Будник

XV

Весело спешили будники в тюрьму, довольные окончанием того, что им начинало казаться нескончаемым. Бартош, по обыкновению, лежал на соломе, опершись на локоть, когда три соседа пришли объявить ему об освобождении.

— Ну, пан Варфоломей, — сказал Мартош, входя весело, — слава Богу, ты свободен!

Старик поднял голову.

— Га?.. — спросил он недоверчиво.

— Вставай и пойдем отсюда, ты свободен.

— В самом деле?

И он поднялся на ноги.

— Бог да возблагодарит вас, — сказал он, протягивая руку первому. — О, мне кажется, что я здесь просидел девять лет… А Матвей?

— И Матвея освободили.

— Слава Богу!

В это время робко вошел Матвей с коротенькой трубкой, которой уже не оставлял ни на минуту. Отец посмотрел на него, слезы навернулись на глазах его, и он прошептал:

— Тяжело, но справедливо Божие наказание, да будет воля Его!

И громко прибавил:

— Ну, идем же! А Юлька? А Павлова? — спросил он по дороге. — Отчего же ни одна не навестила меня? В особенности Юлька, любимое дитя мое. Никогда я не ждал от нее такого огорчения.

Будники замолчали, старик легко прочел в их взорах страх и беспокойство.

— Что же с ними случилось? — снова спросил старик.

— А что? Повремените. Вот пойдем погреемся у моста к Ицке, там все расскажем. Ничего, ничего, не беспокойтесь.

При слове "не беспокойтесь", — нахмурилось чело Бартоша; он шел через местечко молча, ни разу не отзываясь. На улице вдыхал он полной грудью свежий воздух, взглянул на небо, на котором начинали сверкать звезды, отряхнулся и большим шагом догнал опередивших его товарищей.

В корчме, стоящей на конце местечка, общая изба была наполнена пьяными крестьянами, и будники присели в отдельной комнате. Они потребовали водки, но никто не смел начинать разговора. Бартош не говорил ни слова, товарищи его молчали. Они чокались рюмками с лаконическим пожеланием: дай Бог доброго здоровья. И лишь постепенно, когда напиток начинал свое действие, отворялись уста Мазуров.

— Ну, не беспокойтесь же, пан Бартош, — сказал Мартош. — Мне ли вас учить и напоминать об этом? Вы лучше знаете, что начать и как помочь горю. Слава Богу, что вы свободны, а остальное уладите.

Бартош молчал, только черные глаза его, остановись на Матвее, как бы хотели вычитать истину, о которой он спрашивать не решался.

— Говори, — сказал он, наконец, сухо, — говори же. Не обманывайте меня, я предчувствую что-то недоброе.

— Да… ходят толки… Вероятно, вы уже слышали что-нибудь…

— Говори, — сильнее закричал Бартош, хватая Мартоша за руку, которую сжал как бы железными клещами, — не мучь меня! Говори! Что, Юлька умерла?

— Нет, нет. Так только… Видите больна немного… больна… Только больна. Это еще ничего. Только больна…

Чрезвычайно озабоченный Мартош не находил ответа.

— Давно же она заболела? — спросил старик.

— Она больна, видите ли и не так больна, потому… Старик вскочил с лавки.

— А! Так она была во дворе? Зачем же это? Зачем?

— А я почему знаю. Видите ли старая госпожа сжалилась и взяла ее в гардероб; но потом Юлька сильно затосковала, и ее отправили с Павловой домой, и дома она уже как-то заболела.

Бартош постоянно всматривался в Мартоша, который как преступник опускал глаза, перебирал торбу, заминался.

— Лжешь! — сказал через минуту старик, хватая его за руку. — Говори, на милость Божью!..

— Да что же я в самом деле буду цедить по капле сквозь зубы… Ну, ведь знаешь, зачем же и спрашиваешь? Бывал панич, бывал… и она помешалась.

Не успел Мартош договорить, как Бартош пустил его руку и толкнул его так, что тот попятился, схватил в углу ружье, бросился в дверь и как стрела вылетел из корчмы.

Все выбежали за ним, но он мгновенно исчез во мраке.

Мартош, Матвей и два других будника сейчас же наняли повозку у крестьянина, поспешили к жилищу Бартоша, думая упредить его, если можно, или настигнуть где-нибудь на дороге.

Множество крестьян возвращалось с базара. Ими был полон лес, дорога, плотина и среди этой толпы не было никакой возможности распознать старика. Без всякого сомнения, он пошел через лес, без дороги. С сильным беспокойством, уже поздно, достигли будники Осинового Луга.