Будь моей мамой. Искалеченное детство

ГЛАВА 18 Пожар

На следующий день Джилл позвонила, чтобы встретиться, последний раз в этом году. Мы немного поговорили. Она спросила, не вспоминает ли Джоди о брате и сестре.

— Пару раз. В контексте того, что она мне рассказывала о доме.

— Не просила повидаться с ними?

— Нет. — Неожиданно до меня дошло, насколько это странно. Связь между патронатными детьми обычно только крепнет в разлуке, и, даже когда запрещены встречи детей с родителями, социальная служба обычно разрешает им видеться с братьями и сестрами. — А что, есть планы?

— Пока нет. Похоже, есть основания считать Джоди несколько жестокой по отношению к ним, поэтому их всех и распределили по разным семьям.

Неудивительно. Джоди была скора на руку, если ее разозлить.

— А поздравления и подарки на Рождество? — спросила я.

— Мы передадим, если, конечно, она захочет отправить им подарки.

В тот день я спросила Джоди, не хочет ли она пройтись со мной по магазинам и купить рождественские подарки для брата и сестры.

— Нет. Не хочу.

— Может, хочешь подписать им открытку? Я могла бы помочь.

— Нет. Ненавижу их.

— Почему ненавидишь?

Она задумалась:

— Мама любила их больше. Она их забирала, когда ко мне приходил папа.

— Ясно, милая, понимаю. — Я не была уверена, но, исходя из ее слов, можно было предположить, что младшие не были подвержены насилию, через которое прошла Джоди. Потому-то она и не принимает их. Может, она и срывалась на них только потому, что завидовала их лучшей участи и хотела отомстить за это. Всего лишь предположение, конечно, но были основания хотя бы надеяться, что младшим повезло больше.

Так что Джоди была отдалена не только от своих родителей, но еще и от брата с сестрой. Ими да еще растлителями в лице тетушек и дядюшек ограничивался ее семейный круг, поскольку бабушек и дедушек на горизонте не наблюдалось. Если со мной что-то случится, многочисленная родия придет на помощь моим детям, я была уверена. Сейчас не было никаких проблем, но однажды такой вопрос уже вставал передо мной. Мы расстались с мужем, когда Эдриану было столько же, сколько сейчас Джоди, и в самые тяжелые минуты меня спасала уверенность в том, что если мне суждено угодить под автобус, то о детях будет кому позаботиться, и любить их будут, как своих. У Джоди, напротив, во всем мире не было никого, кроме нас.

Вместо походов по магазинам Джоди захотела рисовать, и я дала ей бумагу, расставила краски и стаканы с водой, разложила кисти. Повязала ей фартук и оставила в покое — трудиться над шедеврами. Вернувшись, я была приятно удивлена. Джоди действительно нарисовала несколько очень неплохих рисунков.

— Тебе нравится, Кэти? — гордо спросила Джоди.

— Да, очень. Замечательные рисунки! Расскажешь, что на них? Что ты нарисовала?

— Хорошо. Это дом.

— Очень мило. А это окошко, да?

— Да, окошко. А это машина. А это моя собака, тупая старая собака.

Я встрепенулась. На предварительном собеседовании говорили, что Джоди подожгла свою собаку, а заодно чуть не спалила весь дом. Именно после этого инцидента детей наконец забрали у родителей на патронат.

— Вот как. Расскажи мне подробнее про этот рисунок.

— Это Сэм. Наша собака. Он большой и коричневый. И всегда лает.

— А почему ты назвала его тупым?

— Не знаю, — в нетерпении ответила она.

— Ну расскажи мне. Не просто же так он тупой.

— Он страшный и обгоревший. Урод.

— О боже. Как же он обгорел? — спросила я, старательно изображая легкость в голосе. Мы стояли рядом, рассматривали рисунки, и нельзя было допустить, чтобы Джоди почувствовала давление. Она поболтала кисточкой в воде и провела ею по листу бумаги, кисточка была недостаточно чистой, и Джоди снова сполоснула ее.

— Не хочешь рассказать, как обгорел Сэм? Обещаю, я не буду сердиться.

— Это Джоди сделала, — пробурчала она. — Обернула его всего туалетной бумагой и взяла мамину зажигалку. Он прыгал, прыгал, гавкал, бегал, и все горело.

— Где были твои мама с папой, когда ты это сделала?

— У дяди Майка.

— Ты была одна?

— Нет. Бен и Чесси тоже были. — Сестру Джоди звали Челси, но у нее не получалось выговаривать это имя. — Я была за старшую.

— И что было потом?

— Я взяла Чесси и вывела их с Беном в сад, а эта тупая псина приперлась и стала валяться в грязи. Она была такая страшная с этой шерстью, и от нее воняло. И все время лаяла. Я потом пошла в коридор и набрала 999. Приехали пожарные и все потушили.

— Очень разумный поступок — вызвать пожарных. Ты спасла Челси и Бена.

— Ага. — Она взяла еще лист бумаги.

— Джоди, но почему ты сделала больно своей собаке?

— Она не моя. Папина. Я же говорила тебе.

— Понятно. И почему ты сделала больно папиной собаке?

Она сосредоточенно нахмурилась. Постепенно ее лицо окаменело, кисточку обхватил ее плотно стиснутый кулак.

— Ненавижу его. Всех ненавижу, я хотела все сжечь и убежать. Страшный дом… — Она стукнула по столу. — И хочу, чтобы папу посадили. Он такой ужасный, он сидел на моем лице. Его нужно посадить, убить его!

— Но при чем здесь собака, Джоди? Почему не поджечь шторы или диван, если ты хотела сжечь дом и убежать?

— Ты не понимаешь. Меня бы наказали, если бы я испортила диван.

Интересно, думала я, ставя перед ней печенье, она подожгла собаку с тем, чтобы наказать отца, причинив боль тому, кого он любит? Или, несмотря на свою задержку в развитии и сложности в обучении, Джоди придумала для себя план, как выбраться из этого дома? Но, не сделай она того, что сделала, она все еще была бы там, день за днем проходя через одни и те же жестокие издевательства.

В последующие дни Джоди необычайно отдалилась. Я возобновила свои усилия, пытаясь сделать ее членом семьи, но она особенно упиралась и вела себя так, словно ей никто не нужен и она желает только уединения. Я видела подобное поведение и раньше: отчужденность — не редкость среди таких детей, для них это единственный способ выживания. Но у Джоди все приобрело гипертрофированный характер. Любое выражение заботы, исходящее от нас, упиралось в несокрушимую стену или становилось причиной ее насмешек. Она не хотела ни общаться, ни участвовать ни в чем таком, что составляло часть жизни нашей семьи, и устанавливала барьеры, чтобы подчеркнуть свою отстраненность. Однажды мы с девочками решили отправиться по магазинам, но Джоди отказывалась идти вместе с нами. Она шла, то опережая нас на несколько шагов, то отставая, и не проронила ни единого слова. На следующий день я повела ее в кино на «Лило и Стич», а она демонстративно села через два кресла от меня. Только когда выключили свет, она пересела ближе, потому что боялась темноты. Прежде она никогда не была в кино, но, несмотря на это, не выказала ни восторга, ни удовольствия ни до, ни после сеанса. Вот насколько притупились ее чувства. Она была замурована в своем одиночестве, и я не имела понятия, как мне достучаться до нее.

Рождество оставалось моей единственной надеждой. Я верила, что праздник укрепит наши отношения. Что может больше связать семью, чем Рождество?