Церковь и олигархия в Латинской Америке 1810—1959

ПРЕДИСЛОВИЕ

История католической церкви в странах Латинской Америки продолжает привлекать внимание многочисленных исследователей. Это объясняется в первую очередь ее ролью в последние годы в общественной жизни этих стран, ее активным участием в происходящих там социально-политических процессах. Немаловажное значение имеет и другое обстоятельство: в этом регионе проживает около половины всех католиков мира, т. е. от судеб латиноамериканского католицизма в известной степени зависит будущее всей католической церкви. По-видимому, исходя из подобных соображений, папы римские уделяют большое внимание Латинской Америке, о чем свидетельствуют, например, посещения Павлом VI Колумбии в 1968 г., Иоанном Павлом II Мексики в 1979 г. и Бразилии в 1980 г.

В двух ранее опубликованных монографиях мы исследовали деятельность католической церкви в Латинской Америке в колониальный период и те перемены, которые произошли в католическом мире в этом регионе после II Ватиканского вселенского собора (1962—1965), а главное под воздействием Кубинской революции и связанным с ней подъемом антиимпериалистической борьбы¹. Цель настоящей работы — осветить ¡роль церкви, начиная с войны за независимость испанских колоний в 1810 г. и кончая победой Кубинской революции в 1959 г. Этот период истории церкви лишь частично изучен в советской литературе. Из специальных работ можно указать книгу H. С. Ларина о войне кристеросов в Мексике в 20-е годы нашего века². Названный сюжет затрагивался в работах других советских лати-ноамериканистов — И. Зориной, С. Семенова, А. Шульговского, в коллективных трудах, посвященных истории Аргентины, Бразилии, Мексики, Кубы, Эквадора и других стран Латинской Америки.

Мы поставили перед собой задачу дать более цельную и детальную картину деятельности церкви в указанный выше период, вскрыть ее социально-экономическую подоплеку, показать, в интересах каких классов действовала тогда церковь, каково было ее влияние на общественное развитие стран Латинской Америки. На эту тему имеется за рубежом разнообразная литература, в основном на испанском языке, многие документальные источники опубликованы. Мы попытались использовать нх, а также, разумеется, работы советских исследователей.

История стран Латпнской Америки в XIX и в первой половине XX в. характеризовалась острейшими конфликтами церкви с государством, нередко принимавшими форму затяжных гражданских войн. В чем причины таких конфликтов?

После завоевания независимости либеральное течение в лагере патриотов терпит поражение, что позволяет церкви быстро избавиться и от собственных «крамольников» — реформистски настроенных священников. Впредь, если таковые объявлялись, они сами покидали церковь, переходя в стан либералов, главным образом в результате того, что заинтересованные в дипломатическом признании Ватикана патриоты были вынуждены оставить за папой право назначения па епископские должности. Папы же использовали это право для создания консервативной реакционной иерархии, которая подавляла любое проявление либерализма или патриотизма в духе 1810 г. в рядах церкви.

Либералы в свою очередь стремились не столько к ликвидации церковного влияния, сколько к подчинению церкви государству в духе традиционного «королевского патроната», подчеркивая свою преданность не только традиционным католическим догмам, но и самому папству. Такая ориентация либералов не способствовала укреплению их позиций и позволяла церковникам сохранить свое влияние при любых режимах.

Католическая церковь не утратила после войны за независимость своего экономического могущества и особых привилегий (фуэрос), которыми она пользовалась на протяжении всего колониального периода.

Важную роль в общественной жизни новых республик играла олигархия. По существу реальная власть находилась в ее руках. Олигархия не была однородной по своему социальному составу и в каждой стране имела свои особенности. Как правило, ее ядро состояло из крупных помещиков. Эта прослойка в свою очередь складывалась как из латифундистов колониальной эпохи, так и из новых крупных землевладельцев, разбогатевших в годы войны за независимость. Среди них было немало консервативно настроенных военных, всякого рода каудильо — демагогов, продажных политиканов, а также ажиотистов-спекулянтов, занимавшихся ростовщичеством и государственными подрядами. Все они обзаводились рано или поздно земельной собственностью и превращались в латифундистов. К этим же слоям примыкала и новая — креольская — церковная иерархия, связанная с ними родственными узами и общностью экономических интересов, ибо представляла интересы церкви — обладательницы 7з всей земельной собственности и значительной части национальных капиталов. Церковь, отмечает Уильям 3. Фостер, «как крупнейший землевладелец и вообще собственник была основным источником политической реакции и неизменно поддерживала все крупные движения против демократического прогресса, а некоторые из них сама же и спровоцировала. Церковь питала «каудильизм» и была главной движущей силой многих реакционных переворотов, приведших к установлению тирапических диктаторских режимов» ³~⁴.

Светские и церковные олигархии в периоды кризисов объединялись и действовали сообща против прогрессивных сил. Но и у них имелись свои противоречия. Светская олигархия стремилась превратить церковь в свою служанку, а церковь претендовала на руководящую роль в обществе. Отсюда конфликты, возникавшие иногда между этими силами. Постепенно, однако, противоречия между ними сгладились, и к концу XX в. они выступают уже единым строем против рабочего движения, а затем и против социалистов, коммунистов, Советского Союза.

В годы войны за независимость церковь разделилась на два противоположных, враждебных лагеря. Церковная иерархия, в основном испанского происхождения, выступала в защиту колониальных порядков, в то время как креольское духовенство поддерживало и даже в некоторых случаях возглавляло сторонников независимости. В процессе войны многие видные священники-патриоты погибли, другие покинули церковное сословие, к руководству которым на смепу испанским иерархам пришли умеренно или консервативно настроенные креольские священники, связанные во многих случаях родственными узами с местными олигархами, в чьих руках оказалась политическая власть в новых республиках.

Таким образом, всякие попытки либералов, представлявших интересы буржуазии, средних слоев и в известной мере трудящихся, ограничить власть олигархии и обеспечить демократические свободы наталкивались на противодействие не только крупных землевладельцев, но и церкви, а попытки секуляризировать имущество последней и добиться отделения от государства встречали сопротивление как церковников, так и олигархов, в руках которых была сконцентрирована реальная власть.

«На протяжении многих десятилетий, — пишет Уильям 3. Фостер, — отношение к церкви в латиноамериканских странах неоднократно менялось то в одну, то в другую сторону, и это до некоторой степени приобрело характер исторической закономерности. Когда власть оказывалась в руках либеральных партий, последние часто оказывали давление на церковь — ограничивали или уничтожали ее монополию в области образования, требовали уплаты причитавшихся с нее налогов и даже частично или полностью конфисковали ее огромные земельные владения, и, напротив, когда у власти в латиноамериканских странах стояли консерваторы — а это бывало чаще всего, — они восстанавливали экономические привилегии и монопольную диктатуру церкви в отно-шении религиозных верований народа» ⁵.

Либеральная буржуазия вовсе не была антирелигиозной или антицерковной. Церковную проповедь смирения и повиновения установленному порядку она даже была готова использовать в своих интересах. Но она хотела видеть церковь, повинующуюся властям и лишенную экономического могущества, как то, представлялось ей, имело место в США или в Англии, порядки которых служили ей своего рода моделью, достойной подражания.

Если латиноамериканские церковники считали, что национальной традиции соответствует только католицизм ограниченный, авторитарный и иерархический, отмечает католический автор Фредерик Пайк, то это в значительной степени потому, что их взгляды отражали идеологию господствующих классов⁶.

Объединенные в своем стремлении защищать консервативную программу, указывает тот же автор, латиноамериканские церковники и их светские союзники в середине XIX в. исповедовали социальную доктрину патернализма, согласно которой низшие классы были навсегда осуждены выполнять самые тяжелые обязанности. Любое их возвышение противоречило иерархическому порядку, установленному божественным провидением. Их можно было только жалеть, им следовало оказывать милостыню, но не больше ⁷.

Мельчор Окампо, один из идеологов мексиканской революции Реформ, упрекал церковников в середине прошлого века в том, что они, следуя одному из канонов Тридентского вселенского собора ⁸, видят в Христе не избавителя от жизненных невзгод, а сурового законодателя, приказам которого верующие обязаны подчиняться.

Следует отметить, что современные папы стали выступать за проведение верхушечных реформ в развивающихся странах как за средства предотвращения революционного взрыва. Однако перед ростом революционного процесса в Латинской Америке и все более активным участием в нем католиков и представителей духовенства Ватикан стал отходить от реформистского курса и вновь призывать неимущих и обездоленных к терпению и смирению. В таком духе он выступил на II конференции организации латиноамериканского епископата (СЕЛАМ) в Медельине (Колумбия) в 1968 г. В свою очередь нынешний глава католической церкви Иоанн Павел II в выступлениях на III конференции СЕЛАМ в Пуэбле (Мексика) в начале 1979 г. отверг так называемую теологию освобождения и призвал «мятежных» церковников оставить политику и вернуться в ризницы.

Эти высказывания Иоанна Павла в Мексике вызвали решительные протесты в рядах духовенства, что заставило папу во время посещения Бразилии в 1980 г. резко осудить социальные несправедливости и даже утверждать, что нищета не является «божьим благодеянием», хотя именно так учила церковь на протяжении веков.

Но такие «крутые виражи» Ватикана, вызванные конъюнктурными соображениями, вряд ли могут прибавить ему сторонников в современной Латинской Америке.

В XIX в. церковь — л не только в Латинской Америке, но и в Европе, включая Италию, — стояла на позициях защиты старого порядка, феодальных переяштков, неприятия буржуазно-демократических преобразований, а тем более социализма, даже в его утопической и христианской -форме. Об этом стыдливо умалчивают многие церковные историки, пытаясь объяснить борьбу -за отделение церкви от государства- «кознями дьявола», масонскими заговорами или, как это делает Поль Мюррэй, шизофренией, которая якобы является национальной чертой мексиканцев, особенно отличавшихся своим антиклерикализмом ⁹.

Другие церковные авторитеты, признавая, что церковь и в колониальный период, и после завоевания независимости выступала в роли союзника колонизаторов и олигархии, винят в этом институт патроната, ставивший церковь в зависимость от правящий классов или антиклерикалов, которые якобы своей враждебностью к церкви толкали ее в объятия правых. Так, в декларации III конференции СЕЛАМ в Пуэбле, принятой в феврале 1979 г., говорится буквально следующее: «В колониальный период церковь, за исключением некоторых достойных епископов и миссионеров, была подчинена патронату и принимала обязанности и привилегии, навязанные ей королевской властью. Во время движения за независимость и в республиканский период происходит разрыв между церковью и государством. В ответ на деятельность либеральных, антиклерикальных и антирелигиозных группировок церковь начинает поддерживать консервативные и конфессиональные (читай: клерикальные. — И. Г.) партии» ¹⁰.

Здесь что ни фраза, то передержка. В колониальный период королевская власть вовсе не заставляла церковь сотрудничать с колонизаторами, ни тем более не навязывала ей привилегии. И то и другое церковь принимала как должное. Что касается республиканского периода, то церковь поддерживала олигархию задолго до появления на свет антиклерикальных партий, а тем более «антирелигиозных» — таких вообще не было в Латинской Америке. Появление же этих партий объясняется тем, что церковь не желала расставаться с привилегиями, якобы «павязан-ными» ей испанской короной, и тем более согласиться на патронат республиканского государства, хотя она его безропотно сносила все 300 лет испанского господства.

Что же касается периода от начала XX в. до победы Кубинской революции в 1959 г., то он вообще выпадает из поля зрения авторов цитируемого документа. Церковные иерархи делают вид, что не было ни сотрудничества церкви с империализмом и ультрареакционными режимами, ни симпатии церковников к Гитлеру, Муссолини, Франко, ни их участия в погромных антикоммунистических кампаниях, ни в вооруженных восстаниях типа кри-стеросов в Мексике. Конечно, куда легче и выгодней умолчать такие факты, чем пытаться оправдывать их, тем более сегодня, когда церковь выступает в роли поборника прав человека.

Нельзя согласиться и с теми учеными, которые, подобно H. С. Ларину, автору содержательной работы о восстании кри-стеросов в Мексике, объясняют затяжной характер конфликта церкви с государством тем обстоятельством, что буржуазия этих стран не была достаточно сильна, чтобы сбросить феодальные путы в ходе одной революции, как это сделала, например, французская, американская, английская буржуазия. Ее борьба с феодализмом, а стало быть, и с католической церковью растянулась более чем на сто лет и прошла последовательно ряд подъемов и спадов¹. На наш взгляд, этот тезис не вполне обоснован. Дело в том, что перечисленные им революции далеко не сразу ликвидировали феодальные путы. Общеизвестно, что потребовалось целое столетие, чтобы осуществить программу французской революции 1789 г. Задачи американской революции были достигнуты только в результате войны Севера с Югом, а английская революция завершилась компромиссом с феодально-абсолютистскими кругами. Затяжной характер конфликта церкви с государством в Мексике, как и в других странах Латинской Америки, на наш взгляд, объясняется не столько слабостью креольской буржуазии, хотя она, разумеется, была значительно менее развитой, чем ее европейские или американский аналоги, а ее желанием сохранить церковь, лишенную материального могущества, в качестве своего союзника, с одной стороны, и способностью церковников приспосабливаться к новым обстоятельствам — с другой, что позволяло им «возрождаться» всякий раз после того, как они терпели поражения и лишались тех или других позиций.

Одной из форм такого приспособления была эволюция церкви в сторону союза с реакционной буржуазией и империализмом в целях более эффективной борьбы с коммунистическим, рабочим и национально-освободительным движением, что особенно характерно для сорокалетия, отделяющего Великую Октябрьскую социалистическую революцию от Кубинской революции.

Отношения между церковью и государством в странах Латинской Америки в новое время развивались на фоне событий, происходивших в Европе, начиная с французской революции 1789 г. Последняя, впервые отделив церковь от государства, нанесла весьма чувствительный удар не только авторитету церкви, но и религии. Действия Наполеона — захват Рима, пленение Пия VI и затем Пия VII — потрясли основы папства. Наполеон всецело подчинил церковную иерархию правительству Франции, сделал священников виптиками своей государственной машины. Он же ликвидировал трибуналы инквизиции. Не менее решительно действовали против церкви испанские демократы. Кадисские кортесы отделили церковь от государства, провозгласили свободу слова, запретили иезуитский орден, распустили трибуналы инквизиции, сократили число монастырей и размеры десятины, национализировали церковную собственность. И хотя Фердинанд VII отменил ото законодательство, как и кадисскую конституцию, после революции 1820 г. все было вновь восстановлено. Борьба либералов против королевского абсолютизма и его союзницы — церкви продолжалась в Испании с переменным успехом вплоть до отмены монархии в 1931 г. Причем монархия неоднократно вставала па путь союза с буржуазией, «ущемляла» церковные права п привилегии. Такие же «зигзаги» в политике государства по отпоше-шио к церкви наблюдались и в других западноевропейских странах, где периоды «культуркампфа» чередовались с периодами тесного сотрудничества. И все же в целом церковь в Европе в XIX в. продолжала повсеместно терять свои позиции вплоть до того, что в 1870 г. папство лишилось светской власти, а папа провозгласил себя «узником» Ватикана.

Положение начинает меняться в (Конце XIX в., когда Лев XIII выступает за сближение с буржуазией в целях совместной борьбы против общего врага — социализма. Но процесс сближения проходит через сложные конфликтные ситуации, такие, как отделение церкви от государства во Франции в 1908 г. После Великой Октябрьской социалистической революции Ватикан и церковная иерархия повсеместно выступают в союзе с наиболее реакционными кругами мирового империализма против Советского Союза и международного революционного движения. Этот процесс достигает своей кульминации в 1929 г. союзом панства с фашистской Италией, в результате чего возникает Город-Государство Ватикан и папство вновь обретает свое «законное» место в семье буржуазных государств.

Эти события отражались и на Латинской Америке, оказывая свое воздействие на взаимоотношения церкви с государством, которые, как и в Европе, часто принимали острый конфликтный характер. Положение осложнялось тем обстоятельством, что церковная иерархия в Латинской Америке выступала, с одной стороны, как союзница олигархии и действовавших с ней заодно правых военных кругов, а с другой — как проводник господствовавшей в Ватикане реакционной политической ориентации.

Более подробно мы рассматриваем деятельность церковных институтов, анализируя историческое развитие отдельных стран региона. ^{2 1}