Быт русской армии XVIII - начала XX века

ГЕЙНО ФОН БАЗЕДОВ
ПУТЕВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ О ВОЕННОЙ РОССИИ[62]

Мне никогда не приходилось присутствовать на маневрах или больших упражнениях русских войск, поэтому я не в состоянии дать каких-либо сведений относительно их тактики и командования ими. Однако же я часто бывал в Петербурге, а недавно мне пришлось проехать через всю обширную Российскую империю, от Финляндии до Южного Кавказа; хотя эти поездки и имели целью исключительно посещение родственников, хотя я и являлся только простым туристом, тем не менее мне как военному человеку невольно приходилось наталкиваться на многие явления, видеть и слышать многое, что, будучи взято по совокупности, дает в свою очередь многое для пополнения сведений, получаемых из специальных военных источников.

Россия — страна мундира. Мундир носят не только солдаты, полицейские, таможенные и железнодорожные служащие, но и административные чиновники, судьи, учителя; мундиром обозначается принадлежность к известной профессии, обеспечивающей соответствующие преимущества в общественной жизни. Даже студенты и слушатели высших учебных заведений обязаны носить форму.

Русский офицер всегда в форме; даже в отпуску и в путешествии, по крайней мере внутри страны, он не имеет права носить штатское платье. Вследствие этого приходится иногда видеть офицерский мундир в положении, не соответствующем нашему о нем представлению.

При отставке офицер сохраняет мундир для ношения его не только в исключительных случаях, а постоянно; так что старый генерал, рано поступивший в кадетский корпус, всю свою жизнь, за исключением своих детских платьев, не носивший ничего, кроме мундира, не представляет исключения.

Разобраться в массе существующих в России форм является далеко не простой задачей, и если даже сравнительно скоро можно научиться отличать офицера от чиновника, военного от невоенного и отдельные рода войск между собой, то для того, чтобы вникнуть в тайны всех цветов, кантов, отличий, в эту путаницу корон, вензелей и прочих букв на шапках и погонах и в цифры, обозначающие то дивизии, то полк, нужна целая наука; наука, для которой, без сомнения, Петербург представляет благоприятную почву, так как там можно встретить представителей всей армии.

История русского мундира имеет связь с германской. Петр Великий и его преемники создали свое войско при помощи главным образом немецких учителей. Наряду со многими немецкими учреждениями и многими еще теперь существующими обозначениями, как-то: фельдфебель, унтер-офицер, ефрейтор, ротмистр, егерь и фельдшер, в Россию проникли и немецкие военные формы. Петр III, большой любитель военного дела, зашел в своем благоговении пред Фридрихом Великим так далеко, что тайно обменивался с ним письмами в то время, как русские войска сражались с прусскими. Император же Павел окончательно принял прусское обучение и организацию войск. Таким образом русская армия и по наружному своему виду все более уподоблялась прусской.

Когда соратничество на полях сражений в эпоху освободительных войн и родственные узы царствующих домов еще более сблизили обе армии (стоянка лагерем под Калишем с совместными маневрами прусских и русских войск может служить лучшим подтверждением сказанному), связь между ними выразилась во введении одновременных перемен в обмундировании. Как у нас, так и в России были введены: ранец с перекрещивающимися на груди ремнями, каска, наш шишак — известный как типично прусский; в фуражке с козырьком, сюртуке и значках, обозначающих офицерские чины, сказывается тоже общее происхождение, несмотря на то что у немецких и русских офицеров звездочки имеют не совсем одинаковое значение, а именно в русской армии высший чин того же класса, то есть капитан, полковник и так называемый полный генерал, носит эполеты и погоны гладкие, без звездочек.

В 1882 году император Александр III ввел так называемую национальную форму, которую уже раньше носили стрелковые батальоны. Она состояла из меховой шапки и двубортного кафтана без пуговиц, застегиваемого сбоку крючками, из сапог с голенищами и широких нависающих шаровар. Только кавалерийские гвардейские полки сохранили свои прежние формы, некоторые из которых до того были похожи на прусские, что можно было принять одних за других.

Но недавно опять вернулись к прежнему. Национальный кафтан заменен более грациозным военным двубортным полукафтаном, к которому у гвардейских полков в парадных случаях пристегивается лацкан цвета полка. Быть может, и не практичная, но, во всяком случае, очень идущая к лицу меховая шапка совершенно отменена. В гвардейских полках вернулись к прежнему, лишь слегка измененному, киверу. В армии единственным головным убором в настоящее время является походная фуражка.

Драгунские полки, в которых с 1897 года национальный кафтан опять был заменен двубортным полукафтаном, частью снова обращены в гусарские и драгунские полки, так что теперь каждая нормальная кавалерийская дивизия, кроме причисленного донского казачьего полка, состоит из одного драгунского, одного гусарского и одного уланского полков, значащихся под одним номером.

Покрой существовавших до сих пор мундиров был, по всеобщему мнению, некрасив, почему при последних изменениях были приняты в соображение только требования красоты, а не требования практичности. Походное снаряжение солдата, напротив, производит впечатление вполне военное; скатанная шинель через одно плечо, вещевой мешок через другое; хотя при отсутствии всякого металла оно и не особенно изящно и не годилось бы для парадов Николая I, но зато оно гораздо более свободно, чем у нас, с прямолинейными ремнями от ранцев; шапка же, надетая более набекрень, чем это делают наши уланы, довершает впечатление молодцеватости и непринужденности.

Темно-зеленый цвет русского мундира, конечно, не выдерживает солнца, поэтому ношеные формы пестрят иногда всеми оттенками. Нередко попадаются такие, которые в Пруссии, наверно, не выдержали бы испытующего ока отдельного начальника.

Надо прибавить, что вне службы солдат большей частью ходит без оружия, так как только гвардейской пехоте выдается в мирное время для уличного одеяния холодное оружие. Армейская пехота носит только пояс, штык же с ножнами остается дома.

Некоторые детали офицерской формы кажутся, на наш взгляд, не совсем красивыми: широкие погоны и фуражка с очень выступающим верхом и большим козырьком. Ношение же шашки на перевязи, через плечо, практично, так как таким образом оружие всегда, даже при надетом пальто, находится под рукой и может быть легко снято и надето. У русских портупея более отвечает своему назначению, чем у нас.

К мундиру, воротник которого не только у гвардейцев, но и у всех офицеров украшен вышивками и кантами, в парадных случаях надевается серебряный кушак, подобный нашему, но без кистей. Кроме того, часто к снаряжению офицера, даже в мирное время, например в карауле, принадлежит револьвер с особым шнуром.

Летом суконный мундир заменяется кителем из легкой материи, который офицер носит не только на службе, но и на улице, в обществе и в дороге. Бывший до сих пор в употреблении более изящный белый цвет в настоящее время заменен цветом хаки, предназначенным также для походной формы и, как таковой, называемым «защитным цветом».

Пальто часто носят или по крайней мере накидывают на плечи даже в теплое время года. По русскому представлению, оно есть необходимая часть полного костюма. В противоположность этому многие офицеры даже на службе появляются без перчаток, что летом является даже правилом.

Изображение русского офицера было бы неполным, если не упомянуть об орденах, жалуемых в большем количестве, чем у нас, и чаще надеваемых.

Как известно, у русских существуют ордена: Станислава, Анны, Владимира, Белого Орла, Александра Невского, Андрея Первозванного и, кроме того, исключительно за военные заслуги Георгиевский крест. Из названных орденов Анненский заимствован из Голштинии, Станиславский и Белого Орла — из Царства Польского. Может быть пожаловано до восьми звезд. Орден Андрея Первозванного, как самый высший, жалуется в очень редких случаях. Из лиц, состоящих на службе и не принадлежащих к Императорской фамилии, он имеется только у министра двора барона Фредерикса.

Как первое военное отличие жалуется орден св. Анны четвертой степени за храбрость, который носится не на груди, а на эфесе и при котором шашка украшена темляком из Анненской ленты.

За особенные заслуги генералам и штаб-офицерам, если уже исчерпаны все прочие отличия, а в виде исключения и обер-офицерам (под этим общим наименованием подразумеваются чины до капитана) жалуется «золотое оружие за храбрость», у которого на рукоятке дерево заменено золотом и темляк[63] с оранжево-черной Георгиевской лентой.

Унтер-офицеры тоже щедро жалуются отличиями. По истечении пятилетней службы они получают первую медаль, после десяти лет — Анненский крест, а после двадцати и тридцати лет службы следуют дальнейшие медали для ношения на шее. Так как при пожаловании новых отличий прежние сохраняются и к этому присоединяются еще часто разные медали и военные ордена, то старшие унтер-офицеры большею частью имеют большую колодку со многими медалями.

Но это не все. Кроме орденов и медалей имеются еще и другие отличия, которые, как и ордена и медали, носятся на груди. Сюда принадлежат: «знаки», указывающие на известный ход образования, установленные для окончивших академию Генерального штаба и другие высшие учебные заведения, полковые значки, учрежденные в память столетних юбилеев или каких-либо других празднований и удостоенные Высочайшего утверждения. Первые носятся на правой стороне груди, последние — слева, а часто так же, как жетоны, на маленькой цепочке в верхней петлице.

Полнейшее сходство между собою представляют наш Иоаннитский, или Мальтийский, крест и значок Пажеского корпуса, основатель которого император Павел I был облечен в сан мальтийского гроссмейстера. Точно так же можно едва отличить от Железного креста первой степени так называемый «Кульмский крест» — значок егерского полка, пожалованный ему за заслуги в битве при Кульме.

От лиц, посещавших Петербург, не может ускользнуть то обстоятельство, что среди многочисленных мундиров, встречаемых там, генеральские мундиры составляют несоразмерно больший процент, причем добрая часть их принадлежит генералам в отставке.

Генералы распознаются, как и у нас, по широким лампасам на шароварах и по красной подкладке пальто; сами же по себе их мундиры очень разнообразны. Не только каждый род оружия имеет свою особенную генеральскую форму, но часто продолжают носить форму Генерального штаба или прежних полков с генеральскими отличительными знаками. Таким образом очень часто генерал имеет право появляться в трех различных мундирах.

Большое количество состоящих на действительной службе генералов объясняется тем, что по истечении срока командования корпусом или дивизией корпусные командиры почти все без исключения назначаются в Военный совет, а дивизионные — в Александровский комитет о раненых и таким образом остаются на действительной службе. Кроме того, масса мест, занимаемых в других государствах частью гражданскими чиновниками, частью офицерами гораздо низшего ранга, до капитана включительно, замещаются в России генералами. Очень часто заведующие артиллерийскими складами, начальники военных училищ и кадетских корпусов почти всегда — генералы.

Точно так же обстоит дело и с офицерами Генерального штаба. В петербургском обществе они встречаются в поразительно большом количестве и очень часто занимают места, имеющие мало общего со службой Генерального штаба.

В Генеральный штаб можно попасть, только пройдя Николаевскую академию Генерального штаба. Перевод из полка без прохождения курса названной академии не допускается. Зато хорошо выдержанный экзамен в академии кроме права ношения установленного значка и надежд на перевод в Генеральный штаб влечет за собой немедленное производство в высший чин, до капитана армии или штабс-капитана гвардии включительно, или же выдачу полного годового оклада жалованья. Даже те из академиков, которые окажутся непринятыми в Генеральный штаб (около одной трети всего числа), пользуются особыми преимуществами и при последующих производствах. Пребывание в академии приносит, таким образом, еще более выгод, чем у нас.

В целом Генеральный штаб представляет замкнутое в себе сословие. Кто надел его мундир — черный бархатный воротник с серебряным шитьем и серебряными аксельбантами, составляющими также отличительный знак всех адъютантов, — тот сохраняет его на все время службы. Хотя до производства в штаб-офицеры и необходимо в продолжение одного года прокомандовать ротой, но для этой цели не надо переводиться в какой-нибудь полк, а принимают роту в командование, сохраняя мундир Генерального штаба. Настоящий же командир роты на это время отправляется в отпуск. В общем, офицер Генерального штаба может рассчитывать через 15 лет службы быть произведенным в полковники.

Штабы снабжены большим числом офицеров Генерального штаба, чем у нас, так как вообще все присутственные места в России отличаются переизбытком персонала. Права начальников штабов также значительно больше. Начальник штаба армейского корпуса имеет права начальника дивизии, начальник штаба дивизии — права командира полка, и каждому из них присвоено право делать самостоятельные смотры. На положение начальника штаба похоже положение «помощника», полагающегося в России почти при всех высших должностях. Так как при замещении высших должностей там принимаются в соображение не исключительно лишь одни способности, а часто родственные и другие связи, то и является необходимость рядом с ними иметь лиц, избавляющих того, кто замещает данную должность, от существенной части работы, а часто и от всей работы.

Однородное явление с генералами и офицерами Генерального штаба представляют также военные судьи. Положение усиленной охраны, на основании которого многие случаи, прежде подлежавшие гражданскому суду, теперь судятся военным, в короткое время увеличило число этих военных судей в пять раз. Они пополняются не из практиков-юристов, а из офицеров, прошедших специальный курс в военно-юридической академии. Между тем, как военные врачи считаются военными чиновниками, военные юристы остаются, не служа в строю, офицерами действительной службы с правами, в силу их академического образования, на особое производство. Среди них также бросается в глаза большое количество генералов, распознаваемых по широким лампасам того же красного цвета, как и в нашем Генеральном штабе.

В петербургском обществе встречаешься только с офицерами гвардейских полков или с пользующимися особыми служебными преимуществами. Армейский офицер не имеет в обществе никакой роли. Большей частью он и учился, как говорит русская пословица, только на медный грош. Выражение «армейский» имеет почти презрительный оттенок. Только пехотные полки больших городов, отдельные кавалерийские полки и офицерский корпус артиллерийских и инженерных частей пользуются большим уважением.

Давно известно, что гвардия кроме привилегированного положения общественного пользуется еще и целым рядом прочно установленных служебных преимуществ. Прежде всего офицерский чин в гвардии соответствует следующему высшему чину в армии. В гвардии нет чина подполковника, а так как с 1884 года для всей армии отменен и чин майора, то капитаны гвардии производятся прямо в полковники. Гвардейскими батальонами командуют полковники, полками — генералы. Поэтому случается, что старый батальонный командир при своем уходе прямо получает чин генерал-майора и титул превосходительства, так как в России его имеют все генералы.

Достойно внимания то, что каждый гвардейский полк отличается от другого ясно выраженными особенностями. Это касается не только нижних чинов, которых, например, в Преображенский полк набирают самых рослых, в Семеновский идут стройные блондины, в Измайловский — темноволосые, в Волынский — рябые, в Павловский — со вздернутыми носами. Офицеры каждого полка тоже представляют совсем особенный определенный характер.

Самые старейшие части — Преображенский и Семеновский полки, Петровская бригада, офицеры которой в виде отличия при парадной форме носят особые нагрудные знаки.

Эти два полка получили свои названия от подмосковных сел, Преображенского и Семеновского, где Петр Великий играл ребенком и где он в юношеских годах образовал два свои полка потешных. Преображенский полк вполне соответствует нашему 1-му пехотному гвардейскому полку. Часто во главе его стояли великие князья, сам государь, будучи наследником престола, командовал первым батальоном.

Семеновский полк, второй по номеру и по значению, считается особенно усердным в служебном отношении. В дни революции[64] он выделился своими энергичными действиями как в Петербурге, так и в Москве, куда он был отправлен.

Среди офицеров Измайловского полка всегда насчитывалось много немецких, а также шведских имен. Одно время там было 65 % неправославных офицеров, что составляет редкое исключение. Вообще же процент иноверцев не должен превышать 10 % для католиков и 25 % для лютеран. Этот полк отличается (по крайней мере, так было раньше) большим интересом к наукам и литературе, поддерживаемым главным образом великим князем Константином Константиновичем, долгое время служившим в полку.

Егерский полк — четвертый полк 1-й дивизии — выдается менее других полков; полки 2-й гвардейской дивизии играют в общественном смысле точно так же меньшую роль.

Офицерские собрания петербургских полков могут удовлетворять самые изысканные требования. Собрание Преображенского полка с его коллекциями трофеев, картин и прочими реликвиями, относящимися к историческому прошлому полка, отличается поистине царским великолепием. В общем же офицерские собрания не имеют того значения, как у нас. Постоянные общие завтраки и обеды бывают только летом во время лагеря, поэтому, или, может быть, несмотря на это, жизнь обходится молодому петербургскому офицеру очень дорого. Без добавления из собственных средств 100 рублей в пехоте и 200 рублей в кавалерии он едва может свести концы с концами. Для женатого офицера многое облегчается тем, что он не обязан жить общею для всего полка жизнью, и тем, что большое число женатых офицеров располагает чрезвычайно вместительными казенными квартирами, что при высоких петербургских квартирных ценах имеет особенное значение.

Служба отбывается во многом иначе, чем у нас. По нашим понятиям, она начинается зимою слишком поздно, это согласуется с общей привычкой русского народа и объясняется климатическими условиями. Часто офицера избавляют от строевой службы из-за отправления им посторонних, нередко бесполезных служебных обязанностей, как-то: дежурств в казармах, арестных домах, госпиталях, а также многочисленных караулов. Только в одном Петербурге до девяти офицерских караулов, на многие из коих наряжается по нескольку офицеров.

Между тем как в армейских полках жалуются на недостаток в офицерах (в 1908 году оставалось незанятыми 14 % всех вакансий), петербургские полки положительно страдают от переполнения, вызванного тем, что хорошо выдержанные экзамены при выпуске из Пажеского корпуса дают право выбрать полк, не принимая в соображение количество свободных вакансий. Один ротмистр кавалергардского полка жаловался, что у него 11 офицеров в эскадроне и что при всем желании он не знает, как найти всем им занятие.

Чин далеко не всегда соответствует занимаемому служебному положению. Например, по производстве в капитаны офицер может отказаться от роты, то есть заявить, что пока не желает принять командование ротой и отказывается таким образом от соответствующего вознаграждения, но сбывает зато с рук и роту, которая в таком случае передается старшему штабс-капитану, представляющему характерную в русской армии переходную степень от поручика к капитану. В лучших петербургских полках широко пользуются этим правом.

Вообще нельзя не отметить старания, с которым русский офицер уклоняется от строевой службы для того, чтобы обеспечить себе, часто даже на гражданской службе, более спокойную жизнь, а также приобрести большее значение. Этим стараниям помогает возможность совместительства гражданской и военной должностей, а также и то обстоятельство, что для занятия большинства из этих мест не требуется никакого особенного специального образования. Известно, что немалое число губернаторов, градоначальников и предводителей дворянства выходит из рядов армии. Такая перемена звания облегчается тем, что офицер может быть принят на новую должность прямо с переименованием в соответствующий чин гражданский. Например, полковник — статский советник.

Несмотря на многочисленный гарнизон, военной службы на улицах столицы видно не много, тем более ценным является доступ в казармы, разрешаемый благодаря особой любезности. Я имел однажды случай присутствовать при обучении новобранцев одной из рот Преображенского полка. Оно происходило в теплом квадратном помещении, две стены которого были наружные, с окнами, занятые разными приборами для гимнастики и стрельбы в цель. Тут и происходило совместное обучение новобранцев, состоявших (при существовавшем тогда четырехгодичном сроке службы) только из 30 человек. Русский солдат в Петербурге представляется мне очень избалованным во многом, особенно же в отношении холода. Зимою новобранец почти не выходит на воздух.

Для нижних чинов старшего срока службы от поры до времени устраиваются так называемые военные прогулки. Глубокий снег делает большею частью невозможными прогулки за чертою города, тогда весь полк с музыкой во главе, выстроившись в походные колонны, всеми четырьмя батальонами отправляется приблизительно на 18-километровую прогулку по городу. При этом люди закутаны в шинели и наушники даже при такой температуре, когда у нас о шинелях, конечно, не могло бы быть и речи.

Иногда можно наблюдать военные упражнения на Марсовом поле — большой открытой площади, расположенной в центре города. Здесь происходят бесконечные упражнения в прицеливании — они заменяют в остальное время стрельбу, так как упражнения в прицельной стрельбе за недостатком места ограничиваются только лагерным временем. Русские роты снабжены поэтому многочисленными приборами, большими и маленькими мишенями, прицельными станками, главным же образом — зеркалами и прочими контрольными снарядами. Вертящаяся тут же, среди солдат, уличная молодежь старалась услужить тем, что подбирала и складывала использованные патроны для нового заряжания.

Я видел затем на том же Марсовом поле, как охотничьи команды соседнего Павловского полка упражнялись на лыжах. Относительно целесообразности этих охотничьих команд, учрежденных в 1886 году, мнения в России расходятся. В общем они представляют для ротного командира известное удобство в том отношении, что избавляют его от одной отрасли обучения, которая в сущности должна лежать на нем. С другой стороны, они отнимают от полка ценный материал без непосредственной для него пользы, так как охотничьи команды, подобно нашим велосипедистам, часто соединяются в большие отряды и предназначаются для самостоятельных поручений. При этом обучении охота не играет, впрочем, никакой роли, как это можно было бы предположить по названию. Если мужики выследят медведя, то весьма понятно, что они скорее продадут его за дорогую цену охотнику-любителю, чем предоставят для военно-учебных целей.

Особенно характерны некоторые черточки из военной уличной жизни: марширующий взвод солдат, которому унтер-офицер усиленно отсчитывает «раз, два», чтобы заставить его идти в ногу, что нисколько не мешает одному из солдат, марширующему в последней шеренге, преспокойно уничтожать свое яблоко. Или же идущие сомкнутым строем люди, несмотря на ружья, не пропускающие ни одной из многочисленных церквей и ни одного образа без того, чтобы добросовестно не перекреститься. Гренадер, сидящий на рынке среди торговок и сбывающий казенный хлеб, предназначавшийся своей роте. Воз сена, оставленный посреди улицы со сломанным колесом и разбросанным вокруг сеном. Когда же по прошествии получаса я возвращался обратно по той же дороге, я застал все ту же самую картину, причем солдаты, сопровождавшие воз, стояли тут же с невозмутимым равнодушием. Можно привести много примеров в том же духе.

Для специалиста большой интерес представляет также порядок оказывания военных почестей в России. По нашим понятиям, честь отдается вообще очень небрежно. Достойным замечания мне кажется то, что офицеры обязаны становиться во фронт не только членам Императорского дома, но и генералам, командующим какой-либо частью, главнокомандующему войсками Петербургского военного округа, военному министру, а также знаменам и штандартам. Еще недавно офицеры одного и того же чина отдавали друг другу честь только в случае личного знакомства, теперь же обоюдное отдание чести требуется даже от солдат.

Как военное зрелище большую притягательную силу имеет смена караула, особенно же у Зимнего дворца, где ей предшествует передача знамени, причем можно наблюдать трогательный обычай: все присутствующие чествуют его снятием головных уборов.

Интересно также наблюдать часовых, которые при снятии с поста разряжают при публике ружье, а также посыльных, ходящих по улицам с сумкою и ружьем с примкнутым штыком, что напоминает национальный русский обычай и заповеданную Суворовым любовь к холодному оружию.

Наибольший сбор войск, который мне пришлось видеть, был по случаю парада, устроенного в августе 1897 года, в лагере под Красным Селом, в честь нашего императора[65]. В этом параде принимали участие большая часть гвардейского корпуса и полки 1-го армейского корпуса, принадлежащие к Петербургскому военному округу Лагерь рассчитан на 55 батальонов, 46 эскадронов, 35 батарей. Я был единственным представителем германской армии среди целой толпы морских офицеров эскадры, доставившей императора в Кронштадт. Парад прошел, как и у нас: объезд войск, выстроенных большим четырехугольником, причем они отдают честь и кричат «ура», после чего все войска проходят церемониальным маршем, многочисленные же начальники проезжают верхом. Музыка исполняла знакомые мотивы: Хохенфридебергский марш был сыгран перед полком кирасир ее величества, а лейб-гвардии казачий полк проходил под звуки свадебного марша из «Сна в летнюю ночь». Пехота проходила колонная, по полкам, все четыре батальона друг за другом, и, несмотря на то, что она не изучала нашего учебного шага в три темпа, производила выгодное, молодцеватое впечатление. Павловский полк, в котором при парадной форме полагается гренадерская шапка, маршировал с ружьями наперевес — преимущество, дарованное ему за какой-то военный подвиг.

При прохождении кавалерийских полков перемена шага достигалась тем, что государь отдавал приказание о желаемом аллюре стоящим за ним трубачам Собственного его величества конвоя. Сигнал повторялся по очереди трубачами полка, после чего полковой командир уже подавал команду полку. Так, один казачий полк из галопа должен быть непосредственно перейти в шаг. Можно себе представить, что это было сделано не особенно мягко, потому что казаки не имеют шпор и ездят на одной уздечке.

Относительно артиллерии у меня остались в памяти отвесно поднятые банники и запряженные лошадьми мортиры. Известно, что на основании опыта, приобретенного под Плевной, русские прежде всего завели тяжелую полевую артиллерию и держат ее запряженною даже в мирное время. Достойным замечания оказалось обучение различных петербургских военных училищ; они разделяются по роду войск, но имеют одну общую форму, образуют строевые батальоны, эскадроны, сотни или батареи (при последних даже ездовые были из юнкеров) и производят чрезвычайно выгодное впечатление.

Особенностью русских парадов является благодарность, объявляемая проходящим мимо войскам, на которую они отвечают тем же. На этот раз с возгласом «спасибо» обращался к войскам наш император, бывший в форме своего Выборгского полка. Ответ очень длинен и гласит приблизительно следующее: «Мы рады стараться для вашего императорского величества!» Он должен быть произнесен в темп шага, что требует заботливого упражнения. Для одновременного начала ответа один из офицеров подает знак саблей.

Накануне парада я присутствовал на другом своеобразном зрелище, а именно торжественном объезде лагеря государем, который этим оказывал войскам честь своего посещения. После объезда полков, построенных на своих сборных местах, без оружия, офицеры и музыканты собрались перед устроенной для царской семьи палаткой. Я не забуду того впечатления, какое у меня осталось от момента, когда царский кортеж приближался к этому месту. Впереди — оба государя верхом, за ними — государыни в открытых экипажах, затем — все великие княгини на своеобразно устроенной линейке, за ними верхами великие князья, следовавшие по старшинству. На правом крыле — недавно умерший всеми уважаемый великий князь Михаил Николаевич, последний внук королевы Луизы, и все это замыкалось небольшой свитой. После этого соединенными полковыми оркестрами было исполнено несколько музыкальных вещей. Затем, после того, как император принял обычные рапорты фельдфебелей Пажеского корпуса и шефских рот, последовала возвещаемая знакомыми звуками парадная заря. Лишь только протрубили к вечерней молитве, раздалась команда: «На молитву, шапки долой», и старейший из присутствовавших солдат, рослый фельдфебель с длинной седой бородой, прочел звучным голосом «Отче наш».

После этого красивого зрелища я осматривал палатки людей, а затем наслаждался в первый раз в кругу офицеров Преображенского полка, справедливо прославленных гостеприимством. Во время ужина песенники исполняли национальные песни. Они играли большую роль во внутренней жизни русского войска во время переходов и в вечерние часы. Часто их песни сопровождаются игрой на народных инструментах и мимическими плясовыми жестами. У преображенцев особенно в ходу балалайка, южнорусский струнный инструмент наподобие гитары, применяемый не только для аккомпанемента, но и для самостоятельного исполнения пьес. Песенников в виде поощрения к дальнейшему исполнению щедро угощали водкой.

Русская армия отличается тесной связью военного духа с религиозным чувством. Каждая рота, каждый полк имеет своего святого, который празднуется наряду с прочими довольно многочисленными светскими и церковными праздниками. Каждая войсковая часть имеет свою собственную, часто роскошную, церковь и полкового священника, а иногда и нескольких. Во время войны берут с собой особенную походную церковь. Существуют образа, принимавшие участие уже в Отечественной войне, как называют поход 1812 года.

Праздник святого, чтимого полком, образ которого красуется и на полковом знамени, считается в то же время самым торжественным днем в полку. Торжество начинается церковным парадом, на котором в привилегированных полках присутствует царская чета, затем следует завтрак за царским столом, празднество для людей (автор, по-видимому, имеет в виду рядовых. — Сост.), и в заключение, около 11 часов вечера, парадный ужин в офицерском собрании, значительные расходы по которому, доходящие для поручика до 60 рублей, покрываются ежемесячными вычетами из жалованья.

Несколько лет тому назад я имел случай присутствовать на празднике Семеновского полка 21 ноября старого стиля. Парад происходил в Михайловском манеже, насколько мне известно, самом обширном в свете. Полк стоял, выстроив свои четыре батальона в резервную колонну, напротив собрались приглашенные, в ложе были полковые дамы, одетые в полковой цвет — белый с синим, с букетами, перевязанными синими лентами. После того как государь прошел по фронту в сопровождении многочисленной свиты, началось богослужение, во время которого низкие басы полковых певчих, сверкающих золотом мундиров, сливались со звонкими голосами солдатского детского хора. Торжество закончилось церемониальным маршем.

Ежегодно 6 января бывает праздник Водосвятия в память Крещения господня в Иордане, во время которого в присутствии высочайшего двора, высших военных чинов, а также и иностранных военных агентов окропляются освященной невской водой знамена Петербургского гарнизона. Для этого священного обряда на льду реки устраивается павильон. Шитые золотом ризы духовенства, белые меховые шапки многочисленных генерал-адъютантов, красные кафтаны императорских певчих и конвоя его величества вместе с массой других разнообразных мундиров представляют величественную картину. Войска берут «на караул» под звуки вечерней молитвы, которая употребляется не только в принятом у нас смысле, но вообще как военно-церковная музыка. Недавно я слышал ее в Киеве во время большой процессии в день св. Владимира.

Чтобы закончить описание интересных военных картин, виденных мною в Петербурге, упомяну еще об упражнениях конных ординарцев пехоты и об «ополчении».

В 1895 году попробовали создать конных ординарцев из солдат пехоты, посадив их на бракованных кавалерийских лошадей. Опыт оказался настолько удачным, что постепенно образовался постоянный кадр наездников, которые ездят на уздечках, вооружены саблями и револьверами. Их полагается на пехотный полк по двенадцати рядовых и одному унтер-офицеру, но они несут службу при различных штабах в качестве вестовых и для ближней разведки. Не подлежит сомнению, как важно для пехоты не только в военное, но и в мирное время иметь для различных учебных целей кроме штаб-горниста, который всегда был конный, еще и других наездников в своем распоряжении, тем более что ротный командир все еще остается пешим. Лошади ординарцев кроме своего главного назначения часто употребляются также и пехотными офицерами для их конных упражнений.

Из петергофского парка я имел случай видеть учение одного отряда «ополчения», соответствующего нашему ландштурму. С 1890 года оно призывается на 2—3 недели и в мирное время несет службу в штатском платье, только серая шапка с крестом, какие носит и наш ландвер[66] со времен освободительных войн, и красные погоны делают ополченцев похожими на солдат. Название их, «ратники», такое же старинное, как и «дружина», которую они образуют.

Под наблюдением офицера занималось около 100 таких ополченцев. Каждые 20 человек были подчинены одному унтер-офицеру или ефрейтору, которые, видимо, старались изо всех сил как можно лучше обучить их ружейным приемам.

После тех похвальных отзывов, благодаря которым ополченцы были официально признаны достойными сражаться за свою родину рядом с братьями-армейцами, описанный род подготовки должен достигнуть чудесных результатов, и это в стране, где даже трехлетний срок воинской службы считается коротким!

Таким образом, Петербург, который я посещал неоднократно в течение 12 лет, дал мне много интересных сведений о жизни русской армии. Но было бы неправильно обнародовать впечатления, вывезенные мною из столицы, без предварительной критики. Поэтому я признал крайне важным проверить и дополнить их этим летом во время моего объезда большей части монархии. Вначале путь лежал по Волге через места, почти лишенные войск. Как известно, в России отсутствует хотя бы приблизительная равномерность в распределении гарнизонов, большинство которых двинуты к западу, чтобы облегчить мобилизацию в случае европейской войны.

Покинув Волгу, я проехал казачьи области, сначала Астраханскую, а затем Донскую, Кубанскую и Терскую. При более близком знакомстве с казаками несколько меркнет тот романтический ореол, которым они окружены со времен освободительных войн.

Их происхождение относится к XVI столетию. Недовольные элементы русского населения удалялись на окраины и вели там независимый образ жизни, сначала враждуя с правительством, но последнее мало-помалу примирило их с собой, помогло их внутренней организации и обратило их в защитников границ государства. Постоянно подвергаясь нападениям враждебных соседей, казаки всегда находились в боевой готовности, что выработало в них ценные военные качества. До сих пор их организация носит строго военный характер. Их земли образуют государство в государстве, они составляют не губернии, а так называемые области и отделы.

Во главе их стоят генералы и штаб-офицеры, в руках которых сосредоточена не только военная власть, как, например, наблюдение за воинской повинностью и т. д., но также и административная.

Если казачество еще не утратило своего значения в областях, примыкающих к Азии, и если на Дальнем Востоке ему выпадают новые благодарные задачи, то следует признать справедливым мнение, что область Войска Донского давно уже перестала быть пограничной областью, и ее казаки сделались простыми крестьянами. Но казаки ревниво охраняют свои привилегии, а русское правительство охотно пользуется особыми служебными обязательствами, возложенными на них взамен дарованных им прав, так как казачество не только призывается на службу в несоразмерно большом числе, но обязано также поставлять необходимых лошадей, оружие и обмундировку на собственные средства. Разделение казаков на три очереди, с различного рода службой, продолжающейся каждый раз четыре года, общеизвестно. Первая очередь находится под знаменами, вторая — в отпуску, но должна держать наготове мундир, оружие и лошадь, третья обязана иметь лошадей только при мобилизации. Перед поступлением в строй молодой казак три года находится в приготовительном разряде и по возможности без ущерба для его обычных занятий, то есть преимущественно по праздникам, получает вблизи станицы предварительное обучение.

Форма степных казаков (кавказские имеют совершенно другую форму) состоит из длинного, большей частью темно-синего сюртука без пуговиц и папахи, то есть остроконечной шапки из меха. Погоны, опушка, шапки и характерные широкие лампасы на шароварах у различных войск разного цвета. Отличия чинов и званий такие же, как у регулярных войск.

Вообще существует стремление как можно ближе сравнять казаков во всех отношениях с армией, главным образом через улучшение корпуса офицеров. В настоящее время едва ли можно говорить о казаках как о иррегулярном войске. Правда, раньше только десятая доля всех казачьих офицеров выходила из военных училищ, в то время как в остальной кавалерии таковых было 30 %, и только 5 % их насчитывается среди слушателей академии Генерального штаба. На составе офицеров неблагоприятно отзывается то обстоятельство, что они не находятся постоянно под знаменами, а часть их переводится на целые годы в запас с понижением оклада. В принципе все офицеры до чина полковника должны быть приписаны к своей станице и иметь свою земельную собственность. Только высшие должности могут (и то лишь с 1898 года) замещаться офицерами армии, которая в свою очередь предоставляет известное число генеральских вакансий для казачьих офицеров.

Большой заботой является для армии упадок коневодства и увеличение цен на лошадей, вызванное быстрым заселением страны, вследствие чего регулярная кавалерия вынуждена брать часть лошадей в казачьих землях.

В общем казаки по своей численности не требуют поддержки и к тому же дают более дешевую, хотя и худшую по качеству кавалерию, которая, конечно, способна успешно противостоять туркам и персам, но значительно уступает регулярной коннице.

Как раз в казачьих землях реже всего встречаются казачьи войска — за немногим исключением они разбросаны по другим частям государства, так как независимо от того, что в состав кавалерийских дивизий входят четвертыми полками донские казачьи полки, пять дивизий составлены исключительно из казаков, причем две из них стоят на западе, две — на Кавказе и одна в Туркестане. В гвардейской кавалерии также значительную часть составляют казачьи войска.

Таким образом, в казачьем кругу я не видел строевых казачьих частей, не был очевидцем джигитовки, этой искусной вольтижировки на мчащейся лошади, не видел и «лавы», то есть массовой атаки, которая считается обычной формой нападения, хотя вообще их строевой устав одинаков с уставом всей кавалерии.

Выше я упомянул об отличии формы кавказских казаков от степных. Вместе с привычками и боевыми приемами они заимствовали у своих прежних врагов и теперешних соседей, черкесских горцев, и их одежду. Они носят остроконечную мерлушковую шапку, так же как и черкеску — длинный кафтан без воротника, снабженный и у офицеров патронташами по обеим сторонам груди. Через треугольный вырез виднеется нижнее цветное платье под названием бешмет. Вооружение состоит из сабли, карабина и кинжала, который носится за поясом. Владение длинной пикой без флюгера, имеющейся лишь в первых шеренгах у степных казаков, приходит в упадок.

В одежде казаков и их головных уборах попадаются самые разнообразные оттенки. Только погоны и нашивки отличают носящих их от мирных граждан, которые тоже все вооружены. Офицеры предпочитают коричневые черкески с белым бешметом и светло-серые барашковые шапки, что в общем дает очень изящное сочетание.

Осмотр казачьего лагеря под Пятигорском выяснил мне причину этой пестроты и разнородности во внешности кавказских казаков. При мне была собрана целая сотня в самых разнообразных по цвету одеждах. Я узнал, что при исполнении мелких служебных обязанностей выбор цвета вполне предоставляется желанию каждого, лишь для парадной и служебной формы существует определенный мундир. При этом основной цвет — темно-серый, погоны у кубанских казаков ярко-алого, а у терских синего цвета, парадная шапка из черного меха.

С величайшей любезностью меня водили по лагерю, куда я попал совершенно случайно. Даже четыре пулемета, которыми, казалось, особенно гордились, были мне охотно показаны. Это было в воскресенье. Часть людей развлекалась стрельбой в цель по маленьким мишеням. Среди них находился вольноопределяющийся, которого я узнал по таким же, как у нас, разноцветным шнуркам на погонах. На мой вопрос относительно лошадей мне ответили, что они на подножном корму. Потом мне стало ясно, что речь идет о лошадях, которые служат для возки пулеметов, так как по номеру на погонах и по штыку на ружье я догадался, что имею дело не с кавалеристами, а с Третьим Кубанским пластунским батальоном.

Единственные из всех казаков, кубанцы, наряду с конными полками формируют и пехотные части, чтобы облегчить службу беднейшим горцам, а именно шесть так называемых пластунских батальонов.

Люди были размещены в парусиновых палатках, в каждой помещалось 10–15 человек, для одежды и вооружения которых посредине, вокруг шатерного древка, была сделана земляная насыпь. В проходах между палатками была вода для питья и мытья казаков. Деревянные бараки, находившиеся за палатками, служили жильем офицерам и заняты были столовой, канцелярией, конюшнями и складами. Все было окружено чем-то вроде сада. Перед лагерем находилась «линейка», то есть место для сбора войск, у которой располагалась гауптвахта. Под грибовидной крышей находились знамя и повозка, в которой помещался денежный ящик, непосредственно охраняемый часовым. Лагерь был расположен в нескольких минутах ходьбы от казармы. В него переходили не столько ради удобного места для учений или общения с другими родами войск, сколько для того, чтобы наряду с приучением солдат к лагерной жизни иметь возможность вычистить и привести в порядок казармы.

В продолжение моего путешествия мне постоянно приходилось встречать лагеря, расположенные в непосредственной близости к гарнизону. Лагеря же крепостных войск помещались часто даже внутри крепости.

Из казачьей области я отправился далее на юг, где мне удалось познакомиться с Кавказскими войсками — гордыми полками, достигшими особого положения в русской армии благодаря своим победным боям, полным подвигов, отваги и самопожертвования. Великолепный музей в Тифлисе с картинами и трофеями напоминает о геройских подвигах прошлого.

Служба на Кавказе долгое время считалась лучшей военной школой, и до сих пор еще ее добиваются, вроде того, как у нас службы в стрелках.

Во время Полтавских торжеств 10 июля 1909 года, между прочим, участвовал в параде и Нижегородский драгунский полк, соперничающий по значению с гвардейской кавалерией, равно как и Мингрельский гренадерский полк, знаменитейший из полков Кавказкой гренадерской дивизии. Торжество происходило в летней форме, то есть в «хаки», с само собой понятным в России сочетанием военного церковного блеска. Выстроенные войска были окроплены святой водой.

Достойно удивления, как Россия сумела приучить покоренные кавказские племена к новым условиям. Сначала были созданы войсковые части, носившие вполне национальный характер. Мало-помалу отличия, формы и прочие учреждения становятся все более русскими, и если вначале настоящими русскими были только офицеры и унтер-офицеры, то понемногу таковыми становятся и солдаты, и в конце концов русскими делается вся часть, тогда как туземцы переводятся в полки внутри страны. Речь идет только об аборигенах христианского вероисповедания — магометане еще и теперь платят поголовную подать. Они поступают лишь добровольцами в милицию, несколько сотен которой назначается для полицейской службы. При случае из них вырастают настоящие войсковые части: Осетинский дивизион и Дагестанский конный полк могут служить тому примером.

В отношении пожалования титулов и знаков отличия туземцам русское правительство не скупится и старается привлечь на службу в армию молодежь лучших фамилий. К существующим кадетским корпусам прибавился недавно новый корпус во Владикавказе, снабженный учебными пособиями и коллекциями расформированного финляндского корпуса.

Я не раз видел строевые и тактические учения рот и меньших частей, которые подтвердили мое мнение, что русское обучение войск в силу национальных особенностей во многих отношениях отступает от наших основных положений. На строгую дисциплину в строю, по-видимому, обращается мало внимания. Люди стоят не вплотную друг к другу, а на ладонь интервала, приемы выполняются медленно, а именно в темп шага.

Наш учебный шаг неизвестен, а русский шаг быстрее (100 шагов в минуту), и впечатление живости усиливается чрезмерным выбрасыванием правой руки. Ружейный прием и шаг часто совпадают, то есть одновременно с началом шага ружье кладется или снимается с плеча. Одновременно офицер вынимает или вкладывает свою шашку. Часто все это проделывается с папиросой во рту.

Неоднократно я имел случай убедиться в многостороннем применении жалонерного флага, который, прикрепленный к штыку, носится унтер-офицером и дает возможность издали узнать войсковые части в дивизии и их подразделения. Батальонный флаг белого, оранжевого и черного цветов; по основному цвету ротного флага, а равно и по находящимся в середине его поперечным и отвесным полосам узнают полк, батальон и роту.

Звук боевых выстрелов долетел до моего уха только один раз, — это были упражнения в учебной стрельбе, проходящие обыкновенно очень поверхностно: круглой мишени для номерной стрельбы нет, условий никаких не соблюдалось. Так как стрельбищ с закрытиями мало, то занятия учебной стрельбой имели вид нашей подготовительной стрельбы. В данном случае производил занятие, по-видимому, батальон, имея по четыре стрелка от каждой из четырех рот на линии огня. Я мог, конечно, наблюдать за упомянутой стрельбой только издали, так как далеко от стрелявших было выставлено оцепление из солдат с красными флажками. Это было около Севастополя.

Прежде всего надо сказать, что не только в привилегированных частях, но и во всей армии вообще солдаты произвели на меня в отношении физического развития превосходное впечатление. Впрочем, это неудивительно в стране, где преобладает сельское население и которой нет необходимости призывать под знамена такой большой процент годной к военной службе молодежи, как, например, в Германии или Франции. Хотя русские по своей природе в сущности не воинственны, а, напротив, вполне миролюбивы, но они обладают двумя отличными военными качествами, присущими и их давнишним противникам, туркам. Во-первых, климатические невзгоды и общественные условия приучили русского крестьянина к перенесению тягот и развили в нем пассивное мужество. Бедность и посты многому его научили, почему продовольственные затруднения не играют для него такой роли, как это имеет место в какой-нибудь западноевропейской армии. Во-вторых, он родился с известной дисциплиной. Русские ротные командиры уверяют, что им совсем не приходится считаться с недостатком в доброй воле солдата. Простой народ охотно признает барина, господина за высшее существо и без рассуждения подчиняется его авторитету. Между начальством и подчиненными существуют еще старинные патриархальные отношения: официальное название унтер-офицера, занимающегося с новобранцами, «дядька», не без глубокого значения. Неправильно было бы также принимать за презрительное отношение то, что подчиненным говорится «ты». Простолюдину показалось бы очень странным, если бы к нему обращались на «вы». Император Александр II говорил всем офицерам «ты».

Неизбежным спутником так называемой природной дисциплины является, без сомнения, недостаток самостоятельности и умственная неповоротливость, которые являются большими препятствиями неизбежной демократизации современного пехотного боя. Поэтому результат действия какой-нибудь части вполне будет зависеть от лица, руководящего ею. Военная история дает ряд примеров тому, что часть, которая под предводительством одного начальника оказывалась совершенно негодной, тотчас же под начальством другого творила чудеса храбрости, и наоборот. На этом качестве зиждется, с одной стороны, глубокое значение даровитых начальников, но в то же время почти непреодолимая трудность в образовании подходящего унтер-офицерского состава.

Когда срок службы был еще 25-летний и с поступлением в армию солдат отрывался от своей обычной жизни и видел свою родную деревню только в исключительных случаях, тогда старые, опытные унтер-офицеры вырабатывались сами собой. В настоящее же время с большим трудом удается подготовить для роты даже незначительное, положенное по штату, число подпрапорщиков, и даже должность фельдфебеля не всегда удается заместить таковым. Существовавший в Риге с 1887 года учебный батальон, соответствовавший нашим унтер-офицерским школам, дал, по-видимому, плохие результаты, так как в прошлом году он был расформирован.

Таким образом, не остается ничего другого, как замещать унтер-офицерские вакансии нижними чинами срочной службы, и это в армии, в которой почти половина новобранцев безграмотна и служба в которой является, следовательно, не продолжением, но прямо-таки заменой народной школы. Выбранные нижние чины сводятся в особые учебные команды и после семимесячного обучения и затем одного года службы производятся в унтер-офицеры, и таковыми они служат еще два года.

Я уже упоминал о различных особенностях офицерского состава. Ни в одной армии не встречается такого неравенства среди офицерского корпуса, как в русской. Образованные, как мы это понимаем, офицеры выходят только из военных училищ и высших учебных заведений, то есть имеющими известную научную подготовку и занимавшимися в училище исключительно военными науками, тогда как юнкерские училища наряду с преподаванием военных наук должны еще дополнять недостаточное общее образование своих питомцев. До сих пор армейская пехота пополнялась почти из одних юнкерских училищ. В настоящее время дело поставлено лучше, и в близком времени надеются преобразовать все юнкерские училища в военные.

Вообще теперь стараются установить равенство путем уничтожения чрезмерных привилегий и распределяют производства равномернее. Чтобы открыть дорогу молодым силам, в 1908 году было уволено в отставку не менее 148 генералов и назначены новые командиры 16 армейских корпусов и 26 дивизий — это неслыханное до сих пор движение. Офицерские оклады значительно повышены: капитан получает такое же содержание, как в Германии, поручики и подпоручики обеспечены даже лучше, чем у нас. Вопрос о судах чести разработан заново. Словом, чувствуется свежее веяние, и все стремления направлены к существенному улучшению офицерского быта и поднятию положения офицеров.

Много работы замечается и в других областях. Правда, первые годы после японской войны были потеряны на устранение внутренних беспорядков; охранная и полицейская служба часто отвлекала войска от их прямого назначения. Но затем тотчас же приступили к работе. Одна комиссия следовала за другой, появилось много новых законоположений.

По мимолетным путевым впечатлениям, конечно, трудно судить о том, действительно ли армия сумела извлечь ползу из опыта, приобретенного дорогой ценой во время японской войны, и я затрудняюсь ответить на вопрос, что может ожидать мир от русской армии в случае новой войны? В конце концов войны решаются не столько техникой, сколько духовной мощью; в этом отношении нельзя отрицать, что Россия должна еще много работать, чтобы исправить недочеты минувших лет. От знатоков военной истории, конечно, не может быть скрыто, что характеру русского народа вообще чужды деятельная инициатива и желание предписывать законы противнику.

Есть еще один вопрос, на который мне трудно дать ответ: какое настроение в русской армии по отношению к Германии? Прежние добрые отношения были нарушены Берлинским трактатом, который, по мнению России, лишил ее выгод и побед над турками, и в этом она винила германскую политику. Кроме того, не подлежит сомнению, что необходимость признать превосходство культуры соседнего народа вызывает зависть и неприязненное отношение. Предпочтение Франции искусственно навязано народу не только ради одних политических целей. Как ни невероятно это кажется на первый взгляд, в характере русских и французов имеются некоторые общие черты. Наоборот, для различных слоев населения тяжелы свойства немецкого характера. Немецкий учитель требует старательной и добросовестной работы, немецкий ремесленник неудобен своими большими требованиями. В торговле и в промышленности, в больших и малых предприятиях с немцами конкурировать тяжело. Поэтому неудивительно, что по ту сторону границы немцы не пользуются особыми симпатиями.

Наконец, плох тот солдат, который не думает о войне. Можно ли упрекать армию за то, что она жаждет загладить неудачи, понесенные на Дальнем Востоке? Я думаю, что не столько нелюбовь к Германии, сколько весьма понятное неудовлетворенное солдатское самолюбие есть главная побудительная причина, заставляющая желать новой войны. Но если даже, продолжая далее свою работу, начнут возводить новые укрепления вместо старых в Кронштадте, то в этом нужно видеть не столько угрозу Германии, сколько справедливое стремление исправить наконец прежние недосмотры.

Я с удовольствием пользуюсь каждым случаем, чтобы лично познакомиться с иностранными армиями, и бывал при этом не раз радушно принят в обществе офицеров разных стран, но нигде я не встречал такого, простирающегося даже за пределы родной армии, чувства товарищества, как среди русских офицеров. Это объясняется не одними личными симпатиями — старое соратничество еще не забыто.

Все, написанное здесь, основано исключительно на впечатлениях, вынесенных мною при соприкосновении с русской армией, на виденном и слышанном мною лично. Это не научный труд, а лишь набросок строго субъективного характера. Возможно, где-либо вкрались ошибки, и то, что раньше было верно, теперь уже не соответствует истине. Прошу о соответственном снисхождении.