VII

Утром по одной из лесных дорожек шел с ружьем на плече Матвей, за которым следовал голодный Бурко, с поджатым хвостом, запавшими боками, но насторожив уши и подняв голову. Другой тропинкой ехал Бартош, ведя еврейских лошадей в местечко, где жил помощник станового пристава.

Несмотря на бедную одежду и исхудавшее лицо, Бартош был еще человек замечательный. Не сгорбленный летами, не убитый нуждой, не уничтоженный своим положением, он казался скорее старым воином, переодетым в сермягу, нежели убогим жителем дебри Полесской. Сила и отвага рисовались на его благообразном лице, а лоб был раздвоен широкой складкой, свидетельствующей о долгих размышлениях и глубоких страданиях. Складка эта, всегда темневшая на его челе, казалась среди лысой блестящей головы, разрезом сабли: но саблей той владела не рука человека, а рука судьбы нанесла рану…

Быстро бежали молодые лошади, теснясь и опережая друг друга на суживающейся порой дороге, погоняемые веткой орешника в свежих почках, сломанной где-то по пути будником. Задумчивый Бартош смотрел и ничего не видел перед собою, изредка только поглаживал ус, да вздыхал печально, как бы в промежутках угнетающих его мыслей.

Машинально держал он путь, хорошо зная лесные дорожки; их много разбегалось по зарослям, то узких, то широких, то едва заметных, то прикрытых прошлогодними ветками, роскошно растущих кустарников. Проехав пущу, в которой стояла его хата, луг, отделяющий ее от поредевшего леса и большой дороги, потом свежеочищенное поле, он уже небольшим бором приближался к местечку, показавшемуся вдали, за длинной, грязной и топкой плотиной. Навстречу ему летела бричка, у дышла которой был привязан большой колокольчик, несомненный признак едущего чиновника. За бричкой спешили верхами два человека, поправляя на бегу то падающие шапки, то развевающиеся полы.

— Стой! Стой! — раздался крик, и из брички вышел перед Бартошем помощник: небольшой, красный как мухомор, с маленькими глазками, словно две капли чернил, и лысый, как арбуз, стараясь схватить за узду коня, на котором сидел будник.

— Держи! Лови! — кричал он, горячась и призывая людей, видя, что испуганный конь подался к канаве.

Верховые в это время загородили дорогу Бартошу, который не мог понять, что с ним делалось.

— Зачем ловить? Разве я ухожу? — отозвался он спокойно. — Что вам угодно?

— А! Притворяешься невинным! Нет, не надуешь! Погоди, я тебя научу, вор ты этакий! Я тебя научу! — кричал пьяный помощник в припадке гнева.

Старик Бартош покраснел или скорее налился кровью, так что она выступила на белки его глаз.

— Послушай, пан, — закричал он. — Знаешь ли, пан, что говоришь? За что обижаешь меня?

— За что? Я тебе покажу, как спрашивать о причине. Смотрите какой любопытный. Гей! Вязать его сейчас, этого вора!

— Меня? — И старик быстро повернулся на лошади. — Меня?

— Да, тебя, вор! Не рассуждай! Вязать его!

— Но пусть же пан объяснит мне, что это значит?

— Я здесь не затем, чтобы болтать с тобою. Я тебе все объясню в становой квартире! Вяжите его!

— Чего же пан хочет от меня? — в отчаянии воскликнул будник. — Верно пану двоится в глазах, и пан не знает что делать.

— Ах ты, собака! Будешь еще мне рассказывать такие вещи? И, топая ногами, махая руками, помощник начал кричать во

все горло:

— Смеешь мне! Мне смеешь говорить?.. Ты знаешь что? Закую тебя в кандалы!..

Старик замолчал; он чувствовал, что тут была ошибка. Собрав все силы, чтобы удержать гнев и запальчивость, Бартош спросил спокойнее:

— Одно слово, за что же меня вязать? — Что же это значит?

— Я тебе скажу, негодяй, что значит. Ты украл коней и ведешь их.

— Я украл? — закричал будник, вскакивая с лошади, и будучи не в силах удержать себя. — Я? С которых же пор Бартош Млинский сделался вором?

— Вязать!

— Да, — сказал будник в запальчивости, — кони эти украдены, только не мною.

— Вязать! — кричал помощник.

— Еврей вчера привел их и оставил у меня, еврей Абрамка, я имею свидетелей.

— Да, да, оправдывайся! Знаю я вас и ваших цыганских свидетелей! Вязать!

— Я вел этих лошадей, чтобы сдать вам.

— Это тебе сейчас пришло в голову. Вижу, что ты принимаешь меня за молокососа, мошенник! Следствие откроет все. Вяжите его и препроводите в местечко!

Описать нельзя, что сделалось со стариком, на которого никогда не падали ни ложное подозрение, ни фальшивый взгляд, так он умел не давать к этому повода, не допустив никому издеваться над собою. Гнев, отчаяние и невыразимая боль попеременно прожигали его; даже слезы выступили из налившихся кровью глаз; сомкнулись уста, усиливаясь произнести слово и не находя его; померк блуждающий взор, ноги подкосились, и он упал бы, если бы его не поддержали люди, которые его схватили и начали связывать.

Помощник приказал повернуть бричку и вести за собой лошадей и будника.

Загрузка...