Будущее есть. Горизонты мечты

Яна Завацкая. Free Trade Area.

Алексеич позвонил в 9:35, а без пяти десять новичок стоял у стеклянной двери в наблюдательную кабину. Не могу сказать, чтобы это меня обрадовало. Именно в мою вахту, а ведь я хотел сегодня отсканировать результаты последней серии в экспериментальной оранжерее. Но что делать, раз надо? Я радушно распахнул дверь.

— Томас, — он сдавил мою руку неожиданно жестко. На вид — щуплик; белесые волосики на висках, чуть испуганные глаза, хотя и храбрится. Я искренне улыбнулся.

— Валерий. Заходи — это наша кабинка. У вас там, наверное, похоже?

Томас у себя в Канаде тоже работал на гидропонике. Так что общий язык мы быстро нашли. Я мало читал о методах ФТА — а что о них читать, если они от нас минимум на десятилетие отстают? Хотя наши, говорят, отслеживают и у них новые идеи — мало ли? Вот и Томас порассказал мне кое-что интересное, например, субстраты у них используются совсем другие. А до регулировки атмосферы они еще не дошли. Я налил Томасу кофе, и мы мило беседовали, покачиваясь в креслах над зеленым морем. В кабинке у нас красиво — будто сидишь в гигантском зимнем саду, вокруг неистовая зелень, просверки стали и стекла — оборудование, всюду снуют тонкие лапки манипуляторов, в верхних этажах, среди висячих лиан, облепленных тропическими фруктами, носятся стайки колибри. Кабинка неторопливо скользит по монорельсу под куполом, объезжая всю фабрику. На самом деле визуальный контроль нужен лишь в особых случаях, дежурство заключается в наблюдении за приборами.

— А какой у вас выход продукции? — неуверенно спросил Томас.

— По каким позициям? Наша фабрика выпускает четыреста тридцать восемь наименований. Мы практически кормим весь Новосибирск.

— Например, томаты.

Я назвал цифры по всем шести сортам. Томас покачал головой и присвистнул.

— Боюсь, нашим до такой урожайности далеко. Это за счет генетики?

— Да, конечно, — я хотел рассказать о своем эксперименте, но подумал, что малоинтересно, слишком уж специальная тема.

— А почему вы называете ваше предприятие «колхоз»? — поинтересовался Томас.

— Это мы шутим так. Слушай, может, сходим в столовку, перекусим? У меня обычно в это время второй завтрак.

Томас окинул взглядом кабинку.

— А как же вахта?

Я показал ему нотик.

— Дистанционно. Мое постоянное присутствие не требуется. К тому же есть еще второй пост и инженерно-технический. Мы на перерыв по очереди ходим.

Томас заказал салат из нашей продукции, я ограничился кофе со свежими рогаликами. Канадец ел с аппетитом и сдержанно восхищался запахами и необычайно, по его мнению, ярким вкусом огурцов и помидоров.

— Ага, как говорит Ахмед, наш генэксперт, — я изобразил кавказский акцент, — это агурец? Эта разви агурец?! Эта жи дыня!

Томас вежливо-скованно улыбнулся. Я вспомнил школьные уроки коммуникации.

— Слушай, расскажи о себе. Где учился, чего к нам решил переехать…

— Да у меня все обычно. Мне тридцать два. Закончил высший колледж сельского хозяйства, — подчеркнул он с ноткой гордости, — сразу нашел неплохое место, на фирме в Торонто. Четыре года работал биоинженером, затем прошел дополнительный курс и стал начальником участка… А почему переехал? Перспектив у нас там нет. Наша фирма во время кризиса разорилась. Наверное, с моим образованием я бы в итоге нашел работу, но зарплаты предлагали такие, что и браться не стоило. У меня кредит был за машину. Семьи у меня нет. С подругой, — он смущенно потупился, как бы извиняясь за личную нотку, — поругались как раз. Я и подумал — почему не рискнуть? Русский я знаю с детства, у меня бабушка русская, да и в колледже учил.

— Ну и как тебе у нас, нравится?

— Да неплохо пока. Квартиру дали, и главное, бесплатно все, странно. Еда. Жилье. И неплохо по качеству. Не блеск, но жить можно. Удивительно, — он нервно пожал плечами. Покосился на соседний столик, за которым щебетали две девушки — практикантки.

— А у меня есть семья, — сообщил я, — жена, Ирка… Ирина сейчас на Марсе. Она робототехник, а там… Сейчас же у нас купол Аэлиты возводится, скоро первый город будет. Еще два месяца осталось, они по вахтовому методу работают. И дочь есть, Уля, ей десять. Мне самому тридцать шесть. А так у меня тоже обычная жизнь, ничего особенного. Закончил школу. Биология меня интересовала всегда. Сначала работал в области медицины, в Центре наследственности… В смысле, конечно, учился. Там было мое место практики. Потом понял, что хочу с растениями. В двадцать два защитился, стал мастером. Это как у вас окончание колледжа, наверное. Потом пошел в армию. Там мы и познакомились с Иркой. Только у меня так получилось, что я не год служил, а два. Как раз Пхеньянский конфликт был, и я туда поехал. Я в биологических войсках, а Ирка служила в танковой части, водительница.

— Ты, выходит, воевал?

— Ну да, — я смутился. Не люблю вспоминать это время. Зачем вообще было рассказывать про армию? Наверное, по ассоциации с Иркой.

— Я думал, там в основном воевали китайцы.

— Какая разница, мы же все — Советский Союз. У нас в части отовсюду народ был. Французы были и даже чилийцы.

Я внутренне напрягся — мало ли, как он относится ко всему этому? Ведь он сам из ФТА. Но Томасу, похоже, было безразлично.

— А после армии я стал работать здесь на фабрике, мы поженились, потом родилась Улька. Я занимался раньше фитопатологией. Наверное, медицина сказалась. У меня вышло несколько статей в «Вестнике сельского хозяйства», и я разработал общие основы метода хемостимуляции иммунитета у пасленовых. Ну я уже рассказывал. А последние два года я по генетике больше. Еще я занимаюсь спортом — горные лыжи, плавание, немного биатлон. Туризм, люблю поездить по миру. Из хобби — играю на электросинтезаторе, делаю трехмерные видеоклипы, у меня довольно посещаемый сайт в сети. А еще у меня есть коллекция антикварных фильмов, представляешь — на видеодисках!

Томас отнесся спокойно.

— У меня тоже есть проигрыватель ДВД, и несколько старых дисков, от бабушки с дедушкой. Но они уже в очень плохом качестве.

— А у меня более шестидесяти дисков! Все старые фильмы, и их вполне можно смотреть. Вся эта голливудщина — апокалиптические фильмы, «Аватар» с продолжениями, или, например, первый вариант «Гарри Поттера» — все восемь фильмов. Звездные войны… Есть записи фильмов первого Союза! Конечно, не аутентичные — когда их снимали, еще дисков-то не было. Но во время ЭРФ их записали заново, деньги на них делали. И у меня есть многое — фильмы Рязанова, комедии Гайдая…

— А что такое ЭРФ?

— Это сокращение от Эпохи Рыночного Фашизма, — пояснил я, — это из истории России. Мы так называем время между разрушением Первого Союза и Войной. Почти тридцать лет. Гнилое было время.

— Да, неплохая у тебя коллекция, — признал Томас, — покажешь как-нибудь?

— Обязательно! Вообще заходи в гости, — я объяснил, как найти наш дом. И подумал, что канадец все же раскрепостился.

— А ты, значит, просто как бы служащий на этой фирме? Не начальство? — поинтересовался он.

— Да, я простой рабочий. Но у нас и нет начальства, есть, правда, организаторы, вот, например, Алексеич…

Томас не дослушал мою лекцию о структуре персонала и перебил.

— Знаешь, Валерий, я все-таки опасаюсь. Ведь у меня совсем другое образование и опыт! Справлюсь ли я с работой? У вас какой испытательный срок?

Я несколько секунд соображал, что он имеет в виду. Потом рассмеялся и хлопнул канадца по плечу.

— Какой еще срок? Приходи да работай, кто мешает? Наш «колхоз» же не частнику принадлежит, а нам — тем, кто здесь работает! Мы и решаем все. Ну а насчет того, что другое образование — не беда, научим! Было бы желание.

Я посмотрел на экран нотика. Все пятьдесят основных отсеков мирно горели зелеными огоньками.

Томас недоверчиво покачал головой.

— Все-таки не понимаю я, как это у вас устроено. Ну ладно, без денег. Но если даже не увольняют? Зачем же вы работаете?

— Ну а что, дома, что ли, сидеть? Работать интересно.

— А простые, монотонные работы? Ладно, ты биолог, экспериментируешь. А вот зерновые до сих пор выгоднее на земле растить, у вас тоже поля есть… их кто обрабатывает?

— Мы сами, — пояснил я, — у нас по полям дежурства, как и по фабрике. И тебе тоже придется иногда. Даже если тебе обидно, закончив ваш этот высший колледж, пахать на комбайне, как простой крестьянин.

— Да нет, почему же обидно? — возразил Томас, — Я пока учился, кем только не подрабатывал… Денег-то нет, а жить надо. Ящики грузил, полы мыл, пиццу развозил. И сейчас, пока был безработным, меня заставили в фирме по переездам работать. А то бы пособия лишили…

Тут на нотике вспыхнул сигнал вызова — я туда свой мобильник вывел, и заверещала недавно поставленная мной модная «Марсианочка». Я включил на браслете полную громкость, и голос вредной Ульки зазвучал над столом.

— Пап, привет! Я не отвлекаю?

— Нет. Ты уже дома, что ли?

— Я еще дома. У меня сетевые уроки до двенадцати, а потом на тренировку по «Пути воина»… а потом у нас проект еще этот, исторический.

— Какой проект?

— Ну па, я же рассказывала, — обиделась Улька, — реконструкция! Революционных событий 22-го года в Пекине! Подписание Союзного договора!

Сейчас опять в моду у нас в России входят национальные имена… Орловы вон назвали сына Изяславом. А Улькино полное имя — не Ульяна, а Ульрика. В честь Ульрики Майнхоф. Мы, кстати, в прошлом году ездили в Берлин и там сходили на могилу Ульрики, где стоит ей памятник. Улька прониклась.

— А, да, Уленыш, прости! Вспомнил. Чего звонишь — соскучилась?

— Я хотела спросить, па — может, вечером в Стратегию сыграем? — нежно-просительно зажурчала Уля, — а то мы давно не играли уже…

Вот этого в ней не понимаю! Я в десять лет уже почти не ночевал дома! В школе всегда можно остаться в интернате, подростки так и так постепенно переселяются туда жить — в интернате молодежная вольница, разве что под присмотром педагога. Я туда в Улькином возрасте уже и переселился. Правда, у нас была очень хорошая школа, и с родителями у меня были отношения так себе. А вот Улька предпочитает все еще каждый вечер — ну почти — проводить дома.

— Улечка, я сегодня не смогу. У нас же видак недельный! — Улька издала разочарованное «у-у-у».

— Но если хочешь, — поспешил я ее утешить, — ты можешь со мной поучаствовать в видаке, а потом мы посмотрим что-нибудь коллекционное!

— Мультики про кота Леопольда, — уточнила Уля.

— Хорошо, пусть мультики. Ну пока, зайчонок! Мне работать надо.

Я показал Томасу фабрику. Весь наш белковый цех. Гигантские чаны, где из клонированной биомассы выращивались килотонны разнообразных видов мяса, расфасовочные линии, формовка — из желеобразной красной биомассы лепились филе, котлеты и целые «тушки» без костей.

— В следующем году мы начнем строительство пищевого цеха… специалисты уже заказаны, — сообщил я, — а пока это все развозится в виде сырья в холодильники и на кухни.

Я еще показал Томасу грибной цех, а потом мы вернулись в родную наблюдательную кабинку. В конце концов, отсюда можно видеть весь цех, пусть и по частям. Мы пили кофе, рассматривали дивные виды внизу и болтали о том, о сем. Томас расслабился.

— Все-таки знаешь, — сказал он, — что мне не нравится? Ваш прозелитический характер. Ведь должен быть свободный выбор! Кому-то, как мне, не нравится в ФТА. А кому-то не нравится в СССР! Ведь согласись, от вас тоже уезжают! Два мира — две системы, это нормально. А вы хотите мирового господства, что ли?

Я усмехнулся.

— Знаешь, Том… мне, если честно, начхать на мировое господство. Меня другое волнует. Эта ваша ФТА… Free Trade Area, как вы стыдливо ее называете. Зона ваша… свободной торговли. Ладно, что у вас там людей гнобят — это действительно, как ты выразился, вопрос свободы выбора. То, что половина вашей территории — «гуманитарные зоны», откуда людям не выехать… Да и в развитых странах половина народу живет еле-еле, а низший слой вообще в дерьме. Это все ваше дело, хотя людей жалко. Но ведь нам с вами на одной планете приходится жить. Одним океаном пользоваться и одной атмосферой. И еще Антарктида и Арктика у нас общие. И рук у нас — разбирать ваши мусорные завалы и вашу нефть из океана выцеживать — не хватает! Поэтому… Пусть бы ФТА существовала, раз уж есть такие рыночные энтузиасты — но только под нашим контролем.

Тут я вспомнил, что Томас вовсе не виноват, что он-то — наш, и что он теперь мой товарищ, и мне стало стыдно. Я даже обнял его за плечи.

— Но это все ерунда, Том! Разберемся. И не такие задачи решали!

И мы перешли на более интересную тему — мою работу. Я все-таки рассказал ему об эксперименте.

— А как ты результаты потом собираешь? — заинтересовался Томас.

— Обыкновенно. Вручную. Сначала анализатором, потом заношу цифры на планшет…

— Для этого лучше сканер, — произнес канадец и, повернувшись, извлек из своей сумки… эх, мечта! Он был похож на нотик, только еще меньше, и с выдвижным манипулятором. На черной лаковой крышечке вязью выведено — ЛОМО. Это же «Орлиный глаз»! Генный сканер, разработанный в Ленинграде. Мы заказывали такие, но ленинградцы сказали, что там возникли какие-то сложности с производством, и придется подождать. Возможно, несколько лет. А опытную партию уже выпустили.

— Нам прислали образец в Канаду, — пояснил Томас, — а когда фирма распалась, мне зарплату последнюю не выплатили, ну и я сканер взял себе и сказал, что не отдам, пока не будет зарплаты. Так в суматохе у меня и остался. Мне он, правда, самому не нужен, я вообще генетикой не занимаюсь.

— А мне бы очень пригодился, — заметил я, — да и многим у нас.

— Так давай я тебе его продам! — предложил канадец. Я довольно долго соображал, что он имеет в виду. Мне показалось, что это такая ролевая игра.

— А-а, понял. Но у нас же нет денег! Как я тебе могу это… заплатить? Идентификатор, что ли, свой подарить на время? Так у тебя точно такой же.

Томас был вполне серьезен.

— Ты можешь заплатить мне чем-то другим. Например, твоя коллекция. Проигрыватель можешь оставить себе, у меня есть.

У меня возникло такое же ощущение, как в Корее, когда стенка убежища обрушилась, и в пролом полезли морпехи в ОЗК. В районе желудка сконденсировался холодный жгучий ком и медленно распространился по всей области живота.

— Надо подумать, — произнес я наконец.

— Подумай! Цена нормальная.

— Ты хочешь — все фильмы?

— Ну конечно. Шесть десятков дисков — не много за такую технику! Ну как? Или жалко?

— Да нет, не жалко. Но… знаешь, я еще подумаю.

В прозрачной вогнутой полусфере экрана вокруг меня появились изображения Надьки, Юльки, Васи и Катерины. Вернувшись домой и пообедав — Уля еще не пришла с проекта — я первым делом вызвал друзей. Большая часть, правда, была занята, но кое-кто откликнулся.

— Ну чего? — сварливо спросила биотехнолог Надька, — до видака еще два часа! Я тут над рассказом собиралась поработать, у нас конкурс литературный!

— Да знаете, народ, я сегодня новенького общал. Колхоз показывал и вообще.

— Это эмигрант, что ли? — спросил Вася. Наш славянский богатырь. Занимается геноконструированием декоративных цветов.

— Ага. Томас его зовут…

И я рассказал слово за словом сегодняшнюю историю. В том числе и о сканере, и о предложении Томаса рассказал.

— И вот я теперь даже не знаю, как быть. Сканер дико нужен, сами понимаете! Это я бы в пять раз быстрее данные обрабатывал!

— А коллекцию жалко? — уточнила Юлька.

— Ну а ты как думаешь? Но я бы отдал, вот честное слово, отдал бы. Коллапсар с ней!

— Может, переснять? — предложила деловитая Надька.

— Я даже не знаю, где сейчас такие диски взять! Перезаписать на комп можно, но это же совсем не то! В Информатории они все и так есть… Но это коллекция!

— Но с другой стороны, это баловство, — прогудел Василий, — а сканер…

— Ребята, мы не о том! — решительно пресекла Катерина. Кате за пятьдесят, у нее двое взрослых детей, она доктор и профессор физиологии растений, к тому же кинорежиссер. — Дело не в том, жалко или не жалко! Вот представляете, этот Томас теперь будет у нас работать… И как мы с ним должны общаться? А например, модулятор у него можно попросить, если свой сломался? Ведь это же его собственность! — Катерина произнесла это слово с легким омерзением. — А можно его попросить отдежурить за тебя, если не можешь? Или за это тоже придется чем-то… платить?

Мы растерянно замолчали. Я не знал, как все это оценивать. Что вообще значит такое предложение? Вроде логически все выглядит правильно. У него есть ценность, у меня тоже. Мы можем обменяться взаимовыгодно… тьфу. В чем дело? Может, потому что нас еще в садике и школе по-другому учили: если вещь тебе не нужна, а нужна другому — поделись. А научные приборы и вовсе лучше всего отдать в общую собственность.

Но мы уже давно не в детском садике…

— Может, вынести этот вопрос на видак? — предложил Вася, — Этот Томас… он ведь тоже будет присутствовать.

— Ну это уж совсем! — возмутилась Надя. — Мы же не в армии! И человек же не виноват! Что же его теперь, клевать всем коллективом? Или коллективно заставить отдать сканер?

— Фу-у, Надя!

— Да не нужен мне на фиг этот сканер! — сказал я в сердцах. — Обойдусь вообще! И давайте это все забудем.

— Подожди, — прервала меня Катерина, — я предлагаю поговорить с Алексеичем.

Алексеич был дома и вызовы принимал.

Михаил Алексеевич Рощин, главный мастер-организатор нашей фабрики (раньше таких мастеров еще называли английским словечком «менеджер») — личность примечательная. Он родился аж в 1973 году. Учился в техникуме еще при Первом Союзе, пережил перестройку, во времена РФ успел создать фирму, закончить какой-то вуз, посидеть в тюрьме, создать сначала легальную, а потом подпольную организацию коммунистов, потом воевал в Третью Мировую на Ближнем Востоке, работал в ядерном очаге на севере Италии, потом руководил строительством социалистических предприятий в Таджикистане, а затем прочно осел на родине, в Новосибирске. Уже пять лет, как он у нас главный организатор, и справляется с работой очень неплохо. Конечно, он мог бы не работать или хоть уйти на нехлопотную должность. Но Алексеич чувствует себя прекрасно и вовсе не рвется на покой.

Он возник в центре экрана — крепкий и кряжистый, с небольшой седой бородкой, в узорчатом свитере.

— Салют, товарищи, — сказал он торжественно, — в чем дело? Почему нельзя было видеоконференции дождаться?

Я вкратце повторил свой рассказ. Алексеич задумался. Беспокойная Надька хотела уже прервать молчание, но Алексеич, словно почуяв это, сделал отрицательный жест.

— Сейчас. Я размышлял. Да, я знаком с этим явлением, ребята. Деньги, торговля… Это явление было даже еще при Первом Союзе, но тогда это было неизбежно. А в ФТА сейчас даже хуже, чем у нас при рыночном фашизме. Была раньше даже такая поговорка: одни любят воевать, а другие торговать; дескать, вторые лучше. А на самом деле это две стороны одной медали: торговля рано или поздно приводит к войне. А как это влияет на отношения людей между собой! В ФТА человек человеку — волк, каждый чувствует себя одиноким и сражается за собственное существование, как в тылу врага.

— А у нас человек человеку — друг, товарищ и брат, — ввернул Василий. Алексеич продолжал.

— А теперь представляете, такой вот одинокий волк — и у него есть ресурс. Не просто доставшийся, а выгрызенный у этой жизни. Материальный ресурс. Ему и в голову не придет отдать его просто так. Как можно! Он сам никогда ничего даром не получал — и не отдаст ничего. А вот на эквивалент, не менее ценный — обменяет. Такова логика Томаса.

— То есть получается, это у него просто от страха? — уточнила Юля, самая наша молодая работница, ей всего двадцать два.

— Да. Подумайте, вы-то росли без всякого страха вообще. Перед вами все пути открыты. Вы можете учиться по любой специальности, выбирать любую работу, лишь с некоторыми ограничениями — по способностям, по возможностям общества. Можете сделать перерыв, чтобы на год отправиться путешествовать, чтобы отслужить в армии, чтобы родить и вырастить ребенка, и никто вас за это не уволит. У вас есть свободный доступ к любой информации, к любому образованию… Вы даже не представляете, как жить, когда всего этого у человека нет, и за все это надо бороться, все надо покупать. Знаете что? Я предлагаю не форсировать события. Пусть Томас поживет у нас, поучаствует в самоуправлении, поработает. Найдет друзей. Но вот покупать я бы не стал, и это заставило бы его впервые задуматься. Знаешь, Валера, может, и правда, обама с ним, с этим сканером?

Мы разошлись по своим делам — я лично проанализировал результаты новой серии и составил план на завтра. Потом кинул Томасу личное сообщение, в котором без всяких объяснений отказался покупать сканер.

Пришла Улька, я чмокнул ее в щечку, и она уселась рядышком. Рассказала об их игре. Она уже знает про этот исторический период больше, чем я — очень хорошая форма обучения, такие игровые проекты. В мое время их еще не было.

Тут начался видак — то есть видеоконференция по итогам трудовой недели. Подключились все двести тридцать работников нашего «колхоза».

Модератором по жребию назначили Алину Курочкину из грибного цеха. Алина огласила список вопросов, и пошло-поехало. Сначала кратко о международной обстановке, о проблеме мусорного острова в Атлантике, о столкновениях на границе с Пакистаном и о вопросе воссоединения Германии — южные земли вроде теперь могут присоединиться к остальным и войти в СССР. Мы решили от фабрики послать привет трудящимся Южной Германии и выразить готовность им помочь в борьбе. Таких изъявлений в Сети, конечно, полно — но каждый голос здесь важен. Затем о событиях в стране — усовершенствование системы распределения, обратной связи потребитель-производитель, о школьных проектах, о новом центре долголетия. Все это не заняло много времени. Наконец перешли к нашей фабрике. За неделю мы выполнили план по всем поставкам, а моркови произвели больше, чем нужно — на следующую неделю план по моркови снижается. Поговорили о том, как продвигаются дела по пищевому цеху. Несколько человек рассказали о своих научных исследованиях. Я промолчал — у меня пока конкретно говорить не о чем. Рассмотрели четыре рацпредложения и два из них тут же поручили внедрять исполнителям.

Улька сидела рядом со мной с важным видом — как же, она «участвует» в настоящем взрослом, не каком-нибудь там школьном видаке!

Я нашел взглядом Томаса. Его изображение было в пятом ряду сверху. Я укрупнил его лицо — оно казалось растерянным.

Под конец взял слово Алексеич.

— Товарищи колхозники! Тут дело такое… я принял решение покинуть пост организатора на нашей фабрике.

«У-у-у» — сказал я в точности, как Улька. Дочь быстро взглянула на меня. Разочарование и горечь, казалось, разливались по экрану. Алексеича у нас все любили. Хотя понять можно… ведь человеку скоро девяносто! Алексеич продолжал.

— Я делаю это в связи с тем, что перехожу на другую работу. Меня приняли на открывшуюся вакансию помощника организатора в первом марсианском городе Аэлита!

На сей раз экран словно бы дружно охнул. Алексеич широко улыбнулся.

— Что, удивил? Конечно, необычно для такого старого хрыча. Но знаете… — он понизил голос, — я ведь в жизни чего только не видел. Еще в первом Союзе вырос… И вы знаете, с детства, с самого раннего детства я так мечтал увидеть звезды! Побывать в Космосе. Буш побери, я шагну на чужую планету! А отправляюсь через два месяца, как раз следующий караван кораблей прибудет…

Когда Улька ложилась спать, я, как обычно, присел рядом с ней, потрепал по спутанным лунным волосам.

— Пап, — сказала она сонно, — а я знаешь, кем буду, когда вырасту?

— Кем?

— Когда я вырасту, то поеду в ФТА. Я буду агентом и подпольщицей и устрою там революцию!

— Ты устроишь, — согласился я, — в этом у меня нет ни малейшего сомнения.

Марс светил прямо в окно отраженным красноватым светом.

Через два месяца вернется Ирка.

Арнсберг, 2012