Бремя Бездушных (СИ)

Обернувшись, Кисара увидела озадаченного Таллага, уже выпустившего ее плечо и теперь внимательно глазеющего по сторонам. Благодарно кивнув шагающему теперь рядом с ней другу, девушка подумала, о чем тот сейчас размышляет. На немного диком лице зверолюда читалась печать тяжелых мыслей, казавшаяся немного неуместной из-за неряшливого вида Таллага. Обычно разум незадачливого зверолюда занимали всего четыре вещи — выпивка, еда, веселье и сон, когда он устанет от первых трех. Но сейчас Таллаг выглядел весьма серьезным, таким Кисара совсем не привыкла видеть друга.

Может он, наконец, повзрослел и тоже размышляет о важности и опасности нашей миссии? — подумала девушка.

— Жрать охота, — вдруг произнес Таллаг, разом разрушив сомнения Кисары и девушка, вздохнув, горько улыбнулась.

— У тебя Бездна, вместо брюха? — сразу же включилась в разговор Миаджи, которой уже надоело доставать Фалкона, переставшего обращать на нее внимание. — Ты же, наверняка, что-то лопал перед тем, как выйти!

— Тебя забыл спросить, мелочь, — Таллаг отмахнулся от демоницы и, пошарив в своей сумке, выудил оттуда небольшой окорок, сразу же впившись в него острыми зубами.

— Этот проглот стрескает весь наш запас еще до того, как мы покинем город! — Страдальчески закатила глаза Миаджи. — Господин рыцарь, — обратилась она к Фалкону. — Мне кажется среди нас еретик! В Бездне его бездонного брюха зародилось нечто ужасное, что способно поглотить все на свете! — С наигранной мольбой пожаловалась демоница.

— Девочка, — ветеран даже не взглянул на Миаджи. — Как тебя там, Кисара, — добавил он, когда южанка не обернулась, посчитав, что гиритец обращается к демонице. — Затки рот своей питомице, пока я не вбил ей туда латную перчатку!

— Разве храмовник не должен быть более учтив и добр, если… — Миаджи вынуждена была прервать свою нравоучительную речь — Кисара, видимо восприняв совет гиритца буквально, вырвала у Таллага из рук только надкушенный им окорок и заткнула им ротик девочки.

— Эй! — Негодующе возмутился зверолюд, жалобно глядя на отобранное лакомство. — Это же мое!

— Куплю тебе десяток, когда вернемся, — раздраженно бросила Кисара и Таллаг, пожав плечами, достал из сумки полоску вяленого мяса, очень похожую на свою предшественницу, поглощенную зверолюдом до того, как он взялся за утерянный ныне окорок.

— Только не забудь, — с набитым ртом сказал он южанке, принявшись меланхолично пережевывать пищу.

Кисара кивнула, на мгновение, подумав, что лучше бы ей сидеть дома. Повернувшись к обиженной до глубины ее черной души Миаджи, южанка погрозила ей пальцем, на что демоница состроила самые что ни на есть честные глазки и часто захлопала пушистыми ресницами — ни дать ни взять нашкодивший ребенок, искренне непонимающий, отчего на него сердятся взрослые.

Между тем отряд вышел на широкую кишащую народом улицу. Разноцветные веселые палатки торговцев яркими пятнами сверкали со всех сторон, казавшись даже насыщеннее чем есть, под теплыми лучами солнца.

Бодрые выкрики торговцев, без устали нахваливающих свой товар, даже в многоголосом гуле толпы звучали громко и уверенно. По краям улицы тянулись ровные ряды аккуратных, почти одинаковых домиков, глядящих на голубое небо витражными окнами и нежащиеся под солнцем теплой черепицей крыш, украшенных разноцветными флажками.

В торговом квартале, примыкающем к одним из четырех врат Пути, расположенных во Фририарде, почти все постройки были двухэтажными и принадлежали семьям торговцев. Те жили на втором этаже, а первый подстраивали под нужды лавки, коих здесь было огромное количество.

Цирюльники и аптекари, алхимики и предсказатели, пекари и кондитеры, швеи и портные, кузнецы и ювелиры — чего здесь только не было. Лавки начинались неподалеку от восточных ворот огромного города Фририард и размещались на двух улицах, доходя до просторного порта. Мирный город, заключавший в себе целое королевство, являлся настоящим островом спокойствия в сравнении с суровым Ариардом, поэтому появление гиритцев сразу же стало занимательным событием.

Каждый житель Фририарда, едва заметив странную процессию, считал своим священным долгом перед богами застыть на месте и, разинув рот, беззастенчиво таращиться на храмовников.

— Как дикари, честное слово! — удивительно быстро расправившаяся с окороком Миаджи, швырнула обглоданной костью в сторону зевак, попав точно в лоб какому-то грузному мужчине, и сразу же звонко рассмеялась, страшно довольная результатом.

Оскорбленный горожанин лишь стиснул кулаки — весь город знал, кто такая Кисара из Крыльев Удачи и что за девочка всегда ходит рядом с ней. Разумеется, мужчина высказал бы все свое недовольство заклинательнице или мастеру ее гильдии, не окажись рядом с девушкой Таллага, славившегося своим вспыльчивым характером, тяжелой рукой и крайне скудным запасом терпения.

О темных эльфах, внушавших многим суверенный страх, мужчина вовсе предпочел не думать, стараясь даже не смотреть в их сторону, тем более что все его внимание привлекали гиганты в черной броне.

Неожиданно один из гиритцев, с седой бородой и волосами повернулся и встретился с жителем Фририарда взглядом. Разом позабыв обо всем на свете, мужчина согнулся в глубоком поклоне, уставившись на валявшуюся под ногами косточку, совсем недавно ударившуюся в его покатый лоб. Когда же он осмелился выпрямиться, то увидел лишь белые плащи шедших последними храмовников и черный символ Гирита Защитника, вышитый на них.

На подходе к круглой испещренной магическими символами искривления пространства платформе врат Пути, разделенной на две половины, скопилась небольшая очередь: те, кто хотел покинуть Фририард стояли справа, а прибывающие в город выходили с левой половины.

Каждый, кто хотел покинуть город или же, наоборот, прибыть в него посредством магического портала, делали это под внимательными взглядами стражников и двух мужчин в одежде магов, с вышитыми на ней символами срединных кругов.

Именно они, после того, как убеждались в том, что желающий воспользоваться вратами Пути оплатил пошлину стражникам, приводили порталы в действие. Мгновенное перемещение было далеко не дешевым удовольствием. Даже в отдаленный город Ариарда попасть посредством корабля и повозки, вышло бы значительно дешевле, но неизмеримо дольше, а за скорость и удобства, как известно, приходится платить.

Некоторые врата располагались не только в городах. Их можно было найти в самых разных уголках Светлых земель. Затерянные среди руин или лесов, или же укрытые в горах, врата Пути сохранились с древних времен. Какие-то из них разрушились и не подлежали восстановлению, или же их бросили за ненадобностью, но иные до сих пор использовались.

Такие врата быстро обрастали поселениями, деревнями или маленькими городами. Использовать их выходило дешевле, так как все стремились в большие города, а до обычных поселений, чаще всего, никому не было дела.

В основном в этом районе Фририарда вратами пользовались состоятельные торговцы, которые могли себе позволить заплатить стандартную пошлину, чтобы побыстрее успеть, к примеру, в земли темных эльфов, дабы договориться о поставках великолепного шелка пещерных пауков шелкопрядов, пользующегося во Фририарде и Ариарде огромным спросом.

Торговцы во все времена ценили две вещи — прибыль и собственное время, ведь чем его больше, чем больше сделок можно заключить. Так что очередь перед вратами в будний день являлась обычным делом.

Но, в то же время, эти врата были ближайшими к зданию гильдии и именно поэтому храмовники вышли именно к ним.

Впрочем, скопление людей не являлась тем, что могло задержать служителей Гирита Защитника. Они спокойно двинулись параллельно дожидающимся своей очереди людям и стража Фририарда, следящая за порядком у врат, с почтением склонила головы в начищенных до блеска шлемах.

Несмотря на то, что гиритцы недолюбливали Фририард и пользовались в нем взаимной неприязнью, они, по-прежнему, оставались силой, с которой приходилось считаться. Оставив приветствие стражи без внимания, храмовники без всяких объяснений потеснили худого старика в фартуке ремесленника, который должен был войти в портал врат следующим.

— Эй, что вы себе позволяете! — оборачиваясь, начал он. — Я уважаемый человек и глава гильдии ремесленников Фририарда! У меня важные переговоры в Ариа-а-а-а… — ремесленник застыл с открытым ртом, когда мимо него прошел Гирион, которому сгорбленный старик лысой блестящей под лучами заходящего солнца макушкой, доставал едва ли до локтя.

Даже не взглянув в сторону подавившегося своей гневной речью ремесленника, храмовник ступил в центр правой половины платформы, где был изображен правильный круг и отрывисто бросил: — Королевство Ариард. Город Бродерио. Восточные врата. Моих братьев и наших спутников — туда же.

Маг, приводивший портал в действие, услышав место для телепортации, возложил ладони на невысокую колонну. Он прошептал короткое заклинание и на гладком камне начали один за другим загораться символы. Волшебное фиолетовое пламя пробежало от ладоней мага, двигаясь вниз по столбу, и выплеснулось на платформу.

Свет вспыхнул внутри каменного круга, по очереди зажигая причудливые символы, поднимающиеся с пола и закручивающихся вокруг невозмутимого храмовника. Каменные круги, с тихим скрипом несколько раз повернулись по своей оси под ногами Гириона, после чего тот мгновенно исчез в яркой вспышке.

Следом за рыцарем-защитником отправился Алектис, воспользовавшийся порталом вторым. Ни один из храмовников не подошел к страже, чтобы расплатиться, видимо этого для них не требовалось.

— Шевелитесь, — Фалкон, встал рядом с краем платформы и жестом указывал Кисаре в центр круга.

Южанка ступила на камни, искоса глянув на стражу. Никто не собирался требовать с нее денег, стало быть, демонологу выпала возможность воспользоваться привилегией гиритцев и воспользоваться порталом без оплаты.

— Сестрица, призовешь меня потом? — немного отставшая Миаджи подбежала к южанке, по пути наступив на ногу старому ремесленнику острым каблучком.

— Хорошо, — ответила Кисара, и фигура демоницы исчезла, растаяв клочьями черного тумана.

Демоны и другие потусторонние существа, такие как фамильяры магов или их же элементали наподобие големов, не могли пользоваться вратами Пути, разбросанными по самым разным точкам Светлых земель и способными переносить любого желающего от одной платформы к другой.

Это было вовсе не необходимой мерой безопасности. Проблема заключалась в том, что существа из Бездны или других миров, не принадлежали до конца к этому, что накладывало на них определенные ограничения, такие как использование врат Пути, чье действие основывалось на взаимодействии пространства и созданий ему принадлежащих.

С другой стороны самому призывателю ничего не мешало отправиться через портал туда, куда ему нужно и самому вызвать своего слугу уже там. Созданные Советом магов еще задолго до становления Империи, врата Пути являли собой воплощение колоссального количества магической энергии способной сжимать и разжимать пространство, переправляя желающих через быстро затягивающиеся бреши.

Маги прошлого создали столь незаменимую конструкцию благодаря изучению врат Бездны, правда, если из тех врат могли вырываться настоящие орды демонов, врата Пути не могли справиться с таким количеством желающих одновременно. Это был единственный, если не считать цены за использование, недостаток — перемещаться можно было только по одному, встав в центре самого маленького из кругов, расположенного в середине платформы и сообщив магу, проводящему перемещение, место, куда требовалось попасть. Разумеется, перенестись можно было лишь от одних врат к другим и никак иначе. — Отродье скверны, — Фалкон с презрением сплюнул себе под ноги, наблюдая, как исчезает черный туман. — Угораздило же тебя связаться с такой, как она. — Он взглянул на Кисару, как показалось девушке, с едва уловимым сожалением.

Вставая в центр круга, Кисара на миг вернулась в далекое прошлое, когда она, совсем еще ребенком, проклятым темным даром, неосознанно совершила ритуал призыва. Присматривающая за южанкой сестра ее матери задремала и любопытная девочка, стащив у тети ключи, пробралась в сырой подвал, куда ее никогда не пускали.

Найдя в покрытом плесенью сундуке старую книгу, как позже выяснилось — единственное наследие, оставшееся от ее отца, сгинувшего в песках Великих Пустынь, маленькая Кисара случайно порезала палец о пожелтевшую страницу, окропив кровью миниатюрный круг призыва, размещенный на мятом листке.

Как рассказывала ее мать, Шиара, когда она вернулась домой, то увидела спящую сестру и приоткрытую дверь в подвал. Сердце женщины сковал холод. Не помня себя, она бросилась вниз, но было уже поздно — она увидела свою дочь, без чувств растянувшуюся на полу.

Рядом с Кисарой лежало существо, от одного вида которого Шиара с трудом сдержала испуганный крик, взметнувшийся из самых глубин ее души. Покрытое слизью, красноватое человекоподобное тельце обвилось вокруг руки Кисары, плотно обхватив ее кожистыми крыльями и обвив хвостом запястье ребенка.

Существо, припав ртом к порезанному пальцу Кисары, жадно слизывало ее кровь, раздвоенным языком и жмурилось от удовольствия. Не помня себя от ужаса, Шиара, приблизилась на негнущихся, отказывающихся ей повиноваться ногах, к своему ребенку и бессильно рухнула на колени, поняв, что произошло.

Ритуал призыва и инициации был завершен, демон вкусил крови человека, отдав ему взамен несколько капель своей.

Прежде чем сияние активированного магом портала поглотило Кисару, та вдруг вспомнила вкус крови Миаджи на своих губах — терпкий и, немного, сладковатый. Вспышка поглотила фигуру девушки и, когда она открыла глаза, то была уже не во Фририарде.

Когда Кисара открыла глаза, то находилась уже далеко от Фририарда. По смуглой коже южанки пробежали мурашки, и она зябко поежилась.

Дело тут было вовсе не в том, что стало заметно холоднее. Кисара сама не знала почему, но при перемещении через врата Пути, она всегда чувствовала себя странно. Какое-то непонятное чувство охватывало девушку, стоило ей ступить на покрытые символами камни, но она никак не могла понять, что это могло означать. Это чувство было похоже на забытые воспоминания, будто принадлежавшие кому-то другому и, в тоже время, свои собственные.

Кисара неоднократно спрашивала Гвинет и остальных, но те лишь пожимали плечами, говоря, что не ощущают ничего необычного при мгновенном перемещении.

— Ненавижу эти штуки! — Пожаловался Таллаг, выйдя из врат Пути под мрачное небо Бродерио, встретившего гостей проливным дождем.

Встав рядом с Кисарой, мужчина, словно собака, стряхивающая с шерсти воду, смешно покрутил головой, разбрызгивая дождевые капли, после чего принялся оглядываться и шумно втягивать носом воздух: — Чую вонь неуместного пафоса развалившейся Империи, — с нескрываемым ехидством изрек он, краем глаза отмечая, как из врат Пути выходит Стрет, последний из отряда храмовников.

— Странно, — Фалкон, выполняя приказ Гириона, не отступал от Кисары ни на шаг. — А я чувствую лишь запах мокрой псины.

— Э? — С хищной ухмылкой вскинул бровь Таллаг. — А ты смел, старик!

— А ты глуп, щенок, — в тон зверолюду ответил ветеран. — Раз пытаешься скалиться на тех, кто сильнее тебя.

— Сейчас мы посмотрим, кто здесь… — пальцы Таллага сомкнулись на обтянутой кожей рукояти, выглядывающей из-за плеча, но узкая ладонь Калеоса легла ему на кисть.

— Умерь свой пыл, друг, — попросил темный эльф. — Нам ни к чему подобные стычки.

Появившаяся за спиной брата Исель кивнула, словно подтверждая слова родича. Раскосые глаза темной эльфийки впились в зверолюда и тот, насупившись, уступил.

— Повезло тебе, старикан, — Таллаг, с превеликой неохотой убрал руку от оружия, не мигая, глядя в глаза гиритцу.

— Я тебе не враг, покуда мы на одной стороне, — ветеран немного смягчился. Похоже, характеры у них со зверолюдом оказались поразительно похожи — вспыльчивые, но отходчивые. — А если так хочешь потягаться со мной, у тебя еще появиться такая возможность, когда окажемся по ту сторону Стены. Готов поспорить, что ты и огрызнуться не успеешь, когда я уже обагрю свой молот кровью демонопоклонников!

— Только если ты по пути к Стене не умрешь от старости, — буркнул Таллаг, но, тем не менее, улыбнулся.

— Посмотрим. — Храмовник вернул улыбку.

Кисара по-новому взглянула на старого ветерана. Поначалу он показался ей таким же холодным и отстраненным, как и его братья по ордену, но в его взгляде иногда проскакивало что-то человеческое. Наверное, именно поэтому она решилась задать вопрос, с недавних пор не дававшей ей покоя:

— А почему мы перенеслись в Бродерио? Разве не правильнее было отправиться в Гривис, а оттуда в крепость Рубежа? Говорят, с ее стен можно было бы увидеть обитель Нерушимых Врат, если бы не черный туман…

— Все узнаешь со временем, — оборвал девушку седой гиритец. — Просто помалкивай и делай свою работу.

Прежде чем Кисара успела открыть рот, ее вновь прервали:

— Все в сборе? Тогда вперед. — Отрывистый голос Гириона прозвучал подобно раскату грома.

Это был голос человека привыкшего отдавать приказы и безжалостно каравшего за их невыполнение.

Рыцарь-защитник шел вперед и люди, собравшиеся у платформы в ожидании своей очереди, расступались перед ним. Некоторые подобострастно кланялись храмовникам, то были коренные жители Ариарда, которые росли с осознанием того, что благословенные богами воины — единственная их защита от сил Зла.

Отчасти этих людей можно было понять, Бродерио — самый ближний город к стене Святой Преграды, а значит и к Потерянным землям тоже. Близость Скверны и чувство опасности непрерывно давили на людей, а образ решительных воинов Гирита, вселял в их сердца надежду и трепет. Они шептали молитвы, падая на колени перед богоизбранным рыцарем, а тот, как ни в чем не бывало, проходил мимо, даже не глядя на окружающих.

— Вот уж в ком и не пахнет человечностью, — разочарованно вздохнула Кисара, перешагивая через глубокую лужу.

— Думаешь, Алард Дарий был другим? — тихо спросила бесшумно нагнавшая подругу Исель. Эльфийка с любопытством озиралась по сторонам. Она нечасто посещала города старой Империи, и здесь все для нее было в новинку.

— Что? — Кисара никак не ожидала подобного вопроса, поэтому немного растерялась, не зная, что ответить.

— Ничего, — эльфийка отвернулась, рассматривая высокое здание, нависшее над небольшой площадью. Ее острый носик немного наморщился, когда сидевший на крыше ворон пронзительно закаркал и сорвался с насиженного места, помчавшись к темным тучам. Мрачный, устремленный к свинцовому небу дом с узкими, стрельчатыми окнами, с крыши которого улетела птица, стал выглядеть немного сиротливо, хотя прямо за ним ровными рядами замерли, словно в бесконечном ожидании смерти, столь же траурного вида постройки, тянущиеся вдоль тихой улицы.

Нет, улицы Бродерио не пустовали, особенно в районе врат Пути. Здесь скопилось много народа — кто-то прибывал в город, кто-то, наоборот, покидал его по каким-то своим делам. По мокрым камням брусчатки стучали копыта лошадей. Слышались голоса, произносящие речи на разных языках: рычащем наречии зверолюдов, человеческом, грубом дворфийском слоге и певучем эльфийском.

Воздух наполнял лязг брони стражников, стук лошадиных копыт, шум дождя, завывание ветра, заставляющего трепетать резные флюгеры на острых крышах и далекие раскаты грома. Но все эти звуки казались какими-то тусклыми, безжизненными, даже шум собственных шагов, будто доносился до Кисары откуда-то издалека. Она словно видела бездушные картинки окружающего, дающие впечатление присутствия, но не заменяющие жизни.

— Город скован страхом, — скрипучий голос Фалкона раздался над головой девушки, и храмовник зашагал рядом. — Здесь всегда так. — Вас это не очень заботит? — проводив взглядом отставшую Исель, Кисара обратилась к гиритцу. — Я давно перестал бояться, девочка. Мы не можем позволить себе подобной роскоши, ведь если храмовники дрогнут перед лицом Скверны, представь, что случиться с обычными жителями. — Он обвел глазеющих на него людей мрачным взглядом. — Они знают, что мои братья даже ценой своих жизней будут защищать их, но это не убивает людской страх, лишь притупляет его. Но это поганое чувство никуда не пропадает, здесь даже воздух пропитан суеверным трепетом перед смертью.

— Это… ужасно, — Кисара смотрела на лица горожан, которые разительно отличались от других, принадлежавших тем, кто не родился в этом мрачном месте. Приезжие взирали на воинов-монахов с любопытством, а в глазах тех, кто вырос в Бродерио, читалось почтение.

В отличие от остальных, жители Ариарда видели в храмовниках промежуточное звено, между людьми и богами, почитая и преклоняясь перед ними.

— Взгляды побитых собак, — седой ветеран сплюнул под ноги. — Никакой гордости, они готовы сделать все, что мы им прикажем, лишь бы спрятаться за наши спины, в случае опасности.

— Мы существуем лишь для того, чтобы защищать их, брат Фалкон. — Идущий первым Алектис обернулся. Для человека он обладал отличным слухом. — Таково повеление нашего господина и отца Гирита. — Мы живем, чтобы служить. — Резко отчеканил ветеран металлическим голосом и Кисара, взглянув на него, удивленно расширила глаза — взгляд храмовника снова стал безжизненным и отрешенным, совсем не таким, каким был лишь мгновение назад.

— Все мы существуем лишь во служении, — одобрительно произнес Алектис. — Посему не стоит забывать, что долг наш, как избранных сынов бога Защитника — оберегать паству Его и всех нуждающихся. Служить защитой от Скверны — вот для чего мы родились. Грудь храмовника — щит самого Гирита, если за ней бьется праведное сердце.

— Мы — щит Его. — В один голос произнесли храмовники, ударив себя правой, сжатой в кулак рукой, в латные нагрудники, за которым бились их сердца.

Глухой звук пяти ударов, слившихся в один, заставил Кисару вздрогнуть.

— Да они настоящие фанатики, — шепнула южанке на ухо Исель, снова догнавшая подругу. Накинув на голову капюшон, она добавила: — Я раньше никогда не видела их так близко, просто мурашки по коже.

Кисара согласно кивнула, мысленно поблагодарив Гвинет, не отпустившей ее в одиночку. Если бы не друзья, девушка даже представить не могла, каково бы ей пришлось в компании бездушных.

Обернувшись, заклинательница посмотрела на Калеоса и Таллага, шагающих следом за ней, и мужчины весело улыбнулись.

Улыбка темного эльфа, чье лицо почти скрывал капюшон, вышла едва заметной, но Кисара нисколько не сомневалась в ее искренности, точно так же, как и в широком оскале Таллага, демонстрирующего окружающим почти все свои зубы.

Мысль о том, что друзья с ней, успокоила южанку, и она не смогла сдержать ответной улыбки, казавшейся столь неуместной в пропитанном страхом и напряжением Бродерио.

Кисара поплотнее запахнула куртку — за время жизни во Фририарде, она успела привыкнуть к погоде, сильно отличающейся от зноя ее родины, но этот город казался южанке особенно холодным.

Серая атмосфера ближайшего к Потерянным землям города не способствовала общению, а нарастающий шум дождя и тоскливо завывающий ветер делали все возможное, чтобы заглушить те короткие фразы, которыми обменивались члены отряда.

Точнее говорили лишь темные эльфы. Кисара с Таллагом и гиритцы, выглядевшие еще более отрешенно нежели обычно, в абсолютном молчании шагали по лужам, глядя прямо перед собой. Возможно близость Потерянных земель, ставших пристанищем Скверны, подобным образом влияла на рыцарей. Они выглядели напряженными и собранными, словно стрелы готовые сорваться с тетивы лучников.

Неожиданно Алектис остановился. Гиритец медленно осмотрелся, скользя цепким взглядом по серым из-за дождя стенам домов. Взор монаха замер на увитом засохшим плющом, высоком, трехэтажном строении с острой крышей, выложенной дорогой черепицей. Алектис сделал короткий шаг в направлении дома, после чего вновь остановился, словно в нерешительности.

— Брат Гирион, — тихо позвал храмовник, не сводя глаз с плотно зашторенных окон. — Сколько верных воинов Гирита в Бродерио сейчас?

— Я полагаю, что только мы, пастырь. — Не задумываясь, ответил рыцарь. — По велению пастыря Хараата, несшие здесь службу братья отозваны к Стене, в оплот Вечного Бдения, чтобы участвовать в нашей миссии. Братья, которым надлежит принять ответственность за охрану города, прибудут в Бродерио после вечерней службы в главном монастыре Гирита в столице. Это случится перед закатом.

— А как давно мы проверяли город на чистоту? — Еще один шаг приблизил Алектиса к дому, мало отличавшемуся от остальных, но, почему-то, привлекшему внимание гиритца. — Как и положено по предписанию, в конце месяца?

— Именно, — Гирион кивнул. — Не далее как два десятка лун назад, по завершению последнего месяца Благодетельницы, брат Криниг сообщал в главный монастырь о проведении проверки. Я сам говорил с ним.

Теперь уже не только Алектис, но и все храмовники смотрели в сторону особняка.

Случайные прохожие, стоило им увидеть стоящих на дороге бездушных, поспешно кланялись и отходили прочь, не смея приближаться к гиритцам. Но так поступали не все — на улице собралось больше десятка желающих посмотреть, что же привлекло внимание храмовников. Отсутствие страха и почтения в глазах свидетельствовали о том, что зеваки родились не в Бродерио и даже не в Ариарде: немолодая пара, двое мужчин в легкой броне сопровождающие третьего, одетого в дорогие меха, скорее всего, прибыли из Фририарда. Хмурый дворф, тянущий за собой небольшую телегу, забитую каким-то хламом, так же остановился, то ли чтобы перевести дух, толи чтобы потешить любопытство. Пара его помощников-гномов, застыли рядом, поставив на землю деревянные короба и тут же усевшись на них.

Вышедшие с соседней улицы фигуры в плащах с капюшонами, уберегающими владельцев от дождя, остановились. Они собирались отправиться в сторону врат Пути, но, обернувшись, решили задержаться и посмотреть на происходящее.

Движение с боку привлекло внимание Таллага и он, резко обернувшись, увидел три любопытные детские мордашки высовывающиеся из ближайшей подворотни и с неподдельным восхищением глазеющие на гигантов-храмовников в черной, как смоль броне. Хмыкнув и шутливо пригрозив детишкам пальцем, Таллаг вновь обратил свой взгляд к дому, на пороге которого уже стояли Алектис и Гирион. Пастырь жестом попросил всех держаться снаружи и неожиданно аккуратно постучал в дверь костяшками пальцев.

Ничего не произошло.

Алектис постучал еще раз. Теперь более настойчиво.

— Мы рыцари храма Гирита Защитника. Именем Его призываем открыть дверь. — Казалось бы, спокойный голос пастыря отчетливо прозвучал в шуме дождя и вое ветра.

Призыв храмовника остался без ответа, однако, как оказалось, его и не требовалось. Стянув перчатку, пастырь провел рукой по лакированной, покрытой паутинкой трещин двери, плотно прижав к ней ладонь. Дерево оказалось холодным, но не таким, каким должно было быть при такой погоде, а отталкивающе ледяным. Через трещины, выглядящие уродливыми шрамами на казавшейся новой лакированной поверхности дерева, струился едва заметный черный туман, видеть который мог далеко не каждый.

Лицо храмовника заострилось, а в выцветших глазах на миг всколыхнулась волна гнева.

— Скверна, — одними губами прошептал Алектис, но Гирион услышал его.

Собравшиеся продолжали выжидающе наблюдать за бездушными, а те, в свою очередь не спускали глаз с особняка. Повернувшись к своим братьям, Гирион, по очереди взглянул на Стрета, Ринона и Лертаса, затем легким движением головы указал на дом. Трое храмовников, без слов понявшие приказ рыцаря-защитника, двинулись в обход и замерли, каждый напротив одной из стен, взяв оружие наизготовку. Фалкон остался на месте.

— Вы не подчинились, и пусть теперь Гирит будет вашим судьей. — Со скорбью в голосе произнес Алектис, отходя в сторону.

Сделавший широкий шаг вперед Гирион, как показалось окружающим, совсем легко толкнул внушительную дверь латным наплечником, но та с глухим звуком сломалось и, сложившись пополам, упала внутрь дома.

Рыцарь-защитник, пригнувшись и развернувшись боком, первым вошел в дверной проем, маловатый для его габаритов. Доспехи храмовника в нескольких местах зацепились за дверной косяк, через пару ударов сердца затрещавший и упавший на порог изуродованными щепками.

Едва фигура в черной броне скрылась из виду, как окно второго этажа со звоном раскололось, и из него выпрыгнул человек.

Мужчина с грязным лицом и спутанными волосами, непрерывно трясущий головой, и бормочущий невнятные слова, рухнул на камни, совсем рядом с Кисарой.

Девушка едва успела отступить назад.

Послышался хруст костей, и лужи на мостовой окрасились в грязно бурый цвет. Тело ударившегося о землю мужчины замерло в неестественной позе, неуклюже подогнув ноги и широко раскинув руки.

Зеваки с ужасом отпрянули назад, а южанка прикрыла рот ладонью. Сквозь завесу испуга и шока к ней вдруг прорвалось чувство, которое может безошибочно определить любой демонолог — близость существа из Бездны.

Кисара не успела открыть рот, чтобы предупредить всех, как мужчина, только что неподвижно лежавший на камнях, вдруг вскочил, взглянув в лицо южанке безумными, покрасневшими глазами.

Что-то темное метнулось вперед, и ладонь в черной латной перчатке легла мужчине на лицо, почти полностью скрыв его от взгляда Кисары.

— Надо же, как живучий, — с нескрываемым презрением процедил сквозь зубы Фалкон, без усилий приподняв взрослого мужчину над землей одной рукой. — Почти обратился, еще бы чуть-чуть и смог бы принести жителям много проблем.

— Жена… — прохрипел мужчина, слабо шевеля ногами, которые, судя по его недавней позе, должны были быть сломанными. — Она больна и я… Я, наверное, тоже…

— Так и есть, — седой гиритец едва заметно кивнул, бесстрастно глядя на впалую, изъеденную язвой щеку своего пленника.

Подняв взгляд выше, монах наткнулся на полный страха глаз, чей начавший распадаться зрачок беспомощно бился из стороны в сторону, не фокусируясь ни на чем. Гнилые зубы пленника безостановочно стучали, и он силился что-то сказать, но изо рта, вместо слов, вытекла лишь кровавая слизь. Руки с пальцами, ногти на которых были содраны, заскользили по закованной в броню руке Фалкона, оставляя на ней кровавые следы.

— Этот человек… — Кисара старалась не смотреть на бьющегося в тисках руки храмовника мужчину. Она чувствовала, как в обрывках его души мечутся остатки сознания, а во впалой груди все еще бьется сердце, пусть и пораженное Скверной.

— Это уже не человек, — бесстрастно ответил Фалкон, резко произнеся то, что не хотела признавать южанка. Пальцы бездушного сильнее впились в лицо несчастного, разрывая кожу и продавливая мясо.

— Эй! Ты же… — Таллаг решительно шагнул вперед, не желая смотреть на мучения неизвестного ему мужчины, но в этот момент, пальцы Фалкона сомкнулись и зверолюд замер, глядя на то, как голова незнакомца сминается под ладонью гиритца, словно гнилой плод, разбрызгивая в стороны кровь и бурую жижу.

Отвратительный хруст черепа и резко оборвавшийся хрип пораженного скверной мужчины, прозвучали с пугающей четкостью, после чего послышался глухой звук — обезглавленное тело упало в лужу под ногами храмовника. Неожиданно судорога прошла по мертвецу, и его пальцы заскребли по мостовой, ноги забили по камням, а спина выгнулась дугой.

— Гирит не защищает тех, кто отвернулся от Его божественного света! — прорычал Фалкон и с силой наступил корчащемуся телу на грудь.

Тяжелый латный ботинок храмовника без труда сокрушил ребра, проломив грудную клетку и пригвоздив к земле затихшего теперь уже навсегда мертвеца.

Испуганные дети, за спиной Таллага заплакали.

Гирион слышал, как разбилось окно в одной из комнат, но даже не отвлекся, чтобы посмотреть, что случилось. Идущий следом за ним Алектис указывал путь, а обо всем остальном позаботятся боевые братья оставшиеся снаружи.

Рыцарь-защитник с трудом миновал узкий для себя коридор, разломав висевшие на стенах полки и раздавив опрокинутый когда-то горшок с увядшим цветком. В доме царило запустение и разруха: повсюду скопилась пыль и мусор, словно хозяевам совершенно не было дела до вида их жилища, кое-где даже начали появляться пятна плесени.

Спертый воздух отдавал сыростью и в нем угадывался едва ощутимый смрад разложения, который храмовник почувствовал, оказавшись в просторной комнате, где обнаружил две лестницы, ведущие в подвал и на верхние этажи. Скверна отравляла все вокруг себя, заменяя новое — ветхим, здоровое — больным, а жизнь — тленом разложения.

— Сначала осмотрим то, что вверху. — Алектис взглядом указал на тянущиеся вверх ровные ряды ступеней из потемневшего дерева.

Гирион не стал противиться воле пастыря, хотя сам он предпочел бы спуститься в подвал и встретиться лицом к лицу с тем, кто там прячется. В том, что источник Скверны именно внизу, гиритец не сомневался. Опыт подсказывал ему, что гниль всегда жмется к земле, там не слышно молитв и не видно солнечного света.

Гирион чувствовал, как что-то темное замерло в тревожном ожидании, и двуручный меч храмовника с шелестом покинул заплечные крепления. В слишком узких, для крупного монаха, помещениях от грозного оружия было мало проку, но нечеловеческая сила Гириона вполне позволяла ему наносить и колющие атаки клинком, который смог бы удержать далеко не каждый мужчина.

— То, что прячется внизу от света Гирита, никуда не денется, брат. Оно застигнуто врасплох и зажато в угол, а посему будет драться до последнего. — Алектис почувствовал сомнения Гириона. — Я не хочу, чтобы в разгар боя нам ударили в спину. Поднимайся сразу на последний этаж.

Рыцарь-защитник кивнул, признавая правоту пастыря, и его латный сапог опустился на первую ступень, жалобно скрипнувшую под весом монаха.

Подниматься Гириону пришлось боком, так как его ноги оказались слишком крупны для ступеней. Алектис, некоторое время стоявший внизу и смотревший на спуск, ведущий в подвал, пробормотал короткую молитву Гириту и огляделся. Взгляд пастыря стал пустым, сейчас он более явственно ощущал присутствие Скверны, пропитавшей эти стены. То, что показалось ему неясным видением на улице, сейчас превращалось в отчетливую тень. Сосредоточившись, храмовник начал шептать молитву богу-защитнику: — Тот, кто защищает нас от Скверны, тот, кто дает детям своим силу служить своим щитом, тот, кто ведет нас по праведному пути, прошу, освети это место, разгони мрак и позволь мне увидеть истинное Зло, дабы сокрушить его, во имя твое.

Последнее слово короткой молитвы сорвалось с губ храмовника, вместе с горестным вздохом. Гирит Защитник, как и прежде, не обращал свой взор на тех, кто называл себя его детьми. Нынешние гиритцы обладали лишь малой толикой былого могущества ордена, и от этого у Алектиса щемило в груди.

Никто из ныне живущих храмовников точно не знал, почему их бог отвернулся от них, никто не ведал, чем они провинились перед Гиритом и каждый боялся думать о том, что будет с орденом дальше.

Все больше и больше братьев Алектиса погибали, практически лишенные благословения. Те, кого боевые братья называли пастырями, сами с трудом находили отблески серебристого света в окружающем мраке, из последних сил стараясь провести всех по неясному пути.

Но монахи продолжали держать все это втайне от жителей Ариарда, в чьих глазах они до сих пор оставалась единственными защитниками. Освященное древнее оружие и броня, передававшиеся теперь от погибшего гиритца — воина тому новичку, что должен сменить его, да остатки дара пастырей — все, что некогда могущественный орден мог сейчас противопоставить Скверне.

Выращенные на непрекращающихся молитвах, нынешние храмовники уступали в силе своим предшественникам все больше и больше, и гибли гораздо быстрее, не в силах на равных сражаться с крепнущими силами Зла. Каждый раз, когда в храм-монастырь приносили новорожденных младенцев, Алектису становилось горько от осознания того, какая судьба уготована невинным детям.

Только несгибаемая воля и нерушимая вера помогали пастырю не сойти с выбранного пути. Он был убежден, что все происходящее это испытание, которое Гирит выбрал для своих детей. Если они будут стойкими, если они не убоятся судьбы и продолжат служить щитом бога, то он вновь обратит свой милостивый взор в их сторону.

Вот во что верил Алектис и те рыцари, что сейчас отправились с ним. Они не отступят, пусть даже в конце пути их ждет смерть, они с честью будут идти к своей цели и сбросят свое бремя, бремя бездушных. Таково их проклятье и их путь.

Решительно сжав кулаки, пастырь ступил на лестницу и сразу же почувствовал слабое биение Бездны наверху. Алектис поспешно склонил голову, возблагодарив Гирита за это короткое видение и за то, что он позволил ему еще раз послужить проводником своей божественной воли. На миг в разуме пастыря зародилась мысль о возвращении божьей милости. Смогут ли они отыскать ответы в обители Нерушимых Врат? — Мы сможем, или же погибнем, пытаясь, как и те, кто отправился в Оскверненные земли до нас. — Произнес Алектис, обращаясь к самому себе, но Гирион его услышал.

Рыцарь-защитник был полностью согласен с пастырем. Он, как и его братья видели свой священный долг перед Гиритом в том, чтобы служить щитом от Скверны. Но без благословения бога орден, рано или поздно, сгинет и тогда ничто больше не сдержит тьму. Пока ее продвижению мешала стена Святой Преграды, воздвигнутая на останках павших в бою сидонитов. Мощь Стены не вызывала сомнения в том, что Сидоний Воздаятель, по-прежнему, благоволит тем, кто отдал свои жизни сражаясь со Злом.

Гирион надеялся, что в главной обители сидонитов они смогут отыскать то, что поможет им самим вновь обрести благословение. Это был единственный шанс и, если потребуется, Гирион готов был отдать свою жизнь, лишь бы почувствовать прикосновение бога Защитника и вернуть ордену былую мощь.

Гиритцы неоднократно пытались отбить утерянную обитель сидонитов, но раз за разом терпели неудачу. Сейчас, у пастырей появилась какая-то призрачная надежда, и они пошли на осознанный риск. Если нынешняя миссия потерпит неудачу, орден долго не оправится от потерь, если оправится вообще. Для тех же, кто вызвался отправиться в проклятые земли, оставалось только два пути — победа или смерть.

Гирион был готов и к тому и к другому. — Наверх. — Алектис догнал рыцаря-защитника. — Поспешим. Оставался еще подвал. Что бы там не таилось, его тщательно скрывали и Алектис со стыдом готов был признать, что проходя по улице, он почувствовал кого-то из прокаженных, а не то, что вызвало само распространение Скверны. Решив придерживаться первоначального плана, пастырь двинулся следом за рыцарем-защитником.

К тому моменту, когда Алектис перешагнул через последнюю ступень, Гирион уже стоял в центре небольшой комнаты, поочередно глядя на три двери, ведущие в разные стороны.

— Сюда. — Пастырь сразу же указал в сторону дальней стены, вдоль которой тянулась полка с горшками с торчащими из них сухими стеблями, утратившими свои цветы и уродливо изогнувшими серые стебли в потрескавшихся горшка.

Присмотревшись, пастырь увидел, что умершие растения погружены отнюдь не в землю, а в бурый перегной, в котором копошились склизкие черви, один вид которых вызывал омерзение. Под полкой полусидел, полулежал игрушечный медведь. Потрепанную мягкую ткань в некоторых местах покрывала коричневая корка, в которой угадывалась запекшаяся кровь, места, где ранее находились бусинки — глаза, были вырваны, что придавало игрушке весьма неприятный вид. Больше Алектис ничего рассмотреть не успел, так как Гирион начал действовать.

Сделав два широких шага, храмовник ногой ударил по замку, сорвав дверь с петель и вышибив доски косяка. Дерево еще не успело коснуться пола, когда рыцарь уже оказался внутри небольшой комнаты, чьи окна оказались плотно зашторены.

В ноздри бездушного сразу же ударил мерзкий смрад Скверны. Не замедляя шага, Гирион двигался вперед, давя сапогами детские игрушки и пачкая уличной грязью мягкий ковер, не сводя глаз с узкой кровати, отгороженной цветной занавеской, сейчас больше напоминающей творение безумного художника, использовавшего вместо красок кровь.

Разноцветная ткань потускнела и ссохлась, так что теперь нельзя было угадать, что изображалось на ней ранее. Но это не интересовало гиритца, так как он отчетливо видел богомерзкие символы нанесенные кровью поверх выцветших рисунков. Срывая занавеску и одновременно отводя назад меч для удара, храмовник скривился от омерзения, вызванного прикосновением к нечестивым символам.

— Игрушка… Вы не видели…

Тускло сверкнувший клинок Гириона пронзил сутулую и чрезвычайно худую женщину насквозь, не дав ей договорить. Отточенное лезвие легко пробило впалую грудь, выйдя из спины. Покрытое кровоточащими язвами лицо исказила гримаса боли. Бесцветные, потрескавшиеся губы искривились, обнажая почерневшие, начавшие крошиться зубы и в лицо гиритцу ударил отвратительный смрад.

— Игрушка… — руки женщины, заканчивающиеся начавшими срастаться пальцами и длинными когтями, беспомощно заскользили по широкому лезвию. — Вы не видели? — Она подняла невидящие, превратившиеся в бельма глаза на Гириона.

Гиритец не ответил и мощным рывком послал свое оружие вертикально вверх. Рыцарь — защитник никогда не колебался перед лицом Скверны, в этот раз смотревшей на него когда-то человеческими глазами. Благословенная сталь без труда рассекла кости женщины, разрубив ее почти пополам и покинув тело, перебив ключицу. Взметнувшееся было вверх лезвие, швырнуло кровавые капли на стены и потолок и резко рухнуло вниз, вторым ударом лишая прокаженную головы и плеча правой руки.

Безразлично переступив через бездыханное тело, Гирион взглянул на кровать. Тонкие губы рыцаря плотно сжались, и в голубых, как ясное небо глазах, сверкнул праведный гнев.

— Скверна не щадит никого, брат. — Встав рядом с рыцарем-защитником, Алектис взглянул на распростертое средь измазанных кровью простыней тело ребенка, крепко привязанное к спинке и ножкам грязными тряпками. На краешке изодранной ткани, пастырь увидел буквы на древнеимперском, складывающиеся в слова молитвы к Лигее Благодетельнице. Даже прикосновение ткани, благословленной молитвой, причиняло существу, рожденному человеком, но переставшего им быть, нестерпимую боль.

Тьма уже получила абсолютную власть над мальчиком, и он почти утратил человеческий облик: волосы облезли с морщинистой головы, усеянной множеством рогов, нос запал, рот превратился в разверзнутую пасть с длинными клыками и раздвоенным языком. Но страшнее всего были глаза — два бескрайних океана абсолютной тьмы, в которых плескалось яростное безумие.

То, что когда-то было человеком, теперь шипело богохульные речи, роняя на тощую грудь, дурно пахнущую слюну. Неестественно изогнутые сразу в нескольких местах конечности постоянно прибывали в резких движениях, каждое мгновение испытывая стягивающие их веревки на прочность.

— Видимо, Скверна первым отметила это несчастное дитя, — Алектис пристально вглядывался в полные ярости глаза. — Или же ребенок, как самый младший и слабый быстрее подвергся порче. Родители знали, что ждет их чадо, и пытались скрыть происходящее, — добавил пастырь, покосившись на труп женщины. — Гирит не прощает тех, кто отдал себя Бездне, их сердца чернее ночи и вместо вечного покоя они обретут лишь забвение.

— Вы и ваши лжебоги еще умоетесь своей кровью, жалкие рабы! — Прошипел ребенок гортанным голосом, по-прежнему стараясь освободиться. — Я пожру ваши души и…

— Ты умрешь, отродье. — Алектис отвернулся, не желая больше слушать подобные речи и давая понять Гириону, что тот может исполнить свой долг.

Пастырь успел сделать лишь шаг, как за его спиной опустился тяжелый меч рыцаря-защитника, разом перерубивший и тощее тело совсем по-детски взвизгнувшего мальчишки и кровать пополам, глубоко войдя в доски прогнившего пола.

— Подохните… — прохрипело порождение Скверны, силясь плюнуть в храмовника, но тяжелый сапог гиритца опустился на рогатую голову, превратив ее в бесформенную груду плоти и костей.

В этот же миг громкий женский визг, казалось, пронзил весь дом.

— Подвал! — Алектис первым бросился к лестнице.

— Что ты за человек-то такой, а? — возмутился зверолюд, наблюдая, как лужа зловонной крови растекается под изуродованным трупом, все еще придавленным ногой Фалкона.

— Жалеешь его? — Ветеран пристально изучал особняк, не глядя на собеседника. — Или переживаешь, что женщинам и детям пришлось это увидеть? Если так, то ты меня удивил.

— Да больно оно мне надо, переживать за них! — Таллаг шумно выдохнул через нос, скрестив руки на груди. — Тогда в чем дело? — Я несколько раз бывал здесь и знаю, что дальше по этой улице есть великолепная таверна, а ты только что отбил мне весь аппетит!

— Всегда считал ваше племя — забавным. — Седой гиритец невесело улыбнулся, если его лишь слегка растянувшиеся губы можно было вообще считать ухмылкой. — Но у нас в любом случае нет времени рассиживаться в тавернах, зверолюд. Как только мои братья закончат…

— Что-то не так, — в пол уха, слушавшая неуместную беседу мужчин Кисара, с тревогой посмотрела на темный провал, где ранее располагалась дверь, выбитая Гирионом.

— Вот и я говорю, этот труп смердит, аж жуть, а дальше таверна…

— Нет, Таллаг, она не об этом! — Исель уже стояла рядом, и на ее красивом лице появилось выражение беспокойства. Красные глаза взволнованным взглядом скользили по дому. — Кисара, что случилось?

— Там внутри, что-то… — южанка не могла подобрать слов, чтобы описать свои чувства.

Толика демонической крови вдруг тревожно забилась в жилах заклинательницы, и ощущение беспокойства очень быстро нарастало. Такое уже случалось с демонологом и не раз, когда для выполнения заданий мастера гильдии ей приходилось бывать в оскверненных землях, где ранее открывались врата в Бездну. Там она часто сталкивалась с измененными Тьмой существами и даже людьми, такими, как недавно выскочил из странного дома.

Но сейчас чувства Кисары отличались от тех, что вопреки ее воле запечатались глубоко в памяти. Южанка ощущала нечто иное, чем эхо Бездны, зажатое между усиленных оберегами стен. Что-то темное и жуткое зарождалось внутри стоявшего перед ней дома.

Прочитав страх в глазах Кисары, Исель сбросила капюшон и взялась за лук. Натянув тетиву, темная эльфийка прицелилась в темнеющий дверной проем, ее брат поступил так же. Столпившиеся зрители обеспокоенно зашептались, инстинктивно отступив назад от обнаживших оружие незнакомцев.

— Намечается веселье? — хищно оскалившись, Таллаг развел руки в стороны и из его широких браслетов, охватывающих запястья, выступили длинные, похожие на когти лезвия. Зверолюд принял низкую боевую стойку и ожерелья из клыков и резных косточек на его бычьей шее едва слышно зашелестели.

— Вы чего удумали? — Фалкон нахмурился, поднимая молот. Гиритец — воин не обладал чутьем пастыря и недостаточно доверял южанке и ее предчувствиям, поэтому сразу же счел действия спутников опасными.

— Там внутри, — сделав над собой усилие, Кисара успокоилась. — Кажется, открываются врата…

Словно в подтверждение слов южанки из дома раздался громкий женский крик, переходящий в ужасный визг, плетью хлещущий по ушам. Мгновение и окна особняка разлетелись вдребезги. Волна темной энергии, сокрытая где-то внутри, выплеснулась наружу.

— Гирит, защити, — прошептал Фалкон, глядя, как черепичная крыша дома обрушивается.

Обломки досок и камня, крошки черепицы и облако пыли брызнули во все стороны, когда дом, словно взорвался изнутри.

Кисара слишком поздно поняла, что не успевает укрыться, как вдруг перед ней оказался Фалкон, закрывший девушку и ее друзей своей громоздкой фигурой. Широкая балка ударила храмовника в грудь, но тот даже не сдвинулся с места, когда дерево с треском сломалось о доспех.

По черному панцирю заколотили осколки камней и черепицы, один задел непокрытую голову рыцаря и рассек ему щеку.

Со всех сторон послышались испуганные крики, среди которых неприятно выделялись ужасные вопли боли — кого-то задело обломками. Таллаг, стоявший к Кисаре не так близко, как темные эльфы, ловко уклонился от булыжника, размером с его собственную голову, но от расколотого горшка уйти не сумел. Половина глиняной посуды, превратившаяся в размытое пятно, разбилась о лоб зверолюда, заставив того попятиться и по-собачьи затрясти головой.

Над бровью Таллага открылась рваная рана, и он раздраженно зарычал. Но его голос, так же как и голоса остальных, были едва слышны в грохоте, с которым обломки разрушенного дома колотили о мостовую, стены и окна других зданий.

Пыль едва прекратила разлетаться, прибиваемая к земле усилившимся дождем, а мусор и земля еще продолжали падать с небес, когда яростный рев заставил чудом уцелевшие стекла соседних домов задрожать, так же, как и души тех, кто находился поблизости.

Не проронив ни слова, Фалкон резко выпрямился, его глаза горели холодной решимостью, а руки, сжимающие молот напряглись.

Когда фигура храмовника немного сместилась, Кисара увидела вырастающий из под завала силуэт, чем-то напоминавший странное животное. Но в десятки раз больше.

Если у южанки и оставались какие-то сомнения, по поводу того, что именно не так с этим домом, то теперь они полностью развеялись. В подвале скрывался не демон, а тот, кто может его вызвать, вот почему храмовники не сразу почуяли неладное. Чтобы ни случилось внутри, но кто-то смог открыть врата в Бездну и призвать в этот мир одно из кошмарных созданий вечного мрака.

Огромное порождение Скверны запрокинуло уродливую морду и взревело, сотрясая, кажется, сами небеса. Оскаленная пасть с несколькими рядами кривых, но очень длинных зубов разверзлась, являя всем длинный язык, свисающий ниже массивной челюсти с костяными иглами бороды.

Шесть пар глаз демона, находящиеся в непрерывном движении, горели жаждой крови и он, опустившись на четыре когтистые лапы, больше походящие на стволы столетних дубов, сотканные из уродливой плоти и перетянутых пульсирующими жилами, взревел еще раз.

Окинув взглядом отвратительную фигуру, Кисара стиснула зубы — даже с помощью храмовников, справиться с подобным демоном будет непросто. Это, конечно, был не архидемон или же те, кто стоял немногим ниже в их сложной иерархии, о которой Кисара узнала от Миаджи, но и не обычное порождение Скверны.

Звероподобные демоны, прозванные опустошителями, обладали не только скудным до неприличия разумом, но и чудовищной силой, вкупе с жаждой крови и разрушения. Девушка не могла взять в толк, как подобная тварь вообще могла оказаться в городе, защищенном святынями, да и кто отважился бы призвать нечто подобное из глубин Бездны?

Лишенные имен, опустошители являлись полностью неконтролируемыми демонами. Впрочем, они всегда охотно отзывались на зов, без труда ломая волю призывателя, особенно если он был недостаточно опытен.

За мерзкой фигурой демона, разбрасывая в стороны щупальца из мрака, разрасталась огромная бурлящая клякса — формирующиеся врата в Бездну. Кисара никогда не видела ничего подобного, он была уверена в своей правоте. Заклинательница демонов кожей ощущала ядовитое дыхание Скверны, вырывающееся из мрака. Она знала, что опустошитель лишь тот, кто первым откликнулся на зов. За ним придут и другие.

Но врата не могли открыться сами по себе.

Неожиданно слабое движение привлекло внимание Кисары и она, присмотревшись, увидела ее — необученное дитя с неконтролируемым даром, неосознанно навлекшее беду на себя и на свою семью. Южанка смотрела на нее, совсем еще молодую растрепанную девушку, в потемневшем от крови и грязи платье. Та стояла прямо под толстым брюхом демона и потерянным взглядом невидящих глаз рассматривала то, что осталось от дома. По ее покрывшейся струпьями коже щек стекали кровавые слезы, срываясь с дрожащего подбородка и капая на землю.

На лбу девушки неумело был вырезан символ расколотого солнца с изогнутыми, обломанными лучами — символ демонопоклонницы, который, судя по линиям, она нанесла себе сама, сломленная Скверной в своей крови. Не в силах подчинить откликнувшееся на ее зов существо, обладающая даром девушка сама стала его рабыней и помогла демону обрести материальное воплощение в этом мире. У босых ног девочки лежало окровавленное тело, почти сокрытое обломками и, видимо, послужившее жертвой для открытия врат.

— Порождения Скверны! — Голос Фалкона прогремел не хуже рева самого демона. — Именем Гирита я уничтожу тебя и тех, кто тебе поклоняется!

Старый храмовник неожиданно быстро для своего возраста и комплекции побежал вперед, на ходу вздымая молот. Ринон, Стрет и Лертас, так же, устремились к порождению Скверны с разных сторон.

Даже перед лицом столь опасного противника, как опустошитель, бездушные не ведали страха.

— А мы что, стоять будем? — Таллаг, чье лицо наполовину заливала кровь, взглянул на Кисару, рассудив, что в вопросах демонов она разбирается лучше. — Ух!

Восклицание зверолюда было вызвано мощным ударом усеянного шипами хвоста, которым опустошитель встретил заходящего к нему сбоку Лертаса. Храмовник успел вскинуть щит, но сила удара оказалась столь чудовищной, что гиритца сорвало с места и он, пролетев почти через всю улицу, врезался спиной в стену одного из домов. Проломив кладку, он скрылся вместе с обломками где-то внутри. Мгновением позже когтистая лапа ударила Ринона в грудь. Доспех выдержал, и воин успел отразить вторую атаку копьем — длинные когти скользнули по древку, врезавшись в черный наплечник и оставив на нем глубокую борозду.

Ринон упал на колено и едва не погиб, но оказавшийся рядом Стрет встретил щитом новую атаку демона, полоснув того клинком по лапе. Порождение Бездны взвыло, но его вой тут же прекратился, так как Фалкон в длинном прыжке ударил молотом точно в широкую грудь противника. Кисара, словно завороженная, смотрела, как гиритцы сражаются с демоном, почти не замечающим их атак. Где-то поблизости запели тетивы, и темные эльфы принялись обстреливать демона, метя в глаза.

Между тем, врата в Бездну продолжали разрастаться и черные щупальца потянулись в сторону завороженных зрелищем людей. Те из зевак, кто находился ближе всех, безвольно застыли на месте, не в силах противиться манящему зову. Еще немного и они будут порабощены Скверной, став новыми жертвами, коим уготовано укрепить приоткрывшуюся дверь в мир безумия. Взбешенный демон вертелся волчком, не давая храмовникам приблизиться, и постоянно атакуя. Его кривые когти рассекали воздух с ужасающей скоростью, иногда задевая гиритцев, но те, не смотря ни на что, продолжали бой.

Монахи сражались молча. Молча сносили и страшные удары, мгновенно убившие бы обычного человека.

Мельком обернувшись, Ринон выкрикнул предупреждение парализованному страхом мужчине в дорогой одежде, замершему неподалеку. Но тот не слышал гиритца. Единственный из зевак, кто сделал шаг в вратам, вместо того, чтобы убежать куда подальше при появлении демона, сейчас полностью лишился воли. Он даже не вскрикнул, когда лапа демона схватила его, ломая кости и отправила в клыкастую пасть.

Зубы опустошителя с лязгом сомкнулись.

— Вас всех ждет смерть! — эти слова принадлежали девочке, по-прежнему стоящей у ног демона. Пусть ее губы и шевелились, но голос никак не мог принадлежать человеку — грубый, коверкающий слова и неизмеримо злорадный. Он словно был соткан из множества голосов, каждый из которых звучал по-разному, но в то же время одинаково.

Одинаково пугающе.

Некогда человеческое дитя, раскинуло руки в стороны, словно купаясь в крови, пугающим дождем стекающей с подбородка, возвышающегося над ней чудовища.

— Девочка! — выкрикнула южанка. — Убейте ее, демон питается ее силой!

Кисара понимала, что по сути, та, что открыла врата и призвала опустошителя, уже мертва и ее дальнейшая судьба предопределена. Ее сознание поглощено демоном, а тела и магической энергии не хватит надолго, но этого уже не требовалось тому, кого она впустила в этот мир.

Опустошитель теперь принял свою полную форму и вполне способен насытить себя сам. Призыватель нужен ему лишь для того, чтобы прятаться за его духом от взора светлых богов, но скоро и этого не потребуется. Материализовавшегося в этом мире демона могла остановить лишь смерть. Но он вполне мог продержаться достаточно долго, чтобы не дать храмовникам запечатать врата в свой мир и дождаться собратьев, что вырвутся оттуда.

Как бы то ни было, южанке не пришлось повторять дважды. Темные эльфы мгновенно сменили цель, послав стрелы в смеющуюся прокаженную. Одна стрела пробила тонкую шею навылет, тогда как другая пошла точно в правую глазницу.

Но измененная Тьмой даже не пошевелилась. Она продолжала беззвучно смеяться, скаля гнилые, окровавленные зубы. Символ на лбу, вдруг загорелся темным пламенем, и щуплое тело начало меняться — Скверна полностью подчинила его.

Девушка изогнулась, и ее платье с глухим треском разошлось по швам, обнажая покрытое язвами тело. Кожа на спине лопнула, и сквозь нее проросли отвратительные отростки, похожие одновременно и на изувеченные крылья и на лапы огромного паука. Упав на четвереньки, оскверненная хрипло расхохоталась, и ее стошнило бурой слизью.

Еще две стрелы эльфов вошли в податливую плоть, пробив плечо и ключицу, но это не помешало прокаженной встать и ринуться в сторону стрелков. — Миаджи! — Кисара простерла правую руку вперед, резко выкрикнув формулу призыва.

Воздух перед южанкой потемнел, обратившись в клочья черного тумана, сформировавшиеся в девичью фигуру.

Кисара еще не успела закончить ритуал, как прокаженная прыгнула вперед. Стрелы эльфов нашли свою цель даже в воздухе, но теперь они не смогли повредить загрубевшей коже, отскочив от нее.

Когда оскверненную девушку и Кисару разделяло всего несколько шагов, Таллаг с глухим рычанием врезался в измененную. Оказавшись на расстоянии удара, он вонзил когти-лезвия в покрытый слизью бок.

Зверолюд рванул руку вверх, чувствуя, как оружие с наслаждением вгрызается в гноящуюся плоть, но не смог ударить еще раз, так как вынужден был отскочить назад, чтобы избежать ударов отростков, появившихся из спины девушки.

Не попав по ловкому зверолюду, оскверненная, не замечая серьезного ранения, попыталась достать Кисару, занятую призывом.

Но южанка была отнюдь не новичком и призывала демона со всей возможной осторожностью, пользуясь сдерживающими формулами, которых попросту не могла знать та, что сейчас хотела отнять ее жизнь во славу владык Бездны.

Если бы одаренная девочка, сейчас превратившаяся в монстра, получила соответствующее обучение, то ничего бы не произошло. Но родители не замечали или не хотели замечать дара своего ребенка, чем обрекли и себя и ее на смерть.

Обладая темным даром, призвать демона было легко, но управлять им и не оскверниться — невозможно. Творящая формы призыва Кисара, глядя на приближающуюся к ней оскверненную, видела в ее безумных глазах свое возможное будущее. Такая судьба могла ждать и южанку, если бы не случайность и не записи отца. Только чудо и заранее подготовленный ее отцом ритуал, помогли тогда необученной Кисаре заключить договор с демоном, а не стать его жертвой, как неизвестная жительница Бродерио.

По правде говоря, Кисара могла призвать демоницу сразу, просто позвав ее по имени. Она даже позволяла Миаджи появляться самой, когда ей ничего не угрожало. Но сейчас был иной случай. Демонице предстояло драться, причем не с кем-то, а с порождениями Скверны, такими, как и она сама.

Задачей заклинательницы было оградить своего демона от пагубного воздействия Тьмы. Близость оскверненной, другого выходца из Бездны и открывающихся врат, вполне могли послужить причиной потери контроля или безумства для связанного договором демона, поэтому Кисара действовала предельно осторожно. Минуло лишь несколько ударов сердца.

Фигура Миаджи почти сформировалась, но оскверненная была уже рядом. Она резко замахнулась, но удлинившиеся когти ударились о щит Лертаса, вставшего на защиту Кисары.

Монах выбрался, наконец, из дома, чью стену ранее пробил. Он сделал шаг вперед, вздымая булаву. Отражая атаки оскверненной и атакуя, храмовник заставил ее отступить, оттеснив назад. Туда, где его братья сражались с порождением Бездны. Бездушные дрались слаженно и бесстрашно.

Ринон взмахом копья заставил порождение Скверны отдернуть голову и сразу же отступил за щит Стрета, а атаковавший с другой стороны Фалкон, обрушил молот на одну из лап чудовища. Хрустнули не выдержавшие удара кости, брызнула едкая бурая кровь, и демон поднялся на дыбы, поджимая искалеченную кисть к защищенной костяным панцирем груди.

Обезумев от злости и боли, опустошитель ударил шипованным хвостом, отбросив двух храмовников назад, и едва не снес голову Фалкону. Но старый ветеран, чуть не упав, сумел уклониться от когтей. Таллаг видел, как Лертас теснит оскверненную, но, все же, не может причинить ей вреда — его булава с невероятной скоростью вспарывала воздух, но в самый последний момент, почти обратившаяся в демона девушка избегала удара.

Зверолюд бросился на помощь храмовнику.

Легко перепрыгнув через монаха, Таллаг упал сверху на обращенную и вонзил когти-лезвия в грудь врага. Зловонная кровь брызнула во все стороны, и когда Таллаг собирался ударить вновь, оскверненная пнула его ногами в живот, отбросив на такое расстояние, что зверолюду показалось, будто он научился летать.

Однако жесткое приземление на деревянную телегу с грохотом разбило иллюзию полета. Не успел Таллаг подняться, ошеломленно тряся головой, как оскверненная, в два прыжка оказавшаяся рядом с ним, едва не отправила зверолюда к великой Праматери Урсуле. Но в нее вдруг врезался размытый силуэт и два тела покатились по мостовой, шипя, словно безумные кошки.

— Помоги своим, бездушный, здесь мы сами! — Вытерев кровь из разбитой губы, бросил все еще не пришедший в себя Таллаг Лертасу, и храмовник, развернувшись, ринулся к своим братьям. Кисара чувствовала бешеную демоническую силу, бьющуюся в теле обращенной, та уже почти слилась с Бездной и перестала быть человеком, обретя могущество ценой своей души и приблизившись к той, с кем сейчас сражалась. Южанка прокусила губу, сплюнув теплую, с металлическим привкусом кровь на ладонь и принялась свободной рукой рисовать на коже символ усиления. Она редко так поступала, но силы оскверненной продолжали расти, и нужно было срочно что-то предпринять.

— Поторопись, сестрица! — крикнула, как всегда, неуместно ярко-одетая Миаджи, полоснув длинными когтями по впалому животу соперницы. — Она что-то задумала!

Вскинув голову, Кисара заметила, как темная энергия начала собираться вокруг оскверненной и, пробормотав проклятье, нанесла своей кровью последний штрих, завершающий фигуру усиления. Быстро добавив к заклинанию формулу меньшего освобождения, Кисара сбросила часть оков демонолога с призванного им демона.

— Печати с первой по третью — очищение! — выкрикнула южанка, освобождая свою подопечную от трех из девяти сдерживающих ее силу печатей.

Миаджи торжествующе расхохоталась, когда ее детское тело окутал черный туман, и оно начало увеличиваться в размерах. Желтое платье с треском разорвалось, конечности удлинились, и теперь на месте девочки стояла взрослая женщина с черными, словно Бездна глазами.

Человеческая оболочка окончательно распалась и та, кого Кисара назвала — Миаджи, приняла свой истинный облик, получив от своей покровительницы часть сдерживаемой силы.

Она чем-то походила на оскверненную, но в демонической сущности Миаджи было что-то притягательное, заставляющее смотреть на нее не отводя глаз. Не изъеденная язвами гладкая кожа потемнела, красные, теперь ниспадающие до пола волосы, зашевелились, словно змеи, а за спиной выросли черные крылья.

Миаджи наклонила рогатую голову с прекрасным и, в то же время, пугающим лицом набок, растянув в улыбе пухлые губы и обнажив белоснежные, острые зубы. Длинный, заканчивающийся острым шипом хвост со щелчком ударил по брусчатке, и демоница плотоядно облизнулась, поманив соперницу пальчиком коготь на котором теперь больше походил на стилет.

— Давай поиграем, — промурлыкала Миаджи чарующим голосом, способным заставить любого смертного совершить ради нее все что угодно.

Благодаря тому, что она появилась на свет вне Бездны и сразу же заключила договор с заклинательницей, демоница выглядела иначе, чем ее сородичи. В Миаджи было гораздо больше человеческого, чем в остальных демонах и ее облик скорее вызывал трепет, нежели отвращение. Но внешний вид никак не сказывался на демонической силе.

Едва успев договорить, Миаджи поразительно быстро оказалась рядом с оскверненной. Не прекращая улыбаться, она вонзила свои длинные когти в противника. Мощный взмах крыльев, поднял в воздух и демоницу и оскверненную.

Кисара, не мигая, наблюдала за продолжавшейся над крышами борьбой. Она почти закончила ткать формулу ослабления, теперь способную воздействовать и на обращенную но, увидев, что ее подопечная вполне справляется сама, швырнула невидимые знаки в демона, с которым сражались храмовники.

Как оказалось, очень вовремя.

Фалкон и Стрет встали между порождением Скверны и распростертым на земле Риноном — удар хвоста демона повредил нагрудник гиритца и теперь, сквозь смятый, треснувший панцирь сочилась кровь.

Впрочем, и держащимся на ногах храмовникам сильно досталось — Стрета шатало из стороны в сторону, и он никак не мог справиться с оглушительным звоном в ушах, а Фалкон сильно припадал на левую ногу, седые волосы гиритца покраснели от крови.

Но рыцари продолжали сжимать оружие, не желая отступать перед порождением Тьмы. Поднявшись на дыбы, демон с силой ударил лапами по земле. Мощный, подобный землетрясению толчок заставил всех вокруг упасть, а тварь сразу же схватила Стрета. Храмовника было почти не заметно в огромной лапе чудовища.

Подоспевший Лертас обрушил булаву на бок врага и сразу же получил сильнейший удар в голову. Шлем защитил гиритца, но тот рухнул на колено, едва не выронив оружие. Второй удар оборвал бы его жизнь, но длинный меч, тускло сверкнув, рассек грубую кожу твари на задней лапе.

Поднявшийся из груды камней Гирион, вступил в бой.

Черные доспехи рыцаря-защитника покрывал слой пыли, но сам он выглядел невредимым.

— Мы щит Его! — Голос Алектиса разнесся над городом, а сам пастырь, с трудом поднялся на ноги, мысленно вознеся хвалу Гириту за то, что оказавшийся рядом Гирион закрыл его собой, защитив от обломков рухнувшего дома.

Усиленное молитвами и защищенное доспехами, тело монаха-воина приняло на себя основной удар, так что пастырь, не обладающей столь внушительной физической силой, отделался лишь парой царапин. Теперь настал его черед защитить тех, кто идет за ним — Алектис бесстрашно шагнул навстречу обернувшемуся на его голос демону.

Воспользовавшийся заминкой Фалкон метнул свой молот, угодив демону в плечо. Пальцы твари разжались, и Стрет упал на камни.

Гиритец оказался жив. Он пытался встать на ноги, опираясь на меч, и взглядом ища на земле свой щит.

— Смотри на меня, отродье! — Выкрикнул Алектис, шагая навстречу демону и вытаскивая свой клинок, тут же вспыхнувший голубоватым сиянием. — Сегодня ты отправишься обратно в Бездну! Сегодня ты… Порождение Скверны взревело так громко, что у всех заложило уши, и слова пастыря растворились в поглощающем все звуке. Демон крутанулся, расшвыряв бросившихся на него храмовников во все стороны, словно тряпичные куклы, и ринулся на Алектиса.

Поднявшийся на ноги пастырь не сдвинулся с места. Он видел, как одна из стрел, выпущенных темными эльфами, вонзилась в глаз демону, а другая угодила в пасть, но тварь не обратила на это внимания.

Калеос и Исель, понимающие, что в рукопашной схватке с демоном, пользы они не принесут, продолжали обстреливать порождение Скверны, даже осознавая, что их стрелы для него не более чем назойливое жужжание.

Это понимал и Алектис. Понимал точно так же, как и то, что его братья-храмовники не успеют на помощь. Пастырь надеялся лишь на своего бога. Но, отчего-то знал, что все это тщетно. Алектис вдруг ощутил себя слабым, неспособным ни на что, кроме пафосных речей стариком, который никак не может защитить остальных.

Возможно, так оно и было.

Алектис уже приготовился умереть и, встретившись с Гиритом, которому верой и правдой служил всю свою жизнь, спросить у него — почему он оставил своих детей, без благословения.

Но пастырь не умер. Его вдруг сильно толкнули, и Алектис кубарем покатился по обломкам, почувствовав, как от удара, предназначенного ему, затряслась земля.

— Не время помирать, старик! — Таллаг выпустил Алектиса. — Мы можем победить, а тебе надо запечатать врата! — Он вдруг указал рукой на небо, где Миаджи, разражаясь диким хохотом, терзала тело оскверненной.

Обращенная истошно кричала, каждый раз, когда когти демоницы рвали ее плоть, роняя на землю капли кровавого дождя, но не могла ничего противопоставить усиленной заклинателем демонице. Когти Миаджи вонзились в горло ее сопернице и та, оборвав свой крик, обмякла.

— Знай свое место, ничтожество! — демоница, чье прекрасное лицо исказила надменная гримаса, плюнула в закатившиеся глаза мертвой девушки и швырнула обмякшее тело вниз, насадив на шпиль украшавший крышу одного из домов. Сталь легко пробила спину оскверненной, выйдя из ее груди.

Огромный демон содрогнулся, почувствовав смерть той, что призвала его.

Этим воспользовались гиритцы — широкий меч Гириона пел, разрезая воздух и плоть демона, и оружие остальных храмовников вторило ему, обрушиваясь на врага.

— Сейчас! — Выкрикнул Таллаг, рванув выглядывающую из-за его спины рукоять. Зазвенели цепи, и в руке у зверолюда оказался великолепной работы топор, украшенный дворфийскими рунами и искрящийся голубоватыми молниями. Серебряная цепь вытянулась из рукояти и, словно живое существо, обвила руку Таллага.

— Давай!

Кисара, вложившая все свои силы в формулы ослабления и сковывания, швырнула почти десяток знаков в демона. Истерзанное ранами, которые ему нанесли храмовники, тело опустошителя вздрогнуло, замерев лишь на миг, но этого мгновения хватило Таллагу, чтобы метнуть свой топор в отвратительную морду.

Сверкающее оружие пролетело рядом с толстой шеей, не задев ее, но это и не требовалось. Миаджи ловко поймала топор, быстро облетев вокруг начавшего шевелиться демона и обмотав удлинившуюся цепь вокруг его шеи, после чего с наслаждением вонзила оружие в усеянный шипами подбородок твари.

Только нечеловеческая реакция и быстрые крылья спасли демоницу от лап очнувшегося сородича.

— Убейте его! — отлетев на безопасное расстояние, Миаджи смотрела, как поднимающиеся на ноги храмовники бросаются в атаку на порождение Скверны, такое же, как и она сама.

Черное сердце демоницы радостно забилось от вида крови и разрушений. Ее не волновало, чье страдание, боль и страх она вкушает. Миаджи ликовала, и ее смех разносился над Бродерио.

Стиснув зубы, Таллаг потянул за цепь. От его рывка демон лишь слегка склонил голову, и проклятье сорвалось с губ зверолюда — тварь оказалась сильнее, чем он думал. Неожиданно руки Таллага налились небывалой силой, и он услышал за спиной слова молитвы.

Встав на колени, Алектис истово молился. Он не замечал ничего и никого вокруг, произнося слова, которые знал с детства и повторял множество раз на протяжении своей долгой жизни. Пусть он и его братья лишены истинной божественной силы, но они остаются теми, кем были рождены — воинами Гирита.

И пришло время в очередной раз послужить богу Защитнику, пусть этот раз и окажется последним. Слова благословения становились все громче, и громче и вместе с молитвой пела душа Алектиса. Врата в Бездну прекратили расширяться и судорожно сжались, затрепетав от звуков молитвы.

Власть Тьмы над собравшимися вокруг людьми ослабла и те с криками бросились врассыпную.

— Еще чуть-чуть! — Ноги Таллага утопали в разнообразном мусоре, оставшемся от дома. Его мышцы уже готовы были лопнуть, а ладони нестерпимо жгла накалившаяся цепь, но он упорно продолжал тянуть.

Зверолюд зарычал от напряжения — даже силы благословения пастыря не ему хватало, чтобы удержать вырывающегося и ослабленного демона. Будучи не посвященным в таинства храмовников, Таллаг не мог полностью впитать в себя силу их молитв.

Зато могли гиритцы.

Лертас и Стрет встали рядом со зверолюдом и их латные перчатки сомкнулись на цепи.

— И раз! — Таллаг потянул изо всех сил. — Еще! — Он продолжал упираться, чувствуя, как демон поддается.

Расстрелявшие все свои стрелы темные эльфы, так же принялись тянуть за цепь, на которой то и дело вспыхивали молнии, по воле хозяина не причиняющие никому вреда. Таллаг знал, что силы его Громовержца будет недостаточно, чтобы навредить такому крупному демону, поэтому не тратил ее попусту, пока что.

В голове у Кисары звенело от напряжения из носа струилась кровь, но она все же продолжала атаковать тварь формулами. Черный туман клубился у лап демона, охватывая их плотными кольцами и мешая тому двигаться.

Кисара считалась сильным демонологом и вполне оправдывала этот негласный титул. Она легко могла бы справиться даже с несколькими десятками демонов, но не с опустошителем. Это безумное существо не подвергалось почти никакому воздействию и обладало чрезвычайным сопротивлением к магии, поэтому силы южанки были напряжены до предела.

Призывая на помощь все свое мастерство, девушка раз за разом опутывала тело порождения Скверны оковами контроля, чувствуя, как раскаляются на ее запястьях браслеты — обереги. Гирион и Фалкон снова и снова бросались на врага, чье тело покрывало уже множество ран, однако усеянный шипами хвост отбрасывал воинствующих монахов назад, не позволяя нанести смертельные удары.

Одно из ужаснейших порождений Скверны не желало сдаваться, отчаянно сопротивляясь. Зарывшись лапами в обломки и мотнув огромной мордой, демон едва не вырвал цепь из рук удерживающих ее, повалив их всех на землю.

Однако торжествующий рев выходца из Бездны сменился воем боли, когда, все еще не оправившийся от раны Ринон, вложив все оставшиеся силы в прыжок, вонзил свое поднятое с земли копье в переднюю лапу извечному врагу своего ордена.

Черная повязка соскользнула с лица молодого монаха, открывая пустую глазницу, перечеркнутую уродливым шрамом, тогда как второй глаз гиритца горел решимостью. Роняя с губ капли крови, храмовник всем своим немалым весом налег на древко вошедшее демону в кость, и теперь расщепляющее ее.

Рванув изо всех сил, Ринон провернул свое оружие, чувствуя, как зачарованная древняя сталь с противным скрежетом трется о кость демона. Этот отвратительный звук казался гиритцу торжественным гимном, звучавшем в его ликующей душе.

Он сделал это! Он вновь смог послужить своему богу и доказать, что честь оказанная ему при рождении, им заслужена. Ринон готов был принять смерть с чистым сердцем, но ужасные клыки демона сомкнулись рядом с его лицом, не причинив монаху никакого вреда.

Цепь не позволила демону забрать жизнь бездушного.

— Тяните! — Взревел Таллаг едва ли тише, чем до этого ревело порождение Скверны.

Цепь Громовержца заискрилась от ярких всполохов молний, с треском лопающихся по всей ее длине.

Голос Алектиса, поющий молитву Гириту Защитнику загремел с новой силой, наполняя всех окружающих мощью и решимостью…

И демон поддался.

Не устояв на поврежденных лапах, опутанный многочисленными формулами демонолога, опустошитель рухнул на колени, невольно склонив рогатую голову. Кисара видела, как почти одновременно взвились в могучих прыжках Гирион и Фалкон. Сначала сияющий голубым пламенем клинок ударил в основание шеи демона, глубоко войдя в оскверненную плоть, но все же не перерубив мощный хребет твари. Однако молот Фалкона, ударивший следом и по воле хозяина обрушившийся сверху, вбил меч еще глубже в тело врага, позволяя благородной стали вкусить еще больше демонической крови и раскрошить кости.

Чтобы избежать ударов хвоста, бешено колотящего во все стороны, гиритцы вынуждены были отступить.

— Отпускайте цепь, живо! В стороны! — Таллаг скорее рычал, чем кричал, но все, кто помогал ему тянуть за цепь, услышали голос зверолюда. Темные эльфы, знающие, что сейчас произойдет, поспешно разжали пальцы, и, потянув за собой гиритцев, отступили назад.

— Ярость небес! — зверолюд воззвал к сокрытой силе Громовержца и многочисленные разряды молнии, охватывающие цепь, одновременно взорвались, высвобождая древнюю заключенную в оружии магию. Раскаленные звенья с шипением заскользили по плоти все еще живого демона, пока не впились в рану, оставленную оружием храмовников. Таллаг рванул что было сил.

Цепь, несколько раз охватывающая шею твари, с лязгом сошлась и яркая вспышка молний ослепила всех вокруг.

Еще не обретя способность видеть, Алектис слышал, как сначала с глухим звуком голова демона упала на обломки, а потом, следом за ней, рухнуло и все громоздкое тело. Одновременно с этим врата в Бездну растворились в воздухе, оставив после себя лишь клочья черного тумана. Пастырь почувствовал, как город очистился от присутствия Скверны и на миг, но ему показалось, будто он ощутил на себе взгляд самого Гирита.

Торжествующий смех Таллага возвестил всех о том, что демон мертв. Протерев все еще слезящиеся глаза, Кисара услышала топот. Обернувшись, южанка увидела спешащих к ним солдат из городского гарнизона и нескольких фигур в светлых одеяниях жриц Лигеи Благодетельницы. Пришло подкрепление, но это уже не имело значения.

Битва была выиграна.

Тепло очага

Дождь закончился, оставив после себя лишь лужи. В мутной воде отражались безликие дома Бродерио, ставшие свидетелями недавней схватки. Довольно большой город вновь погрузился в привычную тревожную дрему. Лишь его крохотная часть до сих пор содрогалась в кошмарах, от недавно случившегося. Липкий страх, невесомыми паутинками слухов расползался по городу.

— Обязательно ему портить все веселье! — зло бросила вновь принявшая облик девочки Миаджи, кутающаяся в плащ, который отдал ей Калеос.

Недовольная демоница стояла рядом с Кисарой, с ненавистью глядя на Алектиса, начавшего нараспев читать молитву Гириту. Слова древних писаний приносили с собой не самые приятные ощущения порождению Бездны, пусть даже та и была защищена магией своей повелительницы.

— Я ухожу. Девочка в ярком платье топнула каблучком и растаяла клубами черного дыма, оставив Кисару выслушивать спор зверолюда и храмовника. Южанка устало вздохнула и подняла с земли упавший плащ темного эльфа.

Мужчины начали пререкаться почти сразу же после того, как Алектис прочитал молитвы очищения над всеми, кто сражался с демоном, а жрицы Лигеи излечили их раны. Магия жрецов остановила кровотечение, выгнав из ран заразу и затянув их края, однако такие явления как боль и слабость все же остались. От звуков молитвы Алектиса темные скверно пахнущие пятна демонической крови испарялись с одежды, оружия и брони, а след, оставленный ими на телах и в душах — исчезал. Пока он был незначительным, и пастырь легко уничтожил его, не дав Скверне разрастись.

Милостью Гирита Алектис, как и другие пастыри, мог уничтожать следы тлетворной заразы, но никто из них был не в силах спасти тех, кого дыхание Бездны коснулось в полной мере, таких как жители сейчас разрушенного дома.

— Как это нельзя?! — Таллаг с почти детской обидой взглянул в холодные глаза Гириона.

— Это Скверна. — В очередной раз повторил упрямый гиритец, преграждающий зверолюду путь к обезглавленному демону. Кровь опустошителя, покрывающая освященные черные доспехи монаха с шипением испарялась, — Я признаю твою храбрость, но не могу позволить тебе…

— Я просто вырву ему зуб, самый маленький, для ожерелья, честно! — клятвенно заверил храмовника Таллаг.

Кисара, которой уже надоело созерцать пререкания мужчин, еще раз тяжело вздохнула.

— Таллаг, прекрати, рыцарь-защитник прав, — произнесла южанка, и зверолюд обжег ее полным обиды взглядом, словно мальчишка, которому мама отказалась покупать сладость. — Даже крохотная частичка может стать причиной разложения вначале твоей души, а потом и тела.

— Все прекрасно знают, что мое племя неподвержено этой вашей заразе! У всех детей великой праматери Урсулы этот, как его… не оскверняемся мы в общем, — Таллаг не стал утруждать себя попытками вспомнить слово, несколько раз слышанное им от Гвинет. — Да и вообще, то-то, я гляжу, Миаджи от тебя не отлипает, уж не осквернит ли она всех тут?

— Миаджи находится под моим контролем и не может причинить никому вреда, пока я не прикажу ей. Я демонолог, Таллаг, а ты — нет. — Кисару нелегко было смутить, особенно тому, кого она знает достаточно хорошо и долго, чтобы считать своим другом. — А что касается вашей неподверженности и вырожденному сопротивлению Скверны — то это результат трагедии…

— Произошедшей давно, но незабытой! — неожиданно зло огрызнулся зверолюд.

Каждый из этого племени знал об истории своей родины. В далекие времена, до становления Империи, остров Стаи на протяжении нескольких столетий заливала кровь зверолюдов и демонов.

Предки Таллага сражались с полчищами демонов, врывающихся в этот мир через огромные врата, открывшиеся в низинах под горами старого Хребта и названные впоследствии Гибельным разломом.

Неудержимые и гордые дети Урсулы не дрогнули, до последнего вздоха защищая свои земли, щедро заливая их вражеской кровью. Так продолжалось несколько поколений и когда остатки зверолюдов, обессиленные, но несломленные, решили дать захватчикам последний бой в великом Урочище, шаманам племени явилась сама праматерь Урсула, наградив самых стойких из своих детей двумя дарами — защитой от зла и безудержной яростью.

Первый дар защищал зверолюдов от любых проявлений Скверны: даже залитые демонической кровью с головы до пят, предки Таллага не могли оскверниться. Второй дар Урсулы наполнял сердца и души избранных воинов отвагой и священным безумием, превращая зверолюдов в воплощение гнева своей богини.

Словно лавина, воспрянувшие духом защитники острова обрушились на головы захватчиков, оставляя после себя горы трупов и обезображенных тел. Напор благословленных богиней зверолюдов оказался столь страшен, что даже кровожадные порождения Бездны не смогли перед ним устоять.

Племени удалось пробиться к разлому и тогда шаманам, при помощи знаний Урсулы, удалось запечатать его.

Это была великая победа. Победа, заслуженная ценой крови и ставшая легендой не только на острове Стаи. Война, более известная, как война Беззвездного Неба, для зверолюдов не закончилась, с закрытием разлома, еще две сотни лет они уничтожали остатки демонов, охотясь за ними по своим землям, чтобы окончательно вернуть остров себе.

Племя Таллага гордилось подвигом своих предков и каждый раз, когда на свет появлялся младенец, чье тело украшала отметка — вытянутое красное родимое пятно в форме окровавленного клыка, на левой половине груди, устраивался большой праздник.

Подобные младенцы рождались редко. Всякий, кто носил метку клыка, являлся воплощением гнева Урсулы, неся в своей крови дар кровавого безумия, ставшего для племени священным. Сам Таллаг подобным даром не обладал, как и большинство своих родичей, унаследовав лишь защиту от Скверны. Так же, от деда ему достался дар шамана, что позволило зверолюду обладать семейной реликвией — Громовержцем, верным топором, рукоять которого сейчас сжимала рука зверолюда. — Да хватит вам! Тварь мертва и сейчас-то ничего не происходит! — не сдавался Таллаг, жаждущий украсить свое ожерелье из клыков столь желанным трофеем, как клык демона.

— Только благодаря ему, — терпеливо пояснила Кисара, указав другу на коленопреклонённого Алектиса, непрерывно читающего молитвы очищения над обломками дома и оружием, испачканным в нечестивой крови.

— Только воля пастыря оберегает всех жителей от разложения Скверны! Для тебя демоны не опасны, но даже малая его часть может навлечь беду на неподготовленных людей. Думаешь, стража просто так никого не подпускает к демону?

— Нет, — все еще обиженно пробубнил Таллаг, окинув взглядом воинов, кольцом оцепивших место битвы.

Повинуясь приказу пастыря, солдаты останавливали любого, кто хотел подойти поближе. Особо любопытным угрожали копьями и клинками, и вполне небезосновательно. Закон Ариарда гласил — Каждый, кто подвержен ереси и Скверне должен быть немедленно передан в руки ордена Гирита Защитника или же убит на месте, после чего его останки надлежит очистить путем сожжения.

Нарушение прямого приказа пастыря расценивалось, как неповиновение светлому Богу и королю одновременно и, в любом случае, каралось смертной казнью.

Каждый житель Ариарда знал — лучше убить одного оскверненного, чем позволить ему разнести заразу. Жители Бродерио обходили место схватки стороной, осеняя себя знамениями светлых богов, а вот гости города подобным пониманием не отличались. По крайней мере, в начале.

Кисара видела, как какой-то, судя по одежде, благородный эльф попытался пройти через оцепление со словами, что его не интересуют здешние законы, и он немедленно должен отправляться в Нилазрион. Но стоило высокомерному эльфу сделать шаг, отодвигая в сторону направленное в грудь копье, как арбалетный болт выбил искры у него прямо из под ног, заставив отступить.

— Каждый, кто приблизится — умрет. — Угрожающе выкрикнул капитан стражи, взобравшийся на какую-то опрокинутую телегу, чтобы лучше следить за происходящим. Он был уже не молод, и его военная выправка говорила, что состарился он на своей службе. — Таков приказ благочестивого пастыря ордена Гирита Защитника!

Словно в подтверждение слов капитана, пятеро храмовников разошлись по сторонам, встав за спинами солдат оцепления. Даже опирающийся на копье Ринон, присоединился к братьям. Один только вид суровых гигантов в черной броне вселял трепет в сердца собравшихся и толпа, сразу же, отступила назад.

— Ладно, — наконец сдался Таллаг. — Я не стану трогать вашего драгоценного демона. — Что? — Он вопросительно посмотрел на все еще не сводящего с него глаз Гириона.

— Это ради блага твоих друзей.

— Да-да, — отмахнулся зверолюд. Таллаг понял, что переубедить гиритцев ему не удастся. Всякие доводы здесь окажутся бессильны. Орден всегда предпочитал сводить риск на нет, возводя все в абсолют и доверяя лишь своему богу и его защите.

Тяжело вздохнув, Таллаг опустил голову:

— Вам лучше знать, — произнес он и, отойдя назад, уселся на крупный обломок стены, подтянув к себе свою сумку.

— Лучше не стоит, — Гирион сделал предостерегающий жест. — Если там какие-то нужные вещи — можешь их забрать, но еду и воду придется оставить. Ваши запасы не успели освятить, поэтому Скверна могла их коснуться.

— Слушай, хватит уже, а? Может мне еще штаны снять, и вы загляните в…

— Таллаг! — Исель отвесила зверолюду звонкую затрещину. — Прекрати ребячиться, это не шутки!

— Не шутки ей… Ха! — всем своим видом выражая недовольство, зверолюд демонстративно взял сумку двумя пальцами за край ремня и поволок за собой. Приблизившись к телу демона, он, коротко размахнувшись, швырнул ее в бок твари и, отряхнув руки о штаны, поинтересовался у Гириона:

— Теперь-то все?

— Да. — На лице рыцаря-защитника не отразилось никаких эмоций.

— Замечательно! — зверолюд собирался что-то добавить, но нарастающий гул толпы, заставил его умолкнуть и вглядеться поверх голов собравшихся. — Просто. Замечательно. — Последующее за этими двумя словами проклятье, Таллаг еле слышно прошипел сквозь плотно стиснутые зубы.

Толпа с обеспокоенным гомоном расступалась перед идущими к месту битвы людьми в черных доспехах. Еще четверо гигантов, возвышающиеся над зеваками, широко шагая, быстро продвигались вперед.

Солдаты опустили оружие, позволяя гиритцам пройти к развалинам дома. Помимо боевых братьев в Бродерио прибыли еще два пастыря, один — почтенный старец, другой наоборот, довольно молодой мужчина, видимо недавно получивший свое звание и сменивший сан послушника на более высокий.

— Агрет, займись домом, — голос старого пастыря оказался необычайно властным, а его длинный, сухой палец указал в сторону постройки, на чьем шпиле до сих пор висело тело оскверненной. — Возьми с собой брата Тиргита.

— Хорошо, — мужчина в табарде с семью черными лучами сделал знак одному из рыцарей и они оба отправились к дому, из которого Фалкон и Лертас уже давно вывели всех жильцов.

Пожилой пастырь проследовал к коленопреклоненному Алектису и, опустившись рядом с ним, поддержал молитву брата по ордену. Вновь прибывшие монахи-воины рассредоточились среди кольца стражи, охватывающие место гибели демона. С братьями по ордену они обменялись лишь ничего не выражающими взглядами.

— Может они еще и бубны достанут? Самое время для песен, плясок и ритуалов… — Таллаг пристально наблюдал за действиями храмовников.

— Не святотатствуй! — Жестко сказал зверолюду Гирион.

— На моей родине, знаешь ли, такое в порядке вещей, — не удержался от замечания Таллаг.

— Сейчас мы в Ариарде, а не на острове Стаи, так что соблюдай приличия. — Миролюбиво улыбающаяся Исель встала между рыцарем-защитником и зверолюдом. — Он просто расстроен невозможностью забрать трофей, не берите в голову, господин. А ты — заткнись, полоумный идиот! — зло шепнула она на ухо Таллагу, и тот засопел еще боле обиженно, нежели раньше.

— Отдыхайте, пока можете. Наши братья из ордена позаботятся об этом месте, а мы скоро отправимся в путь. — Гирион взглянул на молящихся пастырей, прислушиваясь к словам их молитвы. — Литания очищения почти окончена.

— Да что с тобой такое? — тихо спросила Исель, когда рыцарь-защитник отошел довольно далеко, чтобы не слышать их разговор.

Темные эльфы, согласно распоряжению Алектиса, получили от стражников новые колчаны со стрелами и ранее были заняты тем, что отбирали из них более-менее сносные, по эльфийским меркам.

Стрелы Калеоса и Исель, угодившие в демона теперь не годились для стрельбы — ядовитая кровь разъела древко, а в немногочисленных торговых лавках Бродерио выбор не многим отличался от предложенного стражниками, поэтому стрелкам не оставалось ничего иного, кроме того, чтобы взять что дают. Видимо полученное снаряжение не вдохновило брата и сестру, поэтому сейчас они хмурились, то и дело, проводя пальцами по оперению стрел, покоящихся в заплечных колчанах.

— Ничего, — Таллаг вдруг улыбнулся, приобняв девушку за тонкую талию. — Просто плохое настроение. Но я знаю, как это исправить, — ладонь зверолюда заскользила по спине эльфийки, легко скатываясь вниз.

— Притронешься ко мне еще раз без разрешения и я выпотрошу тебя, как дохлую рыбу, — лилейный голос Исель никак не вязался с ее леденящей кровь улыбкой. Да и стилет, что эльфийка приставила к поджарому животу зверолюда, едва ли являлся проявлением снисхождения.

— Она всегда так холодна ко мне, — пожаловался Таллаг неслышно приблизившемуся Калеосу.

— Ничем не могу помочь, старина, — усмехнулся темный эльф. — Моя сестра — крепкий орешек.

— Ледышка она с дворфсийских Штормовых пиков, а не орешек, — зверолюд развел руки в стороны, демонстрируя эльфийке открытые ладони. — Но мне такие даже нравятся, — он игриво подмигнул девушке.

— А мне нравятся следящие за собой мужчины, знающие, что такое — манеры. — Вернув зверолюду улыбку, Исель убрала стилет в ножны. — Но это точно не про тебя.

— Не стоит недооценивать меня! — Таллаг заметно повеселел. Как и все его племя, зверолюд был вспыльчив, но довольно быстро отвлекался. Этой своей чертой он чем-то напоминал темной эльфийке щенка: вот он с рычанием скалит клыки и вдруг, позабыв обо всем, виляет хвостом, радуясь обращенному на него вниманию.

Но Исель знала, что если Таллаг надумает укусить, то запросто отхватит пол руки. Она не раз видела зверолюда в бою и знала, что сражается он как загнанный в угол волк — до смерти. Словно подтверждая мысли девушки о своем животном происхождении, Таллаг затряс косматой головой из стороны в сторону, стряхивая дождевую воду с намокшей гривы волос.

Спрятав улыбку, Исель сказал зверолюду:

— Когда вернемся домой, возможно, я позволю тебе пригласить меня на свидание.

— Я это запомню и… — Таллаг осекся, увидев, как Гирион подошел к стоявшей в стороне Кисаре, разглядывающей труп демона. — Чего ему от нее надо?

— Ревнуешь? — Вскинул тонкую бровь Калеос. — Учти — надумаешь изменить моей сестре, и я не предупрежу тебя, когда она соберется вонзить кинжал тебе в спину.

— Когда между мной и Исель что-то будет, я сразу же вспомню о твоих словах. — Мрачный зверолюд сделал шаг в сторону Гириона и Кисары, но эльфийка удержала его:

— Остынь, он не обидит ее.

— Пусть только попробует, — Таллаг скрипнул зубами. — Никто из них больше не посмеет навредить моей семье.

Глаза Исель удивленно расширились, но ее брат жестом попросил девушку молчать, и та согласно кивнула — сейчас не лучшее время ворошить прошлое.

— Зверолюд не слишком жалует орден Гирита? — от Гириона не ускользнуло вызывающее поведение Таллага. Даже сейчас он ощущал на себе неприятный взгляд разных по цвету глаз этого варвара.

— Это его личное дело, — пожала плечами Кисара.

Девушка отступила от трупа демона, который под воздействием молитв пастырей начал испаряться. Возможно, она бы понаблюдала за исчезновением демона еще, но общество храмовника, отчего-то, приходилось девушке в тягость. Рыцарь-защитник пугал южанку, заставляя постоянно быть настороже, так как она попросту не знала, чего ожидать от такого как он.

— Только до тех пор, пока зверолюд не совершил чего-то, чего не следовало бы делать. — Вопреки невысказанному желанию Кисары, Гирион не отстал.

Еще раз взглянув на не спускающего с него глаз зверолюда, рыцарь-защитник вновь повернулся к южанке.

— С чего такая забота? — прямо спросила Кисара, стараясь, чтобы ее голос не выдал волнения.

— Не мне говорить вам, что демоны бывают разными, разными, но одинаково злыми, — ровным полным нравоучения голосом начал храмовник. — Не все они лишены рассудка, как тот, кого сегодня, с божьей помощью, нам удалось низвергнуть. Некоторые порождения Бездны хитры и изворотливы и, когда мы окажемся за стеной, они, несомненно, попытаются уничтожить нас, возможно, руками вашего друга. — Рыцарь замолчал и его тяжелый взгляд буквально приковал Кисару к месту.

— Таллаг не предаст…

— Вас — возможно, — согласился Гирион. — Но он может подставить под удар всю нашу миссию. Я думаю лучше оставить его…

— Если чем-то недоволен — оставайся здесь сам! — С вызовом произнес Таллаг, чей острый слух позволил ему слышать каждое слово храмовника. Мужчина обнажил острые клыки в хищном оскале, разом став похожим на дикого зверя.

— Таллаг, — Исель положила руку на плечо зверолюда, но тот грубо стряхнул ее, в три прыжка оказавшись перед рыцарем и прорычав:

— У меня есть причины ненавидеть твой орден, но это мое личное дело и оно касается только меня. Так что если у тебя есть вопросы — задавай их мне и не вмешивай моих друзей.

— Твоя вспыльчивость может сослужить нам дурную службу. — Спокойно ответил Гирион, глядя на застывшего перед ним зверолюда сверху вниз.

— Прекратите, — властный голос Алектиса заставил мужчин замолчать и обернуться к пастырю. — Мы поговорим об этом позже, сейчас нам пора отправляться в путь. Пастырь Риконс и пришедшие с ним братья, позаботятся о городе и о его жителях. — Он легким кивком указал на старого пастыря, о чем-то говорившего с пришедшими с ним монахами.

— Как Вам будет угодно, — тут же склонил голову Гирион.

— Брат Ринон, — Алектис подозвал молодого гиритца, все еще тяжело опирающегося на копье.

Ринон встал, легким кивком поблагодарив хлопотавших над его раной жриц. Сильно хромая он приблизился к пастырю и, превозмогая оставшуюся боль, выпрямился. — Ты останешься здесь, пусть жрецы Лигеи и исцелили твои раны, но им все равно нужно время для полного заживления. Так же я возлагаю на тебя защиту этого города, помоги остающимся здесь братьям. — Алектис осенил монаха знамением Гирита.

Раненный гиритец кивнул и сделал это абсолютно без эмоций, словно он не чувствовал боли или же не хотел отправиться с братьями по оружию. Ринон просто кивнул и направился к пастырю Риконсу, по пути даже не взглянув на гиганта в черных доспехах, идущего к Алектису.

Как и Гирион, неизвестный гиритец носил табард с шестью лучами и был вооружен мечом и щитом, с красовавшимся на нем символом бога-защитника. Свой шлем, он нес подмышкой, позволяя всем видеть грубое, но открытое, гладко выбритое лицо, рассеченное несколькими параллельными шрамами — видимо следом от когтей какого-то демона. Голова монаха была обрита и прямо на лбу вытатуирован знак Гирита, в точности повторяющий изображение на табарде и щите храмовника.

— Это рыцарь-защитник Колд. Он отправится с нами. — Не говоря больше ни слова, Алектис развернулся и пошел прочь.

Храмовники, пришедшие в Бродерио вместе с Алектисом, последовали за пастырем, к ним присоединился и Колд. Лишь Фалкон остался на месте, выжидающе глядя на Кисару и ее друзей.

— Особого приглашения ждете? — ветеран-храмовник заломил седую бровь, недовольно скривив губы.

— От вас дождешься, — в голосе Таллага сквозило недовольство. Он рывком поправил сползающую с плеч безрукавку и недовольно заворчал что-то себе под нос.

— Работа есть работа, друг. — Примиряющие улыбнулся Калеос. — Нужно лишь сделать ее и награда не заставит себя ждать.

— Только на это и надеюсь, — подмигнув Исель, зверолюд улыбнулся, обнажив клыки.

— Вы все еще можете остаться, — снова вмешался Фалкон. — Нам нужна лишь заклинательница.

— Тогда мы пойдем, только чтобы позлить тебя. — Таллаг первым двинулся следом за гиритцами, шлепая высокими кожаными сапогами по лужам. Он встряхнул гривой своих волос, сбрасывая с них капли дождя и, обернувшись, добавил: — Чего застыли? Быстрее начнем — быстрее закончим.

Прежде чем сдвинуться с места, Кисара почувствовала на себя несколько внимательных взглядов. Обернувшись, девушка наткнулась на цепкий взгляд старого пастыря Риконса и его людей.

Храмовники чувствовали толику демонической крови в жилах южанки, ощущали они и демоническую ауру вокруг нее — след от призыва Миаджи. Даже молитвы очищения не смогли скрыть дара Кисары, служившего для гиритцев причиной для беспокойства.

Они знали, что заклинательница находится в Светлых землях по праву и имеет соответствующие бумаги, разрешающие ей использовать темную магию, о чем свидетельствовало кольцо на ее пальце. Но храмовники никак не могли смириться с присутствием того, что они считали абсолютным злом и с чем боролись всю свою жизнь. Южанка оставалась для них волчицей в овечьей шкуре, которая пусть и прибилась к стаду, но остается хищницей и может укусить.

Кисара прекрасно понимала это. Пусть она и привыкла к подобному отношению, но подозрительность гиритцев не могла не злить ее. Неожиданно девушка осознала, почему так неудобно себя чувствовала, общаясь с Гирионом — когда рыцарь-защитник спрашивал о ее самочувствии, но ведь вовсе не имел ввиду — получила ли заклинательница какие-нибудь раны или нет. Гириона интересовало лишь духовное состояние демонолога, после битвы с исчадием Бездны. Он проверял ее на лояльность и незамедлительно убил бы, обнаружив хотя бы намек на осквернение.

Вот что она видела в его холодных глазах, но не хотела осознавать. Вот какой приказ отдал рыцарь-защитник Фалкону. Помимо защиты южанки, седой гиритец должен был убить ее, если она поддастся влиянию Скверны.

К горлу девушки подкатил неприятный ком.

— Южанка, — Фалкон нетерпеливо кашлянул. — Если не поспешишь, то придется бежать, чтобы нагнать остальных.

— Да, простите, — встряхнувшись, Кисара поспешила следом за отрядом, и Фалкон пошел рядом, не отставая ни на шаг, олицетворяя в глазах южанки и стража и палача одновременно.

Они быстро двигались по серым улицам Бродерио, слушая мелодичный звон колокола венчавшего острый шпиль храма Лигеи Благодетельницы. Самого храма видно не было, он скрывался за десятками домов, в северной части города.

Но Кисаре не надо было смотреть на храм, чтобы знать, как он выглядит — все святилища богини-целительницы, выполнялись из белого мрамора и украшались величественными колоннами и изящными статуями, изображающими саму Лигею — красивую девушку в просторном одеянии пилигрима, с потупленным взглядом.

Паладины и жрицы Благодетельницы заботились о жителях Светлых земель, исцеляя болезни и заживляя раны. Они помогали каждому и абсолютно бесплатно, поэтому у храмов всегда было не протолкнуться.

Поговаривали, что последователи богини — целительницы в силах даже вернуть к жизни мертвых, однако сами жрецы это отрицали, говоря, что любое подобное действие является богопротивной черной некромантией, а возвращенная к жизни бездушная оболочка уже никогда не станет тем, кем была при жизни.

Бездушная оболочка, — Кисара украдкой взглянула на идущего впереди Гириона и вновь спросила себя — неужели Алард Дарий, которым она восхищалась с детства, был таким же?

Неожиданно рыцарь-защитник остановился и южанка, невольно вздрогнув, огляделась: поглощенная мыслями, она сама не заметила, как их отряд оказался у восточных ворот Бродерио. Огромные створки, как всегда, были плотно закрыты и отделены от города толстой стальной решеткой, с выгравированными на ней рунами литании защиты.

Однако, вопреки ожиданиям Кисары, Алектис повел всех не к запертым городским воротам, а к зданию расположенному немного левее — приземистой двухэтажной постройке. Дом выглядел невыразительно и сливался с общей серой атмосферой безысходности города, где даже в воздухе витал тлетворный дух Скверны.

Поднявшись на невысокое крыльцо по скрипящим под его ногами ступеням, пастырь дождался, пока все соберутся вокруг него и произнес: — Скоро стемнеет.

Каждый из присутствующих невольно взглянул на хмурое небо и Таллаг витиевато выругался, когда холодная дождевая капля угодила ему прямо в глаз. Небосвод, и правда, становился темнее и темнее, а кое где, в просветах между лениво ползущими тучам, тускло сияли светлячки загорающихся звезд.

— Ворота Бродерио не откроются до утра. Нам всем следует отдохнуть перед дальней дорогой, а с рассветом мы тронемся в путь. Как вы все знаете, в крепостях на Стене нет врат Пути, поэтому дорога нам предстоит неблизкая.

— Отлично. Покажите, где моя койка, остальное я послушаю завтра! — Таллаг, вроде бы державшийся бодро, вдруг сладко зевнул. — Нудные речи вгоняют меня в тоску. Надеюсь, нам хотя бы не придется еще и молиться перед сном?

— Вы с друзьями можете расположиться на втором этаже, а мы с братьями займем первый.

— Идет! — Ответил за всех зверолюд и первым отправился осматривать место ночлега, едва не толкнув оказавшегося на его пути пастыря широким плечом.

Открыв ссохшуюся и расшатанную дверь, зверолюд вошел внутрь. Внешне выглядящее не очень опрятно здание, полностью оправдало первоначальное впечатление и внутренним убранством: неровный свет свечей горящих в высоких подсвечниках, выхватывал из темноты покосившуюся мебель, раскинувшуюся по углам паутину и внушительный слой пыли на пустых полках. Здесь царил тяжелый запах сырости вперемешку со старостью, словно подчеркивая почтенный возраст постройки.

— Ну и дыра-а-а… — протянул Таллаг, шагая по скрипучему полу. Добравшись до узкой и чересчур крутой лестницы, что вела на второй этаж, зверолюд остановился. По правде говоря, он мог легко запрыгнуть на небольшой балкон, но слишком сомневался в его прочности и надежности, чтобы так поступить.

— Прямо как та таверна у одного из трактов Фразика, помнишь? — Таллаг с кривой ухмылкой взглянул на темного эльфа.

— Такое разве забудешь? — Калеос поморщился от не самых приятных воспоминаний. — Эти гномы просто ужасны — сами не ходят по трактирам, а честным путникам предлагают лишь комнаты, похожие на тюремные камеры и заселенные клещами, скачущими верхом на клопах.

— Может, все-таки, на блохах? — машинально поправила Кисара, пытаясь разглядеть свое отражение в висящем на стене мутном зеркале, но недостаток света от редких свечей и отвратительное качество изделия, превратили красивую девушку в неясную тень. Отражение выглядело довольно жутко, так что Кисара поспешно отвернулась, оставив зеркало за спиной.

— Нет, — темный эльф на миг задумался. — Блох там, кажется, не было.

— По крайней мере, до того, как Таллаг там побывал. — Тонкий детский голосок перешел в радостный смех и рядом с Кисарой появилась донельзя довольная Миаджи.

Таллаг удостоил демоницу косого взгляда и фыркнул.

— Простите, что без приглашения, — девочка развернулась и учтиво поклонилась входящим в помещение гиритцам.

Демоница часто пользовалась вольностями, что позволяла ей Кисара и любила появляться из ниоткуда, шокируя и пугая окружающих. Она чувствовала спокойствие хозяйки и ощущала отсутствие запретов к своему появлению, чем не преминула воспользоваться и в этот раз, явившись без приглашения.

Едва увидев девочку, Колд незамедлительно обнажил меч, делая шаг вперед, однако не спешил с атакой, вместо удара спросив:

— Ваш? — Видимо Алектис предупредил нового члена отряда о демонице, так как тот вопросительно смотрел на Кисару, продолжая держать меч наготове.

Южанка поспешно кивнула.

— Демон, появляющийся без формулы призыва? — Острие клинка застыло рядом с шеей Миаджи.

— Просто соскучилась по вашим кислым физиономиям, — с улыбкой отозвалась демоница в образе девочки, одетой в ярко фиолетовое платье с черными кружевами. — Хотя твоя рожа, благородный рыцарь, кажется мне незнакомой!

Символ Гирита вытатуированный на лбу храмовника неприятно жег взгляд Миаджи, но она из вредности не отводила глаз.

— Миаджи! — Строго одернула девочку Кисара. — Не припомню, чтобы звала тебя. — Но ты и не запрещала мне появляться, сестрица, — лилейно улыбнулась демоница.

Мысленно выругав себя за неосмотрительность, Кисара строго посмотрела в абсолютно невинные глазки своей подопечной и потребовала: — Немедленно извинись!

— Ой, извините-извините, — изобразив на лице слабое раскаяние, демоница улыбнулась, но ее слова не остановили надвигающегося на нее гиритца с обнаженным мечом.

— Брат Колд, как я и говорил ранее, это существо принадлежит демонологу, что отправляется с нами. — Только слова Алектиса заставили рыцаря-защитника опустить оружие. — Ее хозяйка, как утверждает архимаг, будет нам полезна, так что мы постараемся не расстраивать заклинательницу. Ради всеобщего блага и нашей миссии мы должны смириться и с присутствием этого создания Скверны.

— Воистину, неисповедимы пути, которыми ведет нас Защитник, если детям Его приходится делить кров с порождением Бездны. — Пробасил Колд, с силой вгоняя клинок в ножны.

— Кстати, а чего мы останавливаемся в какой-то халупе, если здесь есть обитель ордена? — Таллаг пнул одну из балясин, поддерживающих перила, и та переломилась пополам. — Не то чтобы я горел желанием посетить ваш дом, он, думаю, он всяко лучше, чем этот хлев. Я же не смогу уснуть, в ожидании какой-нибудь свиньи, которая прохрюкает мне на ухо, что я занял ее место.

— Обитель Защитника не место для непосвященных, — ровно ответил Алектис. — К тому же она находится в другой части города, поэтому стражи Бродерио любезно предоставили нам…

— Этот сарай. — Еще одна балясина пала жертвой ботинка Таллага. — Может, лучше остановимся в таверне? — Он искоса наблюдал за храмовниками, уходящими вглубь комнаты.

— Мы останемся на ночлег здесь. — Твердо заявил Алектис и из его властного голоса исчезли вежливые нотки. — Это не обсуждается. Что же до еды, то о ней уже позаботились. Наверху вы найдете все, что нужно. Право я надеялся, что мы успеем покинуть город раньше, но меня задержали дела, и оставленное на всякий случай здание пригодилось нам. Возможно, таково было провидение Гирита, и он помог нам оказаться в нужное время в нужном месте, дабы остановить Скверну.

— И когда вы все успеваете?

— Мы лишь следуем пути, что уготовил нам Защитник. Что же касается этого дома — я достаточно давно знаю Гвинет, чтобы понять — она не отпустит своего человека в одиночку даже со мной и моими братьями, — в тон зверолюду ответил Алектис. — Я рассчитывал, что вас будет даже больше.