Сэйри Линч не узнавала скоростное шоссе, хотя много раз ездила по этому отрезку между аэропортом Нового Орлеана и Дестини. Но на этот раз все казалось ей новым.
Во имя прогресса все, что отличало этот уголок страны, было уничтожено или замаскировано. Очарование сельских районов Луизианы принесли в жертву безвкусной рекламе. Под напором коммерции не выжило почти ничего живописного или оригинального. Сэйри увидела бы то же самое в любом уголке США.
Фаст-фуд вытеснил уютные кафе. Хлебные палочки и крекеры заменили домашние пироги с мясом и сдобные булочки. Написанные от руки вывески исчезли под напором неона. Вместо черных досок с написанным мелом меню о блюдах сообщал механический голос возле окошка заказа.
За те десять лет, что Сэйри не была в этих местах, величественные дубы с повисшим на ветвях испанским мхом были выкорчеваны бульдозером, уступив место новым конструкциям автострады. Из-за этого просторы таинственных болот, подступавших вплотную к дорожному полотну, стали казаться меньше. Густые заросли были смяты под натиском съездов и выездов, заполненных машинами.
До этой минуты Сэйри не осознавала, насколько скучает по дому. Именно все эти перемены заставили ее затосковать по тому, как все было раньше. Ей не хватало острого запаха кайенского перца и опилок, и снова захотелось услышать неповторимый диалект людей, которые когда-то подавали кейджунские блюда, на приготовление которых уходило намного больше времени, чем три минуты.
Современные супертрассы позволяли путешествовать быстрее, но Сэйри вспоминались узкие дороги, к которым так близко подкрадывались деревья, что их ветви сплетались, образуя туннель, а сквозь листву пробивалось солнце, рисуя причудливые узоры на асфальте.
Ей снова хотелось ехать с открытыми окнами, вдыхая не автомобильные выхлопы, а мягкий воздух, пропитанный ароматами жимолости и магнолии с легкой примесью мускусного запаха болот.
Перемены, произошедшие за последние десять лет, были оскорблением для ее чувств и ударом по воспоминаниям о тех местах, где она выросла. Но Сэйри понимала, что перемены, произошедшие в ней самой, были не менее значительны, пусть они и меньше бросались в глаза.
В последний раз она ехала по этой дороге в обратном направлении, когда уезжала из Дестини. В тот день, чем больше миль оставалось между ней и домом, тем легче становилось у нее на душе, словно она сбрасывала слой за слоем накопившуюся в душе боль. И вот теперь она возвращалась, и страх, обуревавший ее, казался тяжелее цепей каторжника.
Тоска по родным местам никогда не заставила бы Сэйри вернуться. Только смерть ее брата Дэнни вынудила ее приехать. Судя по всему, он достаточно долго противостоял Хаффу и Крису, а потом вырвался из-под их власти единственным способом, который оставался в его распоряжении.
Первое, что увидела Сэйри, подъезжая к Дестини, были трубы. Они воинственно устремлялись в небо над городом, огромные, черные, уродливые. Они, как в любой день в году, выплевывали дым. Слишком неэффективно и накладно было бы загасить печи даже из-за траура по Дэнни. Хорошо зная отца, Сэйри догадывалась, что тому даже в голову не пришло почтить подобным образом память самого младшего ребенка.
На щите у въезда в город красовалась надпись: «Добро пожаловать в Дестини, вотчину „Хойл Энтерпрайсиз“. Нашли, чем хвастаться, с тоской подумала Сэйри. Доменные печи сделали Хаффа богатым, но это благополучие было построено на крови.
Молодая женщина вела машину по знакомым улицам, по которым впервые проехала на велосипеде и где позже училась водить машину. Подростком она разъезжала по ним с подружками в поисках развлечений.
В квартале от первой объединенной методистской церкви она услышала звуки органа, подаренного ее матерью, Лорел Линч Хойл. На нем была медная табличка, извещающая об этом. Прихожане гордились инструментом, потому что это был единственный орган в городе. Ни в одном из католических храмов органа не было, хотя в Дестини жили в основном католики. Ее мать сделала щедрый дар от всего сердца, но орган все равно стал символом того, как Хойлы правят в своем городе и управляют его жителями, не позволяя никому переплюнуть их.
У Сэйри разрывалось сердце при мысли о том, что орган Лорел играл погребальную песнь для одного из ее детей, ушедшего из жизни на пятьдесят лет раньше, чем следовало бы, и по своей собственной воле.
Сэйри узнала обо всем в воскресенье вечером, когда вернулась в свой офис после встречи с клиентом. Обычно она по выходным не работала, но Джек Мастере не мог встретиться с ней в другое время. Помощница Сэйри, Джулия Миллер, проработавшая с ней уже пять лет, никогда бы не позволила своему шефу работать, если бы не работала сама. Пока Сэйри вела переговоры с Мастерсом, Джулия занималась документами.
Когда Сэйри вернулась, Джулия передала ей розовый листок с записанным сообщением.
— Этот джентльмен звонил трижды, мисс Линч. Я не дала ему номер вашего сотового, хотя он этого требовал.
Сэйри бросила взгляд на код города, смяла листок и бросила в мусорную корзину.
— Я не хочу говорить ни с кем из моих родственников.
Он не ваш родственник. По его словам, он работает на вашу семью. Ему необходимо было поговорить с вами как можно быстрее.
— Я не желаю разговаривать и с теми, кто работает на мою семью. Есть еще сообщения? Может быть, мистер Тейлор все же позвонил? Он обещал, что кайма непременно будет готова к завтрашнему дню.
— С вашим братом несчастье, — выпалила Джулия. — Он мертв.
Сэйри тут же вышла из своего кабинета в приемную и долго смотрела в окно на мост Золотые Ворота. Из плотного тумана выступали лишь верхушки оранжевых опор. Вода в заливе была серой, холодной, сердитой и пугающей.
Не оборачиваясь к секретарше, она спросила:
— Который?
— Что — который?
— Кто из братьев?
— Дэнни.
Младший брат дважды звонил ей за прошедшие два дня. И Сэйри отказывалась разговаривать с ним.
Сэйри повернулась к Джулии. Та с сочувствием посмотрела на нее и сказала:
— Ваш брат, Сэйри, умер сегодня днем. Мне казалось, что вам будет лучше услышать об этом от меня, а не по сотовому телефону от постороннего.
Сэйри громко выдохнула воздух сквозь сжатые губы.
— Как это случилось?
— Думаю, вам следует поговорить с мистером Мерчентом, который звонил вам.
— Джулия, прошу вас, скажите мне, как умер Дэнни. Женщина негромко ответила:
— Судя по всему, он покончил с собой. Примите мои соболезнования. — Немного помолчав, она добавила: — Это вся информация, которую сообщил мне мистер Мерчент.
Сэйри ушла в свой кабинет и закрыла дверь. Она слышала, как в приемной несколько раз звонил телефон, но Джулия не переводила звонки к ней, понимая, что ей необходимо побыть одной, чтобы осознать случившееся.
Неужели Дэнни звонил ей, чтобы сказать последнее «прости»? Если так, то как ей жить дальше с чувством вины? Ведь она отказалась с ним разговаривать.
Прошло около часа, и Джулия негромко постучала в кабинет Сэйри.
— Войдите, — пригласила она. Когда Джулия переступила порог, Сэйри сказала: — Вам незачем оставаться дольше, Джулия. Идите домой. Со мной все будет в порядке.
Секретарша положила на стол листок бумаги.
— У меня еще есть дела. Позвоните, если я вам понадоблюсь. Принести вам что-нибудь?
Сэйри покачала головой. Джулия вышла и прикрыла за собой дверь. На листке оказались записаны дата и время похорон: вторник, одиннадцать утра.
Сэйри не удивилась тому, что похороны назначили так скоро. Хафф Хойл всегда действовал быстро. Отцу и Крису не терпелось поскорее разделаться с неприятным делом, похоронить Дэнни и продолжать жить дальше как ни в чем не бывало.
Но в том, что похороны назначили на вторник, было одно преимущество. У Сэйри не оставалось времени на борьбу с собой, некогда было думать, ехать или не ехать. Ей требовалось быстро принять решение.
В понедельник утром она вылетела в Новый Орлеан через Даллас и Форт-Уорт и оказалась на месте ближе к вечеру. Сэйри прошлась по Французскому кварталу, поужинала в ресторанчике, где подавали знаменитый гумбо, суп из стручков бамии, и переночевала в отеле «Виндзор-корт».
Хотя гостиничный номер оказался комфортным, Сэйри так и не смогла уснуть. Ей отчаянно не хотелось возвращаться в Дестини. Это было глупо, но родной город представлялся ей ловушкой, из которой она больше не сумеет выбраться и навсегда останется во власти Хаффа.
Рассвет не прогнал ее страхи. Она встала, оделась для похорон и отправилась в Дестини, планируя приехать прямо к началу траурной церемонии и не собираясь задерживаться ни на минуту после ее окончания.
Машины приехавших на похороны занимали все парковки на улицах вокруг церкви. Сэйри пришлось Оставить машину в нескольких кварталах от словно сошедшей со страниц книги красивой церкви с витражными окнами и высокой белой колокольней. Когда она ступила на высокое крыльцо, украшенное колоннами, колокол прозвонил одиннадцать раз.
В вестибюле церкви было значительно прохладнее, чем на улице, но Сэйри заметила, что многие из сидящих под высокими сводами обмахиваются бумажными веерами, потому что кондиционер не справлялся с жарой. Когда она села в заднем ряду, хор закончил петь первый гимн и на кафедру поднялся пастор.
Пока все склонили головы в молитве, Сэйри смотрела на гроб, стоявший перед алтарем. Гроб был закрытым. Да ей и не хотелось видеть Дэнни, лежащего на атласных подушках, подобно восковой кукле. Чтобы не думать об этом, Сэйри сосредоточилась на белых каллах на крышке гроба.
Из-за большого количества людей она не видела отца и брата, но, вероятно, они со скорбными лицами сидели в первом ряду.
Она услышала свое имя, когда пастор перечислял ныне здравствующих членов семьи, присутствующих на церемонии.
— Сестра, Сэйри Хойл, из Сан-Франциско.
Ей захотелось встать и крикнуть, что она больше не носит фамилию Хойл. После второго развода Сэйри пользовалась своим вторым именем, которое было девичьей фамилией ее матери. Она официально превратилась в Сэйри Линч. Именно так было записано в ее дипломе, в деловых бумагах, в водительских правах и паспорте.
Она больше не была Хойл, но не сомневалась ни минуты, что тот, кто дал пастору неверную информацию, сделал это намеренно.
Проповедь оказалась какой-то ученической, словно взятой из учебника для семинаристов, да и сам розовощекий пастор казался слишком молодым даже для того, чтобы голосовать. Его комментарии были обращены ко всем людям, он почти не упоминал о самом Дэнни. Не прозвучало ничего личного, ничего запоминающегося. И Сэйри почувствовала себя еще хуже, ведь даже она, родная сестра усопшего, не захотела поговорить с ним по телефону.
Когда служба завершилась пением гимна, среди собравшихся раздались всхлипывания. Гроб несли Крис, незнакомый Сэйри белокурый мужчина и четверо служащих компании Хойла. Они прошли по центральному проходу к дверям.
Они двигались медленно, и у Сэйри было время хорошенько рассмотреть Криса. Он оставался все таким же стройным и красивым. В его внешности сохранилась некоторая слащавость, свойственная кинозвездам тридцатых годов. Исчезли только тоненькие усики. Волосы были по-прежнему черными, словно вороново крыло. Но теперь Крис стриг их короче, чем раньше. Спереди волосы были намазаны гелем и стояли дыбом. Несколько странный вид для мужчины за тридцать, но Крису это шло. Его темные глаза всегда действовали на людей гипнотически, его взгляд притягивал и не отпускал собеседника.
Хафф Хойл шел за гробом. Даже печальные обстоятельства не заставили его забыть о свойственном ему надменном виде. Он распрямил плечи, высоко нес голову. Его ноги ступали твердо, словно он был завоевателем, обладающим исключительным правом попирать землю.
Губы отца сложились в твердую тонкую решительную линию, которую так хорошо помнила Сэйри. Глаза казались сверкающими черными булавочными головками, напоминая глаза плюшевых игрушек. Они были ясными и сухими. Хафф не оплакивал Дэнни. С тех пор, как Сэйри виделась с отцом в последний раз, его волосы из темных с проседью превратились в совершенно белые, и он, как всегда, стриг их по-военному коротко. Он немного прибавил в весе, появился небольшой живот, но выглядел крепким.
К счастью, ни Крис, ни Хафф ее не заметили.
Чтобы не толкаться в толпе и избежать встреч со знакомыми, Сэйри вышла через боковую дверь. Ее машина двигалась последней в процессии, направившейся к кладбищу. Она припарковалась как можно дальше от тента, натянутого над свежевырытой могилой.
Мрачными группами или по одному люди поднимались по небольшому холму к тому месту, где должен был навеки упокоиться Дэнни. Большинство надели лучшие воскресные наряды, хотя под мышками проступили полукружья пота, а из-под ободка шляп тек пот. Ноги жарились в слишком закрытых для такой погоды ботинках.
Многих из них Сэйри знала и помнила по фамилии. Эти жители Дестини никуда не уезжали из города. Некоторые владели небольшим бизнесом, но большинство работали на Хойла в том или ином качестве.
Она заметила нескольких директоров школ. Ее мать всегда хотела, чтобы дети получили лучшее образование в самых элитарных школах Юга, но Хафф остался непреклонным. Он считал, что они должны стать настоящими бойцами и расти под его присмотром.
На любые доводы он отвечал одинаково: «Частная школа — это не то место, где узнаешь о жизни все и научишься сражаться за свое место под солнцем». Как бывало всегда, его жена уступила со смиренным вздохом.
Сэйри осталась в машине с включенным мотором. Панихида оказалась совсем короткой. Как только она закончилась, люди тут же поспешили к своим машинам, изо всех сил скрывая свою торопливость.
Хафф и Крис последними ушли из-под тента, пожав на прощание руку священнику. Сэйри видела, как они прошли к лимузину, предоставленному похоронным бюро Уэйра. Удивительно, но старый мистер Уэйр все еще сам водил лимузин, хотя ему давно пора уже было отправиться на покой.
Он открыл дверцу для Криса и Хаффа и держался в стороне, пока они разговаривали с обладателем белокурой копны волос. Когда разговор закончился, они уселись в машину, мужчина помахал им на прощание, Уэйр сел за руль, и лимузин покатил прочь. Сэйри была рада тому, что они уехали.
Она выждала еще десять минут, пока не разошлись последние, из пришедших на похороны. Только тогда она заглушила мотор и вышла из машины.
— Ваша семья попросила меня проводить вас в дом на поминки.
Изумленная Сэйри обернулась слишком быстро, и от каблуков ее туфель во все стороны полетел гравий.
Блондин стоял, прислонясь к заднему крылу ее машины. Он снял пиджак и повесил его на руку. Галстук был распущен, верхняя пуговица рубашки расстегнута, рукава закатаны до локтя, на носу сидели солнечные очки.
— Я Бек Мерчент.
— Я догадалась.
Сэйри видела его фамилию только на бумаге и гадала, произносит он ее на французский или на английский манер. Бек выбрал английское произношение. Это был стандартный американский вариант, да и выглядел он настоящим американцем, от пепельно-белокурых волос и сияющей белозубой улыбки до костюма от Ральфа Лорена.
Не обращая внимания на неприветливость Сэйри, он продолжал:
— Рад с вами познакомиться, мисс Хойл.
— Линч.
— Я запомню. — Он говорил вежливо, но улыбка была насмешливой.
— Разве в ваши обязанности входит эскорт гостей? Мне казалось, вы их адвокат, — не удержалась от сарказма Сэйри.
— Адвокат, посыльный…
— Прихвостень.
Бек прижал ладонь к сердцу и улыбнулся еще шире.
— Вы слишком высоко меня цените.
— Не уверена. — Сэйри с силой захлопнула дверцу машины. — Вы передали их приглашение. Скажите своим хозяевам, что я от него отказалась. А теперь я хотела бы немного побыть одна, чтобы попрощаться с Дэнни. — Она развернулась и пошла вверх по холму.
— Не торопитесь. Я вас подожду. Сэйри снова повернулась к Беку.
— Я не пойду на эти проклятые поминки. Как только я попрощаюсь с братом, я сразу же вернусь в Новый Орлеан и первым же самолетом улечу в Сан-Франциско.
— Вы можете уехать. Но можете поступить достойно и посетить поминки по вашему брату. А вечером самолет «Хойл Энтерпрайсиз» мигом доставит вас в Сан-Франциско, и вы избежите суеты и толкотни коммерческого рейса.
— Я могу нанять собственный самолет.
— Это еще лучше.
Сэйри сама на это напросилась и возненавидела себя за промах. Она в Дестини всего час, а уже вернулась к своим прежним привычкам. Но она давно научилась распознавать ловушки и избегать их.
— Нет, благодарю вас. До свидания, мистер Мерчент. — Сэйри снова начала свое восхождение к могиле.
— Вы верите в то, что Дэнни покончил с собой?
Этого она никак не ожидала. Сэйри снова повернулась к Мерченту. Он уже отошел от машины и стоял совсем близко от Сэйри, чтобы, как ей показалось, не только услышать ответ на свой неожиданный вопрос, но« увидеть ее реакцию.
— А вы не верите?
— Во что верю я, значения не имеет. В самоубийстве сомневается шериф.