Кровь гулко стучала в висках, поэтому Джорджина не сразу расслышала громкий стук во входную дверь. Болела голова. Это была самая ужасная ночь в ее жизни, а теперь еще этот адский стук… Может, стоит поискать у мамы настойку опия?
Тайлер и Эви не могли так рано откликнуться на телеграмму, посланную им среди ночи. Конечно, это было глупо с ее стороны, стоило подождать до утра, но Джорджина не могла сидеть сложа руки. Если бы она знала, куда Дэниел отправится из Цинциннати, она поехала бы туда первым же поездом, но она не знала. Сперва надо было дождаться ответа от Монтейнов.
Через минуту в дверь ее спальни осторожно постучались, и на пороге возникла служанка. Джорджина подняла на нее хмурый, недовольный взгляд.
— Мистер Питер Маллони, мэм.
Питер? В такую рань? Джорджина оглянулась на каминные часы. Ей всегда казалось, что в это время Питер еще крепко спит.
Она кивнула:
Я спущусь через минуту.
Питер совершил роковую ошибку, что пришел к ней именно теперь, когда она в такой ярости. Будь ее воля, Джорджина уничтожила бы все мужское население Катлервилла. Что ж, это даже хорошо, что он заявился. По крайней мере будет на ком выместить свой гнев.
Джорджина надела новое платье, но к зеркалу даже не подошла — ей было все равно, как она выглядит. Всю ночь она не спала, сходила с ума от нервного напряжения, слабо надеясь услышать какие-нибудь обнадеживающие известия, и поэтому теперь была не в духе. Вся ее злость и обида была направлена на Дэниела, но Питер, в конце концов, тоже Маллони.
Как выяснилось, Питер принес фотокамеру и все принадлежности. Однако это лишь разозлило Джорджину еще больше.
Ты смелый человек, Питер Маллони! На твоем месте я не показывалась бы на люди и спряталась бы от всего мира. Особенно после всего того, что натворила твоя семья. Положи камеру и ступай с глаз долой. Ты мне отвратителен.
Пораженный произошедшей в ней переменой, Питер медленно освободился от своего груза и изумленно уставился на мегеру, которую он всю жизнь знал как самую веселую девушку на свете. Золотистые локоны были собраны сзади в узел, под глазами пролегли тени, смотрит сурово. И хотя все это отнюдь не портило ее красоты, он видел перед собой совершенно другого человека. В глазах Джорджины затаилась такая тоска, что у него даже защемило сердце.
Что случилось, Джорджи? Неужели ты все еще сердишься на меня за то, что я заставил тебя выйти за Дэниела? Но мне казалось, ты счастлива.
Счастлива? — едко переспросила она. — Ты заставил меня выйти замуж за благородного человека, и я должна быть от этого счастлива? Вот если бы у меня оказалась в руках винтовка и я заставила бы тебя жениться на какой-нибудь несчастной, которая страдала бы от твоего эгоизма, ты был бы счастлив? Тебе известно, что твой отец добился, чтобы типографию Дэниела заколотили досками? Известно, что твой отец вышвырнул семью Харрисонов на улицу? А? Или ты будешь разыгрывать из себя невинную овечку, Питер Маллони? Меня не обманешь. Убирайся! Больше не желаю видеть никого из вашей семейки!
Развернувшись на каблуках, Джорджина стала подниматься по лестнице, но тут натолкнулась на ничего не понимающие, испуганные взгляды Одри и Дженис, смотревших на нее сверху. Чертыхнувшись себе под нос, Джорджина обернулась и вновь устремила на Питера горящие глаза:
Уходи.
Но я-то тут при чем, Джорджи? — воскликнул Питер, начиная злиться. — Я не имею никакого отношения к тому, о чем ты сейчас сказала. Разве это дом, где рушатся потолки и бегают крысы?
Ага, значит, не имеешь никакого отношения? — саркастически переспросила Джорджина. — Прекрасно! Может быть, ты еще скажешь, что и магазин »Маллони» не имеет к этому никакого отношения? Или ты не имеешь к магазину никакого отношения? — Она уперла руки в бока. — А может быть, ты и не Маллони вовсе? Ну, что же ты молчишь? Скажи, а вдруг я поверю?
Джорджина, да что с тобой сегодня? Я принес тебе фотокамеру, хотел примирения и еще думал заручиться твоей поддержкой в одном деле. — Джорджина стала угрожающе надвигаться на него, и он попятился к двери, — Черт возьми, да выслушай меня! Моя мать хочет увидеться с Дэниелом. Она очень больна, а с тех пор как я рассказала ей все, почти не ест. Уговори его сходить к ней. Честное слово, Джорджина, я вовсе не злодей, каким тебе представляюсь. Что касается тех трущоб, то я пытался возражать отцу, но тщетно. Я ничего не мог поделать.
Проигнорировав его просьбу, Джорджина продолжала выплескивать свою ярость:
А как же быть с теми клерками, которых ты уволил из магазина, Питер? Или и тут ты ничего не мог поделать? — зловеще проговорила она. — Как быть с сокращением рабочего дня, увеличением жалованья, с продвижениями по службе, которого удостаиваются у тебя только мужчины? Тоже ничего не можешь поделать? А трудно тебе купить табуретки для клерков, которые вынуждены с утра до вечера простаивать за прилавками? Что ты, из-за этого обеднеешь? — Джорджина все повышала голос с каждым своим обвинением и наконец почти прокричала: — Вон из моего дома, Питер Маллони! И не смей больше показываться мне на глаза!
Хорошо же, спасибо за гостеприимство! — Нахлобучив шляпу на голову, Питер вышел и оглушительно хлопнул за собой дверью.
Джорджина еле держалась на ногах. Ей стоило больших трудов овладеть собой, и только после этого она обернулась. Никогда в жизни с ней еще не случалось ничего подобного, и она очень надеялась, что больше не случится. Жить с улыбкой — что же может быть лучше? Она и сейчас попыталась улыбнуться, но не вышло.
Дженис спустилась к ней навстречу.
Значит, он ничего не сделает? — тихо спросила она. Джорджина покачала головой:
То ли не может, то ли не хочет, я так и не поняла. Дженис понимающе кивнула:
Ничего, как-нибудь выкрутимся. В меблированных комнатах дешевле, потому что там двухразовое питание. А если тебе удастся добиться, чтобы фабрику не закрыли, Одри сможет зарабатывать там больше, чем ей выпадало у Маллони. — Она осторожно коснулась руки Джорджины. — Тебе надо поесть. Знаешь, вчера Этан пытался собрать деньги с жильцов.
Вяло прислушиваясь, Джорджина позволила Дженис отвести себя в столовую.
Ему не дали ни одного пенни, и мужчины всюду следова и за ним по пятам, так что он не посмел распускать руки, как обычно. Мальчишки теперь дежурят на всех углах, и Эгану ни за что не пройти мимо них незамеченным. А еще мы составили список требований лично к старшему Маллони.
Джорджина кивнула и наконец улыбнулась. Она слушала Дженис, но все мысли ее были только о том, как скоро дойдут известия от Монтейнов.
Джорджине хотелось рвать на себе волосы, и она лишь с большим трудом удержалась от этого, тупо уставившись в цифры. Даже в самую лучшую пору своей жизни она мало что в них понимала, а теперь наступила не самая лучшая пора. Ее взгляд переместился на смятую телеграмму, валявшуюся в углу стола.
Монтейны ничего не знали про Дэниела, но пообещали навести справки. Пока же они, не теряя времени, отправились на север и вскоре должны были приехать.
Но что она будет делать с Тайлером и Эви, если сама не знает, куда деваться? Может, послать их с визитом к матери Питера? Его просьба не давала ей покоя весь день, хотя у Джорджины и без нее забот хватало. Как же так вышло, что она до сих пор не брала миссис Маллони в расчет? Ничего плохого об этой женщине Джорджина никогда не слышала. Виделись они очень давно, когда Джорджина была еще маленькая. И насколько она помнила, миссис Маллони была хрупким и очень милым существом. Артемис с тех пор, наверное, немало соков из нее выжал, и теперь она живет совсем тихо и неслышно, будто привидение, на верхнем этаже особняка Маллони.
«В их семье все мужчины одинаковы, — хмуро подумала Джорджина и вновь уставилась на цифры. — Но я не такая, как их женщины! И не такая, как моя мать. Я так просто не сдамся, вот увидите! Кстати, не исключено, что это поможет мне как-то отвлечься».
Смахнув непрошеную слезу, Джорджина подняла глаза на стук в дверь. В кабинет вошла одна из помощниц Дженис. Сама Дженис взяла сегодня выходной, чтобы переехать с семьей в меблированные комнаты. Увы, даже Харрисонов не будет, когда она вернется домой. Может быть, ужинать на кухне вместе с прислугой?
Мисс Хан… Миссис Маллони?
Джорджина нетерпеливо кивнула.
— У нас есть два полных ящика. Прикажете отправить их сегодня?
— Но этого количества не хватит, чтобы выполнить заказ «Нортона»?
— Да, мэм, но я имею в виду заказ «Роттингема».
— Сначала необходимо выполнять крупные заказы. Они быстрее оплачиваются, а если мы докажем свою расторопность, нам сделают новый заказ. Так что с этими двумя ящиками пока подождем.
— Хорошо, мэм. — Девушка присела в неглубоком реверансе и скрылась за дверью.
Джорджина проводила ее задумчивым взглядом, потирая руками виски. Глаза слипались — сказывалась прошлая бессонная ночь. Скорее бы рабочий день заканчивался, и тогда можно будет пойти домой. Хотя что ее там ждет, в этих пустых комнатах? На фабрике, ей-богу, и то веселее.
Хорошо, что Монтейны приедут погостить.
Скоро пробило пять часов — новый, определенный ею же срок окончания смены, — и работницы, весело переговариваясь и смеясь чему-то своему, потянулись с фабрики. Вскоре во всем здании наступила гулкая тишина.
Борясь с наваливавшейся смертной тоской, Джорджина склонилась над цифрами. Теперь, когда ей некуда спешить, может, хоть с работой что-то получится.
Заняв наблюдательный пункт в пустующем заколоченном складе, Дэниел увидел, как открылись ворота фабрики и рабочие начали расходиться по домам. Экипаж Джорджины стоял тут же, но никто из женщин к кучеру не подошел, а через несколько минут Блюхер уехал.
«Черт возьми, зачем она задерживается допоздна в этой части города? За это ей следует хорошенько… Неужели она думает, что Артемис позволит ей долго распоряжаться на фабрике?»
Но он добровольно отказался от прав на Джорджину и на то, чтобы вмешиваться в ее жизнь, поэтому ему оставалось лишь вернуться к прежнему занятию — разбирать свой станок и ждать, когда из ворот появится Джорджина. Ему очень хотелось увидеть ее. Хотя бы для того, чтобы узнать, что с ней все в порядке. Дэниел знал, что она там. Он видел, как во время обеденного перерыва она выходила поболтать с работницами. Ее папаша такой демократичности не одобрял.
Он не знал, какой из нее может получиться предприниматель, но она прекрасно научилась находить общий язык с рабочим персоналом. Если бы Джорджина вышла замуж за Питера, он заправлял бы делами, а она ведала бы кадрами. Обоюдными усилиями они, конечно, добились бы процветания и заработали бы кучу денег.
Дэниел скрипнул зубами и вернулся к своей работе. Он знал, что должен уйти из ее жизни, но не мог этого сделать. Сначала нужно убедиться, что без него ей лучше живется.
Но из-за своего мужского самолюбия он отказывался верить в то, что это возможно. Поэтому он и просидел в типографии весь день, поминутно выглядывая в окно и ожидая, когда из ворот покажется Джорджина.
Какой он ее увидит? Дэниел не ждал улыбки на ее лице, вообще не знал, чего ждал. Ему просто хотелось украдкой последить за ней несколько дней и убедиться в том, что Артемис сдержал свое обещание.
Над городом еще не опустились сумерки, когда он в очередной раз выглянул на улицу и вдруг увидел валивший из одного фабричного окна дым. Нахмурившись, он отшвырнул часть станка, которую держал в руках, и почти наполовину высунулся из окна, чтобы рассмотреть получше. Обычно удаленные предметы Дэниел видел лучше, чем близкие, но сейчас он отказывался верить своим глазами.
Откуда там взялся дым?
Пытаясь держать себя в руках, Дэниел вышел из комнаты и стал медленно спускаться по лестнице. После вчерашнего прыжка с поезда и многочасовой ходьбы по железнодорожным путям нога вновь разболелась, поэтому Дэниел старался ступать осторожно. Еще не хватало, чтобы он скатился с лестницы кубарем.
Но когда он вышел на улицу, сердце его готово было уже выскочить из груди, хотя он отчаянно пытался себя успокоить. Может, Джорджины уже давно нет на фабрике, он просто проглядел ее, когда она уходила. Может, дым в окне ему только почудился, солнце порой способно отбрасывать самые причудливые блики. Да и с чего бы вдруг на фабрике начался пожар?
Но все сомнения рассеялись, когда он вновь посмотрел на то окно. Из него уже вырывалось пламя. Крикнув во всю силу своих легких в надежде на то, что его кто-нибудь услышит, Дэниел бросился в административное крыло здания. Почему Джорджина не выходит? Она что, не чувствует запаха гари?
За спиной у него послышались топот и крики. Кто-то пустил лошадь галопом, очевидно, к пожарной каланче. Пожар в старой деревянной коробке мануфактуры — страшная вещь. Дэниел знал, что помощь подоспеет через несколько минут, но не мог ждать.
Он распахнул дверь, и изнутри вывалились клубы ядовитого дыма. На него накатила жаркая волна, но в этой части здания языков пламени еще не было видно. Закрыв лицо носовым платком, Дэниел бросился мимо приемной в маленький кабинет, в котором должна была быть Джорджина.
Когда он наконец добрался до двери и вышиб ее, его всего уже выворачивало от кашля, слезящиеся глаза заливал соленый пот. В комнате было темно, к тому же все вокруг заволокло густым дымом, и Дэниел не сразу сориентировался.
«Только бы ее здесь не было! — заклинал он, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в дыму. — Она, конечно, давно почувствовала запах дыма и ушла. Бросилась за помощью. Боже, только бы она не погибла! Боже, сделай так, чтобы она не умерла!»
Джорджина сидела за отцовским столом, уронив голову на руки. Со стороны казалось, будто она мирно заснула. Подбежав, Дэниел стал трясти ее за плечи и звать по имени, но она не подняла головы. И тогда его охватила настоящая паника.
Времени на молитвы и скорбь не оставалось. Подняв Джорджину на руки, Дэниел бросился обратно к двери, но там уже бушевало пламя, и жадные языки его лизали потолок приемной. Дэниел понял, что пожар начал стремительно распространяться по всему зданию. С Джорд-жиной на руках нечего было и думать спасаться тем путем, каким он вошел.
Не колеблясь ни минуты, Дэниел повернулся и пихнул спиной окно. Стекло тут же рассыпалось. Перекинув Джорджину через плечо, он рукавом расчистил от осколков подоконник и, свесившись, опустил жену на землю с противоположной стороны.
Джорджина безжизненно привалилась к стене здания. Дэниел уже не испытывал ни страха, ни беспокойства. Он вообще перестал что-либо чувствовать с того самого момента, когда коснулся ее и не дождался ответной реакции. Он действовал безошибочно и быстро, как машина.
Выпрыгнув из окна, он снова подхватил Джорджину на руки. Где-то бегали и кричали люди, таскали вручную воду. Вдали послышался звон пожарного колокольчика. Но Дэниел не обращал на это внимания. Жизнь Джорд-жины теперь была в его руках, и он бросился с ней через улицу в здание типографии. Если она придет в себя, выживет и он. Если же нет, он умрет.
Он знал это совершенно точно.
Никто не видел, как он влез вместе с ней в окно, от которого недавно отодрал доски. Внутри было темно, но свет ему был не нужен. Бегом Дэниел поднялся по лестнице и сразу завернул в спальню.
Он положил Джорджину на кровать, которая так и осталась здесь стоять, несмотря на то что дом готовили к сносу. Она лежала, раскинув руки и ноги, и была похожа на куклу.
Коснувшись дрожащей рукой ее щеки, он прошептал ее имя. Сел рядом и, гладя ее по волосам, ждал, когда она ответит. В отчаянии наклонился и поцеловал ее. Губы были теплые, но даже не дрогнули от его прикосновения.
Тогда, обхватив Джорджину, он заставил ее принять сидячее положение, прижал к себе и стал нашептывать на ухо разные нежные слова. Одновременно Дэниел растирал ей спину, сначала осторожно, потом все сильнее. Шепот перешел в исполненные боли восклицания. Но ответа все не было.
— Джорджина, скажи что-нибудь! Боже, не бросай меня одного! Ты не можешь покинуть меня! Ты моя жизнь, Джорджи! Очнись и пошли меня к черту, любимая, только не умирай! Прошу тебя, Джорджи…
Дэниел глухо и надрывно зарыдал, по поросшим щетиной щекам побежали крупные слезы. Он продолжал растирать ей спину и покрывать поцелуями лицо, шею, плечи.
— Я люблю тебя, Джорджи, — вдруг снова перешел он на шепот и тут же поймал себя на мысли, что нисколько не покривил душой и сказал истинную правду. — Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Боже, не дай ей умереть! Я все сделаю! Перестану богохульствовать, не буду поминать имя твое всуе, буду чтить отца своего… Боже, все что захочешь! Прошу тебя…
Дэниел прижал Джорджину к себе теснее и раскачивался вместе с ней из стороны в сторону, отчаянно надеясь на чудо. Пусть это будет первым и последним чудом в его жизни. Вскоре он, выбившись из сил, замолчал, и тут же до его слуха донесся тихий стон, а в следующее мгновение раздался душераздирающий кашель.
Дэниел запустил руки Джорджине в волосы, вглядываясь в ее ожившее лицо, и воздал благодарственную молитву. Джорджина дернулась в его руках, и кашель стал выворачивать ее наизнанку.