Бремя Бездушных (СИ)

Манера боя зверолюда не походила на изящное фехтование, которому учили рыцарей и паладинов. Не была она и красивым искусством боя дуэлянтов и не скупыми движениями мастеров меча. В каждом движении зверолюда читалась необузданная ярость, нашедшая воплощение в непредсказуемых выпадах и диких, молниеносных ударах.

Скар бился с упоением, словно клыками вгрызаясь в толпу врагов. Его топоры с грохотом обрушивались на костяную броню оскверненных и панцирные наросты демонов, с треском проламывая их и жадно погружаясь в разлагающуюся плоть.

Не успев вдоволь насытиться отбираемой жизнью, грозное оружие с чавкающим звуком, сопровождаемым стоном предыдущей жертвы, покидало страшную рану, вырывая мясо и разбрызгивая черную кровь.

Топоры Скара вновь вздымались к беззвездному небу, поливающему поле боя кровавым дождем, чтобы со свистом, в котором слышалась хвала великой Праматери, вновь вгрызться своими стальными клыками в тело врага, дабы утолить бесконечный голод жестокой богини.

Поглощенный боевым неистовством зверолюд не замечал сыплющихся со всех сторон ударов — прочный доспех оберегал его тело, дар Урсулы — защищал его душу, а сам Скар являлся воплощением ярости своего народа, изредка хрипло выкрикивая, словно в боевом трансе:

— К смерти и славе, братья!

— Сквозь ливни крови! — Дружно подхватывали оставшиеся в живых зверолюды.

Кольцо порождений Скверны грозилось сомкнуться вокруг редеющего отряда, и даже ярость воинов вкупе с силой Миаджи не могли исправить ситуацию. Демоница, с ног до головы залитая черной кровью рвала длинными когтями тела родичей, и ее мелодичный смех отдавался злорадным эхом, отражаясь от приближающихся стен обители Нерушимых Врат.

— Сражайтесь храбро, братья и сестры! — чистый голос капеллана разнесся над Проклятыми землями, и белоснежное знамя в его руке засияло с новой силой. — Наша цель уже близка!

Гиритцы с грохотом и гвалтом врезались в толпу тварей, напирающих на зверолюдов, круша черепа еретиков и топча их латными ботинками.

Лисандра поднырнула под ужасной клешней мускулистой лишенной головы твари, пялящейся на нее узким глазом, размещенным на середине груди, прямо над раскрывшейся в животе клыкастой пастью.

На ходу порезав заросшую черной шерстью ногу, паладин устремилась дальше, слыша, как за спиной, молот Фалкона обрушился на не доставшего ее противника.

Не замедляя бега, Лисандра пронзила еще одного врага в затылок, и лезвие клинка вышло из обезображенного порчей лица. Крутанувшись, девушка отсекла тянущуюся к ней когтистую лапу, лишив еще одну пары крючковатых пальцев, распорола чей-то живот, грубо оттолкнула тщедушное, покрытое язвами тело и оказалась рядом с одним из зверолюдов, орудовавшим двуручным топором.

— Не слишком-то вы спешили! — хохотнул Бриор, неистово вращая грозное оружие.

Бурая грива зверолюда растрепалась, сквозь разорванную во множестве мест броню струилась кровь. Воин потерял один глаз, но, по-прежнему, держался стойко, без устали разя наседающих врагов.

Не найдя что ответить, Лисандра вступила в схватку сразу с двумя тварями, похожими на безобразных близнецов, сросшихся отвратительными ремнями склизкой плоти. Когда один из них атаковал паладина в голову, она парировала атаку клинком, но тут второй оскверненный, как две капли воды похожий на первого, бросился ей в ноги. Все что оставалось Лисандре — отпрыгнуть, что она и сделала.

Оступившись, девушка споткнулась о чье-то тело и растянулась на вонявшей кровью и тленом земле. Обрадованные неожиданном успехом твари прыгнули на нее, но одну из них прямо в полете рассек топор Бриора, а другая напоролась грудью на выставленный паладином меч.

Девушка не успела даже подняться на ноги и поблагодарить своего спасителя, как на того налетела целая туча мелких тварей, облепив тело могучего воина.

Пока зверолюд с руганью отрывал от себя вгрызающихся в его раны демонов, к нему подскочил оскверненный с кривым и ржавым клинком. Коротко размахнувшись, он одним ударом лишил воина левой руки, отрубив ее по локоть.

Взвыв, словно раненный зверь, Бриор бросился на оскверненного, что уже поднимал меч для нового удара. Не останавливаясь, зверолюд ударил врага головой в лицо. Невзирая на боль, он взмахнул топором, могучим ударом разрубив противнику ключицу и грудину.

Подхватив покачнувшегося Бриора, Лисандра попыталась оттащить его назад, за спины прикрывавших их гиритцев, но зверолюд грубо оттолкнул ее окровавленной культей.

— Пробивайтесь! — Рыкнул Бриор, резко мотнув головой в сторону обители. — Я уже слышу, как Урсула зовет меня и дальше нам с вами не по пути! — Сверкнув единственным глазом, воин громогласно расхохотался и бросился в гущу сражения.

Потрясенная Лисандра видела, как Бриор на бегу сокрушил трех оскверненных и сцепился с огромным демоном, в своем последнем поединке: раны зверолюда были слишком серьезными, чтобы он смог выжить, без воздействия целительной магии жрецов, которые, если и уцелели, сейчас находились рядом с капелланом.

Налетевший черный туман скрыл силуэт израненного зверолюда, но Лисандра уже не смотрела в его сторону, так как была вынуждена снова вступить в бой, лишь мысленно попросив Лигею Благодетельницу об упокоении души храброго воина.

Между тем, стальной кулак гиритцев объединился со зверолюдами и теперь двигался к воротам обители, оставляя за собой горы обезображенных трупов.

Вспышки высшей магии и молнии шаманов отбрасывали основную массу тварей в стороны и отряд, ощетинившись смертоносной сталью, прорывался вперед, пока волны обитателей Проклятых земель, не сомкнулись вновь.

Когда до древней обители сидонитов оставалось совсем чуть-чуть, оскверненная земля затряслась от чьих-то тяжелых шагов и, разбрасывая в стороны сгущающийся мрак, в поле зрение отряда ворвался громадный, взбешенный опустошитель, первым добравшийся до долгожданной добычи.

— А вот и тяжелая кавалерия подоспела, — выдохнул Таллаг, рассекая впалую грудь худого оскверненного.

— Они, видимо, очень злы, — Калеос вымученно улыбнулся, тут же поморщившись от боли в раненном плече, когда, забывшись, отразил левой саблей атаку костяного клинка, заменявшего одному из демонов руку.

— Они всегда злы, придурки. Не отвлекайтесь! — рыкнула Исель, из-за спин мужчин посылая стрелу за стрелой в открывающиеся во мраке глаза.

Бойцы Крыльев Удачи двигались вместе с отрядом капеллана — теперь единственным относительно безопасным местом для тех, кто не обладал стойкостью в Скверне.

Двое жрецов, до сих пор следующих за отрядом, полностью, сосредоточились на поддерживающих заклинаниях и теперь, дух людей защищал лишь Алектис — единственный из выживших пастырей и сам капеллан.

Впрочем, со смертью солдат Ариарда, защита требовалась лишь магам, да темным эльфам. Гиритцы и зверолюды были не подвержены осквернению, а Кисару и некроманта защищал их собственный темный дар.

Разумеется, оставалась еще и странная девочка, которую таскал за собой колдун, но после трюков с ужасной косой и пугающей скорости, ни у кого не осталось сомнений в ее, не совсем, человеческом происхождении.

Сам колдун вел себя поразительно тихо и Таллаг мысленно посылал ему уже далеко не первое проклятье, за то, что тот бездействует. Зверолюд несколько раз видел Эгистеса, вокруг которого мелькала девочка с косой, убиваю каждую тварь, что смела приблизиться к некроманту, а сам колдун рылся в своей сумке, что-то бормоча себе под нос.

— Берегитесь! — кажется, голос, дрожащий от перенапряжения и усталости, принадлежал Кисаре, но гвалт битвы делал его почти неузнаваемым. — Я не сдержу их всех!

Не все воины успели броситься в рассыпную, когда блестящий от льющейся с небес крови опустошитель, врезался в отряд на полном ходу.

Земля сотряслась, зазвенели доспехи и послышались стоны и хрипы тех, кому не посчастливилось быстро убраться с дороги обезумевшего демона.

Почувствовав, как усталость робко скользнула по его телу, Таллаг понял — жрецы, скорее всего, мертвы и теперь рассчитывать можно лишь на знамя капеллана. Сам зверолюд успел отскочить с пути несущегося напролом монстра и теперь бегло пытался оценить нанесенный разворачивающейся для второго захода тварью, ущерб.

То, что увидел Таллаг, совсем не порадовало его — гиритцы в покореженных латах поднимались с земли, но неожиданная атака демона, все же, застала многих врасплох.

Обостренное зрение зверолюда не отыскало среди встающих тех, кто носил одежды жрецов — опустошитель врезался в переднюю часть отряда, где, как раз, и находились служители Лигеи Благодетельницы.

Если бы громадный демон, не растоптал на своем пути множество сородичей, то выжившим людям пришлось бы туго, но, по счастью, не обладающая разумом тварь, перла, не разбирая дороги, нещадно давя и своих и чужих.

Время, казалось бы, замершее, вновь полетело с привычной скоростью и все вернулось на свои места — выжившие твари Потерянных земель бросились на людей, а те, поднявшись на ноги и придя в себя, встретили нападающих сталью и магией.

Что-то полыхнуло зеленым пламенем, и замогильный вои перекрыл шум битвы. Размахивающий своим посохом некромант, беззвучно шевелил губами и Таллаг почувствовал, как волосы у него на спине встают дыбом.

От дуновения древней магии смерти, даже оскверненные на несколько мгновений застыли на месте. Эгистес что-то подбросил над головой, кажется, это были обломки костей. Почти сразу же над колдуном закружился безумный вихрь, в который стягивались окровавленные кости, с треском вырывающиеся из плоти павших.

Кольцо на правой руке колдуна охватило бледное сияние.

Произошедшее не оказало никакого впечатления только на опустошителя, бросившегося во вторую атаку. Когда усеянная рогами голова демона наклонилась к земле, чтобы смести гиритцев, на пути твари появился огромный скелет, в чьих пустых глазницах разгоралось зеленое пламя. Собранные заклинанием колдуна кости сформировались в настоящего колосса, не уступающего опустошителю в размере.

Некромант взмахнул посохом и костяной голем, издав жуткий скрежет, столкнулся с опустошителем, вонзившись в тело твари сотнями обломанных костей.

Загудела магия и в бок демону прилетело два огненных шара, значит кто-то из магов все еще жил.

Порождение Бездны издало безумный рев и оскверненные, встрепенувшись, набросились на людей с новой силой, а из мрака вынырнуло еще двое опустошителей, бросившихся на горстку выживших.

Живая волна тварей разбила пытавшийся сплотиться отряд, разделив людей и лишив их шансов выжить.

— Все к ворот… — договорить капеллан Грегор не успел, так как выбившаяся из сил Кисара больше не смогла удерживать осквернителя — двуногую тварь в три человеческих роста с шестью много суставчатыми руками, кончавшимися костяными лезвиями.

Осквернители не обладали такой силой, как опустошители, но наличие неких зачатков разума и чудовищная скорость делали их куда более опасными противниками. Словно кровожадный ураган, опустошитель ворвался в гущу гиритцев, разя их своими руками-клинками и разбрасывая в стороны противников.

Взмахнув знаменем, капеллан Грегор отважно бросился на мощного противника, чтобы вдохновить обессиливших воинов собственным примером.

Но силы были явно неравны — предводитель монахов смог отразить несколько атак, но возраст и поученные в бою раны, все же сделали свое дело — один из костяных наростов пробил плечо капеллана насквозь и демон, скалясь, поднял его над землей.

— Сделай что-нибудь! — бросил Колд, едва стоящей на ногах Кисаре, но девушка не ответила — в ушах южанки непрерывно звенело, к горлу подкатывал ком тошноты, в глазах помутилось, а из носа непрерывно текла кровь.

Демонолог, рыцарь — защитник, капеллан и еще трое гиритцев оказались полностью окружены и теперь, когда один из монахов погиб от клинков осквернителя, их судьба была предрешена. Метнувшись вперед, Колд вступил в схватку с демонами, что хотели воспользоваться замешательством заклинательницы.

Кисара, собрав все оставшиеся силы в кулак, набросила на осквернителя фигуру ослабления, попытавшись сковать его хотя бы на короткое время, и у нее это получилось.

Обереги в браслетах невыносимой болью обожгли запястья девушки, и Кисара упала на колени. На глаза южанки навернулись слезы, и она не видела, как капеллан, воззвав к своему богу, дернулся на клинке демона, перерубив кость своим мечом.

Тяжело упав на землю, Грегор вскочил на ноги и вонзил обломанное древко знамени в грязь у своих ног.

Между капелланом и демоном встал гиритец вооруженный щитом и мечом. Стрет, разделенный с отрядом Алектиса, знал, что его долг — защитить капеллана ордена любой ценой. Поэтому он бесстрашно бросился на порождение Бездны, поймав два удара на щит и несколько раз атаковав в ответ.

Но скорость демона, даже замедленного опутывающими чарами Кисары, превышала усиленные рефлексы гиритца. Отбив в сторону щит и меч Стрета, осквернитель, хищно оскалившись, полоснул бездушного по горлу. Второй удар пришелся Стрету в грудь — доспех выдержал, но самого воина отбросило далеко назад.

Твари помельче с визгом бросились к поверженному монаху. Но осквернитель издал грозный рев, обозначая свои права на добычу, и остальные вынуждены были отступить.

— Я заберу твою жизнь, падаль, — прошипел осквернитель на ломаном имперском.

— Нет! — Взявшись за рукоять меча обоими руками, капеллан ордена Гирита бросился на демона.

За мгновение до удара, осквернитель окончательно избавился от пут демонолога, и все его клинки одновременно вонзились в тело капеллана гиритцев, пробив его насквозь и убив на месте, но демон не успел порадоваться победе — меч Грегора, брошенный своим хозяином за мгновение до смерти, несколько раз крутанувшись в воздухе, пробил горло твари.

Голубоватое пламя на клинке вспыхнуло, выжигая сущность чудовища, и погасло, как и жизнь осквернителя.

Кисара почувствовала смерть сильного демона, так же, как почувствовала и приближение остальных противников. Но девушка не могла найти в себе сил, даже для того, чтобы подняться. Ее руки безвольно упали в бурую грязь проклятой земли, и сама Кисара готова была опуститься на нее, отдавшись судьбе… Но чьи-то сильнее рыки рывком поставили девушку на ноги.

— Соберись! — прорычал Колд. — Ты нужна нам! — Он заглянул в глаза Кисары, после чего быстро огляделся — атака осквернителя уничтожила несколько его братьев, а остальные вынуждены были отступить. — Мы должны прорываться к воротам!

— Мы не сможем, — прошептала Кисара, чувствуя, как к ним не спеша подбираются твари Бездны.

Порождения Скверны еще не осознавшие, что осквернитель мертв, все еще опасались его гнева, но, с каждым мгновением становились смелее, подходя все ближе.

Демоны хотели насладиться болью и страхом отбившихся от основного отряда смертных, но Колд не дал им такого шанса. Резко развернувшись, рыцарь — защитник быстрыми выпадами сразил нескольких противников, но тех оказалось слишком много.

Отбросив покореженный щит, Колд одной рукой подхватил тело Кисары, потащив ее за собой и прикрывая своим телом, словно живым щитом. Они двигались в направлении стен обители, мимо места гибели капеллана и, все еще, воткнутым в землю знаменем, рядом с которым поднимался на ноги Стрет. Храмовник из отряда Алектиса, зажимал рану на шее и был смертельно бледен.

Колд неистово рубил мечом оскверненных, отшвыривая их тяжелыми ударами и принимая на себя все атаки, предназначающиеся южанке — он знал, что должен защищать девушку, если не от силы, что внутри нее, то от тварей, которым она нужна. Таков был приказ пастыря и гиритец не собирался ослушиваться. Даже если это будет стоить ему жизни — Колд должен умереть прежде, чем погибнет демонолог, только так он сможет считать, что его долг исполнен.

Глаза храмовника говорили ему, что у них нет надежды на спасенье, но он, все равно, продолжал упрямо двигаться вперед. Меч бездушного вздымался и опускался, рассекая оскверненную плоть. Колд отнимал жизни тварей, не заслуживающих места в этом мире, но и их удары достигали цели, находя бреши в броне рыцаря.

Кисара, чувствующая, как содрогается от ударов тело монаха, попыталась идти сама, но ноги подогнулись, и она едва не упала. Колд удержал ее, пропустив еще одну атаку, пробившую его нагрудник. Ответным ударом монах снес голову твари, вонзив свой меч в брюхо другой.

Руку Колда пронзила боль, и он, против своей воли, выпустил рукоять меча, оставшись без оружия.

Ударом ноги, отбросив назад одного из самых проворных демонов, гиритец, тащивший на себе южанку оказался у погибшего осквернителя, в чьем горле до сих пор торчал меч капеллана. Тело Грегора лежало неподалеку и его лицо хранило выражения спокойствия и умиротворения, столь противоестественных этому месту.

Оскверненные и демоны вновь замерли, не спеша приближаться к трепещущему знамени и телу поверженного осквернителя. Где-то за их спинами слышался рев опустошителей, видимо, все еще пытающихся прикончить отчаянно сопротивляющихся воинов.

Не решавшиеся приблизиться к знамени, оскверненные дали своим жертвам небольшую передышку, образовав правильный круг и скаля ужасные пасти.

Поднявшийся Стрет, молча, приблизился к брату — монаху, зажимая рану на своей шее. Не говоря ни слова, он взглядом указал на южанку и Колд удовлетворенно кивнул, когда девушка издала слабый вздох, больше похожий на плачь.

— Жива? — рыцарь — защитник, наконец, позволил Кисаре встать на ноги.

— Я… да… — девушка, расширившимися глазами смотрела на израненного гиритца, несколько раз спасшего ее от смерти, пусть та и ждала их обоих через несколько мгновений. Кисара не верила своим глазами — словно выточенный из стали, монах продолжал стоять на ногах с такими ранами, получив которые любой смертный давно бы уже умер.

— А ты, брат? — Колд устало взглянул на Стрета, но тот лишь плотнее прижал ладонь к шее и покачал головой. Жизнь мелено покидала бездушного, и он понимал, что дни его сочтены.

— Сестрица! — Миаджи, сложив крылья, так неожиданно приземлилась рядом с монахами и южанкой, что Стрет едва не проткнул ее мечом.

— Убери это, бездушный, иначе… — демоница, ослепленная сиянием знамени Гирита, оскалилась, но Колд перебил ее: — Сможешь вытащить свою хозяйку отсюда? — спросил гиритец, мрачно глядя на медленно приближающихся тварей Бездны.

— Она и сама может, у нее есть камень Возврата…

— Нет! — Рявкнул Колд так, что Миаджи вздрогнула, а оскверненные, подбирающиеся все ближе — замерли. — Ты должна доставить ее в обитель! Кто-нибудь из братьев выжил?! — запоздало опомнился рыцарь — защитник, но ответом ему послужил всплеск магии почти у самых ворот — огненная вспышка, струя зеленого пламени и молния ударили одновременно, с грохотом врезавшись во что-то.

— Да, — уже готовая было солгать Миаджи поняла, что теперь рыцаря не проведешь.

— Тогда хватай хозяйку и неси к ним! — Приказал Колд. — Найди Гириона или Алектиса. Они знают что делать!

— Не указывай мне, смертный! — угрожающе сузила глаза демоница.

— Миаджи, пожалуйста, — еле слышно прошептала Кисара, сжимая руку подопечной. — Мы должны помочь им, там осталась Лисандра и Таллаг с…

— Знаю! — прошипела Миаджи. — Но я, даже если успею вернуться, не смогу поднять в воздух кого-то из вас — ваша броня слишком тяжела, да и обжигает меня.

— Тебе не придется возвращаться, — Колд наклонился и с неприятным звуком вытащил меч капеллана из тела осквернителя. — Просто доставь демонолога к моим братьям.

— Но, — Кисара растерянно посмотрела на бездушных: израненные и залитые кровью, те не выказывали никакого страха. Взгляды храмовников оставались такими же безразличными, как и всегда.

— Наша миссия важнее жизней, — Колд стряхнул с меча демоническую кровь, и лезвие оружия вновь загорелось голубоватым свечением. Сейчас он, наконец, понял, в чем заключалось его предназначение, его священный долг перед Гиритом. Колд понял, почему бог-защитник избрал его для этой миссии, и осознание этого наполнило сердце храмовника решимостью.

Демоны и оскверненные, скаля клыки, почти окружили их.

— Мы задержим тварей! Лети! — крикнул Колд и Миаджи, двумя руками обхватив протестующе вскрикнувшую Кисару, поднялась в воздух.

— Мы не можем бросить их, — сквозь вой ветра крикнула южанка.

— Их не спасти, — зло бросила демоница, едва набрав высоту начавшая стремительно снижаться. — А я не могу долго летать рядом со стенами, в которых так много оберегов! Мы приземлимся у ворот, если кто-то выжил — они будут там, а если нет — сразу используй камень Возврата!

— Но…

— Никаких но, сестрица! — резко тряхнула головой Миаджи.

Меч капеллана пел в руках нового владельца, а знамя Гирита вливало в тела Колда и Стрета новые силы. Но этого было недостаточно, перед множеством уродливых лиц Бездны, окружавшей монахов. Однако твари не могли пройти мимо, пока чувствовали биение сердце верующих. Вся орда демонов преследующих отряд, сейчас наседала на двух гиритцев. Но Колд и Стрет не дрогнули. Она знали, что каждый их вдох, каждый удар сердца, дает их братьям и другим выжившим, сделать еще один шаг к обители Нерушимых Врат.

Стрет бился плечом к плечу с братом по ордену, чувствуя, как горячая кровь толчками вытекает из раны на шее. Но он не боялся. Не боялся Стрет, и когда его рука с обломком меча перестала подниматься, а сам он провалился в пучину забвения. Последним усилием воли Стрет сжал пальцы на горле ближайшего врага и смял его за миг до того, как грудь бездушного разорвала вспышка боли, а сердце остановилось.

Колд пытался спасти брата по ордену, но наседающие твари все-таки смогли разделить их, темной массой набросившись на Стрета и поглотив его. Бросившись на выручку, Колд вынудил тварей попятиться, но Стрет был уже мертв.

— Ты пал не зря, — прошептал рыцарь — защитник. — Наши уцелевшие братья сделают то, что должны. Не мы, но они! — Колд еще несколько раз успел взмахнуть клинком, прежде чем что-то обрушилось на него сзади, опрокинув на землю.

Уже готовый к смерти, Колд неожиданно почувствовал прилив тепла, наполнивший его тело. Оно исходило от знамени, которое монах, ранее вырвав из грязи, так и не выпустил из рук. Сила плавно струилась по теплому древку и перетекала в тело гиритца.

Демоны, готовые разорвать рыцаря на куски, отпрянули, глядя, как белоснежная ткань стяга распадается серебристой пылью, накрывая тело монаха и впитываясь в его броню. Колд не мог описать свои чувства, столь странными они ему казались. Боль гиритца ушла, хотя он и ощущал, как кровь струится из множества ран, а дух его наполнился таким спокойствием и верой, что он и не надеялся когда-либо испытать.

— И мой Бог смотрит на меня, зверолюд. Теперь я знаю. Колд даже не думал о том, что Скар его не услышит. Но, все равно, произнес эти слова больше для самого себя, чтобы услышать собственный голос, чтобы понять, что все еще жив, а значит — может сражаться.

— За бога Защитника! За Гирита и павших братьев! — пальцы монаха сжались на рукояти меча, готового вот-вот упасть на усеянную телами землю. В глазах гиритца, пустых и отрешенных, как и у всех его братьев по ордену, вдруг вспыхнул огонь веры.

Поднимаясь с колен, Колд смотрел, как к нему приближается смерть. Рыцарь — защитник встретил ее с гордо поднятой головой и широко расправленными плечами. Стиснув зубы, он бесстрашно взглянул в мириады пялящихся на него глаз, не испытывая трепета пред силами Бездны, обладающими пред ним одним, израненным и истекающим кровью, огромным преимуществом. Но Колд не дрогнул. Теперь он знал, для чего Гирит избрал его. Храмовник понял, что сейчас может сделать то, чего не смог бы никто другой и именно поэтому бог-защитник направил его стопы именно в это проклятое место.

Теперь Колд твердо знал, что ему суждено пасть, жертвуя жизнью для общего блага. Но храмовник всем сердцем благодарил Гирита за то, что может исполнить свой долг и уйти достойно.

Гирит избрал его, и он не подведет.

Плотнее сжимая рукоять меча, храмовник сплюнул кровь, прорычав:

— Я щит Его! И вы не пройдете, пока я дышу, вероломные еретики! Трусы! Придите и попробуйте убить меня!

Волна оскверненных нахлынула на рыцаря — защитника, отскочив от него, словно воды от нерушимых скалы.

Колд громко запел молитву Гириту и сам бросился на опешивших противников.

Сияющий клинок гиритца не знал усталости и пощады, и твари отступили перед его неистовым натиском. Но даже благословленный Гиритом, храмовник не мог драться вечно… Возвышаясь на горе мертвых тел, Колд последний раз, взглянув на обитель сидонитов. Он увидел, как отряд почти достиг цели. Казалось, сам Гирит в своей милости направил взор Колда и он увидел Миаджи, что несла в руках Кисару. Они добрались до врат.

Бледных губ храмовника коснулась улыбка.

— Благодарю тебя, Гирит, за то, что позволил мне исполнить свой долг. Я послужил твоим щитом и не смею желать большего. Моя жизнь принадлежит тебе!

Колд отсалютовал мечом ониксовому небу Потерянных земель и, выкрикнув имя бога — защитника, бросился в свой последний бой.

Все, кто мог сражаться в ближнем бою, сейчас полукругом стояли у запертых ворот обители сидонитов, из последних сил сдерживая напирающих противников. Перед смертными выросла настоящая гора из измененных Скверной до безобразия тел.

После того, как из мрака выскочил еще один опустошитель, всем показалось, будто из черного тумана вырвалась сама смерть, в лице вычеркнутого из пантеона светлых богов Велеса Скорбящего.

Однако демона удалось остановить заклинателям.

Опустошитель ревел, когда магия терзала его тело, оставляя на костных наростах глубокие, дымящиеся борозды. Таллаг Буревестник, Хагран Шепчущий и Аркис Зовущий Шторм, непрерывно посылали в массивную тушу цепи молний, давая Гранеру Ласкниру и его ученице время, чтобы подготовить требующие более тщательной подготовки заклинания людей.

Волшебство шаманов имело скорее интуитивный и стихийный характер, требующий сильного духа и первобытной ярости, нежели основанные на долгой подготовке и символах, заклинания подвластные людям и эльфам.

Зверолюды устали, их силы были на исходе, но чрезвычайное упрямство и развитые инстинкты самосохранения не позволяли им сдаться.

Некромант поддерживал зверолюдов своей магией, от которой у тех сводило зубы, но, казалось, колдуна больше занимают ворота, нежели происходящее вокруг.

Наконец, архимаг и его ученица закончили подготовку и на опустошителя, словно упал невидимый кулак, размером в два раза превышающий его самого. Сила магии созидания могла быть очень опасной, если знать, как ей пользоваться. Дар магов молотом обрушился на демона, вмяв его в землю и расплющив, словно маленький мальчик крохотного жучка, мешающего ему играть.

А потом оскверненные и низшие демоны вдруг отступили.

— Вы должны пойти со мной, — темные глаза Алиры впились в лицо гиритца.

— Деточка, ты в своем уме? — тяжело дыша, спросил Фалкон, отбрасывая одну из нерасторопных тварей ударом молота.

Старый монах остановился, ища глазами противников, но таковых поблизости не оказалось: живое море оскверненных всколыхнулось и отпрянуло назад, будто что-то манило их туда с такой неистовой силой, что перебивала безумие и жажду крови.

— Что там такое? — пробормотал гиритец, стряхивая капли крови с седой бороды. Его скула была рассечена, так что каждое слово причиняло мужчине боль.

— Некогда думать, — Алира покачала головой. — Скоро они вернуться и нам надо открыть ворота, прежде чем это произойдет.

— А я здесь причем? — не понял Фалкон, недоверчиво глядя на черный туман, который теперь не дрожал, а спокойно струился у ворот.

— Вы нужны моему господину.

— Некроманту? — не понял Фалкон.

— Да, — холодно ответила девочка. — Вы один из немногих, кто может открыть эти ворота.

— Что ты несешь? Я здесь первый раз, откуда мне знать…

— Кровь сидонитов. — Коротко пояснила Алира.

— Чего? — Фалкон остолбенел. — Откуда ты знаешь?

— Ваш капеллан сам рассказал, — пожала плечами девочка. — Поэтому именно пастырю Алектису и вам, его отряду, выпала честь сопровождать Грегора. А теперь — идемте.

— Но это абсурд! — Несмотря на недоверие, Фалкон все-таки побежал следом за быстро перемещающейся посланницей некроманта. — Пастырь, — монах на ходу обратился к спешащему к нему Алектису. — Что она говорит? Как я могу открыть эти… — неожиданно старый гиритец остановился, и, расширившимися от удивления глазами, воззрился на темное небо в той стороне, откуда отряд пришел к обители.

— Какого… — не успел Фалкон договорить, как яркий столп серебряного света мимолетной вспышкой унесся ввысь, лишь на мгновение осветив беспросветный мрак Потерянных земель.

Не успела вспышка погаснуть, как тьма сотряслась от яростного многоголосого воя, переполненного злостью.

— Невероятно, — потрясенно прошептал Алектис, глядя куда-то вверх. — Это просто невероятно!

— Пастырь, — Гирион опасливо покосился в сторону, куда недавно отступили твари Скверны. — Это, это же было…

— Вознесение! — С трепетом прошептал Алектис, закончив за рыцаря — защитника его фразу. — Удел избранных!

— Но ведь мы больше не можем, — на лице Гириона, впервые за долгое время, проскользнули человеческие эмоции — недоверие и сомнение сменились благоговением.

Однако гиритец снова не договорил, так как клочья мрака разлетелись в разные стороны и из них один за другим начали выскакивать озлобленные твари, только лишь недавно отступившие под покров темноты.

— Быстрее. — Алира схватила Фалкона за руку и потянула за собой. — Нужно открыть врата.

— Но мое место здесь! — Воспротивился монах. — Я буду сражаться вместе с братьями. Пастырь, отступите, ваша молитва нужна незащищенным!

— Фалкон, я все объясню потом, — слова Алектиса потрясли седого гиритца. — Иди с ней и делай то, что велит некромант. Обереги обители защитят тех, кто в этом нуждается, а я нужен здесь.

— Как прикажете, пастырь, — смерив гнев, Фалкон покорно склонил голову.

Следуя за девочкой, бездушный прошел мимо Лертаса, но брат по ордену был полностью поглощен приближающимися тварями.

Рядом с гиритцем стояли темные эльфы, паладин ордена Лигеи Благодетельницы и пятеро зверолюдов, один из которых поглаживал огромного волка, а другой, самый старый из всех, тяжело дышал, постоянно сплевывая кровь. Кроме них, за исключением некроманта, архимага с его ученицей и странной девочки, за которой бежал Фалкон, больше живых не было.

— Выжил! — Как показалось Фалкону, некромант улыбнулся при виде него.

— Ты так рад меня видеть? — скривился гиритец.

— Конечно, — серьезно кивнул Эгистес. — Без тебя попасть внутрь было бы намного сложнее, поэтому я послал Алиру, чтобы она поискала твои останки, нужна лишь рука, но раз уж ты цел и жив — иди сюда! — Он жестом поманил монаха к левой створке окованных почерневшим железом ворот.

— И останки бы сгодились? — Нервно хмыкнул Фалкон, которому не нравились все эти колдовские игры.

— Вполне, — вместо некроманта ответил Гранер Ласкнир. Старик выглядел более дряхлым, нежели раньше. — Удачи вам, господа, а мы пойдем и попробуем выиграть для нас еще времени, — устало опираясь на посох, он направился к зверолюдам и его ученица, рассеяно поклонившись, поспешила было за наставником, однако ее окрикнул некромант:

— Ты. Стой! — Резко бросил Эгистес, даже не взглянув в сторону волшебницы. — Иди сюда и встань рядом. Не смей умирать и лишать меня награды.

— Хорошо, — дрогнувшим голосом вымолвила Кая, однако не стала подходить к некроманту, а предпочла остаться на месте.

— Теперь ты, гиритец, — нарастающий топот тварей и их непрерывные завывания то и дело перебивали тихий, невыразительный голос некроманта. — Подойди к дверям и прикажи им открыться.

— А?

— Не а, а быстро! — потребовал Эгистес Отверженный.

— Ты тут колдун, а не я! — зло прорычал Фалкон, сжимая молот.

— Просто делай так, как тебе говорят и мы все, возможно, поживем еще немного. — Едва некромант договорил, как выступивший на навершие его посоха череп зло оскалился, сверкнув зелеными глазами.

— Демоны с тобой, колдун! — Фалкон в два шага приблизился к огромной створке и требовательным голосом выкрикнул: — Откройтесь!

Ничего не произошло.

— Ты поздно решил стать учеником волшебника, гиритец! — хрипло рассмеялся Скар, краем глаза наблюдавший за происходящим у ворот.

Раздосадованный Фалкон собрался дать зверолюду достойный ответ, после чего ринуться на почти подобравшихся к ним тварей, как вдруг некромант звонко щелкнул пальцами:

— Они запечатаны! Алира!

Фалкон вначале и сам не понял, как девочка, ловко стянула с него латную перчатку и неуловимо быстрым движением впилась зубами в сухую ладонь.

— Мелкая тварь! — гиритец отдернул окровавленную руку, до сих пор чувствуя на коже горящие холодом следы острых зубов Алиры.

— Приложи ладонь к воротам и прикажи им открыться снова!

— У нас нет времени воплощать твои задумки, колдун! — Фалкон нервно оглянулся.

— Быстрее!

— Это последний раз! Если не получится — дай мне умереть достойно, встретив врага грудью, а не спиной, в попытке протиснуться под эти клятые ворота! Откройтесь! — Фалкон, что было силы, ударил окровавлено ладонью по воротам и замер с открытым ртом — с тихим скрежетом створки пришли в движение. Затем, седой гиритец почувствовал, будто из него разом выжили почти все силы и, не устояв на ногах, упал на колени.

Пробужденные обереги, заключенные в воротах и стенах обители с низким гулом исторгли волну древней магии, испепелившей передние ряды приблизившихся к ним демонов.

Миаджи едва не упала на землю, когда что-то ярко вспыхнувшее за ее спиной обожгло крылья жарким пламенем благословения светлых богов.

Шипя и сквернословя на наречии демонов, она услышала, как Кисара, сквозь слезы, произнесла одно единственное слово — Колд.

Но демоница даже не думала скорбеть о смерти гиритцев. Конечно, она была благодарна им за спасение хозяйки и удивлена тем, чем сопровождалась их смерть, но не более того. Куда больше Миаджи интересовала ее собственная шкура, поэтому она натужно захлопав кожистыми крыльями, поспешила вперед.

Когда демоница уже собиралась приземлиться у ворот, где собралась небольшая горстка выживших, то ее оглушила волна непонятной силы, с разрушительной скоростью распространившаяся от обители Нерушимых Врат. Если бы не сила демонолога, защищавшая ее, Миаджи обратилась бы горсткой пепла, как и ее сородичи, ослепленные жаждой крови и рискнувшие приблизиться к древней обители.

Однако ни сила Кисары, ни ее присутствие, не смогли в полной мере защитить демоницу от сокрушительного удара.

Южанка поняла это слишком поздно, но ничего не смогла подлеть. Вместо того, чтобы убить порождение Скверны на месте, высвобожденная магия сидонитов развоплотила Миаджи, изгнав ее в родной мир и надолго лишив сил, а сама Кисара едва не потеряла сознание, когда демоническая кровь в ее жилах едва не вскипела под воздействием вспышки древнего защитного волшебства.

Девушка вскрикнула и, беспомощно взмахнув руками, начала падать вниз. Ей показалось, что она успела увидеть удивленное лицо Лисандры и кричащих что-то Калеоса и Исель, а затем, когда до земли оставалось совсем немного, южанка словно упала на мягкую подушку.

В очередной раз за недавнее время ее кто-то грубо поднял и потащил за собой. Слезящимися глазами Кисара увидела лицо Гириона, показавшееся ей неожиданно приятным. Рыцарь — защитник бежал вперед, а его глаза, сейчас более голубые, нежели обычно, горели непонятной надеждой.

— Отличная работа, старик! — услышала Таллага Кисара.

— Спасибо, юноша, — ответил старческий голос. — А теперь отступим!

— Архимаг, нам следует задержать тварей! — Теперь заговорил Алектис. — Я чувствую, что обереги врат перестали действовать!

— Естественно, — спокойно ответил старый волшебник. — Створки же распахнуты. Круг разомкнулся. Пока двери не закроются вновь — обереги не возобновят свое действие.

— Но мы не успеем закрыть их! — Алектис остановился, повернувшись к хлынувшим из восстановившего свои границы мрака тварям. — Бегите, а мы сдержим их!

— Не говорите ерунды, пастырь, — неожиданно грубо произнес Гранер Ласкнир. — Без магии вас сметут за несколько мгновений! Отходим все, нас и так осталось слишком мало, а мы должны достичь цели!

— Мы не успеем! — Алектис, все же, поспешил следом за остальными, хотя и оглядывался назад.

Каждый из бегущих под защиту крепостных врат понимал, что демоны и оскверненные, двигаются намного быстрее.

— Уходите! — Резко развернувшись, Алектис приготовился к бою, но, сверкающая молния проскользившая рядом с ним заставила пастыря отпрянуть. Обдав Алектиса целым снопом искр, заклинание врезалось в первые ряды тварей, разметав их обугленные тела в разные стороны.

— Уходи, гиритец, — просипел Хагран Шепчущий, тяжело опираясь на короткий посох и выходя вперед. — Если тебя не станет, то некому будет защищать остальных.

— Не мели ерунды, старик! — К седому шаману подскочил Скар, потянув того за плечо.

— Оставь! — Хагран сбросил руку вожака со своего плеча. — Настал мой черед отправиться к предкам, я чувствую их зов…

— Хагран! — В голосе Кровожада промелькнула горечь и мольба, но шаман лишь покачал седой головой. Сплюнув густой сгусток крови на ладонь, он продемонстрировал его Скару.

— Слишком стар, — криво усмехнувшись, прокашлял Хагран. — Уходите.

— Тихой спячки тебе, — Кровожад последний раз взглянул на шамана.

— А тебе долгого лета, Скар, — Хагран Шепчущий отвернулся от молодого сородича. — Уходите, быстрее. — Шаман вскинул свой посох. Вырвавшиеся из навершия молнии опять отбросили оскверненных назад, но древко посоха треснуло и обуглилось.

— Да благословит тебя Гирит, — Алектис осенил зверолюда знамением бога — защитника, но тот лишь презрительно скривился:

— Худшего прощания я и представить не мог, бездушный, — Хагран наградил Алектиса неожиданно веселым взглядом. — Меня уже ждет Мать волчица, так что благословение своего бога оставь при себе.

— Тогда, пусть Праматерь встретит тебя с улыбкой, — Алектис поклонился усмехающемуся в лицо смерти шаману и бросился к воротам.

— Она уже улыбается мне. Она и мои предки, — шаман зверолюдов без сожаления отбросил искореженный дымящийся посох в сторону и воздел руки к небу. — Даруйте же мне свою силу, духи стихий! Благословением предков заклинаю вас и кладу свою жизнь на ваш алтарь!

Земля под ногами шамана затряслась, когда он произнес эти слова. Старик сжал кулаки, и его острые когти впились в ладони, разрывая кожу. Теплая кровь закапала на землю, красноречивее любых слов подтверждая намерения того, кто обращался к древним духам.

— Обрушитесь же на моих варгов и пусть моя жизнь станет вам платой! — Выцветшие глаза Хаграна заискрились молниями, а его тело начала переполнять энергия стихий, приподнимая зверолюда над грязью Потерянных земель. Духи приняли жертву и откликнулись на зов. — Я уже иду к тебе, Праматерь! — Выкрикнул Хагран Шепчущий, широко улыбнувшись и чувствуя, как разрушается его смертное тело, не выдерживая переполняющей шамана мощи стихий. — Иду, сквозь ливни крови!

Матовый оникс неба над Потерянными землями раскололся на тысячи осколков, когда десятки молний обрушились с небес на проклятую землю. Безудержная ярость стихий за мгновение превратила то место, где только что стоял старый шаман в выжженный котлован, уничтожив и Хаграна и всех, кто был перед ним.

Вскоре черный туман вновь вернулся к стенам крепости сидонитов, скрыв под собой изуродованные останки своих созданий и исторгнув новых, но те уже ничего не могли поделать — врата обители начали медленно закрываться.

Забытая обитель

Не успел грохот последнего заклинания Хаграна Шепчущего стихнуть, как Эгистес прокричал:

— Закрывай, быстрее!

— Не все еще прошли! — Фалкон, замерший рядом с воротами смотрел, как к нему бежит Гирион, неся на руках южанку. Алектис отставал от них на несколько десятков шагов.

— Они успеют, закрывай, пока твари не опомнились! — Некромант выглядел встревоженным. — То, с чем мы столкнулись на пути к обители — всего лишь оскверненные и мелкие демоны, ты хотя бы представляешь, что будет, когда опасные твари доберутся сюда?!

— Не успеют, — старый гиритец тряхнул головой, упрямо не желая прислушиваться к словам колдуна. — Мы обманули их, и они не смогут так быстро добраться до обители Нерушимых Врат, от стен Вечного Бдения!

— Они уже здесь! Разве ты не чувствуешь? — улыбка колдуна вышла пугающей. — Разве ты не ощущаешь их присутствия?

— Я… — Фалкон не договорил, обратившись к своим чувствам.

Монах — воин не обладал чутьем пастыря и поэтому не всегда мог распознать угрозу Скверны, пока не сталкивался с ней лицом к лицу. В Потерянных землях дыхание Бездны билось в каждом уголке, и гиритец не мог определить, какая из угроз является более явной.

Пока Фалкон стоял в нерешительности, Гирион пробежал между приоткрытыми створками и, сжавшаяся на его руках Кисара, казавшаяся маленькой, хрупкой девочкой рядом с гиритцем, хрипло крикнула: — Ворота! Скорее, закройте их! Они… Идут!.. — едва заклинательница успела договорить, как пронзительно вскрикнула и потеряла сознание.

— Быстрее пастырь! — Фалкон бросил взгляд в сторону бегущего Алектиса. Плотно прижав окровавленную ладонь к теплому металлу обивки, он приказал: — Закройтесь!

Створки ворот, протяжно скрипнув, пришли в неспешное движение. И тут Фалкон, смотревший в сторону приближающегося Алектиса увидел их: зловещие тени, выступающие из черного тумана. Они выглядели иначе, нежели оскверненные или демоны, с которыми привык сталкиваться гиритец.

Раньше он вообще не видел демонов в доспехах, только оскверненных солдат, но те нисколько не походили на существ, увиденных им сейчас. Высокие, даже выше гиритцев, они казались настоящим воплощением ночных кошмаров. По их грубым, усеянным шипами костяным доспехам струилась кровь. На самые острые выросты были насажены потрескавшиеся черепа, чередующиеся с отрубленными головами, еще сохранившими плоть. Безумные глаза на оторванных головах все еще жили: пропитанные страданием и болью, они скользили невидящим взглядом из стороны в сторону, а бледные губы то и дело открывались в немом крике.

Вместо знамен демоническое войско использовало человеческие тела, насаженные на колья или прибитые к столбам острыми костями. Жуткие стяги содрогались в бесконечных конвульсиях, а с их покрытых кровавой пеной губ срывались мольбы и стенания.

— Гирит Защитник, — выдохнул Фалкон, левой рукой сжав рукоять молота так, что пальцы под латной перчаткой захрустели. — Что это?

— Истинные хозяева Потерянных земель, — Некромант, как и все, кто стоял у ворот, не сводил глаз с приближающихся существ. — Те, кто получил благословение высших демонов!

Алектис вбежал в почти закрывшиеся ворота и сразу же бросился дальше, туда, где замерли темные эльфы, Лисандра и архимаг с ученицей. На их лицах застыло выражение ужаса, а взгляд стал абсолютно безжизненным.

Пока пастырь был далеко, а обереги обители прекратили свое действие, тьма с жадностью метнулась к незащищенным сердцам, стремясь осквернить их. Лишь архимаг и Лисандра, стиснув зубы, изо всех сил сопротивлялись зловещей ауре присутствия, расползающейся от демонического войска, причем волшебник преуспевал в этом явно больше. Он сделал странный жест, будто что-то оттолкнул от себя, после чего свободно выпрямился.

— Не смотрите! — хрипло выкрикнул не успевший восстановить дыхание пастырь. — Не смотрите на них, иначе они пожрут ваши души! — Он поспешно осенил всех знамением Гирита Защитника, зашептав молитву. При первых словах, обращенных к светлому богу, тьма нехотя отпрянула, выпустив сознание смертных из своих цепких ледяных когтей.

Створки обители Нерушимых Врат со скрежетом сошлись, вновь запечатав крепость сидонитов и ее обереги зажглись с новой силой, отгоняя тьму и защищая всех, кто оказался внутри. И снова рассерженный, полный негодования рев, казалось бы, сотряс древние стены.

— Твари прошли через все Потерянные земли и снова остались ни с чем, — смех Фалкона вышел хриплым и неуверенным. Даже его закаленных дух, подвергся тяжелому испытанию, под воздействием мощнейшей энергии Скверны, исходившей из ее порождений.

Наконец оторвав ладонь от створки, Фалкон потряс головой, смахнув со лба капли пота. Он прикрыл глаза, вслушиваясь в слова молитвы, читаемой пастырем Алектисом и повторяя ее слова. Несколько раз глубоко вздохнув, гиритец осмотрелся и почти сразу же наткнулся взглядом на фигуру в черных, покрытых пробоинами доспехах ордена Гирита Защитника, распластавшуюся справа от него.

Тело предшественника монаха уже истлело, превратившись в пожелтевшие изъеденные временем кости. Рядом с погибшим рыцарем лежал скелет много меньше, насколько смог судить Фалкон, то был еще ребенок, скованный проржавевшими цепями и насквозь пробитый тусклым клинком монаха. Руки убитого были вытянуты в направлении ворот.

— Что… — Седой гиритец скользнул взглядом по створкам и с трудом разглядел почти исчезнувший отпечаток крохотной ладони на обивке врат, на уровне своего колена.

— Заметил? — спросил подошедший к воротам Скар, кивая на останки. — Мы тут осмотрелись — здесь полно твоих братьев и, кажется, они тут уже давно.

— Дело не в этом, — покачал головой Фалкон, стараясь понять, почему его предшественник пронзил мечом несчастное дитя.

Возможно, ребенок поддался осквернению, и у монаха не осталось другого выбора, но как же отпечаток? Именно старая кровь на створке волновала гиритца больше всего. Отпечаток явно детский, но, если бы ребенок был осквернен, то в стенах крепости умер бы мгновенно.

— Думаешь, зачем он проткнул мальца? — зверолюду не потребовалось магии, чтобы прочитать мысли монаха. Не потребовалось ему ее и для того, чтобы понять, что он прав, хотя Фалкон не ответил. — Вот что я скажу тебе, — глубокомысленно продолжил Кровожад, смахивая с топоров темную кровь, с шипением пузырящуюся на святой земле. — Этой крепости не один век и она простояла там, где долго не живет ничего хорошего. Никто теперь не скажет тебе, какая дрянь здесь творилась и что послужило причиной для случившегося в этих стенах. Просто делай свое дело, бездушный. Ты здесь не для размышлений и твой молот поможет нам гораздо больше, нежели твой острый ум.

— Твоя правда, — Фалкон с сожалением признал правоту зверолюда, отвернувшись от истлевших тел и сразу же заметив то, о чем говорил его собеседник — множество трупов в доспехах его ордена.

Набравшийся было решимости гиритец снова замер на месте, увидев, что монахи, судя по позам, сражались друг с другом.

— Говорю же, только духи предков знают, что тут произошло, — важно заметил Скар. — Пойдем.

Когда мужчины присоединились к остальному отряду, Алектис уже дочитал молитву и теперь, как и все, удивленно разглядывал внутренний двор крепости.

Обитель Нерушимых Врат, по праву считалась самой старой крепостью сидонитов, служа сердцем их ордена. По размерам она в несколько раз превышала обитель, сохранившуюся во Фририарде, поражая взгляд высотой массивных колонн, уходящих в ночные небеса.

Поразительно, но над острыми шпилями крепости было видно клочок звездного неба, вокруг которого по спирали закручивался темный водоворот вязкого мрака. Он будто пытался поглотить и башни, и трепетавшие на них стяги сидонитов и саму обитель, до сих пор стоявшую в Потерянных землях, не взирая ни на что. Внутренний двор крепости больше напоминал настоящую площадь. Выстланный когда-то ровными, а теперь разбитыми плитами и украшенный разрушенными статуями рыцарей, теперь он оказался испачкан темными пятнами крови и устлан телами гиритцев.

Тела лежали везде: у выложенного в центре двора фонтана, вода в котором высохла очень давно, у подножья постаментов и вдоль внутренних стен. Но больше всего трупов оказалось у входа в саму обитель. Широкие мраморные ступени почти полностью скрывались под распластавшимися на них телами. Гиритцы лежали друг на друге, в иссеченной броне и неестественных позах, коими наградила их смерть. Тела монахов, по какой-то причине, устилали вход в обитель их давно сгинувших собратьев.

— Это невозможно, — потрясенно дернул головой Алектис, изо всех сил стараясь не терять присутствия духа. Даже заметив среди тел менее массивные тела пастырей, он пытался выглядеть невозмутимым. — Ни один из наших походов к обители не увенчался успехом.

— А мои глаза говорят обратное, — Лисандра мрачно оглядела присутствующих. — Может эти монахи дошли сюда, а вот выйти обратно уже не смогли.

— Ага, именно так, — Скар хмыкнул. — Давайте все сядем рядышком и дружно подумаем о случившемся. Мы же именно за этим сюда пришли.

— Вообще-то, зверолюд, именно за этим. — Гирион все еще продолжал держать Кисару на руках, почти не замечая ее веса. — Возможно именно из-за того, что произошло здесь, Гирит отвернулся от нас. Наши братья здесь накинулись друг на друга, словно дикие звери. Это противоречит нашим учениям и нашей вере.

— Какой толк отворачиваться от живых, когда те, кто был неправ — мертвы? Люди, я не понимаю вашей веры!

— Тебя никто и не просит. — Огрызнулся Фалкон, но Скар не обратил на его тон внимания, так как отвлекся на совершенно другое происшествие — за стенами обители громко взревели тысячи глоток и ворота сотряс мощнейший удар. Обереги на стенах вспыхнули, но новый удар достиг дрогнувших створок.

— Они идут, — прошептала Кисара, сжавшись на руках Гириона. Лицо девушки смертельно побледнело, на лбу выступила испарина, а тело ее непрерывно била мелкая дрожь. — Он, идет!

— Кто он? — Лисандра уже была рядом с подругой. Взяв южанку за руку, она встревожено всмотрелась в ее глаза. — Кто идет, Кисара?

Но демонолог не смогла ответить. Бездна, сдавливающая сейчас стены обители, стремительно врывалась в ее разум, замутняя рассудок. Девушка чувствовала приближение чего-то настолько темного, что одно его присутствие внушало трепет. Что-то приближалось и перед его мощью меркли древние обереги крепости.

Все же найдя в себе силы, Кисара с трудом разомкнула пересохшие губы:

— Врата открылись, и обереги потеряли много энергии. Они не смогут восстановить ее и скоро погаснут. Тогда вернется он…

Внезапно кто-то громко вскрикнул и, повернувшись на звук, все увидели, как с крепостной стены падает тело в разорванных шкурах.

— Аун! — вскрикнул Аркис.

Гранер Ласкнир вскинул руки, повторив заклинание, что применял ранее и к падающей Кисаре — зверолюд замер над каменными плитами, тогда как его сломанный пополам лук с сухим звуком ударился о камни.

Таллаг и Скар подбежали к не шевелящемуся воину, но их обогнал огромный волк. Животное первым добралось до хозяина, принявшись обнюхивать и облизывать его лицо. Ткнувшись влажным носом в заросшую бородой щеку Ауна, его питомец вскинул клыкастую голову к небу и громко взвыл.

Подоспевшие Таллаг и Скар выругались, увидев застывшие глаза соплеменника, не мигая уставившиеся на далекие звезды. Тело Ауна, удерживаемое волшебством архимага все еще парило над землей, а на плиты под ним непрерывно лилась теплая кровь.

— Мертв, — Скар скрипнул зубами, увидев страшную рваную рану на груди и животе воина. Того почти разорвало пополам и две части тела держались лишь на позвоночнике и тонких обрывках плоти.

Ладонью закрыв глаза павшего собрата, Скар срезал с его плеча колчан со стрелами, забрав их с собой.

— Но что убило его? — Аун уже стоял рядом. — Он поднялся на стену, чтобы оглядеться и вот…

От нового удара по воротам затряслась даже земля. Низкий гул почти выгоревших оберегов теперь стал слышен всем.

— Наверно то, что сейчас ломится сюда и убило бедолагу Ауна, — ухватив жалобно воющего волка за загривок, Скар потащил его прочь, словно безвольного щенка. — Но теперь он под теплым боком Праматери. Он пролил для нее достаточно крови, чтобы заслужить милость. А мы, если хотим еще пожить, должны убираться отсюда. Зверолюды побежали обратно. Скар первым заметил, как наблюдавшие за ними спутники вдруг резко обернулись назад. Перескакивая через мертвых гиритцев, воин выглянул из-за плеча опирающегося на молот Флакона и увидел Кисару, сидящую на коленях прямо на разбитых камнях.

По щекам девушки катились слезы, а взгляд был прикован к сжатой в кулак руке. Это зверолюд заметил лишь краем глаза, выхватывая топоры и вставая рядом с Лисандрой, закрывающей южанку от обнажившего меч Гириона.

Мгновенно оценив ситуацию, он понял, что в их отсутствие произошло что-то, что заставило гиритцев ополчиться на демонолога.

— Она не может уйти сейчас! — Медленно процедил сквозь стиснутые зубы гиритец. — Она нам нужна! Брось камень, Кисара!

— Вы не вправе заставлять ее, — пылко вступилась за подругу Лисандра.

— Она останется!

— Я никуда не уйду, — неожиданно грустно произнесла Кисара, разжав пальцы, и все увидели камень Возврата на ее узкой ладони. Прошло всего лишь мгновение, как камень без видимой причины распался на две ровные половины.

— Зачем ты его сломала, женщина?! — Удивленно завопил Таллаг, тыча пальцем в ладонь девушки. — Он же стоит целое состояние! Теперь ты не сможешь… — неожиданно зверолюд замолчал и достал свой камень, точно такой же, какой был у Кисары и теперь точно такой же разломанный на две части. Удивленно воззрившись на свою ладонь, Таллаг несколько раз моргнул. — А мой-то, зачем сломала?!

— Это не она, — Гранер Ласкнир виновато улыбнулся. — Простите друзья, но я не могу позволить никому из вас покинуть наш отряд. Но уверяю вас, как только мы найдем то, что ищем — вернемся домой и…

— Старый пенек! — Таллаг живо перекинул свое негодование на архимага. — У тебя труха в твоей седой башке?!

— Давай я проделаю в ней дыру, — сразу же поддержал брата Скар, потрясая топором. — И мы узнаем что там!

— Кхм, простите, что отвлекаю, — некромант прочистил горло. — Но я бы не отказался от помощи. — Он кивком указал на запертые ворота, заваленные трупами гиритцев. — Нам необходимо попасть внутрь прежде, чем внутренний двор заполонят твари из-за стены.

— Времени мало, — неизвестно откуда появившаяся рядом с колдуном девочка сосредоточенно кивнула. В руках она, по-прежнему держала огромную черную косу, а ее в нескольких местах порванное платье пропиталось темной кровью. — Защита обители ослабела и скоро она падет. Тварей за стеной не сдержать.

Как бы подтверждая слова Алиры, в ворота вновь ударилось что-то большое и тяжелое. Гул защитных оберегов усилился и теперь тяжело давил на уши раздражающим гудением. Обереги раскалились до предела и теперь над стенами обители Нерушимых Врат завился белый дым, вырывающийся из потрескавшихся стен.

— В крепость! — Гирион, забросив за спину меч, подхватил сидящую на полу Кисару и первым бросился к лестнице, не заботясь о том, что под его ногами трещат кости его же предшественников.

Мысленно рыцарь — защитник попросил у павших братьев прощения, за то, что он тревожит их покой, но больше ступать было некуда.

Остальные поспешили за гиритцем.

— Проклятый старый баран! Ты должен мне золото за мой камень! — Таллаг выбросил бесполезные обломки, под ноги архимагу. — Колдун, — вдруг обратился зверолюд к некроманту. — Я заплачу тебе, если вдруг этот идиот подохнет, не вернув мне долг! Ты поднимешь его старые кости, и я скормлю их волкам, а череп утоплю в отхожем месте!

— Не стоит так сердиться, мой друг, я все возмещу, — улыбаясь, ответил Ласкнир.

— Демоны за стеной тебе друзья, придурок! — огрызнулся Скар.

Вожак зверолюдов в несколько широких прыжков оказался у внутренних врат и, бесцеремонно подхватив иссохшее тело в черных доспехах, отшвырнул его в сторону, освобождая заваленные створки.

Броня гиритцев оказалась очень тяжелой, но сила Скара превосходила не только человеческую, но и многих из его сородичей. Алира отстала от зверолюда лишь на один удар сердца и удивила его тем, что с легкостью подняла тело, в несколько раз превышавшее в размерах ее хрупкую фигурку.

— Чем тебя кормили? — с нервной улыбкой спросил Скар, вновь взявшись за работу. Он не ждал ответа и не расстроился, когда не получил его. К моменту, когда Гирион достиг ворот, Кровожад и помощница некроманта отбросили прочь уже более пяти тел. Зверолюд столкнул с лестницы еще одно, пинком ноги послав отвалившийся шлем следом.

Погнутый шлем несколько раз перевернулся в воздухе и из него, так же вращаясь, вылетела оторванная голова, ударилась о камни, и в нарастающем шуме четко раздался хруст треснувшего черепа.

— Прояви уважение к павшим, зверь! — Гирион поставил пошатывающуюся Кисару на ноги и нагнулся к одному из мертвых предшественников, чей нагрудник был смят словно старый пергамент.

— Обязательно, — сосредоточенно кивнул Скар, выбросив в сторону чью-то отрубленную руку. — Эй, старик, как насчет почистить здесь все магией?

— Прошу прощения, — Гранер, добравшийся еще только до середины лестницы, развел руками. — Я исчерпал почти все свои силы, а то, что осталось, может нам еще пригодиться, чтобы вовремя покинуть это темное место.

— Устал он, ха! — Зверолюд скривился под шлемом. — А мы, можно подумать, не устали! А ты чего застыл? — он взглянул на Гириона, до сих пор сжимающего в руках тело в смятом нагруднике.

Взгляд бездушного был прикован к почти истлевшему табарду ордена, солнце на котором обернулось черепом, а его лучи причудливо изогнулись, напоминая черные щупальца.

— Осквернение, — наконец, Гирион брезгливо отбросил мертвеца от себя. — Что здесь произошло?!

— Половина твоих братьев здесь подверглись осквернению. Если бы у нас было больше времени, я смог бы ненадолго вдохнуть жизнь в останки кого-то, кто не был гиритцем, — некромант почесал подбородок. — Но ваше оружие убивает раз и навсегда, да и необходимые ингредиенты найти здесь не удастся, не говоря уже о том, что времени у нас в обрез. К тому же ворота… — он не договорил, слишком увлекшись рассматриванием створок.

Вскоре к некроманту присоединился и Гранер Ласкнир, со странной улыбкой погладивший врата.

— Попасть в обитель сейчас важнее, — новое тело, подхваченное могучим рыцарем-защитником, полетело вниз по ступеням.

Когда к работе присоединились остальные члены отряда, площадка перед воротами начала быстро расчищаться. Темные эльфы, Кая и Лисандра вчетвером с трудом сталкивали тела монахов вниз, Таллаг и Аркис управлялись вдвоем.

Искалеченные тела мертвых гиритцев скатывались по мраморным ступеням, образовывая у их подножья настоящий завал, который непрерывно увеличивался. Алектис неустанно читал молитвы над павшими предшественниками, одновременно усиливая словами благословений души членов отряда.

Фалкон, которому все еще не давало покоя увиденное у ворот, даже не заметил, как перед ним оказался некромант, только что осматривавший вход во внутреннюю крепость.

— Руку! — потребовал Эгистес Отверженный. — Дай мне свою руку!

— Это срочно. — Кивнул архимаг. Седой гиритец собирался воспротивиться и указать колдуну на его место, но новый удар, едва не высадивший стонущие ворота заставил его передумать. Фалкон не страшился того, что так страстно желало прорваться внутрь крепости. Не страшила его и собственная смерть. Однако он не желал умирать, не выполнив миссии, возложенной на него и его братьев.

Смерив гордыню, храмовник быстро снял латную рукавицу и протянув некроманту открытую ладонь. Тот выхватил странной формы нож и, прежде чем гиритец успел удивиться, несколькими ловкими движениями вырезал на грубой коже странный символ.

— Ворота можно открыть лишь изнутри! — Гранер Ласкнир еще раз коснулся створки, проведя по ней сухой ладонью. — Нам понадобиться память твоей крови и метка этого юноши, — он кивком головы указал на некроманта. — Символ на его ладони укажет на кое-что, сокрытое за этими стенами. — Я смогу, — быстро зашептал Эгистес, прикладывая свою ладонь, к руке монаха. — Продержитесь до того, как я смогу это сделать. Алира, присмотри за ученицей мага!

— Как прикажете, — кивнула девочка.

— Готов? — Подняв над головой свой посох, спросил архимаг и Эгистес кивнул. — Триаса, менере хигрус! — хрипло выкрикнул Гранер Ласкнир.

Руку некроманта отхватило странное свечение, и он мгновенно растворился в фиолетовой вспышке.

— Проклятый колдун, куда он делся? — Фалкон огляделся так, будто ожидал увидеть некроманта прямо за своей спиной. Но того, естественно, там не оказалось. В несколько широких шагов достигнув створок, гиритец приложил к ним ладонь и крикнул:

— Откройтесь!

Ничего не произошло.

— Не ты первый, старина, — Таллаг кивком головы указал монаху на множество отпечатков кровавых ладоней, которые беспощадное время почти стерло с массивных створок.

— Обитель запечатана изнутри. Господин откроет нам, — по тону Алиры не возможно было понять, пытается она всех успокоить или же просто констатирует факт. — Наверное, — слегка задумчиво добавило девочка.

— Он сумеет, — уверенно поддержал Алиру архимаг, перехватив посох подмышку и нетерпеливо потирая ладони. — Метка на его ладони и кровь сидонитов открыли Эгистесу путь. Теперь все в его руках.

— Как бы то ни было, — Гирион резко отвернулся от врат во внутреннюю обитель, взявшись за меч. — Судя по отпечаткам, не мы первые пытались открыть эти ворота. Стало быть, сидониты зачем-то запечатали свою крепость изнутри, а наши братья здесь сцепились друг с другом. Возможно, мы найдет ответы, а может, и нет. Наши жизни теперь зависят от некроманта. И ему лучше поспешить.

Острием клинка рыцарь указал на покореженные створки внешних ворот, едва не слетевших с огромных петель, от нового удара. Грохот оглушил всех присутствующих, но сильнее треска сломанного дерева и надрывного скрипа покореженного металла, оказался пронзительный и тонкий звук, с которым лопнули обереги внешних стен.

Кисара вздрогнула, а Алектис, переставший молиться, произнес:

— Гирит, защити нас!

Огромная кроваво-красная лапа с черными, как ночь когтями, вцепилась в отогнутый край правой створки внешних врат, со скрежетом вминая ее вовнутрь. Каждый из много суставчатых пальцев существа, выламывающего ворота обители, оказался длиннее, чем самый рослый гиритец, так что о размерах самой твари можно было только догадываться.

Мощный рывок вырвал правую створку, и мрак темной волной хлынул в крепостной двор.

Эгистес чувствовал, как символ на ладони обжег его кожу, распространяя по телу неприятную волну томления и жажды. Пробуждая древнюю магию, дремлющую в руке, он изо всех сил сосредоточился на том, зачем пришел в эти земли.

Гранер Ласкнир, старый друг отца некроманта, сказал, что это должно сработать, так как произнесенное им заклинание берет свои истоки из магии искажения пространства, при помощи которой работают врата Пути. Только сами врата подчиняются желанию управляющего ими мага, который переносит желающих к другим порталам.

Сейчас же роль управляющего досталась Эгистесу, вратами послужил символ на его руке, что пробудился от крови Фалкона, а маяком его перемещения стало то, зачем некромант пришел в обитель Нерушимых Врат.

Архимаг, как оказалось, очень сведущ в этом вопросе и без его помощи некроманту вряд ли удалось совершить задуманное. Теперь же Эгистес оказался так близко к своей цели, что едва сдерживал нетерпение.

Посох Фирота Лишенного Скорби, величайшего некроманта прошлого не давал Эгистесу покоя с тех самых пор, как тот узнал о нем от Гранера Ласкнира перед тем, как навсегда покинул родной дом. Древние трактаты, что показал ему волшебник, говорили, будто посох впитал души всех, кого погубило колдовство его хозяина, став средоточием боли и страданий, безумия и неминуемой гибели, всего того, что давало жизнь темной магии.

Когда-то Эгистес даже подумать не мог, что станет охотиться за темным артефактом не для того, чтобы уничтожить его, а ради собственной выгоды. Его родные, те, кому он верил, отвернулись от него, лишив отчего дома и душевной теплоты. Теперь колдун мог рассчитывать лишь на самого себя и для того, чтобы приумножить свои силы, Эгистес уже давно собирал сокрытые по всему миру предметы, таящие в себе саму суть темной магии.

Но он делал это не ради величия, как многие могли бы подумать. Разумеется, мысль о могуществе посещала его и далеко не раз, но истинная причина заключалась в другом — некромант стремился к самодостаточности. Стать сильным настолько, что никто и никогда больше не смог бы отнять у него то, что принадлежит ему.

Эгистес хотел жить в мире, где его не обязывали бы слепо следовать чьим-то правилам и где он сам смог бы выбирать свою судьбу.

Некромант не знал, как воплотить свою мечту в реальность, но надеялся, что посох Фирота даст ему ответы и подскажет дальнейший путь. Недаром же сидониты, после того, как расправились с древним некромантом, спрятали его посох в своей обители. Они не стали уничтожать артефакт, так как сила, заключенная в нем должно быть настолько велика, что выплеснись она неконтролируемым потоком — ничто не смогло бы остановить ее.

Эгистес почувствовал, как теплая кровь гиритца коснулась символов на ладони, когда-то принадлежавшей Фироту, единственной частичке оставшейся от его смертного тела. Некромант древности лишился этой руки в первом бою с Алардом Дарием. Тогда, если верить преданиям, земля почернела вокруг сражающихся и начала обрушиваться, разделяя храмовника и колдуна. Фироту удалось уйти, но он потерял руку, долгое время пролежавшую под землей. Он искал ее, но Верховный лорд сидонитов нашел древнего некроманта прежде, положив конец злодеяниям Фирота Лишенного Скорби и пронзив его черное сердце своей алебардой.

Алард Дарий сжег останки колдуна, забрав с собой его посох и надежно укрыв его ото всех. Силу, запечатанную в посохе, мог пробудить лишь его владелец и Эгистес надеялся, что рука Фирота поможет ему в этом.

Едва некромант завладел подобным сокровищем, как сразу же посетил Ариард, заглянув к Гранеру Ласкниру, в надежде, что тот поможет. И он не ошибся.

Старый волшебник, действительно, смог убедить гиритцев в новом походе к обители Нерушимых Врат, причем сделал это довольно охотно, объяснив свой поступок личной выгодой.

Гранер Ласкнир был просто одержим магией созидания и конкретно перемещениями в пространстве. Он давно слышал об Изначальных вратах, сокрытых в этой обители и не желал упускать шанса лично убедиться в их существовании.

Эгистес Отверженный не знал, какие доводы привел гиритцам архимаг, но это сработало. Когда некромант только ступил в Потерянные земли, он сомневался, получится ли у него совершить задуманное до тех самых пор, пока не достиг обители Нерушимых Врат. Только здесь Эгистес почувствовал, как посох зовет его и чем ближе колдун подходил к самой обители, тем сильнее и явственнее становился зов.

Оказавшись перед воротами, Эгистес выполнил то, что сказал ему Гранер Ласкнир: кровь потомка сидонитов открывала не только материальные двери их обители, она могла разрушить стены тюрьмы, в которой покоился посох Фирота. Эгистес не мог знать этого наверняка, но это знал сам посох. Он звал своего нового владельца, откликаясь на магию в украшенной символами руке. Все что оставалось сделать Эгистесу, так это последовать этому зову, при помощи крови и архимага.

Когда кровь гиритца коснулась символов, Эгистес Отверженный услышал явственный зловещий смех, прозвучавший у него в голове. В глазах некроманта потемнело, а в уши ударили множество стенающих голосов. Все вокруг погасло в одной вспышке боли, отступившей так резко, что Эгистес не сразу понял, что произошло.

Дымка перед глазами быстро рассеялась и некромант увидел, что больше не находится перед воротами в обитель сидонитов. Он стоял посреди небольшой округлой комнаты, стены и пол которой почти полностью покрывали строки из молитв Сидонию и защитные обереги, чье слабое мерцание заполняло помещение мягким алым светом.

Единственной вещью в пустом зале оказался постамент, находящийся точно посредине. На нем, окутанный лентами со священными писаниями, лежал изогнутый потрескавшийся черный посох, чье древко плотно стягивала кожа. Некромант знал, что она принадлежит отнюдь не животным, посох Фирота украшали ленты из выделанной человеческой кожи.

В том, что перед ним вещь, принадлежавшая древнему некроманту, Эгистес не сомневался. Дрожь в ладони с символом усилилась настолько, что мужчина вынужден был выпустить свой посох, перехватив запястье другой рукой и прижав ее к себе. Пальцы колдуна конвульсивно сжимались, и он скрипнул зубами, невольно сделав шаг к постаменту.

Обереги на стенах предостерегающе загудели.

Что-то в Эгистесе Отверженном вдруг воспротивилось тому, к чему он стремился несколько лет. Цель его путешествия была на расстоянии вытянутой руки, нужно лишь забрать посох и все…

Но некромант медлил. Он вдруг явственно ощутил, как что-то вторгается в его мысли, стремясь подчинить волю. Что-то темное, древнее и злое.

Кольцо на пальце колдуна вдруг ожило: змей на нем выпустил кончик собственного хвоста, вонзив клыки в кожу человека. Мгновения потекли мучительно медленно, голову Эгистеса пронзила боль, и он рухнул на колени. В попытке удержаться, мужчина вскинул руку, и его пальцы сомкнулись на ледяном древке.

Сознание Эгистеса помутилось, он зажмурился до боли в глазах, а когда с усилием раскрыл их, увидел, что стоит на коленях на мертвой выжженной земле.

Вокруг не было ничего, только черный пепел, скрывающий небо и горизонт. Из неоткуда, прямо перед пытавшимся подняться Эгистесом появился человек. Молодой и черноволосый, с нахальным и злым взглядом темных глаз. Зловещая улыбка и надменный вид выдавали в нем властную и жесткую натуру. Черты лица этого мужчины напомнили Эгистесу Алиру, оставшуюся где-то далеко.

Опустив глаза, некромант увидел, что у незнакомца нет кисти правой руки.

— Ты принес мне то, что я когда-то потерял, — голос напоминал скрежет могильных плит.

Эгистес молча смотрел на мужчину, которого раньше видел лишь однажды, на обгорелом холсте в одном давно брошенном поместье. Он сразу узнал Фирота Лишенного Скорби, невольно отметив, что Алира очень похожа на отца.

Колдун чувствовал, как его рука с зажатым в ней посохом сама тянется к Фироту, а тот, сохраняя на лице довольную ухмылку, вытаскивает из поясных ножен короткий изогнутый меч.

— Ты думал, что я так просто умру и не оставлю себе лазейки в мир живых? — Продолжил древний некромант, поднимая левую руку для удара. — Не ты пришел ко мне, тебя привело кольцо, впитавшее в себя часть моей души. Ты слепой щенок, присвоивший себе мою плоть и так следящий за ней, что не заметил истины! Ты добровольно принял часть меня, и теперь я заберу себе все!

Эгистес, заворожено смотрел на тусклое лезвие меча, которое вот-вот должно было опуститься на его руку. Он не мог ничего сделать, его волю полностью сковал тот, кого давно считали мертвым. И он же скоро заберет его жизнь себе. Жизнь…

Не сводя глаз с острия меча, Эгистес увидел в нем свое отражение, и яркая вспышка памяти осветила давно забытое прошлое, которое он, как ни силился, не мог вспомнить раньше.

Некромант увидел самого себя, лежащего на окровавленном снегу. Рядом в неестественных позах были разбросаны люди и лошади. Все они были мертвы, как и он сам.

Несколько стрел торчали из груди молодого Эгистеса, облаченного в одежды жреца Лигеи Благодетельницы. Кажется, тогда он перевозил подношения, чтобы отдать их другим жрецам, что строили новый храм в честь богини в крупной деревне, неподалеку от Гривиса.

Отец Эгистеса, служивший, как и сын, жрецом, задерживался в храме и он сам решил привезти золото, собранное пожертвованиями. Эгистес искренне желал, чтобы деньги, собранные прихожанами, как можно скорее пошли на благое дело.

Но судьба решила иначе. Бандиты, прознавшие о том, что по тракту будут везти крупную сумму денег, устроили засаду. Но вместо отца в нее попал сын.

Все произошло очень быстро. Нападавших было много, и они задавили защитников жреца числом, а сам он пал, пронзенный стрелами.

Эгистес удивлено взирал на свое мертвое тело со стороны. Раньше он не помнил этого. В обрывочных воспоминаниях некроманта все было иначе: они, действительно попали в засаду и его ранили, но отец с отрядом стражи успели вовремя и все обошлось.

Отец Эгистеса, и правда, приехал, но опоздал.

Разбойники почти покончили с последними защитниками, когда конный отряд стражи налетел на них и смел, подобно урагану.

Эгистес видел, как отец, не в силах сдержать слез, склонился над ним. Видел, как что-то изменилось в глазах седого мужчины, и он решительным жестом отогнал своих охранников прочь. Он вырвал стрелы из груди мертвого сына и сам отвез тело в город. В тот самый храм, в котором Эгистес очнулся от ранения.

Но от смертельной раны нельзя очнуться.

Только сейчас некроманту открылась правда — его мать, ради любви к единственному сыну решилась на страшный грех. Она презрела заповеди богини, вдохнув жизнь в тело мертвеца.

Жрецы Лигеи верили, что все в этом мире смертно и всему отмерен свой срок. Никто не должен был вмешиваться в планы богов, несмотря на то, что магия исцеления могла совершить практически невозможное от продления жизни, до ее возвращения, но лишь в том случае, если тело еще не остыло, и душа не покинула его окончательно.

Мать Эгистеса, верховная жрица Благодетельницы насильно вернула в его тело душу, вдохнув в него жизнь и воскресив из мертвых. Но пожертвовав при этом собой.

Верховная жреца Лигеи сама нарушила запрет, не желая понимать, что тот, кто однажды умер — никогда не станет прежним. Горе матери, потерявшей сына, ослепило ее, придало решимости, и женщина провела ритуал обмена душ, запрещенный еще во времена, когда поклонялись Велесу Скорбящему.

Древние знания, которыми обладала верховная жрица, помогли ей осуществить задуманное и она вернула душу сына с того света, отдав вместо нее свою.

Но смерть оставила в душе воскрешенного Эгистеса свой отпечаток, наделив его способностями, неподвластными большинству живых. Лишь тот, кто однажды уже видел смерть, мог познать все ее тайны, овладев древней и темной магией — некромантией.

Когда в Эгистесе пробудился этот дар, его отец переживавший смерть жены, счел это проклятьем, карой богини за то, что Эмилия осмелилась, ослушаться ее завета.

Старший жрец, Ромир Ларк сказал всем, что его сын выжил, пусть и был тяжело ранен, скрыв тем самым правду. Умолчал он и о причине смерти супруги, сказав, что та давно уже болела.

Но все тайное, рано или поздно становится явным: дар Эгистеса горел все явственнее и темнее и его больше не получалось держать в тайне.

Однако Ромир Ларк так и не смог поднять руку на того, кто был его сыном, и из-за кого погибла его жена. Боясь того, что о воскрешении Эгистеса и о поступке Эмилии станет известно остальным жрецам или гиритцам, Ромир Ларк изгнал сына из дома и отрекся от него, для того, чтобы уберечь.

Воскрешенного ждала казнь, а некроманта лишь допросы и проверки, на которых внимание уделялось его дару, а не тому, как он получил его. Ромир Ларк никогда прежде не преступал запретов Благодетельницы и истово молился ей, чтобы она позволила его сыну жить и чтобы смерть жены не была напрасной.

Видимо, всемилостивая Лигея откликнулась на молитву жреца и жертву верховной жрицы, даровав Эгистесу свое благословение и позволив ему жить в Светлых землях. Но это не заменяло того, что сын Ромира Ларка, все же умер, пронзенный стрелами, на руках собственного отца.

Возрожденный некромант не мог быть сыном жрецов Благодетельницы.

Так умер Эгистес Ларк и появился Эгистес Отверженный.

Пустота в душе Эгистеса вдруг пропала. Все это время он думал, что отец предал его, обманул доверие и отрекся от сына из-за его дара. Он не знал истинной причины поступка своего отца и жертвы, принесенной его матерью, не догадывался об их душевной боли и любви к сыну. Любви настолько сильной, что ради нее они поступились тем, чем жили.

Эмилия Ларк приняла грех воскрешения на себя, позволив сыну жить дальше, а ее муж солгал остальным жрецам и гиритцам. Слезы потекли из глаз Эгистеса, отражаясь в метнувшемся к нему лезвии клинка. Губы некроманта зашевелились, но вместо темных заклинаний, с них слетели те слова, что он не произносил уже очень давно:

— Благодетельница, — прошептал Эгистес. — Молю, помоги мне.

Клинок Фирота врезался во вспыхнувшую перед Эгистесом стену серебристого свечения, отражение той веры, что осталась в душе некроманта от его прошлой жизни, в которую он верой и правдой служил Лигее Благодетельнице. С воспоминаниями о прошлом, к Эгистесу вернулось то, что он когда-то потерял — надежда и вера. Змей на пальце некроманта пронзительно зашипел, растворяясь в ярком свете и пропадая без следа.

— У тебя нет надо мной власти! — выкрикнул Эгистес, глядя в полные ненависти глаза Фирота.

— Ошибаешься, — прошипел древний некромант, и его воля стальными тисками сжала разум Эгистеса. — Ты сам принял меня, а теперь — слишком слаб, чтобы противостоять мне. Та темная сила, что течет в тебе — лишь отголоски моей!

— Ты сам… — Эгистес сопротивлялся всеми силами, призывая на помощь и богиню Благодетельницу и свой темный дар. — Ты сам теперь лишь свое собственное отражение!

Двое мужчин замерли, неотрывно глядя друг другу в глаза. Их напряженные до предела тела не шевелились, а на лбах выступали капельки пота.

Эгистес понимал, что противник намного сильнее и опытнее его. Только то, что Фирот Лишенный Скорби являлся лишь призраком, частью души, заключенной в кольце и не имеющей своего тела, давал Эгистесу слабую надежду на спасение.

Сила некроманта — сила смерти, которой более всего подвержено его смертное тело. Оно связывает загробный и живой миры, являясь проводником силы из одного в другой. Колдуны могут становиться почти бессмертными, но их тело, по-прежнему, остается уязвимым и их можно убить, в этом их слабость и их сила одновременно. Ухватившись за эту мысль, Эгистес собрал все свои силы, решительно отбросив от себя плотное сознание, навязываемое ему Фиротом.

Древний некромант пал однажды, падет и во второй раз! — Ты мертв и убил тебя — Алард Дарий… — сквозь стиснутые зубы прошипел Эгистес и в этот же миг черный пепел вокруг мужчин дрогнул и пропал.

Наваждение рассеялось, и они оказались в той самой круглой комнате, где ранее лежал посох древнего некроманта. Фирот Лишенный Скорби вскрикнул, отшатнувшись назад, когда обереги сидонитов взревели так, что даже у Эгистеса заложило уши.

— Ты лишь прошлое! — Эгистес ощущал, как благословение Светлых богов защищает его от бушевавшей силы оберегов. — Прошлое, навсегда заточенное в этих стенах!

— Нет! — Тело Фирота начало распадаться, обнажая почерневшую плоть

— Тебе не сбежать от судьбы! — Сжав руку на посохе древнего некроманта, Эгистес вдруг явственно увидел последние мгновения жизни его прошлого хозяина.

Стиснув рукоять так, что костяшки его пальцев побелели, Эгистес зашептал заклинание. Он мог воскрешать мертвых, пусть и не так, как это могли делать жрецы Лигеи. Некромантия позволяла воссоздавать тело, лишая его воли и силой удерживая внутри душу, вырванную с того света. Эгистес мог это сделать, но не с тем, кто сейчас был ему нужен.

Оставшихся сил некроманта хватило лишь на то, чтобы на мгновение оживить древний образ, едва завидев который Фирот Лишенный Скорби пронзительно завизжал, отшатнувшись назад и уперевшись спиной в постамент, на котором раньше лежал его посох.

Алая тень, размером больше Эгистеса, выросла рядом с ним и на ней явственно проступила древняя отделанная золотом броня, украшенная символами Сидония Воздаятеля и тяжелый длинный плащ.

Благородное лицо рыцаря, покинувшего этот мир много веков назад, заново взглянуло на него светлыми сверкающими глазами.

Несмотря на то, что это была лишь тень, у Эгистеса перехватило дыхание от мощной ауры присутствия и величия, исходивших от воплощенного воспоминания Фирота Лишенного Скорби. Он почувствовал то, что пережил древний некромант, столкнувшись с тем, кто убил его — непередаваемый ужас.

Не проронив ни слова, тень Аларда Дария сделала широкий шаг вперед, пробив грудь непрерывно кричащего Фирота длинной алебардой насквозь. Лезвие, в половину человеческого роста легко пронзило почерневшую плоть некроманта и, следуя воле сидонита, устремилось вертикально вверх. Искаженное жуткой гримасой боли и ужаса, лицо Фирота Лишенного Скорби разделилось надвое. Хриплый вой оборвался. Колдун прошлого пропал, навсегда исчезнув в алой вспышке.

Когда потрясенный и удивленный Эгистес решился открыть глаза, то он был один в пустой комнате, а посох, ранее принадлежащий древнему некроманту, теперь не казался таким холодным.

В тот же миг стены обители, словно почувствовав присутствие тени верховного лорда сидонитов, вздрогнули.

Облегченно выдохнув, некромант опустил руку в карман, вытащив оттуда камень Возврата и лишний раз усмехнувшись предусмотрительности архимага Гранера Ласкнира. Старый волшебник не любил рисковать и проделал с камнем Эгистеса то же самое, что и с другими — руна на теплой шероховатой поверхности треснула, и камень развалился на несколько частей. Старика даже не смутило то, что Эгистес выразил заинтересованность в награде за заботу о его ученице.

Неужели архимаг все знал с самого начала? Колдун сбросил бесполезные обломки с ладони. Его изначальный план предполагал быстрое возвращение. После того, как он завладел бы посохом, судьба остальных спутников перестала бы его интересовать. Но обстоятельства изменились. Сила Лигеи Благодетельницы защитила Эгистеса и теперь его черед вернуть долг богине, ведь, возможно, она сохранила его жизнь именно за этим.

Глубоко вдохнув, Эгистес сорвался с места, рывком распахивая дверь и выбегая в широкие коридоры обители Нерушимых Врат.

— Ну и как мы должны продержаться? — Скар не сводил глаз с выламывающего ворота демона — огромная тварь ростом совсем немного не дотягивала до крепостной стены, и зверолюд не имел ни малейшего понятия, как с ней справиться без помощи маленькой армии.

В расширявшуюся усилиями демона щель между створками, толчками вливался черный туман и из него выбирались все новые порождения Скверны.

— Кисара? — Стоявший рядом с братом Таллаг, сжал рукоять топора, чье лезвие сразу же заискрилось всполохами молний. — Что там за тварь?

— Не знаю, — Южанке потребовалось все ее мужество, чтобы выпрямиться и отогнать от себя плотно липнущий к усталому телу страх. — Один из высших демонов, возможно. Я раньше не встречала таких.

— Все когда-то бывает в первый раз, — хмыкнул Скар, приготовившись к бою. — И в последний, — мрачно добавил он, оценивая с какой скоростью крепостной двор заполняется толпами оскверненных. — Держи. — Стянув с плеча колчан со стрелами, теперь уже не нужный мертвому Ауну, зверолюд протянул его темной эльфийке.

— Спасибо, — коротко кивнула девушка, отдав половину стрел брату. Она понимала, что долго стрелять им не дадут, и придется вступить в ближний бой.

Подумав, Исель вручила удивленному Калеосу остатки стрел и полезла за пазуху, доставая оттуда слегка мятые и намокшие клочки белой бумаги.

— О! Неужели это колдовство темных эльфов? — сразу же оживился Гранер Ласкнир, которого, казалось, не очень-то смущает мысль о том, что скоро его могут сожрать порождения Тьмы.

— Не отвлекайте! — Резко бросила Исель, сосредоточенно раскладывая перед собой листы, прямо на каменные плиты. — Я только учусь и мне необходимо время.

— Попроси что-нибудь другое, девочка, — несмотря на шутливый тон, Скар выглядел серьезно. Взмахнув топорами, он вышел вперед, с пугающим восторгом глядя на приближающихся противников.

— Она смотрит на нас! — Аркис встал по левую руку от вожака и глаза молодого зверолюда заискрились силой стихий. — Праматерь наблюдает за нами!

— И мы докажем ей, что она может гордиться своим выводком! — лезвия топоров Кровожада заскрежетали одно о другое, роняя яркие искры.

— Назад, — требовательный голос Гириона прозвучал сухо и решительно. — Наш долг…

— Засунь свой долг себе знаешь куда? — Таллаг присоединился к сородичам. — Ваш Гирит, несомненно, оценит, если мы умрем на пару мгновений позже, чем вы, наши защитники, — последнее слово, зверолюд выделил.

— Приближаются! — Алектис сложил руки на груди и зычным голосом начал читать молитву.

Когда первые из демонопоклонников ступили к подножью лестницы, им пришлось перелезать через груды тел, что скатились вниз при очищении площадки у ворот. Именно здесь их и настигли стрелы Калеоса и магия демонолога.

Выйдя вперед, темный эльф выпускал стрелу за стрелой, безошибочно и быстро поражая одну цель за другой. Оскверненные падали вниз, хватаясь за стрелы, торчащие из их глаз, шеи и груди.

Кисара сковывала тела демонопоклонников и мелких порождений Скверный, составляющих авангард вторгшихся в обитель демонов. Лишенные способности двигаться они становились легкой добычей для бьющего без промаха Калеоса.

Когда же над баррикадой из тел начали появляться более серьезные противники, в бой вступила Кая. Ее учитель отступил к воротам, заявив, что ему следует беречь силы и теперь девушка, едва не падая от усталости, посылала в черный туман огненные шары.

Заклинаниям волшебницы начали вторить молнии Таллага и Аркиса, разбрасывающие оскверненных в стороны. Краем глаза Кая заметила, что Алира, стоявшая рядом с ней, каждый раз вздрагивает, когда сопровождающий заклинания зверолюдов грохот, разрывает небеса. В руках девочки снова появилась жуткая коса, но она не спешила идти в бой, следуя приказу некроманта и оставаясь рядом с Каей.

— Оставьте и нам немного! — Глаза Скара горели жаждой битвы, и он с трудом сдерживал себя, чтобы не ворваться в толпу врагов. Его топоры все быстрее скрежетали друг о друга, дыхание учащалось, а губы растягивались в жуткой ухмылке, обнажая длинные клыки. Только понимание того, что он лишь помешает шаманам и волшебнице, останавливали зверолюда.

— И нам хватит… — бросила Лисандра и вдруг замолчала. — Знаешь, — глаза девушки вдруг влажно блеснули. — Я хотела сказать…

— Боги, женщина! — Скар даже топоры опустил. — Ты лучше времени найти не могла?

— Ты меня совсем не понимаешь!

— Ну, мне сейчас заняться-то больше нечем! — Парировал зверолюд, указывая Лисандре на порождений Бездны, медленно преодолевающих ступень за ступенью и оставляя позади себя множество искалеченных трупов своих собратьев.

Некоторые оскверненные набрасывались на тела своих же предшественников, жадно вгрызаясь в гниющую плоть.

— Ты прав, — паладин решительно отвернулась от воина, скрыв блеснувшие в глазах слезы.

— Как же иначе, — улыбнулся Скар, слабо толкнув плечом девушку. — Но не смей умирать, пока не скажешь мне то, что хотела. Если это, конечно, не очередная глупость.

— Приготовьтесь! — Гирион встал на острие атаки. По бокам от него замерли Фалкон и Лертас.

Но не успел рыцарь-защитник договорить, как старый ветеран, занявший место справа от него, шагнул на ступень ниже и одним мощным ударом молота отбросил назад сразу нескольких тварей. На мгновение Фалкон открылся, но попытавшийся достать его оскверненный рухнул со стрелой в ухе.

Калеос выстрелил еще трижды и, исчерпав свой запас стрел, взялся за клинки.

Волна порождений Бездны хлынула на площадку перед воротами обители. Ткнув молотом в грудь демонопоклоннику с широко разинутой пастью и бешеными вращающимися глазами, Фалкон ударом закованного в сталь кулака опрокинул на пол другого, сразу же раздавив его голову тяжелым сапогом.

Лертас оттолкнул щитом навалившихся на него противников, без устали опуская свою булаву, теперь напоминающую черное солнце, с чьих лучей срывались капли оскверненной крови. Мощным ударом Лертас раздробил высокому покрытому шипами демону колено, после чего обрушив булаву на рогатую голову, сломав твари шею.

Шипы на его оружии разорвали выкрикивающему богохульства оскверненному горло и тот, с булькающим звуком осел на землю, скатываясь по скользким от крови ступеням, где погиб под когтистыми лапами своих же сородичей.

— Защищайте демонолога! — Гирион широким взмахом разрубил пополам две тщедушные фигуры усеянные множеством беззубых ртов и слепых глаз.

Рыцарь-защитник смял еще одного противника ударом ноги и пронзил его грудь, приняв на наплечник удар шипованной палицы, и рукоятью меча разбил обезображенное Скверной лицо.

— Защищайте Кисару и пастыря!

Но призыв Гириона оказался напрасным: кольцо вокруг оборонявшихся быстро сжималось, и сомкнуться ему не давали лишь массивные колонны перед входом в обитель.

Аркис и Таллаг вступили в рукопашный бой, и лишившийся хозяина волк яростно сражался рядом с ними, разрывая напирающих противников клыками.

Алектис продолжал читать молитву, а все силы стоявшей рядом с ним Кисары уходили на сдерживание огромного демона. Южанка держалась на пределе своих возможностей, но даже так она не могла остановить тварь, несущую смерть ей и тем, кто сражался рядом.

Заклинательница замедляла шаги чудовища, но этого было недостаточно. Оно все приближалось, обдавая смертных своим зловонным дыханием.

Сохраняющий поразительное спокойствие архимаг и его выбившаяся из сил ученица стояли дальше всех. К горлу Каи подкатывала тошнота, голова кружилась, из носа шла кровь, но она, едва не лишаясь сознания, посылала редкие заклинания в огромную фигуру, почти заслонявшую собой небо и надвигающуюся на обитель.

Гранер Ласкнир встречал каждое последующее заклинание своей ученицы одобрительным кивком, но продолжал бездействовать. Пошатнувшись после нового заклинания, Кая почти упала, но ее вовремя поддержала Алира.

Волшебница хотела произнести слова благодарности, но язык перестал ее слушаться. Несмотря на хрупкое телосложение, темноволосая девочка без труда удерживала Каю, не давая ей упасть и тщательно наблюдая за боем, разворачивающимся на расположенных ниже ступенях

Скар Кровожад наслаждался битвой и осознание того, что это его последний бой лишь придавало зверолюду сил. Кровавое безумие Урсулы охватило одного из ее избранных детей, и он со всей своей первобытной яростью обрушивался на противников, рассекая их на части и сталкивая с лестницы обезображенные тела.

Броня зверолюда потемнела от крови, а шкура на его плечах пропиталась ей насквозь. Но он лишь злобно скалился, преподнося в жертву Праматери одну вражескую жизнь за другой.

Рядом со Скаром пронзительно вскрикнул лишившийся ноги Аркис — кто-то из демонов подсек ее похожей на клешню конечностью, легко перерезав плоть и кость. Сразу же покачнувшийся шаман получил сильный удар копытом в грудь и услышал, как хрустнули его ребра.

— Духи, услышьте мой зов! — Зарычав и разбрызгивая кровавую пену с губ, молодой шаман встал на четвереньки и, изо всех сил оттолкнувшись от пола, прыгнул прямо в гущу врагов.

Твари торжествующе взревели, но, спустя мгновение их рев заглушил грянувший гром. Ударившие с небес молнии уничтожили все вокруг, включая и самого израненного шамана, который предпочел забрать с собой как можно больше тварей, чтобы заслужить одобрение Праматери, когда встретиться с ней.

Аркис Зовущий Шторм погиб в неистовстве стихий, обрушив их ярость на головы врагов, по праву заслужив свое место среди павших в бою предков.

Лисандра билась рядом с вожаком зверолюдов и не переставала молить Лигею Благодетельницу о снисхождении. Она не знала, слышит ли ее Праматерь Урсула, которой поклоняются зверолюды, но воззвала и к ней, моля о том, чтобы храбрый подвиг Аркиса не остался незамеченным его покровительницей.

Несмотря на то, что Лисандра думала о других, ей и самой приходилось туго: плащ оборвался, искореженная броня утратила свой блеск, а волосы слиплась от крови и пота, а тело ныло при каждом движении, но паладин не сдавалась.

Кто-то из рухнувших к ногам Лисандры оскверненных, ухватил ее за лодыжку и дернул так резко, что девушка упала на спину. Она уже видела, как на нее кидается очередная тварь, но Скар врезался в порождение Бездны плечом, отбросив его назад и встав перед Лисандрой.

Вожак зверолюдов сдерживал неистовый натиск обезумевших от жажды крови чудовищ до тех пор, пока Лисандра не смогла подняться на ноги и помочь ему.

— Нашла время лежать! — Лишившийся шлема Скар сплюнул кровь в морду стоявшей к нему ближе всех твари, тут же разворотив ее страшным ударом топора. Голова зверолюда была рассечена и кровь струилась по его коже, скатываясь с мочки острого уха.

Прежде чем Лисандра ответила, за ее спиной раздался шорох, почти неслышный из-за рева оскверненных и топота гигантского демона, наконец выломавшего ворота и теперь медленно и неотвратимо надвигавшегося на горстку смертных.

Исель выкрикнула что-то на наречии своего народа и обрывки бумаги, которые она аккуратно раскладывала перед, собой взмыли вверх. Сами собой, разорвавшись на множество крохотных обрывков, они роем рассерженных пчел набросились на оскверненных, прошивая их насквозь и устремляясь к другим.

За спинами сражающихся вскрикнула Кисара и сдерживаемый ей демон торжествующе взревел. В несколько широких прыжков он достиг входа в обитель, даже не глядя на мелких сородичей или оскверненных, десятками гибнувших под его лапами.

Протянув когтистую лапу, тварь попыталась схватить темную эльфийку, но Лертас бросился вперед и успел оттолкнуть девушку. Но не смог спастись сам. Демон впился в гиритца когтями и, оторвав от земли, попыталась откусить ему голову. Бездушный встретил клыки демона ударом булавы, успев защититься в последний момент. Оружие монаха обломало клык твари и та, яростно взревев, сжала огромный кулак.

Прежде чем погибнуть, Лертас успел швырнуть булаву и выбить порождению Бездны глаз, после чего его доспех оказался смят, а изломанное тело храмовника отправилось в клыкастую пасть.

Кровь Лертаса брызнула с небес, обдав всех теплым ужасающим дождем и его щит, звякнув, упал на гору трупов.

Демон злорадно взревел и одним ударом перебил колонну у входа в обитель. Каменные осколки брызнули в стороны и булыжник, размером с голову взрослого мужчины, ударил Калеоса в плечо. Эльф вскрикнул, выпустив оружие и едва не погиб, однако Фалкон успел рывком вытащить его из-под лапы демона, оттолкнув ближе к воротам.

Доспех старого гиритца покрывало множество свежих вмятин, но он, по-прежнему, твердо держался на ногах. Взглянув на огромного демона, как раз замахивающегося для нового удара, Фалкон увидел за его спиной стройные ряды тех самых, закованных в ужасающую броню воинов, выходящих из черного тумана, плескавшегося на месте внешних ворот.

Жуткое темное воинство, украшенное отрубленными головами и обезображенными телами, заменявшими им боевые стяги, величественно ступило во внутренний двор обители Нерушимых Врат, как новые хозяева. Они шествовали неспешно и неторопливо, с видом победителей и смертоносностью палачей.

Мелкие демоны и оскверненные прыснули в стороны, освобождая путь темному воинству. Созданные магией Исель пчелы бросились вперед, но вдруг вспыхнули черным пламенем и бесследно исчезли прямо в воздухе.

Фалкон слишком поздно понял, что отвлекся. Лапа огромного демона рванулась к нему, замерев совсем рядом. Гиритец недоуменно уставился на тугие жгуты мышц и вздрагивающие когти.

— Назад! — Гирион потянул Фалкона за собой, оттаскивая, к горстке потрепанных выживших, что собрались на крохотном пяточке возле внутренних врат обители.

Стоило гиритцам отойти от демона, как Кисара полностью лишилась сил и чудовище, продолжая свой страшный взмах, снесло половину уцелевшей колонны. Новый удар твари должен был превратить стоящих у ворот в кровавое пятно…

Но прямо перед чудовищем вдруг закружился зеленоватый вихрь, затягивающий в себя мертвые тела. В тот же миг за воротами что-то щелкнуло, и одна из створок бесшумно отворилась. За ней стоял бледный некромант, сжимающий в каждой руке по посоху. Он непрерывно шевелил губами и скелет, не уступающий размерам заревевшему на него демону, вырастал прямо из груды тел.

Порождение Бездны ударило когтистой лапой, сокрушив костяные ребра, но их место сразу же заняли новые. Следующий удар демона пришелся по черепу, но пробоина нисколько не помешала созданию некроманта. Не до конца еще собравшийся скелет подался вперед, впившись руками в ноги чудовища и лишая его возможности двигаться.

— Закрыть ворота! — Гирион последним, пятясь, вошел внутрь обители. Прежде чем тяжелая створка встала на место, он увидел, как обезумевший демона рвет на части созданный Эгистесом скелет. Некромант не мог поднять из мертвых гиритцев, но те, кто предал бога-защитника и павшие оскверненные были подвластны темной магии колдуна.

— Гиритец, теперь ты сможешь закрыть их, как внутренние ворота! Быстрее, внутренняя печать, кажется, снята и теперь ты сможешь вдохнуть жизнь в обереги самой крепости! — отрывисто бросил некромант, но Фалкон уже сам приложил ладонь к створке и четко произнес:

— Закройтесь!

— Ваши обереги не сработали в прошлый раз, на стенах, — Таллаг тяжело дышал, зажимая рукой длинную рану на плече. На его широкой груди алели рваные раны, оставшиеся от чьих-то когтей, и зверолюд сильно припадал на левую ногу.

— Печать с внешних ворот снимали уже не раз, и она пришла в негодность за время, проведенное во тьме. Сама же обитель была заперта с того самого момента, как ее запечатали сидониты! — Дернул головой Эгистес, сбрасывая со лба темный локон. — Обереги должны выдержать!

Снаружи донесся глухой звук удара, но ворота обители даже не дрогнули. Напротив, они не только выдержали, но и отозвались низким гулом оберегов, которому тут же начал вторить вой боли и негодования.

— Какое-то время у нас есть, — облегченно выдохнул Эгистес, наконец, переведя дух. Он потратил много сил, чтобы подчинить себе посох Фирота Лишенного Скорби и теперь никак не мог отдышаться, чувствуя в висках пульсацию собственной крови.

— Сколько времени у нас есть? — незамедлительно спросил Алектис, только что закончивший молитву.

Внутри крепости, под защитой оберегов им ничего не угрожало, по крайней мере, пока. Пастырь выглядел измотанным и постаревшим, под его выцветшими глазами залегли мрачные тени, а губы по цвету начали напоминать седину в волосах.

— Не знаю, — честно признался Эгистес. — Этого не знает никто.

Пустые залы

— Все могут идти? — Гирион быстро огляделся. Единственным источником освещения являлся горящий зеленым огнем посох некроманта, поэтому все, что увидел гиритец — просторный зал, стены и потолок которого терялись во мраке. — Мы не можем терять времени.

— Он прав, — Скар потрепал по загривку волка, пережившего и этот бой. — Если те твари прорвутся сюда — нам конец.

— Надо хотя бы перевязать раны, — Лисандра сорвала с плеч остатки плаща, разорвав его на несколько неровных лент.

— Мне и братьям помощь не требуется, — покачал головой Алектис. — Милостью Гирита раны на нас заживают быстрее, а распространения Скверны в эти стенах опасаться не стоит. Обереги выжгут ее следы с вашей брони и очистят тела и души.

— Мы, также, обойдемся, — пожал плечами Скар, проведя пальцами голове и недовольно взглянув на оставшуюся на их кончиках кровь. — И на нас все быстро заживает, — буркнул он и Таллаг утвердительно кивнул.

В результате Лисандра быстро перебинтовала свою руку и щиколотку Каи, которую зацепило обломком колонны. С Калеосом дело обстояло гораздо серьезнее — булыжник, врезавшийся в эльфа, явно сломал ему пару костей, и теперь каждое движение причиняло тому боль. Правая рука Калеоса безвольно свисала вдоль тела, а на плече разрастался огромный кровоподтек.

— Жить буду, — успокоил всех темный эльф с вымученной улыбкой, и его сестра недоверчиво покачала головой. После применения магия своего народа, Исель была немного не в себе. Перед взглядом темной эльфийки до сих пор было лицо Лертаса, что отдал свою жизнь за нее. Храмовник умер, выполняя свой долг, и Исель мысленно поклялась, что никогда больше не назовет орден своего спасителя бездушными.

— Учитывая недавние события — я бы с этим поспорил, — похоже, Скар не терял присутствия духа в любой ситуации.

Последнюю полоску ткани Лисандра повязала на лапу свирепому волку, по имени Карт. Прежде чем подпустить человека к себе, хищник тщательно обнюхал девушку, искоса взглянул на Скара, будто прося разрешения, и когда вожак зверолюдов кивнул, Карт спрятал клыки и позволил перебинтовать рану на лапе.

Когда же Лисандра закончила, волк благодарно лизнул ее в щеку и ткнулся влажным носом в плечо.

— Учти, приятель, она ворчливая, — предупредил хищника Скар, заслужив недобрый взгляд паладина.

Гремя броней, Гирион приблизился к Кисаре, только что выровнявшей дыхание и теперь устало опустившейся прямо на холодный мраморный пол.

— Демоны, они ждут нас? — прямо спросил гиритец.

— Ждут, — южанке не требовалось обращаться к дару, чтобы ответить на вопрос бездушного. — Обереги отпугнули их, но не прогнали. Демоны отошли подальше и, наверняка, окружили крепость. Не знаю, сколько продержится ее защита, без духовной подпитки.

— Пока нас это устраивает, — задумчиво кивнул Алектис, внимательно слушая слова демонолога.

— Мало же вам надо для счастья, — покачав головой, Скар закинул топоры в заплечные крепления.

Несмотря на смерть товарищей, зверолюд держался стойко. Воспитание и отношение к смерти его народа учили воспринимать ее как неизбежность. Для детей Урсулы значение имели лишь обстоятельства смерти, а не она сама. Воины, следующие за своим вожаком, ушли достойно, а на большее не мог надеяться ни один зверолюд, посвятивший себя утолению вечного голода ненасытной и кровожадной Праматери.

— Может, вы еще и расскажете, что мы ищем? — Таллаг пристально посмотрел на Алектиса.

— Скоро сам увидишь, — снова уклонился от ответа пастырь, повернувшись к некроманту, задумчиво разглядывающему свой посох. — Тебе удалось осмотреться здесь?

— Если бы я это сделал, то мы вряд ли бы сейчас разговаривали. Я чувствовал Алиру и спешил, ориентируясь исключительно на это чувство. Иначе я заблудился бы в коридорах, — оторвавшись от своего занятия, Эгистес заметил, как Алира неотрывно смотрит на посох Фирота. Глаза девочки казались пустыми, а лицо сейчас походило на безжизненную маску больше обычного.

— Нам нужны архивы ордена Сидония Воздаятеля. Знаешь где они? — Не спеши, брат Гирион, — остановил рыцаря-защитника Алектис. — Мы ищем нечто иное и, возможно, колдун сможет нас провести. — Вряд ли, — покачал головой Эгистес.

— Но ты же знал, как открыть ворота! — Фалкон решительно шагнул к некроманту. — Знал про мою кровь!

— Это далеко не тайна, — пожал плечами колдун, выразительно посмотрев на Гранера Ласкнира и, видя, что старик его не услышал, сам повторил когда-то услышанные от него слова: — Сидониты — орден отмщения, кровавый орден. Неудивительно, что они ограничили доступ к своим тайнам. Ты один из немногих, в чьих жилах течет кровь тех, кто служил Воздаятелю. Остальных, благополучно, уничтожил твой собственный орден.

— Что? — глаза старого гиритца удивленно расширились.

— Ты же сам все видел во внутреннем дворе, — невозмутимо продолжил некромант. — Не мы первые, кому удалось добраться до обители Нерушимых Врат. Те, кто прибыл до нас, смогли открыть ворота, но оказались запертыми во дворе, не сумев пробраться в крепость. Естественно, что они со временем обезумели. Могу предположить, что кто-то решил, будто потомки сидонитов решили им отомстить и специально удерживают их во дворе, не позволяя войти в цитадель. Кто-то предложил убить изменников, кто-то воспротивился, остальное, думаю, легко представить самому.

— Это невозможно! — пылко бросил Гирион. — Наши братья никогда бы…

— Не все так праведны, как ты, рыцарь-защитник, — безрадостно улыбнулся Эгистес, погладив посох. — Если сомневаешься, просто вспомни то, что видел снаружи. К тому же я смог воспользоваться останками твоих братьев, что лишний раз доказывает то, что они пали. Ни одному некроманту, прежде, не удавалось взаимодействовать с телами храмовников. Я пробовал сделать подобное, когда мы шли к этой обители. Тела гиритцев не подвластны некромантии, но не тех, что остались лежать во внутреннем дворе обители.

— Должно быть какое-то другое объяснение! — не сдавался рыцарь-защитник, отказываясь верить в то, что его братья могли пасть до того, чтобы убивать невинных.

— Возможно, оно есть, — со вздохом произнес Алектис, устало потерев переносицу. — Но мы ничего не узнаем, если продолжим просто сидеть здесь. Нужно двигаться. Если эта обитель устроена также, как и большинство крепостей сидонитов, то архивы должны находится где-то на срединных этажах.

— Ищем лестницу? — Исель отошла от остальной группы и сейчас оглядывалась по сторонам.

Темные эльфы отлично видели в естественном мраке и ночью могли обходиться без факелов или заклинаний.

Осмотрев просторную залу с высокими потолками, Исель увидела два коридора, огибавшие огромную, в несколько десятков человеческих ростов статую закованного в броню красивого молодого мужчины. Он возвышался вдоль дальней стены, поражая своими размерами и искусностью скульптора, выточившего рыцаря из цельного куска мрамора. Положа руки на гарду широкого меча, лезвие которого упиралось в мраморный пол, мужчина взирал на раскинувшийся перед ним зал.

Не узнать бога возмездия — Сидония Воздаятеля было невозможно. Несмотря на то, что орден сидонитов упразднили, а их обители уничтожили, многие из изваяний божества не пострадали и были перенесены в храмы светлых богов. По бокам от Великого Воздаятеля, спускаясь с потолка, на пол ниспадали белоснежные стяги ордена, украшенные символом Сидония — алой латной сжатой в кулак рукавицей, усеянной острыми шипами — карающей дланью бога.

Большие камни-обереги, вложенные прямо в кладку, заполняли помещение мягким лазурным светом. Эти артефакты создавали служители богов, вдыхая светлую магию в редкие породы, что добывались глубоко в шахтах дворфов. Камни-обереги не только отгоняли Скверну, но и источали приятный свет.

Но с оберегами обители явно было что-то не так. Они светили тускло и почти безжизненно, то разгораясь, то почти угасая так, что поначалу их было и вовсе незаметно.

— Лестницу, но не наверх, — задумчиво произнес Алектис.

Приблизившийся к пастырю архимаг согласно кивнул:

— То, что мы ищем гораздо важнее обычных хроник ордена, — произнес Гранер Ласкнир. — Такое не хранят меж пыльными томами и свитками! Мы должны узнать о том, почему пала обитель, а ответ на этот вопрос нельзя найти в старых фолиантах, его могут дать лишь эти стены.

— К чему ты клонишь, старик? — не выдержал Скар. Как и темные эльфы, зверолюды могли видеть в темноте, и теперь воину не терпелось узнать, что же скрывается в коридорах старой твердыни.

— Мы должны отыскать сердце обители! — важно заявил Гранер Ласкнир.

— И что же является этим сердцем?

— А почему, по-твоему, сидониты нарекли свою крепость — обителью Нерушимых Врат? — усмехнулся старик.

— Здесь находятся врата между мирами, — мрачно ответил Алектис, когда вопрос архимага растворился в воздухе. — Их охраняли сидониты. По преданиям, Ифриил создал три мира, а врата — путь к каждому из них, правда, простые смертные не могут ими пользоваться. Сидониты охраняли Врата, чтобы твари Скверны, напитавшись силой людской злобы и через нее отыскивающие пути в наш мир, не смогли высвободиться полностью. Создания Бездны грезят уничтожением нашего мира и нас самих — тех, ради кого Ифриил запечатал Скверну, хотя и ее порождения, как и мы, являемся Его созданиями. Твари Бездны ненавидят нас и сделают все, чтобы уничтожить. Они хотят пошатнуть сами небеса и вторгнуться в высший мир светлых богов, обратив в пепел все, чему их отец, Ифриил, предпочел их самих. Врата могут помочь демонам осуществить желаемое. Но это лишь легенда.

— Но из-за этой легенды, ваш орден грезит возвращением крепости?! — догадался Таллаг.

— Именно, — кивнул пастырь. — Мы не можем рисковать. Пусть Врата давно погасли, а сидониты, те, кому боги доверили стеречь их, оберегали древний погасший артефакт. Многие из нас считают, что Гирит отвернулся от нас потому, что мы не поддержали сидонитов в их миссии много веков назад. Обитель Нерушимых Врат пала и в этом наша вина, наше бремя, которое мы должны скинуть!