Бремя феодала

Глава 11. Снова дуэльная или о политической сатире (продолжение)

— Это что за птица?! — спросил Клавдий, самый укушанный из всех, но после начала разговора с музыкантом будто протрезвевший маленько.

— Это такая штука, когда можно ЗАКОННО и безопасно издеваться над властью, — пояснил я. — Высмеивать её. И тебе за это ничего не будет.

— Так бывает? — Это Йорик.

— Ага. Но только чтобы тебе ничего не было, нужно соблюдать ряд правил. Строго и неукоснительно! — сверкнул я на Сильвестра глазами. Тот проникся и вжал голову в плечи.

— И что же за правила? — А это улыбающаяся словно змеюка эльфа.

— Первое. Никогда не ругать власть! Никогда-никогда! — воскликнул я.

— Дык, а как же тогда её того… — усмехнулся Йорик. — Как же над нею смеяться, если не ругать?

— А вот так. — Развёл руками. — Надо её хвалить. Только хвалить! Но вкладывать в слова такой гротеск и такую иронию, чтобы всем окружающим стало понятно, что ты издеваешься.

Блым-блым! Это хлопали глазами все. Я тяжело вздохнул и снова спустился к азам:

— Так, гротеск. Это когда то, что ты говоришь, сильно преувеличиваешь. Но не просто сильно, а делаешь это так, что…

И ещё с час я объяснял базовые термины. Клавдий, слушая их, протрезвел ещё больше. А вот наставник Берни, не услышав ничего для себя интересного, отправился спать. Ну, чего от служивого ждать? Йорик тоже был поглощён рассказом, вникал в малейшие детали и иногда задавал уточняющие вопросы. Вольдемар сидел молча и щурился, но я видел, впитывал всё, как губка. Сравнивал меня с отцом? Потом попытаю его на эту тему. Берни же офигевал и пытался запомнить из разговора хоть что-то. А эльфа… Просто закачивала информацию на харды в своём мозгу через слуховые сенсоры, удлинённые такие, которые у неё на башке с боков. Разбираться они будут в Лесу потом, ибо сомневаюсь, что она поняла ВСЁ. Для этого другие люди в Конторах. Но донести информацию разведчица обязана.

Я тем временем завершал лекцию:

— …Получатся, что ты либо хвалишь власть, настолько гипертрофировано, что любой дурак поймёт это, но ни одна собака не сможет тебя за хулу пристроить посидеть, либо ты рассказываешь историю опосредованно, лишь с намёком на текущую ситуацию, не произнося ни одного прямого слова, дабы тебя также не за что было привлечь. Все это понимают, ржут в голос, но, блин, к тебе какие претензии? Ты под пытками признаёшься, что ГОВОРИЛ только этот текст, понимаешь! — сверкнул я глазами. — А то, что поняли с твоих слов люди — это не твои проблемы. Они о герцоге/графе/бароне плохо подумали? Так их в кутузку, и наказывайте! Чтоб не думали о владетелях чего ни попадя!

— Рикардо, а ведь может и сработать! — выдала вердикт, наконец, эльфа.

— Тюрьма… — поёжился Сильвестр. — Пытки… — Эк скуксился. А он что, думал, рай на халяву?

— Риск есть, — не стал отпираться я. — И скорее всего через тюрьмы пройти придётся. Но альтернатива — иди и дальше пой «о цветочках». Ты талантливый, справишься. Мы же в Пуэбло под степняками ходим, каждый день, каждый год рискуем. Чем ты лучше нас?

— Справедливо, — не стал спорить он. — Сурово, но справедливо.

— Говорю же, главное не перегнуть палку. Одно лишнее слово — и тебя без разговоров «прикроют» на время в сыром и тёмном месте. Потому сотый раз повторю, никаких открытых текстов! Полная «фильтрация базара!» А если говоришь о власти прямо — только похвала.

Теперь следующий момент. Это должны быть не какие-то эдакие песни с понятными избранным заморочками. Это должно быть что-то яркое, запоминающееся. Что-то, что приседает на уши, и ты через час, и два, и три, вспомнив эту мелодию, напеваешь её про себя, иногда при этом матерясь. Бывают же такие мелодии?

— Да.

— Да!

— Да, к сожалению… ответили и Клавдий, и Вольдемар, и Берни, к которым я повернулся.

— Во-от! — сделал Сильвестру большие глаза. — Нужно что-то простое, но эффективное. Максимум из четырёх аккордов. С ударением на подачу, а не красоту и изысканность. И чтобы каждый раз, когда начинаешь играть эти аккорды, люди понимали, что сейчас будет — как у собаки слюна выделяется когда… Миской гремишь. — Про опыты академика Павлова с собаками и лампочкой лучше не надо. Не поймут что такое лампочка.

— Сиятельство, а напой! Я поймаю мелодию! — вновь загорелись глаза парнишки, схватившего лютню. Переварил насчёт тюрьмы и пыток и принял решение остаться в команде?

— Давай попробую.

И, настроившись, я попытался изобразить ноты. Вначале просто звуками:

— Ту-ту-ту-ту, ти-ти-ти-ти, ты-ты-ты-ты, ды-ды-ды-ды… Ту-ту-ту-ту, ти-ти-ти-ти, ты-ты-ты-ты, ды-ды-ды-ды…

Не получилось. Не поймал. Несколько раз проиграл в той или иной тональности, но теперь я «не узнал» звучания.

— Давай ещё раз.

— Может так? — Он снова заиграл, но я лишь поморщился. Не знаю я нот! И со слухом напряженка.

— Давай ещё. — Я снова, напрягая весь дарованны й талант, попытался напеть.

— А вот так? — заиграл в ответ он. Я покачал головой. — Так? — Снова нет. — А может снова напоёшь, а я половлю? Вот давай, первая какая нота?..

Я напевал. И звуками, и словами пел. На русском, естественно. Не выходило. Наступивший мне на ухо медведь был большим, определённо.

— Блин, да как же это передать! — вспыхнул я и поднялся — походить по спящему залу, размять ноги. Спали не все, кто-то продолжал/заканчивал напиваться, но были и кто нас слушал. Правда не подслушивал, а именно слушал, не как эльфа. — Там же блин четыре аккорда всего! Am, F, C, E. Am, F, C, E. Иопять, Am, F, C, E…

— Но я знаю эти аккорды! — мгновенно просиял Сильвестр. А я встал вкопанный — его ж учил коллега из моего мира! Причём конкретный такой музыкант, фанат «Метлы» и «КиШа».

Сильвестр заиграл. И как — то, что надо! Именно это сочетание звуков я не раз брынчал под гитару в процессе обучения, и пару раз — на пьянках с друзьями. Только он играл перебором, а я только боем мог, но, блин, это ТА ПЕСНЯ!!!

Знаете как приятно, когда смог «по пальцам» объяснить мелодию? Охватило тёплое чувство. Но тут же опало, когда осознал, что ни хрена — он просто знает что такое наши ноты и наши аккорды. Возможно, от наставника-попаданца. Млять!

— Напой, граф! — Я не заметил, как мы на «ты» перешли, но в этом обществе «тыкание» не слишком серьёзное преступление, пускай. — Напой, а я поиграю.

Я пропел первое четверостишие. И понял, чего не хватает.

— Стоп! Жди!

Снова вылез из за стола и принялся ходить по окрестностям и… Бить деревянной ложкой по деревянным же мискам, стоящим и тут и там на других столах. Тут большинство посуды из дерева, и это нормально: даже крутые феодалы на серебре и меди жрут только дома или на пирах. А в таверне сам бог велел — серебро и бронзу или утащат, или сломают, нафиг! А дерево дешёвое и прочное. А вот и пара глиняных мисок, тоже неплохо звучат. С собой! Посетители за этим столом дрыхли, один растянувшись на лавке, двое сидя, положив голову на руки, против не будут. Всё присмотренное добро под недоумённые переглядывания «офицеров» перенёс на наш столик и принялся барабанить, проверяя звучание.

— Играй, — кивнул Сильвестру.

Тот попробовал. Несколько мисок в тон попали. А одна фальшивила даже на взгляд медведеухого меня. Музыкант отложил лютню, сам попробовал звук, забраковал, после чего с ложкой побродил по окрестностям, постукивая её обо всё подряд, принёс и протянул в итоге большую деревянную чашку для супа. Скажем так, грязную, не помытую, но мы то стучим по тыльной стороне?

— Эта сойдёт! Давай, начинаю, — кивнул он, садясь и проводя по струнам лютни.

Глаза парнишки горели азартом. В них я прочёл желание покорить мир, жажду славы, которая, пожалуй, будет посильнее жажды вкусно кушать и сладко спать. Творческие люди они такие. Наверное, человек в возрасте на его месте не согласился бы. Этот же был готов поставить жизнь «на красное», но добиться успеха, о котором ранее не мог и мечтать. Пожалуй, я везучий попаданец — постоянно вокруг хорошие кадры нахожу.

Защёлкав ложками по чашкам, тарелкам и плошкам под такт лютне, пропустив пару вступительных четверостиший, запел, также, по-русски!

Я пел. И в голос наливалась энергия. Тоска по миру, который потерял, в котором… Умер? Ну как, блин, я там умер? Я ж был здоров, как бык! Откуда сердечная недостаточность У МЕНЯ? Сердце вообще никогда не болело! Меня сюда ПЕРЕНЕСЛИ, убив там! Лишив всего. Кто? Да чёрт его знает. Но я ПОМНЮ всё, что было там, а там было далеко не только плохое. И в песне-крике-души Егора я вдруг, не ожидая, выразил собственную тоску и собственную злость, хотя текст был совсем о другом.

Но потом немного успокоился. И спел любимый куплет, который и предстал вчера и позавчера в голове, когда обмозговывал слово: «Политическая сатира».

— Ричи, что это за язык? — Это Берни. После паузы, когда я закончил. Кстати, сам не ожидал, что с ударными так выйдет. Но пальцы будто чувствовали, когда по какой плошке бить. Может это от Ричи? У него нет слуха, но есть чувство ритма? Он и танцует по местным меркам хорошо…

— Язык места, где он жил эти годы, — «перевёл» для всех Вольдемар, смотря на меня грустными глазами.

— Наставник, я с первого дня не скрываю этого, — покачал я головой. — Надо будет ответить — отвечу. И перед церковью, и богом, и людьми. И что скажу: там всё так же, как у нас. Свои заморочки, но в целом там не хуже и не лучше. Там тоже… Всё идёт по плану… — Грустно с последней фразы усмехнулся. — Скажите лучше, как воспринимается песня, когда не знаешь языка? — внимательно оглядел спутников.

— Очень эмоционально! — поднял глаза к потолку Клавдий. — Наверное, пел о чём-то плохом. Горечь поражения в борьбе, досада, отчаяние, бессилие. Готовность пойти и умереть, зная, что это ничего не даст — бой проигран. Да?

В корень зрит. Именно. Ай да Егор! Отличную песню в своё время написал. Да и я, наверное, не подкачал, в кои-то веки.

— Я смогу так сыграть! — уверенно заявил Сильвестр. — И спеть тоже. Но… Граф, научи! Научи самому писать такие песни!

— Итак, Сильвестр, берётся фраза-ключ, — начал я новую лекцию по информационной войне. — В этой песне это «Всё идёт по плану», хотя по тексту понятно, что никакого плана, наоборот, всё валится.

— Но ты не перевёл её текст, — захлопал глазами музыкант. — Я не понял, что там было.

— Да и к чёрту! — махнул я рукой. — И не надо переводить. Там про политику совсем далёких земель. Давай сразу своё думать.

Итак, слово-ключ. Например, «У нас всё хорошо». И приводится куплет за куплетом, где ты и то хвалишь, и сё, но в целом, слушая, все понимают, что ни хрена у нас не хорошо! Вот только открытым текстом это говорить строжайше запрещено.

— Тюрьма? — хмыкнул он.

— Не только. Ещё и особенность жанра. Ты начал петь сатиру — и должен давить сатирой. Положено только хвалить, так как закон жанра — вот и давишь по шаблону, только хваля. Ну, например… Я не поэт, буду не в рифму глаголить, если что — поправляй. Заводи шарманку.

Сильвестр заиграл. Кстати, зрителей прибавилось, вокруг нас на лавках расселось ещё несколько воинов, и мои, и Йориковы, и Бетисовы. И слуги по залу топтались, делая вид, что убираются. Я запел:

Замялся. М-да, хреновый я стихоплёт.

— В общем, «…и армия у тебя под рукой». Как-то так. — Я, извиняясь, развёл руками.

— Браво! — Это захлопал тоже изрядно протрезвевший Бетис. К нему тут же присоединился Клавдий:

— Поддерживаю! Ричи, это актуал не только в Пуэбло! Хрен этих лысых чертей соберёшь!

— Да, такое зайдёт, — выдал вердикт смурной Вольдемар.

Тут оживился Сильвестр.

— Вот, так будет лучше?

Заиграл. И спел на местном иберийском… Почти вслед за мной, только переставил пару слов, меняя некоторые на синонимы. И закончил тем, что «…к бою армия готова». — И повтор строки:«…Армия готова…» Попал, курилка! И в рифму, и в суть. И слова как прилизанные, идеально стыкуются.

Снова аплодисменты. Теперь дружно аплодировали все слушатели, а подсели к нам поближе воины, для которых это был самый наиактуальный актуал.

— Спасибо! — Сильвестр встал и поклонился. — И спасибо моему учителю, графу Рикардо Пуэбло!..

— Сядь! Не паясничай! — одёрнул я. — Ты пока не на сцене, ты пока пристреливаешься.

Музыкант посуровел, но сел и принялся слушать дальше.

— …То есть надо не только про власть петь! — озарило его. — Можно вообще про всё?!

— Ага, — довольно кивнул я. На улице уже светало, значит часа три-четыре ночи. А мы всё сидели, не расходились. И, о чудо, Берни заказал три горячих молока с мёдом! Мне, музыканту и себе.

— Не-не! Хватит вина! Тут история королевства вершится! Потом вино, — отмахнулся он на мой недоумённый взгляд.

— Четыре молока с мёдом, — добавил Клавдий слушающему нас служке. — Я тоже с вами взбодрюсь… — Он поёжился.

— Но тогда петь… Вот вообще о чём угодно, да? — продолжал сиять Сильвестр, попивая сладкое молоко.

— А то. Вот, например, что сегодня в голову пришло, пока валялся, новостей ждал. — И я снова запел, иногда вообще не попадая в рифму.

— Опасно, — остудил пыл Вольдемар. — Политика.

— Так ради неё всё и делается, — заметил я.

— Тут только за слово «король» в темницу потащат, — стращал он. — И плевать, что хвалите.

— Угу, — кивнул я. — А потому ни слова неправды о короле. Мудрый. Сильный. И советники его мудрецы. Никакой ругани и хулы! Истинная правда! И мальчишка… Да, при чём здесь мальчишка Пуэбло? И правда же не при чём?

Сидящие за столом, кроме эльфы и хлопающего глазами музыканта, усмехнулись.

— Ричи, моё мнение — зайдёт. Как ты Карлосу в Аквилее по носу щёлкнул — вся страна обсуждает, — взял слово Бетис. — Правда обсуждает… Как ты сказал это слово… Политкорре…

— Политкорректно.

— Вот! Только политкорректностью там не пахнет. Как есть люди говорят. А тут — осторожная издевка, только шарм придаёт. Слушать точно будут!

— Граф, а про тебя могу петь? — спросил вдруг Сильвестр.

Я сделал большие глаза, наклонился и произнёс громко, но как бы по секрету:

— Не просто можешь. ОБЯЗАН! В этом и смысл! Иначе все покажут на тебя пальцами и скажут, что ты предвзят, и работаешь на меня, за деньги.

— А разве ты не собираешься дать ему денег? — уточнил Клавдий.

— Собираюсь. — Я согласно кивнул. — И в будущем давать. Но это наше с ним дело. Никто не должен обсуждать это. А потому я тоже должен стать целью сатиры. Вот только что про меня можно спеть?

Все дружно замолчали, переглядываясь.

— Мальчишка-юнец, безбашенный, — помог, наконец, с эпитетами Бернардо. — Сначала делает, потом думает.

— Истинно! — поднял я за его здоровье молоко.

— Сам не знает, что хочет, — продолжил Вольдемар. — Хватается за всё подряд. Без ума. Чего-то строит, но с туманными перспективами. Выбрасывает деньги на ветер.

— И твоё здоровье, — вновь поднял я кружку, так и не успев отпить, за наставника.

— А, понял! — осенило Йорика. — Граф, ты молот! Про тебя будут говорить следующее.

Он прокашлялся и начал перечислять:

— Ты молод. Неопытен. Безрассуден. У тебя нет мудрых наставников, или ты их не слушаешь.

— Но при этом ты способен бросать вызов сильным противникам, и даже обводить вокруг пальца короля и его сестру. Ты храбрый и защищаешь своих людей и свою землю. Народ будет смеяться твоей глупости, но понимать, что лучше жить под твоим «безрассудным» началом, чем под рукой мудреца, дерущего три шкуры.

— А ещё ты людей на волю отпускаешь, — продолжил Клавдий. — С одной стороны все посмеются, что ты за лопух, а кто на твоих землях работать будет? Но с другой все будут знать, что у тебя — лучше, чем у соседей. Не так ты и плох.

Я отсюда услышал, как скрипнул зубами Бетис. Надо будет потом провести с ним политинформацию по проблеме освобождения и бегства крестьян. Он не отец, не он принимает решения, но надо донести позицию, а там… Вода и камень точит. К тому же это наследник, а не просто сын герцога.

— Тогда как король, — а это продолжил начатую мысль Йорик, — будет слыть в песнях умным, мудрым, сильным… Но не может справиться с каким-то мальчишкой! О как!

— А я что говорю! — поддержал я. — Главное не слова, с которых смеются. Главное то, что остаётся за текстом песни. Те мысли, что она вызывает. Глупый король не справился с мальчишкой, попавшим в ловушку в большой сильной наводнённой войсками крепости. Глупый король ничего не сделал, когда мальчишка взял на щит большой богатый торговый город. А если повезёт — скоро и второй возьмёт. Юнец безрассуден, смешон, но именно он побеждает мощного и сильного короля, за которым — все ресурсы королевства.

— О как! — вырвалось у сидящего с отвиснутой челюстью Сильвестра.

— И это ещё не всё. Разбойники, которых мы идём бить. Надо проехаться по ним asfal'toukladchikom. Разве в Магдалене никто не знал о сотрудничестве с ними? А это королевский город! Так кто виновен в разбое? Мне кажется, тот, кто не пресекал и торговал награбленным! Глупый юнец взял и разрубил Гордиев узел разбоя, а мудрый король, имеющий колоссальный чиновничий аппарат, пролюбил орудовавших долгие годы татей на жизненно важном для королевства тракте в собственном городе!

— С козырей заходишь, — заметил Бетис.

— Ага. — Я покачал головой, а вокруг установилась тишина. Слишком много информации к размышлению.

— Граф, про тебя тоже есть, что петь, — осторожно произнёс Сильвестр, вдруг пряча глаза. — Такое, что тебе не понравится. Но если не петь — точно скажут, что предвзят.

— Колись? — напрягся я.

— А ты меня не убьёшь? — сжался в комок парнишка. Я попытался умиротворённо улыбнуться.

— Нет. Ты ещё нужен. К тому же любую проблему можно решить.

— «Братская любовь Пуэбло», произнёс он и юркнул со стула вниз, видимо, чтобы кулаком не достал. — Об этом многие говорят. Не так, чтобы прямо только об этом, но… Про Пуэбло и тебя — это одна из самых частых тем.

Но я и не пытался его ударить. Наоборот, опал. Тяжело вздохнул, отставил в сторону молоко, протянул руку к кувшину с вином и сделал много-много больших глотков. Вкуса не почувствовал. Поставил кувшин на место. Снова вздохнул. И в воцарившейся тишине, в которой все напряжённо сжирали меня глазами, произнёс:

— Да, не всепроблемы можно решить. — Снова помолчал, но меня не перебивали. — Она вытащила меня из пелены безумия. Я почти ушёл, немного осталось. В замке все думали — каюк. Ещё немного, и всё. А она — вытащила. Как смогла. Не побоялась безумия, рисковала жизнью — я мог её спалить к чертям. Так что нет, народ, мне не стыдно. — Поднял глаза и оглядел всех. Офицеров. Невозмутимую эльфийку. Бернардо. Воинов, сидящих вокруг на лавках. — Мне не стыдно, орлы! Это было безумие, и иногда чтобы выйти из него, требуется другое безумие.

Братская любовь Пуэбло? — Усмехнулся. — Пой о братской любви, Сильвестр. Только никто не пришьёт мне ничего тяжелее того, что трахаю сестру. И особенно мне плевать потому, что неглупые люди знают, как одарённые не возвращаются из безумия, и что в этом случае бывает. А мнение глупых мне не интересно. Тогда как моим недругам я могу пришить много чего. Глупость. Недальновидность. Жадность. Поступки, из-за которых гибнут хорошие ребята. Как тот же барон, Старый, в Аквилее, пославший своих людей на убой против нас, пограничной стражи, в обход приказов хозяйки!

Мы должны петь про всё, что нас окружает, — оглядел я зал таверны, имея в виду весь мир. — Жадные и алчные купцы, заботящиеся только о наживе, и пусть хоть всё человечество будет съедено орками-степняками. Глупый король, который вместо того, чтобы заниматься возможными заговорами владетелей, организует травлю не мешающего ему пограничного мальчишки. Коррумпированные чиновники, не боящиеся ни бога, ни чёрта, берущие взятки на виду у всего королевства. Гордые города-коммуны, смотрящие на всех вокруг свысока. Наглая Таррагона, затапливающая деньгами окрестные земли, скупая все маломальски ценные активы, увеличивая власть легата. Как уже спели — бароны, не желающие выходить по феодальной мобилизации против степняков. Магистраты, не заботящиеся о вверенных подданных, а лишь набивающие карманы. Гильдии торговцев и ремесленников, безбожно дерущие цены. Нужно петь обо всём этом! Это наша жизнь, каждого из нас! Это жизнь нашего народа. А самая интересная тема для любого человека — это тема про него. Слушая песню «про себя», он проникнется. И завтра, и послезавтра вновь придёт на нашего музыканта. И тогда и только тогда среди сонма актуала, среди просто песен, мы скормим ему несколько целевых, и он даже не заметит.

Мы же, сеньоры, будем вершить историю, — сверкнул я глазами. — Те, кто будет с нами, конечно же.

— Граф, — за тебя! — поднял кружку Клавдий. — Я с тобой.

— Я тоже! — присоединился Йорик.

— Я был предан твоему отцу, — поднял свою и Вольдемар. — И вижу, что ты видишь дальше него. Можешь всегда на меня рассчитывать.

— Ричи, просто за тебя. Об остальном позже поговорим, — поднял молоко (что было) и Бернардо.

— Рикардо, солнышко, ты мой кумир! — проворковала и эльфа, поднимая свою кружку.

— А мне не налили… — пожаловался Сильвестр.

— Я сам тебе налью. Как боевому товарищу. Если, конечно, ты согласен. — Я поднялся и потянулся к обновлённому недавно кувшину.

— Конечно, согласен! — радостно воскликнул тот. — И счастлив, что душу можно не продавать.

Все дружно засмеялись.

Итак, миссия выполнена. В этом мире будет министерство пропаганды и информационных войн. Со временем. Если выживу. И если выживет Сильвестр — его не запытают особо обидчивые владетели. А значит, это не просто так, и мою руку ведёт судьба — не зря съездили. И значит, не надо рефлексировать, дескать, у тебя графство дома без присмотра, а ты тут катаешься.

Не надо останавливаться, надо и дальше делать что должен. Ведь если делать всё правильно, Судьба будет и дальше подкидывать нужные плюшки. «Победа любит смелых» — Суворов, кажется, сказал? В общем, не важно кто, но пока я без страха делаю что-то, чтобы спасти графство, пусть даже дуром пру на доты, никакой вражеский огонь не страшен. Возможно, это единственный способ его спасти — переть на доты, совершая совсем неожиданные и безумные вещи. Отец мой, тоже попаданец, и неглупый человек, из тиши графского кабинета ничего не смог для графства сделать, кроме разве что перекредитования у кого-то на льготных условиях. А значит, выбора особого нет. Первое правило попаданца — удивлять. И сегодня я удивил, создав предпосылки к созданию первого местного органа пропаганды. С почином!

Вот почему такая непруха? Как закон подлости! Он же фатум. Как только иду в общественную церковь, так сказать пообщаться с богом, какая-нибудь хрень случается! Видно с местным всевышним у меня сложные отношения.

Итак, в воскресенье, как добропорядочный христианин (тут нет слова католик, мы все — просто христиане) я попёрся туда, куда в этот день идёт весь город. Причём любой город, вне зависимости от размеров и статуса. Да-да, в главное общегородское развлекательное заведение. Посмотреть на других, показать себя, пофлиртовать с дамами из местного бомонда и вообще нутром ощутить, чем всё вокруг дышит. Ибо церковь тут, как я уже говорил в Аквилее, это одна из немногочисленных постоянно действующих точек шоу-бизнеса. Церковь заменяет и театр, и модный салон, и место молодёжной тусовки, и городской парк в нашем понимании, как место, где можно познакомиться и пообщаться с красивой девушкой. И до кучи с элементами ночного клуба — музыка есть, мальчики и девочки поют хором про некие библейские события. Специфическая, но музыка же! Тут вообще-то ни джаза, ни рок-н-ролла нету, стилистика в принципе с нашей не сравнима. Правда танцевать нельзя, и время дневное — эдакий «дневной клуб». Но в целом с пивком термин потянет. А бонусом ко всему тут можно причаститься, рассказать мудрому опытному человеку от церковной Конторы, чего нехорошего ты сделал со времён предыдущего причастия, выслушать его нравоучения и взять под козырёк со словами: «Исправлюсь, падре, гадом буду!» И тебе за это отпустят грехи. Не то, что прямо отпустят, но за тебя об их искуплении честно пообещают молиться, а это тоже немало. И стоит вся эта развлекуха сущие пустяки — одно добровольное пожертвование за посещение.

Я, как граф, мало дать не могу — статус. Но это в принципе единственная ограничивающая сие мероприятие заморочка. Ибо бедняк, например, может хоть одну восьмую асса положить в копилку, и посещение клуба засчитано. Да и я могу давать в широченном диапазоне, не обязательно каждый раз вываливать состояние — а то привыкнут парнишки в сутанах, разбалуются. Лишь бы было не «западло», то есть чтоб не посчитали равным беднякам или, о боже, безродным ремесленникам.

Рука почти не болела. Она все эти дни… Чесалась. Чесалась изнутри — само мясо хотелось разодрать ногтями, до кости. От разрыва повязки и необдуманных действий спасал только окрик эльфийки:

— Рикардо, я что, зря на тебя такие силы потратила? Ты хочешь, чтобы я больше к тебе никогда не притрагивалась?

Чешется — значит заживает, это я и без неё знал. Класс, на самом деле, что чешется — без Наташи не знаю, сколько бы маялся. А так на третий день уже спокойно рукой махал, сняв повязку, и швы держали!

— Это магия, да? — спросил я её, наряжаясь для похода в церковь. — Лечебная магия? Воздействие на клеточном уровне?

— Ты говоришь непонятные вещи, — хмурилась она, — но я понимаю, что хочешь сказать. Да, магия. Дар моего народа. Мы… Очень хорошо чувствуем наши тела и можем на них воздействовать. И научились ограниченно воздействовать на другие тела, друг на друга. Ты видел, мы не всемогущи, существует множество болезней, где я бессильна. И с того света вытащить не получается. Но врачевать простые раны можем неплохо.

Расспросы по генной инженерии ничего не дали, да я и сам про гены знал не то, чтобы очень. Чисто вершков нахватался, опыты Менделя на горохе, да ещё про группы крови что-то. А в других областях медицины, в которых подозревал углублённые эльфийские знания, не разбирался тем более. Так что оставил расспросы и перешёл к другой важной части допроса, а именно, их отношению к религии. Что за Духи Леса, и прочее? Оказалось, религия у них совсем не сложная, чем-то смахивающая на глубокую натурфилософию.

— Почему нет? Я могу заходить в вашу церковь, — рассмеялась она, когда я спросил, не составит ли она сегодня компанию. — Но вот вы, людишки, будете против. Ты, возможно, нет — тебе всё равно. Но они слишком… Ревностные. Не понимают, что такое бог, но считают, что всё знают, и блюдут мифические традиции и церемониалы. Это смешно, но я уважаю их право заблуждаться, а потому не пойду.

— А мы можем находиться в вашем… Культовом месте? — Я даже не знал, есть ли у них «церкви» как понятийная категория, как здание. Или они на полянах при луне пляшут?

— Конечно. — Задумалась. — Ричи, боги — это создания Природы. А Природа — это Закон. Закон… Всего. Мы все — дети Природы, что бы о себе ни думали. Природе плевать на каждого из нас, она блюдёт лишь общее равновесие. Потому мы не боимся смерти — мы не уходим в никуда. Остаёмся здесь, становимся… Чем-то другим. И ваш бог — тоже часть Природы. А ваш мифический ад и рай — это сказки для тёмных и необразованных.

Но вы ещё слишком молодая цивилизация, чтобы вас чему-то учить. Вы должны пройти свой Путь. А потому я не буду ничего говорить тебе, помогать или мешать. И никто из эльфов. Верьте во что хотите и как хотите.

Отшила так отшила! Я про себя усмехнулся, оставил её, красавицу в красивом синем платье, на памятной площади (это ж центр города, тут и магистрат, и главная церковь — для местной элиты, а ещё куча лавок и магазинов по округе — не заскучает) и двинулся на собственно культмассмероприятие.

Что сказать по раскладам среди местных? Они… Были. Какие-то тёрки, договорённости, смотрины. Мы местным почти не мешали, лишь создавали толпу в главном нефе. Но как-то учитывать нас во внутренней «движухе» местные не пытались, и это хороший знак. Считали бы оккупантами — не выпячивали бы свои проблемы, отложили решения на попозже, когда уберёмся. Но нет, заигрывания, ухаживания, взгляды и тихие переговоры некоторых уважаемых мужчин или женщин друг с другом шли своим чередом, на глазах у нас создавались или рушились союзы, договора о браках… Ну или о чём они тут ещё могут договориться? А это хороший знак. Мне, как непростому сеньору, знаки внимания оказывали, но, скажем так, представительницы «низшей лиги», которым в местном серпентарии нечего терять. И такие сеньориты «целому графу» интересны не были (это если не брать в расчёт того, что творит эльфа по ночам, не интересны даже без эльфы). Долго озирался, А ВДРУГ… Но нет, новых принцесс на моём жизненном пути не появилось. Жаль.

Через час или два службы, подбежал, распихивая всех, кто-то из отроков:

— Вашсиятельство! Едут!

— Кто? — сразу не врубился я. Я ж с богом общался. А вон та юная феечка, что так призывано смотрит… Короче, Б-р-р-р!

— Флаг герцога, — продолжал шептать дозорный. — И герцогские знаки на накидках. Местные стражи на башнях ворота не закрывали, а наши не успели, или не захотели — позже скажу. Но гонца послали.

— Наших на воротах тронули? — нахмурился я, надеясь, что у гостей хватит ума избежать худшего.

— Пока не знаю. Но вроде с налёту не поубивали.

— Хорошо. — Я приказал своим не сопротивляться, если гости не будут бузить. И даже отдать оружие, если чинно потребуют, без урона чести. Ладно, посмотрим.

— Наши что?

— Занимают все крыши на площади, как оговорено. Дежурные вооружаются и облачаются. Сотники в курсе. Мы ж готовились, встретим.

— Началось? — А это услышал шум и подошёл стоявший чуть-чуть поодаль Бернардо.

— Ага. Наконец.

— Долго! — пожаловался он.

— Ага, — не мог не согласиться я. — А сколько их? Гостей? — Это я отроку.

Тот запыхтел и пожал плечами.

— Пока не знаю.

— Ладно, пошли. — Кивнул своим телохранам — уходим, и начал протискиваться к выходу. Расступался народ неохотно, телохранам приходилось коридор расчищать телами и пинками, что говорит о том, что меня не боялись. Значит, правильную выбрал стратегию — не надо кошмарить пипл, и пипл не будет делать заподлянки в ответ.

Ворвавшись в город, орлы герцога… Не знали, где нас искать, ибо у нас по сути не было одной определённой базы. Силы рассредоточены. Но добрые люди подсказали, что надо двигаться на площадь, они и двинулись. И, конечно, мы тоже не идиоты, знали, что будет ровно так, и подготовили встречные мероприятия. Несмотря на показную халатность, более сотни наших всегда эти дни были под ружьём. Кроме самого первого дня после боя, конечно. Но с момента, как я поднялся — всё строго. И Йорик, и Вольдемар люлей своим исправно вставляли, и люди Берни тоже старались держать марку, пусть их в расчёт мы не брали. Мы ждали войско условного противника, и промухать из-за безалаберности было никак нельзя.

Итак, рыцари герцога Картагенского втягивались на площадь. И было их немало. Но я видел блики на шлемах наших орлов практически со всех окружающих крыш, а иногда из верхних окон. И рыцари противника их, к сожалению, тоже быстро заметили. Часть подалась назад, количество противника на площади убавилось. А ещё я знал, что во дворах трёх ближайших таверн стоят в ожидании сигнала три-четыре десятка наших конников. Если что — порвём гостей, как Тузик фуфайку. И судя по переглядываниям и перебрасываниям словами кого-то из рыцарей, гости это чуяли нутром. Жаль, не все — вид некоторых заставлял думать об их умственной неполноценности.

Этот некоторый при виде меня на паперти в окружении телохранов, спешился. И двинулся навстречу. Я — навстречу ему.

— Сеньор Пуэбло? — зло оскалился гость.

— Я за него. Могу чем помочь? — Я был само спокойствие.

— Как за него?.. — Спесь моментально с чувака слетела. — Как это так, за него?

Правильно, хочешь получить преимущество в разговоре — сбей оппонента с привычного ему шаблона мышления.

— Ну, за него я! — повысил я голос. — По всем вопросам, какие есть — можете обращаться ко мне.

Парни вокруг заулыбалис. Что оппонентом воспринималось, как унижение.

— А он где? — ещё больше вспыхнул и повертел головой лощёный варяг.

— В Луз-де-ла-Луне. Это в Картагене, вы должны были слышать про этот город.

— В смысле, должен был слышать?.. — Тип аж захлебнулся от возмущения. — Ты, щенок! — Челу было около тридцати наших, то есть на треть меня старше. — Щенок! Быстро зови своего господина, кто он там!

— Я за него! — невозмутимо продолжал я.

— За кого — него? — кипел сеньор, удерживаясь из последних сил.

— За своего господина. Говорю же, если есть к нему вопросы — то с ними ко мне.

— И кто твой господин? — вновь попытался наладить настройки приёмника гость.

— Сеньор Рикардо, сто семнадцатый граф Пуэбло.

Пауза, осмысление, удержание ярости — сеньора повело так, что аж руки затряслись.

— Быстро! Веди! Его! Сюда! Бегом!

— А с кем имею честь? — невозмутимо продолжал бесить я.

— Меня зовут Роберто, граф де Лара, отрок! А теперь зови своего господина!

— Не могу, — совершенно честно сказал я и пожал плечами.

Устав беситься, варяг спросил:

— Почему?

— Он занят.

Пауза. Оценка. Новый вопрос:

— И чем же?

— Он сейчас разговаривает с одним ряженным петухом, ворвавшимся в город, где сеньор граф чинно отдыхал и молился, и никого не трогал. Петухом, бряцющим оружием и угрожающим кому-то чем-то нехорошим. Как вы считаете, это нормально, врываться в город в доспехах и шлемах, угрожать, предварительно даже не осведомившись, а враги ли те люди, с которыми нужно поговорить?

Судя по лицу, граф вообще ничего не понимал.

— Что ты мне тут несёшь… Отрок! — Оскорбление с его уст так и не сорвалось. Ибо я определённо благородный, и могу быть кем угодно. — Где твой граф? С кем он там разговаривает?

— Рикардо, ну хватит уже бесить человека! — А это сзади окрикнул едва не хватающийся за живот Бетис. Если б не светские манеры, давно бы рухнул от смеха, но нельзя. Воспитание-с. Из церкви вышел не я один — подтянулись и все наши парни. Не все были в броне, но кольчуги с утра надели все, и естественно при оружии. А ещё вышло много гражданского народу, вокруг нас образовался круг человек в шестьдесят, из которых более половины — наши. Включая безбашенного Йорика — я кожей чувствовал, он готов броситься на гостей, пешкарусом на конников. С него станется.

— Клоуна, с которым разговаривает мой граф, зовут граф де Лара, — невозмутимо произнёс я. — Он ворвался в город, повязал графских людей на воротах. Угрожает, что-то требует. Вместо того, чтобы просто попросить о встрече, без бряцания оружием. Ты, сучок, считаешь, что мы тебя боимся? Мы, пограничная стража, каждый год встречающая у себя степняков? Тебя, тыловую зажравшуюся на мирных харчах крысу?

И огонька немного, ореолом вокруг камзола. Тоже надетого поверх кольчуги. Варяг отшатнулся. Но эффект надо развивать, никогда нельзя в таких вещах останавливаться.

— Два болта! Недолёт пять шагов! — что было силы рявкнул я вверх, указав правой рукой в сторону от себя. И через три секунды о камни мостовой в той стороне ударилось два удачно выпущенных арбалетных болта. Удачно тем, что один лёг действительно метрах в пяти, второй же ближе. При этом оба отрикошетили о полированный камень и улетели под ноги коням пришлых рыцарей. Никого, конечно, не задели, но показательно получилось.

— Э-эй!

— Стоять!

— Тише, тише, родная! — Это рыцари графа де Лара на автомате подались назад. Я же показно расслаблено сложил руки перед грудью. Всё-таки хорошо, когда за тобой два-три десятка просмотренных вестернов, ты знаешь, как «правильные пацаны», настоящие ковбои, должны разговаривать с противником.

— Следующий будет без упреждения, на поражение, — предупредил я. — Ну что, сучок, будем разговаривать как люди, или продолжим мериться писюнами, у кого длиннее?

Со всех сторон снова раздались смешки.

Сеньор де Лара огляделся, оценив состояние и моральный настрой собственного воинства. Проникся абсолютной расслабленностью и спокойствием наших, вышедших из церкви. И сделал правильные выводы.

— Кто ты такой? — спросил он, снова повернувшись ко мне. Гонора в его голосе было куда меньше.

— Рикардо, сто семнадцатый граф Пуэбло, — вновь честно ответил я.

Он уже понял. Ибо лишь кивнул.

— А это Бернардо Тринадцатый, наследник герцога Бетиса, — представил я коллегу по демонстрации флага. — Берни, подойди! — крикнул коллеге за плечо.

— Бернардо, сын Бернардо Бетисского Двенадцатого, — подошёл и вежливо представился коллега, но взгляд его при внешней расслабленности был тяжел, как свинец. К бою он готовился наравне с нами.

— Очень приятно, юный сеньор. Роберто, граф де Лара, — отрекомендовался с нужной величины поклоном сеньор. — Посланник его светлости герцога Картагенского. Сеньоры, — на меня граф зыркнул с опаской и пренебрежением, — что-то здесь слишком людно. Прошу, пройдёмте куда-нибудь в тихое место, чтобы обсудить возникшие между нами вопросы и противоречия.

— Давайте в нашу таверну, — предложил Бернардо. А я как раз открыл рот предложить магистрат. Не судьба.

Он оказался туп. Непроходимо. А ещё высокомерен. Пусть мы оба графы, но он — вассал местного герцога, а я — короля, у меня «федеральный» уровень. На самом деле я по сути маркиз, ибо в моём графстве есть территория, претендующая собственное на вассальное графство — Лимессия. Или маркграф, если на немецкий. Но слово «Марка» тут отсутствует — нет такого титула.

Однако даже то, что я вассал короля, и моё графство — провинция, делает меня выше него, вассала равного мне герцога. А то, что я младше по возрасту, вообще не даёт ему преимуществ — мы в сословном обществе, статус важнее любых иных факторов. Но граф де Лара вёл себя, как шулер, играющий краплёными картами, зная, что я знаю, что он играет краплёными, но ничего сделать не могу. И в какой-то мере сукин сын был прав. Не могу. Точнее не мог бы Ричи на моём месте, но меня никто и не должен воспринимать Лунтиком.

— Сеньор Пуэбло, я уже три раза произнёс это, — с напускной усталостью произнёс собеседник. «Как ты меня достал, мальчишка», — слышалось в его голосе. — Я не ставлю под сомнение все указанные вами пергаменты. С согласен с тем, что данные люди… Промышляли нехорошим на вашей территории и территории герцогства Бетис. — Опасливый взгляд на Бернардо — меня тип вообще ни во что не ставил, а Бетиса нервировать опасался.

«За Бетиса и ссору с ним сеньору прилетит, — усмехнулся я про себя. — Не то, что обидеть подростка, последнего в роду, на которого окрысился сам король, и которого завтра хотят сделать разменной монетой Высшие Силы, „рулящие“ королевством».

— Я ни коим образом не претендую на казну данного отряда — вы в своём праве. Но! — поднял он палец вверх и жёстко отрезал. — Вы ОБЯЗАНЫ вернуть аванс, заплаченный моим сеньором этим людям. Возвращаете аванс — и можете делать что хотите, герцог Картагенский не имеет к вам претензий.

— Сеньор да Лара, давайте возьмём паузу и встретимся здесь же после обеда? — попросил я, скривившись и картинно потирая виски. В глазах собеседника сверкнуло победное выражение, после чего он милостиво согласился:

— Кончено, сеньоры. Ваше сиятельство, ваша светлость… — Кивок нам, после чего граф встал, оправил камзол и двинулся на выход. Трое стоявших за спиной его воинов двинулись следом. Остановиться сеньор граф решил в другой таверне — что правильно, вдруг они захотят сжечь эту вместе с нами?

Я тоже поднялся, вымученно вздохнул и бросил стоящему сзади Лавру:

— Всех офицеров в мою комнату. Берни, подходи через четверть часа.

— Итак, Вольдемар, начнём с тебя. — Офицеры и союзники расселись на всех доступных предметах мебели. Я сам сел на подоконник — окно предварительно закрыл. Номер роскошный, со стёклами — круть! Детям постиндастриала не понять. Кровать, слол, стулья и даже сундук в углу — всё было оккупировано ближниками.

Наставник прокашлялся.

— На воротах наших вначале скрутили. Местные ударили с тыла, помогли — там без шансов было. Хорошо, что ты приказал не противиться — пролилась бы кровь.

— Били не сильно? — нахмурился я.

— Не чтоб убить, — витиевато ответил он. — У парней синяки и ссадины, порвали две кольчуги. Но жить будут. Унижать — не унижали, так что претензий у меня нет. Сейчас всех отпустили, но все ворота у них в руках, наших прогнали отовсюду. Люди герцога втянулись в город, по моим данным их три сотни, не меньше. Главный — один из баронов герцога. Граф не командует напрямую — он посланник, представитель его светлости, дипломат. А армией руководит барон.

— Видимо ждали мобилизацию, потому так долго ехали, — заметил Йорик.

— Капец они метеоры! — потянул я, но удивлён не был. С другой стороны, ради нас мобилизовали три сотни вассального ополчения — значит наш отряд серьёзно воспринимают армией вторжения. Это плохо.

— Их больше нас, и вооружены для боя, — продолжал Вольдемар. — А с учётом того, что в этих стенах ещё и городская стража… Рыпаться нам нет смысла, и смысла держать наших в плену нет — пара десятков с башен картины не изменит.

— Плюс городское ополчение из лавочников, — скривился дядька Берни.

— В общем, все ворота под контролем. В городе полно их патрулей, — продолжал Вольдемар. — Если навалятся — мы умоем их кровью, но шансов победить нет. Задавят.

— Они приехали без заводных, — а это Йорик. — И уже взяли под контроль все ключевые точки города. Если начнём пробиваться — тоже умоемся кровью.

— Но вырвемся? — нахмурился я.

— Вырвемся. — Йорик опустил глаза. — Но от силы с половиной ребят. И раненых придётся бросить. А потом нас встретят по дороге к Каменной Переправе.

— А может и не встретят, — возразил Вольдемар. — Ушли — и слава богу. Это высокая политика, выгнали тебя, Ричи, из города — а дальше ты не мешаешь.

Чёрт. Всё логично. Но ты попробуй вначале выберись!

— Рикардо, ты меня извини, — взял слово Бетис, — но я не смогу тебя поддержать, если решишь прорываться.

— И ты, Брут! — деланно воскликнул я. Он развёл руками.

— Ты — владетель. Над тобой только король и бог. А надо мной отец, и он не простит самовольства, если поссорю наши герцогства. Особенно в свете грядущих непоняток — кто с кем против кого. Нам ещё один фронт не с руки.

Хорошо, что в лицо как есть говорит. «Ещё один». То есть к имеющимСЯ фронтам на севере — с королевским доменом, и на юге — с моими владениями. Я про себя хмыкнул, но это жизнь, и её надо жить такой, какая есть. Я, несмотря на личные симпатии и совместный поход, остаюсь потенциальным противником для их герцогства. Дружба — дружбой, а политика — политикой.

— То есть прорываться будем только нашими сотнями. — Откинул голову назад, прислонившись затылком к стеклу.

— А аванс ты отдавать не хочешь! — припечатала эльфа.

— Дело не в авансе, — покачал я головой. — И вообще не в деньгах. Дело в отношении.

— Рикардо, тебе отдали «псов» на растерзание. Смирились с твоей выходкой. — А это дядька Берни. — Ты добился своего. Зачем дальше давить? Всё, миссия выполнена — отдавай им деньги, и поехали домой. До Каменной Переправы прокатим с ветерком.

— Знаете, сеньор, что при таком решении плохого? — усмехнулся я. — Воспитательный момент. Мы — взрослые люди, и должны нести ответственность за свои решения. Герцог решил нанять бандитов, которые грабили моё графство. Берни, не цепляйся — да, купцов, да, на королевском тракте, но на моей территории! Что должен был сделать его светлость, узнав, что нанятый им контингент — «краплёный»?

Окинул лица присутствующих. Оные лица ничего не выражали — в местном менталитете всё видится совсем не так, как мне. Очень не так.

— А нормальный порядочный герцог, — воскликнул я, — должен был с этими же самыми тремя сотнями прискакать в Луз-де-ла-Луну раньше меня, лично, обложить сеньоров бандитос и забрать у них аванс. А затем подождать моего прибытия — он знал, что я еду. И ВМЕСТЕ разбираться. Например, лично отдав приказ их повесить, ознакомившись с пергаментами и показаниями «псов» под пытками.

Но он этого не сделал! — воскликнул я. — А значит я в своём праве. Казна «псов» — моя ДОБЫЧА. И отдав её, я герцогу ничего не докажу. А лишь покажу, что слаб. И мстить ему, как-то наказать за унижение, что обобрал меня — в ближайшие лет десять точно не смогу.

— Рикардо, нельзя объять необъятное. Есть то, что ты не сможешь сделать потому, что это выше твоих сил, — а это попытался успокоить Клавдий. — Давай, возвращай им аванс, но вытребуй «пёсьих» коней. И поехали — нам ещё Феррейрос к порядку приводить. А потом тебе — порт строить и набег отражать, а мне — систему создавать, чтоб бандитов и шпионов ловить.

Здраво мыслит. Но я пока ещё не сдался. И тут в дверь постучали.

— Войдите! — недовольно бросил я.

Это оказался Трифон. Бледный, как смерть.

— Чего тебе? — не понял я.

— Я это… Того. — Детинушка осторожно прикрыл дверь и переминался с ноги на ногу. — Я конечно много могу, но… Эта… Вашсиятельство, не отдавайте меня этому ироду!

Я нахмурился.

— Не понял?

— Ну, этот… Де Лара… Не отдавайте этому ироду. Если затребует. Век в кабале служить готов, только не к нему! — Бухнулся на колени.

— Трифон, что за дичь несёшь? Вспыхнул я, и только тут дошло. «Де Лара». — Мм-мать! Это тот самый?

То-то граф, входя в таверну, так злобно зыркнул на Трифона. Который, Трифон, тут же убежал наверх и больше его сегодня не видел. Прятался, получается? От старого знакомого?

— А почему я должен тебя отдавать? — Я всё ещё не догонял.

— Ну, дык, город-то обложен. А я вольный теперь. Как скажет их сиятельство, что не выпустит Трифона… Лучше вам опять в кабалу на веки вечные!

Мысль верная. Вольного могут тормознуть и не пропустить. Даже слугу, предъявив обвинения. Какие? А долго придумать? А крепостной — вещь. У тебя не могут на воротах отобрать меч, коня или флягу с вином — это ЛИЧНАЯ собственность. Если только это не «контрабас», но то уже по торговой части, там рулят специальные королевские чиновники. Личные вещи под это дело не подпадают.

— Охолонь, я тебя из крепости выпустил не для того, чтоб назад забирать. — Меня взяло зло. Мать его, какой-то графёныш-извращенец будет на мою семью влиять? А детинушка мне как член семьи — у меня с настоящей семьёй проблема, а преданнее его пока на горизонте нет.

Встал, заходил по комнате.

— Йорик, тебе задание. Всех наших к бою, но не высовываться и не нарываться.

— Но…

— Без «но». Просто — быть готовыми. Ждать приказа. Я не говорю, что приказ обязательно будет, но попытаться рискнуть стоит.

— Будет! Есть, быть готовыми! — Гаркнул он.

— Вольдемар — то же самое. Но! Знаешь, где держат пёсьих лошадей?

— Как не знать? — дунул в усы наставник.

— Как скажу… Если скажу — едете туда и забираете. Но только тех, что принадлежали «псам»! Чужого нам не надо.

— Их отдельно держат. Сделаем. — Уверенный кивок. Мои люди в меня верят.

— Берни. — Перевёл взгляд на коллегу по статусу. — Быть боеготовыми, но никуда вообще не лезть. От вас нужна только дипломатическая поддержка. И как скажу выдвигаться — двигаемся. Вы — просто выдвигаетесь, за компанию. Вопросы?

— Да. Чего ты раскомандовался, и чего ты задумал? — веселился Берни, но весёлость была напускная.

— Раскомандовался потому, что это мой поход и моя месть. А придумал… Увидите. Трифон, на тебе самое сложное.

— Я, вашсиятельство! — окрылённый неожиданной надеждой, вытянулся детинушка.

— Когда позову, спустишься вниз и принесёшь, что скажу. Но! — Сделал большие глаза. — Твоя задача — пока будешь ходить и стоять, провоцировать сеньора графа. Как только можно. Выводить его из себя, бесить, бросать вызов. Не переходя границы, но так, чтобы он завёлся и психанул.

— Но вашсиятельство, как же это…

— Молчать! — рявкнул на него. — Твоя! Задача! Бросить на сеньора такой взгляд, чтобы он захотел тебя тут же прищучить! Понял? А если не получится — снова провоцировать! И снова! Если будет перебор или будешь мешать — прогоню, но пока стоишь рядом — работай!

— Рикардо, это унижение графского достоинства другого благородного сеньора твоим слугой, — мурлыкнула эльфа.

— Вот-вот, — улыбнулся я. — Как думаешь, что он попытается сделать после такого вызова?

— Ну, дык… Убить меня, знамо же! — А это Трифон.

— А как должен реагировать я, если некто пытается убить моего человека?

— Рикардо, опять нарываешься? — вздохнул Бетис. «Как ты уже достал, мальчишка»!

— Это выход, Берни, — просиял я. — К тому же де Лара — скот и извращенец, у которого на меня зуб. Вообще-то на моего отца, но я — его наследник. А оставлять за спиной врагов-извращенцев не хочу. Дождётся такая падла момента, и ударит в будущем, спустя годы. Оно мне надо?

А ещё я собираюсь припахать промышленность Картагены, разместив здесь кучу заказов. И если подле герцога будет такая сука с властью, способная помешать моим планам — лучше уж личная месть, она графству дешевле обойдётся.

Повисло молчание.

— Но главное, войско завязано на него, — победно заявил я. — Если войску некому будет отдать приказ напасть на нас — никто нас удерживать не станет. Не сможет, не достанет авторитета. А нам главное съибацца, да побыстрее.

— Капец ты рисковый, Рикардо! — покачал герцогёныш головой. На русский его фразеологизм переводился примерно так.

— Ну что, сеньор Пуэбло, вы решили? — сходу спросил де Лара, входя в таверну после двух проскочивших вперёд охранников. Все были в кольчугах, но без шлемов — показательно. «Мы не боимся, но к бою готовы». А ещё он обратился ко мне, хотя нас двое — понимал, что Бетис тут для количества.

— Присядем? — улыбнулся я ему, стараясь не сильно выдавать своего превосходства.

Сеньор граф почувствовал неладное. Я вёл себя чересчур уверенно — значит у меня в рукаве козыри. И он не знает что это. А это для таких людей дискомфорт. Эльфы на горизонте не было, мифическая помощь от длинноухих также отпадала. Тогда что?

Присели. Всего он пришёл с десятком латников, двое встали за его спиной, остальные разошлись по залу. И ещё десяток или два остались снаружи. За моей спиной тоже встало двое, а за Бетисом — его дядька. Также по таверне рассредоточились по десятку моих и герцогских людей.

— Сеньор де Лара, — усмехнулся я, — у меня для вашего герцога предложение, от которого ему будет очень сложно отказаться.

— Слушаю? — осторожно заинтересовался граф.

— Картагена славится своим оружейным производством. И по законам экономики, чем больше товара ты произведёшь и продашь — тем больше прибыли получишь. А это — деньги. А деньги — это воины, это власть.

— Продолжайте, граф, — благосклонно кивнул оппонент.

— Но жизнь такая стерва, что не даёт нам возможности быть бесконечно богатыми. Ибо спрос на любой товар всегда ограничен. Например, делает твой город пики. Скажем, тысячу штук в год. Может две — не столь важно сколько. Но больше — ни-ни! Ибо продавать некому, городу требуется только это количество пик и ни пикой больше. А тут ещё другие города свои пики делают и тоже продать пытаются, переманив у тебя клиентуру. Ну разве это жизнь?

— К чему вы клоните, граф? — напрягся собеседник.

— Я предлагаю герцогу Картагены контракт. Не простой контракт, а суперпуперконтракт! Сделку века! — Мои глаза заблестели от избытка чувств, ибо я сам до конца не понимал масштабов сделки. — Эксклюзивный, на некий товар — то есть я буду покупать данный товар только у него. В обмен на его лояльное ко мне расположение и понимание, что я в своём праве наказывать собственных бандитов, где хочу и когда хочу.

— И что же за товар так интересует Пуэбло? — с интересом подался он вперёд.

— Я же сказал, пики, — усмехнулся я. Тоже подался вперёд. — Много пик! ОЧЕНЬ много пик!

— Граф, вы путаете дела подлые, купеческие, и честь. А это для благородного недопустимо! — фыркнул он.

— Даже если речь идёт о СТА ТЫСЯЧАХ пик? И это только ближайшие пару лет?

Де Лара долго силился понять по моему лицу подтекст, смысл. Почему я весёлый такой? В смысле возбуждённый. Но до тупицы просто не доходили масштабы. Снова подался вперёд.

— Сеньор Пуэбло. — Выдал тяжёлый вздох: «Как с вами, малолетками, сложно». — Это — дела купеческие! Прибыли! Договоры! Контракты! Вы вольны заключать с герцогом любые договорённости! Или с кем бы то ни было ещё. Но вернуть аванс моему сеньору — это дело чести. И вашей, и моего сеньора. Не смешивайте эти понятия.

Бернардо не сдержался и хлопнул себя по лбу.

— Ричи, я продам душу за такой контракт! Правда отец поставит условие работать по предоплате.

— Кажется, кое-что вам перепадёт, бросил я. — Трифон! — рявкнул в потолок. — Трифон, мать твою!

— Бегу, сеньор граф! — донёсся бас ожидающего за углом за дверью на втором этаже детинушки.

Де Лара скривился при его виде — как лаймовым соком подавился.

— Это ничтожество всё ещё живо? — презрительно бросил он.

— А в чём проблемы? — криво, с вызовом, улыбнулся я.

— Моя б воля — я б запорол такого на конюшне в первый же вечер.

— Я не могу его пороть. Трифон — вольный. Мой денщик. То есть личный боевой слуга.

У личного боевого слуги за спиной был приторочен памятный арбалет. Не взведённый, от греха, но я уже говорил о его колоссальных размерах?

— И как же этому… Существу удалось стать вольным? — В голосе графа не только ирония, но и злость. Сеньор де Лара отхватил от детинушки по мордасям в своё время. Да вместе с телохранами и отхватил — кулаками раскидал там всех. А такое не прощается. А после из под носа его увёл мой отец — не мог сеньор отомстить. Пичалька.

— Трифон, неси пергамент, будем сиятельному герцогу письмо писать, — бросил я за плечо подошедшему слуге. — Ввиду непонимания его посланником прописных истин.

— Я бы попросил вас, граф! — налились кровью глаза де Лары.

— Да, вашсиятельство! — небрежно бросил денщик, и, видимо, ТАК глянул на графа, что того перекосило. Самого взгляда не видел, Трифон за спиной стоял, но перекос был знатный.

— Как стал вольным? Я его освободил, — с улыбкой ответил я на заданный ранее вопрос. — За заслуги.

— Заслуги? — Оппонент скривил морду.

— Ага. Он помог мне отбиться от напавшего на меня благородного.

— То есть нападать на благородных, сеньор Пуэбло, это… Положительная практика для ВАШИХ людей. — Де Лара заводился. Осталось чуть-чуть дожать. Но пока не получалось, и я думал, как именно это лучше сделать.

— А в чём проблема, собственно? — скосил я под дурачка.

— Данный индивидуум был закабалён за нападение на благородного.

— Он совершил коронное преступление? — сделал я вид, что не понял. — Запрет выкупа и освобождения сеньором в нашей стране только за коронные преступления. Нет?

— Нет, запрета выкупа не было. — Сеньора графа затрясло. — Но ваш отец поступил необдуманно, сохранив подлецу жизнь!

— То есть мой отец… Слабо разбирается в людях. Так? — Я вперил в оппонента ледяной взгляд. — То есть он — глупец?

— Я не говорил этого. Но я сказал, что твой отец сделал большую ошибку, выкупив этого кандальника, по которому плакало ближайшее дерево! — сеньор тоже подался вперёд, обостряя. Боковым зрением увидел, что Бетис раскрыл рот, чтобы вмешаться и остудить наши горячие головы, но ему на плечо легла рука наставника.

— То есть выкуп человека, который позже спас жизнь его сыну — для вас ошибка, — констатировал я. — Я думал, это называется прозорливостью, но, видимо, у вас в Картагенике это называется ошибкой. Сеньор де Лара! — вскочил я и положил руку на эфес. — Сеньор де Лара, вы оскорбляете память моего отца!

— Сеньоры, спокойно! Так мы ни до чего не договоримся! — ледяной голос наставника Берни.

Я немного опал. Нельзя так явно. Надо осаждать, дать вспылить сеньору. ОН должен меня вызвать. Сел на место. Де Лара тоже сел, тяжело дыша. Немного успокоился.

— Приношу извинения, сеньор Пуэбло, если сочли мои слова оскорблением памяти вашего отца. Я не хотел как-то принизить его заслуги.

— Также приношу извинения, — склонил я голову в ответ. — Он умер совсем недавно, и я слишком чутко реагирую на всё, связанное с его памятью.

Замяли. И какое-то время просто сверлили глазами друг друга, давая сами себе остыть.

— Значит, сия особь — вольный? — хмыкнул граф, и судя по глазам, в них запрыгали бесенята. Кажется, прокупил фишку, что может не выпустить его из города. Сука!

— Да, — спокойно кивнул я.

— И речи о его продаже не идёт?

— Нет. — Я покачал головой. — Более того, это мой человек, из моей свиты. И любой «наезд» на него — это «наезд» на меня. Законы Приграничья — только вместе мы можем противостоять угрозам.

Мои слова должны выглядеть, как попытка вытащить Трифона из дерьма. Сеньор граф улыбнулся — такое впечатление у него и создалось. Я расписываюсь в тактическом бессилии.

— Вот, вашсиятельство! — Детинушка тем временем, аккуратно ступая, принёс тубус, пергамент и писчие. Я щёлкнул пальцами, стараясь, чтобы он это увидел, и, кажется, тот намёк понял. Ибо встал прямо за плечом и натужно засопел.

Граф скривился, после чего не выдержал и вскочил, отодвигая стул:

— Пуэбло, чёрт побери! Если это твой человек — реши вопрос сам!

— А в чём дело? — Я делал вид, что собираюсь писать.

— Этот выродок смотрит мне в глаза!

Злость. Ненависть. Яд. Бессилие. Клятва мести в будущем — чего только не было в этом взгляде и жестах.

— Граф, какие проблемы? — придал я голосу безразличность. — Присядьте, мы будем писать письмо вашему сеньору. Ибо я вижу, что вы некомпетентны в некоторых вопросах, а потому готов подождать отмашку от его светлости из Картагены, погостив в Луз-де-ла-Луне ещё недельку.

— Пуэбло, не беси меня! — навис он надо мной. — А то я за себя не отвечаю!

— Я бесю? Поднял я кристально чистые глаза. — Чем?

— В каких это вопросах я некомпетентен?

— В экономике. Вы совершенно не понимаете, из чего формируется доход вашего герцогства, граф. Если хотите, я прямо скажу — сеньор де Лара, вы тупой! Вы «паритесь» о сотнях солидов там, где рискуете потерять тысячи! Это верх некомпетентности! А потому я буду обсуждать этот вопрос с вашим сеньором напрямую!

— Граф, вы забываетесь!

Мои вытащили клинки на пол-лезвия. Его люди — тоже. Вскочил, держа ладонь на эфесе, и Бетис. Только я сам, он и наставник Берни сохранили хладнокровие.

Я картинно отложил перо, уже смоченное чернилами. Приподнялся, как и сеньор, опираясь на столешницу.

— Я? Нет, ни в коем случае! Я просто умею считать деньги. Я предлагаю вам заказ на сто тысяч пик. При цене пики на сей день в розницу около ста солидов это двадцать тысяч солидов. Это, мать вашу, сеньор де Лара, половина годового дохода королевства! Это десять доходов моего графства! А вы ратуете за то, чтобы я вернул жалкие несколько сотен. Сотен! Вы идиот, граф де Лара! А потому я буду писать вашему герцогу, пусть пришлёт сюда другого, более адекватного представителя!

Сопение. Только тут до родственничка его сиятельства дошла глубина невежества. Обернулся в стороны, зырк, зырк. Хренушки, я специально устроил шоу для его людей — чтобы подтвердили, я ДЕЛАЛ такое предложение. Не отвертится. А по поводу производства пик — буду договариваться с северянами. Эстер уже подъезжает к владениям Мурсии, скоро должна отписаться. Я о новостях узнаю только когда вернусь, голубь полетит в Пуэбло, но что-то там должно быть.

Но мой наезд и оскорбление потонули в порядке цифр упущенной прибыли. Графу настолько сильно взгрустнулось, что он проглотил моё «дурак» и «идиот». И даже на Трифона не смотрит. Значит пусть это выглядит хреново, но надо форсировать события по худшему сценарию.

— А ещё меня любят женщины, — продолжил я, вкладывая в голову иронию. — «Любят» — это когда сами. Когда не надо их для этого хватать посреди улицы и тащить в карету. Да-да, сеньор де Лара, представьте себе, они в мою карету сами запрыгивают! Только позови! Не знаю, кем надо быть, чтобы при вашем богатстве, статусе и внешности вас не любили женщины. Я вам сочувствую, граф! Весьма сочувствую!

Оценочный спокойный взгляд. Понимание. Взгляд на моих воинов. На продолжающего нагло смотреть (я ж его не прогонял) Трифона. На Берни и его наставника. Снова понимание. Теперь момент истины — он может меня послать и выкатить встречные условия по дипломатической линии, как спецпредставитель. Но может и согласиться на дуэль, бросив вызов, к которому его подталкиваю. И он купился. Всё взвесил и принял судьбоносное решение. На мой взгляд глупое, но на то я и Лунтик, чтоб не понимать менталитет графов, впитанный с молоком матери.

— Здесь и сейчас! — бросил де Лараспокойным сухим голосом. В его глазах появились холод и сталь — всё, чел готов драться, убивать, рвать и метать. И в отличие от меня, у него в этом деле есть опыт. — До смерти. Без ограничений.

— Сейчас — да. Но — на улице перед таверной. — Я развёл руки в стороны. — Там свободнее.

Он осмотрелся вокруг.

— Идёт.

— Но ваше сиятельство…

— Сеньор граф, но как же… — Это к нему бросились его люди. Однако гордый извращенец решение принял и не собирался менять, шёл к выходу, расталкивая телохранов с пути.

— Брат, ОЧЕНЬ надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, — прошептал Бетис, хлопая меня по плечу.

Переоделся быстро — Трифон заготовил кольчугу загодя. Ту самую, в которой был на прошлую дуэль, бахтерец с грудными пластинами. И открытый норманнский шлем. Воины де Лары смотрели на это косо, но мне было пофиг. Графу принесли роскошный доспех — цельнометаллический, с толстой грудной пластиной, мощной юбкой, поножами и наручами. Навскидку — максимально труднопробиваемый из возможных. И шлем под стать — бацинет, но не с прорезью для глаз, а с рядом дырочек. Нечто турнирное. Но тут же, похоже, знали о стене огня и других моих приёмах одарённости и пошли по пути наименьшего риска. Доспех турнирный, и граф наверняка не один десяток часов убил, чтобы быть с ним единым целым. И прорези для глаз наверняка не настолько сильно и напрягают — он УМЕЕТ через них ориентироваться.

По оружия — я вновь выбрал дагу и одноручник. Ибо ими владеть учил Вольдемар, а самая короткая дорога — это та, которую знаешь. Особенно если это дорога к победе.

— Он левша, — произнесла эльфа, сквозь прищур наблюдающая, как разминается де Лара.

— Спасибо. Буду осторожен.

Де Лара также выбрал одноручник, но во вторую руку взял щит. Осторожный, гад.

Через четверть часа, когда мы оба были готовы и размялись, вперёд вышли наши секунданты. Разумеется, моим был юный герцогёныш — как иначе?

— Сеньор Бетис, возможно ли примирение между вашим другом и моим начальником? — Секундантом де Лары был тот самый барон герцога, что командовал армией. Служака, задача которого воевать, а не принимать решения.

— Вызов был брошен сеньором графом, — ответил Бетис.

— Если граф Рикардо Пуэбло извинится за своё несдержанное юношеское поведение, а также отдаст для справедливого наказание наглого вольного, позволяющего себе то, что не должен позволять простолюдин, его сиятельство граф де Лара готов забыть о разногласиях.

Заведомо неприемлемое требование, хотя смотрится, как уступка. Расписаться в том, что ты — безусый мучачо с дурью в башке? Младшему сынку захудалого барона ещё можно, но владетелю провинции — никоим образом.

— Боюсь, примирение невозможно, — чётко ответил Берни, даже не оборачиваясь для консультации.

— Сожалею, сеньор, — констатировал барон.

Разошлись.

Улицу перекрыли. С одной стороны мы, наши люди, с другой люди де Лары. У нас дуэль, честная, никак не связанная с войной между нами (а между нами война, ибо мы взяли на щит город герцога, а граф с войском приехали его отбивать обратно, со стороны это выглядит так). А потому нужна куча свидетелей, что всё будет по правилам.

Я боялся. Боже мой, как я менжевал! Но иначе поступить просто не мог. Нет, если бы обстоятельства припёрли — отдал бы, и уехал, как миленький. Но я увидел Шанс выкрутиться, а значит почему бы им не воспользоваться? Конечно, у меня читерское преимущество — сильная магия. Но с другой стороны, де Лара старше меня, опытнее, побывал в десятках дуэлей. Да и про пламя уже говорил — для человека в доспехах это больше психологический эффект; пламя не обжигает, так как у него нет носителя. Когда жаришь огнём из газовой горелки, то энергия передаётся не от собственно плазмы, а от раскалённых продуктов горения, от струи раскалённых газов. А у них пипец теплоёмкость и теплопроводность. Моя же магия — больше вспышка, которую, если защитить глаза, легко преодолеть.

Но только тс-с-с-с! Никому об этом! Ладно?

— Сеньор Пуэбло? — А это, разумеется, представитель магистрата. Давешний начальник стражи.

— Это просто дуэль, — отмахнулся я.

— У вас очень… Специфические дуэли, — покачал он головой.

— Мои враги в ваших казематах, сеньор. А люди герцога моими врагами не являются. Просто мы не поделили кое-чего с сеньором графом. Только и всего.

— Надеюсь на ваше благоразумие, — кивнул он.

Отошёл. Я же подошёл к Наташе.

— Как рука, выдержит? — поднял вверх раненую руку, с которой сорвали все прежние повязки и туго перебинтовали.

Та подумала и кивнула.

— Должна. Кость и была целой. А мясо срастется. Даже если сейчас разойдутся швы — я тебя залатаю. Новую руку не отращу, но если сохранишь старую — будешь сильным воином.

— Натариниэль, ты ж моя девочка! — Подмигнул ей. Она послала воздушный поцелуй.

— Сеньор Пуэбло? Сеньор де Лара? — Мы встали напротив друг друга. — Готовы? — Это вновь взял на себя функции хозяина главстраж. После бойни на площади он выжил, но рука его была на перевязи. И на роже большой шрам — от стрелы. Правда фиг знает чьей.

— Всегда готовы! — привычно отсалютовал я, но на сей раз мой жест никто не оценил — больше попаданцев в Луз-де-ла-Луне не было.

— Готов, — хмуро ответил граф.

— Примирение невозможно? — на всякий нахмурился стражник.

Тишина.

— Хорошо. Тогда да пребудет с нами бог. Бой!

Отошёл. Мы же встали в стойки и так и остались стоять. Затем сеньор, закрывшись щитом, начал медленно приближаться. Я ушёл боком по спирали. Его выпад — из-за щита. Непривычная рука, щит в левой, меч в правой, то есть меч напротив моего меча, щит — напротив даги. Ещё выпад — я парировал. И ещё. Теперь атаковал я. Закономерно дага упёрлась в щит. Очень неудобный противник. Снова я пробую на прочность, на самом деле пробный прострел. И сразу отход.

Сеньор воспрял и начал теснить. Медленно, почти не огрызаясь, отхожу. Техника? Пока техники не вижу. Не вижу козырей сеньора, а судя по тому, что рассказал Трифон перед вторым раундом переговоров, де Лара слыл в Картагене если не первым дуэлянтом, то грозным противником. Пока не понимаю, чем он грозен, не рискую. И его выпад, подшаг и удар щитом. Ударить дагой под щит не получилось. Ушёл.

М-мать, да как же его пронять-то? Идти вперёд, как колхозный бык? Не вариант. Если о человеке говорят, что он дуэлянт, и тот в свои тридцать с хвостиком жив и здоров — у него что-то должно быть в загашнике. Но граф, по ходу, меня боится. И моих способностей, о которых уже всё королевство перешептывается. И также осторожно пробивает меня. Кто ж из нас первый откроется?

Решил рискнуть и в качестве отвлечения дал факелок в лицо. Не сильный — именно жест отвлечения. Ожидаемо сеньор лишь отвернул голову, и огонь бессильно лизнул его бацинет. Я тут же атаковал, но щит в правой отбросил меня, а доводка мечом в левой чуть не стоила жизни. Отступил.

— Мальчик любит играться одарённостью? — Наконец, в голосе подонка послышалось удовлетворение. — Ну что ж, поиграем.

Резкий порыв ветра в лицо. В смысле совсем резкий, ниоткуда. Я буквально отпрыгнул назад, ибо вслед за ветром шла атака де Лары.

За забралом его лица не видел, но почувствовал победную ухмылку. С-сука! Два фитилька, слева и справа от его шлема, и вперёд…

Но передо мной вновь встал щит. Теперь отступил граф, я ничего выпадом не выиграл.

— Дальше что? — прокаркал он. — Может мальчику вместо бега за девочками стоило бы взять пару уроков фехтования?

Почему всякие подонки и моральные урода, психопаты и прочие обожают балагурить в подобных экстремальных ситуациях? Да, это голливудский штамп, но я и в жизни с такими встречался. Например, моя прошлая дуэль несколько дней назад.

Снова факел, атакую, атакую и атакую. Он прикрывается, парирует, в итоге отступает. Я снова атакую, он снова отступает, отбив атаки. Вот, наконец — ветер в лицо. Не просто ветер — резкий порыв! С песком и пылью! В глаза! А у меня открытый шлем, и наносник в принципе не способен справиться с защитой от такого. То-то и ухмылялись герцогские рыцари.

Тут бы мне-обычному и хана пришло, ибо понял, как этот чел работает на дуэлях и почему считается грозным противником. Сила ветра, одарённость, причём очень сильная. Кстати, сильная одарённость = сильное безумие. Может то, что он тягает первых попавшихся горожанок, это последствия развития магии? Все сходят с ума по своему, у него это вот так?

М-мать! Только не надо его выгораживать. Всё равно он подонок. Я безумен, но от моего безумия пострадал только один человек — Астрид. А сколько красавиц-простолюдинок он замучил, прикрываясь тем, что родственник герцога?

«А сколько ты-Ричи задавил конями? — протестовал внутренний голос. — А что, лично ты не замучи ту горожанку, не оставил её детей сиротами?»

В точку. Однако, порефлексирую потом — сейчас надо выжить. Продолжаем бой, и его скорость не зависит от моих рефлексирований и моральных терзаний.

В этот раз я ждал порыва ветра и отскочил, поставив перед собой стену огня — де Лара просто не решился сквозь неё на меня прыгать. Но надо думать не тактически, а стратегически — как его с такими способностями победить? Пока мыслей нет. Но голова работает, извилины шевелятся.

Снова атака. Он бьёт меня с разных сторон порывами ветра, целя в открытые всем ветрам глаза. Но по сути его магия не так сильна, как моя. Сильна, я неправильно выразился, но моя жёстче. А потому раз за разом я его останавливаю. Ещё на шаг отступаю, но атаку останавливаю и продолжаю схватку. Ставку на один решительный удар не хотим делать — ни я, ни он, так и танцуем.

Дядя Саша на тренировках говорил: «Не думай. Твоё тело само подумает за тебя. Доверяй рефлексам».

Конечно, вначале рефлексы нужно долго и нудно в себя вбивать — только тогда телу будет что за тебя «придумать». Но сам принцип он в меня вложил отличный. Почувствовав, что де Лара фатально мне не угрожает, что, в отличие от Ганса, он не настолько крут как фехтовальщик, и я смогу удержать его за счёт одарённости, я расслабился. И достиг того самого дзена, когда тело действует на рефлексах. А чтобы вы понимали, о чём я, напомню, что Рикардо обучал один из лучших наёмных убийц Вандалузии. Да-да, мой наставник Вольдемар, друг отца. И, сами понимаете, учил он наставляемого тому, что знал, а знал он отнюдь не благородное искусство махания железяками на таких вот спаррингах. Он учил меня выживать, любой ценой. В том числе на дуэлях. И версия, что отец — попаданец, подтверждается тем, что папхель благосклонно к такому относился, заботясь в первую очередь о выживаемости сына, плевать на остальное. Хотя глядя на Берни, понимаю, что для современного феодала и владетеля честь — сильно главнее жизни. И драться на дуэли нужно ЧЕСТно. Боже, какой атавизм!

То есть и Ричи не привык к истинно честным схваткам. И я-Рома не имею никаких предубеждений против подлых ударов. Мы, дети постинадстриала, очень сильно завязаны на идею ценности человеческой жизни. И особенно не любим умирать сами. «А кто же будет любить Родину вместо меня?» А потому как только де Лара на секунду открылся, дал мне краткий момент для атаки, я прыгнул. Не думая, а ЗНАЯ, что так надо, можно и нужно. Ибо не один десяток раз отрабатывал точно такой подкат на тренировках в замке.

Огонь, много огня! Против его порыва ветра. И прыжок вниз, на «нижний этаж», в ноги извращенцу. Подсечка.

Противник начал заваливаться. Но пока он только заваливался, я уже начал подниматься. Не забываем, у него толстючая турнирная консервная банка, а у меня лёгкая мобильная кольчужонка. Хренакс! Ужар в грудную пластину — куда достал. А, хренушки! Четырёхгранная дага ничего не смогла сделать нагруднику — слишком мало силы для пробития, слишком маленький после падения был у руки рычаг. Хотя по-чесноку, там и с размаху пробить проблематично, разве только просунуть в сочленение.

Но, впрочем, именно неповоротливость и вес брони позволили ему быстро как упасть, так и не дали быстро встать. Я уже на ногах, а де Лара только оправляется. Удар! Сабатоном в бочину. Никакого эффекта, но я сбил его с настроя, а ещё задержал со вставанием. Попробуй тут встань, когда в тебя лупят сапогом, и ты в паре десятков килограммов железа. Резкий порыв — сеньор пытался выиграть время для вставания. Настолько резкий, что я отшатнулся. Затем эта сука латной рукавицей подняла горсть дорожной пыли и грязи и швырнула в меня. И снова порыв — послушный сеньору ветер подхватил и понёс песчинки и частички грязи мне в лицо. Но я, закрыв глаза, уже размахнулся и рубил сеньора мечом.

Хлоцп! — Де Лара успел поставить щит. На самом деле отмашка чисто не дать встать — не пробью я просто так мечом его консервную банку. Получилось, пылью в лицо он не воспользовался, в зарядить новый поток уже не успевал. Вновь рефлексы, бью не думая. Поднял меч и бью… В ногу. Сочленение колена и голени Вроде ногу не отсёк, не перерубил, но всё равно ходить сеньор уже нормально не будет. Ибо клинок, прорубив поножи, явно вошёл сквозь мясо в кость.

Ор. Дикий крик. Но я воспринимал его фоном, действуя на рефлексах. Почему-то перед глазами стояла карета, в которую это ЧМО запихивает дочку булочника Симона. Что потом случается с такими девочками — знаю, сам грешен.

Я таким был… Я! Таким! Был! Может именно это так злит? И моя ненависть к де Ларе — это ненависть к себе самому? Мне-прежнему?

Вытащить из раны меч. На острие кровь, много крови. Пинком отфутболить щит — де Лара бросил его в приступе боли. А теперь, размахнувшись, со всей дури, в стык грудной пластины его армадуры и юбки, получается где-то низ живота.

Отпустило. Только в этот момент, когда сеньор завыл, и вой его тут же захлебнулся.

К нам кинулись, меня схватили за руки и за плечи, отобрали меч. Графа начали срочно раздевать, стаскивая доспешные приблуды. Я же приходил в себя в объятиях аж трёх фиксирующих телохранов, понимая, что всё, дуэль окончена.

— Граф! Граф! Твоё сиятельство! — Это Клавдий. С меня сняли шлем, и он бьёт меня по шекам. — Рикардо, всё в порядке?

— Да. — Кивок. — Всё кончилось?

— Да. Ты победил.

Наташа подошла к моему противнику, сканируя его ладонью и что-то комментируя.

— Я врач! Я лекарь! Быстро, раздевайте, может ещё успеем!..

— Нельзя, чтобы он умер. Это человек герцога. И его родственник, — произнёс Клавдий. — Будут большие проблемы.

— Он умрёт, — констатировал я. — Может эльфа и волшебница, но не богиня. У сеньора кишки всмятку.

— Пошли, Ричи, в таверну. Там новостей подождём, — потянул он меня за плечо. — А пока напьёмся.

— Пошли. Я развернулся и двинулся вслед за претором. Даже если гад выживет, он больше не сможет помешать нам уехать. Средние века, войска без военачальника не бывает. Нет предводителя — нет и войска. Некому командовать — и армия превращается просто в вооружённую толпу. Такова жизнь. Я добился своего, но всё равно как-то хреново на душе. Что со мной происходит?