Чан Кайши — враг китайского народа

Чан Кайши выбирает, кому выгодней продать родину

То, что во время Сианьских событий Чан Кайши принял условия о прекращении гражданской войны и о совместной борьбе против агрессоров, объяснялось давлением, которое оказывал на него национально-революционный подъём народа, и сопротивлением со стороны значительной части гоминдановских войск политике «истребления коммунистов». Но, с другой стороны, это объяснялось также переменами в позиции англо-американцев в отношении японских захватчиков, переменами, которые оказывали непосредственное влияние на клику Чан Кайши.

Во-первых, пришедшее на смену северным милитаристам централизованное господство крупных компрадоров и крупных феодалов-крепостников, олицетворяемое Чан Кайши, представляло общие интересы всех империалистических держав в Китае. Вместе с тем, в определённые моменты и в определённых условиях, оно выражало и специфические интересы какой-либо одной из империалистических стран. Поэтому противоречия между иностранными империалистами в Китае находили своё отражение не только в той борьбе, которую вёл Чан Кайши на разных отрезках времени внутри гоминдана против других группировок, но и в изменениях в политике Чан Кайши.

Все те «таланты», которые Чан Кайши в своё время приобрёл на бирже, были полностью использованы им в политике. Он торговал родиной направо и налево, но кому и на каких условиях продавать,— это целиком зависело от цен на рынке, от того, кто подороже заплатит, от того, кому продать будет выгодней. Чан Кайши с японскими захватчиками был «близок, как одна семья», он боготворил их и готов был отдать им всё, что они пожелают. Но в его торговых связях были и другие контрагенты. Если представлялась возможность совершить и другую сделку, он не хотел ограничивать себя лишь одной.

Первоначально англо-американские империалисты попустительствовали японцам в захвате Маньчжурии и Жэхэ, однако после того как японцы вторглись в Северный Китай, особенно после «соглашения Хэ Инцинь — Умедзу», заключённого в 1935 г., англо-американские империалисты стали далеко не так податливы, как прежде. Крупные капиталовложения англо-американского империализма в Северном и Центральном Китае оказались под непосредственным ударом вооружённых сил их японского конкурента, а поэтому позиция англо-американского капитала изменилась, что оказало влияние и на Чан Кайши.

Во время великой революции шанхайская газета «Норт Чайна дейли ньюс» от имени англо-американских империалистов поощряла Чан Кайши к совершению контрреволюционного переворота; во время Сианьских событий та же газета предлагала:

Такое изменение позиции англо-американского империализма не только в китайском вопросе, но и в международных проблемах в целом, как справедливо указывал журнал «Шанхай уикли ревью», «отражало отрицательное отношение Англии к недавно заключённому японо-германскому военному союзу».

Во-вторых, после «соглашения Хэ Инцинь — Умедзу» перед лицом новой агрессии со стороны японских захватчиков создалась непосредственная угроза имуществу и власти «четырёх семейств», возглавляемых Чан Кайши. Основным районом концентрации имущества «четырёх семейств» и центром их господства был Центральный Китай, осью которого являлся Шанхай, этот рынок крупных компрадоров, состоящих на службе международного империализма. Когда японцы захватили Маньчжурию, они находились ещё слишком далеко от района размещения имущества и центральных органов власти «четырёх семейств», и поэтому Чан Кайши открыто заявлял, что «это не имеет большого значения» и что «эта утрата делу революции ущерба не наносит». Когда же затем японцы вошли в Северный Китай и ликвидировали влияние Чан Кайши в Хэбэе и Чахаре, Чан Кайши всё ещё полагал, что они его не тронут и продолжал с ещё большим лакейским усердием служить японским захватчикам. Но, по сути дела, японцы уже подошли непосредственно к средоточию богатств и основному центру господства «четырёх семейств», и поэтому Чан Кайши стали терзать сомнения: «сохранят» они или «ликвидируют» богатства и господство «четырёх семейств». Как уже говорилось выше, Чан Кайши всегда старался лавировать между Англией, США и Японией, старался «торговать» со всеми сразу. И теперь, если бы Англия и США смогли сохранить ему имущество и власть, он был бы непрочь пересесть на англо-американского коня и проводить англо-американскую политику.

Таким образом, внутренний мир в стране, обретённый после Сианьских событий, явился результатом сложного переплетения таких неоднородных факторов и сил, как силы давления народной антияпонской волны, политики Англии и США и интересов «четырёх семейств», возглавляемых Чан Кайши. Интересы этих различных сил были совершенно противоположны, противоречивы, однако в специфических исторических условиях они переплелись между собой и привели к созданию совершенно новой ситуации.

Именно в силу сочетания столь своеобразных противоречий мир в стране был крайне неустойчив. Коль скоро Чан Кайши пошёл на мир только будучи вынужден сделать это вследствие того, что ему не оставалось ничего другого, то всю силу своей ненависти он вновь направил против народа.

Мао Цзэдун после Сианьских событий призывал к укреплению мира, к завоеванию демократии, к подготовке Освободительной войны. А Чан Кайши, наоборот, вероломно готовил новые военные авантюры, занял Сиань и продолжал «искоренять» партизанские отряды на Юге. В политическом отношении он продолжал держать под строгим надзором цензуры всю патриотическую печать. Как писала одна иностранная газета, «цензура изымает почти всё, кроме порнографических картинок». Он продолжал судить лидеров движения за спасение родины, постыдно обвиняя их в «преступлениях против республики». Он продолжал цепляться за ставшее общим посмешищем так называемое «национальное собрание» и за «конституцию 5 мая»[91], за все эти элементы фашистской диктатуры гоминдана, идущие вразрез с данными им в Сиане обещаниями и тесно связанные с его внешними сделками.

В то же время не только союзники японских захватчиков — Гитлер и Муссолини — продолжали оставаться близкими друзьями Чан Кайши, но и германские фашистские советники по-прежнему восседали в его военном штабе. Германский монополистический капитал продолжал занимать важное место в экономической деятельности «четырёх семейств». Более того, Чан Кайши продолжал сохранять непосредственные тесные связи и с самими японскими захватчиками. Принимая японскую экономическую миссию, Чан Кайши заявил, что «этикет» является «особенностью восточной культуры» и что он надеется на то, что оба государства «приложат свои усилия к развитию восточной культуры». И это в то время, когда новый министр иностранных дел Японии Сато в беседе с корреспондентами сообщил, что политика в отношении Китая не будет изменена, и заявил в японском парламенте, что он «продолжает придерживаться духа «заявления Амо», что «намерения японского правительства состоят в том, чтобы превратить Северный Китай в независимый район и что Япония будет продолжать эту политику, невзирая на то, какие решения примет третий пленум ЦИК гоминдана». Новый же министр иностранных дел чанкайшистской клики Ван Чунгуй в это время говорил уезжавшему Кавагоэ[92]: «Я горячо желаю урегулировать японо-китайские отношения и с большим уважением отношусь к внешнеполитической речи министра иностранных дел Сато. Мне хочется приложить свои усилия для её конкретизации». Чан Кайши стремился иметь все возможности для лавирования и в любой момент был готов повернуть руль по ветру.

Забота об интересах англо-американского империализма и «четырёх семейств» и пораженчество в Освободительной войне

В конце концов японские захватчики спровоцировали «события 7 июля». Под Люкоуцзяо они встретили жестокий отпор китайских солдат. Народ негодовал. Мао Цзэдун и Чжу Дэ[93] от имени всего личного состава Красной Армии призвали страну до последней капли крови оборонять родную землю. Но Чан Кайши по-прежнему больше всего интересовался тем, как бы ему сохранить мир с японцами. Если бы японцы пожелали хоть в какой-либо степени посчитаться с самолюбием Чан Кайши, если бы неприкосновенность имущества и господства Чан Кайши была каким-либо образом гарантирована японцами, то он, наверняка, продолжал бы соблюдать «этикет» в своих отношениях с японцами.

27 июля представитель министерства иностранных дел чанкайшистского правительства сделал следующее заявление:

Как видно, Чан Кайши принял японский путь «разрешения вопроса». Более того, он считал, что этот путь «не имеет значительных расхождений с ранее намеченным курсом». Однако «путь» японских захватчиков в то время состоял в переброске «всё новых и новых крупных частей», в широком наступлении на нашу родину. Вскоре японцы захватили Пекин и Тяньцзин и повели наступление на Шанхай. Такие решительные планы и действия японских захватчиков перепугали англо-американских империалистов и спутали расчёты Чан Кайши на заранее намеченную сделку. Интересы англо-американского империализма в Центральном и Северном Китае оказались под непосредственной угрозой со стороны японского оружия, а богатства и база господства «четырёх семейств» попали под прямой удар.

Лишь в интересах англо-американского империализма и «четырёх семейств» Чан Кайши перестроился и был вынужден принять требование всего народа о сопротивлении Японии и пойти на создание единого антияпонского фронта с Коммунистической партией Китая и руководимыми ею народными вооружёнными силами. В 1927 г., когда Чан Кайши изменил трём политическим установкам Сунь Ятсена и стал душителем революции, он, сжигая за собой корабли, порвал отношения с СССР. В 1929 г., лебезя перед иностранным империализмом, он развязал авантюристический конфликт на КВЖД.

Эта антисоветская политика привела к международной изоляции китайской нации; в результате этого японские захватчики дерзнули спровоцировать события 18 сентября. Лишь под давлением общественного мнения во время наступления японцев на Жэхэ Чан Кайши восстанавливает отношения с СССР и после боёв 13 августа заключает советско-китайский договор о ненападении[94]. Факты показывают, что нужно было либо продолжать непротивленчество и, следовательно, дать японским захватчикам поработить Китай, либо вернуться к трём политическим установкам Сунь Ятсена, подняться на борьбу с Японией и спасти Китай от порабощения. Однажды встав на позиции Освободительной войны, необходимо было во внутренней политике идти на союз с компартией, во внешней — на дружбу с СССР. Таков непреложный закон. Даже изменник Чжоу Фухай[95] говорил в своё время, что он «глубоко осознал, что для оказания сопротивления Японии союз с Советской Россией и коммунистами становится неизбежным». Однако он отвергал неизбежность борьбы против японских захватчиков за спасение родины, борьбы в союзе с Советской Россией и коммунистами, и поэтому стал на антикоммунистический, антисоветский путь, путь неизбежной капитуляции перед японцами. По этому пути пошли банды Ван Цзинвэя и всех других изменников. Последующие события многократно подтверждали то положение, что суньятсеновская политика союза с коммунистами и дружбы с СССР является единственно правильной политикой, выражающей национальные интересы Китая.

Но, как указывал Мао Цзэдун, с самого начала Освободительной войны наметились две различные руководящие линии. Когда Чан Кайши ещё вёл «мирные переговоры» с японскими захватчиками и предполагал принять японский «путь», Мао Цзэдун в опубликованной им 23 июля 1937 г. известной работе «О политической линии, практических мероприятиях и перспективах борьбы против наступления японского империализма» уже поставил вопрос о двух курсах, двух методах и двух перспективах в Освободительной войне. А именно: первый курс — это курс на решительную освободительную борьбу; метод осуществления этого курса должен заключаться в опоре на широкие народные массы, и тогда в перспективе — освобождение. И наоборот, если курс будет взят не на решительную борьбу, а на соглашательство и уступки, если метод его проведения будет состоять не в опоре на народ, а в угнетении народа, то в перспективе — рабство. Таковы две линии. Мао Цзэдун призывал ко всеобщей народной войне, он предостерегал против опасности ведения войны без народа, на основе угнетения народа. Однако линия Чан Кайши состояла именно в угнетении народа, в беспрерывных попытках добиться компромисса с японцами. Чан Кайши был вынужден вернуться к политике союза с китайской компартией и к дружбе с СССР, но он несравненно больше боялся своего народа, чем японских захватчиков. Он категорически отвергал линию народной войны, и принимая сегодня политику союза с компартией и дружбы с СССР, завтра был готов отвергнуть её.

Все антияпонские силы китайского общества делились в основном на три лагеря: левый, центристский и правый, то есть на лагерь широких народных масс, возглавляемых пролетариатом, лагерь либеральной буржуазии и лагерь крупных помещиков и крупной буржуазии. Однако раскол шёл в основном по двум линиям: либо народная политика, либо политика угнетения народа. Первая была линией пролетарской, строившейся на твёрдой политике освобождения народа на базе земельной реформы. Основной опорой при её проведении были вооружённые силы народа. Вторая — линия крупных помещиков и крупной буржуазии, строившаяся на политике угнетения народа, на базе защиты феодальной аграрной системы. Основной опорой при осуществлении этой политики были антинародные вооружённые силы. Политика либеральной буржуазии была противоречива и неустойчива. Либеральная буржуазия понимала, что для ведения Освободительной войны необходимо наличие вооружённых сил народа, необходима демократия, но у неё не было твердой политики борьбы против феодальной аграрной системы, за освобождение народа. Правые элементы либеральной буржуазии были особенно насторожены против вооружённых сил народа и боялись их. Однако без твёрдой политики борьбы за освобождение народа, и особенно без наличия мощных вооружённых сил народа, Освободительная война не могла привести к каким-либо положительным результатам.

Предостережение Мао Цзэдуна оказалось справедливым. На гоминдановских территориях антинародные вооружённые силы, руководствовавшиеся антинародной политикой Чан Кайши, терпели жесточайшие поражения, а на территориях Освобождённых районов вооружённые силы, руководствовавшиеся народной политикой Мао Цзэдуна, одерживали победу за победой. 8‑я Национально-революционная армия под командованием Чжу Дэ, реорганизованная из Красной Армии и неразрывно связанная с широкими народными массами, в первом же сражении под Пинсингуанем[96] одержала крупную победу, не имевшую себе равных во всей предшествующей истории Освободительной войны. Вскоре и Новая 4‑я армия[97] пробилась в район реки Янцзы.

Народная политика, народные вооружённые силы, победы в ходе Освободительной войны — таков независимый, демократический новый Китай во главе с Мао Цзэдуном — Освобождённые районы Китая. Антинародная политика, антинародные вооружённые силы, поражения в ходе войны — таков был полуколониальный и полуфеодальный Китай во главе с Чан Кайши — районы господства гоминдана.

Непротивленчество Чан Кайши превратилось в его пораженчество.

Чан Кайши устанавливает цену капитуляции

Поскольку Чан Кайши пошёл на Освободительную войну не от чистого сердца, не ради защиты интересов народа, а ради интересов «четырёх семейств», не во имя интересов китайской нации, китайского народа, а во имя международной политической спекуляции, чтобы угодить англо-американскому империализму, постольку и его так называемая «война сопротивления», естественно, свелась к пораженчеству, причём он был готов в любой подходящий момент прекратить эту войну.

В то время из всех стран мира по-настоящему помогал Освободительной войне Китая практически только один Советский Союз. Об этом ярко свидетельствует хотя бы такой факт, как крупные займы, предоставленные СССР Китаю. В марте 1939 г. И. Сталин говорил: «Мы стоим за поддержку народов, ставших жертвами агрессии и борющихся за независимость своей родины»[98]. Один из журналов следующим образом описывал сложившуюся обстановку: «В то время СССР без всякой шумихи помогал китайскому народу вести Освободительную войну против Японии. Через северо-запад непрерывным потоком шло оружие, бензин, грузовые машины. Сыны Советского Союза скромно и незаметно проливали свою кровь на обширных пространствах, защищая Китай.

А в это же время Соединённые Штаты снабжали Японию железным ломом, а Англия закрыла Юньнань — Бирманскую дорогу, удушая Китай». Политика англо-американского империализма в то время была метко охарактеризована Мао Цзэдуном как политика «выжидания исхода борьбы двух тигров». Поскольку японский империализм в Китае так обнаглел, что перестал считаться с интересами англо-американских империалистов, последних очень устраивало, чтобы Китай оказал ему кое-какое сопротивление. Однако англо-американский империализм смертельно боялся, что эта война может привести к небывалому росту национального самосознания китайского народа, и тогда пламя Освободительной войны сожжёт не только японских захватчиков, но и всех иностранных империалистов в Китае. Поэтому настроения последних вполне совпадали со стремлениями Чан Кайши. Дай японцы возможность англо-американским империалистам в какой-то мере сосуществовать с ними в Китае, дай они возможность Чан Кайши «не потерять лица»,— и англо-американские империалисты сочли бы необходимым загасить пламя китайской национальной революции. Что касается немецких и итальянских фашистов, то они усиленно старались уничтожить брешь в отношениях между японцами и Чан Кайши. С самого начала Освободительной войны китайская общественность жестоко осуждала этих международных фашистских разбойников — союзников японских захватчиков, но чанкайшистское «управление пропаганды при ЦИК гоминдана» отдало следующее циркулярное распоряжение всем органам цензуры на местах:

Так почтительно относился Чан Кайши к союзникам японских захватчиков, сохраняя одновременно свою почтительность даже по отношению к самим японским империалистам. И в самом деле, вскоре после начала Освободительной войны стало известно, что немецкие советники, окопавшиеся в гоминдановских военных учреждениях, и немецкий посол, которого Чан Кайши чтил как высокого гостя, выступают в качестве «сватов» японского империализма. Торговля, которая шла между Чан Кайши и японцами незадолго до падения Нанкина, давно уже стала секретом Полишинеля. Впоследствии Ван Цзинвэй в полемике против Чан Кайши показал, что Чан Кайши — так же, как и он сам — являлся активным «сторонником мира» с японскими империалистами. Ван Цзинвэй обнародовал связанный с этим протокол заседания «верховного совета обороны» чанкайшистского правительства, причём указывал, что он приводит только «один из примеров». Из этого следует, что таких примеров было много, однако и одного такого примера уже вполне достаточно. Несмотря на то, что протокол несколько длинен, он настолько интересен, что мы приводим его полностью.

Чан Кайши был весьма огорчён тем, что Ван Цзинвэй разоблачил эту тайну. В результате на сцену был выпущен У Чжигуй, который, полемизируя с Ван Цзинвэем, заявил, что «даже враги до сих пор не рискнули использовать для пропаганды факт посредничества германского посла и другие дипломатические тайны. Посол Траутман также считал неудобным предавать что-либо разглашению, а Ван Цзинвэй, будучи сам безусловным сторонником мира с Японией, счёл возможным опубликовать протокол заседания Верховного Совета обороны, то есть разгласил военно-дипломатическую тайну, что является уголовно наказуемым деянием». Однако это выступление У Чжигуя только лишний раз подтвердило достоверность этой капитулянтской деятельности Чан Кайши. Цена капитуляции была определена Чан Кайши невысокая: сохранить в известной степени имущество и господство «четырёх семейств» в Центральном Китае. Северный же Китай, при соблюдении определённой формы, он готов был практически отдать во власть японским захватчикам. Что касается Маньчжурии, то её оккупацию японцами Чан Кайши признал ещё давно, по «соглашению в Тангу», и теперь уже, конечно, ею не интересовался.

Сделка между Чан Кайши и японцами тогда не состоялась. Однако ход, сделанный Чан Кайши, оставался всё время в силе. После падения Уханя Чан Кайши вновь протягивает руку японским захватчикам. Как сообщало агентство Ассошиэйтед Пресс из Нью-Йорка 5 декабря 1938 г., посол чанкайшистского правительства Ху Ши, выступая с речью в нью-йоркском клубе юристов, заявил:

Каково же было реальное содержание этих предложений о «мирном соглашении»? Чанкайшистский журнал «Сюэлу» 31 декабря 1938 г. откровенно пояснил, в чём заключается сущность этих предложений Чан Кайши: «Мы считаем, что если японцы действительно стремятся прекратить войну с Китаем и приступить к мирным переговорам, то они должны немедленно восстановить положение, существовавшее до событий 7 июля».

Такова же была цена капитуляции, сообщенная Чан Кайши «членам ЦИК и ЦКК» на проходившем в то время пятом пленуме ЦИК гоминдана; из этого, собственно говоря, никакой тайны не делалось. Как видно, эта цена ничем не отличалась от цены за капитуляцию, предложенной Чан Кайши после падения Нанкина. Даже 18 ноября 1938 г. на шестом пленуме ЦИК гоминдана Чан Кайши опять-таки предлагает ту же цену. Он говорит:

Причём следует отметить, что эго были не только слова,— практически он всеми тайными и явными путями умолял японцев согласиться с этой намеченной им ценой капитуляции. Янь Баохан в своей книге «Как Чан Кайши продал Маньчжурию» писал:

Это — лишь один из примеров тайных переговоров Чан Кайши с японцами.

Горячий сторонник дальневосточного Мюнхена

В угоду требованиям американского империализма Чан Кайши одновременно усиленно добивается мира с японцами и через посредство Англии и США. В то время политика западных империалистов состояла в непрерывных попытках склонить Китай к мирному соглашению. Агентство Юнайтед Пресс 24 декабря 1938 г. сообщало из Вашингтона: «Общество по изучению китайской проблемы» в качестве неофициального органа выступило с заявлением, в котором говорится, что сейчас разбить Китай могут только непрерывные попытки держав принудить его к мирному соглашению. Особенную активность в этом отношении проявляют английское и американское правительства».

Один из английских империалистов высказался в газете «Шанхайдабао» от 5 декабря 1938 г. совершенно недвусмысленно: «Если бы Япония могла пойти на сближение с демократическими странами, то Англия могла бы пойти на определённые потери в районе реки Янцзы ради соглашения с Японией». В этом состоял смысл мюнхенской активности на Дальнем Востоке.

9 февраля 1939 г. агентство Рейтер уже сообщало из Чунцина, что циркулируют слухи о том, будто «международная дальневосточная конференция займётся урегулированием китайско-японского конфликта». «Китайские официальные лица,— говорилось в этом сообщении,— в беседе с корреспондентом указанного агентства заявили, что „китайско-японская проблема будет решена державами путём давления на обе стороны“, причём „спорным моментом будет проблема ликвидации коммунизма. В этом запутанном вопросе до сих пор не найдено путей компромиссного решения“». Совершенно ясно, что китайская компартия была той силой, которая не давала Чан Кайши возможности беспрепятственно совершить сделку за счёт Китая. Одна из шанхайских газет, комментируя указанную беседу с китайскими официальными лицами, писала в то время:

Однако дело всё-таки делалось. В апреле 1939 г. английский посол Кэрр прибыл из Шанхая в Чунцин. Общественность считала, что этот визит связан с вопросом о соглашении между Чан Кайши и японцами. Весной 1938 г. Кэрр также приезжал в Чунцин из Гонконга. По сообщениям японцев, он тогда «семь раз виделся с Чан Кайши и нанес целый ряд визитов видным политическим деятелям Китая». По возвращении из Чунцина в Гонконг Кэрр заявил японцам, что «если бы Япония и Китай по собственной инициативе пожелали пойти на сближение, то Англия охотно приняла бы на себя посредничество». Конечно, и второй визит Кэрра был связан с желанием «принять на себя посредничество». Такова была активность англичан.

После возникновения второй мировой войны на первый план выступают американцы. 28 сентября 1939 г. чанкайшистский министр иностранных дел Ван Чунгуй в беседе с директором дальневосточного отделения американского агентства Юнайтед Пресс заявил: «С самого начала войны Китай никогда не отвергал возможностей мира». И далее: «Я надеюсь, что миролюбивые государства, например США, смогут взять на себя посредничество». Ван Чунгуй просил непременно передать его мнение американцам. В тот период, когда состоялась эта беседа Ван Чунгуя, американский и английский послы находились в Чунцине, и вскоре в Гонконг с целью прощупывания почвы для мирных переговоров выехали Чжан Цюнь, Вэй Даомин и другие. Вот почему гонконгская «Дагунбао» 1 октября сообщала, что «за последнее время повсюду ходят упорные слухи о мире».

Какова же была в то время политика США? Прочтите следующий чёткий анализ, и вы поймёте, что интервью Ван Чунгуя имело под собой серьёзную основу:

Эта политика США методично проводилась в жизнь. 18 мая 1941 г. «Правда» поместила следующее сообщение о японо-американских переговорах:

Это сообщение «Правды», разоблачающее японо-американский сговор, было опровергнуто как в Японии, так и в США. 19 мая Мацуока[103] в Токио встретился с Грю[104], а 23 мая представитель военного комитета чанкайшистского правительства заявил: «На прошлой неделе японцы бросили против Китая ещё 300 тысяч солдат. Нечего и говорить, что никто в мире не поверит болтовне о разрешении «китайского инцидента», когда используются такие средства. Да и сами захватчики понимают, что таким путём они ничего не добьются». Это надо было понимать в том смысле, что путём наступления проблема решена быть не может. И в самом деле, вслед за этим в сообщениях агентства Домей Цусин запестрили известия о том, что «японское военное командование на всех фронтах считает первый период военных действий законченным». Этим самым японцы говорили Чан Кайши: «Лакеи, не волнуйтесь! Вы только усердней боритесь с коммунистами, и мы вас не выгоним».

Поскольку Чан Кайши был горячим сторонником политики дальневосточного Мюнхена, то, сочетая свою мюнхенскую деятельность с установленной им ценой капитуляции, он, естественно, занял крайне враждебную позицию по отношению к Советскому Союзу, который по-настоящему помогал Китаю в его Освободительной войне. 3 октября 1938 г. агентство Рейтер сообщило из Чунцина:

Более того, в своей капитулянтской деятельности Чан Кайши стремился натравить Японию на СССР, заявляя, что в случае такого нападения он сам по-прежнему будет сохранять с японскими захватчиками «дружественные отношения». Приспешники Чан Кайши открыто излагали в чанкайшистском журнале «Сюэлу» за 3 декабря 1938 г. следующие пожелания:

Чанкайшистские лакеи дошли до такой подлости и сумасшествия, что строили планы для японских захватчиков. Эти жалкие ничтожества открыто умоляли японцев напасть на Советский Союз, предлагая это как путь к «миру» между ними и японскими захватчиками! Японцы, конечно, милостиво одобрили такое усердие чанкайшистских лакеев, но они понимали, что «видит око, да зуб неймёт» — их бросало в дрожь при виде могущества Советского Союза. Чанкайшистская мошкара была весьма разочарована.

После падения Уханя Чан Кайши вместе с японцами выступает против Коммунистической партии Китая

Вскоре после событий 7 июля Мао Цзэдун и Коммунистическая партия Китая, разгадав двурушническую политику Чан Кайши, указывали, что в ходе Освободительной войны «возможны многочисленные неудачи, отступления, внутренние расколы и измены, а потому и коммунисты, и руководимые ими массы и вооружённые силы должны наиболее активно действовать на самой передовой линии борьбы, должны стать ядром общенациональной Освободительной войны, должны всеми силами развёртывать антияпонское движение масс, пользоваться каждой минутой, каждым случаем для пропаганды среди масс, для их организации и вооружения».

Как перед Освободительной войной, так и в ходе её основным призывом Мао Цзэдуна было: «Бороться за завоевание многомиллионных масс на сторону антияпонского единого фронта». Японские захватчики страшились этих усилий Мао Цзэдуна; страшился их и Чан Кайши, ибо, как предсказывал Мао Цзэдун, «наши усилия приведут к решительному свержению японского империализма, к осуществлению полного национального и социального освобождения». Незадолго до падения Уханя Мао Цзэдун опубликовал свою широко известную работу «О затяжной войне», книгу, которая воодушевила весь китайский народ. В этом великом произведении Мао Цзэдун, громя пораженцев и теоретиков «стремительной войны», дал идеологическую установку на затяжную антияпонскую войну как в области политики, так и в области стратегии. Он указал, что Освободительная война пройдёт через три этапа — этап стратегической обороны, стратегического равновесия сил и стратегического контрнаступления — и завершится окончательной победой, что самый могучий источник сил в войне лежит в народных массах. Китайские коммунисты пошли вперёд по пути, указанному Мао Цзэдуном, и стали сочетать войну против японских захватчиков с борьбой против феодальных порядков; с каждым днём крепли антияпонские силы, организуемые коммунистами на основе освобождения крестьянства и аграрной реформы; с каждым днём увеличивалась территория Освобождённых районов. Это представляло собой полный контраст тому развалу, который царил в районах, подвластных Чан Кайши, где оберегался феодальный и полуколониальный строй.

После падения Уханя между японцами и Чан Кайши уже больше не было настоящих боёв. В документах японского штаба армии северокитайского направления в то время говорилось, что «центр тяжести борьбы должен быть направлен против коммунистов». Главной ареной военных действии становятся территории Освобождённых районов, находившихся под руководством коммунистической партии; 8‑я и Новая 4‑я армии становятся главной силой сопротивления Японии. Японские захватчики концентрируют свои силы против Освобождённых районов и 8‑й и Новой 4‑й армий, они прибегают к «изобретённой» Чан Кайши во время гражданской войны тактике поголовного истребления населения, сплошного предания огню и полного ограбления захватываемых районов. Японцы с невероятной жестокостью расправлялись с мирным населением этих районов. 8‑я и Новая 4‑я армии, население Освобождённых районов, перенося жесточайшие лишения, ведут упорную и тяжёлую борьбу, продолжая вырывать из рук японских захватчиков территории, отданные Чан Кайши врагу, и защищая ещё не оккупированные районы родной земли. Англо-американская политика «выжидания исхода борьбы двух тигров» стала теперь политикой Чан Кайши. Как указывал Мао Цзэдун в своей работе «О коалиционном правительстве»[105], Чан Кайши, засев на Оумэйшане[106], «сохраняя свои военные силы, переложил бремя войны на Освобождённые районы, давая возможность японцам вести на них крупное наступление и выжидая исхода борьбы двух тигров». Японцы называли эту политику Чан Кайши «политикой наблюдения за войной». Политика «наблюдения за войной», проводившаяся Чан Кайши, и японская политика беспрерывных наступлений, ставивших своей задачей «смести» Освобождённые районы, были кровно связаны с политикой Чан Кайши, рассчитанной на то, чтобы вымолить мир у японских империалистов, и с японской политикой, рассчитанной на то, чтобы склонить Китай к капитуляции. После того как от политики пассивного сопротивления Чан Кайши перешёл к политике «наблюдения за войной», к политике «поисков мира», он стал делать упор не на борьбу вовне, а на борьбу внутри,— от политики союза с компартией он перешёл к политике «обороны против коммунистов», к политике борьбы против компартии.

Как уже говорилось выше, Чан Кайши пошел на союз с Коммунистической партией Китая и на борьбу против Японии не по своей воле. С первого же дня после того, как он от борьбы с коммунистами перешел к миру и союзу с ними, он снова начал подготовку к борьбе с компартией. Ещё в июле 1937 г. Чан Кайши на Лушаньских курсах поставил коварную задачу «в ходе антияпонской войны ослабить силы коммунистов на две пятых». Сразу же после событий 7 июля на границе провинций Фуцзянь — Гуандун партизанский отряд Китайской Красной Армии, насчитывавший более тысячи человек и совершавший переход. Для борьбы против японцев, подвергся внезапному нападению войск Чан Кайши. В самом начале войны Чан Кайши уже заявлял: «Если я не уничтожу коммунистическую партию, то не смогу умереть спокойно». Его политика по отношению к Коммунистической партии Китая строилась на следующих расчётах:

«Конечно, коммунисты решительно борются против Японии и стоят на передовых линиях войны. В какой-то степени их можно использовать, чтобы несколько задержать японцев. Я же смогу воспользоваться этим, чтобы сохранить свои богатства и монопольную власть. Но ведь японцев безнаказанно трогать нельзя, значит пусть коммунисты гибнут на фронтах, а тех, которые останутся в тылу, я сам при случае истреблю до единого. Таким образом, мы сообща с японцами возьмем их в клещи».

Помимо того, что Чан Кайши в подвластных ему районах всеми средствами вредит компартии, он одновременно концентрирует свои лучшие войска вокруг Пограничного района Шэньси — Ганьсу — Нинся, блокируя этот район и время от времени предпринимая на него наступления.

Ещё до падения Уханя Мао Цзэдун в своей работе «О затяжной войне», указывая на антикоммунистические махинации Чан Кайши, писал:

После того как японцы заняли Ухань и сконцентрировали свои силы для наступления на Освобождённые районы, в дополнение к политике «наблюдения за войной» и капитулянтской деятельности у Чан Кайши появляется антикоммунистический план в виде «мер по пресечению деятельности чуждых партий».

Рождаются на свет и «меры по разрешению проблемы коммунистической партии». На словах Чан Кайши опроверг заявление Коноэ[107], сказав, что «совместная оборона против коммунизма принесёт гибель Китаю», но на деле Чан Кайши осуществлял эту гибельную для Китая «совместную оборону против коммунизма». Он решил «увеличить военные силы» вокруг Пограничного района Шэньси — Ганьсу — Нинся, против этой крепости Освободительной войны, демократии и внутреннего мира «и дополнительно направить на север Шэньси мощные воинские части». В отношении бастиона антияпонской борьбы, Пограничного района Шаньси — Чахар — Хэбэй, он решил «выбрать ряд важных опорных пунктов, разместить в них партийные, административные и военные силы, чтобы, постепенно искоренить силы реакции [читай: антияпонские народные вооружённые силы], дополнительно направить в Хэбэй и Шаньдун мощные воинские части или преданные и отборные кадры, чтобы ограничить развитие коммунистической партии». Чан Кайши становится верным пособником японцев в их «деятельности по искоренению коммунизма». Высший руководящий состав центральных партийных, правительственных и военных органов фашистской клики Чан Кайши ежемесячно собирается на «совещания для изучения мер по разрешению проблемы коммунистической партии». Чан Кайши решает «усилить работу спецорганов, создать особые партийные группы для проникновения в организации компартии». Он решает «в районах, где деятельность коммунистов наиболее активна, ввести систему круговой поруки». Чанкайшистский журнал «Вампу» открыто бахвалился: «Можно верить, что в недалёком будущем будет проведена большая чистка». Так нагло болтала о готовящейся Чан Кайши резне кучка возглавляемых им, утопающих в крови народа, гоминдановских мерзавцев. Какие «храбрецы» эти лакеи империализма! Они и не подозревали, что близится день, когда китайский народ разделается с ними…

Капитулянтская деятельность Чан Кайши и его антикоммунистическая активность свидетельствовали о глубочайшей ненависти крупных помещиков и крупной буржуазии Китая к китайскому народу. Вместе с тем эта деятельность активизировалась прямо пропорционально накоплению богатств «четырьмя семействами» Китая — Цзянами, Сунами, Кунами и Чэнями. Когда «четыре семейства» утратили своё господство в районе провинций Цзянсу и Чжэцзян, они обосновались в Чунцине. Однако главной базой их крупнейших финансовых и коммерческих спекуляций по-прежнему оставался Шанхай. В своей спекулятивной деятельности они по-прежнему были бесчисленными нитями неразрывно связаны с японскими захватчиками. Между районами господства Чан Кайши и оккупированными японцами районами шла приносившая большие прибыли бойкая контрабандная торговля: японские товары доставлялись и распродавались в глубинных районах Китая, а материальные ценности, собиравшиеся там путём ограбления населения, отправлялись к японцам. Прикрываясь войной, «четыре семейства» всё более сжимали налоговый пресс в районах господства Чан Кайши. Всё более усиливалось их монопольное положение в области финансов, торговли, промышленности, сельского хозяйства, а также в области прессы, и всё более богатела их семейная казна. «Четыре семейства» безжалостно выжимали соки из рабочих, крестьян, мелкой буржуазии; они непрерывно экономически подчиняли себе капиталистов, не входящих в их корпорации. Народ жил в тяжёлой материальной нужде, а «четыре семейства» бешено наживались на войне.

Таким образом, «четыре семейства», шаг за шагом, всё более расширяли пропасть между собой и народом, одновременно всё более укрепляя свои новые связи с японцами в области реальных экономических выгод. Это нашло своё концентрированное выражение в капитулянтской активности Чан Кайши и в его новых антикоммунистических, антинародных выступлениях.

Весь аппарат господства Чан Кайши служил тормозом, препятствовавшим развёртыванию всеобщей освободительной войны народа в гоминдановских районах, и отвечал потребностям капитулянтской и антикоммунистической деятельности Чан Кайши.

Контрреволюционный режим господства крупных помещиков и компрадоров, олицетворявшийся Чан Кайши и «четырьмя семействами», милитаристский аппарат этой феодально-компрадорской диктатуры магнатов, её бюрократический аппарат, жандармско-полицейский аппарат и, наконец, просвещенческий аппарат одурманивания народа — все они в ходе войны не претерпели ни малейших изменений, так же как не изменилось и экономическое господство крупных помещиков и компрадоров, олицетворявшееся «четырьмя семействами». Эта реакционная господствующая клика Чан Кайши после событии в Сиане и с начала Освободительной войны в области внешней и внутренней политики произвела определённые перемены (в области внутренней политики: от гражданской войны — к единому фронту, от борьбы против компартии — к союзу с ней; в области внешней политики: от непротивленчества — к сопротивлению, от антисоветского курса — к дружбе с СССР), однако особенность господства крупных помещиков и компрадоров, олицетворяемых «четырьмя семействами», состояла именно в том, что политика их могла претерпевать какие-либо изменения, а политический строй оставался совершенно неизменным.

Некоторые изменения в политике (речь идёт именно о некоторых изменениях, но никак не о коренном изменении политики) соответствовали интересам Освободительной войны, а полная неизменность контрреволюционного политического режима диктатуры феодально-компрадорских магнатов подрывала Освободительную войну. В этом состояло противоречие между политическим режимом Чан Кайши и его политикой. В этом противоречии находило своё отражение двуличие реакционного блока Чан Кайши в войне: проведение при определённых условиях частичного сопротивления, и в то же время постоянные интриги с целью капитуляции; союз с компартией и наряду с этим — постоянное осуществление антикоммунистической деятельности. К тому же именно в силу того, что вспыхнула Освободительная война и в силу тех изменений в политике, которые был вынужден совершить Чан Кайши, он стал проявлять ещё большую настороженность к народу… С начала войны он заново укрепил и усилил свои два органа тайной охранки (сисистскую и «Фусиншэ»), которыми широко пользовался в период гражданской войны. Одно время была совершена попытка объединить эти две крупные фашистские контрреволюционные организации в одну, но из-за начавшейся при этом бесконечной грызни за власть и наживу они вновь были официально разъединены. Сисистская была названа «Статистическим бюро ЦИК гоминдана» (сокращённо — «Центральное статистическое бюро»), а «Фусиншэ» — «Статистическое бюро Военного комитета» (сокращённо — «Военно-статистическое бюро»). Помимо этого была создана новая, контролируемая полицейской системой «Фусиншэ», чрезвычайно широкая контрреволюционная организация под названием «Союз молодёжи трёх народных принципов».

Политический аппарат Чан Кайши, начиная с «центра» и кончая системой «баоцзя», был ещё более фашизирован (приспособлен к задачам тайной полиции). Учреждение «новой уездной системы» и обучение ответственных работников системы «баоцзя» и т. п. означало именно это. Что касается Национального политического совета, то этот орган, первоначально созданный под давлением народа, требовавшего демократических преобразований, был затем использован Чан Кайши как ширма; фактически он находился под контролем гоминдана и становился всё более и более реакционным.

Политическая работа в армии, перестроенная по плану Чан Кайши, представляла собой фашистскую полицейскую деятельность. Представитель компартии Чжоу Эньлай, занимавший одно время пост заместителя начальника политического управления военного комитета, практически был лишён возможности пользоваться данной ему народом властью; революционный писатель Го Можо[108] одно время был на посту начальника третьего департамента, но деятельность этого департамента практически не распространялась на войска Чан Кайши. В предназначенной для одурманивания народа системе просвещения Чан Кайши использовал в качестве министра известного главаря тайной полиции Чэнь Лифу, который, подражая специальным школам гитлеровской Германии, где «поведение являлось основой для всех суждений о человеке», во всех учебных заведениях насаждал и усиливал фашизированную систему «обучения».

Чан Кайши страшно боялся хоть в какой-либо степени ослабить машину господства «четырёх семейств», ибо он чувствовал, что малейшее её ослабление приведёт к тому, что он сам и его шайка грабителей будут смыты бурным потоком Освободительной войны. Эта машина всегда была машиной борьбы против коммунистов, против революции, а значит и наиболее удобным механизмом для перехода от войны к капитуляции. Своя рука — владыка! При этом реакционном политическом режиме Чан Кайши сегодня можно было объявить о борьбе с японцами, а завтра — о капитуляции перед ними; сегодня — о союзе с коммунистами, а завтра — о борьбе с ними. Для этого отнюдь не требовалось сколько-нибудь сложной процедуры.

Когда Чан Кайши стал на путь вышеизложенных антикоммунистических мероприятий, то есть когда он начал постепенно ликвидировать то противоречие между своим режимом и политикой, которое появилось с начала Освободительной войны, эта контрреволюционная машина немедленно начала эффективно действовать. С каждым днем смрад фашизма всё сильнее отравлял атмосферу страны; усиливались клеветнические выпады против коммунизма. По стране прокатилась волна кровавых злодеяний, совершенных чанкайшистскими извергами. В районе Хэбэй — Шаньдун чанкайшистские выродки сообща с японскими захватчиками уничтожили многих коммунистов и народных бойцов, отважно сражавшихся против японцев. За кровавой резнёй в Пиншане и злодеянием в Цюэшане по указке Чан Кайши последовала целая серия новых преступлений.

В этот период Чан Кайши совершает «новое открытие», которое он называет «спасением родины извилистым путём». Чанкайшистский генерал Чжань Иньу в телеграмме к Чан Кайши писал: «Чай Эньбо, в целях сохранения сил и для осуществления плана „спасения родины извилистым путём“ договорился с японской стороной и был назначен командующим карательной экспедицией по борьбе с коммунистами в центральной части Хэбэя». Аналогичную телеграмму Чжан Иньу отправил Хэ Инциню. Отсюда явствует, что так называемое «спасение родины извилистым путём» — это курс, данный самим Чан Кайши, а «извилистый путь» — это синоним перехода на сторону врага для борьбы против коммунистов. Чанкайшистский подручный в Шаньдуне Шэнь Хунле, уточняя высказанную Чан Кайши перед событиями 18 сентября мысль о том, что лучше быть порабощёнными империализмом, чем коммунистами, заявил: «Лучше быть порабощёнными японцами, чем коммунистами». С этого момента гоминдановские генералы и чиновники начинают целыми партиями переходить из «партийного, правительственного и военного» аппарата Чан Кайши к японцам, а Чан Кайши лично организует ряд антикоммунистических кампаний, чтобы открыто продемонстрировать гоминдановским капитулирующим генералам и чиновникам свою солидарность с ними.

Три антикоммунистические кампании

Каждая антикоммунистическая кампания Чан Кайши неизменно являлась следствием активизации его капитулянтской деятельности. Первая кампания проходила с зимы 1939 г. до весны 1940 г., то есть именно тогда, когда, как говорилось выше, англо-американская реакция всемерно провоцировала дальневосточный Мюнхен. В этот период войска Чан Кайши захватывают в Пограничном районе Шэньси — Ганьсу — Нинся пять городов (Чуньхуа, Гоуи, Чжэннин, Нинсянь и Чжэньнин) и пускают в ход самолёты. В Северном Китае посланный Чан Кайши Чжу Хуайбин совершает нападение на 8‑ю армию в районе Тайханшаня.

Китайская компартия прибегает к политике решительной самообороны, следующим образом сформулированной Мао Цзэдуном: «Пока нас не трогают, и мы не тронем, но если тронут — мы не останемся в долгу». Мао Цзэдун призывает весь народ подняться на борьбу против угрозы капитуляции: «Держаться в Освободительной войне до конца; бороться против капитуляции; крепить единство в стране; бороться против раскола; добиваться прогресса во всей стране и бороться против движения вспять».

В этот период Мао Цзэдун, выступая против контрреволюционного режима феодально-компрадорской диктатуры Чан Кайши и его антикоммунистической активности, подытоживая вековой опыт китайской революции, показал закономерность перехода Китая от старой демократии к новой демократии. В опубликованной им работе «О новой демократии», выражающей подлинную сущность китайской революции, Мао Цзэдун предостерегал Чан Кайши и всех реакционеров: «Кто намерен бороться с коммунизмом, тот должен готовиться быть стёртым в порошок». Он положил конец всем старым перепевам антикоммунистических воронов. Это боевое и неотразимое по силе произведение Мао Цзэдуна немедленно привлекло к себе внимание широких народных масс Китая, ибо оно с предельной ясностью выражало чаяния китайского народа.

Теория становится материальной силой, когда она овладевает массами. Под знаменем новой демократии китайский народ мобилизовался на разгром всего старого, прогнившего, на создание нового Китая и разгромил первую в ходе Освободительной войны антикоммунистическую кампанию Чан Кайши, разрушил интриги, связанные с дальневосточным Мюнхеном и впервые продемонстрировал могучую силу положений этого произведения Мао Цзэдуна. Мао Цзэдун в своей работе «О конституционном правлении новой демократии» говорил:

Слова Мао Цзэдуна оказались действенны потому, что они совпадали с народными чаяниями, а планы Чан Кайши оказались биты, так как они противоречили воле китайского народа.

Когда Чан Кайши в своей политике стал на позиции союза с коммунистами и оказания сопротивления Японии, народ отнёсся к нему великодушно, не вспоминая старого зла. Однако действительность, разрушила те надежды, которые возлагал на него народ. Чан Кайши, опираясь на свой контрреволюционный политический режим, повел новое наступление на народ и вновь изолировал себя от народа. Первая антикоммунистическая кампания Чан Кайши провалилась, но он упорствовал в своих стремлениях и не унимался. Китайский эмигрант капиталист Чэнь Цзягэн в своих воспоминаниях следующим образом описывает свою беседу с Чан Кайши 28 июля 1940 г.:

Эта запись восстанавливает перед нами всю мерзость палача Чан Кайши, все его подлые интриги». «Заграница», о которой он говорил Чэнь Цзягэну, это его «почтенные наставники» Гитлер и Муссолини; «победы», которые он воспевал, это их победы в агрессивной войне. Таков Чан Кайши, достойный ученик фашистских бандитов.

Вскоре Чан Кайши предпринял вторую антикоммунистическую кампанию.

Вторая кампания, с одной стороны, была связана с вышеуказанным американо-японским сговором, с другой — явилась следствием прямых инсинуаций японских захватчиков и активности немцев, пытавшихся склонить Китай к капитуляции. В телеграмме агентства Юнайтед Пресс из Шанхая от 26 октября 1940 г. говорилось:

18 ноября германское агентство Трансоцеан сообщило:

23 ноября агентство Юнайтед Пресс сообщало:

26 ноября агентство Юнайтед Пресс дополнительно сообщило:

Следует помнить, что к этому моменту китайский народ, начиная с событий 7 июля 1937 г., уже воевал с японскими захватчиками три с половиной года. Но ни японские захватчики, ни правительство Чан Кайши не объявили войны друг другу — между японцами и Чан Кайши не существовало «состояния войны». И всё это для того, чтобы резервировать слово «мир»! Вся антикоммунистическая активность Чан Кайши в войне постоянно проходила под дьявольской тенью такого взаимного стремления к миру между японцами и Чан Кайши.

Подготовка новой антикоммунистической кампании была начата Чан Кайши телеграммой Хэ Инциня и Бай Чунси от 19 октября 1940 г. в адрес главнокомандующего Чжу Дэ, его заместителя Пэн Дэхуая, командующего армией Е Тина и его заместителя Сян Ина, в которой частям 8‑й и Новой 4‑й армий, расположенным к югу от Хуанхэ, предписывалось в месячный срок полностью переправиться на северный берег реки. Нечего и говорить, что этот приказ предателя Чан Кайши под вывеской «военной дисциплины» вынуждал 8‑ю и 4‑ю армии отдать японским захватчикам обратно уже освобождённые районы в Центральном Китае, в результате чего японские захватчики избавились бы здесь от вогнанного им «кинжала в грудь». Более того, в момент перебазирования на север 4‑й и 8‑й армий предполагалось нанести им внезапный удар. Цель этих мероприятий состояла в том, чтобы при переговорах с японцами добиться от них понимания и «заключить мир». Чжу Дэ, Пэн Дэхуай, Е Тин и Сян Ин в телеграмме от 9 ноября конкретно указывали:

Под «частью деятелей внутри страны» подразумевались не кто иные, как Чан Кайши и его банда. Чжу Дэ, Пэн Дэхуай, Е Тин и Сян Ин во имя интересов единства в стране, скрепя сердце, начали перебазирование на север, и в момент, когда десятитысячная 4‑я армия на юге провинции Аньхой продвигалась на север по маршруту, намеченному Чан Кайши, он отдал приказ «одним ударом истребить» эту великую народную армию сопротивления Японии!

Это был план совместных действий предателя Чан Кайши и японских захватчиков. 4 января 1941 г. японское агентство Домей Цусин сообщало из Нанкина:

Эта телеграмма со всей очевидностью свидетельствует о том, что нападение на 4‑ю армию в южной части провинции Аньхой представляло собой военную операцию, осуществлённую совместно японскими захватчиками, чунцинской кликой Чан Кайши и нанкинской кликой Ван Цзинвэя.

Командующий армией Е Тин и весь личный состав Новой 4‑й армии оказали героическое сопротивление злодейскому налету банды Чан Кайши. Совместный план Чан Кайши, японских захватчиков и Ван Цзинвэя, ставивший своей целью уничтожить 4‑ю армию, провалился, и это доказало, сколь мощны вооружённые антияпонские силы китайского народа. В «Воспоминаниях оставшегося в живых» Цзоу Таофэня говорится:

Могут ли быть более яркие свидетельства против подлой чанкайшистской клики, которая, выслуживаясь перед японцами, совершила предательское нападение на 4‑ю армию? Своей попыткой истребить 4‑ю армию чанкайшистская клика возмутила весь мир, а тем, что она не сумела добиться своей цели, она провинилась только перед японцами. «И действительно, ведь если бы на юге Аньхоя не было совершено попытки ликвидировать 4‑ю армию, японский хозяин мог бы рассердиться. Он мог бы сказать: «Дети мои! Вы никуда не годитесь. Смотрите, как бы я не всыпал вам пару десятков палок…» (Из интервью представителя Революционного военного совета при ЦК КПК).

Освободительная война переживала критический момент. Мао Цзэдун заявил:

Мао Цзэдун предостерегал Чан Кайши:

Коммунисты отказались от участия в Национальном политическом совете, созванном в то время Чан Кайши. Компартия Китая выдвинула 12 пунктов кардинального разрешения проблемы и 12 пунктов временных мероприятий. Твёрдая революционная политика Мао Цзэдуна произвела очень сильное впечатление как заграницей, так и внутри страны. Вот почему Чан Кайши, этот лицемерный тиран и колосс на глиняных ногах, на заседании Национального политического совета 8 марта 1941 г. заявил следующее:

«Я могу сказать, что у нашего правительства и у всего нашего народа есть лишь одна задача — сообща вести Освободительную войну и искоренять шпионов и изменников. Мы не можем допустить никаких военных мероприятий по искоренению коммунистов; более того, мы не допустим, чтобы даже этот зловещий термин — „искоренение коммунистов“ остался в китайской истории… Никакие военные мероприятия по „искоренению коммунистов“ впредь не будут иметь место, это я могу со всей ответственностью заявить и гарантировать Национальному политическому совету».

Обратите внимание: этот палач заговорил очень «мирно». Даже «ответственного заявления» ему показалось мало, и он добавил ещё «гарантии»! Но за что брал на себя «ответственность» этот палач? Что он «гарантировал»? Не что иное, как подготовку новых «военных мероприятий по искоренению коммунизма».

Предательское нападение Чан Кайши на Новую 4‑ю армию на юге провинции Аньхой и понесённые ею жертвы не пропали, даром: этой ценой была вновь разоблачена контрреволюционная физиономия Чан Кайши, и его изоляция от народа усилилась даже по сравнению с периодом первой антикоммунистической кампании. Политика Мао Цзэдуна очень сильно пошатнула политическое положение Чан Кайши, окрепшее было после начала Освободительной войны. Именно после этих событий стал складываться блок демократических организаций либеральной и мелкой буржуазии, что явилось одним из важнейших свидетельств дальнейшей политической изоляции Чан Кайши. В этих условиях ему не оставалось ничего другого, как прибегнуть к тактике выжидания.

Третья антикоммунистическая кампания вызревала в ходе следующих событий:

1. В июне 1941 г. фашистская Германия совершила нападение на социалистический Советский Союз. Как сообщило агентство Синьхуа в телеграмме из Чунцина от 24 июля,

Вот в чём состоял скрытый ход Чан Кайши после разрыва дипломатических отношений с Германией. Разрыв с Германией — это для Англии, США и СССР, для китайского народа; душа же Чан Кайши тянулась к своему учителю — Гитлеру.

2. 8 декабря 1941 г. вспыхнула тихоокеанская война[109]. Опасность дальневосточного Мюнхена миновала, но отношения между Чан Кайши и японцами ещё более усложнились. Жестокие поражения англо-американских войск на первом этапе войны заставили Чан Кайши ещё более преклоняться перед «мощью» японских захватчиков. Министр иностранных дел чанкайшистского «двора» Го Тайци в наказание за поспешность в так называемом объявлении войны Японии, Германии и Италии был уволен в отставку. Чан Кайши лишь после больших колебаний подписал декларацию 26 Объединённых наций, считая присоединение к ним делом совершенно бесполезным. Вот почему один из видных деятелей ЦИК гоминдана в январе 1942 г., по поручению Чан Кайши, в беседе с американскими журналистами заявил:

Примерно в марте того же года мэр Гуйлиня неожиданно обнаружил некоего японского авантюриста по фамилии Курота, пытавшегося повидать председателя провинциального правительства Гуаней Хуан Сюйчуя. Хуан Сюйчуй запросил инструкций у Чан Кайши и получил указание последнего взять Курота под наблюдение и вступить с ним в тайные переговоры.

Случаи капитуляции гоминдановских генералов перед противником всё более учащаются; повышаются и ранги капитулирующих. Полные генералы, генерал-лейтенанты, командующие и главнокомандующие по секретным приказам Чан Кайши один за другим переходят на сторону японских захватчиков. Теория Чан Кайши об «извилистом пути» получает дальнейшее развитие. Гоминдановский штаб 1‑й военной зоны издал секретный документ, в котором говорилось:

Именно в это время переход гоминдановских генералов и офицеров на сторону японцев принимает повальный характер. Чанкайшистская камарилья всеми средствами оправдывает перешедших к противнику генералов и офицеров. Например, о Пан Бинсюне представитель гоминдановского военного комитета заявил, что «он остаётся непреклонным перед японскими захватчиками, остаётся преданным и смелым, твёрдым и непоколебимым». Хэ Инцинь на «мемориальной неделе»[110] также открыто отрицал факт капитуляции Пан Бинсюня и Сунь Дяньина. А в это время гоминдановский генерал-капитулянт Пан Бинсюнь, получив от японцев и Ван Цзинвэя ранг «главнокомандующего операциями по истреблению коммунистов в районе Шаньси — Хэбэй — Шаньдун — Хэнань» и «главнокомандующего 24‑м корпусом армии мира и спасения родины», уже вёл военные действия против 8‑й и Новой 4‑й армий.

Теперь положение стало предельно ясным: все капитулировавшие генералы и офицеры действовали по приказу Чан Кайши. Весной 1947 г. Сунь Дяньин был захвачен в плен войсками Народно-освободительной армии. При встрече с генералом Лю Бочэнем[111] Сунь Дяньин воскликнул: «Чан Кайши приказал мне стать предателем. Позже он тайно прислал ко мне своего человека, пытаясь изъять приказ. Разве так поступают?» По свидетельству подчинённых Сунь Дяньина, с приказа была снята фотокопия, которая тщательно сохраняется.

25 февраля 1946 г. шанхайская газета «Дагунбао» в корреспонденции «О цзинаньской группе в Ичжоу» писала, что когда политкомиссар Новой 4‑й армии наотрез отказался разговаривать с представителями марионеточных войск, «У Хуавэнь, слегка улыбаясь, заявил: «5 января 1943 г. я вступил в марионеточные войска по личному приказу генералиссимуса Чан Кайши, специально для того, чтобы бороться с коммунистами…»

Такова была одна сторона этого подлого дела — переход из армии и партии Чан Кайши к японским захватчикам.

Но существовала и другая сторона — возвращение к Чан Кайши от японских захватчиков. Иначе говоря, отношения Чан Кайши с японцами в то время характеризовались именно таким «обменом людьми». Возвращение началось с Тао Сишэна, затем на самолёте прилетел У Кайсянь и так далее, один за другим. При отъезде У Кайсяня его провожал офицер японского штаба генерал-майор Кабаяси, который подчеркнул, что

У Кайсянь обещал честно передать Чан Кайши эти намерения японцев. И вот эти мерзавцы, возвращавшиеся к Чан Кайши, восхвалялись им и его кликой как «преданные мужи» и продолжали подвизаться как его избранники.

3. Чан Кайши, пытаясь противопоставить что-либо работе Мао Цзэдуна «О новой демократии»[113], написал с помощью только что вернувшегося из лагеря японцев Ван Цзинвэя и Тао Сишэна, свою антикоммунистическую, антинародную книгу «Судьбы Китая». Подручные Чан Кайши, ещё до выхода в свет этой пресловутой брошюрки, стали на все лады превозносить её как «захватывающее, величайшее творение всех времён и народов», подобно тому, как клика Вэй Чжунсяня, этого известного прохвоста и предателя конца династии Минов, в своё время расхваливала его «Положения трёх династий», сравнивая это сочинение с «Летописями» Конфуция.

Но по выходе в свет фашистское творение Чан Кайши («Судьбы Китая») было встречено всеобщими насмешками. В этом, с позволения сказать, сочинении Чан Кайши обрушивается на коммунизм и либерализм, прославляет фашистскую расовую теорию и фашистский диктаторский режим, воспевает китайский феодализм, расшаркивается перед поработившей Китай маньчжурско-цинской династией, преклоняется перед палачом и предателем Цзэн Гофанем, подавившим в сговоре с иностранцами тайпинское движение[114], и заявляет, что «судьба Китая будет целиком решаться в области внутренней политики», что он намерен в течение двух лет решить судьбу страны. В мировом общественном мнении этот фашистский манифест гражданской войны получил название китайского издания гитлеровской «Майн кампф».

Естественно, что эта книга очень обрадовала японских империалистов. В телеграмме агентства Домен Цусин из Токио от 13 сентября 1943 г. говорилось:

Японский журнал «Восточная Азия» поместил статью, в которой говорилось:

Сильно обрадовались, конечно, и предатели, считая, что Чан Кайши высказал их сокровенные мысли. Издававшаяся в Шанхае при поддержке японского министерства иностранных дел коллаборационистская газета «Синьчжунгожибао» (Новый Китай) 17 октября 1943 г. писала:

Книга Чан Кайши получила такое горячее одобрение японских агрессоров и изменников потому, что она пропитана ненавистью к китайскому народу и его авангарду — Коммунистической партии Китая потому, что она, по существу, отобразила интересы врага китайской нации, интересы предателей и изменников, интересы кучки социальных паразитов из феодально-компрадорской олигархии. Под маской китайца Чан Кайши сыграл в китайской среде роль пропагандиста идей японского империализма и изменников родины. Гнусная книжица Чан Кайши явилась с его стороны идеологической подготовкой к крупному антикоммунистическому выступлению.

После этих предварительных шагов Чан Кайши приступил к третьей антикоммунистической кампании. В конце июня он отдал приказ своим войскам, расположенным на Хуанхэ, двинуться на Пограничный район Шэньси — Ганьсу — Нинся и предписал органам охранки в гоминдановских районах от имени так называемых «массовых организаций» начать кампанию за роспуск компартии Китая. В этот период японские и коллаборационистские газеты хором поощряли Чан Кайши, рекомендуя ему предпринять против компартии Китая и народных вооружённых антияпонских сил «решительный военный поход, ликвидировать их гнездо и тем самым заложить фундамент для общего мира».

Но и эта антикоммунистическая кампания Чан Кайши потерпела позорный провал. Вскоре после этого Мао Цзэдун серьёзно предупреждал компартию о том, что

Третья антикоммунистическая кампания Чан Кайши подтвердила это предостережение Мао Цзэдуна. Коммунистическая партия под руководством Мао Цзэдуна единодушно поднялась на отпор контрреволюционному выступлению Чан Кайши, в результате чего и эта антикоммунистическая кампания потерпела поражение. В ходе этой борьбы, в ярком свете работы Мао Цзэдуна «О новой демократии», до конца выявилось всё убожество чанкайшистских мыслишек, изложенных им в его книге «Судьбы Китая». С этого момента имя Чан Кайши среди китайского народа и в мировом общественном мнении становится столь одиозным, что упоминание о нём вызывает лишь отвращение. Поражение Чан Кайши было, естественно, и поражением японцев. Мощь китайского народа и на этот раз выдержала серьёзное испытание.

Политические представители либеральной буржуазии поддерживали Освободительную войну и единство, потому что они были недовольны фашистской диктатурой Чан Кайши и его политикой раскола, но всё-таки они занимали центристское положение между правым и левым крылом. В то же время оппортунисты в рядах революции не проводили грани между левыми, центром и правыми в едином антияпонском фронте. Вообще они осуществляли лишь политику абстрактного союза без борьбы, не решаясь на прямую и решительную борьбу против антикоммунистической, антинародной и контрреволюционной политики Чан Кайши. Как указывал Мао Цзэдун, капитулянтская идеология в рядах революционных сил

Такая трусость лишь способствовала контрреволюционной активности Чан Кайши.

Пролетарская политика Мао Цзэдуна состояла в доверии к силам народа. Это политика союза и борьбы, политика развёртывания прогрессивных сил, завоевания промежуточных сил и борьбы против сил консервативных, это политика решительного расширения территорий Освобождённых районов и увеличения Народно-освободительной армии. Лишь путём решительной борьбы против контрреволюционной политики Чан Кайши возможно было крепить антияпонский единый фронт, выдержать Освободительную войну, выдержать затяжную войну и обречь на поражение контрреволюционную политику Чан Кайши. Всё это было подтверждено опытом трёх антикоммунистических кампаний Чан Кайши.

Новая распродажа на международном рынке

После начала войны на Тихом океане Чан Кайши продолжал свою политику «ставки на двух лошадей»: с одной стороны, как говорилось выше, Чан Кайши, сохраняя тесный контакт с японскими захватчиками, поддерживая их (в ответ на такую же поддержку) в борьбе с коммунистами и проводя политику полицейского сотрудничества с ними против коммунистов, против народа, не оставлял и прежних своих попыток спровоцировать нападение Японии на Советский Союз. С другой стороны, он сохранял и увеличивал собственные вооружённые силы, надеясь, что войну будут вести Америка и Англия, а он займёт выжидательную позицию.

Политика «ставки на двух лошадей» была определена Чан Кайши ещё раньше, в его уже упоминавшейся нами речи «Отпор внешнему нашествию и возрождение нации», произнесённой ещё во время гражданской войны. В данный период эта политика получила лишь более конкретное развитие. Но на какую бы лошадь ни делал ставку Чан Кайши — будь то японский или англо-американский империализм,— в любом случае ставкой в игре был китайский народ.

Что давала ставка на японский империализм, было ясно из хода событий того времени, но и при ставке на англо-американский империализм послевоенный Китай, как минимум, должен был превратиться в придаток американского или английского империализма.

Теперь достоверно подтверждается, что Чан Кайши пытается окончательно превратить послевоенный Китай в придаток американского империализма. Мао Цзэдун отстаивал ту мысль, что обеспечить Китаю будущность независимого, свободного и могучего государства можно лишь опираясь на силы китайского народа (главным образом крестьянства), не отвергая абсолютно помощи извне, но принимая эту помощь на основе освобождения народа и его возрождения собственными силами. Однако Чан Кайши, главарь крупных помещиков и компрадоров, выступал именно против этого.

Чтобы содрать с народа три шкуры, Чан Кайши не остановился перед тем, чтобы выдать его на растерзание иностранному империализму.

Если Чан Кайши хотел сохранить господство крупных помещиков и компрадоров, наиболее характерными представителями которых являются «четыре семейства», а борьбу с коммунистами положить в основу борьбы против народа, то империализм был необходим ему как опора. Предыдущее наше изложение доказывает, что всё это было именно так. Однако японский империализм полностью разоблачил себя в глазах китайского народа, показав свою агрессивную сущность и жестокость в войне, которую он давно уже вёл против китайского народа. Поэтому связь Чан Кайши с японцами и его сотрудничество с ними должны были принять скрытые формы, в то время как внешне он становился в позу непримиримости. Кроме того, Япония в то время вела войну со всем миром, и Чан Кайши чувствовал, что эта опора непрочна. Он почуял, что нужно открыто держаться поближе к другому хозяину и запродать Китай на новом рынке. Естественно, что взор его устремился на американский империализм. Распродажа шла ускоренным темпом потому, что силы народа в Освободительной войне росли и крепли изо дня в день.

Вспомним, что на конференцию в Каире Чан Кайши отправился вместе со своей пройдохой-женой, Сун Мэйлин, и целью их было отнюдь не обсуждение проблем Освободительной войны. Они намеревались сделать Великий Китай разменной монетой в своих спекулятивных сделках. Эллиот Рузвельт следующим образом описал Сун Мэйлин в своих воспоминаниях:

Эллиота Рузвельта, в общем, можно было тогда считать порядочным человеком, который не был покорен «чарами» и «симпатией» этой международной политической проститутки, не был опьянён нарисованной ему радужной картиной того, «какое состояние может составить себе там энергичный и способный человек, используя труд китайских кули». Хотя эта международная политическая проститутка с первой же встречи с человеком поспешила широким жестом проявить свою щедрость, предложив ему китайскую землю и труд китайских кули, однако это лишь маленькая деталь в того рода «предложениях», которые Сун Мэйлин делает на международном рынке и о которых мы слышали уже достаточно.

Истории известны имена супругов Цинь Гуй[116], нашему поколению — супругов Ван Цзинвэй. Прибавьте к этому супругов Чан Кайши, и вы получите неповторимое трио.

Эллиот Рузвельт в заключении к своей книге называет Чан Кайши «феодалом-милитаристом».

Некоторое представление о Чан Кайши имел и президент Франклин Д. Рузвельт.

Когда Рузвельт-сын описал отцу своё впечатление о Сун Мэйлин, Франклин Рузвельт нахмурился. В узком кругу Рузвельт критиковал Чан Кайши. По словам Рузвельта-младшего, президенту всё-таки удалось «вырвать» у этого феодала-милитариста согласие на то, что обе стороны одобрят предварительное соглашение по вопросу об укреплении единства внутри страны, в особенности по вопросу о компартии Китая.

Франклин Рузвельт признавал Китайскую коммунистическую партию главной силой в Освободительной войне Китая и стоял за сотрудничество с ней. Это были прогрессивные элементы его политики в деле борьбы всех народов против фашизма. Однако в целом политика Рузвельта по отношению к Китаю была весьма противоречивой.

Так, выслушав рассказ сына о Сун Мэйлин, Франклин Рузвельт заявил:

Освободительная война была войной китайского народа, китайский народ имел своих руководителей, и судьбу Китая должен был решить сам китайский народ, а руководители китайского народа давно уже должны были занять место Чан Кайши, чтобы возглавлять движение Китая вперед. На что нужен был Китаю «лидер» иностранных компрадоров — феодал-милитарист Чан Кайши?

Эллиот Рузвельт в заключении к своей книге весьма верно отмечает, что после войны в гоминдановском Китае царит отнюдь «не прогресс, а всё та же реакция», что «правительство Китая — это… правительство диктатуры», что «народные массы обречены на голод», а правящие круги погрязли в цинизме и коррупции.

Несомненно, положение было таким же и во время Каирской конференции. Почему же президент Рузвельт говорил, что ему приходится опираться на Чан Кайши — этого закоснелого реакционера, диктатора и взяточника? Почему он говорил, что «там просто нет другого лидера»?

В этом сказывалось влияние американских империалистов — воротил Уолл-стрита — на политику Рузвельта. Хогя Рузвельт-младший не принял и не имел права принять предложенную супругой Чан Кайши китайскую землю и труд китайских кули, однако воротилы Уолл-стрита — большие любители таких вещей, ибо они ненасытны, ничем не гнушаются и смотрят лишь, как бы урвать побольше. Политика помощи и поддержки Чан Кайши была отнюдь не политикой помощи Китаю в его Освободительной войне, а политикой помощи китайской реакции в её борьбе против народа, против коммунистов. Поэтому это была политика, угодная американскому империализму, политика, которая должна была привести к тому, чтобы американскому империализму было легче сменить японский в его монопольном владычестве в Китае. Всё это было полностью подтверждено последующими событиями.

Все помыслы и думы Чан Кайши и его жены были направлены на то, чтобы получить от США деньги и материальные ресурсы для борьбы с коммунистами, хотя бы ценой порабощения всей нации.

Рузвельт предлагал, чтобы Чан Кайши сотрудничал с китайской компартией, чтобы он создал вместе с коммунистами коалиционное правительство. Но как только США оказали поддержку Чан Кайши, всё это лопнуло.

Нечего и говорить, что все обещании Чан Кайши постоянно им нарушались. И до тех пор пока милитаристский, бюрократический, полицейский режим Чан Кайши не будет свергнут народом и пока он будет получать из США помощь оружием и материальными ресурсами, господство реакционной группировки Чан Кайши будет по-прежнему тяжким бременем лежать на плечах китайского народа. В этом смысл изречения Чан Кайши — «неизменностью реагировать на все изменения». Ясно, что если бы Чан Кайши после тихоокеанской войны не получал помощь и поддержку со стороны США, то китайский народ давно бы уже сверг насквозь прогнившую деспотическую власть Чан Кайши и заменил бы её властью народа во всей стране.

Против японцев — горе-вояка, для народа — по-прежнему тюремщик

Всем известно, что Чан Кайши, собственно говоря, никогда не воевал с японцами, а специализировался в войне против коммунистов. Перед Каирской конференцией Франклин Рузвельт говорил своему сыну о Чан Кайши:

Во время Каирской конференции, впервые встрстившись и побеседовав с Чан Кайши, Рузвельт снова сказал своему сыну, что он «действительно узнал очень многое о Китае». На вопрос сына: «Что же ты узнал?» Рузвельт ответил следующим образом:

Эти слова Рузвельта поясняют две вещи: во-первых, войска Чан Кайши не воевали с японцами; во-вторых, Чан Кайши большую часть своих отборных войск держал на границах Освобождённых районов северо-запада. В книге Э. Рузвельта упоминается о том, что генерал Стилуэлл[120], который был тогда главным американским военным представителем в Китае, выражал президенту Рузвельту свое «недовольство политикой Чан Кайши, особенно тем, что он занимался накапливанием сил для борьбы против коммунистов после войны»[121]. Что же касается заявления Чан Кайши о том, что его войска «не имеют вооружения», то, на самом деле, на вооружение его войск пошли огромные количества новейшего оружия, полученного из-за границы; кроме того, их нельзя было назвать и «необученными»; только обучены они были вести гражданскую войну против коммунистов, а не Освободительную войну против японцев.

В воспоминаниях Рузвельта-младшего есть следующее место, в котором приводится оценка президентом Рузвельтом военного положения Освобождённых районов в тот период:

Обвинение, брошенное Чан Кайши китайским коммунистам в том, что они «совершенно не воюют с японцами», этот главный поедатель и душитель народа мог бы с полным основанием отнести к себе.

Можно сказать, что Рузвельту «со стороны было виднее».

И, конечно, ещё яснее положение понимали враги. Например, в марте 1944 г. в японском еженедельнике «Токио Домей Секай Сюхо», издающемся в Токио, была помещена статья «О сегодняшних противоречиях между гоминданом и компартией», в которой говорилось:

Если касаться только военной стороны дела, то, начиная с падения Уханя и до 1943 г., в операциях против 8‑й и Новой 4‑й армий было занято 64 % сил японской армии в Китае и 95 % марионеточных войск. 15 января 1944 г. газета «Асахи симбун» опубликовала обзор японского экспедиционного корпуса в Северном Китае о ходе военных действий за 1943 г. В нём говорилось следующее:

И действительно, достаточно только этих признаний врага, чтобы уяснить, почему от выдвигавшегося вначале японцами лозунга «Против коммунистов и гоминдана» осталась только первая его часть — «против коммунистов» и не упоминалось больше «против гоминдана», почему японцы больше не провозглашали лозунгов «Долой гоминдан!» и «Свергнуть Чан Кайши!»; почему японцы вплоть до полной капитуляции Японии так и не объявили войну правительству Чан Кайши, почему главнокомандующий японской экспедиционной армией Хатэ даже послал своих представителей в Фэнхуа для оказания почестей у могилы предков Чан Кайши.

Ненависть японцев и Чан Кайши к компартии, к 8‑й и Новой 4‑й армиям развивалась в геометрической прогрессии, а вызывало эту ненависть одно — неуклонный рост вооружённых сил народа и усиление его боевой мощи в Освободительной войне.

Командующий японским экспедиционным корпусом в Северном Китае Окамура (теперь — главный «советник» по борьбе с коммунистами и почётный гость Чан Кайши) в своём «новогоднем послании», опубликованном в газете марионеточных властей «Юнбао» 1 января 1944 г., подчеркнул, что «самая главная задача — уничтожение коммунистов». По его словам, «пока Северный Китай не уничтожит китайских коммунистов, он не сможет внести свой вклад в войну за Великую Азию».

В цитировавшемся выше обзоре японского экспедиционного корпуса о ходе военных действий также говорилось:

Однако это были не более как сумасбродные мечты, которыми японские ничтожества сами себя утешали. В опубликованных обзорах японцы вынуждены были признавать, что «боевой дух коммунистов, несомненно, растёт» и что «они непрерывно активизируют свои действия».

Народные войска, вооружённые идеями великого Мао Цзэдуна, были непобедимы. Пока существует компартия Китая, пока она сплочена с народом, Китай не погибнет. Без китайской компартии не будет и Китая. Это понял на практике не только китайский народ, это поняли и враги китайского народа. И японцы, продолжая жестокую, но безнадёжную войну против Народно-освободительной армии, в то же время возлагали все большие надежды на Чан Кайши, на сотрудничество с ним в борьбе против коммунистов.

Стремясь укрепить своё положение в тихоокеанской войне и готовясь к решительным схваткам с Народно-революционной армией на континенте, японцы с весны 1944 г. начали военные действия с целью проложить себе дорогу через континент. Японцы, конечно, очень хорошо знали Чан Кайши и бросили в эти операции лишь небольшие силы; и тем не менее войска Чан Кайши терпели поражения при первом же столкновении с японцами. В течение нескольких месяцев японцы, наступая на гоминдановские районы то здесь, то там, захватили Хэнань, вошли в Хунань и Гуанси, проникли в Гуйчжоу, почти не встречая сопротивления войск Чан Кайши. Последний пускал японцев куда бы им ни заблагорассудилось.

А в это же время 8‑я и Новая 4‑я армии, находившиеся на фронтах Освобождённых районов, совершали свой крупнейший победный рейд.

Однако когда японские орды докатились до Гуйчжоу, их продвижение вдруг прекратилось. Если бы в то время противник двинулся на Чунцин, Чан Кайши, наверняка, сдал бы Чунцин японцам. Однако японцы отнюдь не желали этого. Военная цель этого наступления японцев заключалась в том, чтобы пробить себе дорогу через континент. Более того, японцы преследовали ещё и политические цели, а именно: принудить Чан Кайши к открытой капитуляции. Но над наглым планом японцев, в свою очередь, нависала большая опасность: с одной стороны — у них в тылу совершали свой победоносный марш 8‑я и Новая 4‑я армии, а с другой стороны, фашизм и пораженчество Чан Кайши переполнили чашу терпения китайского народа. Китайский народ кипел гневом. Когда японцы подошли к Гуйчжоу, японские публицисты уже обсуждали вопрос: «В самом ли деле нам невыгодно сохранение Чунцина?» [читай: клики Чан Кайши], и приходили к заключению, что «Чунцин сыграет роль клетки для дикого зверя», что «без чунцинского правительства мы будем постоянно озабочены окружающей нас антияпонской атмосферой».

Кого же японцы называли «диким зверем»? Китайский народ — этого великого и бесстрашного пробуждающегося льва. Китайский народ представлял собой пробуждающегося льва, а огромный милитаристский, бюрократический, фашистско-полицейский аппарат господства феодалов и компрадоров во главе с Чан Кайши хотел этого пробудившегося льва загнать в клетку. Поэтому сохранение Чан Кайши у власти было на руку только японцам. Один из представителей китайской компартии в Чунцине Дун Биу очень хорошо сказал об этом «секрете» японцев:

Следовательно, с точки зрения интересов Японии, сохранение режима Чан Кайши было ей выгодно. Япония, с одной стороны, конечно, надеялась, что Чан Кайши открыто капитулирует; но, с другой стороны, своей капитуляцией Чан Кайши окончательно разоблачил бы себя в глазах китайского народа. Он уже не смог бы попрежнему угнетать и обманывать китайский народ, и открытая капитуляция принесла бы японцам больше вреда, чем пользы. Поэтому-то японцы хотели сохранить Чан Кайши у власти — не только из военных, но и из политических соображений,— они не хотели лишать Чан Кайши возможности покривляться перед китайским народом. Японцы полностью пошли навстречу Чан Кайши, дав ему возможность продолжать борьбу против коммунистов, возможность продолжать держать в рабстве население гоминдановских районов. Они тем более вынуждены были прибегать к такой тактике в то время, когда всё больше ухудшалось внутреннее и внешнее положение Японии. Такова была другая форма сотрудничества японцев и Чан Кайши.

Таким образом, готовая рассыпаться чанкайшистская клика и «верховный вождь» этой клики — диктатор Чан Кайши (а по впечатлениям многих китайцев и иностранцев — просто «пустое место»), с одной стороны, получали поддержку США и Англии, с другой — поддержку Японии. Именно это вызывало большую радость у закоренелого двурушника Чан Кайши, ведущего войну против народа, ибо он мог продолжать воину против коммунистов, против народа, лавируя между этими двумя иностранными покровителями.

Чан Кайши отказывается от реформ и готовится к интенсивной гражданской войне

Между китайским народом во главе с Мао Цзэдуном и «четырьмя семействами» во главе с диктатором Чан Кайши шла ожесточённая борьба. Положение в районах, находившихся под господством «четырёх семейств», напоминало «последние дни Рима». Например, гоминдановская газета «Гуйлинь саоданбао» признавала:

«Все как будто потеряли рассудок и забыли, что такое совесть: кто может урвать — урывает; кто может нажиться — наживается. И мы таким образом оказались в обществе, которое способно только к фальши, и среди людей, которые считают естественной необходимостью хитрость и коварство. Мороз подирает по коже, когда пишешь эти строки! Куда ни бросишь взгляд — повсюду словно ядовитые испарения окружают тебя! Где же найти чистый уголок земли и честных людей?»

Эта тирада выразила не что иное, как отчаяние гибнущих классов крупных помещиков и крупной буржуазии и их пораженческие настроения. Это как небо от земли отличалось от положения в Освобождённых районах, неуклонно двигавшихся по пути своего расцвете! Для того чтобы полностью изменить положение в гоминдановских районах, Мао Цзэдун предлагал реорганизовать правительство Чан Кайши, реорганизовать чанкайшистское верховное командование и заменить их демократическим коалиционным правительством и объединённым командованием, с тем чтобы выйти из кризиса на гоминдановских территориях, с тем чтобы всерьёз готовить контрнаступление в общегосударственном масштабе. Но Чан Кайши во время переговоров между компартией и гоминданом предложил абсолютно противоположные меры, настаивая на том, чтобы подчинить Освобождённые районы своему фашистскому политическому руководству и пораженческому военному командованию, называя это «единством военно-политического руководства». Одновременно он настаивал на том, чтобы в ограниченные сроки ликвидировать четыре пятых вооружённых сил народа, участвовавших в Освободительной войне и являвшихся главной силой в этой войне. В этих наглых «предложениях» Чан Кайши ни слова не упоминалось о войне. Мао Цзэдун подверг жестокой критике «предложения» Чан Кайши и разоблачил его коварный план, рассчитанный на то, чтобы услужить японцам.

20 сентября 1944 г. агентство Синьхуа опубликовало обзор, сделанный авторитетными лицами в Яньане, в котором говорилось:

Далее в этом обзоре говорилось:

Дело в том, что Мао Цзэдун считал необходимым произвести коренные перемены во всём фашистском политическом и военном аппарате Чан Кайши, а Чан Кайши стремился сохранить всю эту обширную систему, так как огромный аппарат угнетения народа, облегчавший японскую агрессию, представлял собой механизм диктатуры крупных помещиков и компрадоров во главе с «четырьмя семействами». Перестройка этого аппарата была бы равносильна уничтожению диктатуры крупных помещиков и компрадоров. Рабочие, крестьяне, интеллигенция, независимые промышленники[123] и коммерсанты, мелкая буржуазия и левое крыло либеральной буржуазии — все они горячо поддержали предложение Мао Цзэдуна о таком преобразовании. «Демократическая лига», в которой, в основном, сотрудничали либеральная и мелкая буржуазия, начала в это время активизироваться, и в январе 1945 г. опубликовала декларацию о текущем моменте, требуя «немедленно покончить с однопартийной диктатурой и создать коалиционную власть». Японские захватчики и американские реакционеры, так же как и Чан Кайши, боялись такого преобразования.

31 октября 1944 г. газета «Нью-Йорк таймс» писала в одной из корреспонденций:

Генерал Стилуэлл, который был недоволен политикой Чан Кайши, ушел в это время в отставку. В упомянутой выше корреспонденции далее писалось:

В связи с этим, как известно многим, между Чан Кайши и Стилуэллом велась борьба по вопросу о том, сотрудничать ли с коммунистами или воевать против них. Американский империалист — пресловутый генерал Хэрли[124], действуя в интересах американского империализма, нарушил данное им в Яньане обещание в отношении плана Мао Цзэдуна о ликвидации однопартийной диктатуры гоминдана и создании коалиционного правительства (хотя Хэрли дал это обещание в качестве официального представителя президента Рузвельта) и стал последовательно проводить политику поддержки Чан Кайши и угнетения китайского народа. А Чан Кайши, получив поддержку и помощь американских империалистов, ещё более укрепился в своих контрреволюционных намерениях и скорее пошёл бы на то, чтобы дать японцам оккупировать весь Китай, чем сделать какие-либо уступки народу. Именно в это время Чан Кайши назначил министром внутренних дел одного из сисистских фашистских главарей, Чжан Лишэна, а военным министром — своего главного подручного в походах против коммунистов — Чэнь Чэна[125]. Целью этих назначений было усиление деятельности по фашизации военно-политического руководства. Таков был ответ Чан Кайши народу.

Вооружённые силы народа под командованием Мао Цзэдуна и Чжу Дэ продолжали контрнаступление, очищая пядь за пядью родную землю, а Чан Кайши был занят лишь одним — подготовкой к войне против коммунистов. В конце апреля 1945 г. происходил Ⅶ Всекитайский съезд Коммунистической партии, а в мае гоминдан созвал свой Ⅵ съезд. Это были два совершенно различных по характеру съезда. Съезд компартии был созван для того, чтобы со всей энергией начать мобилизацию народных масс, укрепить силы народа, разгромить японский империализм, освободить народ и построить новый Китай — Китай народной демократии. Гоминдановский съезд был созван для того, чтобы всеми способами продолжать угнетение народных масс, расколоть силы народа, развязать контрреволюционную гражданскую войну и сохранить старый Китай — Китай феодалов, компрадоров, фашистов, Китай нового абсолютизма. Мао Цзэдун следующим образом разоблачил истинную сущность этого гоминдановского съезда:

Крестьянский вопрос, этот основной вопрос борьбы между революцией и контрреволюцией в Китае, встал более остро, чем какие-либо другие вопросы Освободительной войны. Напряжённая борьба, которую начиная с 1944 г. вёл Мао Цзэдун по вопросу о коалиционном правительстве, доказала ещё раз на практике, что без экономического и политического освобождения крестьянства, без вооружённых сил крестьянства нет базы для демократического коалиционного правительства. Освобождение крестьянства — отправной пункт освобождения китайской нации, отправной пункт в создании демократического коалиционного правительства.

Чан Кайши решил вести беспощадную борьбу против изложенного Мао Цзэдуном в его работе «О коалиционном правительстве» великого плана превращения колониального и полуколониального Китая в Китай независимый, феодального и полуфеодального Китая — в Китай демократический, раздробленного Китая — в Китай единый, нищего Китая — в Китай могущественный. На съезде гоминдана Чан Кайши произнёс речь, призывавшую к мобилизации против коммунистов:

Один из приспешников Чан Кайши сделал на съезде гоминдана специальный доклад, в котором сказал:

Именно в связи с этим партия Чан Кайши создала так называемый «особый комитет», который, напялив маску «миролюбцев», принял для опубликования резолюцию «о необходимости найти политические пути для разрешения коммунистической проблемы» и в то же время, готовясь к вооружённой борьбе против коммунистов, принял другую, тайную резолюцию, «о наведении порядка в армии и правительственном аппарате».

«Доверенное лицо» американского империализма генерал Хэрли 2 апреля 1945 г. выступил в Вашингтоне с заявлением об оказании помощи только Чан Кайши, таким образом благословив последнего на исполнение его антикоммунистического плана. 6 июня подручный Чан Кайши, Чэнь Чэн в беседе с иностранными корреспондентами заявил, что американское оружие, полученное Китаем по лендлизу, будет использоваться в гражданской войне. С другой стороны, план Чан Кайши был полностью согласован с китайскими Квислингами. В июне руководство гоминдана тайно телеграфировало председателю марионеточного нанкинского правительства Чэнь Гунбо:

А через несколько дней Дай Ли[127] от имени Чан Кайши вновь телеграфировал Чэнь Гунбо: «В случае победы союзников над Японией на вас возлагается обязанность удерживать провинции Цзянсу и Чжэцзян». Ответ Чэнь Гунбо гласил: «Я также давно уже принял такое решение». В то время газеты и журналы китайских коллаборационистов «открыли» теорию «общности судеб». И действительно, их и Чан Кайши ждёт одна судьба.