Цена счастья

Глава 16

Телеграмму принесла миссис Фейтфул. Она сказала, что ее доставил мальчик; она решила, что дело срочное, и тут же поднялась с ней наверх. Эмма не сразу заметила, что старуха задержалась на пороге, пока она вскрывала конверт и читала отпечатанное послание:

«Извините не смогла прийти на свидание тчк На том же месте в одиннадцать утра сегодня тчк Срочно тчк Никому не говорите тчк Сильвия»

У Эммы перехватило дыхание, но она заметила, что миссис Фейтфул пристально наблюдает за ней, словно пытаясь что-то разглядеть своими подслеповатыми глазами.

— Мне необходимо уйти, — обратилась к ней Эмма. — Я отлучусь на два или три часа. Не присмотрите ли вы с Ангелиной за детьми, пока я не вернусь?

Эмма не стала дожидаться ответа служанки, не до церемоний. Теперь она отдавала приказы, нравилось это напыщенной старухе или нет.

— Вы действительно должны?

— Да, это очень важно. Пожалуйста, пришлите сюда детей.

Только после ухода миссис Фейтфул Эмма поняла, что явное недовольство экономки было вызвано не предстоящим наблюдением за шаловливыми и строптивыми детьми; суть ее поведения заключалась в другом: миссис Фейтфул чего-то испугалась.

Интуиция подсказывала Эмме, что хитрая бестия пыталась утаить страх и дурные предчувствия.

Но теперь не время разбираться в потаенных чувствах домашнего аргуса. Если она намерена успеть добраться до Кентерберийского собора к одиннадцати часам, ей нужно сесть на десятичасовой автобус, а сейчас уже почти половина десятого. Она не должна опаздывать на свидание. Это для нее жизненно важно: ведь Сильвия могла пролить свет не только на тайну исчезновения Луизы — не говоря о бледнолицем незнакомце в окне, дохлых мышах и найденном в поле скелете — но и на загадку длительного путешествия Жозефины.

Она быстро оделась; вскоре на пороге появились девочки.

На них были изрядно поношенные джинсы и вязаные жакеты. Растрепанные волосы делали их похожими на бездомных сироток.

— Послушайте, мои дорогие. Сейчас мне придется уйти из дома. Я вернусь после обеда. Пообещайте, что будете хорошо себя вести и слушаться миссис Фейтфул и Ангелину.

Дина покорно кивнула, но гордячка Мегги взорвалась:

— Можешь вообще не возвращаться. Мы тебя ненавидим.

— Иногда вы мне тоже не очень нравитесь, — спокойно ответила Эмма. — А теперь отправляйтесь гулять. Если кто-нибудь меня спросит, скажите, что я вернусь к середине дня.

— Если ты вернешься, мы запустим пауков в твою постель, — посулила ей негодующая Мегги. — Правда, Дина, мы так и сделаем?

Дина смущенно улыбнулась.

— Или летучих мышей, или жаб. Мы возьмем их у Ангелины. Она тоже тебя не любит.

Теперь у Эммы не было сомнений в том, откуда появились дохлые твари в комнате Луизы. Их подложила Ангелина по наущению Мегги, не выносившей жалкую гувернантку.

— А может быть, мы зажжем и смертельную свечу, — объявила войну Мегги. Но жестокая угроза показалась бесчеловечной даже самой атаманше, и ее умное личико невольно выразило чувство смятения и раскаяния.

Эмма положила расческу на туалетный столик и взяла пальто.

— Честно говоря, Мегги, ты становишься злобной маленькой занудой. Разве тебе самой не стыдно, что ты ведешь себя как избалованное несмышленое дитя? Когда я вернусь, мы, я уверена, придумаем более интересные и достойные игры.

В глазах Дины загорелся слабый огонек надежды, но Мегги, не терпевшая покровительственного тона, гордо вышла из комнаты, откидывая со лба непослушные пряди спутанных волос.

К этой необычной девочке, сотканной из острых противоречий, требовался особый подход. Когда страдала Дина, она взывала к жалости, но Мегги отвечала ударом на удар. Она привыкла сражаться до конца — боже, благослови ее стойкое, храброе сердечко!

Любой ценой Эмма завоюет ее доверие, хотя многие обстоятельства этому и препятствуют. Может быть, сегодня вечером, после того как Сильвия приподнимет покров тайны…

Конспиративная поездка претила открытой натуре Эммы: уйти, ничего не говоря Барнаби! Но на этот раз нельзя рисковать. Она улизнет через заднюю дверь и проберется через поле до автобусной остановки пешком. Возможно, даже успеет вернуться прежде, чем Барнаби заметит ее отсутствие.

Что же хотела сообщить ей Сильвия? Может быть, нечто такое, о чем Эмма предпочла бы не знать?

Когда она проходила через кухню, ее увидела Ангелина.

— Ведь вы не осмелитесь выйти из дома в такой дождь, мадам? — нагло спросила она свою госпожу.

— Мне придется сделать это, Ангелина.

Черные и блестящие, как виноградины, глаза Ангелины с любопытством уставились на нее.

— Этим же путем сбежала вчера мисс Пиннер.

— Мисс Пиннер? — Эмма остановилась. — Ты видела, когда она уходила?

— Нет, я ее не видела. Думаю, она испарилась, когда было еще темно. Но я подобрала на заднем крыльце ее носовой платок. Он и сейчас у меня в кармане. Посмотрите, в углу вышито: «Л. Пиннер».

— Она могла обронить его накануне, — спокойно предположила Эмма, но ее сердце учащенно забилось.

— Нет! Потому что вчера утром я первая оказалась на крыльце. Осмелюсь сказать, что гувернантка замышляла недоброе. — Ангелина взяла щетку и с преувеличенным рвением принялась мыть полы.

— Если ты замечала хоть что-то подозрительное в поведении мисс Пиннер, Ангелина, то должна была сообщить об этом мистеру Корту.

Ангелина криво усмехнулась. Ее глаза коварно заблестели.

— Которому из них, мадам?

— Тебе не кажется, что ты ведешь себя по-хамски?

Ангелина энергично замахала щеткой.

— А мне плевать. Мы с Вилли все равно отсюда уезжаем. Этот проклятый богом дом вымотал нам все нервы. То находят скелет в его окрестностях, то исчезают женщины или Том-соглядатай смотрит в окна, да мало ли еще чудес здесь происходит? И они еще имели наглость утверждать, что Том-соглядатай — это мой Вилли. Мой Вилли! Да я была бы рада застукать его за таким занятием, вот что я вам скажу! — Глаза Ангелины пылали от гнева. — И я не имею никакого отношения к этой чертовой смертельной свече; говорю вам: я ее не зажигала и никогда не стала бы этого делать! — Она истерически кричала. — Это все сотворили противные злые девчонки! Сунь им в рот палец — и они откусят всю руку.

Итак, Луиза незаметно скрылась из дома через заднюю дверь. Разве можно ее укорять за это? А разве она сама не поступает точно так же? Если, к несчастью, случится, что она вовремя не вернется в Кортландс, расскажет ли Ангелина Барнаби, что видела, как его жена тайком ушла? Или промолчит, как промолчала о носовом платке Луизы?

Правда, она поступила честнее мисс Пиннер. Дети знают, что она отправилась в Лондон по важному делу. Это хоть как-то оправдывает ее в глазах Барнаби. Об ее неожиданной поездке знает также и миссис Фейтфул. Никто не заподозрит ее, будто она спешила на тайное свидание с любовником, чего нельзя было сказать об исчезнувшей Луизе…

Что за глупые мысли лезут ей в голову! Если бы Луиза отправлялась на любовное свидание, она бы давно вернулась.

Эмма бежала по тропинке, которая вела к шоссе, под проливным дождем. Автобусная остановка находилась под вековым развесистым дубом, путь к нему пролегал через небольшую рощицу, рядом с которой оказалась безымянная могила. Эмма остановилась на мгновение перед небольшим бугорком земли, чувствуя стук дождевых капель по своей шляпке, и представила, какой прелестной будет эта рощица весной, словно созданная для влюбленных. Та девушка, скорее всего, приехала на автобусе, здесь ее встретил любовник. Или наоборот: он приехал на автобусе, а она его ждала? Полиция прорабатывала эти версии, но не исключала возможности того, что молодая пара прикатила на машине или мотоцикле; а может, любовники шли пешком из военного лагеря?

Но имеет ли значение, как они сюда добрались? Важно другое, что они забрели в окрестности Кортландса, в чужие владения…

Несмотря на прохладную погоду, на деревьях уже набухали почки. Дети скоро вернутся в школу, но они с Барнаби могут остаться, чтобы провести в деревне весну — дивную пору любви.

Эмма не скрывала от себя, что отчаянно цепляется за надежду воскресить былую гармонию в отношениях с мужем. Сумеет ли она добиться желаемого, если сама ее и разрушила ужасными подозрениями, что Барнаби вряд ли простит жене? От разноречивых и печальных мыслей у Эммы раскалывалась голова. Она немного успокоилась, когда услышала шум приближающегося автобуса. Эмма побежала быстрее к шоссе по узкой тропинке, вившейся между оголенных деревьев. Осталось преодолеть маленькое препятствие — густые заросли кустарника…

Она наткнулась на толстый засохший сук, сильно ушиблась, поскользнулась и упала. Но так ли это? Ей показалось, что какая-то посторонняя сила ударила се палкой по ноге. Эмма застонала от боли и попыталась высвободиться из-под тяжести, но внезапно на ее лицо опустилась темная, плотная ткань и стало трудно дышать.

Эмма отчаянно сопротивлялась. Она была выше ростом и намного тяжелее, чем тщедушная мисс Пиннер. Почему-то имя гувернантки пришло ей на память, когда она почувствовала, что ее насильно затаскивают в машину на заднее сиденье; одну здоровую ногу несчастной женщины защемило, когда кто-то небрежно захлопнул дверцу автомобиля.

Эмма едва не потеряла сознание от острой боли и удушья: обмотанная вокруг головы грубая шерстяная ткань мешала притоку свежего воздуха.

Эмма смирилась, поняв, что сопротивление бесполезно: ей крепко связали руки веревкой, впившейся в нежные тонкие запястья. Она даже не могла закричать: жертву неизвестного преступника обволакивала зловонная удушливая тьма; наступила бесконечная ночь…

«Только бы вынести ночь», — промелькнула строка поэта в ее сознании.