— Мы десять лет роем шахту к центру Земли. Нас тоже десять тысяч. Теперь все бросают на Венеру. У нас отбирают производственные мощности и просят помочь. Где же справедливость?
— А вы бы отказались, — с сочувствием сказал штурман.
На лицах праправнуков изобразилось замешательство, и Кондратьев понял, что, наконец, что-то ляпнул. На него смотрели так, словно он посоветовал шахтеру обокрасть детский сад.
— То есть как это… отказаться? — сказал шахтер натянутым голосом.
— Пять тысяч пятьдесят!
— Пять тысяч ноль!
— Четыре тысячи девятьсот!
— Четыре тысячи шестьсот пятьдесят!
Кельвинов или километров? Забавно, что показатели наружной температуры и глубины здесь совпадают. Но думать об этом не хотелось. Капсула набирала ход, убаюкивая мягким покачиванием. Брок закрыл глаза и проснулся, только когда вылетел в стыковочное гнездо парома, зависшего над жерлом энергоколодца. Отключил термококон и выбрался в шлюз. Ощущение, будто вышел после долгого плавания на берег, — весил он здесь вдвое больше, чем внизу, в ядре. Побрел по рубчатому пластику, не обращая внимания на лифт, предупредительно включивший сигнал готовности.
— Брок, зайди на мостик!
Назвать мостиком командный отсек — в этом весь капитан Зегерс с его флотской романтикой. Только курсирующий в раскаленной земной мантии «Файр Ривер» мало похож на морские корабли.
— Дорогой, мы тебя ждем! — голос Таи из следующего динамика.
Вот, дал уговорить взять в экспедицию жену. А ведь раньше мог спокойно поработать, пока шли наверх.
Заглянул вначале к связистам. Его отчет уже отправили в институт. Всегда боялся, что полученные при спуске данные пропадут, случись что с паромом. Что будет тогда с ним самим, Таей, экипажем, — Брок над этим не задумывался.
Последние «Глобал-ньюс». О геофизике — ничего. Только в самом конце: «Сотрудник Земсектора Института планетологии Уильям Болингброк впервые достиг ядра Земли». Две строчки, затерявшееся среди очередных успехов марсианских экспедиций, строительстве станции на Ганимеде, высадке на Эриде, подготовке Второй звездной… В экипаже «Капеллы» Брок неожиданно обнаружил бывшего однокурсника. В интервью тот подробно описывал свои чувства перед прыжком в неизвестное. С ума все сошли с этим космосом!
Кстати, не он первым достиг ядра. Первыми там были Лысенко и Попов. Потом Ямагато, Лоуренс и де Сильва. Ну а он сегодня добрался до слоя Лемана, то есть до границы внутреннего ядра. Четыре пятых расстояния до центра Земли.
На мостике о Броке, похоже, успели забыть. Капитан Зегерс водил длинным носом по изотермам и изобарам на экране сейсмокартографа. Тая болтала в углу с вахтенными офицерами. Запах кофе из автомата, мягкий свет, светлые панели. А вокруг на тысячи километров — сжатая чудовищным давлением каменная масса с температурой солнечной фотосферы. Кратчайший миг соприкосновения — и весь этот уютный уголок исчезнет без следа.
Брок невольно прислушался к разговору. Тая рассказывала о какой-то старой книге. В таких иногда бывали важные сведения о прошлых эпохах. Но Тая уверяла, что ценность книг не только научная.
— …будущий жених явится за ней на корабле… На парусном корабле. И эти паруса должны были быть алыми. Девушка каждый день стояла у моря и ждала — не появится ли на горизонте алый парус. И нашелся юноша, который узнал о предсказании и действительно приплыл на корабле с алыми парусами. Ну, это все равно как сейчас двигатель перестроить ракетолету. Представьте, вы полюбили девушку, а она мечтает увидеть катер с алым выхлопом. Что бы вы стали делать?
Один из вахтенных, молодой такой брюнет, наморщил лоб:
— Ну, если бы полюбил… Я лучше сразу пошел бы к девушке. Чего тянуть? И этот парень из книги… Ему бы тоже надо было просто поговорить.
— Да, наверное, так проще, — согласилась Тая. — Но тогда не было бы красивой истории.
Реабилитация после экспедиции проходила на морской зооферме Хуай Цилинь — полоске ослепительного кораллового песка между океаном и лагуной, разгороженной загонами. Броку нравилась простая жизнь морского пастуха. Ранним утром, после дойки, выводить ламантинов на подводные пастбища. Следить, чтобы морские коровы не забредали на трассы грузобарж — на спинах некоторых животных белели памятными знаками шрамы от винтов. Ну, а когда по-южному быстро опускались темные сумерки, стада гнали обратно. После ужина оставалось еще время посидеть с Таей на веранде их легкого бунгало. Слушать шелест пальм, любоваться ночным морем, что искрилось под яркими тропическими звездами.
Это был не просто отдых. Брок чувствовал, как в его голове, свободной от привычной каждодневной умственной нагрузки, вылеживается информация, неспешно и подспудно находит себе место в выстраиваемых логических цепочках. Потом все это предстоит оформить и проанализировать, превращая версии в обоснованные выводы, подходы к Общей теории ядра, создание которой еще не близкое дело… Но процессы в недрах Земли не понять без проникновения в самый центр. Можно до бесконечности строить гипотезы и догадки, простукивать и просвечивать земную сердцевину с сейсмостанций и спутников, но в конце все равно кто-то должен спуститься в самую глубокую глубину, чтобы узнать все ее тайны.
Брок, к неудовольствию Таи, начал набрасывать метки по следующему спуску. Откладывать его не имело смысла, а вот доклад в Институте мог и подождать, тем более, что докладывать, кроме предположений, было нечего. Значит, надо резервировать место уже на следующий рейс «Файр Ривер». И переоборудовать капсулу.
Этот день не задался с самого начала. Что-то барахлило в катере, и приходилось постоянно всплывать и перенастраивать его заново. Во время одного из всплытий в оставленном без присмотра стаде случилось ЧП. Молодой телок по дури залез на дне в какую-то проржавелую посудину и, естественно, там застрял. Брок плохо понимал язык сторожевых дельфинов-байцзи и не мог им объяснить — что надо делать. Пришлось нырять самому, вытаскивать из западни глупомордое создание. Дюгоныш, в результате, повредил заднюю ласту. Пара взрослых тащила его к лагуне, зажав между собой. Брок на катере то и дело ловил на себе осуждающий взгляд вожака. А впереди был неприятный разговор с дежурным ветеринаром.
После ужина капитан Зегерс попросил всех задержаться и зачитал с листка:
— Постановление Директората Планетологического института. Пункт первый. Одобрить предложенную Советом правительств Большую Марсианскую программу. Пункт второй. Приостановить Программу сверхглубоких геофизических исследований. Задействованное оборудование, включая тяжелые системы, демонтировать с последующим перебазированием на планету Марс. Подробней обо всем скажет администратор Днепров с базы Мелас.
Встал немолодой офицер с кирпичным «космическим» загаром.
— Вы знаете о положении на Марсе. Либо нам сейчас сосредоточить там все силы, либо вовсе уходить с планеты. Мы возлагаем на вас большие надежды. Думаю, если перебросим тяжелые системы до конца противостояния, то сможем вплотную приблизиться к самообеспечению колонии.
— Как долго наши системы будут на Марсе? — перебил Брок. — Когда они вернутся на Землю?
— Совет считает, что глубинные разработки на Земле экологически небезопасны. Главный рудник человечества теперь Марс. То есть возвращения систем не предполагается.
— А наука?
Днепров улыбнулся:
— Прошу не беспокоиться! Продолжайте, пожалуйста, свою науку у нас на Марсе. Создадим все условия! В Скиапарелли — академический филиал, в Меласе — центр глубинной ареологии. Всех туда приглашаем. Всех без исключения!
В столовой оживленно зашумели. Земной сектор в Планетологическом институте считался прибежищем неудачников, там даже в аспирантуру не было конкурса. Теперь же смирившиеся с приземленным существованием геофизики получали вдруг путевку в Космос! И не на орбитальные станции, не на Луну, а сразу на Марс! Брок понял, что все кончено, но в нем уже поднимался поток бешеной ярости.
— Ну, а на Земле? Как продолжать здесь исследования?
Днепров терял терпение, да и остальных настойчивость Брока, похоже, начинала раздражать.
— Говорю еще раз! Если вам нужны тяжелые системы, вы сможете спокойно работать с ними на Марсе.
— Что, у Марса уже появилось магнитное поле? Как прикажете изучать его генерацию в марсианских условиях? Мы сейчас в шаге от решения основных вопросов геофизики. Достаточно просто пройти оставшуюся тысячу километров до центра! На это и понадобится-то всего год, другой…
— А Марс этот год потерпит на жестких лимитах? Наука должна людям служить, а не вашему любопытству! И тяжелые системы на Марсе — это решение для всего человечества. Давайте проведем голосование прямо здесь! Я уверен, вы окажетесь в меньшинстве.
— А кто будет голосовать? — у Брока сорвался голос. — Погибшие в ядре Попов и Лысенко? Они были бы за меня! А те, кто здесь… Им просто хочется в космос!
И тут Броку дали по полной. За оскорбление памяти павших! За высокомерие, заносчивость и чванство. За то, что слишком хочет стать первым в центре Земли. И что в космосе такие не нужны.
Брок опомнился у дальнего причала, где в мертвом свете фонарей автоматы загружали ночной лихтер. Холод от контейнеров с замороженным мясом освежал горящее лицо. Глаза кололи ледяные иголки. Еще утром будущее представлялось таким безоблачным — новая экспедиция, возможно, разгадка последних тайн Земли… И вот вдруг катастрофа.
— Я горжусь тобой!
На горящий ртутным светом песок легла контрастом черная тень. Тая… Он и забыл о ней… Там, в столовой, она кинулась к нему, расталкивала, кричала что-то о несправедливости, самоуважении… Потом привела за руку сюда. Или он сам привел ее? Брок с досадой вздохнул, отворачиваясь к слепому мраку моря:
— Ну тебе-то откуда знать, прав я или нет? Ты же в геофизике, как я в истории! Может, никому, кроме меня, и не надо знать, какое оно, внутреннее ядро — кристаллическое или аморфное?
Тая опустилась рядом:
— Да, я не знаю, прав ты или нет как ученый. Но то, что ты сегодня сделал как человек… В прошлом не боялись быть несогласными. Пусть все были против. Первым сказать, что Земля шар. Первым, что Земля обращается вокруг Солнца… Если бы не было их тогда — стали бы мы сейчас тем, кто есть, в Солнечной системе? И кем будут наши потомки, если мы превратимся из равных в послушных? Я видела тебя, видела твою веру в собственную правоту. Пусть ты будешь один против Совета. Держись, дерись за свое дело!
Брок не заметил, как Тая ушла. Да, конечно, он, как положено, подаст особое мнение. Это ничего не решит. Системы уйдут на Марс. А в одиночку до ядра не добраться. При глубинном спуске сначала с поверхности уходит пенетратор-носитель. Потом, когда пенетратор пробьет литосферу, с него запускается трансмантийный паром. Паром спускается через мантию, генерирует энергоканал у границы ядра. И туда отправляется термокапсула. Из всего перечисленного у Брока имелась одна капсула, ее только что прислали с завода. Сама по себе, без энергетической поддержки, она всего лишь бесполезная железка. Но что если…
Ночью Брок так и не пришел в свое бунгало. Не нашли его на ферме и на следующее утро.
Экраноплан летел над неправдоподобной гладкой серой равниной. На самом деле это был океан, покрытый слоем вулканической пемзы. Потом тень воздушного аппарата заскользила по застывшему лавовому полю. Когда-то в Типперери был большой полигон. Сейчас здесь стались только музей и автоматические системы, а из живых людей — один Карлос де Сильва, ветеран трансмантийных спусков.
Выслушав Брока, Сильва на несколько минут потерял дар речи. Пока он пучил глаза, топорщил усы и разевал рот, Брок разглядывал стоявший в кабинете макет исторического «Мамонта». Урановый котел раскалял вольфрамовую скорлупу, и тяжеленный шар проплавливал себе путь сквозь земную кору. Человек в таком аппарате находиться, конечно, не мог. По-настоящему экспедиции в земные глубины начались после изобретения генераторов силовых полей, способных противостоять любому давлению, излучению, температуре. Главное применение новые поля получили в космонавтике, открыв эру термоядерных планетолетов. Но и недра Земли открылись для кораблей, окруженных силовой защитой.
— Слушай, если ты шутишь… — подал, наконец, голос де Сильва.
— Не до шуток! Это последний шанс добраться до центра. Скоро и у тебя не останется здесь ничего, кроме музейной рухляди. Все заберут на Марс. Надо спешить, меня, наверное, уже ищут. Хотя вряд ли кто поверит, что я хочу запустить капсулу прямо отсюда.
— Я сам в это не верю! — де Сильва широко усмехнулся. — Твоя идея так безумна, что может сработать. Но ты понимаешь риск? Половина моих зондов не вернулись. И я не спускал их ниже двух тысяч километров. А ты хочешь уйти на шесть!
— Или глубже…
— Слушай, стервец, попробуй не вернуться! — Сильва крутанул на инвалидной коляске. — И не смей идти к нулевой точке! Последний полюс Земли — за мной!
Брок решил использовать для запуска капсулы стартовый комплекс автоматических зондов, которыми уже пять лет занимался Сильва. Зонд, как и термокапсула, не имел собственного генератора, его силовое поле питалось извне, через энергошнур. Теоретически мощности хватало, чтобы добраться до внутреннего ядра, но спуск обещал быть очень сложным. Он был бы и вовсе невозможен, не предложи Сильва отправлять следом за капсулой зонды ретрансляторы, которые должны были поддерживать энергоканал, связывающий Брока с поверхностью.
Он успел заскучать, пока капсулу спускали в камеру запуска. Наконец Сильва предупредил, что включает программу старта. Капсула вздрогнула в коконе замкнувшегося поля. На пару секунд закололо кожу. Обычные фокусы психики по заверениям медиков. Реакция сознания на пребывание в энергетическом «пузыре». Брок успел запоздало подумать, что надо было сообщить Тае, но перед глазами уже загорелось: «Старт!».
Капсула устремилась вниз, в земные бездны, протягивая за собой огненную нить энергошнура. Не успел Брок опомниться, как первые десятки километров были уже за кормой. Капсула прошла граниты, базальты, пересекла границу Мохо между корой и мантией и окунулась в жидкий астеносферный слой. Четыреста километров от поверхности! Брок продолжал спуск. Зеленоватый оливиновый расплав астеносферы сменялся вязкой пурпурно-черной шпинелью. Еще полтораста километров. Капсулу первый раз серьезно тряхнуло. Здесь, в слое Голицына, разделяющем верхнюю и нижнюю мантию, пролегал термобарический порог перерождения пород. Под нарастающими давлением и температурой шпинель уплотнялась так, что вдруг скачком превращалась в перовскит — что-то вроде расплавленного стекла, но с твердостью алмаза.
Он погружался во все более глубокие, плотные и малоподвижные слои мантии. Обычно паром добирался до ядра неделю-другую, огибая опасные аномалии, но капсуле надо спешить, идти напрямик. Впереди обнаружился «горячий плюм» — вертикальный стержень сверхплотной высокотемпературной массы. Он мог пробить защиту парома, но для капсулы, приспособленной к условиям ядра, не представлял угрозы. Тем не менее, чтобы не порвать энергоканал, Брок совершил боковой маневр, пройдя совсем рядом с плюмом.
Семь часов со старта! Над головой две тысячи километров земной тверди. Надо остановиться, подождать зонды-автоматы, запущенные следом Сильвой. Брок достал бутерброды. Подбросил упаковку в руке. Действительно, тяжелее! Капсула была вблизи гравитационного максимума. Сила тяжести увеличилась на одну десятую. А дальше будет снижаться, пока не дойдет до космической невесомости в центре Земли.
Брок задремал. Ему снился тот день, когда он приехал проситься в космонавты. Тогда, пятнадцать лет назад, тоже было великое противостояние, и по ночам в небе сиял красной горошиной Марс. Как все его сверстники, юный Билли бредил бледно-лимонным небом, пустынями цвета обожженной глины. В ареологическом кружке он был отличником и не сомневался, что обязательно будет строить первые марсианские города…. Но после центрифуги до теоретических экзаменов его просто не допустили. Во сне Брок вновь почувствовал тоску и отчаяние. Он уходил, глотая слезы, раздавленный центрифугой и обидой, обещая показать, доказать себе, всем…
Проснулся от боли в затекшей руке. Пока спал, сверху подошли зонды, подкрепляя канал. Капсула вновь устремилась в глубину. Впереди был слой Гуттенберга, бурлящая граница между мантией и ядром. Здесь ветвились, уходя вверх, гигантские суперплюмы, закручивались в циркуляции конвекционные потоки. Капсулу сильно тряхнуло, потом еще и еще… Брок не сбрасывал скорость, отчаянно маневрируя. Несколько раз казалось, что его вот-вот вынесет из канала, но каждый раз удавалось подправлять дрейф. Еще несколько напряженных минут, и мир вокруг кардинально изменился. Легкие силикатные шлаки мантии остались позади. Брок был в металлическом ядре!
Температура бурлящего расплава из жидкой серы, железа и никеля достигала пяти тысяч градусов — как на поверхности Солнца! Жидкое внешнее ядро таило в себе множество неразгаданных тайн, но Брок стремился дальше. Туда, где он еще не был, где не был еще ни один человек — к внутреннему ядру. Снаружи происходили по-настоящему фантастические вещи. Бушующий невидимыми штормами сверхплотный металлический океан порождал радиационные и магнитные бури. Гравитометры показывали стремительное падение силы тяжести. Брок чувствовал эйфорию от приятной легкости. В самое ближайшее время капсула должна была пересечь границу Лемана между внешним и внутренним ядром. Сейчас человек преодолеет еще один рубеж, поставленный перед ним природой!
Неожиданно от Сильвы пришел приказ немедленно возвращаться. Неужели у Карлоса сдали нервы? Но как остановиться на самом пороге открытия! Брок прервал связь. Судя по приборам, он был уже во внутреннем ядре! Скорость капсулы резко снизилась. Столкнувшись с неизвестными характеристиками среды, анализаторы варьировали настройки поля, предостерегая пилота от поспешных действий. Но Брок не мог ждать! Спуск продолжался уже двенадцать часов, а впереди были главные исследования. Брок лихорадочно водил глазами по приборам, стараясь зафиксировать все данные, свести парадоксальные, взаимопротиворечащие показатели в единую картину новооткрытого мира. Вместо тех задач, решение которых он надеялся найти здесь, возникали новые. В его воображении вспыхивали удивительные идеи, рождались невыразимо прекрасные гипотезы. Он шел к источнику ответов, а увидел перед собой бескрайнее море поиска, по которому можно было плыть дальше, плыть в бесконечность.
Внутреннее ядро не было ни кристаллическим, ни аморфным, ни плазменным, ни газообразным. Этому не было привычных названий! На глубине в шесть тысяч километров крайности соединялись воедино — кристалл и газ, сверхтяжелые и сверхлегкие элементы, исчезающая гравитация и нарастающие до предела давление и температура. Возможно, в глубочайших недрах Земли сохранилось то самое первозданное звездное вещество, с которого начиналась Солнечная система. Или даже вся Вселенная! Подобраться бы поближе к центру! Есть гипотеза, что там есть крохотное ядрышко, отвечающее за инверсию глобального магнитного поля. Если не подойти, то хотя бы прощупать. В азарте Брок буквально летал по кабине, благо вес снизился раз в тридцать. Интересно, дождется он полной невесомости?
Сирена! Авария? Потеря питающего канала! Ушел в сторону? Брок быстро направил капсулу в боковое спиралеобразное движение, отыскивая сместившийся энергошнур. Проклятье! Минута без внешней поддержки! Броку показалось, что становится жарче. Снаружи десять тысяч кельвинов и три миллиона атмосфер! Защитный кокон держится на внутренних резервах. Две минуты без внешней поддержки! Где же канал? Связь пропала вместе с ним! Дать сейсмограмму наверх? Проклятье! Во внутреннем ядре с волнами творится что-то невообразимое. Его не услышат. Брок в ярости стукнул по передатчику, инерция подбросила его вверх, впечатав головой в потолок. Забыл, что отстегнулся! Забыл, что невесомость! Проклятье, хуже чем в космосе!
Только сейчас до Брока дошло, что там, за бортом, не абстракция, не теоретическая модель среды с определенными параметрами, а реальная чудовищная раскаленная смерть. Неужели все это происходит с ним? С ним! Потянулся к кислородной маске, сделал несколько глотков. Паниковать, в общем, рано. Сильва сейчас перенастроит луч, найдет капсулу, зацепит, потянет наверх. Все будет хорошо, завтра он вспомнит эти минуты со смехом… Смешно ведь! Четыре минуты без внешней поддержки! Прямо перед глазами плывут крошечные прозрачные шарики. Утечка? Сообразил — собственный пот, все лицо мокрое, комбинезон прилип к телу. Пять минут без внешней поддержки! Отключил сирену. Все!
Канала наверх не будет… И его не будет. Очень скоро. Погруженной в раскаленную среду крохотной капсуле некуда сбрасывать жар, проходящий через все щиты. На больших паромах он уходит в специальные поглотители. Потом, после подъема, их разряжают, иногда используют как энергостанции для баз и поселков. На капсуле тоже есть малые аварийные поглотители, на случай обрыва энергошнура. Целых три штуки. Каждый работает по три часа. Девять часов жизни. Точнее, уже восемь и пятьдесят две минуты… Пора подводить итоги? Тая? Простит, поймет. Долг перед людьми? Ведь будут потом о нем говорить — попусту, мол, капсулу спалил, энергию извел без толку. Как обидно, что полученные им уникальные данные пропадут… Пропадут! Как бы все же отослать? Из внутреннего ядра сейсмограммы не проходят. А если подняться поближе к мантии? Он сократит аварийный запас и, тем самым, оставшееся у него время, но, возможно, сумеет передать наверх инфопакет. Брок дал команду на подъем и приступил к составлению последнего отчета. Капсула шла назад, к поверхности, добраться до которой, увы, не было ни малейшего шанса.
Дело было не в смещении канала. Расход энергии в Типперери превысил все нормы. Старым полигоном заинтересовались контролеры. Туда прибыла аварийная бригада, сразу обнаружив нарушение правил проведения исследований. Поскольку энергозатратные устройства оказались заняты на работах с участием человека, об их остановке речь, понятно, не шла. Наоборот, Сильва сразу получил необходимые резервы. От него лишь потребовали скорейшего прекращения несанкционированного эксперимента. Однако на приказ о подъеме Брок не ответил и продолжил спуск. Между тем, сверхглубокий энергоколодец дестабилизировал тектоническую ситуацию. По покрытому пемзой океану прокатывались каменные волны. Сушу сотрясала непрерывная дрожь, рушились скалы, змеились до горизонта трещины, вулканические газы выбрасывали вверх камни и даже крупные глыбы. Ситуация принимала угрожающий характер. Подземные толчки шли с нарастающей амплитудой. Магма яростно рвалась наружу, будто в расплату за дерзновение человека проникнуть в ее глубины. Для сдерживания выбросов подключались все новые мощности, однако в какой-то момент что-то не сработало…
Из-под земли взметнулась удивительной красоты тонкая светящаяся спица. И тут же на ее месте вспыхнуло, разбухая багровой огненной сферой, второе, злое, солнце. А затем мир потряс взрыв, услышать грохот которого было выше сил человека. Поднятые извержением на поверхность мегатонны глубинных пород, освободившись от колоссального давления, под которым они существовали миллиарды лет, взорвались с силой тысяч водородных бомб. По выцветшему небу пронеслась, расширяясь циклопическим кольцом, сверхзвуковая ударная волна. По земле она прошла не катком — великанским бульдозером, срывая песок и камни до самого гранитного основания; двигаясь дальше, осушила до дна океан. Водяная стена поднялась на километры, доставая гребнем до стремительно летящих туч… Окружавшее полигон защитное поле остановило цунами, отбросило назад гигантским всплеском. Облака перегретого пара, пепла и шлама погрузили Типперери в непроницаемую черную пелену, подсвеченную багровыми отблесками бурлящей в разверзшемся кратере лавы. Так, наверное, выглядела Земля в начале геологических эпох.
Катастрофа уничтожила все оборудование полигона, энергоканал в ядро был потерян. Была полностью утрачена связь с капсулой и промежуточными зондами. Срочно принимались меры к доставке и установке резервной аппаратуры, подготовке новых зондов. Однако было ясно, что восстановление канала займет недопустимо много времени. Совет правительств дал указание об отправке спасательной экспедиции. Сверхмощным грузовым дирижаблем в Типперери перебросили пенетратор «Святогор». Спущенный тросами на пышущее жаром поле застывающей лавы, многосоттонный пенетратор проломил тонкую корку и нырнул в огненную жижу. По лаве лениво расходились кольцевые волны, качая кружева магматической пенки. Что-то внизу глухо ухнуло, возникла и тяжело закружилась широкая воронка. Потом ее стенки сокрушительно схлопнулись, выстрелив брызгами липкого пламени. «Святогор» шел в глубину. Только бы не опоздать!
— Все, нет никаких шансов! — штурман печально покачал головой. — Уже десять часов, как у него полностью закончилась энергия. Мы не найдем даже следов.
— На корабле только я решаю, есть шансы или нет! — строго сказал капитан Зегерс, покосившись на застывшую рядом Таю.
— Продолжаем снижение! Все резервные мощности на сенсоры!
— Вновь этот сигнал! — подал голос чернявый сейсмометрист. — Идет из внутреннего ядра, но близко, совсем рядом с границей Лемана. Явно искусственный, только слабый, очень слабый и деформированный какой-то. Не дешифруется. Есть, вроде бы, стандартный позывной, но словно его растянули… Повторяется каждые сорок семь минут. Непонятный цикл.
— Может, глубинное эхо? — задумчиво произнес штурман. — Композитные слои, многократное отражение. Капсула сгорела, а сигнал от нее гуляет…
— Отставить! — капитан вскочил с кресла. — Так, передать Ваганяну! Приступить к совместной пеленгации объекта во внутреннем ядре! Капсулы в шлюзовые камеры! Пилотам готовность! Продолжать снижение!
Для надежной пеленгации требовалось два разнесенных сейсмолокатора. Командир «Святогора» Ваганян, сбросив «Файр Ривер» на границе Мохо, рискнул повести свой неприспособленный для глубоких спусков пенетратор дальше. «Святогор» шел вниз по мегалиту — не успевшему раствориться обломку материковой коры, вертикально погрузившемуся почти до ядра. На пределе своих сил «Святогор» помогал «Файр Ривер» обеспечить точность пеленгации.
— Вижу! Вижу! — радостно завопила Тая. — Принимаем сигнал! Это Брок! Его капсула! Теперь сигнал дешифруется. Он уже поднялся во внешнее ядро. Передает информацию по химическому составу.
— Не может быть! — штурман недоверчиво взирал на экран. — Он бы не смог продержаться столько времени!
— «Святогор» дает пеленг! Желает удачи!
Капитан Зегерс вышел на середину мостика, дернул себя за нос и зычно рявкнул:
— Капсулы в магму! Человек за бортом!
На границе Лемана у Брока оставалась половина последнего поглотителя. Но отсюда сейсмосигналы уже могли дойти. На ответное сообщение вначале не обратил внимания. Галлюцинации! С поверхности до него не достучаться, а «Файр Ривер» опоздает в лучшем случае часов на десять. Сигнал повторялся. Ладно, что он теряет? Немного энергии, пару минут жизни. Брок включил сейсмолокатор. Невероятно! В ядро опускался паром, а две капсулы тянули от него энергошнур! Только когда погас аварийный сигнал, и автомат объявил, что канал восстановлен, только тогда Брок окончательно поверил в реальность происходящего. Он закрыл глаза, но не мог заснуть. Слишком страшно было потерять это чудо спасения. Снова проснуться на краю гибели…
Капсулы втянули в «Файр Ривер». Брок еле нашел силы выйти в шлюз. Сделав пару шагов, обернулся. Рядом с двумя другими, его капсула поражала цветом оболочки. Она стала почти зеркальной, гротескно отражая фигуры стоявших перед ней. Брок пошатнулся, теряя равновесие. Его подхватили под руки. Где-то сзади мелькало встревоженное лицо Таи.
— Вы переслали мою информацию? — спросил Брок у капитана. — Как вам удалось подоспеть так быстро?
— Скажите лучше, как вы столько продержались? — обычно холодного Зегерса было не узнать. — Выдержать почти сутки без внешнего канала!
— Так! — Брок резко остановился. — Точное время! И сегодняшнюю дату!
— Восемь семнадцать. Двадцать третье мая, — произнес Зегерс с легкой обидой.
— Опечатайте хронометры! У меня в капсуле двадцать один ноль пять двадцать второго. Вы понимаете, что это значит? Во внутреннем ядре время идет медленнее!
— Марсианскую программу придется откорректировать! Половину тяжелых систем оставляем на Земле.
— Перекраивать выверенную программу? Из-за одного выскочки! Странно, что ты вообще на него отреагировал.
Гор Агран, глава Совета правительств Земли, устало посмотрел на возмущенного Днепрова.
— А много было случаев, когда кто-то вообще нам противоречил? Поневоле обратишь внимание на любое аргументированное возражение. А парень был прав…
— В чем прав-то?! — раздосадовано выкрикнул Днепров. — Теперь с половиной мощностей проект поднимать. Ты же мне сроки не подвинешь?
— Прав в том, — продолжил Агран, — что думает он не сегодняшним днем, как мы с тобой, а завтрашним. Ты хоть понял, чем он занимается? Планетарным магнитным полем! Допустим, мы действительно узнаем, почему на Земле оно есть, а на Марсе нет. И как марсианское поле наладить. Понимаешь, что это значит?
Днепров угрюмо молчал.
— Марс потерял атмосферу из-за того, что давным-давно у него исчезло магнитное поле. Солнечным ветром весь воздух сдуло. Восстановим ареомагнетизм — будет чем дышать. Ну и защита от космической радиации. Мы же Марс во вторую Землю сможем превратить лет через сто! Так что ты у себя там с шахтами — не очень… Для Венеры прибереги, да и там, может, лет через двести природу подправим.
— Завтрашним днем, говоришь, мыслит. — Днепров набычился. — А, по-моему, этот твой Брок-Болингбок как раз из дня вчерашнего. Индивидуалист, позер… Дескать, ничего не знаю, было бы мне хорошо. Не ради того, чтобы на Марсе яблони цвели, он под землю лазил. Славу себе добывал. Если надо, давай, оставляй всю эту геофизику на месте. Но Брока — убрать! Чтобы не было таких у нас завтра!
Агран тяжело откинулся на спинку скрипнувшего кресла:
— Друг, а какое оно будет, завтра? Могу сказать, завтра тебе в любом случае не понравится! Потому что это будет не наше с тобой время. А в Броке есть огонь, который сегодня встретишь далеко не в каждом. Этот огонь ведет его вперед, к его цели. И это — звездный огонь, вроде того, что он открыл внутри Земли. А без этого огня нет жизни, только мертвое существование. Так мертв сейчас Марс. И чтобы жить дальше, жить как люди, не как мертвые куклы, нам мало раздуть огонь в ядре Марса. Надо не дать погаснуть звездному огню внутри человека!
Они стояли на берегу океана.
— Ты все-таки решила?
— Да, завтра улетаю на Марс… Прости, Брок, так вышло.
Вдали показался маленький ракетный катер. Он быстро снижался, гоня под собой волны. Бьющая из-под днища реактивная струя была пронизана лучами заката и казалась от этого ярко-красной.
Неожиданно Брок понял, что ракетный факел действительно алого цвета. Катер выключил двигатель и плюхнулся вниз, закачавшись на воде. Из люка выглянул смутно знакомый чернявый парень, белозубо улыбнулся, махнул рукой.
— Прощай!
Тая вошла в море и поплыла к катеру порывистыми гребками. Брок отвернулся, побрел прочь. Под ногами шуршал песок, в голове вспыхивали светлячки новых формул.
Москва, 2012