Глава 2

Джорджина провожала высокого ковбоя глазами, и когда тот смешался с толпой, ей вдруг стало грустно и тоскливо. Она была уверена, что больше никогда его не увидит. Они происходили из двух разных миров, но рядом с ним ей не было скучно. Он оказался приятным собеседником, ненавязчивым молодым человеком и не смотрел на нее сверху вниз. Джорджина отчаянно нуждалась в таком друге.

Но отец что-то неодобрительно ворчал про него. Мама беспрестанно щебетала, пытаясь сменить тему, но это лишь подтверждало, что она тоже отнеслась к ковбою с предубеждением. Джорджина умолкла, смирилась и позволила им увести себя со станции. Она знала, что на улице их ждет элегантный черный экипаж, на нем они доберутся до «золотой клетки», которую отец выстроил для них, и начиная уже с завтрашнего дня ей придется заниматься различными светскими делами, из которых и будет в дальнейшем состоять вся ее жизнь.

Ливрейный кучер помог ей подняться в экипаж. Обернувшись, Джорджина на мгновение вновь увидела высокого ковбоя, который издали помахал ей на прощание шляпой и растворился в толпе.

Не понимаю, к чему так торопиться со свадьбой? Ведь я только-только вернулась домой! Неужели вам уже не терпится избавиться от меня? — раздраженно спросила Джорджина, позволив служанке поправить на ее голове венок из роз, вплетенный в волосы. Она ненавидела розовые цветы, так как из-за них ее лицо казалось бледным и изможденным.

Мама ласково коснулась рукой ее плеча:

Конечно нет, Джорджина. Но не забывай, что ты заставила бедного Питера ждать целых два года. Или ты думаешь, что его терпение безгранично? Сегодня за обедом вы с ним окончательно определитесь с датой, а на балу, который мы дадим в честь твоего возвращения в пятницу, официально объявите о своем союзе, и у тебя будет еще достаточно времени до свадьбы, чтобы привыкнуть к мысли о грядущих переменах в твоей жизни.

Джорджина подозревала, что мамина «куча времени» растянется в лучшем случае на месяц или чуть больше — за этот срок будут закончены все приготовления к свадьбе, — но спорить не стала. У Долли Хановер никогда не было собственного мнения. Порой мама запиралась у себя в комнате, занавешивала все окна и не показывалась несколько дней, но в остальное время она соглашалась со всеми предложениями своего мужа. И если Джордж сказал, что их дочери пришла пора выйти замуж, значит, так тому и быть. Джорджина понимала, что откровенно выкладывать свои сомнения имеет смысл только отцу. Хотя бы для того, чтобы не расстраивать маму.

К сожалению, она не успела этого сделать. Когда Джорджина и Долли Хановер спустились в зал, там был Питер. Он вел себя так, как будто уже стал членом их семьи. Джорджина хотела было уйти, но Питер ее заметил, и она вынуждена была улыбнуться и поздороваться.

«Он действительно очень красив», — мысленно убеждала себя Джорджина, протягивая руку для рукопожатия. Европейский джентльмен поцеловал бы ее, но Питер строго придерживался местного этикета. Сделав Джорджине комплимент по поводу ее внешности, он поздоровался с ее матерью и вновь повернулся к отцу, с которым вел какой-то деловой разговор. Поморщившись, Джорджина проскользнула в гостиную.

«Тоже мне, романтическая любовь!»

Сама Джорджина считала себя достаточно серьезной девушкой, но неужели сухое рукопожатие и комплименты время от времени — это все, на чем будет держаться их брак? У нее вдруг появилось ощущение, что ее лишили того, что принадлежало ей по праву.

Впрочем, может быть, она сама виновата…

Пока одноклассницы вздыхали по какому-нибудь юноше из числа их знакомых, Джорджина каталась вместе с ним верхом в парке. Когда подружка признавалась ей в своей страсти к другому романтическому молодому человеку, Джорджина критически оценивала его и находила массу недостатков. Мужчины есть мужчины. Они почему-то предпочитают считать себя выше женщин, но Джорджина еще не встречала ни одного, которого честно могла бы поставить выше себя. И если уж быть совсем откровенной, то большинство кавалеров просто навевали на нее скуку.

Питер опустился на стул между ней и отцом. Джорд-жина осторожно скосила на него глаза.

«К нему это, пожалуй, не относится», — подумала она.

Из Питера жизненная энергия всегда била ключом. Каждый жест его выдавал в нем человека властного и решительного. Он был неглуп и всегда мог доказать правильность всех своих суждений. Даже ее отец прислушивался к его мнению по тому или иному вопросу. Несмотря на то что он был всего лишь на пять лет старше Джорджины, людям старшего поколения было интересно с ним общаться.

«К несчастью, я не отношусь к людям старшего поколения…»

Вздохнув, она обвела взглядом роскошную гостиную и принялась ждать, когда их позовут к столу. Отец и Питер говорили о делах, и это ее утомляло. Джорджина слышала, что между отцовской мануфактурой и магазином Питера пролегает какая-то связующая нить, но что это за нить, сказать не могла. Впрочем, официально магазин пока принадлежал не Питеру, а его отцу.

Вспомнив об этом человеке, Джорджина невольно поежилась.

«У него нет ни сердца, ни совести, и его заботит лишь собственное богатство и его приумножение. А если Питер лет через тридцать превратится в такого же человека, я пойму, что совершила ошибку, выйдя за него замуж. Но будет уже поздно…»

Однако когда их наконец позвали к столу, Питер в одночасье превратился в галантного кавалера. Он проводил Джорджину до ее места, выдвинул для нее стул и стал расспрашивать о том, как прошло путешествие. О предстоящем бракосочетании он не обмолвился ни словом.

И Джорджина была бы польщена его заинтересованностью ее делами, если бы не знала, что она насквозь искусственна.

В связи с этим ей припомнился разговор с ковбоем в поезде. Интерес мистера Мартина был совершенно искренним. Она вела себя с ним ужасно, но, однако, это не помешало ему разглядеть ее и понять, какая она на самом деле.

«Господи, ну почему среди моих знакомых совсем нет людей, которые умели бы так слушать?»

Она даже не догадалась спросить, что у него за дела в Катлервилле. Вот если бы ей предоставили выбор, куда ехать, она ни за что не отправилась бы сюда. Ковбоям место на бескрайних просторах, рядом с мустангами и буйволами. Может быть, он приехал подлечить свою ногу?

Джорджина, ты витаешь в облаках, — мягко шепнул Питер, выводя ее из состояния задумчивости. — Твой отец спрашивает, ты уже определилась с датой?

Джорджина поджала губки и обвела взглядом присутствующих. Все ждали от нее ответа. Резко отодвинув стул и поднявшись из-за стола, она сказала:

Нет, но поскольку вы все до сих пор решали без меня, думаю, и с этим у вас не возникнет осложнений.

С этими словами она вышла из комнаты, зная, что родителям сейчас придется извиняться за ее поведение. Как обычно.

Улица перед отцовской мануфактурой была немощеной, и каждая проезжавшая телега или фургон поднимали столбы пыли, оседавшей на стенах и без того грязных зданий. Джорджина заметила пыль на своем темно-зеленом платье и нахмурилась. Выходя из дома, она не стала надевать плащ из-за жары, но теперь жалела об этом. Ей важно было выглядеть сейчас безукоризненно, так как она шла к отцу в контору с самыми серьезными намерениями.

Впрочем, возвращаться домой не хотелось. Упрямо вздернув подбородок, она открыла дверь, которая, как она знала, вела в административное крыло здания.

За столом в приемной сидела секретарша отца и разбирала корреспонденцию, кучей сваленную перед ней. Подняв на Джорджину глаза, она не сразу поняла, кто перед ней, поэтому в первое мгновение на лице женщины отразилось недоумение. Но тут ее осенило, и она расплылась в широкой приветливой улыбке:

— Мисс Хановер! Как хорошо, что вы наконец вернулись домой! Вас можно поздравить? Когда свадьба?

У отца работали почти одни женщины, включая и секретаря. Высокая, уже поседевшая старая дева сидела на своем месте много лет, если не десятилетий. Сознавая это, Джорджина понимала, что грубить женщине не стоит, но, с другой стороны, кто ее просил задавать такой вопрос?

Не знаю. Лучше спросить об этом моего отца, — просто ответила она. Со вчерашнего вечера им не удалось поговорить, и Джорджина намеревалась исправить это визитом к нему на работу. Она чувствовала, что ей крайне необходимо обсудить с ним кое-какие вопросы, прежде чем вся эта «комедия ошибок» продолжится. — Он занят? Мне хотелось бы с ним увидеться, если можно.

На лице секретарши отразилось вежливое сожаление.

Он сейчас не один. Не могли бы вы подождать его несколько минут? Он будет рад вас видеть.

Джорджина прекрасно знала, что такое «несколько минут», когда речь заходит о ее отце. Покосившись на свою сумочку, в которой лежал альбом для рисования, она кивнула на дверь, ведущую в цех:

Вы не возражаете, если я пока побуду там? Я решила узнать побольше об отцовском деле, и мне кажется, лучше места для первого знакомства не найти.

Она говорила тихо и просительно, как благовоспитанная девушка и послушная дочь, но ответа от секретаря дожидаться не стала. Отец до сих пор ни разу не допустил ее на свою мануфактуру, где делались его деньги. Считал, что там не место маленьким девочкам. Но Джорджина уже была достаточно взрослой и полагала, что настала пора поближе узнать жизнь. И поскольку она являлась единственной наследницей и рано или поздно должна была стать хозяйкой мануфактуры, девушка решила наконец познакомиться с ней поближе.

Конечно, Питер уверен, что после свадьбы все это достанется ему, но за прошедшую ночь Джорджина приняла для себя кое-какие твердые решения. Раз уж семья их будет основана на деньгах ее отца, ей необходимо четко знать, как они делаются. Она не собирается всю жизнь ходить по магазинам за покупками и смотреть на то, как муж по ночам клюет носом, сидя за рабочим столом.

Едва она переступила порог цеха, как ее обдало горячей волной спертого воздуха. В первое мгновение у нее перехватило дыхание и закружилась голова. В огромном зале было несколько окон, но они располагались очень высоко, и ветерок, влетавший в них, не достигал пола. Может быть, в холодную зимнюю пору тут и было хорошо, тепло, но сейчас цех походил на паровозную топку. Уши закладывало от грохота станков.

«Что ж, если эти женщины могут находиться здесь, значит, и я смогу», — подумала Джорджина, обводя взглядом ткачих, склонившихся над работой. В первую минуту никто на нее даже не поднял глаз. Очевидно, они подумали, что это хозяин, и решили произвести на него приятное впечатление.

По проходу между станками к ней торопливо направился единственный мужчина — то ли мастер, то ли управляющий, Джорджина не знала точно, как называется должность этого человека. Но ей сразу бросилась в глаза его кислая гримаса, и девушка поняла, что он считает женщин глупейшими созданиями, которые способны только на то, чтобы мешать делу.

Демонстративно, не обращая на него внимания, Джорджина опустилась на один из пустых ящиков, достала альбом и раскрыла его. Все это она проделала очень уверенно, словно имела полное право находиться здесь, в этой душной преисподней. Она знала, что мастер сам не посмеет выгнать ее отсюда. Только при поддержке отца.

Когда тот наконец поравнялся с девушкой, она уже погрузилась в работу, пытаясь запечатлеть на бумаге портрет женщины, работавшей за станком прямо напротив. Из окон в цех проникали золотистые лучи солнца, играющие с нежными локонами ее волос, обрамлявших тонкое фарфоровое лицо, покрытое бисеринками пота. Образ был удивительно выразителен, но Джорджина знала, что у нее просто не хватит на быков, чтобы передать это на бумаге.

Мастер вежливо прокашлялся, и Джорджина наконец подняла на него нетерпеливый взгляд.

— Надеюсь, я здесь никому не помешаю? — быстро проговорила она, не дав ему раскрыть рот. — У отца деловое совещание, и я решила подождать его здесь. Обещаю, буду вести себя тихо как мышка.

Она отвернулась от него, и карандаш ее вновь забегал по листу бумаги. Мастер нерешительно помялся около нее, потом молча кивнул и скрылся за дверью, из-за которой минутой раньше появилась Джорджина. Он понимал, что вывести из цеха своенравную девчонку мог только ее отец.

Джорджина тем временем продолжала рисовать. Однако по прошествии нескольких минут ею вдруг овладело смутное беспокойство. Она буквально кожей ощутила, как сгущается вокруг нее атмосфера враждебности. В дальнем конце цеха кто-то даже крикнул что-то, перекрывая грохот работающих станков. А женщина, которую Джорджина рисовала, бросила на девушку сердитый взгляд.

Раньше ничего подобного с Джорджиной не случалось. Смущенная и сбитая с толку, она попыталась было вернуться к работе, но рука, державшая карандаш, дрожала. Она пораженно уставилась на нее, не зная, что делать. Неужели она испугалась этих женщин?

Ощущения были совершенно новые, незнакомые. До сих пор окружающие неизменно заботились о ее безопасности и комфорте. Когда она отправилась в путешествие, к ее услугам были лучшие гостиницы и экипажи, личные вагоны в поездах и, наконец, прекрасные экскурсоводы. Дома же Джорджину окружали и заботились о ней родители и друзья. До сих пор еще не было случая, чтобы люди смотрели на нее столь недобро. Она никогда никого не боялась, но сейчас испугалась так, что волосы на затылке шевелились.

Досадуя на себя, Джорджина отложила карандаш и смело подняла глаза на женщину, сидевшую напротив.

— Если вам не нравится, что я вас рисую, так и скажите, — проговорила она.

— Ага! Чтобы вы тут же побежали жаловаться свое му папочке? Нет уж, — зло фыркнула та и вернулась к своей работе.

Джорджина только сейчас обратила внимание на то, что женщина едва ли намного старше ее самой. Осознание этого факта придало ей уверенности, и она ответила:

Зачем мне ему жаловаться? При чем здесь мой отец? Я ведь не его портрет рисую, а ваш. Конечно, мне еще недостает опыта, но у вас такое интересное лицо в лучах солнца! Конечно, лучше было бы сделать фотоснимок, но папа говорит, что фотография — очень вредное занятие. Опасные химикаты и все такое…

Тут Джорджина поймала себя на том, что тараторит. С ней всегда такое случалось, когда нужно было в чем-то оправдаться или произвести на кого-нибудь впечатление.

Женщина снова усмехнулась.

— Шли бы вы отсюда к своим богатеньким кавалерам, мисс! — крикнул кто-то, перекрывая шум работа ющих станков.

— Вот-вот! Не мешайте работать, — вторила другая ткачиха.

В следующее мгновение в нее кинули куском черствого хлеба, застрявшего в сложной прическе девушки. Джорджина стала его вытаскивать, но тут на нее обрушился целый град из катушек, мелких гвоздей и прочего мусора. Обидные слова неслись уже со всех сторон.

Джорджина испуганно вскочила с ящика и растерянно обвела глазами цех.

Вам лучше уйти, мисс, — шепнула молодая женщина, которую она рисовала.

В следующее мгновение дверь распахнулась, и в цех вбежал ее отец, из-за плеча которого выглядывал мастер. Ткачихи тут же замолчали и вновь склонились над работой, но Джорджа Хановера это не обмануло. Молча показав дочери на дверь, он вышел. Джорджина поспешила за ним.

— Где Блюхер? Как ты здесь оказалась? — раздраженно повторял он. Взяв Джорджину за руку, он протащил ее мимо секретарши.

— Мама попросила его куда-то съездить для нее, он скоро вернется. — Джорджина отчаянно упиралась. Первое знакомство с мануфактурой оказалось крайне неудачным, но она была не намерена сдаваться, так как понимала, что без этого не сможет с надеждой смотреть в будущее. — Я хочу научиться у тебя, папа, управлению фабрикой. И если мне придется на время встать к станку, я встану.

— Такое самопожертвование весьма похвально, но вставать к станку тебя никто не просит, моя дорогая, — Джордж вышел вместе с ней на улицу и поискал глазами их экипаж. — Когда придет время, я быстро введу Питера в курс всего, а тебе пока надо готовиться к свадьбе. Боже мой, столько дел, а ты занимаешься неизвестно чем! Мать с ног сбилась, сентябрь-то уже не за горами. Почему бы тебе не помочь ей? Она будет только рада.

Значит, свадьба состоится в сентябре. Срок, что и говорить, невелик, хотя Джорджина боялась, что ей и такого не предоставят.

Я хочу познакомиться с твоими делами, чтобы нам с Питером потом было о чем поговорить. Прошу тебя, папа, для меня это очень важно!

В конце улицы наконец появился Блюхер, и Джордж Хановер, облегченно вздохнув, потащил дочь в ту сторону.

Я не сомневаюсь, что вы с Питером найдете куда более приятные темы для разговоров. — Он похлопал ее по руке. — А теперь возвращайся к своей матери. У меня деловая встреча, и я не хочу опоздать.

Через улицу от мануфактуры в окне высокого здания стоял молодой человек и наблюдал за тем, как грузный седовласый мужчина провел красивую блондинку в зеленом шелковом платье к роскошной карете. Молодой человек откинул полы куртки за спину и сунул руки в карманы. Покачав головой, он усмехнулся. Старик помог подняться девушке в экипаж и захлопнул за ней дверцу.

Тем временем за спиной молодого человека раздалось вежливое, хотя и нетерпеливое покашливание. Не оборачиваясь, Дэниел Маллони проговорил:

— Я покупаю. И в конце недели намерен сюда въехать.

Загрузка...