Царская рыбалка, или Стратегии освоения библейского текста в рок-поэзии Б. Гребенщикова

Мир, как мы его знали, подходит к концу, мир, как мы его знали, и Бог с ним! (вместо заключения)

В современную эпоху, определяемую постхристианской и постмодернистской, онтологически-религиозный статус которой достаточно сложен и неустойчив, бытование библейского текста в языке, в том числе и в литературе, поэзии, не может быть таким же, как в классических литературных образцах, созданных в относительно стабильное время (и здесь богоискательское или богоборческое – собственно не важно).

Поэтому неудивительно, что в пору безусловного доминирования секуляризованного искусства традиция религиозной поэзии «объявилась» там, где её меньше всего можно было ожидать – в андеграунде, рок-культуре середины 1980-х годов. Точнее, только там она и могла возникнуть. Но, разумеется, уже не в привычно-классическом строгом костюме, а в безалаберных потёртых джинсах.

«Библейское слово» Гребенщикова, естественно, отличается от «библейского слова» поэтов-классиков XIX – начала XX веков, когда язык Библии, «обслуживающий» богатую религиозную жизнь человека и общества, не воспринимался «чужим», был естествен и органичен, не нуждался в комментариях и пояснениях и тем более в «переводе» на разговорный язык. Теперь же он нуждается и в «переводе», и в культурном остранении. Что собственно и делает поэт, погружая библейский текст в пёстрый контекст современной действительности и стихии современного разговорного языка.

Будучи антиномичной по природе, рок-поэзия БГ со всей очевидностью являет нам и антиномичность Библии, её способность быть одновременно и всегда новой Книгой на очередную злобу дня, и вечной. Именно вот этот антиномизм вечности и современности, явленный (обнаруживаемый) в чужом слове и его собственной вечности и приснообновляемости (и его вечной актуализации), и ставит поэтику Бориса Гребенщикова в ряд настоящей, вполне классической поэзии, оставляя за ней при этом и момент оригинальности и современности здесь и теперь.

Помимо этого, полистилизм БГ и использование «чужого» слова приводят к диалогизации монологического по своей природе поэтического текста. Что, в свою очередь, существенно сокращает дистанцию между автором и читателем/слушателем, делает поэтическое высказывание более демократичным, экспрессивным, обращённым не только к элите, но и к массам. Таким образом, происходит не компрометирование библейского слова неподобающим языком, снижением, эклектикой, а напротив, его усиление; не только обновление библейского текста, но и его популяризация, актуализация в массовом сознании.

Поэтика Библии в поэзии помогала выжить всегда, помогает и теперь потому, что она указывает на вечное в приметах времени, вполне злободневно характерных, а подчас и агрессивно характерных, то есть прущих на нас за счет человека, его внутренней жизни или достоинства. Именно в этом и сходство, и специфика поэтики чужого слова у поэтов прошлого и у Гребенщикова.

Кроме того, поэт показывает аналогичную антиномичность настоящей поэзии, в частности и для нас, прежде всего — русской. Можно сказать, что одна из черт, общих для этой традиции, это как раз любовь к чужому слову и к вечной его актуализации как актуализации Вечного Слова.

Исследование Е. М. Ерёмина позволяет не только по-новому подойти к истории российской словесности ХХ—ХХI вв., но и понять кое-что в роли смешения или смещения высокого и низкого пластов в интертекстуальных механизмах как таковых, и конечно, в особенности в случае с библейскими аллюзиями: такое смешение и смещение позволяет остранить саму библейскую весть, услышать ее заново, а не через призму респектабельности выдержанно-высокого «штиля».

Ольга Меерсон