Царевич

Глава 22

(Пётр)

* * *

— …Лёха, а может ну её нафиг? Как-то она мне не нравится. Высокая какая-то. И зоопарком от неё воняет.

— Не, нельзя. Я же атаман всех казачьих войск. Неудобно получается, казак — и верхом ездить не умеет. Раньше-то мне нельзя было учиться и это на болезнь списывали. Но теперь ведь можно! И даже нужно.

— А нафига? Может, лучше мотоцикл попросим, а?

— Ты же на мотоцикле тоже не умеешь.

— Мотоцикл проще. И потом, я на велосипеде умею. Думаю, это почти одно и то же.

— Петь, да не бойся ты её. Гляди, у Кольки же получается. Смотри, как носится! Давай, погладь её.

— Точно не укусит?

— Степаныч помнишь, что сказал? Что смирная. И умная. Погладь. Смелее!

— Попробую. Ой! Она на меня посмотрела. Слышь, Лёха, она ещё и дышит!

— Конечно, дышит. Она же живая. Петька!

— Чего?

— Ты что творишь?! Зачем откусил? Мы для кого морковку принесли?

— Блин. Забыл. Извини, она как-то машинально у меня откусилась.

— Балбес.

— Ладно. Надеюсь, эта Ёлочка не из брезгливых. Эй ты, копытное, слегка покусанную морковку жрать станешь?..

* * *

Как вы уже поняли, это я на лошади ездить учусь. Верхом. Зачем это мне — не знаю. На дворе давно двадцатый век, а я тут, как питекантроп какой-то, этот реликтовый вездеход осваиваю. Действительно, лучше бы мотоцикл дали. А ещё лучше — автомобиль. Правда, здесь ни того, ни другого делать пока не умеют. Вернее, думают, что умеют, но я-то ведь знаю, как нормальный мотоцикл или автомобиль должны выглядеть. Поделки местных косоруких механиков на продукцию горьковского автозавода начала XXI века похожи меньше, чем старый и больной проказой ишак на вот эту Ёлочку.

Красивая она, вообще-то. Вся белая. Только высокая. Я еле залез на неё. А Лёшка, паразит, не разрешил стремянкой воспользоваться, как мне хотелось. Невместно, говорит. Пришлось так карабкаться, прямо с земли. Ладно, взгромоздился кое-как, уселся. Седло неудобное. Жёсткое какое-то. Пожалуй, нужно было небольшую диванную подушку с собой прихватить. В следующий раз так и сделаю.

Ну, сижу. Дальше что? Как её двигаться заставить? Мой новый учитель верховой езды, старый казак Степаныч выжидающе смотрит на меня с земли, чуть шевеля своими роскошными седыми усами. Рядом с ним ещё пара казаков помоложе. Также прямо тут, в манеже, расположился на стульчике мой личный врач Деревенко. Просто на всякий случай. Я же верхом вовсе ни разу в жизни не ездил. И Лёшка тоже не ездил. Так что доктор вполне может понадобиться.

А вот сын доктора и мой денщик Колька верхом здорово умеет. Круги по манежу нарезает с довольным видом. Кольку, что ли, спросить, как эту скотину двигаться заставить? Лёшка, поросёнок такой, молчит, хотя наверняка знает. И Степаныч молчит. Сказал, что хочет посмотреть, как у меня первый раз самостоятельно получится. Я же только в кино видел, как верхом ездят. И читал ещё, но в книгах про это совсем мало. Просто пишут обычно, что такой-то вскочил верхом и поскакал. Ага, а как поскакал, если эта сволочь стоит на одном месте?

Про шпоры я знаю. Читал и в музее их видел. Но шпоры мне отчего-то не прицепили. Значит, должен быть альтернативный способ управления. Кстати, у Кольки тоже шпор нет, но он как-то справляется со своим транспортом.

По очереди понажимал на оба стремени. Нет, это явно не педали "газ" и "тормоз". Сказал Ёлочке: "Но!". Потом: "Тпру". Потом: "Полный вперёд", "Шагом марш" и, на всякий случай: "Поехали". Ничего не случилось. Стоит, зараза, на месте и ушами машет.

Может, за вожжи нужно подёргать? Или это уздечка? Да всё равно. Только мне казалось раньше, что эта вожжи-уздечка у лошади заменяет руль и тормоз одновременно. Ладно, хуже-то не будет, давай подёргаю. Дёрг!

И вот тут, наконец-то, эта бестолковая кобыла вспомнила о том, что она, вообще-то, работает тут транспортом, а не просто проедает казённое сено в конюшне, и приступила к выполнению своих служебных обязанностей. Она шагнула вперёд. А потом ещё раз шагнула. И ещё. Мы поехали! А потом я почему-то неожиданно оказался на земле.

Чёрт. Однако, больно. Падать с лошади — больно. Хочу мотоцикл…

Два часа спустя. Наконец-то это мучение окончилось. Руки болят, ноги болят, спина болит. То место, где заканчивается спина и начинаются ноги — тоже болит. А Лёшка доволен при этом, как слон. Чувствую его радость. Он, оказывается, всегда мечтал верхом ездить. Я же так и не понял, что в этом хорошего. Мотоцикл ведь удобнее!

Это всё граф Келлер виноват. Фёдор Артурович. Кавалерист, блин. Два дня назад, на устроенном в честь Келлера приёме, я случайно ляпнул, что не только не умею ездить верхом, но вообще ни разу в жизни в седло не садился. Графа чуть кондрашка не хватила. Как же так! Почему?! Немедленно исправить!

Я попытался как-то отмазаться, но не преуспел. Меня не поддержала ни свита, ни регенты, ни Колька со своим отцом. Даже Лёшка — и тот меня не понял. Хочет учиться. Вот и пришлось мне сегодня два часа общаться с этой травмоопасной кобылой. Сколько раз я падал с неё, даже и не помню. Раз двадцать, не меньше. Колька, паразит, всё время смеялся надо мной. А ещё друг, называется. Хорошо ещё, что Ёлочка такая спокойная пофигистка. Ей всё по барабану. Я упаду — она сразу останавливается и терпеливо ждёт, пока поднимусь и вновь вскарабкаюсь в седло. Мне специально такую спокойную подобрали, учиться.

Не знаю, может оно и к лучшему. Вдруг, пригодится когда и мне умение хоть как-нибудь ездить верхом. Время больно неспокойное сейчас. Мне ведь в скачках не участвовать и в кавалерийские атаки не ходить. Достаточно научиться хотя бы не вываливаться из седла.

Казаков, кстати, что учить меня стали, генерал Келлер и отрядил. Это из его корпуса люди. Говорит, знатные кавалеристы. В своём полку лучшие по этой части. Они вместе с генералом из Казани вернулись.

Да, вы же не знаете! Корпус Келлера вернулся в Москву на этой неделе. В Казани вроде бы как всё относительно спокойно. Горсовет во главе со Швондером контролирует ситуацию. Во всяком случае, так тот докладывает по телеграфу. Но золото оттуда решили всё же вывезти в Москву. Так Штюрмер распорядился. Он хочет Келлера с его полками в Москве видеть. А золото оставлять опасается. Вот и решил всё в Москву свезти.

Сложили золотой запас империи в подвалах Чудова монастыря. Тут, в Кремле. И охрану усилили там, понятное дело. Целую ночь машины разгружали.

А ещё до того, как золото прибыло в Москву, Кремль стали потихонечку превращать обратно в то, чем он и был изначально — в крепость. Потому что тут и император сейчас живёт, и золой запас хранится и один из регентов постоянно пребывает. В общем, Штюрмер решил, что хватит Кремлю уже проходным двором быть. Для народа пока что весь Кремль не закрыли, но и гулять где попало, как раньше, уже не позволяют. Да и лавки все с территории Кремля в две недели вывели. Ага, вывели. У нас, блин, как всегда, всё через одно место. Не знаю уж, как у них там это получилось — не то полиция излишне усердно помогала лавочникам "съезжать", не то это лавочники из вредности насвинили напоследок, не знаю. В общем, в результате, теперь на территории Кремля мы вместо лавок имеем некрасивые кучи брёвен и строительного мусора, местами даже обгоревшие. И кто, спрашивается, всё это будет убирать, а? Может, субботник объявить?

А чего. Это идея. Ленин же на субботнике вкалывал. А значит и императору не зазорно. Похожу с метёлкой, посажу какую-нибудь палку в землю. Потом картину на эту тему напишут. "Император Алексей II на всероссийском коммунистическом субботнике". Надо намекнуть Штюрмеру про субботник. Только вот боюсь, он не согласится. Не, сам субботник может и устроит. А меня не выпустит наверняка.

Я его спросил как-то, долго ли мне ещё ото всех прятаться. Говорит, долго. Пока мне шестнадцать лет не исполнится. Тогда он перестанет быть регентом, и я сам уже решать буду, что мне делать. А пока он за меня решает, то и не пустит никуда. Единственное спасение — это если Николай придёт в себя.

Ой, страшно представить, что тогда начнётся. Он же сразу попробует разогнать, а то и пересажать всю РСДРП. А Бухарин на это согласится? А что скажет Дзержинский? И полки Келлера тут ему не помогут. Комиссары в наших войсках начиная с уровня батальона и выше уже давно введены. Допустим, Тихон Николая поддержит. И что? Ещё неизвестно, за кем охотнее пойдут солдаты — за комиссаром или за священником. Во всяком случае, в Московском военном округе.

Не, если Николай очнётся, ему ни в коем случае резких движений делать нельзя. Ведь недовольных текущим положением дел хватает. В основном среди дворянства, которое не может не видеть того, что молодой император в моём лице их в качестве опоры трона уже, похоже, не рассматривает, сменив в этом качестве дворян на социал-демократов. В общем, посидеть бы Николаю в Лавре тихонечко-тихонечко. Только разве согласится он? Никогда. Нда. То есть, я ему, конечно, желаю выздоровления. Но потом. Когда-нибудь. Выздоравливать сейчас ему категорически противопоказано. Вернее, не ему противопоказано, а стране.

Мой кортеж через заранее распахнутые ворота в Кремль въезжает. Движемся к Большому Кремлёвскому дворцу. Надоел он мне. Может, тоже в Лавру переселится? Бухарин не одобрит. Нет, ну какие же уродливые кучи мусора теперь на месте бывших лавок! Положительно, нужно провести субботник, убрать всё это.

А что если субботник сделать не коммунистическим, а православным? Бесплатно убирать с улиц мусор и сажать деревья — это богоугодное дело или нет? Тихона спрошу, как увижу. Или Сталина. Который теперь епископ Иов. Хотя нет, он же уехал на той неделе. На него ещё одно партийно-церковное задание повесили. Товарищ Иов убыл на свою родину, на Кавказ. А вернее, даже ещё дальше. К Юденичу он поехал.

Юденич у нас Кавказским фронтом командует, если кто не в курсе. Ну, это называется так фронт. На самом деле, от Кавказа фронт уполз уже довольно далеко. Продвижение Юденича вглубь Турции ограничивается нашими возможностями снабжать его. В военном плане сопротивления ему практически не оказывается. Похоже, Османской империи больше не существует.

У них и так-то к началу этого, семнадцатого, года военное положение было безнадёжным, ну а после не очень честно захваченного нами Босфора всё и вовсе развалилось. Когда войска Колчака ворвались в Константинополь, центральная власть империи перестала подавать признаков жизни. Старенького султана Мехмеда V из столицы вывезти успели. Но вот куда привезли — неизвестно. Прячется он где-то. Если вообще жив. Он же пожилой и больной. Вполне мог и не вынести дороги и таких волнений.

А как тут не волноваться? Считавшийся неприступным Босфор захвачен. Пусть с помощью предательства, но захвачен ведь! На улицах столицы русские казаки, Юденич с востока приближается парадным шагом, так как помешать ему нечем. Ну и, для полноты картины, едва Колчак начал штурм Константинополя, англичане атаковали Дарданеллы.

Да, не зря Штюрмер с таким неудовольствием воспринял весть о Гранд Флите в Средиземном море, не зря. Как бы у нас тут новый виток войны не начался. Вся надежда на то, что англичане и сами от войны устали. У них тоже сил нет. Даже вот разваленную Германию всё додавить не могут. Но то на суше. А вот на море…

На море наш Черноморский флот Гранд Флиту — на один зуб. Правда, орудия Особого запаса уже выгружены и даже частично установлены. Сейчас Колчак усиленно минирует там всё подряд. Только вот этого мало. Не приходится сомневаться в том, что если англичане решат атаковать, то Черноморский флот они нам быстро перетопят. И Босфор отберут. Хотя в процессе весьма чувствительно и получат сдачи.

Ага, Босфор отберут. Только вот у нас ещё и Кавказский фронт есть. Османы разбиты. Что мешает Юденичу развернуться на юг, на Багдад? А оттуда уже и до Суэца недалеко. По суше. Только снабжать целый фронт по суше мы не сможем. С железными дорогами там, мягко говоря, хреново. Везти же припасы гужевым транспортом на такое расстояние и в потребных фронту количествах… К тому же, в Чёрном море будут безраздельно господствовать англичане и каждый патрон придётся переть по суше, через Кавказ.

Вот, собственно с этим и выехал к Юденичу товарищ Иов. На месте разобраться, насколько реально развернуть часть войск на юг и что потребуется для их снабжения. Он же кавказец. Местные реалии должен знать. Хотя там уже и не Кавказ, но всё равно близко.

Почему напрямую Сталин поехал на фронт, а не в Могилёв, в ставку? Да что-то вот могилёвские генералы нам в Москве всё меньше и меньше нравятся. Особенно Алексеев. Штюрмер подумывал снять его, да только опасается того, что издай он такой указ, части Западного и Северного фронтов могут открыто перейти на сторону Временного правительства, объявив Штюрмера самозванцем, а меня Лжеалексеем. А то почему меня прячут всё время? Потому, что я не настоящий, вот и прячусь от народа. А настоящего Алексея убили. И Николай вовсе не болен, а пленён. Чем не версия?

Приехали. Мы с Колькой дождались, пока солдаты лейб-конвоя выстроят живой коридор для прохода нас, вылезли из машины и по ступеням поднялись на крыльцо. Сейчас обед будет. Зайти, что ли, к Штюрмеру перед обедом? Да ну. Не хочу. Ему уже наверняка донесли, как я на лошади катался. Тоже смеяться станет.

Я переоделся, умылся и уже хотел вызвать лакея сказать, чтобы подавали обед, как в комнату заглянула Колькина голова и сказала, что со мной хочет поговорить мой ненаглядный опекун. Чёрт. Поесть не даст спокойно. У него что-то сверхважное из Берлина, от Либкнехта. Что-то такое, на что он без моего ведома ну никак не может решиться.

Обед откладывается, понятно. Ладно, пошёл я к Штюрмеру. Захожу в приёмную. Всё как обычно. Посетители, человек двадцать. В основном мужчины, но и парочка женщин имеется. При моём появлении все встали. Это тоже обычно, я уже привык. И тут БАМС!!

За моей спиной распахивается дверь и какой-то непонятный мужичок, едва не сбив меня с ног, пролетает мимо прямо к столу Степана Михайловича, секретаря Штюрмера. И орёт дурным голосом: "Срочный пакет от товарища Дзержинского!! Лично в руки господину регенту! Очень срочно!!".

Ненормальный. А по телефону позвонить нельзя было? Что там такого срочного? И куда охрана смотрит? Тут императора чуть не затоптали, а они в носу ковыряют? Ну, наконец-то. Не прошло и года.

Лейтенант и полдюжины рядовых лейб-конвоя врываются в приёмную. Мужичка хватают, но тот продолжает верещать, что его послал Дзержинский, у него есть пропуск и всё очень срочно. На шум из двери своего кабинета выглядывает Штюрмер и интересуется у лейтенанта, что тут происходит и кого они схватили.

Через пару минут всё выяснилось. Это настоящий посланник с настоящим пакетом. Оказывается, Дзержинский уже звонил по телефону и предупредил, что посылает человечка с важным пакетом. Только что на экстренном поезде доставили из Твери. Штюрмер сам виноват. Он закопался с очередным посетителем и про посланника забыл. Вот тому и пришлось чуть ли не с боем прорываться к нему.

Так что же он принёс-то? Мой опекун расписался в получении пакета и вместе с ним вернулся в свой кабинет. Я шмыгнул следом за ним. Ведь он сам же меня звал!

Штюрмер быстренько завершил разговор с чем-то недовольным толстяком, выставил того за дверь и сказал секретарю, что пока никого не принимает. А потом вскрыл этот загадочный пакет. Внутри оказался опечатанный конверт и записка. Записка была от Дзержинского, и в ней он просил срочно ознакомиться с документом в конверте. Документ пока секретный, но в ближайшие дни, после того как он будет согласован с Временным правительством, ожидается его публикация огромным тиражом с последующим распространением по всей стране. Это Дзержинскому из Петросовета переслали. Видимо, есть у него там кто-то, кто сливает информацию.

Вскрыв конверт, Штрюрмер выудил из него невзрачную бумажку серого цвета, сел в кресло и углубился в чтение. Блин, вот не вовремя-то как! И чего он меня сорвал? Сам без обеда пашет, так и остальные тоже так должны? У меня, между прочим, обеденный перерыв. Государь трапезничать желает, а вместо приёма пищи я тут вынужден сидеть и любоваться на то, как мой регент бумажки читает непонятные.

А Шрюрмеру эта новая бумажка явно не понравилась. По мере чтения её он всё больше и больше мрачнел. Вероятно, какую-то гадость написали. Наконец, чтение было окончено.

— … твою мать! — сказал Борис Владимирович, раздражённо швырнул бумажку на стол, а затем грязно выругался.

И чего он так огорчился? Я протянул руку и взял эту бумажку со стола. Ну, и что тут? Читаю торопливо и неряшливо написанные карандашом буквы:

ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ

1) Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа.

…

— Ну, господа бывшие пехотинцы, сапёры, артиллеристы, кавалеристы, а ныне военнопленные, кто хочет сегодня поработать? Напоминаю, выполнившим полторы нормы — усиленный паёк.

Старший барака номер восемь, ранее в чине фельдфебеля служивший в полковой столовой, привычно оглядел строй понурых оборванцев, своих подчинённых. Он ещё раз порадовался тому, что вовремя, сразу после прибытия их группы в лагерь, успел подсуетиться и занять такое тёпленькое местечко, как старший барака. И теперь ему, в отличие от всех остальных, не приходится трудиться по четырнадцать часов в сутки на полевых работах. Его задача — лишь наблюдать за тем, насколько качественно они работают, покрикивать на нерадивых, да следить за выполнением нормы. Норма — это важно. Очень важно. За недовыполненную дневную норму англичане вполне способны урезать, а то и вовсе отобрать паёк. Такие случаи в их в лагере уже были. А вот за перевыполнение нормы паёк обещали выдавать усиленный.

Правда, никто пока этих усиленных пайков не видел. Перевыполнить норму в полтора раза ещё никому не удалось ни разу. И обычная-то норма на первый взгляд кажется совершено нереальной. Но как-то справляются с ней, хоть и на пределе сил. Вечером, после возвращения в барак, люди буквально валятся на нары. Позавчера же один человек и вовсе упал прямо в строю, когда они после работы возвращались с поля в лагерь. Упал, и не смог подняться сам.

Повезло парню, что и говорить. Соседи не бросили его. Подняли и на руках дотащили до барака. А иначе британцы наверняка расстреляли бы его. Так же за ночь он немного оклемался и вчера вышел на работы вместе со всеми. И хотя бывший фельдфебель заметил, как вчера другие пленные немного помогали в поле ослабевшему товарищу, вмешиваться он не стал. Зачем? Норму ведь барак выполнил, и он вновь получил свой полуторный паёк, положенный ему как старшему.

Где сейчас этот парень? Сегодня не свалится? Фельдфебель ещё раз оглядел строй и нашёл того стоящим во второй шеренге. Взгляд усталый, голодный, но при этом злой. Да, этот не сдастся и не смирится. А как же он ненавидит англичан! На конвой смотрит так, что кажется, вот-вот бросится и вцепится в глотку зубами. Впрочем, в лагере почти у всех похожее отношение к британцам. Ну, кроме тех, кто уже сдался и мысленно похоронил себя. Их сразу видно, у них глаза потухшие.

Бывший фельдфебель пересчитал людей в строю и, убедившись в том, что все на месте, скомандовал поворот направо и начало движения. Сейчас шесть часов утра, а поесть им дадут в одиннадцать. Будет получасовой перерыв на отдых и приём пищи.

У внешних ворот лагеря к строю присоединился британский конвой — полудюжина охранников с винтовками и ещё четверо с собаками. Краем глаза фельдфебель заметил, какой полный ненависти взгляд метнул в них тот молодой солдат, которого едва не расстреляли позавчера из-за потери сил. Как же его зовут-то? Некоторое время фельдфебель пытался вспомнить имя этого счастливчика, спасённого от расстрела товарищами, не вспомнил, плюнул на это дело и спокойно пошёл дальше во главе колонны.

И чего, спрашивается, так злиться на англичан? В лагере было несколько человек, переведённых из французских лагерей. Так они рассказывали, что по сравнению с французами англичане ещё ничего. Даже кормить не забывают, если работать хорошо.

Особенно же жуткие слухи ходили об американском лагере. Доподлинно ничего не было известно, но проверить на собственной шкуре правдивость этих слухов не желал никто. Говорили, будто бы американцы в качестве лагерной охраны использовали негров. Так те вообще натуральные звери. Издевались над пленными с потрясающей воображение жестокостью.

Бывший фельдфебель, вспомнив о наводящих ужас одним своим видом заокеанских охранников, решил, что по сравнению с другими лично для него война окончилась не так уж и плохо. Он жив, здоров, занимает хлебное место в лагере военнопленных. Для миллионов его сограждан всё завершилось много хуже.

Да и лагерь неплохой. Работать приходится не в шахте или каменоломне, а в поле, на уборке урожая. Сегодня они картофель убирать будут. Немецкий картофель, посаженный немецкими руками, будет собран немцами же, а достанется всё англичанам. Что ж, это война. Если бы Центральные державы победили, то сейчас французы точно так же собирали бы для немцев французский картофель.

Зато небольшая часть собранного урожая шла на прокорм собравших его пленных. Это означало, кто кормёжка в данном лагере была чуть лучше, чем в тех лагерях, которые на полевых работах не использовались. По крайней мере, овощи были свежими. Их не нужно было ниоткуда привозить.

Примерно через полчаса колонна немецких военнопленных подошла к полю, на котором им сегодня предстояло работать. Пара подвод с кучей пустых мешков и с лопатами уже ждала их тут. Ближе к вечеру подъедет ещё десятка два — вывозить собранный урожай. Так было каждый день. Привычно разобрав с подвод мешки и лопаты, голодные оборванные немцы, выстроившись неровной шеренгой, принялись за сбор урожая.

Британские охранники тоже привычно оттянулись к краям поля, постаравшись заранее занять места в тенёчке, дабы меньше страдать днём от пока ещё жаркого сентябрьского солнца.

Ну, а бывший фельдфебель, как обычно, прохаживался среди копавшихся в земле соотечественников, периодически подбадривая наиболее медлительных пинками. Его взгляд неожиданно вновь зацепился за того самого худого и небритого солдата, о котором он думал утром в лагере. И вот тут в памяти фельдфебеля всплыла его фамилия. Имени фельдфебель вспомнить не смог, а вот фамилию вспомнил. Фамилия грязного оборванца с лопатой в руках была Гитлер…