Бумажный тигр

Глава 39

На следующее утро, когда Джорджина и Дэниел вместе спустились к завтраку, Долли Хановер попыталась изобразить на лице приветливую улыбку, хотя и очень нервничала. Почувствовав ее состояние, Дэниел вежливо поздоровался с ней и галантно передал сливки, когда теща принялась за кофе.

— Доброе утро, мэм, прекрасный день для праздничных гуляний, не так ли?

Она робко подняла на него глаза и пожала плечами:

— Мы обычно в них не участвуем. Джордж говорит, что на улицы набивается слишком много простолюдинов.

— Мама на Четвертое июля всегда ходит к Маллони на пикник, — невинно вставила Джорджина.

Дэниел обеспокоенно покосился на нее. Он чувствовал, что его жена что-то замышляет, но боялся даже загадывать, что именно. Слава Богу, в следующее мгновение его внимание было отвлечено. Джорджина так взялась за чашку кофе, чтобы всем было видно ее обручальное кольцо, которое он надел ей на руку сегодня утром. «Она моя жена, и у нее на пальце мое кольцо, — подумал он, испытывая мужскую гордость за себя. — Значит, она принадлежит мне душой и телом». Ему было очень приятно, что Джорджина хвалилась кольцом.

— Гуляния проходят в центре, — тихо проговорила Долли. — Иногда до нас долетает музыка и шум.

— Пикник у Маллони — это тоже неплохо, мама, — сказала Джорджина, ободряюще похлопав мать по руке. — Мы с Дэниелом тоже там будем.

Так вот оно что!

Он подождал окончания завтрака, а потом взял жену за руку и отвел ее в первую попавшуюся тихую комнатку, где им никто не мог помешать.

— Подумай, что будет, если я там объявлюсь! Как только отец завидит меня, он такое устроит!..

Джорджина ободряюще погладила его по щеке точно так же, как до этого похлопала по руке матери.

— Не волнуйся. Я уже послала Питеру записку, и он позаботится о том, чтобы у твоего отца были дела поважнее, чем закатывание истерики и скандала. Он злодей, но все же неглупый человек.

Дэниел схватил ее руку и зажал между ладонями.

— Что ты задумала? Расскажи. Мне так будет гораздо спокойнее. Я беспокоюсь за тебя.

— О, не волнуйся! Я окружу себя людьми, которые не сделают мне ничего плохого, вот увидишь. Иди навести свою мать.

Чем больше она говорила ему не волноваться, тем сильнее он волновался. Но тут их отвлекло появление отца Джорджины, который только сейчас спустился вниз. Дэниел вышел из комнаты и вежливо поклонился:

— Доброе утро, сэр.

Старик пораженно замер на месте, увидев перед собой того самого долговязого безумца, который отнял у него дочь. Он нервно дернул себя за бакенбарды, поправил галстук и устремил на незнакомца гневный взгляд. Но тот его выдержал с легкостью. Кашлянув, Джордж Хановер буркнул:

— Так, так, у тебя даже дома своего нет, куда ты мог бы отвести свою жену. Не стыдно?

Дэниел обнял Джорджину и весело улыбнулся:

— Отчего же нет? Есть, и не один. Просто я хотел, чтобы Джорджи немножко привыкла к своей новой роли, прежде чем я увезу ее от вас. Я думаю, нам не помешает воспользоваться этим для того, чтобы познакомиться поближе, а? Уверяю вас, узнав меня лучше, вы не будете особенно переживать за свою дочь.

— Ага, как же! — фыркнул Джордж, но тут его внимание привлекло обручальное кольцо на безымянном пальце Джорджины — недешевое кольцо.

Опешивший старик пристальнее вгляделся в своего зятя. У газетчиков не бывает таких хороших сюртуков, который был на Дэниеле. Впрочем, он мог купить его и в кредит в расчете на богатое приданое жены.

Нахмурив брови, Джордж проговорил:

— Я советую тебе побыстрее увезти Джорджину в один из твоих дворцов и не задерживаться здесь. Тем более что скоро этот дом перестанет принадлежать нам.

— О, я позабочусь о том, чтобы с ним ничего не произошло, мистер Хановер, но чуть позже. Сейчас у меня дела. Поговорим потом. — Отвернувшись от своего мрачного тестя, Дэниел поцеловал Джорджину. — Веди себя хорошо, пока меня не будет.

— О, конечно, милый!

Джорджина с улыбкой проводила его глазами и повернулась к отцу, который все еще стоял на лестнице:

— Я попрошу Блюхера отвезти меня на станцию, папа. Мы сегодня отправимся к Маллони не одни.

Не дожидаясь ответа и загадочно улыбаясь, она подобрала юбки своего платья из тонкой кисеи и отправилась в каретную. Тайлер и Эви уже телеграфировали, что прибывают с утренним поездом.

Так и не разгадав планы Джорджины и оттого сильно нервничая, Дэниел быстро шел по улице, приближаясь к дому, в который еще вчера он и не думал заходить. Интересно, открыт ли у них черный ход? Может, как-нибудь удастся проскользнуть незаметно? Не дай бог столкнуться с отцом…

То, что он сказал Джорджу Хановеру насчет спасения их дома, было голословным обещанием. Дэниел знал, что если погасит закладную за свой счет, это сделает его банкротом. К тому же после этого он не сможет позволить себе содержать такой особняк.

Ей-богу, все было бы гораздо проще, если бы он таки уехал на том поезде в Цинциннати.

Но что толку размышлять о том, чего не произошло? Сейчас у него появилась другая забота. Он обещал Джорджине повидаться со своей матерью, и теперь, уже поздно было идти на попятную.

«Представляю себе, какая буря разразится, если я все-таки напорюсь на отца! — невесело думал он. — Но ничего, надо идти, раз собрался».

Ворота были распахнуты настежь, и Дэниел замедлил шаг, приблизившись к ним. Вот сейчас на крыльцо выскочит кто-нибудь с винтовкой…

На веранде действительно кто-то стоял. Питер. Заметив Дэниела, он коротко кивнул ему и, сбежав по ступенькам крыльца, пошел навстречу.

Питер был на редкость хмур, но поздоровался с Дэниелом за руку.

— Отец сейчас в магазине, но мы все равно поднимемся по задней лестнице. Нечего мозолить глаза прислуге.

— Что он делает в магазине сегодня?

Дэниел поймал себя на мысли, что ему нелегко успевать за младшим братом. Питер был выше и шире его, и он был избавлен от хромоты, которая донимала Дэниела с детства. И Дэниел позавидовал бы ему, его силе и стати, но сейчас все мысли его были о предстоящем свидании с женщиной, которая являлась его матерью.

Питер бросил на него подозрительный взгляд:

— Джорджина не говорила тебе? Магазин сегодня открыт. Отец считает, что это очень выгодно. На гулянья высыплет много народу.

— Он с ума сошел, — буркнул Дэниел, поднимаясь вслед за Питером по лестнице. — Эти люди не осмелятся даже близко подойти к двери «Маллони».

Питер пожал плечами:

— Я ему говорил то же самое, но он был непреклонен. Наверно, хочет лишний раз показать своим клеркам, кто в магазине хозяин.

— А ты что же? — с любопытством глядя на брата, спросил Дэниел.

— Я всего лишь управляющий. Отец может уволить меня в любой момент, как только захочет, — с горечью отозвался Питер.

— Попробуй хоть раз настоять на своем.

— Тебе легко говорить! — Питер зло посмотрел на него. — А кто же тогда будет блюсти интересы матери и младших братьев? Ведь я единственная их защита от старика.

Дэниел был поражен. Только что Питер раскрылся перед ним совершенно с другой стороны. Но сейчас не было времени размышлять над этим. Они прошли по коридору и остановились напротив двустворчатых дверей из красного дерева.

Питер распахнул их и пропустил Дэниела вперед. Тот бросил на младшего брата кислый взгляд, нахмурился и переступил порог красивого будуара.

Под кремовым балдахином на старинной кровати из красного дерева сидела хрупкая женщина. Темно-русые волосы ее уже посеребрились сединой. На ней был красный домашний халат, отделанный шелковыми оборками кремового цвета, в тон атласному покрывалу на постели. Около кровати стояла ваза со свежими розами. На полу был расстелен восточный ковер с золотисто-синим узором, а в эркере стоял шезлонг. В тени комнаты смутно различалась и другая дорогая и красивая мебель.

Дэниел робко потупился. Он не знал, как приветствовать эту женщину, которая пристально вглядывалась в него. Когда он приблизился, ресницы ее вдруг вздрогнули, и она прикрыла рот рукой. У нее была тонкая, почти прозрачная кожа, сквозь которую просвечивали вены. Щеки были припудрены, но никакой макияж не мог скрыть ее бледности. Казалось, даже слабый порыв ветра способен поднять это почти бесплотное существо в воздух, как пушинку. Он остановился.

— Я Дэниел Маллони, мэм. Питер сказал, что вы хотите меня видеть.

Губы ее слегка дрогнули в улыбке. У нее были странные глаза. Казалось, она видит ими какой-то другой мир, которому принадлежит. А здесь находится лишь временно. Она сделала ему знак подойти ближе.

— Через несколько лет Джон будет очень похож на тебя, а ты однажды станешь очень похож на моего отца. Эваны всегда были красивыми людьми, но у Джона сейчас переходный возраст, и он не верит мне. Я очень хочу, чтобы ты с ним познакомился.

Дэниел опустился на стул рядом с кроватью и неуверенно оглянулся на Питера. Тот охранял дверь, сцепив руки за спиной. Лицо его было бесстрастно.

Тогда Дэниел вновь повернулся к женщине:

— Простите, что побеспокоил вас, мэм. У меня не было намерений навязываться семье, которая не пожалела денег на то, чтобы дать мне хорошее воспитание и образование.

Изящная миссис Маллони грустно усмехнулась:

— Ты просто хочешь сказать, что и не думал обращать внимание на людей, которые вышвырнули тебя из родительского дома, но вежливость не позволяет тебе. Воспитательница сделала из тебя хорошего человека, это я вижу, но вряд ли я когда-нибудь смогу простить ей то, что она все эти годы молчала о том, что ты жив. В свое время она была и моей воспитательницей. А в том, что Артемис платил щедро за молчание, я нисколько не сомневаюсь. Дэниел недоверчиво взглянул на нее:

— Прошу прощения, мэм, но я слышал, что она была воспитательницей у матери моей приемной сестры. Может быть, вы что-то путаете? Вряд ли вы с ней были знакомы.

Она свела свои светлые брови вместе, чем на мгновение стала похожа на Дэниела.

— Как мне рассказал Питер, который наводил справки, матерью твоей приемной сестры была Луиза Хауэлл. Так вот, ее собственную мать звали в девичестве Эванджелин Эван. Ауиза росла в Сент-Луисе, как и я. Мой отец был ее дядей, а мы с Луизой, таким образом, приходились друг другу двоюродыми сестрами и имели одну воспитательницу. Добрейшая женщина, у которой, однако, было два существенных недостатка: пристрастие к деньгам и предосудительная способность хранить те тайны, которые она не имела права хранить. Я никогда не смогу ее простить за это.

— Она умерла, мэм, — мягким голосом напомнил Дэниел. — Мы с Эви очень ей благодарны за все. Она дала нам дом и, несмотря на свой возраст, заменила мать. Нам не в чем упрекнуть ее.

Эдит Маллони принялась нервно теребить покрывало, и голос ее чуть задрожал:

— Ты был моим первенцем. Она должна была понимать, что это такое. Может быть, дочь Луизы родилась вне брака, то есть у нее были причины прятать ее от людей, но ты — совсем другое дело. Ты законный наследник моего мужа, наравне с остальными своими братьями. А то, что с тобой случилось, — это позор, с которым я никогда не примирюсь. Я должна была догадаться. Должна!

Она заплакала. Дэниел вскочил со своего места и подбежал к ней. Питер наконец тоже отлепился от двери.

— Прошу вас, не плачьте. До восемнадцатилетнего возраста я фактически был калекой и без воспитательницы наверняка не дожил бы до совершеннолетия. Я не могу пожаловаться на свое детство. Даже вы не смогли бы сделать для меня больше, чем сделала она. Очень жаль, что наше знакомство состоялось так поздно.

— По-моему, тебе сейчас лучше уйти, — кивнув головой на дверь, буркнул Питер. Он стоял, глубоко засунув руки в карманы. — Доктор Фелпс предупреждал, что ей нельзя сильно волноваться.

— Нет, нет, не уходи! Нам о многом нужно поговорить. Сходи за братьями, Питер. Им надо все рассказать о Дэниеле. Я не стыжусь его и не допущу, чтобы его и дальше прятали от собственной семьи.

Она вцепилась в него своей полупрозрачной тонкой рукой с такой силой, какой Дэниел никак не мог ожидать от этой хрупкой женщины. Он неуверенно взглянул на Питера:

— Не думаю, что это хорошая идея. Твой отец все равно меня не признает. Зато, увидев здесь, лишит Джорджину и ее родителей дома. Советую тебе хорошенько подумать, прежде чем предпринимать какие-либо торопливые шаги.

Питер зло усмехнулся:

— Торопливые шаги! Неплохо сказано, братец. Как представишь, что на тебе, а не на мне могла лежать ответственность за весь этот сумасшедший дом, ей-богу становится жалко, что тебя отправили тогда в Сент-Луис! Но одно я скажу точно: если старик хоть словом оскорбит мою мать, ему тут же придется в этом горько раскаяться. А ты уж после меня будешь…

Почувствовав, как дрогнула тонкая рука красивой миссис Маллони, Дэниел вновь обернулся на нее. Его переполняли всевозможные чувства, и он все пытался справиться с ними, когда она опять заговорила:

— Артемис никогда тебя не признает? О, я знаю почему! Но в его словах нет ни слова правды! — В голосе ее слышалось раздражение. — Да, я действительно любила другого молодого человека, когда мои родители согласились выдать меня за Артемиса, но я никогда не сделала бы того, в чем он меня подозревает! Мой отец потерял очень много денег на торговле землей, и, не согласись я на предложение Артемиса, наша семья оставалась бы фактически без средств к существованию. Сейчас мне стыдно вспоминать об этом, но тогда я не видела для себя жизни без прислуги и красивых нарядов, к которым привыкла с детства. А человек, которого я любила, был небогат. К тому же мои родители не могли дать ему за мной сколько-нибудь значительное приданое. Поэтому я вышла замуж за Артемиса и, что бы он ни говорил, оставалась ему верна. Возможно, ты родился больным, Дэниел, и не похожим на него внешне, но ты его сын. Рано или поздно ему придется смириться с этим фактом.

Однако прежде чем Дэниел успел что-либо ответить, дверь спальной распахнулась, и на пороге показался Джон, которого он уже видел однажды. У него был довольно растрепанный вид, и от него пахло конским потом. Торопливо одернув рубаху и нервно пригладив волосы, он быстро перевел глаза с матери на Дэниела, во взгляде его отразились недоумение и любопытство.

— В чем дело? — строго спросил его Питер. Джон оглянулся на брата и тут же вспомнил, зачем пришел.

— Тебе лучше пройти в магазин. Там что-то неладное творится. Все клерки высыпали на улицу, а отец как сквозь землю провалился.

В эту минуту в спальню вошел третий брат. Если Джон внешне очень напоминал Дэниела, то Пол был почти точной копией Питера. Протиснувшись мимо Джона, он замер, увидев Дэниела.

— Ты тот газетчик, если не ошибаюсь? — Он обернулся к Питеру. — Какого черта он здесь делает?

— Мальчики, познакомьтесь, это ваш старший брат Дэниел, — в общей тишине раздался голос Эдит Маллони.

В комнате наступила немая сцена, и лишь слышалось, как где-то на улице музыканты исполняли «Янки-Дудл»[3].