Царевич

Глава 9

(Пётр)

— …Ещё есть кто-нибудь?

— Так точно, Ваше Имп…

— Колька, сейчас подушкой кину! Перестань обзываться!

— Я ведь на службе. Так положено.

— А мне это не нравится. Можно по имени называть меня?

— Слушаюсь, Алексей Николаевич.

— Тьфу на тебя. Так кто там ждёт-то?

— Князь Юсупов второй час дожидаются. Прикажете позвать?

— Погоди, дай подумать.

* * *

— Лёшка, это что за фрукт?

— Даю справку. Юсупов Феликс Феликсович, князь, граф Сумароков-Эльстон. Родился 11 марта 1887 года, умер 27 сентября 1967 года. Окончил частную гимназию Гуревича. Стал единственным наследником фамильного состояния Юсуповых после…

— Тыр-тыр-тыр! Нафиг ты мне это читаешь? Скажи, нужно с ним встречаться или ну его нафиг?

— Нужно. Очень богатый человек. На экскурсии в Юсуповский дворец тебе про него рассказывали, но ты всё мимо ушей пропустил. В твоём мире Распутина убивал он.

— Нужен он мне тогда был больно. Коллега, значит. Так бы и говорил. А то заладил: "Истинный ариец, беспощаден к врагам Рейха, связей, порочащих его, не имел". Зачем мне всё это знать?

— Насчёт порочащих связей тут как раз не так однозначно. Смотри, что ты про него прочитал в буклетике из музея: "В юности прославился своими переодеваниями в женские наряды, в которых не только посещал публичные места, но и выступал на подмостках кабаре и в России, и за границей".

— Ненормальный, что ли?

— Есть малость. Однажды я случайно подслушал кусочек разговора Ольги с Таней. Оля рассказывала, что про князя Юсупова ходят не очень хорошие слухи в свете.

— Какие ещё слухи?

— Ну, что он… эээ… предпочитает мужское общество женскому.

— Ну и что? Я тоже предпочитаю.

— Да не в том смысле. Я имею в виду близкие отношения. Очень близкие. Примерно вот такие.

— Фуу!! Убери сейчас же! Он гомосек, что ли?

— Оля говорила, что доподлинно не знает, но слухи такие в свете ходят. Опять же, это переодевание в женскую одежду…

— Понятно. Не, Лёшка, с гомосеком я встречаться не стану, ну его нафиг. Да ещё и лёжа в кровати.

— Не полезет же он сходу к нам под одеяло! Он не за этим сюда пришёл.

— Кто его знает. А что о нас подумают, когда узнают, что мы приглашали этого Юсупова к себе в спальню? Мало ли, чем мы тут могли в спальне с ним заниматься!

— Хм… Пожалуй, ты прав, Пётр. В спальне наедине с ним лучше не оставаться.

— Так что ну его нафиг.

— Нет, встретиться нужно. Давай просто Кольку отсылать не будем. При свидетеле он точно ничего предпринимать не станет.

— Ну, если только так. Хотя мне всё равно боязно. И противно.

— Мне тоже.

* * *

Третьи сутки лежу я в постели в Аничковом дворце. Зимний дворец занят сейчас, там военный госпиталь имени меня размещён. А Аничков дворец пустует, вот и привезли меня сюда. Формально тут моя бабушка живёт, Мария Фёдоровна. Но сейчас её нет, она в Киеве.

Первые пару дней после моей клоунады в Исаакиевском соборе концентрация врачей у моей тушки была совершенно запредельной. Они роились вокруг меня, как мухи вокруг сортира. Измерили и обследовали всё, что можно и что нельзя, взяли все анализы, какие только смогла придумать их извращённая фантазия. Признали меня здоровым, но всё равно на всякий случай оставили лежать в постели. Сами же всей толпой наперегонки рванули сочинять теоретические обоснования "ложной гемофилии" и двигать вперёд медицину.

Люлей огребли лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин и мой личный врач Деревенко. Почему? Так их обвинили в неверном диагнозе, вот почему! После того, как вся эта куча докторов-профессоров убедилась в отсутствии у меня гемофилии, они немедленно принялись кидаться гнилыми фруктами в Боткина и Деревенко. Отчего не распознали? Как допустили? Куда смотрели? И так далее. Дошло до того, что Деревенко вообще чуть ли не в покушении на убийство цесаревича стали обвинять. Хотели даже отставить его от меня, как не оправдавшего доверие. Пришлось мне вмешаться.

Я поговорил с Николаем и Деревенко оставили. Родители вообще были в полной растерянности от произошедшего. С одной стороны, эйфория радости за меня. А с другой стороны — шок от расправы над Распутиным, они же оба доверяли ему. Особенно мама. А самому Распутину не поздоровилось. Очень сильно не поздоровилось.

Одно лишь заступничество предстоятеля Исаакиевского собора, протоиерея Александра, не позволило толпе разодрать святого старца в клочья прямо в храме. Едва я окончил говорить, как предстоятель сразу заверещал: "Не в храме! Только не в храме святом!! Не в Храме!!!".

Так что Распутина на улицу всё-таки выволокли почти целым. Лишь бороду ему оторвали, пока к выходу тащили. Я с родителями и сёстрами через боковую дверь вышел и не видел, что там было. Но мне потом рассказали, что прямо на ступенях собора Распутина нашинковали практически до состояния фарша. На богослужении много офицеров и генералов было. И у большинства с собой шашки. Вот этими-то парадными шашками Распутина и настругали.

Пользуясь некоторой растерянностью отца, когда просил за доктора Деревенко заодно выпросил себе и его сына, Кольку. Именным императорским указом тот был назначен личным денщиком цесаревича. И пофигу, что он не дворянин. Меньшикова Пётр подобрал примерно в таком же возрасте и тот тоже на тот момент дворянином не был ни разу. Зато у меня теперь есть рядом хоть один человек, которому я могу полностью доверять.

Колька вчера приехал ко мне из Царского Села и сегодня приступил к своим обязанностям. Серьёзный, блин. Когда мы с ним в солдатиков играли, так он меня Лёшкой звал. Даже и поругаться мог со мной. А сегодня ни-ни. Он на службе! Надеюсь, это у него скоро пройдет, и Колька опять станет нормальным.

Как только доктора от меня отстали, признав здоровым, ко мне валом пошли посетители. Целый день сегодня идут. А Колька прямо весь надувается от собственной важности. Как же, он Великих князей и генералов теперь тормозит, да в очередь строит.

Первым, с самого что ни на есть ранья, припёрся этот клоун Пуришкевич. Он меня своими воплями через закрытую дверь разбудил. Притащил мне огромный букет белых роз, как будто я барышня. Нафига мне этот веник нужен? Хорошо, ваз тут у бабушки много, нашлось куда поставить.

А потом началось выездное цирковое представление. Пуришкевич ползал на коленях по полу, обслюнявил мне руку поцелуем, ходил по комнате, толкая длинную речь и помогая себе резкой жестикуляцией. Государь-избавитель, силы тьмы, благодарные потомки, решительный поворот в истории России и так далее. Отчего-то его ужимки напомнили мне нашего наркиндела Жириновского. Тот тоже как начнёт вещать что-нибудь по телевизору — фиг этот фонтан остановишь. Широко известен случай, когда Жириновский швырнул пустой стакан в американскую делегацию прямо на заседании ООН.

После Пуришкевича косяком пошли Великие князья. Ещё раз порадовался тому, что Алёшка ожил. Без него я бы не выплыл. Он же был с ними со всеми лично знаком. Больше того, это вообще родственники. Их если не в том порядке подпускать ко мне — сразу вонь начнётся.

А: Точно. Это примерно как у вас важен порядок, в котором Политбюро на трибуну Мавзолея поднимается. Здесь смысл такой же.

Пообщался я, значит, с родственниками. Перед обедом Родзянко приезжал. Председатель государственной думы. И Гучко вместе с ним. Алёшка уже к тому времени накопал в моей памяти на них обоих кучу материала. Так что встреча не очень удалась. По-моему, они оба почувствовали, что отношусь я к ним враждебно. Мягко говоря. В общем, они скомкано пожелали мне здоровья и в темпе свалили. Зачем вообще приезжали, спрашивается?

Чего? А, да, Коль, извини, я задумался. Конечно, зови этого князя. Только ты сам, Коль, из спальни моей не уходи, пожалуйста. Постой рядышком со мной. А то мало ли что…