— Я отпрасилась у начальства на несколько дней, — вещает подруга, наливая себе в тарелку поварешку горячего горохового супа. — Так что можем отправляться хоть завтра.
Это она говорит про поездку. О принесенной запечатанной коробке от Устинова речь ещё не наступала. Сижу возле окна, посматриваю на бегающих маленьких детей, не знающих таких серьёзных бед, как у нас — взрослых. И все бы ничего, но на улице капает дождик, бьёт по крышам домов, разбивается мелкими брызгами по окнам. Одетым в резиновые сапожки и дождевики хоть бы хны: прыгают по лужам, смеются.
— Ты, кстати, ходила в другую школу? — отвлекаюсь от наблюдения, слыша вопрос. — Все хорошо?
— Да, — чувствую себя пришибленным куском мяса. Даже говорить сил нет, хочу вернуться на диван под одеяло и горько заплакать. — На все про все уйдёт три дня.
— Оу, — из-за угла появляется тёмная макушка, — так меня возьмут в другую школу?
— Угу, — вяло отвечаю. — Как ты и хотел, будешь учиться в классе с углублённым изучением английского языка.
Не стоит спешить радоваться раньше времени. Старая школа до сих пор стоит колом во всей ситуации, каждый день названивают с рабочего телефона, прося быть милостивее к самим преподавателям. Тц, такие люди, как бывшая классная руководительница сына, не заслуживают прощения.
Сами виноваты, знали на что шли со своим педагогическим «профессионализмом», из-за которого несколько десятков лет подряд страдают ученики с первого по одиннадцатый класс. Мало было ругани там — в кабинете директора, — стоило написать парочку заявлений по поводу жестокой травли. Глядишь пришли с проверкой, вытащили из всех щелей грязное бельё прошлого.
— Так, молодой человек, — произношу, отворачиваясь от голого торса к окну. От крестной взял моду полуобнаженным ходить? — Накиньте на себя футболку. Не могу смотреть на обнажённых, сразу вспоминаются дни, проведённых вместе с Даней. Боже, и когда это я стала называть ворвавшегося в мою с сыном жизнь грубияна ласково? Все мысли превратились в кашу, думаешь о дальнейшей поездке, школьных проблемах…
А тут легок на помине! Нагло заезжает на своём джипе в наш двор, ставит на пустующее место колымагу, выходит, громко хлопая дверью. И как там правильно молиться: от правого плеча к левому или наоборот? Все вылетело из памяти, даже маленькая, легко запомнившаяся молитвочка.
Бабушка. Бабулечка, убереги меня от супостата тёмного, от самого настоящего демона в человеческой шкуре. Не дай ему войти в наш подъезд, подняться на наш этаж да постучаться со всей звериной силы в дверь.
— Свят, свят, свят. — причитаю в слух, забегая в гостиную.
— В тебя что, дух покойной бабушки вселился? — шутит Диана, заминая за обе щеки домашнюю еду.
— Нет, — отвечаю, резко закрывая везде шторы. — Там этот приехал…
От перепуга падаю на застеленный диван. Повязанная алой лентой коробка напоминает шкатулку из фильма ужасов. Коснешься её, откроешь и оттуда вылетит настоящий монстр, безжалостной разорвавший твою плоть на куски. Б-р, от сравнения машинально дёргаю плечами. Обняв саму себя, слегка поглаживая, сняла с ног тапочки.
Без них будет удобнее щеголять по квартире кошачьей поступью. Тихо и грациозно, стараясь быть незамеченной сквозь дверной глазок. Возвращаюсь обратно на кухню, за стол. Поглядывая на улицу, молясь богу за отвод от моего подъезда Устинова, замечаю выходящую со своей маленькой собачкой старушку с седьмого этажа.
Маленькие чихуа не большие ротвейлеры, можно — надеюсь не убьют за высказывание, — спокойно постелить большую одноразовую пеленку и спокойно сидеть печь пирожки. У меня так мама делает: подарили мелкую шоколадку, так та даже с ней не выходит… Купила лоток кошачий, пелёнки — все, остальное само собой.
— Диана, — смотрю перепуганными глазищами на удивлённо смакующую подругу, — что делать?
— Снимать штаны и бегать, — язвит, вставая со своего места.
— Ма, — сын заглядывает через глазок, — может мне пойти разобраться?
— Так, — машет в его сторону родная крёстная, провожая к себе в комнату. — Ты иди английский делай. Зря что-ли с мамой платим за онлайн обучение?
Правильно, пускай дверь прикроет, наденет наушники и начнёт уже на профессиональном уровне вести диалог с преподавателем, рассказывая о прочтенной на родном языке книге — «Гарри Поттера». Незачем смотреть на малознакомого дядю и ругающихся маму с крёстной.
Или только крестную, успевшую за пару минут надеть любимые туфли лодочки, замшевую куртку. Взмахнув жест — «спокойно, сейчас все разрулим», — вышла на лестничную площадку. Звенящий звук каблучков слышится с подъезда у нас в квартире, негромкое «Пойдём прогуляемся?» — тоже.
Бегу в коридор, аккуратно, словно еле приметная серая мышка, тянусь к дверной ручке. Сжав её в своей ладони, отсчитав от одного до трёх, успокаивая запутанный клубок нервов, надавила вниз. Прохладный поток ветра принёс неприятный запах затхлого подъезда. Неужели люди решились за старое: стали выбрасывать мусор прямо на лестничную площадку, размножая тем самым тараканов и крыс?
От напоминания самой себе про мелких рыжих жуков с длиннющими усиками вздрагиваю. Нет уж, дудки, и так несколько лет подряд травила, приобретая на последние деньги дихлофос, ловушки, таблетки с шприцами, порошок борной кислоты. Давили только так тапками или мухобойкой.
— Диана? — слышится на третьем этаже удивлённый голос Даниила.
— Да-да, собственной персоной. — наглость — второе счастье для Дианы Савеловой. — Не соизволите ответить на мой вопросик: что такой человек, как сам Даниил Устинов, позабыл в панельном домике?
Ступив босыми ногами на бетонный пол подъезда, подойдя ближе к перилам, посмотрела вниз. Перегородившая путь Диана, находясь на третьей ступеньке сверху, наглым образом передразнивала отца Артема. Откинув мешающиеся распущенные локоны на бок, скрестив руки на груди, подружка, в такт придуманной мелодии, постукивала носком от туфли по ступеньке.
Не могу разглядеть его лицо, эмоции. Наклонившись ещё сильнее, почувствовав на низу живота неприятную сдавливающую боль от перегородки, оглядела широченную спину с открытым под рубашкой участком шеи. Для самой себя замечаю еле проглядываемый участок нечто чёрного.
Татуировка? Помню ещё со школьных времена его самую сокровенную мечту — набить во всю спину огромного дракона или тигра, в пасти которого находилась обездвиженная жертва. Отговаривать и молить не совершать такую глупость у меня не получалось, наоборот раззадоривала совершить такой поступок на зло всем. Даже мне.
— Диана, — взъерошив волосы, Даня захотел отодвинуть её и подняться наверх. Не получилось, подруга поднялась на ступень выше, достав из маленького кармашка ключи. — Дай мне увидеться с Варей.
— Зачем? — самый главный для всех нас вопрос слетел с пухлых губ Дианы. — Чтоб навешать итальянские спагетти на её бедные уши? Ой, или живя за границей ты не колесил с двумя своими жёнами, словно шведская семья, по странам?
Замираю, вслушиваюсь в каждый язвительный смешок подруги. От холода пятки начали неприятно зудеть, покрывая всю стопу мелкими красными пятнами. Уф, теперь в наказание придётся стоять в позе цапли, стараясь удерживать равновесие больше тридцати секунд.
— Диана, — рычит её имя Даниил, становясь более раздражительным. — Не трави мне своим ядовитым языком мозг. Дай мне поговорить с Варей!
— Но-но, — хлопают в его грудь ладонями, спуская на несколько ступеней вниз. — По придержи конец, джигит. Такой настрой только усугубит её здоровье и дружеские отношение к тебе.
— Мне не нужны её дружеские отношения, — цедят сквозь зубы, ударяя кулаком в бетонную стенку. Глухой еле различимый звук долетел до моих ушей. — Мне нужна она сама.
— Алло, — Диана щёлкает пред его глазами пальцами, заставляя пробудиться от «гипноза». — Нужна после того, что ты сделал с ней? Ты вообще видел Варю или заходил к ней домой после той самой сценки с блондинкой? Ответ — нет, ты развернулся и ушёл из самой школы вместе с перехваченной за шкирку девчонкой, что посмела заорать о беременности.
Это… правда. В тот день мы ещё отучились с Дианой, бегая, каждый звонок к белому другу — тогда у меня был сильный токсикоз, — мы не видели ни Антона, лучшего друга, ни Даню, ни этой самой девушки. Обескураженные такой вот ситуацией учителя, боясь серьёзных проблем, заставили всех нас остаться в классах и ждать, когда директор вместе с заместителем придут и расскажут о внеплановых проверок всех девушек на состояние невинности.
Было очень шумно, кто-то ругался насчёт такого, кто-то вообще не явился к явившемуся в один из дней гинекологу. Я тоже не попала к нему, как и Диана, ведь мы, собрав за одну ночь свои вещи, документы, уехали на самом первом автобусе к моей бабушке. И как только за такой подвиг родители Дианы голову не оторвали — остаётся загадкой.
— Ты про Кристину? — он назвал имя той самой девушки.
— Я не знаю имя той девицы, — фыркает подруга, тряся перед ним связкой ключей — Но, если ты ее знаешь, то точно с ней шлепался, иначе говоря, на кой черт ей надо было рыдать и орать во все горло: «Я ведь беременна! Беременна, Данечка, любимый мой!»…
Все, не хочу больше ничего слушать. Диана будет давить на него, вырывать клешнями ту самую горькую правду, о которой пыталась забыть все эти пятнадцать лет, он же будет кричать, рычать, отбивать кулаками штукатурку.
Возвращаюсь обратно в квартиру. Стряхнув с ног прилипшую грязь с песком, смотря прямо на пол, включила свет в ванной комнате. Зайдя внутрь, закрывшись на шпингалет, осела на пол. Горькие слезы покатились по щекам, душа выпустила острые шипы, что вцепились в грудную клетку.
Невозможно дышать, хочу набрать полную грудь воздуха, отпустить все переживания тяжёлым грузом на дно разбитых мечтаний. Скидываю с себя отяжелевшую одежду под ноги, перешагнув неровный круг, коснулась взглядом висевшего над стиральной машиной небольшого овального зеркала.
Достаточно светлая кожа, грушевидная форма тела, грудь… второй размер не третий и не четвёртый, тут нечем гордиться, ведь на неё толком не поглядывают, только на нижний участок тела. Это своего рода страдание: ощущать мерзкие вонючие шлепки, неприятные сжимания, после которых на лице появляются синяки от моей сумки.
Забираюсь в ванную, затыкаю затычкой слив, поворачиваю вертушки горячей и холодной воды. Настраиваю для себя тот градус, под которым люблю отлеживаться с ароматной пеной по несколько часов. Горячая вода помогает такой как я расслабиться, почувствовать свободные потоки мыслей.
Да, мне надо сейчас расслабиться и обдумать все услышанное. Имя Кристина… оно мне не знакомо, но таких девушек из параллельных классов не было, в десятом и одиннадцатом тоже. Только светло-русые, шатенки, брюнетки. Натуральных блондинок не было.
Получается она была из другой школы или лицее, в котором когда-то училась любимая родителями старшая сестра. У Антона там учились дружки, с которыми любил устраивать закрытого типа вечеринки: много алкоголя, закупленные пачки презервативов, снятая на бурную ночь хата.
Я не любила такие места, мне было проще побыть наедине с Даней от всей громкой непонятной музыки, почувствовать его тёплые ладони на моей обнаженной коже, горячие обжигающие поцелуи, томный голос, шепчущий о бесконечной любви ко мне.
Может все произошло в тот самый момент, когда я заболела? Антон никогда бы и ни за что на свете не пропустил такой отличный шанс подсадить собственного друга на групповой секс с двумя, тремя, а может и четырьмя, девчонками из других компаний.
Вот и, пока болела, лежала с температурой в больнице, Артем пошёл на вечеринку к другу… Напился, словил раздрай знакомой ему обстановки, подхватил на плечо пьяную девчонку… жестко облюбил, говоря в пьяном бреду о нашем расставании, бесполезной любви и так далее.
Пустота. Ощущая себя бездушной оболочкой, потерявшую свою душу, придала коленки к груди. Облокотившись на них подбородком, слушая шум льющейся из крана воды, шлепнула ладонью пену. Разлетевшись мелкими пузырями по всей комнате, перекрыла вертушки.
Облокачиваюсь на заднюю стенку ванной, подымаю взгляд. Пожелтевший после лютого потопа потолок, несколько ржавых разводов. Нужно ремонтировать, все, абсолютно все. Комнату Артёма, нашу с Дианой, ванну с туалетом.
И все упирается в денежные бумажки… Шмыгаю носом, заставляю взять себя в руки и не зареветь раненным зверем, царапая ногтями огрубевшую из-за различных моющих средств кожу ладоней. Нервозно заламывают каждый палец, делаю самой себе больно, вслушиваюсь в умиротворенно-убийственную тишину.
Хочу вернуться обратно, когда бабушка была жива. Казалось придёшь настроенная домой после пар, она тебя накормит, обнимет, выслушает, позволит выплакать все свои слезы на теплом плече. Сейчас этого нет и не будет ни-ког-да. Остаётся пить успокоительные таблетки, заниматься йогой. Говорят она способствует стрессоустойчивости.
Наклоняюсь вправо, замечаю небольшой стаканчик с зубными щётками и зубной пастой. Чуть левее же валялась пачка женских одноразовых станков. На ум приходят дурные мысли о суициде.
Что думают люди перед тем, как провести острым лезвием по венозной артерии или натянув на шею петлю? В моей семье был такой случай, когда мамин двоюродный брат, не понимая, что именно помогло ему решиться на такой шаг, повесился на обычной сушилке. У него все было хорошо: жена, дети, доход от небольшого магазинчика…
Никогда такого не понять. Даже мне, женщине, захотевшей ощутить ту самую боль от острого вонзания ножа в грудь. Это все мимолётно, я знаю. Поплачу, подумаю, почему в моей жизни произошёл такой колоссальный толчок, всполоснусь от прошедшего дня, лягу спать…
Если не явится рассерженная Диана и не заставит собирать сумки в дорогу.