Царевич

Глава 17

(Алексей)

* * *

— …Лёха, да задолбал ты со своим гундением! Фамилия ему не нравится, видите ли!

— Петя! Ну как можно человека с такой фамилией назначать комиссаром особого корпуса?

— А чем плоха эта фамилия, а? Ну, чем плоха? А Рабиновича можно назначить? А Шмайкерзона какого-нибудь? Можно? А этот чем тебе не нравится?

— Петя! Ну, он же…

— Это не он! Сколько раз ещё повторять тебе, что это не он?! Даже если товарищ Булгаков писал свою книгу по реальным фактам, всё равно это не он!

— Петя!

— Что "Петя"? А командующий восточно-иранским фронтом кавалер ордена Ленина генерал-лейтенант Власов, как тебе, а? И это я ещё про Гитлера не вспомнил. История меняется, пойми же! Одни и те же люди в разных условиях ведут себя совершенно по-разному! И этот тоже, я уверен. Тем более что фамилия — это наверняка совпадение. Наш — реальный человек, а Булгаков своего придумал.

— Всё равно он не нравится мне. Может, попросить заменить?

— Лёха, не дури. Его Дзержинский рекомендовал. Менять комиссара из-за придумок пока ещё не существующего писателя — явный бред. Лучше скажи, что на обед заказать? Только, чур без молока!

— Петя! Я люблю молоко!

— А я — нет.

— Какой ты… нехороший партнёр. Я молоко хочу, Петь. Ну, пожалуйста.

— Тогда чтобы я этого бреда не слышал больше! Без вины человека охаивает только по одной его фамилии. Алёш, нехорошо.

— Ладно, мир. Не буду впредь. Действительно, может человек-то и хороший…

* * *

Вот. Так и стал товарищ Швондер комиссаром особого корпуса. И не смейтесь! Ничего смешного тут нет. Нормальный человек он. Я видел его, приходил он ко мне представляться прежде, чем убыть на задание. Самого Дзержинского в Москве нет сейчас, тот вчера в Могилёв уехал, в Ставку. Руководить операцией по встрече Ленина. Правда, о действительной причине поездки Дзержинского в Ставку знают очень немногие. Так-то считается, что он просто в составе делегации от Московского правительства туда поехал. Как старший группы от Моссовета.

Мы с Петей считаем, что сейчас основная задача — удержать фронт от сползания в хаос. Если завтра фронт рухнет — Катастрофа неизбежна. А эти идиоты из Питера продолжают раскачивать лодку. Вчера в Москву доставили очередной манифест Временного правительства. Он уже лично меня касается. В Петрограде официально объявлено, что покушение на моего папу сделано по приказу преступной клики, обманом захватившей власть в Москве. Главные злодеи — Штюрмер, Дзержинский и… патриарх Тихон! Да, Тихона тоже пытаются вывалять в грязи. Они даже до того договорились, что утверждают, будто бы и я сам знал о готовящемся преступлении, но не сделал ничего, чтобы предотвратить его.

Боже мой, как бы тут гражданская война пошла не в виде "красные против белых", а в виде "Москва против Петрограда". Петроградский гарнизон почти в полном составе перешёл на сторону Временного правительства. Часть Балтийского флота — тоже. В Кронштадте арестованы все высшие офицеры, и власть перешла к самопровозглашённому Совету солдатских и матросских депутатов, который также признал Временное правительство.

Дело уже даже и к расколу церкви идёт. Снятый Тихоном бывший митрополит Петроградский и Ладожский Питирим, открыто отказался подчиняться, а самого патриарха обвинил в организации покушения на государя и объявил Тихону анафему. За что в ответ немедленно получил от патриарха встречную анафему.

В Москве, правда, насколько мне видно из Кремля, власть патриарха сомнению не подвергается. Ему ещё и тот случай с покушением на меня помог дополнительно укрепить веру в городе. В типографиях Московской епархии огромным тиражом аж в пятьсот тысяч экземпляров выпустили листовки с описанием "Чуда на Лобном месте".

Это со мной чудо случилось. И хоть я сам был в самом центре событий, но даже и мне иногда кажется, что это, возможно, есть истинное Чудо. А Петя не верит. Говорит, совпадение то было. Но слишком уж оно невероятное, совпадение это. Судите сами.

После моей коронации в Успенском соборе, меня, под звон колоколов, вывели на улицу, а затем, в окружении высшего духовенства, я вышел на Красную площадь и прошёл к Лобному месту, где, как предполагалось, должен был лично принимать присягу. И вот там-то всё и произошло. Конечно, меня охраняли. Солдаты Кремлёвского гарнизона держали проход, а полиция оцепила само Лобное место. Но всё равно это не помешало некоей скорбной на голову террористке выстрелить в меня.

Пуля мне в грудь попала, я не удержался на ногах и упал. Слышу многоголосый рёв толпы. Вот кто-то первым истошно заорал: "Царя убили!!!". Ор подхватывают другие голоса, слышны выстрелы. Надо мной взволнованно склонился патриарх. Какой-то монах бросился на колени рядом с моим телом и пытается расстегнуть платье Большого наряда. Что сделать достаточно не просто.

А мне не больно. Ну, почти не больно. Я ощупал свою грудь, догадался, что произошло, а затем встал на ноги. Площадь ревёт. Оцепление с трудом сдерживает толпу. В то, что я не убит и даже не ранен поверили далеко не сразу. Так что процедура принятия присяги растянулась в тот раз больше, чем да два часа.

Церковные типографии работали всю ночь. И с рассветом по городу начали распространять листовки с описанием Чуда. Москвичи же валом двинулись к церквям, молиться о моём "здравии". А чего о нём молиться? Я себя отлично чувствовал. Пуля ведь мне в грудь попала. Прямо в центр огромного и старинного, времён ещё Алексея Михайловича, креста из чистого золота. Он у меня на цепи, поверх платья висел. Тяжёлый. Грамм шестьсот, должно быть, весил. Так что я лишь синяком отделался, а крест получил заметную вмятину в том месте, куда пуля попала. Вот об этом в церковных листовках и было написано.

П: Ещё бы. Такой случай попы не упустили бы ни за что. Сам крест святой защитил! Символично, однако.

Петя, не нужно иронии. Может, так оно и на самом деле было. И против фактов ведь ты не поспоришь. Действительно, пуля в крест же попала! Так из револьвера нарочно с двадцати метров из толпы да навскидку редкий стрелок сможет. Это если специально в крест целиться. А вот случайно… случайно можно и попасть.

П: Я и говорю, это случайно произошло. А попы сразу и подхватили: император под защитой Его! Царя спас крест православный! Даже слушать противно. Врут ведь всё. Обычный нелепый случай представили как божественное вмешательство.

Да ну тебя. Не слушайте этого атеиста. А я всё равно Верю. Просто так такой случайности произойти не могло. Это Знак. Знак мне, что дорога моя угодна Ему.

Хотя, справедливости ради следует признать, что этот случай действительно больше всего пошёл на пользу патриарху Тихону. Он так умело преподнёс сей случай с Чудом народу, что авторитет церкви в Москве возрос весьма существенно. Думаю, теперь даже и у ЧК не хватит сил арестовать Тихона. По крайней мере, это наверняка приведёт к массовым волнениям в городе. Всё бы хорошо, но одновременно с этим автоматически я сам как-то незаметно начинаю выдвигаться в разряд если не святых, то уж праведников-то точно. И если завтра я умру по любой причине, моя канонизация практически неизбежна. Я действительно стал символом новой России.

Да вот, хотя бы ту же террористку взять, что стреляла в меня. У неё же в револьвере не один патрон был. Я думал поначалу, что от повторных выстрелов меня спасло то, что я сразу упал на спину после первого же попадания. Оказалось, не так. Второго выстрела она не успела бы сделать всё равно. После крика "Царя убили!" толпа буквально растерзала её. Там и хоронить-то особо нечего было. От неё осталось даже меньше, чем от Распутина. Того-то хоть шашками рубили, а эту — голыми руками порвали. Её даже опознать не смогли. Так и не поняли, кто это был. По обрывкам одежды и длинным волосам на уцелевшем фрагменте черепа ясно, что женщина. Точнее узнать возможности не представилось. Лицо у головы не уцелело.

А жаль. Если бы опознали, возможно, это позволило бы как-то продвинуться и следствию по делу о покушении на моего папу. Весьма вероятно, что оба этих покушения связаны между собой. Но, увы. Дело о взрыве императорского поезда зашло в тупик. Железнодорожник, который послал в Александров из Твери телеграмму об отбытии литерного поезда, напился пьяным, упал в реку и утонул. Крайне подозрительная смерть, но это всё, что смогли раскопать следователи.

Скорее бы Пасха уже. Кушать хочу. Мяса хочу. Но нельзя. Никак невместно мне. Я вообще Великий пост почти как монах соблюдаю. Никаких послаблений мне. За мной ведь постоянно наблюдают. Лишней булочки не перехватишь. Даже завидую немного солдатам особого корпуса, что завтра с утра отбывают в поход. В походе-то пост можно и не соблюдать. А в то, что им придётся вступить в реальный бой, я не верю. Нет, всё же хоть уже и половина апреля прошла, но гражданской войны пока не началось. Первыми казанцы не нападут на наших.

Да, вы же не знаете! Тут вот какое дело. Когда Временные в Питере подняли самый натуральный мятеж, мои регенты — Штрюмер и патриарх Тихон — издали манифест, которым переносили столицу Российской империи из Петрограда в Москву. Разумеется, временные этого не признали, и сейчас у нас тут де-факто образовалось два государства. Российская империя со столицей в Москве и Российская Республика со столицей в Петрограде. Правда, Временное правительство что-то там неуверенно вякает о созыве Учредительного собрания, которое и определит будущий государственный строй в стране. Но как-то уж больно неуверенно они это делают. Такими темпами Учредительное собрание лет двадцать собираться будет.

Что удивительно, фронт при этом пока ещё держится. Но, по-моему, это лишь потому, что немцы не пытаются наступать. Просто сидеть в окопах солдаты пока ещё способны. Но любые активные действия, мне кажется, нам категорически противопоказаны.

И московское и питерское правительства послали в Могилёв свои делегации. От нас из крупных фигур помимо председателя ВЧК (да, она уже стала Всероссийской) Дзержинского отправился ещё и митрополит Киевский Владимир. Киев практически сразу отказался подчиниться Временному правительству и заявил о своей верности императору. Киевский митрополит был в очень хороших отношениях с Тихоном, а ещё в Киеве жила сейчас моя бабушка и папина мама. Хоть она в политику явно и не вмешивалась, но самим фактом своего пребывания в городе влияла на решения Киевского губернатора и зарождающегося Киевского горсовета.

У нас ещё оставался последний чистый бланк с папиной подписью. И из него мы сделали указ о наделении генерала Алексеева полномочиями главнокомандующего сухопутными войсками в случае внезапной смерти или болезни папы. А ещё Борис Владимирович и патриарх Тихон уже своей властью регентского совета при мне присвоили Алексееву титул Князя Могилёвского.

Конечно, грубый подкуп. Но Временные не могли предложить ему и такого. Остаётся надеяться лишь на то, что наша делегация сумеет убедить его хотя бы сохранять нейтралитет в начавшемся столкновении двух столиц.

Конечно, мы тут сложа руки не сидим. Силами церкви и вылезших из подполья социал-демократов агитацию ведём, особенно в крупных городах. Только вот и Временное правительство делает то же самое. И если церковная агитация с их стороны не выдерживает никакой критики, то эмиссары от социал-демократов, эсеров и анархистов действуют едва ли не лучше наших.

С социал-демократами ситуация вообще непонятная. Кажется, у них там ещё один раскол намечается. На меньшевиков и большевиков они уже давно поделились. Теперь вот ещё часть партии, сторонники курса Дзержинского и Ногина, имеет особое мнение, не совпадающее с мнением как упёртых большевиков, так и меньшевиков. Не появилась бы тут у них ещё одна фракция РСДРП, которой в Петином мире вовсе не было.

Чтобы хоть как-то помочь нашим агитаторам, по предложению Дзержинского мои регенты неделю назад утвердили новый государственный флаг Российской империи. Это по его задумке должно было показать народу, что ветер перемен веет всё сильнее. Москва уже встала на новый путь развития, в то время как консервативный Питер всё ещё цепляется за отживший своё старый режим.

Ну и что, что у нас в Москве самодержавие, а в Питере — республика. Зато в Питере флаг — старый триколор, ассоциирующийся у народа с затянувшейся войной, а в Москве — новый, пролетарский флаг, символ перемен.

Петя со своим эскизом флага вылезал, но флаг СССР-2028 зарубили сразу. Серпа и молота на нашем флаге не будет. Всё же, монархию мы сохраняем. У нас тут даже новым губернатором Москвы Штюрмер поставил отъявленного монархиста Пуришкевича. Ничего, что клоун. Зато умный. И вообще колоритный политик. Сейчас и нужен такой, на публику работать. Поэтому и развивается над Большим кремлёвским дворцом уже пятый день наше новое знамя — ярко-алое полотнище с золотым двуглавым орлом в углу. И именно с этим знаменем завтра отбывает в сторону Казани особый корпус под командованием Келлера.

Вспомнил, как генерал принимал из моих рук знамя его нового корпуса. Ничего, не плевался особо. Встал на колено, поцеловал. Ну, флаг поменялся в государстве. Что ж с того? Пётр I тоже флаг менял. Империя-то осталась, хоть и с новым флагом.

Завтра, как я уже говорил, Фёдор Артурович со своим корпусом отбывает к Казани. Корпус он из шести наиболее боеспособных полков московского округа сколотил наскоро. Конечно, по собственному признанию генерала, до его старого фронтового корпуса новому — как до Пекина пешком, но по сравнению со средними тыловыми частями он ещё неплохо смотрится. Особенно после того, как в части стали массово прибывать уполномоченные Моссоветом комиссары с мандатами ЧК. Полковые и ротные солдатские комитеты очень быстро призвали к порядку и дисциплина в войсках, по словам Келлера, поднялась с уровня "ужасно" до состояния "неудовлетворительно". Думаю, тут он несколько преувеличивает.

Как бы то ни было, но завтра все шесть полков под командованием генерала Келлера и с корпусным комиссаром Швондером выезжают в Казань. Мои регенты назначили Фёдора Артуровича новым губернатором Казани. А Швондер, по приезду, должен будет организовать казанский горсовет. Причём даже если там таковой к тому времени уже будет существовать, Швондеру поручено его распустить и сформировать заново.

Конечно, можно было бы послать Келлера и Швондера в Казань просто вдвоём, без войск. Только с мандатами. Но не факт, что Временное правительство не сделает того же самого. С шестью полками за спиной московские кандидаты на посты губернатора и председателя горсовета будут выглядеть не в пример убедительнее.

Спрашиваете, отчего именно Казань, а не, скажем, Омск, Екатеринбург или иной какой город? Почему такое внимание именно Казани? Отвечаю. В настоящее время в городе Казани сосредоточена большая часть золотого запаса Российской империи. И прочно сесть на это золото представляется нам тут делом архиважным. Оттого и отослали мы от Москвы шесть наиболее боеспособных полков. В конце концов, штурма Москвы в ближайшее время пока не предвидится.

Кстати, насчёт штурма. А пора бы уже. У них там на четырнадцать часов начало намечено. Поправка на разницу в часовых поясах. Ага. Точно, уж полчаса, как должны были начать по плану.

Блин. До последнего свой план в секрете держали. И зачем? Мы что, в газетах бы о нём печатать стали? Только сегодня утром шифрограмма пришла. Отчего-то не в Кремль, а в Лавру. Они там что, не понимают, что настоящая власть у нас в Кремле обитает, а вовсе не в Лавре?

Ой, телефон звенит! Да! Да, император Алексей! Что?! Всё же начали? Массированная артиллерийская подготовка? Готовность к атаке? Что ж, пошли им Бог удачи…

— …А нормального хлеба нет?

— Нету. Скажи спасибо ещё, что этот остался.

— Он же чёрт знает из чего сделан! Опилки какие-то, что ли.

— Ой, какие мы неженки. Привыкай, у нас теперь часто такой привозят. Радуйся, что хоть этот ещё есть.

— А масла нет?

— Ты бы ещё про мясо вспомнил. Масло только в офицерской столовой бывает. А мясо — что сам поймать сможешь. Ворону там или крысу.

— Что, вообще больше нет ничего?

— Кипятка могу налить. И эрзац-кофе есть.

— Кофе?

— Эрзац. У нас не любят его, вот и остался потому.

— Что, так плохо?

— Ужасно. Мой тебе совет, лучше просто кипятка возьми. К этому "кофе" привычка нужна. А в первый раз кто пробует его, тех почти всегда тошнит.

— А фельдфебель сказал, что меня тут покормят.

— Мне твой фельдфебель не указ. И потом, я же кормлю тебя. Вот, эрзац-хлеб, вот соль, кипяток есть. А больше извини, ничего нет.

— Я думал, похлёбку какую дадут. Или кашу.

— Похлёбка была. На костях сварена. Три дня назад лошадь артиллерийскую ранили, её добили, а кости нам, в столовую для низших чинов. И потроха нам, но их ещё позавчера съели. А кости есть пока. Завтра опять на них похлёбка будет.

— Постой. А мясо где? Не из одних же костей лошадь была!

— Мясо — офицерам, известное дело.

— А в госпитале нам дважды в неделю мясо давали.

— Счастливчик. Я же вот хоть и повар, а мяса, бывает, неделями не вижу. А простому солдату лишь то достаётся, что сам добудет.

— Странные тут теперь порядки. А до госпиталя у нас кормили хоть и не до отвала, но мясо иногда в миске было.

— В госпитале долго лежал?

— Четыре месяца.

— Во! А за четыре месяца много чего случилось. Опять же, от интенданта зависит, что он достать сможет. Да ты садись, чего стоя-то жуёшь?

— Спасибо.

— Тебя как звать-то?

— Адольф. Адольф Гитлер. Вторая рота первого батальона.

— А меня Гансом зовут. Я тут недавно, третий месяц всего в полку. Как ваш старый повар самодельным шнапсом отравился, так меня сюда на замену перевели. Я из последнего призыва ведь. Так-то и не брали раньше таких стариков, как я, но раз уж тотальную мобилизацию кайзер объявил, то теперь всех подряд метут.

— Раз кайзер сказал, значит так нужно Рейху!

— Кайзеру, конечно, виднее. Только вот что я тебе, Адольф, скажу. Солдаты Рейху нужны, тут спору нет. Но кто их кормить-то будет, солдат этих? Оттого и хлеб такой поганый и мяса вовсе нет, что в тылу работников почитай, что и не осталось. Одни дети да старики совсем уж древние.

— Ничего. Всё равно мы победим. Слушай, Ганс, а той похлёбки на костях вовсе не осталось? А то мне трёх кусков хлеба маловато.

— Не, какой там! Ничего, уж и котёл помыли. Ты сам виноват, чего опоздал-то? Не помнишь, что ли, что обед в полдень у нас? А ты притащился чуть не к двум! Вот тебе и наука. Другой раз не опаздывай!

— Я не нарочно. Нога у меня ещё не совсем зажила, хромаю немного. От станции медленно шёл. Думал, подвезёт кто. Но ничего в сторону нашего батальона не ехало.

— Не повезло тебе.

— Ага. Ганс, я вот смотрю и не пойму никак. А первая рота-то где? Они же раньше всегда где-то недалеко от нас стояли. Сейчас наших, я вижу, вон в том жёлтом здании поселили. Но из первой роты что-то не видно никого.

— Ха, так на передовой они. Уже месяц, как их в окопы отправили. Ты готовься, скоро сменять их нужно будет. Может, уже на следующей неделе. Вас в окопы, а их обратно в казарму.

— У нас же, вроде, резервный батальон. Мы во второй линии должны стоять. С чего это нас — и в окопы.

— Это ты командира полка спроси. Или Людендорфу письмо напиши. А то и самому кайзеру. Они тебе ответят. Они так тебе ответят, что сам в окоп попросишься.

— Всё равно странно это.

— А чего тут странного, если восьмую дивизию с фронта сняли и увезли куда-то. Мы сейчас не только свои позиции держим, но их бывшие тоже.

— Как сняли? Целую дивизию? Почему?

— Знаешь, мне как-то забыли о том доложить. Но наша первая рота сейчас точно в окопах другой дивизии. Я тебе больше скажу, по слухам, и дивизия, что нас с тыла подпирала, тоже сменилась недавно. И аэропланы наши тоже как-то реже летать стали.

— Это как же так? А если англичане всё же решаться на штурм? Нам что, подыхать тут всем? Из-за чьей-то дурости, а то и предательства!

— Ты, потише. Не говори так. И вообще, то не нашего с тобой ума дело. А войска с фронта уж точно не на курорт повезли. Если у нас тут войск стало меньше, значит, где-то их стало больше. Может, скоро мы так англичанам и французам двинем, что им не до наступления будет. Да и тихо у нас тут, на нашем участке. В воздухе аэропланы воюют, но на земле почти что и не стреляют. Мы тут сидим, можно сказать, как… А это ещё что такое? Гром, что ли?

— Проклятье! Как же я не вовремя вернулся-то в часть!

— Что это? Адольф, ты такое слышал раньше?

— Слышал, Ганс. Я такое уже слышал. Это наша смерть идёт.

— Что?!

— Это артиллерия. Десятки стволов. И солидного калибра.

— Артиллерия? Наша?

— Нет, Ганс. К сожалению, не наша. И судя по мощи налёта, я опасаюсь, уж не оказались ли мы с тобой, Ганс, на направлении основного удара. Ты готов умереть за Рейх и кайзера?..