Будь моей мамой. Искалеченное детство

ГЛАВА 10 Отчет

Я подумала: репетитора надо бы отменить, но она, скорее всего, уже в пути. Да и Джоди хотела заниматься, а мне нужно было позвонить Джилл и рассказать ей обо всем, что у нас случилось, так, чтобы меня никто не мог услышать.

Моя голова раскалывалась от таких откровений. Я помимо воли все прокручивала и прокручивала их в памяти, слушала и смотрела на страшную правду глазами маленькой, невинной восьмилетней девочки. Было сложно избавиться от картин, которые возникали в воображении, и, даже когда я вернулась к обычной домашней рутине, ужас того, что я только что узнала, затмевал все. Я не могла избавиться от омерзения, которое душило меня — как будто по воздуху струился ядовитый газ.

Джоди, напротив, отошла довольно быстро, проглотила бутерброды с закусками и йогурт и потребовала добавки.

— Хватит, — сказала я, не обращая внимания на последовавшие протесы.

В кабинете я расчистила маленький стол, который служил партой, и приготовила карандаши и бумагу к приезду Николы. Джоди ходила за мной хвостом, радуясь, что ее репетитор снова придет к ней. Когда в дверь позвонили, она побежала открывать, но потом, вспомнив мои слова, подождала, пока я подойду.

— Молодец, — похвалила я ее, и она обняла меня.

Я встречалась с Николой мельком на предварительной встрече, и она успела произвести на меня хорошее впечатление. Ее спокойный, твердый подход к девочке был именно тем, что нужно Джоди, и та, видимо, разделяла мое одобрение, поскольку приветствовала Николу, словно давнюю подружку. Никола тоже была рада ее видеть, и, пока она раздевалась и складывала вещи, они спокойно беседовали. Мы вышли к кабинету, где Джоди забралась на свое место и начала что-то увлеченно чертить на бумаге, которую я принесла. Словно Мэри Поппинс. Никола нырнула в свою объемистую сумку и извлекла оттуда солидную стопку учебников и ярко раскрашенных тетрадей. Джоди была поражена.

— Начнем прямо сейчас, — уверенно сказала Никола. — После часа я обычно делаю перерыв, Может, обсудим тогда успехи?

— Отлично. Тогда я принесу к этому времени напитки и закуски. — Я убедилась в том, что у них есть все необходимое, и ушла, довольная тем, что с меня сняли ответственность, хотя бы и на пару часов. Наверху я заперлась в комнате, чтобы никто не мог подслушать, и устроилась на кровати с телефоном под боком. Я прикинула, что собираюсь рассказать. Записать все в журнале времени еще не нашлось, но все было так свежо в памяти и так угнетающе живо… Я набрала номер, мне ответила секретарша.

— Можно Джилл к телефону? Это Кэти.

— Соединяю.

Щелчок, потом голос Джилл:

— Здравствуй, Кэти, все в порядке?

— Нет, не в порядке. Дома Джоди насиловали. Это точно. Такого она придумать не могла… — Я быстро пересказала все ее признания, пояснив, как. Джоди с помощью куклы показывала все мне, — я повторила ее слова практически слово в слово.

Джилл помолчала, а потом спросила:

— А ты как, Кэти? Никто даже представить не мог.

Не мог представить? Зная то, что сейчас знаю я, было сложно поверить, что ни у кого не возникло такой мысли, но сомнения — прерогатива социальной службы. Конечно, если бы кто-то знал, что там происходило, Джоди забрали бы раньше. Но как можно было ничего не заподозрить, да еще так долго? Должно быть, они сфокусировались на очевидном физическом насилии (побои, ожоги, переломы), не замечая более страшного зла.

Теперь, когда можно было не сдерживать эмоций перед Джоди, я почувствовала, что переживания и боль переполняют меня. В глазах защипало, к ним подступили слезы, и я разрыдалась. Я рыдала от смешанного чувства бессильной ярости и горькой печали. Но расклеиваться было нельзя. Нужно быть сильной. Для Джоди. Я сделала глубокий вдох:

— Конечно, я расстроена, но слава богу, что все открылось. Это объясняет степень ее травмы. И еще многое объясняет: то, что она стремилась причинить себе боль, то, что отгораживалась от внешнего мира… И, Джилл, такое ощущение, что все это продолжалось довольно долго. Она описывала все настолько спокойно, будто это обычное дело.

Еще одна пауза. Джилл шокировало то, что я ей рассказала. Когда работаешь в социальной сфере с детьми, сталкиваться с установленными случаями насилия приходится часто, но к этому все равно невозможно привыкнуть, а история Джоди была особенно возмутительной. Мысль о том, что такая маленькая девочка могла терпеть подобное на протяжении не одного года, была слишком ужасна.

После недолгого молчания Джилл пришла в себя:

— Так, как только мы закончим, я звоню Эйлин. Нам с тобой нужно встретиться как можно скорее. Мне нужны твои записи. Ты можешь перепечатать их, пока у вас занятия, и переслать мне копию?

— Постараюсь.

— Видно, Джоди доверяет тебе, Кэти, доверяет больше, чем кому-либо прежде. Она четыре месяца во временной опеке — и ни разу об этом не говорила. Я одного не понимаю — где все это время была мать?

— Да. Судя по тому, что рассказала Джоди, трудно поверить, будто мать ничего не знала. Но это неизвестно. Джоди ничего не говорила об этом.

— Джоди ответит, если ты спросишь ее напрямик?

— Не уверена. Она рассказала мне все это сейчас, но только потому, что играла в это время с куклой. Я думаю, ее подтолкнул случай в лифте.

— В лифте?

— Да. Мы выходили из магазина, и она перепугалась в лифте так сильно, что пришлось остановить его и ехать на эскалаторе. Этот страх у нее где-то в подсознании приравнялся к страху, который вызывал отец, и, похоже, это послужило толчком к ее откровению. Попробовать спросить о матери?

— Пожалуй. Но не дави. Может, она выскажется до конца сейчас, сразу, а может, нужно будет время. Смотри по ситуации и вытяни как можно больше информации — конечно, по возможности помягче… — Я услышала, как Джилл отрывисто вздохнула. — Боже мой, она с самого рождения на учете в группе риска, и никто ничего не заметил! Но кто-то за это ответит.

Джилл, как и я, была в бешенстве, да оно и понятно. Хотя Джилл исполняла роль проверяющего, она принимала близко к сердцу истории детей, которых мы брали под опеку. На такой работе нельзя оставаться, если ты не чувствуешь себя эмоционально причастным ко всему, что происходит.

— А знаешь, — продолжала я. — она болтает много бессмысленной чепухи со своими воображаемыми друзьями. Иногда от нее подолгу не дождешься ни одного осмысленного слова. И я ее никогда не видела такой вменяемой и сосредоточенной, как тогда, когда она описывала все это. Будто ее подменили.

— Слава богу, что теперь она с тобой. Поговорим позже — нужно их там прижать. Если появится что-то еще, звони немедленно.

— Хорошо.

Я положила трубку и задумалась — ответственность за дальнейшую судьбу девочки была слишком серьезной. Теперь, когда Джоди открыла мне свою душу, я уже никак не могла отказать ей в приюте, что бы она там ни выкинула. Сама того не осознавая, Джоди своим рассказом выказала мне полное доверие. Как можно допустить, чтобы это доверие было обмануто? Я встала и направилась вниз. Проходя мимо гостиной, я услышала, как Никола читает цепочку коротких слов, которые Джоди повторяет за ней. По голосу ей можно было дать года четыре.

По коридору я вышла в переднюю, достала из своего стола журнал событий и стала делать заметки, стараясь изложить все в мельчайших деталях, и уже успела исписать полторы страницы, когда зазвонил телефон. Думая, что это Джилл или Эйлин, я схватила трубку.

— Алло? — спросила я. В трубке молчали. — Алло? — повторила я.

По-прежнему ничего. Соединение, тем не менее, сработало, на другом конце провода кто-то был. Я прислушивалась, и мне показалось, что я услышала шелест, как будто кто-то тряхнул трубку. Возможно, это какой-то ребенок боялся спросить, не ошибся ли он номером. Или моя подруга Пэт, она живет сейчас в Южной Африке и звонит раз в месяц, и тогда очень часто бывают проблемы со связью. Я снова сказала «алло».

Мертвая тишина. Я отсоединилась и набрала 1471. Автоматический голос сообщил: «Сегодня вам поступил звонок в четырнадцать часов двадцать минут. Номер звонившего не определен».

Я постояла немного, размышляя, потом вернулась за стол. Может, это были родители Джоди? Вообще-то, у них не должно быть моих координат, но годы работы опекуном сделали меня подозрительной. Я закончила записи, после чего стала печатать их на компьютере. Несколько минут спустя я услышала, как Джоди скачет сюда по коридору.

— Кэти! У нас перерыв! Где мои кроссовки? Мы идем в парк.

— В сад, — поправила Никола из задней комнаты.

Я нажала «Сохранить», вышла в коридор и помогла Джоди одеться. Она побежала в коридор, и я открыла дверь, чтобы выпустить ее. Никола подошла ко мне к окну, и мы вместе наблюдали за неуклюжими потугами Джоди раскачаться на качелях.

— Бедняжка, — сказала Никола и повернулась ко мне: — Кэти, она только что сказала кое-что… Эго меня обеспокоило. Ты должна знать. Мы изучали букву Ш. «Штаны» — одно из слов, которое я дата ей на эту букву. Я показала ей картинку, где были нарисованы штаны, а она разозлилась и отказалась смотреть на нее. А потом сказала: «Мой папа спускает штаны. Он плохой, правда?»

— Я знаю, откуда это, — ответила я и вкратце объяснила ей происхождение этих заявлений, не вдаваясь особенно в подробности. Нужно было соблюдать конфиденциальность, даже с преподавателем. — Я предупредила ее соцработника, — прибавила я. — Я так понимаю — ничего подобного прежде она не говорила?

— Мне — нет, но был один случай с Хилари и Дэйвом. Я думала, тебе рассказали.

— Нет.

— А… ну, я точно не в курсе, что произошло, но Дэйв сказал социальному работнику, что иногда Джоди вела себя так, будто она интересуется им. Она флиртовала и, когда Хилари не было, заходила в его спальню. Я так поняла, что они решили отказаться от опеки над ней после того, как Джоди попыталась потрогать его через брюки.

— Нет, мне не сообщили, — сказала я сдавленным голосом. — А следовало бы. У меня сыну семнадцать лет. Социальная работа на очень низком уровне.

Я но опыту знала, что сотрудничество с социальными службами чревато массой печальных ошибок и неудач. Сам механизм социальной службы из-за его гигантского размера, с тысячами шестеренок, не мог функционировать без ошибок. Я привыкла к этому и смогла смириться. Понятно, человеку свойственно ошибаться, тем более когда у него столько дел, которые нужно решать. И все же мне хотелось верить: когда происходит что-то существенное, что-то имеющее непосредственное отношение к психическому или физическому состоянию ребенка или касательно этого ребенка предпринимаются определяющие решения, тогда служащие обратят на это внимание и проследят, чтобы все было сделано правильно.

Теперь, оглядываясь назад, я припоминаю моменты, которые должны были обратить мое внимание на сексуальное поведение Джоди еще до сегодняшнего открытия: я видела, как она запускала руку в трусики, отчаянно мастурбируя на наших глазах, ничуть не смущаясь. Видела, как она пытается забраться в постель к Эдриану и от случая к случаю лезет к нему, пытаясь сидеть рядом с ним, или улыбается и строит ему глазки. Это называлось не иначе как флирт — теперь я тщательно все проанализировала. Проблема была в том, что Джоди отнимала столько моего времени, энергии и душевных сил, что мне не удавалось объективно посмотреть на все со стороны, сделать выводы по поводу поведения девочки. Теперь было очевидно, что она пыталась флиртовать с Эдрианом потому, что воспринимала окружающих мужчин только как сексуальные объекты, и все из-за прежнего опыта с отцом. Все становилось на свои места. Теперь я уже понимала, что это был лишь фрагмент целой картины. Остальные, видимо, тоже рано или поздно замечали не свойственное детям, странное поведение Джоди.

Но если и раньше были свидетельства ее сексуального поведения, почему никто не сделал закономерный вывод о том, что Джоди уже имела определенный сексуальный опыт? И как они могли ничего не сказать мне о ее прежних выходках? Я подавила приступ злости. Это не вина Николы, и не стоит выплескивать на нее свой гнев.

Пятнадцать минут спустя мы позвали Джоди в дом. Я помогла ей разуться и раздеться, потом вернулась к себе и продолжила набирать текст своих заметок, а Джоди и Никола возобновили занятия.

Когда я закончила, я отправила документ Джилл. Как вовремя! Только я выключила компьютер, как Джоди прибежала в комнату:

— Мы все! Пойди посмотри мою работу!

Я пришла в кабинет и похвалила ее прописи букв и цифр, назначила следующее занятие на четверг, и вместе с Джоди мы проводили Николу. Как только она ушла, зазвонил телефон, и до самого вечера звонки не прекращались. Джилл сказала, что старший группы созвал экстренное совещание, время и место будут объявлены дополнительно. Как только появится новая информация, Джилл обещала сообщить. Потом позвонила Эйлин. Я была рада этому, но услышала совсем не то, что ожидала. Почему-то она не казалась шокированной или особенно удивленной полученным известием.

— Я слышала, что случилось, — сказала она равнодушно. — Джоди не рассказывала больше ничего нового?

— Ничего нового, но отпустила замечание на уроке… — Я передала ей слова Николы. Я напомнила себе, что соцработники стараются соблюдать дистанцию с подопечными и возводят стену между собой и своими делами, чтобы не увязнуть в проблемах слишком глубоко. Но я не могла избавиться от чувства, что Эйлин либо крайне утомлена, либо Джоди попросту ей безразлична.

— Ясно, — вздохнула она, записывая мои слова. Так, будто для Эйлин самым печальным во всем этом была та дополнительная работа, которой ее сейчас нагружают.

Я глубоко вдохнула и спросила об отношениях Джоди с ее прежним попечителем, Дэйвом.

— Если что-то есть, то все в ее личном деле. — Она использовала абсолютно ту же отговорку, что и в прошлый раз.

«Ну так прочитайте уже наконец это несчастное личное дело!» — хотелось вспылить мне, но я сдержалась:

— Буду вам очень благодарна, если вы сообщите мне любую относящуюся к делу информацию. Сейчас это особенно важно.

Я повесила трубку в отчаянии. Да, не это следовало сейчас ей ответить. Как мог социальный работник до сих пор не ознакомиться с делом Джоди? Она явно его еще даже не читала, точно так же, как ни разу не навещала Джоди — они едва знали друг друга. Хороший соцработник знает, что с ребенком, за которого он несет юридическую ответственность, нужно устанавливать контакт. А она даже не пожелала приехать и поддержать Джоди, просто выразить участие.

Спасибо Джилл. Она понимала серьезность положения и перезвонила мне, чтобы сообщить: совещание назначено на первую половину текущего дня. Поскольку Джоди в школу не ходила, а искать сиделку было уже поздно, Джилл согласилась пойти вместо меня и потом обо всем мне рассказать.

Затем позвонила судебный представитель, Салли, назначенная судом для защиты интересов девочки. С самого начала она мне нравилась: в ней идеально сочетались профессионализм и доброта, которые убедили меня в том, что судьба Джоди в хороших руках. Она позвонила, чтобы лично от меня узнать подробности произошедшего с Джоди, добавив, как ей жаль, что такое ужасное насилие обнаружилось только сейчас. Конечно, она могла бы быть более объективной, но было очевидно, что дело Джоди тронуло ее, и мне было важно, что она не скрывает этого. Я вновь в деталях изложила признание Джоди. Салли поблагодарила меня за все, что я делала, и дала мне свой домашний номер на случай, если возникнет что-то срочное.

Наконец звонки прекратились. Я поставила чайник и попробовала усадить Джоди за лепку, но у нее не оказалось пластилина. Активность ее била через край — девочка справедливо полагала, что вся эта суматоха имеет отношение к ней. К счастью, из школы вернулись Пола и Люси, им удалось достаточно долго отвлекать Джоди, чтобы я тем временем могла собраться с мыслями.

Вскоре раздался новый звонок. Это была Джилл.

— Кэти, привет. Звоню, чтобы просто пересказать результат совещания. Контакт с обоими родителями будет прерван немедленно, до дальнейшего распоряжения. Ты могла бы сообщить об этом Джоди?

— Так она и с матерью не будет видеться? — удивленно уточнила я.

— На всякий случай — нет, пока не будет известно всех деталей дела.

— Понятно. Я все ей объясню. Только как она это воспримет?

— Как мы говорили раньше, было бы хорошо, если бы ты попыталась узнать, где во время акта насилия находилась мать.

— Постараюсь.

— Все это кажется адски закрученным клубком ошибок социальных служб. И ад разверзся — они пытаются выяснить, как это могло произойти.

Я отключилась и проверила время: почти половина шестого, а я совсем забыла про ужин. Я поспешно прошла через кабинет, где мои хорошие Пола и Люси помогали Джоди лепить фигурки из пластилина. Я хотела сразу решить вопрос со свиданиями. Это нужно было сделать так, чтобы девочка не почувствована себя виноватой за разлуку с родителями.

— Нам нужно поговорить, — сказала я дочерям; — Потом все объясню. — Они поняли, о чем я, и вышли. — Спасибо за помощь! — крикнула я им вдогонку.

— Потом все объясню, — повторила Джоди. Девочки в коридоре прыснули со смеху.

Я присела около нее и начала говорить с ней о безопасности, о том, как необходимо человеку быть защищенным и насколько безопасно она может чувствовать себя со мной.

— С папой я не была в безопасности, да, Кэти? — спокойно спросила она.

— Нет, не была, милая. И поэтому Эйлин решила, что будет лучше, если какое-то время ты не будешь встречаться со своими родителями, пока все это не решится.

— Ладно, — сказала она, ничуть не изменившись в лице. — Я передам ей… — После этого она встала и заговорила сама с собой, повторяя Джоди, что она не может видеться с мамой и папой, потому что это опасно.

Это было слишком просто, ненормально просто. Все-таки она прожила с ними восемь лет. Я общалась со многими детьми, чьи родители пренебрегали ими или были жестоки, но, через что бы они ни проходили, эмоциональная связь с родителями всегда сохранялась. А такую реакцию я видела впервые. Я перешла ко второму вопросу — о том, где была мама во время всего этого. Джоди села на место и отщепила кусочек цветного пластилина.

— Джоди, помнишь, что ты говорила мне раньше? Можешь вспомнить, где была твоя мама, когда папа был в твоей спальне?

— Это кошка! — объявила она, прилепив пластилин на продолговатую грушевидную форму.

— Кошка? Замечательно! — Я придвинулась ближе. — Джоди, когда твой папа был в твоей комнате и делал плохие вещи, где была твоя мама?

Она пожала плечами и высунула от усердия кончик языка.

— Джоди, она была дома или нет? Ты рассказывала ей про то, что происходило?

— Я говорила ей, — сказала она, раздавливая пластилин ладонью. — Я говорила. Сказала, что хочу кошку. Дай мне кошку. — И Джоди отправилась на поиски Тоши. Я не последовала за ней. Нужно подождать, когда она будет готова.