(Алексей)
Началась служба. Я стою рядом с отцом на Царском месте и, борясь со своим страхом, слушаю предстоятеля Александра. Сегодня он сам, лично, ведёт службу.
А коленочки-то дрожат у Вас, Ваше Императорское Высочество. Ой, дрожат. Страшно. Это я Петьку успокоить немного пытался, но не преуспел в том. На меня одна за другой накатывают волны его страха, а от меня к нему идёт поток страха уже моего. Излишне говорить, что спокойствия моему партнёру это не добавляет. Так мы пугаем друг друга. Очень хочется взяться за руку стоящего рядом отца. Но нельзя. Невместно.
Хотя, справедливости ради следует отметить, что боимся мы с Петькой совершенно разных вещей. Я два дня уже к этой операции Петьку готовлю. А Петька готовит меня. Нельзя сказать, что совсем уж безрезультатно, кое-чего мы добились. Пётр поначалу никак не желал поверить в то, что этот, как он выразился, "бред дикого питекантропа" сможет убедить хоть кого-то с интеллектом выше, чем у пьяного лемура. После моей обработки и объяснений он свою точку зрения изменил. Согласился с тем, что на воспитанников младших групп детских садов и на пациентов психиатрических лечебниц может подействовать. Но решительно отказывается верить в то, что все без исключения посетители Храма сегодня будут принадлежать к одной из этих категорий.
Я тоже боюсь. Но совсем не того, чего боится Петька. Я-то знаю, что если всё правильно сказать и сделать, то поверят или почти поверят все. Во всяком случае все, кто находится в Храме. Те, кто не поверит, те вообще в Храмы не ходят.
Боюсь я Его Гнева. Такая чудовищная ЛОЖЬ. Да ещё и в Храме, перед Её ликом. И ведь это я, я сам придумал. Основная идея, правда, была Петькина. Но конкретная реализация той идеи полностью моя. Сам устрашился, когда прочитал окончательный вариант сочинённого мной. Понимаю умом, что нужно. Это сделает меня героем и спасителем в лице очень многих. Правда, и врагов куча появится, но эти люди и так уже разделены на два непримиримых лагеря. И сегодня я самым решительным образом покажу, с кем я. Конечно, в том лагере, к которому я хочу примкнуть, тоже не всё ладно, гнильцой попахивает. Но там хоть попахивает. Лагерь же их противников просто откровенно воняет тухлятиной. Раньше я этого особо не замечал, прятался в своём детском мире. Но теперь, теперь, когда я узнал, что детство у меня закончится через два-три месяца и играть в игрушки уже некогда…
А ведь сейчас я, наверное, да нет, наверняка лучший в мире специалист по текущему положению дел в Российской Империи. Только я один вижу всю картину целиком и полностью осознаю всю губительность текущего курса. Нет, я не много о себе думаю. Так оно и есть. Легко быть умным, стоя на плечах гигантов и обладая могуществом послезнания. Петькина сестра Наташа написала великолепный реферат по истории. Как раз то, что нам сейчас нужно. Подробная, развёрнутая хроника событий примерно от настоящего времени и вплоть до октября 17-го. С цифрами, анализом и комментариями. Причём анализ она явно откуда-то списала. Не верю я, что гимназистка даже в XXI веке, даже отличница, сама смогла бы написать такое.
Петька — бесценный источник информации. Хотя сам он считает, что почти ничего не помнит о настоящем времени. Так оно и есть, не помнит. А вернее, помнить-то он помнит, но воспользоваться своими знаниями не может. Ближайшая аналогия — удаление файлов в считалках. Когда удаляются лишь заголовки файлов, но сама информация на носителе остаётся. Вот и у Петьки так. Он просто не видит своих собственных воспоминаний. Для него их не существует. А я до них добраться могу, мне они доступны.
Вон каких я слов набрался! "Считалка", "файлы". Да, я уже совсем не тот Алексей, коим был месяц назад. Совсем не тот. К тому же, я теперь ещё и здоров! А ведь надежды на исцеление не было никакой. Могло помочь лишь чудо. И оно свершилось. Иначе, как Божьей Милостью случившееся со мной назвать я не могу. Получил разом здоровье и огромное количество ценнейшей информации. Плюс беспокойного жильца в голову. Как говорит Петька, "в нагрузку". Впрочем, теперь я и сам понимаю, что сие выражение означает. Очень многому я уже от него научился.
Даже этот страшный своей циничностью план оклеветать и оболгать прилюдно человека, даже этот план родился у меня исключительно благодаря общению с сознанием несчастного мальчика, который должен родиться почти через сто лет. Пётр — отличный человек, надёжный друг. Но церковь и священнослужителей он не ставит ни во что. Священнослужители для него мало чем отличаются от диких африканских шаманов. А церкви — просто красивые здания.
Но это для него, не для меня! Я по-прежнему не утратил Веры. Хотя Петька меня и воспитывает. Книгу мне рекомендовал прочитать. "Забавная Библия" называется. Он читал её. И я прочитал. Действительно, местами забавно. Один только эпический подвиг Ноя со строительством своего Ковчега и последующим плаванием на нём со всем этим зоопарком чего стоит! Но меня это убедило лишь в том, что и среди священнослужителей нередко встречаются необразованные идиоты. А такое гигантское количество нелепостей, неточностей и нестыковок в Библии наверняка образовалось из-за многочисленных переписываний и переводов её в древности полуграмотными переписчиками. Взяли бы её исправили, что ли как-то. А то ведь, в самом деле, грамотному и внимательному человеку без смеха её читать проблематично.
И хоть крепости в Вере я не утратил, но под влиянием Петьки стал гораздо спокойнее относиться к ВНЕШНИМ атрибутам церкви. Раньше прилюдно солгать в Храме прямо перед алтарём было для меня совершенно немыслимым. Теперь же я считаю, что в особых случаях, если нет иного выхода, то это возможно.
Служба окончилась. Как-то неожиданно быстро она закончилась. На меня смотрят люди. Всё больше и больше взглядов упирается в меня. Петька, перестань! Что хочешь делай, но перестань! Я же сам боюсь! Петька начал петь. Ох, да что ж он творит-то! Другой песни не мог вспомнить?! Ладно, хоть бояться перестал. Господи, прости меня, грешного!
Я ещё раз перекрестился, вышел на середину и встал перед алтарём. Снова перекрестился. А потом… снял сапоги и портянки, после чего завернул вверх обе штанины. В храме тишина. Такая куча народа, но все молчат. Что ещё учудит полоумный царевич?
А я босиком, с подвёрнутыми штанами, подошёл к иконе богородицы, достал из-за пазухи небольшой мешочек и высыпал его содержимое прямо на пол. В мёртвой тишине собора слышно, как сушёный горох раскатился по каменным плитам.
Расстегнул пуговицу и закатал левый рукав гимнастёрки. Господи, помоги! Как же страшно-то! И это ещё Петька помогает мне. Песня, которую он поёт, наполняет его, а заодно и меня, силой и гордостью, изгоняет страх. Я быстро, пока меня никто не успел остановить, выхватил из кармана хирургический скальпель (Колька у отца выпросил) и сделал себе неглубокий, но длинный, сантиметров пятнадцати, разрез на левом предплечье. Кровь так и хлынула. Хотя я всё делал аккуратно и вены не задел. Только кожу разрезал.
Невнятный, изумлённый, многоголосый вскрик-вздох в соборе. А я не теряю времени и, пока люди в шоке, превозмогаю свой животный страх и падаю перед иконой богоматери на колени. Да, именно падаю, а не опускаюсь. На сушёный горох. Больно!
Всё, я свою часть работы исполнил. Петька, бери управление! Чувствую, что тело больше не подчиняется мне. Что ж, пусть партнёр теперь у штурвала постоит. А я помолюсь. Помолюсь за обе наши души. Господи, прости нас.
Петька же стоит на коленях у алтаря со сложенными около груди ладонями и беззвучно шевелит губами. Все, кто видит это, несомненно полагают, будто он читает молитву. И лишь только я один знаю правду. Петька хочет допеть песню, с помощью которой задавил наш страх. Он почти закончил, но всё равно с невероятной гордостью и чувством исполняет последний куплет:
В победе бессмертных идей коммунизма
Мы видим грядущее нашей страны
И красному знамени нашей отчизны
Мы будем всегда беззаветно верны!..