Цена счастья

Глава 12

В этот же день Эмма обнаружила ботинки Барнаби в довольно неожиданном месте — за статуей прадедушки Корта. Вероятно, муж снял их, когда вернулся с улицы, и забыл убрать. Взяв ботинки, чтобы отнести их наверх, Эмма заметила, что они все еще сырые, с налипшими комьями грязи. Тут ей пришло в голову, что Барнаби сегодня утром не выходил из дома. Вернувшись из кабинета, он посмотрел в окно, поежился и сказал:

— Ненастная погода располагает ко сну, тем более что ночью я славно потрудился.

И сладко заснул, ничуть не встревоженный переполохом из-за летучей мыши.

Ботинки могли валяться за статуей со вчерашнего дня, но дождя накануне не было. Испачкать их можно в любую погоду, тогда почему обувь Барнаби промокла насквозь? — размышляла миссис Корт.

Слегка запыхавшись, Эмма взбежала по лестнице и влетела в спальню Луизы. Теперь, когда кровать была аккуратно застелена, комната выглядела уютно, викторианская мебель придавала ей некую респектабельность. Но Эмму интересовала не спальня гувернантки, а подоконник и вьющийся плющ.

Прошлой ночью при лунном свете он показался Эмме хрупким: только задень — усики отцепятся от стены и вся ветвь рухнет на землю. Однако теперь Эмма обнаружила, что его ствол был довольно толстым и крепким. Старый плющ вился рядом с окном Луизы и доставал до чердака. Обладая известной сноровкой, по нему не трудно было взобраться до самого окна, а потом, когда поднялась тревога, спрятаться на чердаке. Никто не догадался посмотреть наверх.

А злоумышленник, возможно, скрывался там, наслаждаясь поднявшейся суматохой.

Но в этом случае коварный Том-соглядатай, если таковой вообще существовал, явился бы откуда-то извне, поскольку все трое мужчин были дома.

Хотя можно ли быть уверенной, что кто-то из братьев незаметно не отлучился? Для того чтобы сыграть с Луизой злую шутку, не требовалось много времени. Теперь уже трудно припомнить, кто и где находился в тот поздний вечер. Несомненно одно: Барнаби появился последним; ему понадобились минуты, чтобы разуться… Нет, нет, нет! Все это ревнивые домыслы. Как ей в голову могла прийти такая крамольная мысль? Луиза просто истеричка с больным воображением. Разве можно хоть в чем-нибудь верить недалекой, трусливой и мнительной особе?

— Эмма! Солнышко! Где ты?

Барнаби звал жену из комнаты.

— Я здесь. — Эмма медленно пошла по коридору.

— Дорогая! — Он лежал в постели с растрепанными волосами, в его глазах играли веселые искорки. — Ты сердишься на меня?

— За что? — отрешенно спросила жена.

— За то, что я оставил тебя на всю ночь с невыносимой ханжой. Но я вынужден был так поступить. Мне на редкость легко работалось, Писатель не может пренебрегать такой желанной гостьей, как вдохновение. Слава богу, истерика Луизы прекратилась.

— Кажется, ты не обеспокоен истинной примой ее истерики?

Барнаби приподнялся на локте.

— Нет. Совсем не обеспокоен. Это кажется тебе странным?

— Честно говоря, да. Я не привыкла, чтобы женщины кричали по ночам оттого, что к ним в окна заглядывают клоунские лица.

— Одно лицо, дорогая. В единственном числе. Видишь, ты склонна все преувеличивать. Мне пришлось привыкнуть к этим женским причудам, когда здесь жила Сильвия. Она постоянно затевала разговоры о привидениях и прочей дьявольщине, дети наслушались бредовых историй и теперь делятся ими с тобой и Луизой. Вы обе поддались влиянию маленьких хичкоков. Не зря же гувернантке привиделось невесть что. Но от тебя я ожидал большего здравого смысла.

Барнаби хотел заключить жену в объятия. Но Эмма, уклонившись от ласк мужа, спросила ледяным тоном:

— Когда ты в последний раз надевал свои ботинки?

— Мои ботинки? Полагаю, что вчера. Сегодня утром я никуда не выходил.

— Тогда почему они мокрые? Вчера не было дождя.

Барнаби сердито нахмурился. Веселые искорки в его глазах погасли.

— Твои изыскания не кажутся мне особенно забавными. Если это шутка, то не смешная.

— Какие изыскания?

— Полагаю, ты намекаешь на то, что я совершил ночную прогулку и спел серенаду для отразимой мисс Пиннер, взобравшись к ее окну по вьющемуся плющу. — Барнаби был встревожен. — Эмма, ради всего святого, скажи, что ты пошутила. Если ты думаешь, что я способен на такое… но, уверен, ты говорила не всерьез!

— Почему твои ботинки мокрые, ответь!

— А бог их знает. Может быть, я вчера прошел по сырой траве и они еще не высохли.

Эмма изменила тактику.

— Тогда объясни, чем были вызваны мистические россказни Сильвии о привидениях?

— У Сильвии ветер гулял в голове. И она впервые в жизни приехала в деревню. Ее могло напугать блеяние овцы ночью, а если бы сова ухнула в печную трубу, она умерла бы от страха. Кроме того, — суровый взгляд Барнаби невольно смягчился, — она любила, когда ей оказывали внимание. Ей нравился свет рампы.

— Звучит не слишком убедительно, поскольку она сбежала от этого света, — съязвила Эмма и снова задумалась: о чем же хотела сообщить ей Сильвия в соборе. Или все это чья-то провокация?

— Может быть, она сбежала, потому что не добилась успеха? Эта мысль не посетила тебя? Послушай, дорогая, мы устроили много шума из-за сущей ерунды. Иди ко мне, и я тебя поцелую.

Эмма направилась к двери. Ей не хотелось покидать спальню. Ее ноги словно налились свинцом. Она вела себя глупо, противясь желанию проситься в объятия Барнаби и обрести покой.

Вместо этого она задала вопрос:

— Может быть, в этом доме слишком много целуются?

— Ты имеешь в виду поцелуй, которым я одарил мисс Пиннер? — Барнаби закатился смехом. — Но это было лекарственное средство, вроде валерьянки. После него Луиза опомнилась. Мои поцелуи производили такое же воздействие и на Сильвию. Девушки понимают, что психотерапевтические поцелуйчики ничего не значат. Они не вчера родились.

— Мисс Пиннер родилась вчера. По крайней мере, для неизвестного этому феномену проявления нежности.

— Эмма, любимая, неужели ты не доверяешь мне?

Эмма не отвела взгляда от его недоумевающих глаз.

— Сказать по правде, я не уверена, что доверяю тебе.

Это была их первая ссора… Невыносимо! Снизу раздался требовательный голос Мегги:

— Эмма, спускайся к нам. Дядя Дадли согласился поиграть на фисгармонии, и мы будем петь. Спускайся скорее.

Как же это чудесно, что девочки выглядят сегодня счастливыми; как хорошо, что Дадли вылез из своего психологического панциря, проявив чуткость к маленьким детям. Но самое прекрасное — Барнаби, кажется, не придал серьезного значения их ссоре, поскольку тоже спустился вниз и запел от всего сердца вместе со всеми домочадцами, собравшимися вокруг фисгармонии.

— Послушай, Дадли, сегодня не суббота. Никаких гимнов. Споем что-нибудь веселое. Как насчет «Фермера в долине»? В долине фермер задремал, хей-хо, хей-хо, хей-хо…

Они пели эту задорную песенку, когда Вилли яростно заколотил в дверь.

Его обычно румяное лицо поражало мертвенное бледностью, он почти лишился дара речи.

— Скелет, — шептал он заплетающимся языком. — На том поле, которое мы не перепахивали с войны. С вашего позволения, сэр, мой плуг вывернул из земли череп. На нижнем поле, возле рощицы; там не только череп, но и человеческие кости. О боже, сэр, это не к добру.

* * *

Пришлось вызвать полицию. Минула вечность, прежде чем прибыли стражи закона. Спустя еще одну вечность вернулись мужчины, ходившие на нижнее поле, чтобы взглянуть на чудовищный «клад» Вилли.

В столь тревожное время глупо таить обиду на кого бы то ни было, будь то Луиза или Барнаби. Эмма понимала, что среди обитателей Кортландса должен быть человек, сохранивший ясность мысли — это прежде всего она сама. Какую весомую помощь могли оказать трусливая Луиза, оглашенная Ангелина или полубезумная миссис Фейтфул?

Первая ее мысль была о детях. Когда Вилли, запинаясь и тяжело дыша, выложил свою зловещую новость, Эмма возмутилась: опять обсуждают страшные события в присутствии детей. Никто не подумал о том, чтобы уберечь девочек от потрясений.

Близнецы стали похожи на маленьких истуканов: белолицые и молчаливые. Эмма обняла Мэгги и Дину и прижала к груди. Они простояли обнявшись, пока в холле не появились Барнаби и Руперт. Мужчины надевали пальто, а Дадли в полном смятении увязался за братьями.

Когда они ушли, Мегги, запинаясь, прошептала:

— Я думаю, Дину тошнит.

Эмма взглянула на бескровное страдальческое личико Дины.

— Нам лучше подняться наверх.

— Но ее не вытошнит, — предрекла Мегги, еле передвигая ноги, словно последние силы покинули ее маленькое худенькое тельце.

Тем не менее, Дину вырвало, а на пороге ванной появилась фигура Луизы Пиннер.

— Я думаю, со мной случится то же самое, — сочла необходимым предупредить Эмму мнительная плакальщица.

— Ну что ж, валяйте. — Мегги испытывала отвращение к гувернантке и не скрывала этого.

Луизу пошатывало.

— Это так мучительно, — стонала она.

— Когда человека тошнит? — спросила безжалостная Мегги.

— Я имела в виду совсем другое: когда находят останки человека, кому бы они ни принадлежали.

В глазах Эммы зажегся зеленый огонек.

— Мисс Пиннер, пожалуйста, не будем говорить об этом… Я попрошу миссис Фейтфул, чтобы сегодня нам подали чай сюда, наверх. Дети попьют его в постели.

Озорница Мегги подскочила от радости.

Дина, придя в себя, прошептала:

— Я с удовольствием попью чай в постели.

Но проницательная Мегги разгадала маневр Эммы:

— Просто вы решили таким образом удалить нас с первого этажа, чтобы мы ничего не узнали о черепе и костях!

— Нам всем нечего там делать, — спокойно возразила Эмма. — Исполняйте, пожалуйста, свои обязанности, Луиза. Проследите, чтобы девочки переоделись в пижамы, а я тем временем разыщу миссис Фейтфул.

С кухни доносился громоподобный голос Ангелины, смолкший при приближении Эммы. На полу валялись осколки фарфоровой посуды: еще одной чашки и тарелки, выскользнувших из рук миссис Фейтфул. Осколки напоминали Эмме человеческие останки.

— Дети попьют чай в постели. Мы с мисс Пиннер тоже не будем спускаться к чаю. — Голос Эммы звучал по-хозяйски властно.

Ангелина спросила:

— Вы слышали, что нашел мой Вилли, миссис Корт?

— Да, слышала. Но нет смысла бесконечно мусолить это событие, не так ли? Пусть расследованием займется полиция.

Миссис Фейтфул, чья обезьянья мордочка еще более сморщилась, была настроена воинственно:

— А разве страшная находка имеет хоть какое-нибудь касательство к дому? Поле находится в полумиле отсюда, возле шоссе. Там бродят подозрительные люди. Кто мог додуматься — похоронить человека в таком сомнительном месте!

— А вам не кажется, что останки принадлежат молодой женщине, миссис Фейтфул? — спросила Ангелина, вытаращив глаза.

Экономка обернулась к служанке со всем высокомерием, какое только способна была выразить ее тщедушная фигура:

— Что вы хотите этим сказать, Ангелина?

— Я подумала… о той девушке, которая была с нами на Рождество… о той, которая исчезла…

— О Сильвии! — воскликнула Эмма.

Миссис Фейтфул отнюдь не была смущена нелепым предположением Ангелины; она рассмеялась своим каркающим смехом.

— Какие только глупости не приходят в твою пустую голову! Скажешь тоже, Сильвия… Не спорю, смазливая вертихвостка заслужила такой конец, но я не думаю, что это она. Ангелина, поставь чайник. Ты что, не слышала распоряжения миссис Корт?

Сама почтенная леди достала своими скрюченными лапками хлеб, масло и джем. Ничто не могло помешать ей выполнить свои обязанности экономки.

На полу лежали осколки фарфора, — немые свидетели небрежности — или внезапного потрясения миссис Фейтфул.

* * *

Девочки сидели каждая в своей постели, тщательно умытые, притихшие.

— Я читала им одну поучительную историю, доложила Луиза.

Книга дрожала в ее руках. Она страдальчески посмотрела на Эмму. Было ясно: любопытной особе требовались адские усилия, чтобы усидеть на месте; еще труднее было удержаться от дальнейших пересудов находки Вилли. Чьи это бренные останки? Кто был похоронен на пустыре? Связана ли смерть незнакомца или незнакомки с кем-либо из обитателей Кортландса? Эти захватывающие вопросы были словно начертаны в ее близоруких глазах.

Эмма принесла чайный поднос.

— Чай, горячее молоко, хлеб с джемом и немного аспирина, чтобы вы сразу уснули.

— Я не голодна, — отказалась Дина.

— А я проголодалась. Могу съесть тысячу кусков хлеба.

Бравада Мегги говорила о силе воли девочки, вызывающей у Эммы искреннее восхищение. Тем более что сегодняшнее поведение Мегги было чистой бравадой. Она поперхнулась первой же ложкой чая и вдруг жалобно запричитала:

— Это не мама, правда? Я знаю, что это не мама. Не может этого быть. Я говорила, что она умерла, но на самом деле никогда так не думала. Это не она! Правда, Эмма? Правда? Правда?

Луиза приложила пальцы к губам. Но не смогла все же удержаться от трусливого восклицания.

— Мегги! Какой ужас!

Эмма осторожно убрала поднос с постели Мегги, села рядом и бережно обняла худенькое, дрожащее тело девочки.

— Мегги, дорогая, успокойся, это не твоя мама. Папа только сегодня говорил с ее адвокатом, и тот пообещал срочно отправить письмо Жозефине. Через несколько дней она вернется.

Тонкая ручка Мегги обвила Эмму за талию.

— Вы убеждены? Это правда?

— Не сомневайся, правда, детка. (Прости мне Господь мою ложь. Но кто-то должен помочь девочкам перенести эту ночь.)

Дина вымученно заулыбалась:

— Может быть, мы все же поедем в Венецию?

— Надеюсь. — Эмма так хотела, чтобы мечты детей сбылись.

— Чур, я первая поеду в гондоле! — воскликнула Мегги.

— Нет, я! Я!

— Гондолы настолько просторны, что вы поплывете вместе. Лучше скажите, кто первым проглотит аспирин?

— Я! Я! — закричали разом обе девочки. — И без молока. Мы умеем глотать пилюли без молока.

Кажется, кризис миновал. Задернув занавески и уложив девочек, Эмма вышла из комнаты. Луиза ждала ее в коридоре.

— Должна сказать, что вы были неотразимы, миссис Корт, но что будет, если дети узнают, что вы лгали?

Эмма не удостоила обнаглевшую гувернантку ответом.

— Или вы говорили правду? — не могла успокоиться Луиза. — Я хочу сказать… вы думаете, что… что это останки Жо… я имею в виду первую жену мистера Корта.

Эмма побледнела.

— У вас нет сердца, Луиза, а еще — мозгов!

— Не сердитесь. Я подумала… — лицо гувернантки исказила уродливая гримаса. — Ведь, как ни крути, она давно не появлялась, не так ли?

Любящая мать не способна забыть о существовании своих детей.

— Неужели вы не понимаете, — еле сдерживая гнев, ответила Эмма, — что вас не касается личная жизнь семьи Кортов. Буду вам признательна, если в дальнейшем вы будете держать свое мнение при себе.

— Простите, миссис Корт. Я не имела в виду ничего… ничего похожего. — Луиза схватила ее за рукав. — Просто я потрясена.

Эмма усилием воли подавила острое желание вырвать руку и оттолкнуть от себя богом ушибленную гувернантку.

— Мы все потрясены. Я не должна была говорить с вами таким резким тоном. Думаю, нам лучше спуститься вниз и чего-нибудь выпить. Мужчины могут появиться в любую минуту.

Братья вернулись домой, когда было уже темно.

— Полиция еще здесь, — сообщил Барнаби. — Теперь все под наблюдением властей. Боже, как хочется выпить. А вам, девочки?

Барнаби казался бодрым, едва ли не веселым, выглядело странным. Словно он в чем-то твердо убедился. Руперт беззаботно насвистывал, Дадли, обретший вновь здоровый румянец, переминался с ноги на ногу, говоря, что сырой вечер — неподходящее время для раскопок; он был поражен, что опытный Вилли вздумал пахать в такую погоду.

— Вы имеете хоть отдаленное понятие о том, кто жертва? — спросила Эмма, пытаясь не выдать своего смятения.

— Ни малейшего. — Барнаби был краток: — Рост около пяти футов четырех дюймов и копна черных волос. Сержант сказал, что вряд ли удастся восстановить причину смерти: с момента захоронения прошло так много времени. — Барнаби Корт говорил о трагедии минувших лет без каких-либо эмоций. Казалось, автор детективов испытывает к случившемуся сугубо профессиональный интерес, словно в маленьком, возможно прелестном, теле никогда не теплилась жизнь. — Извините, что вдаюсь в эти патологоанатомические подробности, но они меня заинтересовали как писателя: в моем воображении уже зреет захватывающий сюжет. Жаль, что мы так и не узнаем истины. А вы что пригорюнились, красавицы? Нас этот криминальный кошмар не должен беспокоить.

Руперт рассмеялся, как всегда удивляя фальшивой интонацией сердечности.

— Боже милостивый, ведь не думают же власть предержащие, что это прискорбное событие как-то связано с Кортландсом? Среди нас нет Синей Бороды. По крайней мере, я уверен в этом. Полиция, разумеется, обязана «проиграть» и такую абсурдную версию, но через день-другой слуги закона поймут, какой это бред.

— Да, кстати, тебе пока разумнее никуда не отлучаться, Дадли, старина, — посоветовал отшельнику Барнаби. — Что ни говори, ты проводишь в поместье больше времени, чем мы с Рупертом.

— Если преступление свершилось примерно два года назад, любой из нас мог оказаться в Кортландсе, — возразил Дадли.

— Это случилось так давно? — у Эммы отлегло от сердца. (Значит, в могиле не останки Сильвии. Ангелина теперь может успокоиться.)

— Пока нет результатов медицинской экспертизы, время гибели несчастной всего лишь предположение. По правде говоря, я думаю, что сержант грамотно ведет следствие: он вспомнил о том, что в четырех милях отсюда располагался военный лагерь. Боюсь, что какой-то лихой солдат жестоко обошелся со своей подружкой, в один прекрасный день убив ее. Прискорбно, что злодей захоронил труп в наших владениях, и еще весьма сомнительно, удастся ли полиции установить личность погибшей.