319

Как справедливо заметила Н. А. Веселова, эпиграф, «оказавшись не в начале, а в конце, <…> приходит к разрушению самого себя. Он теряет свое назначение экспозиции, функцию “камертона”, перестает задавать предпонимание и вообще выпадает из заголовочного комплекса, так как оказывается вне непосредственного контакта с другими его составляющими. Вместо этого он обретает некие иные свойства: способность быть финальной формулой, образовывать вместе с традиционным эпиграфом обрамляющую текст рамку». (Цит. по: Веселова Н. А. Заголовочный комплекс в новейшей русской поэзии: традиция и эксперимент // Литературный текст: проблемы и методы исследования / «Свое» и «чужое» слово в художественном тексте: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1999. Вып. V. С. 53.) В данном случае БГ, вводя в текст песни слово «эпиграф», тем самым акцентирует его смыслообразующие возможности, а также «раскрывает свою невостребованную сторону, заложенную в самой форме слова: ведь греческая приставка epi- обозначает не только “на, над”, но и “после”, не только “расположение поверх чего-то”, но и “следование за чем-то”, что «рифмуется» с композиционным принципом песни – принципом постоянного «возвращения» к образу электрического пса.

Загрузка...