«Напоминание: если Вы хотите удалить файлы, нажмите „Alt + X“. Удаленные из личной папки, файлы попадают в „корзину“, рекомендуется удалять их оттуда, так как „корзина“ доступна ВСЕМ пользователям. Многие репортеры и редакторы забывают удалить файлы из „корзины“, тем самым давая возможность посторонним людям просматривать их содержание. Помните, что каждый из отделов — спорта, новостей, городских событий и т. д. — имеет свою директорию „корзина“. Д. Старнс».
Прочитав сообщение, Тесс продолжала с удивлением смотреть на экран монитора. Часы над дверью показывали одиннадцать часов утра. Она только что пришла на работу, предварительно отметив время прихода у секретаря Реганхарт. Она была уверена, что секретарь Колин Реганхарт — мужчина, но им оказалась женщина, с лица которой не сходило мечтательное выражение. Рядом с именем Тесс она нарисовала улыбающуюся рожицу и поставила время, указав его с точностью до минуты.
Включив компьютер, Тесс задумалась, чем бы занять ближайшие шесть часов. Она уже собиралась написать письмо Уитни и отправить его по электронной почте, и тут на экране появилось сообщение от Дори. Оно было составлено как напоминание для всех пользователей, но в поле адреса не было никаких других имен, кроме адреса Тесс. Значит, это письмо предназначалось только ей. Дори явно хотела что-то сообщить ей, но решила замаскировать это под обычное напоминание от системного администратора, очевидно допуская возможность того, что это письмо может попасться на глаза посторонним лицам.
Быстро взглянув на лежавший рядом с компьютером листок, на котором были выписаны основные сочетания клавиш, Тесс набрала команду вызова всех файлов, находящихся в «корзине» отдела городских новостей. Компьютер выполнил запрос, и вскоре ей показалось, что она роется в электронном эквиваленте кучи сигаретных окурков, стаканчиков с недопитым кофе и грязных салфеток. Здесь были напоминания, заметки, черновики статей, содержание телефонных интервью. Сверху стояла надпись «Все файлы, отправленные в „корзину“, будут автоматически уничтожены через двадцать четыре часа». Заглянув в «корзину» отдела спортивных новостей и отдела, занимающегося статьями о биографии и личной жизни известных людей, Тесс обнаружила несколько отчетов, составленных репортерами, с объяснениями причин работы сверхурочно. Любой сотрудник, проработавший десять часов в неделю и более, сверх положенного по контракту, был обязан уведомить об этом руководство, в противном случае полагался штраф за нарушение условий контракта. Тесс обнаружила объяснительную записку Розиты, направленную Реганхарт, с копиями Мабри и Стерлингу. Письмо было составлено в почти подобострастном тоне, и в качестве причины двадцати часов сверхурочной работы Розита указывала статью о Винковски. Фини в своей объяснительной указал восемнадцать часов работы сверхурочно, но защищать себя даже и не подумал.
В первый момент Тесс удивилась, почему журналисты, и особенно такие скрытные, как Розита, не заботятся о том, что подобные файлы могут быть общедоступными. Но, просмотрев «Историю», она поняла, в чем дело. Репортеры писали объяснительные, а редакторы удаляли их, нимало не беспокоясь о сохранении тайны своих подчиненных. Особенно отличалась Реганхарт; Стерлинг, видимо, действовал по настроению, и только Лайонел Мабри, который, казалось, мыслями всегда уносился куда-то далеко, методично удалял из «корзины» все относящиеся к нему сообщения.
Углубившись в электронный мусор, Тесс обнаружила список новостей, обсуждавшихся на вчерашнем совещании. Внизу документа прилагался перечень возможных тем. Журналисты, занимавшиеся делом Винковски, должны были постоянно находиться на связи с полицией штата, чтобы первыми узнать результаты токсикологической экспертизы. Из документа было видно, что в истории с Винком были задействованы еще пять репортеров, которые должны были раскопать дополнительные подробности из его прошлого, но, судя по тому, что среди утвержденных статей ничего подобного не было, им так и не удалось ничего обнаружить. Фини был указан в качестве основного ответственного за освещение разоблачения «баскетбольной аферы», как ее теперь называли, но в связи с этим тоже, видимо, не было ничего нового.
В повестке публикаций стояла только одна статья о Винковски, подписанная Розитой Руиз. Прочитав статью, Тесс нашла ее бледной и невыразительной. Оригинал статьи, отправленный Колин Реганхарт в «корзину», был полон яростных нападок, словно автор статьи решил покрасоваться остроумием, но перепутал его с язвительностью. Прочитав текст, Тесс поморщилась: каждое слово буквально сочилось ядом. Она признала, что, несмотря на все недостатки, Реганхарт прекрасно понимала, какой отрицательный эффект может вызвать эта статья. Смерть требовала почтительности не только к умершему, но и к тем, кто оплакивал его.
— И что же творится в «сети» этим утром?
От неожиданности Тесс буквально подпрыгнула, при этом довольно чувствительно ударившись коленом об угол стола. В дверях, улыбаясь, стоял Джек Стерлинг, облокотившись о косяк и засунув руки в карманы брюк. Рукава рубашки были небрежно засучены. Тесс отметила, что на этот раз рубашка была ярко-синего цвета, и от этого голубые глаза Стерлинга казались еще ярче.
— Ничего интересного, — солгала она, не задумываясь. Даже если это и не было противозаконно, она не хотела признаваться, что копается в электронном мусоре «Блайт». — Скоро у меня начинаются тренировки, и я решила поискать кое-какую полезную информацию.
— В такую погоду трудно представить, что весна вообще когда-нибудь наступит.
Тесс закрыла все «окна», стараясь не привлекать внимания Стерлинга, который тем временем вошел в комнату и присел на краешек ее стола, чуть ли не касаясь локтя Тесс.
— Вы любите бейсбол, Тесс?
— Я смотрю чемпионаты мирового первенства. Вы хотите узнать мои самые страшные тайны?
— Я журналист, моя работа в том, чтобы узнавать чужие тайны. И, похоже, эта работа уже стала привычкой.
Он так искренне и обезоруживающе улыбнулся, что Тесс внезапно захотелось открыть ему хотя бы часть своих секретов. «В прошлом году в налоговой декларации я указала далеко не все свои доходы, и ты кажешься мне очень и очень привлекательным».
— Можно задать вам вопрос, Тесс?
— Конечно.
— Вас что-то смущает в связи с первой статьей о Винковски? Появившейся, скажем так, неофициальным путем?
Тесс понимала, что нужно сказать: да, в этой истории много непонятного. Но об истинных причинах беспокойства говорить почему-то не хотелось. Она пыталась догадаться, почему Стерлинг вдруг задал этот вопрос.
— Мне известно, что в этой истории слишком много неназванных источников. И имя этого парня из Джорджии вы тоже почему-то не решились указать.
— По крайней мере, на этот раз мне известно его имя и причины, по которым он согласился на интервью, про источники же информации в первой статье не могу ничего сказать. Мне вообще вся эта история решительно не нравится. Если бы я не боялся выразиться грубо, то сказал бы, что от нее «дурно пахнет». А как вам кажется, Тесс? Что говорит ваша женская интуиция?
Тесс вдруг почувствовала себя крайне неуютно, вспомнив, как однажды ее интуиция и все остальные чувства привели к трем смертям. Но не рассказывать же об этом своему шефу. А Джек Стерлинг для Тесс оставался не более чем шефом.
— Моя интуиция подсказывает несколько вариантов, и потому на нее нельзя полагаться полностью.
В этот момент ее желудок заурчал от голода, и Тесс от смущения захотелось спрятаться под стол или как-то объяснить Стерлингу, что обычно ее желудок такие звуки не издает.
— О, похоже, организм хочет подкрепиться? Давайте сходим на ланч к Маркони, — предложил деликатно Стерлинг, и Тесс улыбнулась ему благодарно, так же как Эски, когда ей предлагали еду.
Они пешком дошли до ресторана, расположенного на той же улице, что и здание «Бикон-Лайт». Было довольно холодно, хотя на небе вовсю сияло мартовское солнце. Рядом с еще голыми деревьями из-под снега уже пробивалась первая зелень.
— Думаю, что до конца месяца нам придется пережить еще одну снежную бурю, — произнесла Тесс. И зачем она решила поддержать разговор, заговорив на такую избитую тему, как погода? Надо было бы обсудить политическую обстановку в какой-нибудь стране или, что даже лучше — сегодняшнюю передовицу. Но для этого пришлось бы прочитать эту самую передовицу, а она сегодня и так достаточно начиталась, роясь в электронной мусорной «корзине».
— По-моему, Балтимор в снегу выглядит просто замечательно, — ответил Стерлинг. — Даже если сами балтиморцы при этом выглядят не очень-то…
— Вы собираетесь, как и любой, кто не жил долго в Балтиморе, покритиковать нас за то, что мы предпочитаем зимой не пользоваться машинами, или что ведем себя как идиоты, бросаясь в магазины перед очередным сильным снегопадом?
— Нет, меня просто всегда веселил набор продуктов: хлеб, молоко и туалетная бумага. — Стерлинг изобразил акцент. — Вы, уроженка Балтимора, как можете мне объяснить, почему именно эти три наименования?
— Мои родители говорят, что это началось после снежной бури в шестьдесят шестом году. Она началась внезапно, и люди оказались к этому совершенно не готовы. Так что теперь мы предпочитаем встречать стихийные бедствия во всеоружии, — сказала Тесс, поднимаясь по мраморным ступенькам ресторана «Маркони». — Молоко — для детей, хлеб — для бутербродов, а зачем туалетная бумага, думаю, вы и сами догадываетесь.
Стерлинг снова рассмеялся.
— А теперь, перед очередной метелью, люди спокойно отправляются в какой-нибудь из супермаркетов, расположенных рядом с телевизионной башней, чтобы быть уверенными, что из-за погоды они не лишатся вечерних новостей, которые они могут спокойно посмотреть, сидя за столиком в кафе.
— Не надо развенчивать мифы. Ведь из-за этой привычки делать запасы жители Балтимора получили пятнадцать минут своей славы.
— Забавно, как за последние годы был искажен смысл этой фразы, — задумчиво проговорил Стерлинг, пока они шли за совершенно древним официантом к свободному столику. — В предисловии к каталогу своей выставки Энди Уорхолл когда-то написал, что в будущем каждый станет знаменитым. Как минимум в течение пятнадцати минут. А теперь мы воспринимаем эту фразу так, будто это пункт в Декларации независимости. Право на жизнь, свободу и на пятнадцать минут славы. В вашей жизни они уже были?
Тесс уселась за столик, думая о короткой статье в «Блайт», опубликованной прошлой осенью, когда на нее было совершено покушение. Если ей в жизни и суждено пережить пятнадцать минут известности, то она надеялась, что они не будут связаны с чем-то подобным.
— Должно быть, я их пропустила.
— Ну, тогда можете взять мои. Безвозмездно. Единственной статьей, которая будет обо мне напечатана, — это некролог. Вот чего я хочу, и это всё…
Теперь пришла очередь Тесс рассмеяться.
— Как там говорится? О законопослушном гражданине в газете должно упоминаться трижды: при его рождении, женитьбе и смерти.
— Именно так. Видите, две возможности я уже упустил.
Тесс опустила голову, тщательно разворачивая льняную салфетку и надеясь, что Стерлинг не увидит ее довольной улыбки, которой она не смогла сдержать, узнав, что он никогда не был женат.
На взгляд Тесс, в «Маркони» все было слишком. Слишком яркий свет, слишком большой зал с бледными обоями, казавшийся неуютным, слишком много специй в блюдах. Цены, хоть и не заоблачные, все же были весьма ощутимыми для кошелька, и хотя владельцы «Маркони» наконец-то ввели систему предварительного заказа столиков, попасть в ресторан можно было только до восьми часов вечера, так как завсегдатаи должны были успеть вовремя вернуться домой, чтобы успеть к повтору очередной серии «Она написала убийство». Но жители Балтимора любили этот ресторан за его несомненную экстравагантность. Тесс с предвкушением раскрыла меню.
— Я закажу домашний салат. Порция очень большая, так что мы поделим его пополам, если хотите. Еще свиные котлеты и жареный картофель, — она продиктовала заказ официанту, который, по стандартам «Маркони», был еще очень молод: младше шестидесяти. — А на десерт я возьму сливочное мороженое с фруктами и взбитыми сливками.
Стерлинг был немного обескуражен таким аппетитом Тесс, но попытался не отстать от нее, хотя выбрал гораздо более здоровую пищу — вареную рыбу, печеный картофель, а в качестве напитка — воду с лимоном. Услышав этот скромный заказ, Тесс пожалела, что заказала бокал белого вина. Мало того, что она такая обжора, так он еще решит, что она не прочь выпить.
— Не беспокойтесь, вы не уроните себя в моих глазах, если будете пить вино, — произнес Стерлинг, будто прочитав ее мысли. — Я и сам не отказался бы от бокала вина, но у меня нарушился обмен веществ, когда мне исполнилось сорок. Так что теперь я не могу позволить себе лишние калории.
— Думаю, что у меня отличный обмен веществ. Правда, обратная сторона медали — ежедневные тренировки. — Тесс вдруг показалось, что это звучит хвастливо, но все равно продолжила. Она хотела, чтобы Стерлинг знал, в какой хорошей физической форме она находится, и оценил бы ее решительность и силу воли. — Обычно за день я сжигаю до тысячи калорий на тренировках: гребля в теплые месяцы, бег и тренажеры в течение всего года. Это пять бокалов вина или примерно четыре упаковки орехов в шоколадной глазури.
— Да, вы выглядите очень… здоровой, — кивнул Стерлинг. Румянец на его щеках стал еще ярче. Он сделал внушительный глоток воды, пролив при этом несколько капель на рубашку. — Простите меня, пожалуйста, это совершенно некультурно.
Тесс постаралась помочь Стерлингу, обратив все в шутку, как он помог ей справиться с неловкой ситуацией в кабинете.
— Вы не знаете, что такое «некультурно». Слышали бы вы, что сказал мне Винковски, когда я случайно встретилась с ним в спортивном клубе.
— Когда это было?
— В пятницу, за день до того, как… — она запнулась.
— Вы можете произнести это вслух, Тесс. За день до того, как он убил себя. Благодаря активной деятельности корреспондентов из «Бикон-Лайт». Пожалуй, я тоже выпью.
Официант принес заказ, и Тесс с облегчением прервала разговор. Ей казалось бестактным обсуждать смерть Винка со Стерлингом, хотя она не могла объяснить, почему у нее возникло такое ощущение.
Но Стерлинг, по-видимому, не хотел оставлять эту тему.
— Мы действительно сделали это, Тесс? Неужели «Бикон-Лайт» старалась сделать сенсационный репортаж, а в итоге фактически убила человека?
— Конечно, нет. Вы же не знали, не могли знать, как он станет себя вести, когда статья будет опубликована. Винк всегда говорил, что он — крепкий парень. Кто знал, что это всего лишь пустые слова?
— Кто знает хоть что-то о своем ближнем? Мы, репортеры, находим объяснения всему, нимало не заботясь о том, насколько эти объяснения правдоподобны. Словно мы знаем все тайны человеческой души. А теперь я совершенно не уверен, будто знаю, что правильно, а что нет. Я даже не уверен в том, что преступления Винка настолько уж серьезны. Джеральд Винковски оставил жену и троих детей, старшему из которых нет и пяти лет. Как это можно сравнить: их боль утраты и то, что читатели «имеют право знать правду»?
Тесс не хотелось развивать эту тему, и, несмотря на то что она по опыту знала, насколько горячим здесь подают картофель, все равно принялась жевать обжигающе горячие кусочки.
Стерлинг с мрачным видом смотрел в тарелку.
— Я постоянно думаю о его вдове. Разговаривала ли она с ним в субботу, и если да, поделился ли он с ней о том, что намерен делать дальше. Знала ли жена Винка о том, что было написано в статье еще до того, как она была напечатана? Рассказывал ли ей Винк хоть что-то? Делился ли он хоть с кем-нибудь о своем прошлом?
— Разве Фини и Розита не продолжают свое журналистское расследование о том, как… это произошло?
— Нет. По крайней мере, никакой дополнительной информации у нас нет. Но меня совершенно не интересует, появятся ли ответы на эти вопросы на страницах «Бикон-Лайт» или нет. Ответов на эти вопросы требует моя совесть, но миссис Винковски отказывается давать интервью. Я никогда не узнаю, как она себя чувствует и о чем думает.
Тесс неторопливо отрезала кусочек котлеты и подцепила на вилку кусочек картофеля, отметив, что он еще горячий, но уже не обжигает нёбо.
— А если кто-то поговорит с ней и задаст несколько вопросов? Вопросов, которые вас интересуют?
— И кто бы мог это сделать?
— Я. Если, конечно, вы сумеете освободить меня от этого рабства, предписанного контрактом. Не могу я ходить на таком коротком поводке, Джек. У меня, возможно, уже возникли проблемы, так как я не отметилась у секретаря Реганхарт, перед тем как пойти с вами на ланч. Может, если бы вы сказали Колин, что дали мне задание поговорить с миссис Винковски…
— Почему вы уверены, что Леа Винковски захочет с вами разговаривать?
— Потому что я не журналист. И именно поэтому я могу представиться кем угодно. Кем-то, кто ей понравится, и кому она, возможно, захочет довериться.
На сей раз Тесс не сомневалась, что Стерлинг улыбается совершенно искренне.
— Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему Уитни так привязана к вам. Вы кажетесь такими разными, но вас объединяет умение добиваться своего.
Сравнение с Уитни обожгло Тесс.
— Вы хотите сказать, что удивлены, почему мы дружим, хотя Уитни богата, удачлива и обладает весьма эффектной внешностью, а я — явная неудачница?
— Вы определенно напрашиваетесь на комплимент, — Стерлинг сделал в воздухе неопределенный жест рукой с зажатой в ней вилкой, все еще широко улыбаясь. Румянец на его щеках стал еще ярче, по-видимому, от выпитого вина. Прическа растрепалась, пряди волос спадали на лоб. У Тесс внезапно возникло желание протянуть руку и пригладить эти непослушные волосы. — Вы обе — очень привлекательные женщины, и я уверен, вам это прекрасно известно. И именно поэтому ваша дружба остается для меня загадкой. Привлекательные женщины обычно выбирают себе подруг с внешностью попроще.
— А умные женщины выбирают себе подруг с красивой внешностью. Таким образом, резко повышаются шансы на знакомство с мужчинами, особенно это хорошо действует, когда характеры подруг дополняют друг друга. С некоторыми из моих молодых людей я именно так и познакомилась.
— Включая Джонатана Росса?
Тесс поперхнулась от неожиданности. Она не ожидала услышать от Стерлинга это имя, особенно произнесенное таким обыденным тоном. До своей гибели Джонатан был одним из лучших журналистов в «Блайт». Стерлинг наверняка должен был об этом знать. И когда-то Тесс встречалась с ним, а теперь вот гадала, знает ли об этом Стерлинг. Она снова увидела Джонатана, — словно к ней вернулись кошмары, мучившие ее почти каждую ночь, — увидела его тело, неуклюже летящее вниз. Он спас ей жизнь, в результате пожертвовав своей. «Это не моя вина, — снова напомнила она себе. — Я не виновата».
— Мы с Джонатаном когда-то вместе работали в «Стар». До того как он перешел в «Бикон-Лайт». Мы были друзьями — Уитни, Джонатан и я. Друзьями. Знаете, Джек, мужчины и женщины ведь иногда могут быть просто друзьями.
— Мне иногда кажется, что Уитни хотела бы стать мужчиной.
— Уитни хотела бы, чтобы в ее распоряжении были все те возможности, которые изначально есть у мужчин. А это нечто другое.
— Уитни напоминает мне мужчину с картинок об английской охоте. Мне кажется, однажды она ворвется в мой кабинет в охотничьем костюме, с ружьем в одной руке и мертвой лисицей в другой. Вы гораздо более женственны, несмотря на то что вы прилагаете массу усилий, чтобы скрыть это. — Он снова слегка покраснел. — Извините, я опять начинаю себя вести неподобающим образом.
— Я бы сказала, что вы говорите странные вещи. Уитни вовсе даже не мужеподобна, — возразила Тесс с набитым ртом.
— Всем известно, что я предпочитаю поддерживать мнение меньшинства. Я не занимал бы ту должность, на которой сейчас нахожусь, если бы всегда в своих решениях и действиях руководствовался общепринятым мнением и традиционным подходом к решению проблем.
— Очевидно, это так. Потому что общепринятое мнение говорит о том, что вдову Винковски надо оставить в покое. По крайней мере, на какое-то время.
— Я знаю. — Стерлинг откинул волосы со лба. — Я знаю, но я должен выяснить, как она себя чувствует, понимаете, Тесс? Пожалуйста, поговорите с ней. Я получу «добро» у Лайонела, и у вас не будет неприятностей с Колин. Уитни сказала мне, что вы пытаетесь выяснить, что случилось с вашим дядей. Пожалуйста, сделайте это для меня, и вы сможете приходить и уходить, когда вам вздумается.
Тесс подняла свой бокал.
— За нетрадиционные способы решения наших проблем.