывшись за выступом скалы, и смотрел.
— А помнишь, Эзоп, мы сидели так же весной…
Услышав свое имя, Эзоп взвизгнул и беспокойно посмотрел на хозяина.
У сторожки, раскрыв свой смешной зонтик от солнца, их ждала Эдварда. Ее одежда промокла насквозь и липла к телу. Она метнулась было к Глану, но остановилась. Он молча прикоснулся к картузу и поклонился.
— Сегодня мне нужно от вас только одно, Глан. — Она волновалась, стараясь говорить сдержанно. — Я слыхала, вы были у кузнеца. Вечером. Ева была дома одна…
Глан молчал.
— Я за вами не шпионю! — крикнула она. — Я узнала об этом вчера. Вечером я вернулась домой, и мне рассказал отец.
— Ева и тут бывала, — тихо сказал Глан.
— Тут? В сторожке?
— Не раз.
— И тут! — Эдварда задрожала и опустила зонтик.
— Раз уж вы взяли на себя труд входить в мои дела, то я позволю себе порекомендовать вам доктора. Ведь ваш граф никуда не годится…
— Да он в тысячу раз лучше вас! Вы не стоите его! Он воспитан! Он умеет вести себя! Он не колотит чашек и ламп! А вы смешны. Всякую минуту вы можете выкинуть любую гадость! — зло кричала Эдварда. Она совсем закрыла зонтик, и капли стекали по лицу, рот скривился, как у больной. — Вот пускай Ева за вами и смотрит! Жаль только, что она замужем.
— Ева? Вы говорите, Ева замужем? — Казалось, Глан не понял, до того неожиданно это прозвучало.
— Сами знаете. Ева жена кузнеца!
— Разве она не дочь его?
— Уж не думаете ли вы, что я лгу? — Видя его растерянность, она натянуто засмеялась. — Так что поздравляю вас с удачным выбором!
— И я поздравляю вас. Ваш герцог — замечательный человек, вот только лыс и слегка подслеповат. Но, главное, принц не женат. Непонятно, правда, почему…
— Да, я пойду за него замуж, я день и ночь буду думать о нем. Он замечательный. Я люблю его! Запомни, что я сказала: я люблю только его. Пускай приходит твоя Ева, о господи, пускай ее приходит, до чего же мне это все равно… Мне бы только поскорей уйти отсюда…
Она побежала по дорожке, обернулась, белая как полотно, и простонала:
— И не смей больше попадаться мне на глаза!
У двери в сторожку скулил промокший Эзоп, но Глан не трогался с места.
А дождь все лил и лил.
Александр брился в своей комнате. Как и обычно, стояла нестерпимая жара. Абсолютно голый, он стоял перед маленьким зеркалом и напевал. Было не утро и не вечер — середина дня, но Александру захотелось побриться, и он брился.
В поле его зрения попал Глан с ружьем. Он стоял на краю поселка, что ближе к лесу, активно жестикулировал и отдавал какие-то команды. Слов было не разобрать. Потом прижал приклад к плечу и прицелился.
Напевая, Александр сместился к другому окну, чтобы увидеть: во что?
— О боже!
У плетеной изгороди стояла хохочущая Магги с кокосом на голове. Грудки ее подрагивали. По обе стороны стояли два мальчишки, тоже с кокосами. Александр быстро перебежал к первому окну: сомнений не было, Глан целил в них.
Александр бросился было к двери, но, сообразив, в каком он виде, побежал обратно к окну, на ходу хватая штаны.
— Глан! Глан, перестаньте! — отчаянно закричал он в окно.
Но Глан, очевидно, не услышал.
Александр судорожно натягивал штаны, когда раздался выстрел. Он рванулся к окну, но упал.
— О господи! — Он сел, провел рукой по лицу, растерянно посмотрел на пену, вскочил, схватил рубашку и выбежал из комнаты.
То, что он увидел, выскочив из-за хижин, привело его в еще больший ужас: Магги целилась в улыбающегося Глана с кокосом на голове.
— Выше! — командовал Глан. — Теперь ниже! Еще ниже…
Магги прыскала и никак не могла совладать с прицелом.
Любопытные туземцы, побросав дела, стягивались к ним.
Краем глаза Глан заметил бегущего к ним Александра и скомандовал:
— Огонь!
Выстрел — и кокос на его голове разлетелся вдребезги.
— О! — воскликнула Магги, не веря глазам и задыхаясь от восторга.
Мальчишки визжали от радости.
Глан тоже хохотал, стирая с висков кокосовое молоко.
Быстро подошел растрепанный Александр в расстегнутой рубашке со следами пены на лице, молча взял Магги за руку и потащил за собой. Она весело оглянулась на Глана и легко пошла, с любопытством поглядывая на Александра.
Глан равнодушно проводил их взглядом и сел катать с мальчишками кокосы.
Качая головами, туземцы расходились.
Александр какое-то время молча тащил беззаботную Магги, потом воскликнул:
— А если бы ты его убила?
— О! — ужаснулась она и прыснула.
— Послушай, Магги, зачем ты играешь с ним?
Она не ответила.
— Ты же мне обещала! Он что, нравится тебе?
— Да! — Магги снова оглянулась…
— Он тебе нравится больше, чем я?! — совсем растерялся Александр.
— Да, — просто сказала она.
Александр остановился перед ней. Как она была хороша!
— Зато ты ему не нравишься, Магги, — сказал он, всеми силами стараясь сохранить спокойствие и наставительный тон. — Ты для него просто дикое животное. Он смеется: «Что это она все время жует да жует, как ослица?»
Магги не поняла.
— Понимаешь, ты все время что-нибудь жуешь. Мне это даже нравится, но у нас это считается диким и неприличным.
— О! — Она по-настоящему рассердилась.
Александр вздохнул чуть легче.
— Он любит другую женщину, — быстро заговорил он, — очень знатную. Она живет далеко на севере, в большом городе. Видела у него письмо? Он скоро поедет к ней.
Магги слушала очень внимательно.
— Магги, — сказал Александр просто и твердо, — ты будешь моей навеки, хочешь? Я все обдумал: ты поедешь со мной, когда я буду уезжать, я возьму тебя в жены, слышишь? Мы вместе поедем ко мне на родину и будем там жить. Ну как?
Не веря своим ушам, она бросилась к нему на шею.
— И каждый год мы будем приезжать сюда, чтобы ты не соскучилась, — уже весело продолжал Александр. — А, Магги? — Он закружил ее и положил на траву. — Ты согласна?
— О да, да, да, мой господин! — упоенно прошептала она. — А Глан тоже с нами поедет?
— Нет, — быстро ответил Александр. — Он не поедет с нами. Ты жалеешь?
— Нет-нет, я рада. Я поеду с тобой.
И она закрыла глаза, воображая прекрасные картины будущей жизни. Александр с любовью смотрел на раскинувшуюся перед ним красавицу Магги.
Темнело. Глан пил возле домика вдовы вместе с ней, ее дочерьми и несколькими туземцами. К костру подошел Александр. На лице его блуждала счастливая улыбка. Он молча сел и так же молча взял чашку из рук вдовы. Он думал о своем.
— А! — заметил его Глан. — Наконец-то вы пришли всадить в меня пулю.
— Почему вы так решили, Глан?
— Потому что вы ревнуете, как суслик.
— Как суслик? — удивился Александр.
— Или как обезьяна.
— Напрасно вы стараетесь задеть меня, Глан. Во-первых, вы благородный человек, и вам это не идет. А во-вторых, я сегодня счастлив и не стану убивать вас. — Он захохотал, подчеркивая глупость такой идеи.
Глядя на него, туземцы заулыбались.
— Жаль, — мрачно сказал Глан и замолчал.
Александр подсел ближе и сказал:
— Глан, я сделал предложение Магги, и она согласилась.
Глан внимательно посмотрел на Александра и отвернулся:
— Простите меня, Александр. Я опять наговорил глупостей.
— Послушайтесь меня, Глан, поезжайте домой. Ведь вас там ждут. И вы любите ее…
— Тост! — объявил Глан, поднимаясь. — Я хочу выпить за все царства мира и за всех хорошеньких женщин, замужних и незамужних, ближних и дальних. За женщин! А за любовь пусть пьют суслики…
Глан и Александр брели домой по ночному поселку. Александр незаметно поддерживал шатающегося Глана. Тот оттолкнул его и пошел сам.
Возле входа в гостиницу сидела Магги. Завидев Глана, она подбежала к нему и радостно крикнула:
— Я больше не жую, смотри! Ни перьев, ни денег, ни бумажек!
Он едва глянул на нее и вошел в гостиницу. Заскрипела лестница — он поднимался к себе на второй этаж.
Александр был вне себя. Он схватил Магги за руку.
— При чем здесь Глан? Ты перестала жевать, потому что ты едешь со мной! Так или не так? — закричал он.
— Да, — испугалась Магги. — Я просто так ему сказала. Я перестала жевать из-за тебя.
— Ну ладно, пойдем. — Александр уже сожалел о своей несдержанности.
Магги замялась. Она все еще опасливо поглядывала на Александра, потирая руку.
— Через три дня мы уже уезжаем. А завтра, когда спадет жара, ты придешь, и мы отпразднуем обручение.
Магги снова заулыбалась и пошла за ним.
Вокруг костра танцевали туземцы.
Эзоп подбежал к сторожке, толкнул передними лапами дверь и вбежал внутрь. На топчане, в сполохах света разгоревшегося очага, сплелись тела Глана и Евы. Эзоп подбежал, встал передними лапами на край топчана и ткнулся носом в разгоряченное ласками тело Евы. Она порывисто вдохнула, как всхлипнула.
— Боже мой — ты замужем, Ева? — Глан опустился на колени возле топчана.
— Да, а разве ты не знал? — Она тронула его волосы.
— Нет, я не знал. — Он смотрел мимо нее.
Она молча стиснула его руку.
— Что же нам теперь делать, дитя мое?
— Что хочешь. Ты ведь еще не едешь. Пока ты тут, я и рада.
— Нет, Ева.
— Да-да, только пока ты тут!
Она жалко улыбнулась и сильнее стиснула его руку.
— Давай я погрею тебе спину, — сказал он.
Она перевернулась на живот, и он грел дыханием ее спину.
Она стояла у окна, касаясь стекла кончиком носа. Он лежал и смотрел.
— Я уже замерзла, — робко сказала она.
— Ну ладно, иди ко мне, девочка моя.
Она подбежала к топчану и легла рядом. Он обнял ее, и она тихо замерла, прижавшись к нему.
— Ева, у тебя руки в ссадинах… Это господин Мак?
— Он переменился к нам, заставляет мужа работать день и ночь. И мне задает мужскую работу… Но это ничего.
— Отчего он так?
Ева опустила глаза.
— Отчего он так, Ева?
— Оттого, что я люблю тебя, — прошептала она.
— Да как же он узнал?
— Я сказала ему.
Он взял ее руку и стал зализывать ссадины. Ева замерла, глядя на него, как на бога.
— О господи, хоть бы он подобрел к тебе, Ева!
— Это не важно. Мне теперь все не важно. — Голос ее дрожал.
— Встань вот так, девочка моя, а я посмотрю на тебя.
Ева поднялась на ноги, а Глан встал перед ней на колени, обхватив ее ноги руками и касаясь губами живота.
— Что с тобой? — спросила Ева.
— Бывает, тебя тащат за волосы, а ты радуешься. А если тебя спросят: «Что с тобой?» — ты ответишь с восторгом: «Меня тащат за волосы». И если спросят: «Помочь тебе освободиться?» — ты ответишь: «Нет». А если спросят: «Выдержишь ли?» — ты ответишь: «Да, выдержу, потому что люблю руку, которая тащит меня…»
— Как странно ты говоришь. — Ева опустилась и села рядом.
Глан поцеловал ее и тоже сел, глядя перед собой.
— Я побуду один, ладно, Ева? Завтра ты не узнаешь меня. Завтра я буду смеяться и целовать тебя, девочка моя хорошая. Мне кажется, что во всей моей жизни не будет ничего лучше этих дней с тобой.
— Не говори так, не говори…
Трещали дрова. Эзоп спал, свернувшись калачиком.
По осенней листве к сторожке подкатила коляска. Опираясь на палку, доктор осторожно соскочил на землю.
— Рад видеть вас, доктор! — Глан вышел из сторожки, держа в руках ружье и шомпол.
— Здравствуйте, лейтенант. — Доктор поклонился и приподнял шляпу.
— Заходите, заходите. А у нас, видите, с Эзопом радость, — он развел запачканными маслом руками, — открыли охотничий сезон. Так что теперь могу зажарить вам птицу. Ну, что же вы встали?
— Я, собственно, к вам по поручению. — Доктор прокашлялся. — Через несколько дней с почтовым пароходом отбывает барон Радлов. По этому случаю господин Мак собирает завтра небольшое общество, и мне приказано вас пригласить. Обязательно. — Доктор замолчал.
Глан тоже молчал и вопросительно смотрел на доктора.
— Да-да, лейтенант, вы правы, — первым не выдержал доктор. — Разумеется, вас приглашает не господин Мак и не барон. Вас приглашает Эдварда.
— Вот как. Очевидно, новая выходка, — тихо сказал Глан.
— Вот-с. — Доктор чувствовал себя как-то неловко. — Я дал слово непременно вас уговорить.
— Я приду, — задумчиво сказал Глан.
— Так я передам?.. — Доктор шагнул к коляске.
— Может быть, все же зайдете?
— Извините, лейтенант, меня ждут. — Он виновато улыбнулся.
Глан кивнул.
Коляска тронулась.
В сторожке Глан осмотрел самую приличную свою куртку и принялся ее чистить. В кармане он обнаружил старое нераспечатанное письмо, прочитал надпись на конверте и бросил его в огонь. А потом долго смотрел, как пламя ест бумагу. Отсветы играли на лице.
На этот раз вечеринка была организована с размахом. Во всех пяти комнатах толпились гости, танцевали и в большой зале. Слуги бегали туда-сюда, разносили вино, блестящие кофейники, сигары, трубки, пирожные и фрукты. Господин Мак не поскупился. В люстрах горели особые толстые свечи, отлитые для такого случая, зажгли и новые лампы. Играла музыка. Было шумно.
Барон находился в центре внимания молодежи, которая обступила его со всех сторон и донимала вопросами.
— К сожалению, я уже запаковал коллекцию… — доносилось до Глана.
Он сидел в сторонке, как вошел, с сумкой через плечо, стараясь не привлекать ничьего внимания.
Какая-то девица в очередной раз попыталась завести с ним беседу, но он только рассеянно посмотрел на нее и отвернулся. Он чего-то ждал.
Улыбаясь, в залу вошел господин Мак. Он выглядел превосходно, тем более что сегодня он изменил своим правилам и облачился в смокинг. Он по-хозяйски огляделся, радушно приветствовал Глана и пошел делать распоряжения.
Вошли Эдварда и доктор. Заметив Глана, Эдварда сразу же отвернулась и направилась к компании барона. Доктор подошел:
— Что же вы так поздно, лейтенант?
— А разве не все равно? — только и сказал Глан. Он смотрел туда, где стояла Эдварда.
— Отчего же, сегодня здесь очень весело, — как-то невесело сказал доктор.
С приходом Эдварды барон оживился. К рассказу его добавились активные и выразительные жесты, и, видимо, он имел успех, поскольку девицы вокруг то и дело разражались смехом. Звонко смеялась Эдварда.
— А не выпить ли нам вина, лейтенант? — предложил доктор.
— С удовольствием. — Глан взял предложенный доктором бокал и залпом осушил его.
Вдруг лицо его осветилось. Сквозь приоткрытую дверь он поймал нежный взгляд Евы, которая помогала на кухне.
— Извините, доктор, я подышу воздухом, — сказал Глан и вышел на веранду.
В прихожей показалась Ева, она что-то несла. Выбежав на веранду, она быстро погладила Глана по руке, улыбнулась и тут же исчезла.
Глан глубоко вздохнул, повернулся и пошел обратно. И тут он наткнулся на Эдварду. Она стояла в прихожей и смотрела на него. Они не сказали друг другу ни слова.
Глан вошел в залу и взял бокал.
— Представьте, лейтенант Глан занимается тем, что назначает прислуге свидания на крыльце, — вдруг громко объявила Эдварда. Она стояла в дверях и смеялась, словно удачно пошутила, но лицо ее было совершенно белое.
Господин Мак резко обернулся.
Среди гостей возникло легкое замешательство.
Глан выпил.
— Но почему вы не на кухне? — в деланом изумлении дуги ее высоких бровей поднялись еще выше. — Ева там. Думаю, и вашей милости следовало бы отправиться туда.
Взгляд Глана потерянно метнулся. Доктор был уже тут как тут.
— Эдварда! — тихо сказал доктор и взял ее за руку.
— Что такое, доктор?
— Вы порой выражаетесь весьма необдуманно. Я думаю, уместно извиниться перед господином лейтенантом за это недоразумение.
— Никакого недоразумения, господин доктор, — задыхаясь, сказала она и отдернула руку. — Никакого недоразумения, господин лейтенант! Вы поняли меня правильно: я гоню вашу милость на кухню.
Эдварда стремительно пересекла залу и остановилась возле господина Мака и барона, который уже начал интересоваться происходящим у входа, несмотря на попытки господина Мака его отвлечь.
— Господа, — громко объявила Эдварда. Музыка смолкла. Танцующие встали. — Папа, я хочу проводить господина барона до Курхольма. Ты дашь мне лодку с гребцами, и они доставят меня обратно. Надеюсь, вы не возражаете, господин барон?
Господин Мак торжествующе улыбнулся, а барон встал и поцеловал Эдварде руку. Он был взволнован.
— А господин лейтенант устроит нам салют, как тогда, у сушилен, помните?
Послышались аплодисменты в знак одобрения и недоуменные взгляды. Глан поклонился и пошел к выходу.
— Не уходите, лейтенант. — Доктор схватил его за рукав.
— Я не ухожу. — Глан вырвал рукав из рук доктора. — Я только хочу сделать подарок господину барону. — Он вышел в прихожую.
Там он достал из сумки сверток и вернулся в залу.
Барон сидел еще более счастливый, чем в начале вечера.
— К сожалению, я уже запаковал коллекцию… — говорил он двум девицам, тоже прослышавшим о какой-то уникальной коллекции.
Глан остановился метрах в трех от барона. Внешне он был спокоен.
— Так никто и не увидит окаменелостей барона, — пробормотал он молоденькой учительнице, которая оказалась рядом. — Сначала он их еще не распаковал, теперь уже запаковал…
— Вы недолюбливаете барона? — улыбнулась учительница.
— О, напротив…
Он решительно подошел к барону, присел рядом и заговорил, разворачивая сверток:
— Вы покидаете нас, господин барон, и напоследок я хотел бы сделать вам небольшой подарок.
Барон повернулся к Глану.
— Вчера я охотился на отмели, и море вынесло на берег этот обломок. Примите его, если он достоин вашей коллекции.
Развернув сверток, Глан протянул обломок амфоры с полки своей сторожки. Барон потерял дар речи.
— Амфора… греки… здесь… на севере… — по одному слову выскакивало из него. — Господа, — воскликнул он, — это научная сенсация! Боже!
Музыка смолкла. К ним потянулись любопытные. Доктор отвернулся и пошел к окну. Эдварда во все глаза смотрела на Глана.
— Господин лейтенант, у меня… у меня нет слов, чтобы отблагодарить вас. Если это подтвердится!.. Скажите, где вы нашли это?
Глан сделал знак, чтобы барон наклонился ближе. Барон понимающе кивнул и пригнулся к Глану. И когда его голова оказалась в нескольких сантиметрах от Глана, тот неожиданно плюнул ему в ухо.
Барон опешил и с самым идиотским видом уставился на Глана.
Глан встал и быстро вышел.
Бур вгрызался в скалу. Как одержимый, Глан бил и бил по нему молотком. Пот тонкими струйками стекал по лицу. Осенний воздух был ясен, как стекло. Ровные удары звонко неслись над лесом.
Эзоп зарычал и беспокойно залаял. Глан остановился, вытер лицо и посмотрел в сторону леса.
— Если будешь мешать, я тебя запру, — сказал он и взялся за бур.
Темнело. На фоне закатного неба одинокая фигура подтачивала основание огромного камня. Взлетала и падала рука. Звенели удары.
У старой водяной мельницы Глан встретил Еву. Она тащила тяжелое ведро с дегтем. Он взял ведро и поставил на опавшие листья рядом с тропинкой. Шумела вода.
— Что это у тебя, девочка моя?
— Это господин Мак… — Ева счастливо улыбалась. — Он дает мне теперь самую черную работу. Он поставил лодку у причала под горой и приказал мне ее смолить.
— Бедная девочка, — Глан взял ее за руку, — а почему же там? Почему не на пристани?
— Не знаю, но это не важно. Он грозит тебе. Вчера он сказал мне: «У тебя все лейтенант Глан на уме! Ну, погоди, — говорит, — он мне заплатит». Так и сказал. — Она с тревогой посмотрела на Глана.
— Ничего… Пусть его грозится. Вот я провожу барона и посмотрю на твои ножки. Они все такие же крошечные?
Ева зажмурилась и бросилась ему на шею.
Мельник смотрел, щурясь на солнце. Он на всякий случай снял шапку.
Поднявшись к огромному камню, нависавшему над бухтой, Глан увидел отпечаток длинного остроносого башмака на песке. Глан проверил шурф; все было на месте — и буры, и молоток, и порох, тщательно завернутый в кору и мешковину, все лежало в целости и сохранности.
Он выбрал бур поновее и принялся за второй шурф.
Почти совсем стемнело. Глан все еще долбил, когда над лесом показался тонкий клуб дыма, а потом красные сполохи.
Глан бросился вниз. Он бежал не разбирая дороги, падал и снова бежал, ветки хлестали его по лицу, хватали за одежду…
Когда он выбежал к сторожке, снаружи она уже была объята пламенем. Выл запертый Эзоп. Глан ворвался в огонь и, прикрывая лицо, локтем разбил окно. Эзоп выпрыгнул из окна и покатился по траве. Шерсть его дымилась.
Эзоп прыгал в стороне, как сумасшедший, а Глан стоял и смотрел, как догорает его сторожка.
Утром было уже прохладно. Дул ветер. Глан шел по пустынному поселку, когда его окликнул почтарь.
— Господин лейтенант! Господин лейтенант! — отчаянно на бегу кричал он.
Глан обернулся. Ему слегка опалило волосы, а под глазами от бессонных ночей стояли круги.
— Господин лейтенант! Вам прислали мундир. — Почтарь остановился, переводя дыхание.
— А, да, спасибо. — Глан как будто пришел в себя.
— Я еще вчера хотел занести, да узнал о вашем несчастье. — Он все еще тяжело дышал. — Где же вы теперь?
— Тут неподалеку заброшенная хижина… — Глан повернулся, намереваясь уйти.
— Господин лейтенант, а мундир?
— Оставьте на почте, я заберу. Когда отходит пароход?
— Вечером отчалим. Вот загрузим трюм рыбой господина Мака…
Глан кивнул и, не слушая, пошел дальше.
Ветер к вечеру разгулялся, и стало холодно. Карета подъехала прямо к причалу. Еще две коляски стояли чуть поодаль. Провожавших барона собралось на удивление мало. Господин Мак был оживлен и поминутно смеялся. Барон молча кивал и поглядывал на Эдварду. На ней было модное пальто с капюшоном, очевидно, привезенное отцом и выделявшее ее из общества дам. Из-под пальто выбивался белый шарф, конец которого трепало ветром. Она рассеянно улыбалась в ответ на обращенные к ней вопросы и нервно поглядывала по сторонам. Доктор стоял в стороне и не говорил ни слова. Пароход засвистел, и сразу стали прощаться. Барон пошел впереди, но перед сходнями остановился и пропустил Эдварду. Она быстро оглянулась и посмотрела мимо провожающих, махавших платками. Новым порывом сдуло капюшон, она ухватила его рукой, но белый шарф совсем выбился и жалко мотался на ветру.
Она оперлась на руку барона и сошла на палубу.
Глан, стоявший за складским бараком, повернулся и быстро пошел в гору.
Глан услышал гудок и вперился глазами в край выступа.
Вскоре далеко внизу, пыхтя, показался пароход.
Глан вскочил на ноги, поджег пороховые дорожки и отбежал в сторону.
Как только огонь достиг зарядов, пароход дал прощальный гудок, и Глан с криком «ура!» разрядил оба ствола.
Раздался взрыв, гора задрожала, и каменная глыба полетела вниз.
Глыба вкатилась в море, и пароход качнуло: огромная волна, как кит, ударила его в борт.
Глан бежал вниз по дымному следу, оставленному обвалом, и кричал. Эзоп тряс головой и чихал от пыли.
Глан молча стоял на берегу бухты перед страшной картиной: обвалившимися камнями раздавило лодку. Ева лежала рядом вся разбитая, раздробленная, и нижняя часть ее тела была изувечена до неузнаваемости. Ева была мертва.
Где-то далеко еще раз прогудел пароход.
Ночью выпал снег. Рядом с покосившейся хижиной по белому настилу, недоуменно принюхиваясь, бегал Эзоп.
В хижине на подстилке из мха, кутаясь в теплую куртку, неподвижно лежал Глан. Глаза его были открыты. Изо рта едва заметно поднимался и таял пар.
Глан смотрел, как солнце ушло в море. Опускалась ночь. Глухо всплеснуло весло одинокой лодки. Девушка медленно гребла вдоль берега.
— Где ты была, красавица? — спросил Глан. Звук его голоса далеко разлетелся в прозрачном воздухе.
Она ответила что-то по-фински.
— А я знаю тебя. Ты — Сирпа, пастушка. Ты приходила ко мне однажды ночью.
Она легко засмеялась.
— Иди ко мне, красавица, я погляжу на тебя.
Она снова засмеялась, а лодка уплывала дальше и дальше.
Первый снег стаял и лежал пятнами. У пристани разгружался пароход.
Лейтенант Глан в новом мундире шел по поселку. На пристань, навстречу ему, спешил господин Мак. Он стал какой-то маленький. От былого великолепия не осталось и следа.
— А, господин лейтенант…
Глан сухо поклонился и презрительно посмотрел на него. Он уже готов был сказать заготовленную колкость…
— Вы знаете, вам к лицу мундир. — Господин Мак улыбнулся.
И тут Глан заметил, как он сдал: глаза ввалились, лицо стало совсем серое.
— Я все хотел спросить, господин Мак, сколько я должен вам за лодку, кисть и ведро с дегтем?
— Ну что вы, господин лейтенант, вы мне ничего не должны. Это ведь был обвал, несчастный случай. Вашей вины тут нет, — серьезно сказал господин Мак и посмотрел Глану в глаза.
— Вы в самом деле не желаете брать денег? — притворно удивился Глан, но осекся. Он был слегка обескуражен тоном собеседника и его странным взглядом: он смотрел и не видел.
Повисла неловкая для Глана пауза. А господин Мак все смотрел.
— Да… вам напоследок не очень-то сладко пришлось. Вот и сторожка у вас сгорела. — Господин Мак печально улыбнулся и пошел к пристани.
Глан озадаченно посмотрел ему вслед.
Эдварда читала в гостиной. Когда вошел Глан, она на мгновение оторопела при виде мундира. Она смотрела на него, склонив голову, как птица.
— Я пришел проститься, — сказал Глан.
Она тотчас встала:
— Вы едете?
— Вечером пароход.
Они смотрели друг другу в глаза. Рот ее приоткрылся…
— Эдварда… — прошептал Глан и весь подался вперед.
Она спохватилась и чуть отстранилась.
— Значит, вы едете? — повторила она.
Глан опустил голову. Повисла пауза.
— На следующий год приедет другой, — сказал он наконец. — Сторожку-то отстроят. — Он поднял глаза.
— Да, вы уж извините, что отца нет дома. Но я передам ему, что вы заходили проститься. — Она снова села и склонилась над книгой.
А Глан все стоял и смотрел.
Она перелистнула страницу.
— Как, вы еще не ушли? А я думала, что вы ушли! — Она преувеличенно удивилась. В глазах блеснули слезы.
Глан повернулся и пошел к выходу.
— Знаете… — сказала она, не поднимая глаз.
Глан остановился.
— …я хотела бы вас кое о чем попросить, да боюсь, это будет слишком. Не могли бы вы оставить мне Эзопа?
— Да, — не раздумывая, ответил Глан.
Глан подошел к хижине в сопровождении невысокого крепкого крестьянина с мешком.
— Подожди здесь, — сказал Глан.
Крестьянин поклонился ему в спину.
Глан вошел в хижину, закрыл дверь, прошел в угол, где стояли ружья, взял одно и проверил, заряжено ли.
Эзоп радостно взвизгнул и забил хвостом.
— Нет, Эзоп, на охоту мы не пойдем. — Глан ласково потрепал пса по загривку и прижал его голову к своей.
Сухо и совсем негромко треснул выстрел. Крестьянин поднял голову.
Глан вышел, оставив дверь открытой.
— Отнесешь собаку госпоже Мак, — сказал он и пошел в лес.
Крестьянин поклонился ему в спину.
Дул холодный обжигающий ветер. Машина парохода уже работала.
Глан стоял на палубе, держась за поручень, и молчал.
— Ну, вот и все… — улыбнулся доктор. Он стоял на причале рядом с раскачивающимися сходнями, по которым сновали люди.
— Спасибо, доктор, — сказал Глан. — Спасибо вам за все.
— Ну что вы…
Они помолчали. Раздавались команды.
— Да, Эдварда просила передать дословно: «Я благодарю вашу милость за собаку». — Доктор пожал плечами в знак того, что не совсем понимает смысл.
Швартовый канат упал на палубу, убрали сходни, и пароход, приподнявшись на волне, как-то сразу отдалился.
— Прощайте! — крикнул доктор. — Возвращайтесь весной!
Стремительно удалялась пристань, в последний раз мелькнула черная вывеска «Торговля солью и бочонками», уменьшался и таял поселок.
А Глан все стоял на палубе. Дул холодный обжигающий ветер. Мокрый снег хлестал по лицу.
К вечеру жара спала.
Александр выглядел прекрасно: свежевыглаженный мундир отлично сидел на нем, он был гладко выбрит и причесан.
Вошла Диана со связкой бананов.
Глядя в зеркало, Александр последний раз провел рукой по волосам и обернулся:
— Я же сказал, не надо бананов, меня от них тошнит! Вы когда-нибудь ели черешню, Диана?
— Вы меня спрашивали. — Диана обиженно повернулась и вышла.
— Постойте, Диана! Где же ваше хваленое французское вино? — широко улыбаясь, крикнул вдогонку Александр и подошел к окну.
Через поселок к гостинице, слегка покачиваясь, шел Глан. Он был небрит, и рубашка с темными разводами под мышками была плохо заправлена в брюки.
— Глан, — окликнул Александр, когда тот проходил мимо открытой двери комнаты, — вы не забыли о моей помолвке?
Глан на мгновение приостановился.
— А подите вы к черту со своей помолвкой, — сказал он, и лестница заскрипела под его шагами.
Александр опешил.
Вошла Диана с бутылкой третьесортного портвейна и далеко не изящными, но все же стеклянными фужерами.
— Что это с ним, Диана? — спросил Александр.
— Господин Глан опять много рисовой водки пил, — невозмутимо сказала она и поставила вино на стол.
— Ну, да и бог с ним. — Александр посмотрел на этикетку и улыбнулся. — Отличное вино, Диана!
Диана важно надулась.
— А простыни? Вы обещали достать простыни, — вспомнил он.
Диана вышла. Как всегда, она сделала это с достоинством.
Александр снова подошел к окну: Магги не было.
— Это очень дорого стоило. — Диана принесла белый матерчатый сверток.
— Да-да, стелите. — Александр озабоченно смотрел в окно.
Темнело. К гостинице подошла Магги, держа за руку маленькую девочку. Она что-то нарочито громко рассказывала ей, поглядывая наверх.
Александр проснулся от того, что услышал ее голос. Он и сам не понял, как задремал. Подскочив к окну, он увидел, что Магги оставила девочку и вбежала в гостиницу. Туземец гнал стадо коров.
Александр быстро оправил мундир, пригладил волосы и повернулся к двери. Но, к его изумлению, шаги миновали комнату и быстро заскрипели по лестнице. Открылась и закрылась дверь наверху, и раздался смех Магги.
Александр побледнел и зачем-то снова подошел к окну. Потом бросился к двери, но остановился, снял со стены ружье, зарядил и снова подошел к двери.
Постоял, вынул патрон, поставил винтовку в угол и сел к столу.
Сверху доносились звуки любви.
Дверь открылась, и вошла невозмутимая Диана.
— Магги пошла господин Глан… — Она показала пальцем наверх;
— Вон отсюда! — закричал Александр.
Дверь закрылась. Он обхватил голову руками и застыл, потом упал на колени и начал молиться.
Рассвет застал Александра сидящим за столом. Он слышал, как наверху открылась дверь, как Магги легко сбежала по лестнице и, прошлепав босыми ногами мимо его комнаты, выскочила на улицу.
Как всегда широко улыбаясь, она помахала Глану рукой и весело побежала домой.
Александр не двинулся с места. Он по-прежнему смотрел на дверь.
Через минуту она распахнулась. На пороге стоял Глан. Он был трезв, гладко выбрит и в абсолютно свежей рубашке.
Он бросил взгляд на нетронутый стол, заправленную постель и сказал, глядя Александру в глаза:
— Пора, мой друг! Вам не везло весь сезон, но перед отъездом у вас должна получиться удачная охота.
Он перебросил ружье в другую руку и вышел.
Александр молча взял ружье и пошел за ним, по привычке надев фуражку.
Так они и шли по тропическому лесу: Глан чуть впереди с ружьем наперевес, Александр в мундире сзади, молча глядя Глану в затылок.
Пролетел голубь.
Глан обернулся:
— Нет, это невыносимо! Что же вы не стреляете?! Проверьте, может, у вас не заряжено? Так вы и сегодня останетесь на бобах.
Александр смолчал. Пот проступил на верхней губе, хотя было еще не жарко.
Они снова пошли.
Вдруг Глан резко обернулся и выстрелил. Фуражка слетела с головы Александра.
— Вы промахнулись, — стиснув зубы, тихо сказал Александр.
— Вы всегда хвастались, что стреляете лучше…
Глан был бледен и говорил тихо. Они смотрели друг другу в глаза. Александр молчал. Подул ветер.
— Если вы с женщиной ведете себя так же, как стреляете, то неудивительно, что Магги наставила вам рога.
Александр молчал. Пальцы, сжимавшие ружье, побелели.
— Трус, — сказал Глан.
Александр выстрелил.
Звук слился с далеким громовым раскатом. Ветер погнал пыль между хижинами. Бегали туземцы, собирая разбросанные вещи. Упали первые капли, а потом полило все сильнее, сильнее, пока сплошной поток не обрушился на деревню.
Через окно было видно, что за накрытым столом, посередине которого стояла бутылка вина, сидела Магги с двумя маленькими девочками.
— …И через три дня мы с господином поедем на Север, — рассказывала она. — Там с неба сыплется белый порошок и ложится на землю. Вот столько. У-у-у — гудит вьюга и хватает вот так, вот так! — Девочки отдергивали руки и смеялись. — Там все такие, как господин Глан. Они ходят на длинных палках. Ты стоишь на них, а они сами едут…
Сезон дождей начался немного раньше обычного.