Цепная реакция

Интерлюдия март — май 1945 года

25 марта грузовая подводная лодка дальнего действия U-234 с экипажем 52 человека на борту в сопровождении трех электролодок типа XXIII покинула порт приписки Киль и взяла курс на норвежский Кристиансанн. Вообще, U-234 проектировалась как подводный минный заградитель, но впоследствии, учитывая размеры лодок типа ХВ, командование предпочло использовать ее в качестве перевозчика. Это был мощный зверь: длина 89 метров, ширина — 9,2, способность погружаться на глубину до 200 метров, дальность хода со скоростью 10 узлов — 18 тысяч морских миль, а также 30 шахтных стволов, в которых размещались до 66 тяжелых якорных магнитных мин SMA, два 20-миллиметровых зенитных орудия на борту и одно — 37-миллиметровое. Открыв люки шахт, U-234 была способна устанавливать мины на глубинах до 600 мет- ров.

В проливе Каттегат произошло нелепое столкновение U-234 с другой подлодкой из состава кригсмарине, идущей в Германию, в результате которого пострадал легкий корпус, а из резервуара просочилось топливо. Несмотря на господство в воздухе авиации союзников, U-234 под покровом ночи, используя шведские территориальные воды, благополучно добралась до порта в Хортене, но там вынуждена была встать на ремонт.

Командир корабля — капитан-лейтенант Иоганн-Генрих Фелер — не был похож на морского волка. Скорее худой, чем изящный, маленького роста, узкоплечий, но в его лице присутствовало такое стальное мужество, что никто не посмел бы посмотреть на него косо. В отличие от многих других командиров подлодок, он никогда не позволял себе появляться невыбритым, растрепанным, воняющим по́том. Накануне похода Фелера вызвали в рейхсканцелярию, где его намеревался принять сам Гитлер. В отутюженной до блеска синей униформе кригсмарине с Железным крестом 1-го класса и Немецким крестом в золоте на кителе, капитан-лейтенант спустился в фюрербункер, где его по узким коридорам провели на второй уровень и оста- вили в пустой комнате, больше похожей на тюремный бокс, чем на апартамент высшего руководителя. Не зная, чем себя занять, Фелер прошелся взад-вперед и замер в напряженной позе. Наконец, дверь открылась и в комнату вошел среднего роста, невзрачного вида, коренастый человек в светло-зеленом мундире с малиновыми петлицами рейхсляйтера. Фелер выбросил руку в нацистском приветствии.

—Сядьте, капитан, — сказал Борман, окинув Фелера хмурым взглядом. — Говорить мы с вами не будем. Ваша миссия слишком важна для Германии, чтобы приукрашивать ее лишними словами. Зная вашу честность и верность воинскому долгу, я пригласил вас сюда, чтобы передать приказ фюрера, как говорится, при личном контакте.

Борман сел возле Фелера и твердо посмотрел ему в глаза.

—Вам предстоит долгий и сложный поход, капитан. Сей- час ваша подлодка в Киле. Там вы примите на борт пассажиров и часть груза. Из Киля лодка отправится в Норвегию, где будет произведена дозагрузка. Далее из Норвегии по заданному маршруту, с которым вас ознакомят в Киле, вы направите ваше судно в Японию, порт назначения Кобе. С вами поплывут японские специалисты, они знают, кому передать груз и пассажиров. Желательно после выполнения задания вернуться в рейх.

Борман замолк. Фелер неуверенно кивнул, показывая, что все понимает.

—Руководство ходом операции поручено обергруппенфюреру Каммлеру, — устало продолжил Борман. — Вы встретитесь с ним в Киле и в дальнейшем будете неукоснительно выполнять его приказания. Уяснили, капитан?

—Так точно.

—И помните: ваша миссия имеет высшую степень секретности. Поэтому полномочия, которыми вы наделяетесь, дают вам право принимать самые жесткие решения, обеспечивающие безоговорочное выполнение личного приказа фюрера. Ваша власть на судне ничем не ограничена. Если понадобится, то можете быть не только судьей, но и карающей десницей… Не следуйте своей фамилии, — невесело пошутил он напоследок.

Прибыв в Киль, Фелер сразу воспользовался правом, предо- ставленным ему Борманом, и наотрез отказался принять на борт 27 пассажиров, сократив их число до 10, из-за чего на суше остались восемь членов экипажа, в основном состоявшего из 19-летних парней. Когда Каммлер потребовал объяснить его действия, Фелер без заминки отрезал, что, с учетом уже имеющегося на борту груза и тех объемов, которые предстоит принять в Норвегии, на подлодке не осталось места, к тому же большое количество пассажиров угрожает безопасности похода. Каммлер выслушал и холодно бросил: «Ладно».

Обергруппенфюрер Ганс Каммлер получил это задание непосредственно от Гитлера, который надеялся перенести, хотя бы отчасти, внимание союзников на дальневосточный театр военных действий. Внешне предстоящий рейс U-234 не выглядел необычным. Подобные вояжи осуществлялись регулярно на паритетных условиях: немцы поставляли в Японию оптику, электронику, оружие, военные технологии; японцы возвращали долг сырьем, например, редкоземельными металлами и каучуком, продовольствием, технологиями, золотом. Однако на сей раз значение перемещаемого груза многократно превосходило все, что когда-либо перевозилось по этому маршруту. Поэтому ничего удивительного не было в том, что, оторвавшись от хлопот по переводу своего спецштаба из Берлина в Баварию, Каммлер прибыл в Киль, чтобы досконально проконтролировать погрузку на U-234. Досконально было его любимым словом. Каммлер внимательно осмотрел лодку, а потом самолично, сверяясь со списками в своем блокноте, наблюдал, как в трюм заносят тонны свинца, ртути, оптического стекла, драгоценных металлов, а также два реактивных истребителя Ме-262 «Швальбе» в разобранном виде, планирующий «самолет-снаряд» Henschel Hs 293 с дистанционным управлением, демонтированные фрагменты реактивных двигателей «Юнкерс», массу технической документации по оптическим, судовым технологиям, ракетам, радарам и так далее. Прежде чем занести груз на борт, Каммлеру докладывали, что это та- кое, и он вычеркивал соответствующий пункт в своем списке. В отдельных случаях он заглядывал в ящики, чтобы убедиться в подлинности их содержимого.

Когда погрузка, казалось, была закончена, вооруженные автоматами солдаты из роты охраны СС выстроились спиной друг к другу, образовав живой коридор, по которому на причал с пришвартованной подлодкой проехало несколько тяжелых грузовиков «опель блитц» с тщательно закрытым брезентом грузом. Только Каммлер и трое сопровождавших его офицеров знали, что в кузовах среди боеприпасов для безоткатного оружия и систем управления огнем находятся 80 покрытых изнутри золотом цилиндрических контейнеров, содержащих 560,69 килограмма оксида урана — на 77 процентов обогащенного сырья для производства не менее двух атомных бомб.

Последние два месяца Каммлер спал три-четыре часа в сутки, в основном в машине, мотаясь между Берлином, Тюрингией, Саксонией и побережьем Балтики. Совещания проводились бесперебойно, в любое время дня и ночи, в любой точке рейха — в лаборатории, в здании министерства, в лесу, на трассе. Своих адъютантов Каммлер будил выстрелом из пистолета над ухом с последующим криком в другое, слышащее: «Дрыхнуть будешь по моему приказу!» Он высох, почернел, стал похож на тень. В прозрачных глазах его пылал огонь фанатизма, заставлявший людей беспрекословно следовать его указаниям. С самого Рождества Каммлер не видел своей жены Ютты и четверых малолетних детей. Он страдал без их тепла, не позволяя себе и другим малейшего проявления человеческих чувств.

Перед отплытием Каммлер подозвал к себе Фелера.

—Послушайте, капитан, — хмуро сказал он, — на борту лодки груз исключительной важности, можно сказать, национальный запас рейха. При попытке захватить его — его либо людей, его сопровождающих, — приказываю вам взорвать лодку со всем содержимым.

—Но как?

— В ваше отсутствие лодка была заминирована. Ключ полу́чите при посадке.

—А мои люди? Там одни мальчишки.

Каммлер остановил на нем взгляд, каким смотрят в воду:

—Я сказал — со всем содержимым. Вы солдат. Извольте выполнять приказание.

Фелер заглянул в глаза Каммлеру и молча отдал честь.

Добросовестным норвежским судоремонтникам Хортена хватило двух недель, чтобы устранить повреждения у пострадавшей U-234. К моменту окончания работ из Кристиансанна доставили несколько деревянных бочек с оксидом дейтерия — так называемой тяжелой водой — и погрузили их на лодку. Прибыли еще пассажиры — два японских офицера, и Фелеру пришлось списать на берег еще двоих матросов. Однако, когда он увидел грузовик с документацией и какими-то ящиками, которые японцы хотели взять с собой, то сказал твердое «нет»; им пришлось сжечь это всё прямо в доке.

В день начала Берлинской операции, когда войска Жукова и Конева, форсировав Одер, приступили к штурму Зееловских высот, чтобы двинуться в направлении немецкой столицы, норвежский патрульный катер вывел тяжело груженную U-234 из порта Хортен. Выйдя на открытую воду, подлодка взяла курс на северо-запад согласно утвержденному морскому пути, конечным пунктом которого был город Кобе, расположенный на острове Хонсю.

Подводная лодка Иоганна-Генриха Фелера перечеркивала всё, что было выстроено не только Шелленбергом — Гиммлером, но и Борманом, подрывая самое зыбкое, эфемерное, дорогостоящее, что есть в подковерной дипломатии, — доверие. После Гейдельберга была принята некая формула взаимодействия в треугольнике: нацисты — разведслужбы США и Британии — Ватикан. Были обозначены и даже опробованы маршруты «крысиных троп»: первый вёл из Германии в Испанию, второй — из Германии в Рим и Геную. Затем — в Южную Америку, в Африку или на Ближний Восток. Были согласованы первые списки будущих беглецов. И в этот момент Гитлер отдал прямой приказ Каммлеру сформировать груз с лучшими образцами «чудо-оружия» рейха, включая готовые компоненты атомной бомбы, и на грузовой подводной лодке отправить их в Японию. Фюрер надеялся, что, получив такой подарок, Хирохито воспользуется им в полной мере и оттянет на Дальний Восток внимание как минимум Рузвельта, а может, и Сталина. В идеале можно было синхронизировать подрыв атомного боезаряда на полях сражения в Германии и Японии.

Лодка обесценивала все козыри германской стороны в переговорах с Даллесом.

Не имея четкого представления о том, каких результатов в создании атомного боеприпаса достигли русские, руководство Манхэттенского проекта испытывало серьезный стресс. В каком-то смысле команда Оппенгеймера, подвергавшаяся всё большему давлению со стороны политического руководства, зашла в тупик. Для строительства урановой бомбы фатально не хватало обогащенного урана-235. Что касается плутониевой, то произведенные детонаторы действовали слишком медленно для запуска цепной реакции — проблема имплозии стала проклятием для Лос-Аламоса. Вопрос был не только в темпе научных изысканий, но и в самой организации проекта. Сверхцентрализация Манхэттенского проекта приводила к снижению оперативности управления всеми процессами на местах, а также к подавлению творческой инициативы сотрудников. К тому же почти всё, на что в Германии натыкался давящийся яростью Паш, были брошенные лаборатории без какого-либо оборудования, в которых неизвестно чем занимались. Положение не спас и известный физикохимик, доктор Вильгельм Грот, с подачи Гиммлера 17 апреля захваченный в Целле, да и то — британским подразделением миссии «Алсос».

При таком положении вещей внезапное появление немецкого супероружия — пусть и в небольшом количестве — в воюющей Японии могло вызвать у союзников деморализующий эффект, сравнимый с атомным взрывом; тогда ни о каких контактах с бонзами рейха не может быть и речи — Германию раздавят вместе с ними.

Борман горячо любил свою жену Герду и девять своих детей. Борман любил свою любовницу — красавицу актрису Маню Беренс. Он даже познакомил обеих женщин, и они подружились. В этом не было ничего странного: Герда придерживалась идеи полигамного брака, дабы общество восполняло потери, понесенные на поле битвы. Борман был сентиментальный человек. В его портмоне лежали фотографии Герды и Мани, друг против друга. Он смотрел на них, и сердце его сжималось от нежности. Он не мог допустить, чтобы его женщины и его дети подверглись обструкции после разгрома. Поэтому он решился на радикальное действие — во всяком случае, так ему хотелось думать.

Мюллер сел в БМВ-326 на углу в прах разнесённых Курфюрстендамм и Гекторштрассе. Вообще-то, Борман предпочитал «майбах», но передвигаться по Берлину в конце марта 45-го в роскошном автомобиле было неразумно. Проехав по Гекторштрассе до первого поворота, заваленного обломками разрушенных зданий, Борман приказал водителю остановиться и предложил Мюллеру выйти из машины. Там, среди лоснящихся серой копотью руин, они закурили, и Борман сказал:

—Слушайте меня внимательно, Мюллер, и постарайтесь за- помнить каждое слово. То, что я скажу, ляжет тяжким грузом на вас, поэтому не оступитесь. (Это «на вас» в устах Бормана прозвучало, как угроза.) В ближайшее время из порта… пока оставим за скобками, из какого порта… выйдет подводная лодка и направится к берегам Японии. На борту у нее, помимо новейших разработок ракетного оружия, будут все компоненты, которые требуются для быстрой сборки атомного боеприпаса.

Мюллер поднес сигарету к губам, чтобы затянуться, и замер на месте.

—Да, — хмуро продолжил Борман, — таково решение фюрера — передать всё японцам, чтобы они перевели внимание на себя. Приказы фюрера не обсуждаются, именно поэтому он поручил всю операцию Каммлеру.

Мюллер понимающе кивнул.

—Так вот, — Борман сплюнул себе под ноги, — пусть этот ваш Шольц шепнет Геверницу… не Даллесу, Даллес на виду, а Геверницу, когда будут пить кофе или что они там пьют тет- а-тет, чтобы никто не слышал… пусть сообщит ему эту новость. А также прибавит, что до момента отплытия я передам им следующую информацию: порт отправления, порт назначения, время отхода, подробный маршрут, а также тип подлодки. Этого хватит, чтобы они ее запеленговали, обнаружили и… что угодно: захватили или потопили — и то и другое для нас приемлемо.

—Я всё запомнил, господин рейхсляйтер, — сказал Мюллер.

—Но главное не это. Главное: всю информацию они получат при одном условии — предоставлении железобетонных гарантий создания коридора, по которому меня выведут, когда крах нашего рейха станет бесповоротно очевидным. — Он окинул мрачным взглядом напряженную фигуру Мюллера и добавил: — Меня — и как минимум двух доверенных лиц, имена которых я оставлю в тайне. Вам придется находиться в фюрер-бункере до развязки.

—А что с Гиммлером?

—Ничего. Не будем мешать рейхсфюреру спасать свою шкуру… И последнее. Они должны понимать: если что-то пойдет не так, вся эта история, со всеми горячими подробностями, выльется наружу. Это не угроза. Обычный пункт в договоре.

Поскольку иных вариантов для себя Мюллер не видел, оставалось довериться, хотя сквозняк из могилы отчетливо холодил шею; он решил идти в фарватере многоопытного «коричневого кардинала Оберзальцберга» и вопросов больше не задавал.

Тем временем, следуя отчетам Даллеса о ходе переговоров с нацистской верхушкой, УСС развернуло бурную деятельность по прокладыванию маршрутов, как выражались в ведомстве, «эвакуации» соответственно спискам, предоставленным германской стороной. Понадобилась большая работа по идентификации тех, кого планировалось «эвакуировать», и от некоторых имен волосы вставали дыбом. Но приказ есть приказ: почти все проверки заканчивались одобрением и репликой сквозь зубы: «Потом разберемся».

Когда-то Донован играл в соккер, американский футбол, за команду Колумбийского университета. Будучи весьма скромной комплекции, он проламывал защиту здоровенных игроков исключительно за счет своей шокирующей ярости; схватив мяч, он рвался к цели, невзирая на боль, кровь и увечья. Отсюда и прозвище, прицепившееся к нему на всю жизнь, — Дикий Билл. Прошли годы, он возглавил секретное Управление стратегических служб США, ему приходилось решать архиважные вопросы, помогающие американской армии двигаться вперед. И вот теперь Дикий Билл занимался спасением нацистов. Ему это не нравилось, тем более что действовать приходилось в обход и Конгресса, и президента, особую секретность соблюдая в отношении главы ФБР Гувера, не упускающего малейшего повода, чтобы опорочить конкурирующую службу в глазах Рузвельта. Однако потенциальный результат миссии перевешивал неприятности, которые грозили Доновану. И плюясь самыми грязными словами, он делал всё, чтобы «крысиные тропы» пришли в движение.

Наиболее выгодным направлением была Латинская Америка, где немецкие бонзы и немецкий бизнес пустили корни довольно давно. Договориться с администрациями Чили, Бразилии, Аргентины, Парагвая оказалось сравнительно легко, во-первых, потому, что «политика доброго соседа», провозглашенная Рузвельтом, не отменяла доктрины Монро, по сути, превратившей страны региона в задний двор США, во-вторых, немецкие колонии уже существовали и кое-где даже имели статус, независимый от центрального правительства, а в-третьих, некоторые латиноамериканские лидеры выражали явные симпатии гитлеровскому режиму, как, например, президент Аргентины Перон.

Не меньшей суетой были охвачены некоторые структуры Ватикана, действовавшие в связке с англо-американскими друзьями. В принципе помощь немецким беженцам оказывалась на протяжении всей войны, причем без лишних вопросов, то есть схема была отработана, легализована и могла применяться к любым обстоятельствам. Но в конце войны совсем другой спрос, ибо злодеяния поверженного очевидны всем и каждому, и не так-то просто пожать руку, испачканную кровью жертв, не оказавшись в прицеле общественного проклятия. Оттого и работа велась тихо, скрытно, под патронажем лиц, предпочитавших держаться в тени. Донован рассчитывал на главу ватиканского Института высших учебных заведений «Pro Deo» отца Морлиона, с которым УСС имела давние отношения, однако репутация преподобного в самом Ватикане вызывала настороженность. Также всплыла фигура Алоиза Худала, так называемого духовного главы резидентов немецкого народа в Италии, но он замарался слишком открытой симпатией к национал-социалистам. Уравновесить положение помогло «Ватиканское информационное бюро по военнопленным», состоящее в контакте с папскими представителями, послами, делегатами, викариями по всему миру и возглавляемое епископом Александром Евреиновым, который имел право использовать бланк единой формы, снабженный титулом папского представительства.

— Наши идейные предпочтения проистекают из Священного Писания, где сказано: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших», — тихо говорил епископ Александр, наблюдая за своим секретарем Эмилио Росси, который записывал его слова. — Поэтому мы проявим милосердие ко всем, кроме тех, кто представляет собой угрозу христианской цивилизации, — безбожникам-коммунистам, языческой ордой идущим сюда с Востока. Отметьте это, Эмилио, и попросите преподобного Антонио Борелли через его доверенное лицо в стане господина Даллеса выяснить, каким способом наши английские и американские друзья намерены доставлять тех, кого они посчитают необходимым, в места на территории Италии, которые мы им назвали.

Папская комиссия по оказанию помощи беженцам уже оформляла бумаги, по которым мог выдаваться паспорт перемещенного лица от Международного комитета Красного Креста; с ним легко было получить выездные документы с туристической визой.

Тропы ждали наплыва страждущих.

Обогнув Южную Норвегию, U-234 взяла курс на севе- ро-запад, рассчитывая скрытно пересечь море и выйти через пролив между Англией и Фарерскими островами в Северную Атлантику. Лодка шла под водой, лишь ночью всплывая для вентилирования отсеков свежим воздухом и подзарядки аккумуляторных батарей. К 26 апреля U-234 достигла Атлантики и направилась к мысу Горн, чтобы, обогнув его, выйти в Тихий океан. Командир и команда не подозревали, что лодка уже запеленгована и обнаружена самолетом-разведчиком, оснащенным радиолокатором и магнитомером, который сразу передал координаты и курс U-234 на эсминец «Саттон» в составе оперативно-тактической группы ВМФ США, имевшей большой опыт охоты за подлодками кригсмарине. Полученную информацию эсминец направил в штаб, откуда пришел приказ — скрытно следовать за подлодкой и ждать дальнейших указаний.

24 апреля самолет Fieseler Fi 156 Storch, пилотируемый английским летчиком, приземлился на лётном поле Берлин-Гатов, находящемся на западе Берлина. Приказ из Рейхсканцелярии гласил: не предпринимать действий к его задержанию, более того — оказывать ему всемерную помощь. 26 апреля 1945 года аэродром был занят частями Красной Армии. Накануне пилоту был приказ перелететь в центр Берлина, который еще оставался под контролем вермахта, и приземлиться прямо на автомагистрали Восточно-Западная ось в районе Тиргартена. Самолет замаскировали в парке.

В ночь на 29 апреля в фюрер-бункере Гитлер женился на Еве Браун, сопроводив торжество расстрелом группенфюрера Фегеляйна, мужа сестры невесты, за то, что тот покинул фюрер-бункер и был обнаружен у себя дома мертвецки пьяным в цивильном костюме. Прошла скромная гражданская церемония, затем в соседней комнате он надиктовал секретарше Траудль Юнге завещание. Примерно в 4 часа завещание засвидетельствовали и подписали Кребс, Бургдорф, Геббельс и Борман. Наутро командующий центральным округом Берлина бригадефюрер Монке рапортовал фюреру, что город не продержится и двух суток. Гитлер и Ева Браун удалились в свои комнаты. Примерно в 4 часа ночи Геббельс и Борман радировали Дёницу, что Гитлер умер и что по его завещанию Дёниц стал рейхспрезидентом.

Около пяти утра из чудом уцелевших ворот рейхсканцелярии выехал БМВ-326 и на предельной скорости помчался к автомагистрали в Тиргартене, которая находилась в нескольких сотнях метров от бункера. В машине, помимо водителя, находились Борман, его секретарь и по совместительству охранник Зеблиц, а также Мюллер. Самолет с тремя пассажирами на борту стартовал незамедлительно — короткий разбег, и он уже набрал высоту. Пилот на бреющем полете провел самолет над позициями советских войск, а после направил его в сторону Магдебурга, западная часть которого была занята американскими войсками ещё 19 апреля и полностью контролировалась союзниками. 130 километров до цели моноплан, из-за длинного переднего шасси прозванный «Аистом», проделал менее чем за час. Обогнув город с юга, пилот посадил самолет на полевом аэродроме в расположении 117-й стрелковой дивизии США, где его уже ждали.

Москва узнала о рейсе U-234 лишь 3 мая, когда сердца людей взволнованно замерли в предчувствии скорой победы. Хартман вытащил эту информацию из Шольца в обмен на возможность тихо исчезнуть вслед за Мюллером. Дело в том, что Геверниц намеревался арестовать Шольца как действующего сотрудника гестапо, не считаясь с его статусом переговорщика, как только всё будет кончено.

—Вы сообщите мне то, что сообщили Геверницу. — Хартман случайно услышал, как в разговоре с Даллесом Геверниц упомянул «информационную бомбу», которой с ним поделился Шольц. — И не вздумайте юлить. Я примерно знаю, о чем идет речь. Меня интересуют подробности.

Хартман блефовал, он понятия не имел, о чем идет речь, но Шольц, понимая, что надеяться ему, кроме как на Хартмана, не на кого, вывалил всё, что знал о подлодке Фелера, завершив со- чувственной фразой, не оставлявшей сомнений в его растерянности:

— У вас усталый вид, Франс. Вам бы хорошенько выспаться.

На другой день Шольц исчез вместе со своим шпицем.

Стараясь оставаться незамеченной врагом, U-234 две недели шла на перископной глубине. Однако в первых числах мая капитан-лейтенанту Фелеру стало ясно, что подлодка находится под плотным контролем американского эсминца «Саттон», который, однако, даже не пытается ее атаковать. Оснащенные радарами патрульные гидросамолеты «каталина», способные помешать ей подниматься на поверхность для вентиляции отсеков и зарядки аккумуляторов, обеспечивающих подводный ход, также не препятствовали движению субмарины.

4 мая U-234 получила приказ командующего подводным флотом капитана Резинга о запрете ведения боевых действий и возвращении в норвежский порт, который еще был в руках Германии. Однако, следуя приказу Бормана, Фелер продолжил свой путь.

8 мая поступила информация о капитуляции Германии. Через два дня последовало приказание: все немецкие подлодки, находящиеся в плавании, должны всплыть, поднять черный флаг и отправиться в ближайший порт союзников. Проведя военный совет, Фелер принял решение проигнорировать приказ победителей: подлодка шла в Японию со строго секретным заданием, которое никто не отменял. Однако на некоторое время лодка задержала свое движение. 15 мая радист практически одновременно принял два сообщения: по радио сказали, что японское правительство разорвало дипломатические отношения с Германским рейхом, а по рации не кто иной, как Мартин Борман, отменил задание подлодке U-234 следовать в Японию и приказал сдаться американским властям. Японские офицеры Гензо Сёйи и Хинширо Томонага попытались уговорить Фелера не делать этого, но тщетно, и тогда они приняли смертельную дозу люменала. Фелер распорядился поместить тела в морские мешки и захоронить в водах океана вместе с их секретными бумагами. Ранее он приказал сбросить в воду шифровальную машину «Энигма», закодированные книги и самые ценные технические документы, и лишь после этого U-234 поднялась на поверхность в Центральной Атлантике.

17 мая двадцать американских моряков поднялись на борт подлодки, обмотали вокруг перископа и сбросили в люк рубки железную цепь, чтобы его нельзя было задраить, и объявили субмарину захваченной, приказав немецкому экипажу перейти на эсминец. Два дня спустя U-234 привели в порт Портсмут, штат Нью-Гемпшир, и пришвартовали к причалу, блокированному бойцами Национальной гвардии и вооружённых сил США, среди которых выделялась высокая, худая фигура Роберта Оппенгеймера.

Первое, что ему предъявили, были образцы инфракрасных неконтактных взрывателей. Их сопровождал разработчик радарных технологий, специалист кригсмарине по электронным помехам доктор Хайнц Шлике, создатель этих самых взрывателей.