Революция 1911 г. была революцией старой демократии, проходившей под руководством буржуазии. Основные пороки этой революции:
1. Демократические слои мелкой буржуазии и национальной буржуазии, представляемые Сунь Ятсеном, хотя и сделали кое-что, но вследствие слабости и соглашательства буржуазии не смогли провести решительную борьбу с внутренней и внешней реакцией.
2. Эта революция добилась определённых успехов, опираясь в основном на крестьянские массы, организованные в тайные общества. Однако буржуазия не могла — да и не хотела — мобилизовать крестьянские массы полностью. Их революционный подъём она ограничивала определённым уровнем и рамками и, кроме того, всегда была готова пресечь этот подъём. Вследствие этого революция не могла принести крестьянству реальных выгод. Слабость и соглашательство буржуазии в основном проявились именно в крестьянском вопросе. Наличие этих слабых сторон революции 1911 г. и обусловило то, что она остановилась на полпути. Хотя она и свергла совершенно разложившуюся Маньчжурскую династию и номинально установила китайскую республику, но основные два вопроса буржуазно-демократической революции в Китае — уничтожение господства иностранного империализма и освобождение от феодального гнёта — совершенно не были ею разрешены. В связи с этим клика северных милитаристов, возглавляемая Юань Шикаем, заняла господствующее положение.
Революция 1911 г. со всей очевидностью подтвердила, что буржуазия не может руководить народом в разрешении этих двух вопросов и добиться подлинной самостоятельности, свободы и могущества китайской нации, что для этого нужны новые классы и новые силы. Таким новым классом и является китайский пролетариат; такими новыми силами явились руководимые пролетариатом широкие народные массы, состоящие в основном из крестьянства, но вместе с тем включающие в себя и другие революционные классы и революционные слои. Это, как говорит Мао Цзэдун, и будет революцией новой демократии. Началом этого нового этапа истории Китая явилось движение 4 мая 1919 г.[20]
Капитализм в Китае, воспользовавшись той отдушиной, которую ему предоставили революция 1911 г. и империалистическая война, получил определённое развитие, а китайский пролетариат постепенно сложился в самостоятельную политическую силу. Китайская буржуазия, действуя в своих собственных интересах, вновь попыталась принять участие в национальном движении. В то же время Октябрьская социалистическая революция в России, открывшая новую эру в мировой истории, немедленно оказала своё влияние на Восток и пробудила самосознание всех национальностей. Поэтому, начиная с «движения 4 мая», классовые отношения в Китае стали складываться по-новому.
Вступив на политическую арену, китайский пролетариат сразу же начал проявлять величайший героизм в борьбе, и вскоре была создана Китайская коммунистическая партия, одним из наиболее ярких представителей которой является Мао Цзэдун. Эта партия впервые за весь период существования Китая ясно указала на полуколониальный и полуфеодальный характер китайского общества, определила новодемократическую, антиимпериалистическую, антифеодальную программу, признала освобождение крестьян основой для перехода китайской нации и государства к независимости, единству, могуществу, свободе и демократии. Несомненно, что только Китайская коммунистическая партия могла проводить такую смелую, чёткую и решительную политику в деле антиимпериалистической и антифеодальной борьбы. Только Китайская коммунистическая партия имела мужество двинуть крестьянские массы и другие общественные слои на решительную антиимпериалистическую и антифеодальную борьбу. Хотя по сравнению со всем населением страны китайский промышленный пролетариат нельзя считать многочисленным, его роль в политической жизни страны возросла настолько, что он занял первостепенное политическое положение в стране. Китайская революция всё ещё носит характер буржуазно-демократической революции, но руководство революцией перешло от буржуазии к пролетариату. Китайская коммунистическая партия стала общенациональным лидером антиимпериалистической и антифеодальной демократической революции. Она призвала к установлению единого революционного фронта различных классов против империализма и феодализма. Любой революционный класс, политическая группа или отдельная личность могут добиться в какой-то мере своих целей лишь в сотрудничестве с компартией. С компартией или против неё — вот основной критерий для определения революционности или контрреволюционности любой политической группы или отдельной личности.
Сунь Ятсен — представитель революционных политических групп мелкой буржуазии и буржуазии нашёл в то время новый революционный путь, приняв помощь Китайской коммунистической партии и Советского Союза, реорганизовав гоминдан, выдвинув три новых политических установки: союз с СССР, союз с компартией и поддержка требований рабочих и крестьян. Он дал трём народным принципам[21] новое толкование, выработал программу борьбы с империализмом и феодализмом и принял решение основать военную школу — школу Вампу. Таким образом, сложилось сотрудничество между гоминданом и китайской компартией, был создан единый национальный фронт рабочих, крестьян, мелкой буржуазии и национальной буржуазии.
Принятие гоминданом трёх новых политических установок Сунь Ятсена изменило характер этой партии, однако в состав гоминдана и после его реорганизации входило очень много реакционных группировок. Поскольку Китай являлся полуколонией международного империализма, политическая деятельность класса компрадоров в соответствии с противоречиями различных империалистических стран в Китае всегда была полна самых неожиданных зигзагов. Компрадорские силы[22], представляющие одно империалистическое государство или группировку империалистических государств, постоянно вели борьбу против компрадорских сил, представляющих другую империалистическую страну или группу империалистических стран. Каждая компрадорская клика стремилась к тому, чтобы любую обстановку, любой благоприятный момент использовать для укрепления своих позиций в политической игре. Входившие в состав гоминдана до его реорганизации различные компрадорские силы, используя свою финансовую мощь, оказывали большое влияние на политику гоминдана. Во время реорганизации некоторые из этих компрадорских групп открыто выступили против Сунь Ятсена и ушли из партии, тогда как другие притаились внутри гоминдана, чтобы в удобный момент объявить ему войну, а пока использовать свое влияние, которое сохранилось за ними, поскольку они в прошлом оказывали денежную помощь Сунь Ятсену. Таким образом, они имели возможность «мутить воду» в гоминдане.
С другой стороны, в различных провинциях, в особенности в юго-западных, помещики, с давних пор находившиеся в оппозиции к северным милитаристам и вступившие в своё время в гоминдан, остались в его составе и после его реорганизации. Таким образом, компрадорские и феодальные силы гоминдана сохранили свою традиционную базу, а крупная буржуазия, то есть часть буржуазии, которая наиболее тесно связана с компрадорскими и феодальными силами, занялась двурушнической игрой и политическими спекуляциями. Она, с одной стороны, сохраняла в различных формах связь с иностранным империализмом и феодальными силами и блокировалась с ними и в то же время, прикрываясь псевдореволюционностью, захватывала ответственные политические посты. Чан Кайши, подвизавшийся на шанхайском компрадорском рынке и служивший в подручных у закулисных хозяев этого рынка, стал главным представителем этой двурушнической группы крупной буржуазии.
Чан Кайши, уже после того как он разбогател и стал «крупным коммерсантом» на шанхайской бирже, потерпел финансовый крах. Поскольку после 1922 г. на шанхайской бирже началась депрессия, финансовые спекуляции не предвещали ничего хорошего, и он решил поискать более короткий путь к обогащению посредством политических спекуляций. Это стремление Чан Кайши как раз совпало с политическими интересами крупной буржуазии, орудовавшей на шанхайской бирже.
После смерти Чэнь Цимэя Чан Кайши, занимаясь политическими спекуляциями, делал вид, что ориентируется на Сунь Ятсена. Увидев, насколько велико влияние Октябрьской революции, узнав о том, что Сунь Ятсен не только восхищён результатами социалистической революции в России, но и установил дружественные отношения с Советским Союзом, Чан Кайши пришёл к выводу, что представляется хороший случай нажить себе политический капитал, и решил поехать в Советский Союз. В результате этой поездки, а также благодаря своим старым связям в гоминдане да ещё благодаря тому, что он обучался «военному делу» в Японии, Чан Кайши удалось получить пост начальника военной школы Вампу[23]. Захват этим гангстером такого ответственного поста явился первым из тех мероприятий, которые впоследствии дали ему возможность так нагло узурпировать власть и предавать свою страну. Так начинал в своё время и Юань Шикай, когда он сперва стал обучать войска в Сяочжане, а затем сформировал так называемую «новую сухопутную армию», чем и заслужил особое доверие иностранных империалистов и китайских реакционеров. С их помощью Юань Шикай превратился в узурпатора государственной власти. Чан Кайши последовал примеру Юань Шикая.
Получив пост начальника офицерской школы Вампу, Чан Кайши вначале ещё не совсем ясно представлял себе, какой клад для крупной буржуазии и для него лично попал к нему в руки. Кроме того, он опасался революционного авторитета коммунистов, поэтому должность начальника школы его в то время не привлекала. Вот почему Чан Кайши, этот прожжённый биржевой маклер, лишь ненадолго появился в офицерской школе Вампу и уехал обратно в Шанхай, где продолжал вести свойственный ему распутный образ жизни. Оставив свою должность без ведома Сунь Ятсена и Ляо Чункая[24], он сам выдал преподавателям и служащим школы выходное пособие и объявил о её закрытии. Совершенно естественно, что, если бы на этом не настояли Сунь Ятсен, Ляо Чункай и коммунисты, школа перестала бы существовать. Вследствие развития революционного движения, а также благодаря усилиям китайских коммунистов эта школа вновь начала действовать и вскоре стала играть большую роль в подготовке кадров военных специалистов. Подстрекаемый «политиками с биржи», Чан Кайши, этот биржевой маклер, снова вернулся на прежний пост в Вампу. С этого времени гангстерская «философия» Чан Кайши, выраженная в словах «действуй по первому велению души», нашла практическое применение. Он всерьёз понял, что эта школа — клад для крупной буржуазии, и «его душа затрепетала». Он вошёл в сделку с тёмными личностями из среды военщины типа Хэ Инциня[25], которым не удавалось завоевать себе положение в рядах милитаристов, занялся вместе с ними политическими спекуляциями на революции и начал подготовку контрреволюционных сил в школе Вампу. Чан Кайши использовал свое положение начальника офицерской школы Вампу для того, чтобы прибрать к рукам вооружённые силы революции, снискав особое расположение иностранных империалистов и китайской реакции. Таковы те способы, с помощью которых Чан Кайши нажил политический капитал, позволивший ему превратиться в узурпатора государственной власти.
В мае 1924 г. Чан Кайши в письме к Ляо Чункаю писал, что он — против трёх основных политических установок Сунь Ятсена, клеветал на Советский Союз и насмехался над Ляо Чункаем, называя его «рабом России». Однако когда Чан Кайши понял, что военная школа Вампу предоставляет ему большие возможности, он резко изменил тон. Чан Кайши совершенно ясно представлял, что без помощи Китайской коммунистической партии эта школа никогда не была бы учреждена, а армия никогда не была бы организована.
После падения Цао Куня и У Пэйфу Сунь Ятсен отправился на север. В это время в Китае начался новый революционный подъём. Именно тогда революционно настроенные слушатели Вампу выступили в свой Первый поход на восток против Чэнь Цзюнмина[26], и с помощью дунцзянских крестьян, руководимых коммунистом Пэн Баем[27], одержали славную победу. Вслед за тем они вернулись в Кантон, где ликвидировали власть обосновавшихся там юньнаньских и гуансийских милитаристов. «Движение 30 мая»[28] вызвало бурный подъём борьбы против империализма по всей стране, а крупная забастовка в Гонконге ещё более расшатала основы длительного господства английского империализма на юге Китая и явилась мощным стимулом для революционного движения в Гуандуне. В то время революционные войска сотрудничавших между собой гоминдана и компартии во взаимодействии с революционными рабочими Гонконга и революционными крестьянами Дунцзяна совершили свой Второй поход на восток. В нескольких военных операциях революционные войска в пух и прах разгромили противника. Коммунисты и комсомольцы революционных войск во всех операциях играли авангардную роль, проявляя героизм и бесстрашие. Таким образом, Чан Кайши убедился в том, что вооружённые силы революции невозможно разбить контрреволюцией извне. Цель класса, который он представлял, состояла в том, чтобы эти вооружённые революционные силы превратить в силы внутренней контрреволюции. Для этой цели Чан Кайши должен был прибегнуть к маскировке, скрыть свою подлинную цель — борьбу против трёх политических установок Сунь Ятсена, выдавая себя за активного защитника их.
Антикоммунистический «теоретик» Дай Цзитао, выступавший в то время против трёх политических установок Сунь Ятсена, всегда был близким приятелем Чан Кайши и его «коллегой» по бирже. Лицемер Чан Кайши с притворным возмущением критиковал Дай Цзитао, говоря, что он «недостойный ученик президента», что «проявляемое им уважение к президенту позорит последнего» и что «мы должны во всеуслышание критиковать таких, как Дай Цзитао».
Следует учесть, что захлестнувшая после «движения 30 мая» страну бурная революционная волна борьбы против империализма и феодализма, великая гонконгская забастовка и крестьянское движение в Дунцзяне начали пугать крупную буржуазию, и у Чан Кайши бельмом на глазу были коммунисты и комсомольцы из революционной армии и школы Вампу, имевшие выдающиеся заслуги в революции. «Недостойный ученик президента» уже тогда отражал идеологию феодалов и компрадоров, и идеи Дай Цзитао к тому времени становятся руководящими указаниями для практической деятельности Чан Кайши.
По свидетельству Ван Болина, ко времени окончания Второго похода на восток (ноябрь 1925 г.) в Кантоне была официально создана антикоммунистическая, феодально-компрадорско-фашистская организация — «Общество по изучению суньятсенизма», которое, при попустительстве и поддержке Чан Кайши, поставило себе целью борьбу с коммунизмом, противопоставляло себя «Союзу революционной военной молодёжи» и также избрало своей «идеологической» платформой идеи Дай Цзитао. Оно намечало провести провокационную демонстрацию против коммунистической партии, но, по приказу Чан Кайши, подготовка к проведению демонстрации была приостановлена. Подручные Чан-Кайши — Ван Болин и Хэ Чжунхань — собрали актив общества и дали секретные указания: «Наш вождь, учитывая обстановку в целом, полагает, что сейчас не время открывать огонь». Демонстрация этих воинствующих фашистских негодяев была временно отменена.
Вот образец того «хитроумного комбинирования», о котором Чан Кайши упоминает в своей книге «Судьбы Китая».
Чан Кайши полагал, что «сейчас не время открывать огонь», так как в тот период крупная буржуазия ещё продолжала использовать революцию для укрепления своего политического господства, которого она только что добилась в Гуандуне. Кроме того, она хотела подготовиться к захвату политического господства во всей стране, в особенности к захвату Шанхая как экономического центра крупной буржуазии в провинциях Чжецзян и Цзянсу, и Нанкина как политического центра страны, ставя себе целью добиться признания её власти империалистическими странами и рассчитывая заменить северных милитаристов в деле руководства контрреволюцией. Поэтому и представитель крупной буржуазии, в первую очередь чжэцзянской, полагал, что пока ещё следует проявлять осторожность.
Однако после того как Национально-революционная армия гоминдана и компартии объединила Гуандун, представитель крупной буржуазии — Чан Кайши занял определённое положение и начал упорно искать случая нанести удар по компартии и тем самым ослабить антиимпериалистические и антифеодальные революционные силы.
Антиимпериалистическое и антифеодальное движение широких рабочих, крестьянских и студенческих масс вызывало страх и злобу крупной буржуазии; этот страх и злоба сосредоточились на революционном вожде народных масс — Китайской коммунистической партии. Это с одной стороны. С другой стороны, после объединения Гуандуна революция во всей стране вступила в новую фазу, а именно: страна уже находилась накануне развёртывания ожесточённой борьбы вооружённых сил революции против вооружённых сил контрреволюции, накануне похода Национально-революционной армии против северных милитаристов. Чан Кайши хотел обуздать развитие революции в этой грандиозной антиимпериалистической, антифеодальной борьбе и подготовиться к тому, чтобы в определённый момент осуществить контрреволюционный переворот. Вот почему для Чан Кайши было необходимо заблаговременно рассчитать, как нанести удар по коммунистической партии и ограничить её влияние.
После Восточного похода Чан Кайши всемерно стремился вытеснить покрывших себя революционной славой коммунистов из Национально-революционной армии, считая это предварительным условием осуществления своих замыслов. С этой целью Чан Кайши провоцирует инцидент с кораблем «Сунь Ятсен», подготовленный им и его военно-фашистской группой — деятелями «Общества по изучению суньятсенизма». 18 марта 1926 г. Чан Кайши отдал приказ командиру корабля «Сунь Ятсен» Ли Чжилуну (в то время коммунисту) подвести корабль к Вампу, а сам стал распускать слухи о том, что Ли Чжилун, не подчиняясь приказам, самовольно подвёл корабль к Вампу, что за этим кроется «что-то подозрительное» и т. п. Той же ночью в Кантоне было введено военное положение. 20 марта, под предлогом, что на корабле подняты пары, Чан Кайши заявил, что «коммунисты замышляют восстание», перебросил войска, окружил забастовочный комитет гонконгских моряков, являвшийся опорой революции в Гуандуне, и арестовал всех коммунистов в 1‑й Национально-революционной армии и в военной школе Вампу, во главе с Чжоу Эньлаем[29], который в то время был начальником Политического управления 1‑й армии. Почитайте, что писал об этом злодеянии в то время любимец Чан Кайши, Ван Болин:
«Подробности были известны только мне и господину Чан Кайши, и без его разрешения я, конечно, не смел их разглашать. В своём выступлении перед слушателями [школы Вампу] Чан Кайши сказал, что действительную обстановку этих событий они смогут узнать только после его смерти из его дневника. Отсюда следует, что. события носили весьма серьёзный характер и далеко выходили за рамки той пропаганды, которая велась вокруг корабля „Сунь Ятсен“. То, что говорилось о корабле „Сунь Ятсен“, является лишь дымовой завесой и не отражает действительной истории. Я смею утверждать: плоды этих событий пожинала руководящая верхушка „Общества по изучению суньятсенизма“».
Посмотрите, гоминдановец, посвящённый в подлинные замыслы злодеяния, показывает: «То, что говорилось о .корабле „Сунь Ятсен“, является лишь дымовой завесой и не отражает действительной истории». Кем же была пущена эта дымовая завеса? Разве не ясно из статьи Ван Болина, что она была пущена Чан Кайши? Кто через эту руководящую верхушку «Общества по изучению суньятсенизма» пожинал плоды провокации? Чан Кайши. Разве это не следует из статьи Ван Болина? В чём же состояла действительная история? Действительная история состояла в том, что Чан Кайши замышлял задушить антиимпериалистическую, антифеодальную революцию широких народных масс. Это был первый крупный заговор против китайской революции со стороны крупной буржуазии и её представителя Чан Кайши. Во время ареста коммунистов военной школы Вампу и 1‑й Национально-революционной армии Чан Кайши вынудил компартию уйти из 1‑й армии, само создание и боевые успехи которой неотъемлемы от усилий коммунистов и пролитой ими крови… Но в устах Чан Кайши это звучало так: «Сейчас коммунисты, во избежание распрей в нашей армии, изъявили своё желание добровольно покинуть её ряды, причём они выразили надежду, что будут сообща с нами вести борьбу в других областях». Именно с момента этой гнусной интриги в области военной Чан Кайши начал пропагандировать фашистскую диктатуру. Затем в гоминдане начинается «наведение порядка в делах партии», ставящее себе целью «ограничение» коммунистов. Чтобы захватить власть в партии, Чан Кайши включает в ЦИК гоминдана правую антинародную группировку своих земляков из Чжэцзяна — представителей интересов крупной буржуазии Цзянсу и Чжэцзяна, таких, как Чэнь Гофу, Чжан Цзинцзян[30], Е Чуцэн[31], Шао Юаньчун[32] и другие. Таким образом, Чан Кайши начал подрывать три политических установки Сунь Ятсена во всех областях и действовать вопреки тому, что говорил сам: «Президент глубоко понимал, что только включив в себя компартию мы будем иметь настоящий гоминдан». В письме к старому антикоммунистическому прохвосту Чжан Цзи Чан Кайши писал: «Нельзя сомневаться в установленной президентом политике сотрудничества с коммунистической партией». Но одновременно Чан Кайши, «не сомневаясь», готовил практические шаги к полной отмене этой политики. Начиная с заговора 20 марта 1926 г. и кончая маем, когда проводилось провозглашённое Чан Кайши «наведение порядка в делах партии», вся последовательность его действий была направлена на создание предпосылок для открытой измены трём политическим установкам Сунь Ятсена. Таким образом, Чан Кайши прибрал к рукам 1‑ю армию, а затем захватил партию и власть в стране.
Во время так называемого «наведения порядка в делах партии» Чан Кайши уже сконцентрировал в своих руках большую власть в центральных органах гоминдана. Он сам назначил себя председателем постоянного комитета ЦИК гоминдана, председателем военного комитета, заведующим организационным отделом, заведующим отделом военных кадров, а председатель «центрального политического совета» Чжан Цзинцзян был всего лишь марионеткой в руках Чан Кайши. Это ясно показывало, что Чан Кайши решил установить свою личную диктатуру в стране.
Во всех этих действиях Чан Кайши использовал тогдашнюю политическую неопытность китайского пролетариата. Великая мощь китайского пролетариата и его авангарда — Китайской коммунистической партии — со всей очевидностью выявились уже в первый период революции. Но Китайская коммунистическая партия в то время была молодой. Китайские коммунисты были проникнуты величайшим энтузиазмом к народному делу и мастерски воевали со своим явным врагом. Однако у них недоставало политического опыта. Будучи скромными и честными, они наивно и доброжелательно относились к своим коварным и лицемерным временным союзникам, не принимали никаких мер предосторожности против тёмных махинаций и коварных интриг, творившихся у них за спиной. «Благородного человека можно обмануть игрой в благородство». Биржевой маклер, гангстер и тайный убийца, псевдореволюционер и двурушник от революции, Чан Кайши уже давно понял это. Великий Мао Цзэдун в период событий 20 марта выдвинул предложение нанести контрудар по изменнику Чан Кайши, но оппортунист Чэнь Дусю[33] не принял такого предложения. Фактически, начиная со Ⅱ съезда гоминдана, различные оппортунистические уступки Чэнь Дусю лишь способствовали росту притязаний Чан Кайши на захват руководства в революционной армии и создавали благоприятные условия для целого ряда его антикоммунистических выступлений. И то, что этот оппортунист дал возможность Чан Кайши беспрепятственно захватить 1‑ю Национально-революционную армию, боевые знамёна которой были обагрены горячей кровью её героических борцов-коммунистов, лишний раз продемонстрировало, насколько преступным было ренегатство Чэнь Дусю.
Чан Кайши использовал и слабость левой группировки внутри гоминдана, честно стоявшей на позициях трёх политических установок Сунь Ятсена. В то время внутри гоминдана имелась группа мелкобуржуазных элементов, которая искренне верила, что три политические установки Сунь Ятсена — путь к спасению страны, но у неё не хватило политической решимости, чтобы воспрепятствовать измене Чан Кайши, вследствие чего последнему удалось подавить и эту группу.
Однако вернёмся назад, к тем дням, когда Чан Кайши придерживался соображений, что ещё «преждевременно открывать огонь».
Основная форма, к которой в то время прибегал Чан Кайши в своей антикоммунистической деятельности, это в основном «ограничение компартии». У Чан Кайши ещё не было решения произвести окончательный, открытый разрыв с коммунистической партией. Он остановился на том, о чём рассказывалось выше. После событий 20 марта Чан Кайши, злобно клевеща на компартию, путём интриг и демагогии подстрекал коммунистов и комсомольцев офицерской школы Вампу и армии выйти из компартии и комсомола, но эти попытки Чан Кайши потерпели постыдное поражение. Чан Кайши из похода национально-революционных войск против милитаристов хотел сделать крупный бизнес и понимал, что если бы в этом походе не было сил коммунистической партии, сил рабоче-крестьянских масс, то поход был бы совершенно безнадёжен. Поэтому он считал, что пока ему не следует показывать своё подлинное лицо.
Ван Цзинвэй в то время говорил:
«Турецкая революция закончилась успешно, а затем началась резня коммунистов; но китайская революция ещё не завершена, и нужно ли у нас уничтожать компартию?»
Мысль Ван Цзинвэя совершенно ясна: резня, конечно, нужна, но она не должна быть преждевременной. Чан Кайши разделял взгляд Ван Цзинвэя. В мае-июне этот биржевой маклер вновь постепенно начал менять тон. В своей речи перед парткомиссарами в мае 1926 г. он заявил:
«Инцидент с кораблём „Сунь Ятсен“ не имеет отношения к руководству китайской компартии… Я вовсе не считаю, что в этих событиях компартия плела какие-либо интриги… Мои дружеские чувства к товарищам коммунистам не подлежат сомнению. Не буду говорить много, но мои слушатели знают, что революционные элементы должны быть сплочены. Резня коммунистов означала бы самоубийство. Эта премудрость понятна всякому».
Хитрая и коварная лиса Чан Кайши снова лицемерно выдаёт себя за друга компартии и заискивает перед ней. Прошло так немного времени после 20 марта, а Чан Кайши в своей речи на высших политических курсах пел уже совсем другое. Он говорил: «Коммунистические элементы ушли из армии, и если они никогда в неё не вернутся, то, в конце концов, это приведёт к ослаблению армии… Китайская революция должна принять руководство Ⅲ Интернационала».
Чан Кайши везде и всюду метал «левые» фразы. Это, разумеется, было фиглярством, но оно отражало один несомненный факт, а именно: без проведения трёх политических установок Сунь Ятсена Северный поход против милитаристов был бы невозможен. Но всё это позирование Чан Кайши было не больше, как подслащённый яд, выжидание с камнем за пазухой. Борьба с компартией путём «ограничения коммунистов», продолжение союза с компартией и подготовка уничтожения компартии в подходящий момент — таковы «методы» этого гангстера и биржевого маклера.
С одной стороны, «ограничение компартии», с другой — сохранение союза с ней; с одной стороны, союз с компартией, с другой — подготовка к массовому уничтожению коммунистов,— такова была двурушническая политика крупной буржуазии в то время. Политика союза с компартией была центральным звеном трёх политических установок Сунь Ятсена. Двурушническая политика крупной буржуазии по отношению к компартии определяла и её отношение к трём политическим установкам Сунь Ятсена. Метод Чан Кайши по осуществлению этой двурушнической политики состоял во всемерной поддержке правой группировки, состоявшей из феодалов и компрадоров. «Общество по изучению суньятсенизма», конечно, находилось в центре его внимания. Племянник Чэнь Цимэя, один из закадычных друзей Чан Кайши по бирже, Чэнь Гофу, заменяя Чан Кайши на посту заведующего организационным отделом ЦИК гоминдана, также успешно использовал различные возможности для организации сил мракобесия. В это время Чан Кайши разыскал Дай Цзитао, которого за неделю до событий 20 марта критиковал как «недостойного ученика президента» и назначил его ректором университета имени Сунь Ятсена в Кантоне, с тем чтобы Дай Цзитао возглавил обучение молодёжи в духе борьбы против новых трёх принципов Сунь Ятсена и его трёх политических установок. Принимая такие меры в области организационной и в области кадров, Чан Кайши одновременно отдалял от себя кое-какие правые элементы, не входившие в его группировку и не пользовавшиеся его доверием, то есть правых деятелей типа У Чаошу, Гу Инфэня, У Течэна и других, представлявших крупную буржуазию Гуандуна, а не Цзянсу и Чжэцзяна. С одной стороны, эти лица слишком бросались в глаза своим махровым антикоммунизмом и требовали немедленного и окончательного прекращения сотрудничества гоминдана и компартии, что, по мнению Чан Кайши, шло вразрез с его тактикой и не совпадало с его «хитроумным комбинированием»; с другой стороны, хотя эти лица, ведущие борьбу с компартией, и были его единомышленниками, однако они всё же принадлежали к чуждым ему кликам. Поэтому он отстранял их, наносил им удары с целью ввести в заблуждение общественное мнение, чтобы народ считал, что он занимает «неуловимую» позицию между правыми и левыми, и чтобы личной группировке Чан Кайши можно было успешно монополизировать политическое и организационное руководство, избежав вмешательства других лиц.
Осуществляя всевозможные заговоры в целях захвата диктаторской власти, Чан Кайши в это время старается тщательно, спрятать свои «ослиные уши антикоммунизма», чтобы усыпить бдительность революционных слушателей Вампу и пресечь их нападки.
Послушайте, что говорил Чан Кайши в то время слушателям Вампу:
«Мы, китайские военные, имеем один существенный недостаток, а именно — знаем только слепое подчинение начальству и не знаем, что такое государство, что такое идея… Если твой родной отец допустил ошибку, которая идёт вразрез с твоими убеждениями, борись против него, восстань против него. Вы учитесь в школе, начальником которой является Чан Кайши, однако вы никогда не должны считать, что вы являетесь учениками Чан Кайши, а он является вашим учителем; тем более не следует думать, что вы должны ему повиноваться как ученики приказам учителя. Если вы будете строить свою революционную деятельность на основе личных симпатий, то она наверняка не будет успешна, и ваше личное достоинство будет сведено на нет».
Сказано прямо-таки замечательно. Сейчас просто невозможно себе представить, чтобы Чан Кайши 20 лет назад мог сказать так метко. Он говорил: «Не нужно слепо подчиняться». Он говорил, что сын может восстать против отца, ученик — против учителя, подчинённый — против начальника. Но кто мог поверить этим красивым словам Чан Кайши? Это одна из дымовых завес, под прикрытием которых Чан Кайши осуществлял захват армии, захват партии, захват власти и, главное, создавал свою личную контрреволюционную диктатуру. Всё, что говорил Чан Кайши, было прямо противоположно тому, что он думал и проводил в жизнь.
По сути дела, после событий 20 марта Чан Кайши перед слушателями четвёртого набора Вампу уже проболтался, что он неизбежно противопоставит себя народу. Он сказал: «Если я буду во главе армии, возможно, что и я, в случае изменения обстановки и изменения вслед за этим идеологии, вопреки ожиданиям превращусь в милитариста». Причём тут «возможно», когда в душе своей он тогда уже вынашивал свои диктаторские планы — «с изменением обстановки и идеологии» сбросить маску и показать своё подлинное нутро кровавого милитариста. Позднее он и стал таким крупнейшим в истории Китая кровожадным милитаристом.
Славная война против северных милитаристов началась под лозунгами: «Долой империализм!», «Долой милитаристов!», «Смести феодальные силы!» Как и в период Восточных походов, это была война, которая проходила при сотрудничестве гоминдана и компартии; это была война единого национального фронта рабочих, крестьян, мелкой буржуазии и национальной буржуазии.
Первым полководцем, возглавлявшим войска в войне против северных милитаристов и стяжавшим великую боевую славу, был известный коммунист генерал Е Тин[35]. Отдельный полк под командованием Е Тича первым ворвался в Хунань, разгромил врага, стабилизировал обстановку в Хунани и укрепил военную базу Северного похода. Именно этот знаменитый революционный отдельный полк в жестоких боях под Динсыцяо, Хэшэнцяо и других сражениях разбил главные силы У Пэйфу и проложил путь к победе над северными милитаристами. Именно этот знаменитый революционный полк перемолол авангард противника под Учаном и занял его. В то время отдельный полк числился в составе 4‑й армии национально-революционных войск, которая называлась «железной армией». Это имя — «железная армия» — было завоевано беспредельным героизмом революционного отдельного полка. Хотя это был всего лишь отдельный полк, но ни одна китайская армия во всей предыдущей военной истории Китая не могла сравниться с ним в боеспособности. Чем же это объяснялось? Тем, что эти авангардные части в основном состояли из коммунистов и комсомольцев, тем, что, с точки зрения социальной базы революции в целом, они были тесно связаны с великим крестьянским движением в Хунани, проходившим под руководством Мао Цзэдуна. Не только этот отдельный полк, но и все части, участвовавшие в походе против северных милитаристов, в первую очередь получали революционную помощь крестьян Хунани и таким образом добивались значительных военных успехов.
Во время Северного похода Чан Кайши, находясь в тылу в Кантоне, использовав захваченную им после событий 20 марта партийную власть, присвоил себе звание главнокомандующего. История Чан Кайши такова: через захват армии (1‑й армии) —к захвату руководства в партии и власти в правительстве, а затем, прибрав к рукам гоминдан,—новый шаг в деле захвата армии и власти во всей стране. Намерения Чан Кайши заключались в том, чтобы, прикрываясь именем главнокомандующего, сформировать всеобъемлющую военную диктатуру. По личному повелению Чан Кайши ему были подчинены все сухопутные, морские и авиационные военные силы национального правительства. Политическое управление, интендантское управление, управление военно-морского флота, авиационный департамент, а также и другие управления вошли в подчинение штаба главнокомандующего. Вся гражданская администрация и финансовые учреждения провинций, подведомственных национальному правительству, также были подчинены руководству штаба главнокомандующего. Назначение и смещение губернаторов провинций и командующих армиями также было передано в ведение штаба главнокомандующего. Это означало, что штаб главнокомандующего «объединял военную и гражданскую власть». Штаб главнокомандующего стал национальным правительством, а национальное правительство — штабом главнокомандующего.
Создание такого прообраза военной диктатуры практически явилось подготовкой крупной буржуазии и её представителя — Чан Кайши к измене делу демократии, делу борьбы с империалистическим и феодальным гнётом.
Однако, как всем известно, китайские коммунисты, революционные рабочие и крестьяне являлись величайшей движущей силой в войне против северных милитаристов, а всепобеждающим авангардом Северного похода был, как сказано выше, отдельный революционный полк, состоявший из коммунистов. Политическая работа во всех армиях, участвовавших в войне против северных милитаристов, в основном лежала на плечах коммунистов, а, как известно, политическая работа является чрезвычайно важным фактором победы в войне. Так же, как и в Хунани, китайские коммунисты повсюду поднимали народные массы, организовывали их, забрасывали отряды переодетых бойцов армии в тыл северных милитаристов для объединённого удара изнутри и извне, чем ещё более способствовали ускорению военных действий и достижению великой победы. Поэтому Чан Кайши, пока он ещё не достиг своих определённых целей и определённого положения, всячески продолжал «играть в революцию». Контрреволюционными лозунгами северных милитаристов и всех реакционных группировок, подстрекаемых империалистами, были «борьба с красными» и «ликвидация красных». Чан Кайши в «Манифесте к армии при выступлении в поход» дал следующий ответ на эти лозунги:
«Предатель У [имеется в виду У Пэйфу] призывает к „борьбе с красными“. „Борьба с красными“ уже давно является тем лозунгом, под прикрытием которого империалисты ведут борьбу против угнетённых национальностей всего мира. Что значит „красные“? „Красная партия“ и Красная Армия Советской России своими красными знаменами символизируют ту красную кровь революционных масс, которой была оплачена независимость и свобода страны. Освобождение человечества от страданий, защита интересов народа, свержение императорского режима в стране при поддержке широких масс народа, борьба против международного империализма, аннулирование неравноправных договоров и борьба за освобождение 1250 миллионов людей — вот что это значит. То, что в устах империалистов называется большевизацией в действительности является демократизацией революции. В политике — народное правительство, в армии — народные войска. И когда демократическая Национально-революционная армия, являющаяся народной армией, защищает интересы большинства угнетённого человечества, то стоит ли бояться или колебаться, если её называют „красной“? По мнению предателя У Пэйфу, „красным“ является каждый китайский патриот, каждый борец за свободу и равноправие Китая, каждый противник милитаристов и империалистов, а если поставить точки над „и“, то „красным“ является весь 450‑миллионный народ Китая. Предатель У Пэйфу добровольно стал прихвостнем империализма и хочет быть врагом китайского народа. Поэтому он так и говорит. Наши патриоты-соотечественники смогут лишить предателя У Пэйфу этого демагогического оружия, только разоблачив его интриги и злодеяния».
Здесь приведена лишь часть «манифеста» Чан Кайши, написанного в весьма «возвышенном стиле». Этот «манифест» был выпущен 10 августа 1926 г. в Чанша. Прошло лишь восемь месяцев с этого времени, и после кровавого переворота 12 апреля 1927 г.[36] имя «У Пэйфу» следовало заменить на «Чан Кайши». На место предателя У Пэйфу стал предатель Чан Кайши, однако насколько он превзошёл своего предшественника!
В ходе войны против северных милитаристов два момента сильно разочаровали Чан Кайши.
Во-первых, война против северных милитаристов привела к тому, что революция действительно стала охватывать широкие народные массы, которые способствовали успешному ходу этой войны. Вместе с тем успехи этого похода обусловили бурный рост массового движения рабочих, крестьян и студентов. По всей Восточной Азии разгоралось неугасимое пламя народной революции против империализма и феодализма. Особенно крупный размах получило крестьянское движение в Хунани, возглавлявшееся Мао Цзэдуном.
Крупная буржуазия, кровно связанная с феодалами и компрадорами, стала проявлять крайнее беспокойство. Чан Кайши, незадолго до этого громогласно заявлявший, что «когда народная Национально-революционная армия защищает интересы большинства угнетённого человечества, то стоит ли бояться и колебаться, если её называют «красной»,— теперь чрезвычайно перепугался: ой считал, что антиимпериалистическое, антифеодальное движение масс становится «красным» и что это из рук вон плохо.
Мао Цзэдун в своей известной работе периода великой революции «Итоги обследования крестьянского движения в провинции Хунань»[37], описав то, что сделано крестьянами и считая это самым замечательным событием во всей китайской истории, говорил нижеследующее:
«Я думаю, что только тухао[38] и джентри[39] могут утверждать, что то, что сделано,— нехорошо. Очень странно, но по сообщениям из Наньчана господа Чан Кайши и Чжан Цзинцзян весьма не одобряют действий хунаньского крестьянства. Лидер правой группировки в Хунани Лю Юйчжи придерживается того же мнения, что и господа Чан Кайши и Чжан Цзинцзян, утверждая, что „это прямо-таки большевизация“. Я же полагаю, что если не будет хотя бы такой незначительной большевизации, то какая же это будет национальная революция? Изо дня в день кричать о необходимости пробудить массы, а как массы поднялись сразу перепугаться до смерти, не похоже ли это на притчу о любви Е Цзыгао к дракону?»
Согласно притче, Е Цзыгао утверждал, что он любит дракона, но как только увидел настоящего дракона, перепугался до смепти, душа его ушла в пятки, и он пустился наутёк. Подобным образом вёл себя и Чан Кайши. Он утверждал, что «любит народные массы», однако как только он увидел их, то подобно Е Цзыгао, «перепугался до смерти, душа его ушла в пятки, и он пустился наутёк».
Во-вторых, личные войска Чан Кайши в войне против северных милитаристов не проявили никакой боеспособности и терпели поражение за поражением. В ходе войны против северных милитаристов неоднократно подтверждалось, что войска, которые имели в своём составе коммунистов, были способны громить врагов революции и покрыли себя неувядаемой славой. И, наоборот, когда в войсках не бы.по коммунистов, они неизменно терпели поражения. 1‑я Национально-революционная армия в период двух Восточных походов была армией содружества гоминдана и компартии, армией, основной костяк которой состоял из коммунистов: она одерживала тогда победу за победой, и имя её гремело. Когда же после событий 20 марта Чан Кайши изгнал оттуда коммунистов, когда эта армия вошла в состав личных войск Чан Кайши и её основные силы под командованием гоминдановца Ван Болина были брошены на Север, они потерпели целый ряд поражений и, наконец, были наголову разгромлены Сунь Чуаньфаном под Наньчаном. Чан Кайши в своё время, используя именно эти части, захватил пост главнокомандующего и был намерен опереться на них, чтобы теперь, в войне против северных милитаристов, упрочить свой престиж. Однако действительность принесла Чан Кайши горькое разочарование.
Размах антиимпериалистической, антифеодальной демократической революции, охватившей народные массы всей страны, и небоеспособность личных войск Чан Кайши в войне с северными милитаристами сильно спутали карты Чан Кайши в осуществлявшейся им игре по подчинению себе центральных органов гоминдана. В сентябре 1926 г. в Кантоне состоялось объединённое заседание ЦИК и ЦКК гоминдана, которое приняло решение об усилении внутрипартийной демократии и борьбе против диктаторства, о развёртывании рабоче-крестьянского движения и о ряде других антиимпериалистических и антифеодальных мероприятий, таких, как снижение на 25 % арендной платы и т. п. Это совершенно не совпадало с намерениями Чан Кайши. Во время Северного похода в ноябре 1926 г., после того как Национально-революционная армия взяла Наньчан[40], Чан Кайши, учитывая обстановку, обосновался со своим штабом е этом городе и затеял дискуссию о месте пребывания столицы. ЦИК гоминдана принял решение о перенесении столицы из Кантона в Ухань. В то время массовое движение в Хунани, Хубэе и Ухане получило широкий размах. Гарнизонную службу в Ухане несли авангардные части Е Тина. Перенесение столицы в Ухань было в интересах революции, но отнюдь не в интересах Чан Кайши как представителя крупной буржуазии. Он настаивал на перенесении столицы в Наньчан, чтобы она оказалась в его руках. Точка зрения Чан Кайши была отвергнута, и 1 января 1927 г. ЦИК гоминдана переехал в Ухань. В то время в ЦИК гоминдана сложилась левая группа, решительно отстаивавшая три политических установки Сунь Ятсена. Во главе её стояли вдова Сунь Ятсена — Сун Цинлин[41], Дэн Яньда[42] и другие. Эта группа и коммунисты — члены ЦИК гоминдана (которые имели большие заслуги в реорганизации гоминдана и в строительстве гоминдана после его реорганизации) образовали в ЦИК гоминдана большинство. Но, как говорит пословица, «когда правда делает шаг вперёд, сатана пытается прыгнуть на сажень»,— Чан Кайши стал бесноваться ещё более. Об этом в одной из книг сказано следующее:
«Зимой 1926 г. Национально-революционной армией были заняты провинции Хунань, Хубэй и Цзянси. Мощь революционной армии росла изо дня в день. В то же время упорно циркулировали слухи о возможности соглашения с Севером и о намерении Чан Кайши покончить с коммунистами. С этим связывали и поездку Дай Цзитао в Японию. Полагали, что всё это — подготовка к ликвидации компартии и отходу от Советской России»[43].
Представителем Чан Кайши, посланным в Японию, был Дай Цзитао, тот самый антикоммунистический подпевала, которого Чан Кайши незадолго до этого называл «недостойным учеником президента». Хозяином же, к которому Чан Кайши обращался за спасением, был японский империализм, смертельный враг китайского народа.
После того как Чан Кайши обосновался в Наньчане, империалисты и китайская реакция начали «политический поход на юг». Прояпонски настроенные, в совершенстве овладевшие «искусством» феодального господства в Китае и тесно связанные с северными милитаристами проходимцы из клики «политических наук»[44] — Хуан Фу, Чжан Цюнь, а также такие типы, как Ван Чжэнтин, в какой-то мере связанные с империалистами различных стран,— все они, выполняя миссию цзянсу-чжэнзянских финансовых магнатов, один за другим появляются у Чан Кайши, становятся его тайными, но почётными гостями и готовятся осуществить измену делу антиимпериалистической, антифеодальной демокпатической революции в Китае. А крупный компрадор Юй Цяпин, давно уже спевшийся с различными империалистами, лично приехал в Няньчан и обещал Чан Кайши, что по прибытии в Шанхай и Нанкин он предоставит ему заём в 60 млн долларов «для борьбы с коммунистами и для их уничтожения». Из штаба Чан Кайши потянуло смрадом контрреволюционного заговора.
3 января 1927 г. героические рабочие Ханькоу во главе с одним из талантливых руководителей коммунистической партии Лю Шаоци[45] организовали демонстрацию, выгнали английских империалистов из их концессии и вернули последнюю Китаю. Это была первая крупная победа в столетней борьбе китайского народа протий иностранных империалистов. После этого империалисты начали ещё активнее проводить работу по расколу гоминдана. Английские власти увеличили гарнизон в Шанхае. Газеты английских империалистов в Шанхае, наряду с поощрением «умеренных группировок» в гоминдане, заговорили языком угроз. Поскольку Чан Кайши направил Дай Цзитао в Японию, то и японский империализм в качестве «взаимной любезности» направил в Китай своих людей, которые тоже не сидели сложа руки. Начальник штаба японской армии в Северном Китае Нагами, в своей статье «Самые незабываемые события в жизни», опубликованной в японской газете «Пекин — Тяньцзин нициници» летом 1936 г., говорил примерно следующее:
«Если бы в то время между гоминданом и компартией не произошёл разрыв, то успех революции был бы обеспечен в считанные дни. Влияние империалистических держав в Китае, и в первую очередь влияние Японии, было бы уничтожено. Поэтому японское военное министерство проявляло чрезвычайное беспокойство и направило полковников Нагами и Мацумуро для ведения подрывной работы против китайской революции»[46].
Отношения между империалистами и Чан Кайши постепенно укреплялись. Чувствуя за спиной заботливую поддержку иностранных империалистов, Чан Кайши в ходе подготовки заговора всё более наглел.
11 марта 1927 г. подручные Чан Кайши по его указке злодейски убили председателя комитета Объединённых профсоюзов в Ганьчжоу Чэнь Цзаньсяня. 16 марта приспешник Чан Кайши, Дуань Сипэн, в соответствии с указанием Чан Кайши, разогнал наньчанский городской комитет гоминдана, который поддерживал три политических установки Сунь Ятсена. При явном попустительстве Чан Кайши, на улицах Наньчана посмел появиться со- своими флагами и контрреволюционными воплями «Антибольшевистский союз». 17 марта, опять-таки по указке Чан Кайши, начальник спецслужбы цзюцзянского штаба, интимный друг Чан Кайши по обществам «Цинбан» и «Хунбан» Ян Ху, и его заместитель Вэнь Цзяньган собирают членов этих тайных обществ, которые с лозунгами «Да здравствует новый военный лидер!», «Да здравствует главнокомандующий Чан Кайши!», «Долой большевистские элементы!» и т. п., с оружием в руках нападают на цзюцзянский городской комитет гоминдана и комитет Объединённых профсоюзов, которые также отстаивали три политических установки Сунь Ятсена. В стычке было ранено много рабочих. Тогда рабочие организовали свои отряды милиции с намерением разоружить погромщиков. Но Чан Кайши послал крупные воинские части для усмирения рабочих и для прикрытия отхода своих банд из города, а под видом «охраны» занял помещения городского комитета и комитета профсоюзов. В тот же вечер для подавления сопротивления рабочих Чан Кайши издал приказ о введении военного положения.
23 марта Чан Кайши направляет Ян Ху, Вэнь Цзяньгана и других полицейских гангстеров в Аньцин с задачей использовать подставные организации типа «Объединённых профсоюзов провинции Аньхой» для организации митинга, посвященного встрече Чан Кайши. При этом по цене 4 доллара с головы скупается местный люмпен, из которого создаётся отряд смертников численностью в сто человек. Обусловливается такса, по которой за лёгкое ранение выплачивается 100 долларов, за тяжёлое — 500 и при смертельном исходе — 1500 долларов. На этих условиях отряду смертников поручается начать на митинге резню революционных элементов. В конце того же месяца фашистская банда Чан Кайши начала кровавый террор также в Фуцзяни и Сычуани.
Однако с последним, решительным ходом Чан Кайши пришлось повременить. Наиболее отличившиеся в Северном походе части для «дела» Чан Кайши были ненадёжными. Оставшаяся на юге часть 1‑й армии находилась под командованием Хэ Инциня. Эта часть, действуя на Фуцзяньском фронте, воспользовавшись тем, что главные силы Сунь Чуаньфана находились в Цзянси, а также использовав раскол в лагере Чжоу Иньжэня, почти без всяких боёв ворвалась в Фуцзянь, где стала пополнять свой состав. Чан Кайши нужно было ожидать подхода этих войск, а также собрать те части, которые переметнулись к нему из армий северных милитаристов, чтобы превратить их в авангард контрреволюции. Вместе с тем Чан Кайши учитывал, что для захвата Нанкина и Шанхая, то есть для того, чтобы контрреволюция могла одержать победу в общегосударственном масштабе и особенно для того, чтобы удобнее было вступить в прямую политическую сделку с иностранными империалистами и получить от них непосредственную помощь, ему необходимо было подождать, пока эти части подойдут к Нанкину и Шанхаю. Лишь в этом случае он смог бы без колебаний решиться на контрреволюционный переворот. Чан Кайши, даже после того как в конце 1926 г. он развернул в Наньчане свою контрреволюционную активность, всё ещё время от времени продолжал играть в «порядочность». Например, 25 февраля 1927 г. в опубликованной Чан Кайши «декларации о задачах партии в области пропаганды», где каждый знак, каждая строка совершенно ясно показывают его ненависть к революции, всё-таки было написано: «Ни на минуту нельзя забывать решений ЦИК партии» (имеется в виду решение ЦИК гоминдана в Ухане о внутрипартийной демократии и о борьбе с диктаторством). Всё это предназначалось для того, чтобы обмануть бдительность революционеров. Практически же он ни на минуту не забывал о подготовке контрреволюции. Нанкин и Шанхай не были взяты частями Чан Кайши. Нанкин был взят частями, где коммунисты (главным представителем которых был Линь Цзухань[47]) участвовали и в боях и в руководстве операциями, то есть 6‑й и 2‑й армиями, подчинявшимися уханьскому правительству. Шанхай был освобождён восставшим шанхайским пролетариатом. При взятии Нанкина войсками, участвовавшими в Северном походе, американские и английские корабли в течение нескольких дней вели артиллерийский огонь по Нанкину. Более 2 тысяч китайцев было убито, а материальные потери были неисчислимы, но этот артиллерийский обстрел совпадал с желаниями Чан Кайши, так как позволял ему, воспользовавшись случаем, пробраться в Нанкин.
В марте 1927 г. Чан Кайши хладнокровно наблюдал за тем, как великий авангард антиимпериалистической, антифеодальной борьбы — шанхайские революционные рабочие вели тяжёлые кровопролитные бои против северных милитаристов. Чан Кайши решил сначала предоставить шанхайским рабочим вести войну против северных милитаристов один-на-один, а затем напасть на рабочих, пользуясь тем, что они истощены в боях и не ожидают такой измены, без труда захватить Шанхяй и легко осуществить свой кровавый контрреволюционный переворот. И тотчас же, вслед за тем как шанхайские рабочие прогнали северных милитаристов и в освобождённый Шанхай вступили войска Чан Кайши, он приступил к осуществлению своих контрреволюционных замыслов.
Биржевой маклер и гангстер из тайного общества «Цинбан» Чан Кайши вернулся в Шанхай.
Шанхай являлся самым крупным в колониальном и полуколониальном мире международным компрадорским рынком — основным портом, через который велась торговля живым товаром, опиумом и оружием в Китае. В то же время Шанхай, в котором было сосредоточено более половины крупной промышленности Китая, являлся районом наибольшей концентрации китайского пролетариата, очагом, откуда рабочие и студенты зажгли великое пламя «движения 30 мая», распространившееся по всему Китаю.
Чан Кайши не был новичком в Шанхае. Тёмные стороны шанхайской жизни были тесно связаны с его прошлой профессией биржевика; светлые стороны Шанхая всегда пугали его. Чан Кайши случалось и одерживать победы на бирже, и терпеть неудачи. Сейчас он вновь вернулся и хотел с помощью оружия одержать победу на бирже. Хозяева биржи и сосредоточившиеся в Шанхае крупные феодалы-крепостники (в своем отчёте «Итоги обследования крестьянского движения в провинции Хунань» Мао Цзэдун указывает, что в то время тухао и джентри, в страхе перед мощью крестьянских союзов, бежали в первую очередь в Шанхай) как раз нуждались в Чан Кайши, нуждались в том, чтобы он нанёс удар по шанхайскому революционному рабочему классу, нуждались в том, чтобы он открыто повёл борьбу с аграрной революцией. А поэтому они «уважили» его, и не могли допустить, чтобы он снова потерпел «финансовую неудачу». Чан Кайши совершенно ясно понимал, что на сей раз он сможет стать «королём» на бирже и что немедленно появятся люди, которые будут давать ему крупные взятки. Однако Чан Кайши ещё более ясно понимал, что для достижения этой цели он должен прежде осуществить кровавый контрреволюционный переворот, чтобы защитить хозяев биржи, этих кровососов-компрадоров и феодалов-крепостников, а также для того, чтобы защитить позиции иностранных империалистов в Китае.
Прибыв в Шанхай, Чан Кайши поселился в канцелярии дипломатического агента в Лунхуа. Не успев ещё навестить биржу, где протекала его прошлая экономическая деятельность, Чан Кайши немедленно открывает политическую биржу. Он навещает иностранцев, иностранцы суетятся около него. Через Хуан Фу, Дай Цзитао, Ван Чжэнтина и других Чан Кайши устанавливает контакт с японскими империалистами; через Юй Цяцина, Сун Цзывэня и других — с английскими и американскими; через У Чжихуэйя, Ли Шицэна, Ню Юнцзяня и других — с французскими империалистами.
Шло небывалое в истории кровавое торжище. Даже торговлю людьми, опиумом и оружием, которая шла на шанхайской чёрной бирже, невозможно, да и неудобно, сравнивать с кровавым торжищем Чан Кайши, который поставил на карту судьбу китайской нации. В кровавой сделке с иностранными империалистами бывшие хозяева и старые друзья Чан Кайши помогали ему кто деньгами, а кто кулаками.
Деньгами помогали такие, как его старый хозяин по бирже Юй Цяцин, кулаками — такие, как Хуан Цзиньжун, Ду Юэшэн и Чжан Сяолинь, его старые «воспитатели» по тайным обществам.
Чан Кайши, этот крупнейший в истории палач, подготовляя вкупе с иностранными империалистами самые «бессердечные интриги», продолжал пользоваться и своим другим способом — «хитроумным комбинированием».
За несколько дней до событий 12 апреля Чан Кайши направил оркестр с красными лентами и флажками к шанхайским профсоюзам, чтобы засвидетельствовать свое «уважение» шанхайским революционным рабочим. Чан Кайши продолжал пользоваться доверчивостью многих коммунистов, чтобы нанести внезапный удар в спину компартии и китайскому народу. А ренегат Чэнь Дусю делал контрреволюции уступку за уступкой, не предпринимая никаких мер предосторожности, чем практически содействовал внезапному удару Чан Кайши.
12 апреля! Трудящиеся Китая запомнят этот день 1927 года. Это был самый кровавый день в истории Китая. Прежде всего Чан Кайши собрал все послушные ему воинские части, поступившие под его командование, и подготовился к большой бойне. Вместе с тем в распоряжение «Китайского прогрессивного общества», организованного главарями тайных обществ Хуан Цзиньжуном, Ду Юэшенем и Чжан Сяолинем было передано 50 тысяч долларов, на которые была нанята шайка гангстеров. Эта банда, прикрепив к рукавам повязки с надписью «рабочие», начала совершать налёты на рабочие пикеты. Рабочие оказали им сопротивление. В этот день, именно в этот день — 12 апреля, убийца Чан Кайши начал кровавую бойню. Под предлогом «прекращения распрей среди рабочих» Чан Кайши направил войска, воспользовался отсутствием бдительности сил революции и разоружил рабочие пикеты, которые проливали свою кровь в войне против северных милитаристов. И всё же рабочие ещё продолжали проявлять излишнее великодушие по отношению к этому вчерашнему союзнику. Рабочие со всего Шанхая собрались на митинг в Чапее, а оттуда направились в штаб с петицией. Но Чан Кайши заранее подготовился, и пришедшие с петицией были встречены ружейным огнём. Когда же рабочих стало прибывать всё больше и больше, Чан Кайши отдал приказ косить их пулемётным огнём. Трупы рабочих завалили улицу.
Начиная с этого дня, когда Чан Кайши пустил в ход свой топор палача в Шанхае, везде, где власть была в руках чанкайшистской клики, стал царить открытый и тайный кровавый террор. Шанхай превратился в арену, где стала царствовать «тигровая свора» Чан Кайши[48]. По всем провинциям юго-востока полилась алая кровь революционного народа. После 12 апреля Чан Кайши в союзе с иностранными империалистами стал проводить по отношению к Уханю кровавую, жестокую политику угроз, блокады, подкупа и раскола. Он использовал внутренние противоречия в Ухане (силы там были очень неоднородны — было много примазавшихся элементов, крупных помещиков и крупной буржуазии), вступил в заговор с провоцировавшими беспорядки изменниками, стал душить крестьянскую революцию, пытаясь разрядить революционную обстановку в Ухане.
Одновременно ренегат Чэнь Дусю категорически отверг решительную политику Мао Цзэдуна в отношении аграрной революции и вооружения народа и принял контрреволюционную установку Ван Цзинвэя на разоружение рабочих пикетов, что явилось практической помощью Чан Кайши и Ван Цзинвэю, который в то время уже замышлял измену. Задержавшийся было в Ухане Ван Цзинвэй очень скоро переметнулся к Чан Кайши. «Лучше казнить тысячу невинных, чем упустить одного виновного»,— вот лозунг Чан Кайши и Ван Цзинвэя, которые соперничали в истреблении людей, заигрывая с иностранными империалистами.
Цвет нации, сложившийся после «движения 4 мая», лучшие революционные кадры страны, будь то рабочие, крестьяне или интеллигенция, такие, как Чэнь Яньнянь, Чжао Шиянь, Ван Шоухуа, Сяо Чунюй, Чжан Тайлэй[49], Ло Инун и другие,— все эти неоценимые люди, которыми гордилась нация, сложили свои головы под топором Чан Кайши и Ван Цзинвэя. Бесчисленным множеством жертв было куплено Чан Кайши доверие иностранных империалистов. Ни одна эпидемия в мире не уносила столько человеческих жизней, сколько голов срубил топор Чан Кайши. Но беззаветное самопожертвование, с которым китайский народ проливал свою кровь за свободу, осветило путь великой китайской нации и показало, что китайская нация добьётся своего освобождения, что она бессмертна, а палач Чан Кайши и его выродки не уйдут от справедливого суда народа.
Эту крупную историческую измену Чан Кайши Мао Цзэдун в своей статье «О коалиционном правительстве» называет предательством и вероломством. Чан Кайши заверял в своей преданности трём политическим установкам Сунь Ятсена. Он одержал военные победы и нажил политический капитал лишь благодаря помощи Китайской коммунистической партии. И после этого он проявляет такую чёрную неблагодарность, такое вероломство! «Вчерашние союзники — Китайская коммунистическая партия и китайский народ — стали рассматриваться как враги, а вчерашние враги — империалисты и феодалы — как союзники». И как средство для достижения этой цели он прибегнул к коварному и жестокому удару в спину.
Один из членов гоминдана, который сначала принимал участие в «чистке партии», а позже раскаялся, по поводу этого небывалого кровопролития высказал следующее суждение:
«С этого момента во всей политической системе страны наступил хаос и бедствия посыпались одно за другим… Увы! — кто знает, сколько десятков тысяч пламенной молодёжи было загублено в период „чистки партии“ по штампованному распоряжению Чан Кайши „устранить!“. Гоминдан для „спасения“ партии (следовало бы сказать, для того, чтобы Чан Кайши захватил реорганизованный Сунь Ятсеном гоминдан) уничтожил несколько миллионов целеустремленных, образованных молодых людей. Такой утраты Китай ещё никогда не переживал. Даже сожжение книг и истребление конфуцианцев во времена Цинь Шихуана[50] не идут ни в какое сравнение с этим.
„Чистка партии“ является крупнейшим преступлением гоминдана. „Чистка партии“, в ходе которой уничтожались жизненные силы нации, явилась отправным пунктом для всех последующих преступлений гоминдана».
Эти выводы подтвердились. Кровожадность Чан Кайши нашла свое отражение даже в его пресловутой книге «Судьбы Китая», изданной в 1941 г., где он в каждой строке сожалеет, что не сумел в своё время «до конца вырезать коммунистов». Чан Кайши пользуется теми же лозунгами, что и Цао Кунь, У Пэйфу, Сунь Чуаньфан[51], Чжан Цзолин[52] и Чжан Цзунчан[53]. Он называет это «борьбой с коммунизмом», «борьбой с красными». Перефразируя слова Чан Кайши, сказанные им незадолго до этого об У Пэйфу, можно сказать: «По мнению предателя Чан Кайши, „красным“ является каждый китайский патриот, каждый борец за свободу и равноправие Китая, каждый противник империализма и феодализма, а если поставить точки над „и“, то „красными“ являются все четыреста пятьдесят миллионов наших соотечественников. Предатель Чан Кайши добровольно стал прихвостнем империализма и хочет быть врагом китайского народа. Поэтому он так и говорит». Нет, жажда крови у Чан Кайши никогда не может быть утолена!
Раньше Чан Кайши говорил: «Допустим, я, Чан Кайши, нарушил принципы нашей партии; вы, слушатели школы, можете выступить против меня, можете восстать против меня как начальника школы… Если я, как начальник школы, когда-нибудь нарушу дисциплину или изменю принципам нашей партии, то, по меньшей мере, должен быть расстрелян на месте. Если же никаких мер принято не будет, то как только права начальника станут больше, он может предавать партию, продавать родину и творить любые беззакония». Однако, выехав из Наньчана, Чан Кайши всю дорогу кричал: «Кто против меня, тот против революции!». Предвидение Чан Кайши в отношении себя совершенно справедливо: как только его права стали больше, он стал «предавать партию, продавать родину и творить любые беззакония».
Вся его личная диктаторская власть именно для того и предназначалась, чтобы можно было предавать партию (то есть реорганизованный Сунь Ятсеном гоминдан), продавать родину и творить любые беззакония. Как только его «права стали больше», он сам стал олицетворять «дисциплину». А «дисциплина» в понимании Чан Кайши требовала предательства партии, торговли родиной и любых других беззаконий… Тех же, кто настаивал на соблюдении трёх политических установок Сунь Ятсена, кто нарушал «дисциплину» Чан Кайши, стали «расстреливать на месте». Такая «дисциплина» Чан Кайши и привела к тому, что даже Ван Цзинвэй, орудовавший в Ухане, поспешил «подчиниться».
Таким образом, Чан Кайши захватил реорганизованный Сунь Ятсеном гоминдан, захватил Национально-революционную армию, захватил национальное правительство, завершив этим цепь своих злодеяний. Враг народа Чан Кайши, и как узурпатор, и как предатель, превзошёл даже Юань Шикая.
Великая революция 1925—1927 гг. возглавлялась партией рабочего класса Китая — Китайской коммунистической партией. Эта революция по своему размаху намного превосходила революцию 1911 г. В результате руководства компартии организовались рабочие, организовались крестьяне, организовались студенты; под руководством компартии была создана новая армия — грозная боевая сила революции. Ход революции показал, насколько неиссякаемы творческие силы китайского пролетариата. Мао Цзэдун в одной из своих великих работ следующим образом излагает причины поражения революции, причины того, почему Чан Кайши удалось потопить её в море крови:
«Когда в 1927 г. война с северными милитаристами получила наибольший размах, капитулянты из руководящих органов нашей партии добровольно отказались от своей руководящей роли в крестьянских массах, среди мелкой и средней буржуазии, и особенно от своей руководящей роли в вооружённых силах, в результате чего революция потерпела поражение».
Основной вопрос в указаниях Мао Цзэдуна о руководящей роли пролетарского авангарда в отношении крестьянских и мелкобуржуазных масс, средней буржуазии и в отношении вооружённых сил сводился к вопросу о власти.
Основная слабость, в которой нашли своё концентрированное выражение все слабости этой великой революции, состояла в том, что там, где побеждали силы революции, старая, разложившаяся феодально-крепостническая, компрадорская, милитаристская и бюрократическая система не разрушалась до конца, военная и административная власть не передавалась полностью и непосредственно в руки совершенно нового народно-революционного режима революционных классов, то есть не была полностью проведена в жизнь подлинно демократическая диктатура революционного народа.
Пролетарский курс, за который ратовал и которого добивался Мао Цзэдун, состоял именно в установлении народно-демократической власти. В отчёте «Итоги обследования крестьянского движения в провинции Хунань» Мао Цзэдун с огромным энтузиазмом описывает революционное крестьянство того времени:
«Крестьяне, организовавшись, начали действовать. Они наступали главным образом на тухао и джентри, на бесчинствующих помещиков, сметая попутно патриархальную идеологию, коррупцию в городе и дикие нравы в деревне. Это наступление, как вихрь, сметало всех, кто противился ему. И в результате тысячелетиями узаконенные привилегии помещиков были сметены».
Мао Цзэдун считал, что в период революции «нужно установить неограниченную власть крестьянства в деревне, не разрешать критиковать крестьянские союзы, свергнуть всю власть джентри». Неограниченная власть революционных масс, о которой говорил Мао Цзэдун, означала необходимость коренной ломки всей машины господства контрреволюционных классов. Однако капитулянт Чэнь Дусю, подвизавшийся в то время в коммунистической партии, отвергал этот курс Мао Цзэдуна. Мао Цзэдун подчёркивал особое значение руководящей роли партии в отношении вооружённых сил, считая это самым главным в коренном вопросе о революции,— в вопросе о власти. Главной формой борьбы в великой революции была вооружённая борьба. Коммунисты создали в революционной армии невиданную до сих пор в истории Китая систему политической работы. Причём во время Восточных походов в провинции Гуандун и в войне с северными милитаристами подавляющая часть ответственных работников политических управлений всех армий, всех старших и младших политработников состояла из коммунистов. Это означало великую ломку, великую революцию в старой военной системе Китая,— ломку, которая привела к тому, что во время Восточных походов и в войне против северных милитаристов армия объединилась с народом и с неудержимой силой крушила войска северных милитаристов.
Но ломка старой милитаристской системы в армии была далеко не полной. Ренегат Чэнь Дусю и ему подобные перед войной с северными милитаристами попустительствовали Чан Кайши, который изгнал коммунистов из 1‑й армии, а в ходе войны с северными милитаристами стали ещё в большей степени приспосабливаться к нему, ограничиваясь тем, чтобы сохранить коммунистов только на политической работе в армии. Офицерский состав оставался прежним или же назначение его передоверялось Чан Кайши, вместо того чтобы выдвигать его из низов и подвергать массовому революционному контролю. Чэнь Дусю не хотел, чтобы большое число коммунистов занимало офицерские должности. С другой стороны, ренегаты типа Чэнь Дусю боялись заменить наёмную систему комплектования, существовавшую в милитаристских армиях, добровольческой народной армией. Более того, в период подъёма революции они отказались от смелой организации вооружённых сил народа. Этим они позволили Чан Кайши и его клике в определённый момент, с помощью реакционного высшего офицерства и наёмной системы армии, вырезать и изгонять из армии революционных работников и превратить революционную армию в контрреволюционную, с помощью которой Чан Кайши задушил народную революцию.
После измены Чан Кайши, а затем и Ван Цзинвэя, из армии, участвовавшей в Северном походе, выделились только две революционные части — Хэ Луна[54] и Е Тина, которые продолжали вести революционную борьбу.
Далее, революция не провела окончательной ломки существовавшей старой бюрократической системы, в особенности низовых звеньев чиновничьего аппарата. Почти повсеместно была распространена «система назначения сверху». Там же, где в то время имело место действительно массовое движение, почти везде была создана новая форма организации демократической власти, разрушившая бюрократическую систему. Мао Цзэдун, касаясь политической обстановки в ряде уездов на юге Хунани, говорил:
«Все дела решаются на объединённых заседаниях начальников уездов с революционными массовыми организациями… В ряде уездов это называют „объединёнными совещаниями правомочных организаций“, в других — „уездными совещаниями“. На заседаниях принимают участие, помимо уездного начальника, представители уездного крестьянского союза, уездного объединённого комитета профсоюзов, уездного союза коммерсантов, уездной ассоциации женщин, уездной ассоциации работников просвещения и служащих, уездного комитета гоминдана (имеется в виду левый гоминдан). На таком заседании мнение представителей народных организаций оказывает влияние на уездного начальника, который во всем им повинуется. Поэтому возможность применения в Хунани политической демократической системы уполномоченных не вызывает никаких сомнений».
Но ренегаты, возглавляемые Чэнь Дусю, не решились разрушить до конца бюрократическую систему, отказались распространить повсеместно такую демократическую власть народа, чем способствовали контрреволюции Чан Кайши и Ван Цзинвэя. Иностранные империалисты и китайские реакционеры увидели эту основную слабость революции и использовали её, то есть использовали существование милитаристской и бюрократической системы в лагере революции в качестве основы для подготовки «политического похода на Юг». А революционные силы, именно вследствие указанной слабости, не успели организовать должного отпора внезапному нападению сил контрреволюции. Воспользовавшись этим, Чан Кайши переметнулся на сторону контрреволюции и начал возрождать старую бюрократическую милитаристскую систему, на основе которой был создан чанкайшистский гоминдан, чанкайшистское национальное правительство. Получив из рук империалистов «пост» вождя контрреволюции во всей стране, он продолжал вести непрерывную войну против народа.
Началась десятилетняя гражданская война.