Чайка

18

С половины четвертого он стал трезвонить каждые пять минут, и все спрашивал, не стоит ли кто в углу. Сестра взбивала подушку, давала таблетку, подносила стакан, старик покорно глотал лекарство… через пять минут все повторялось…

В один из вызовов старик спросил о Лизе, знает ли сестра Лизу? «Конечно, как не знать, — бойко отвечала сестра, — вот моя смена закончится, Лиза и заступит. Да скоро уже, в четыре… У нее сегодня вне очереди дежурство, завотделением лично просил, сложные больные поступили».

«А я, я сложный больной?», — медленно спросил старик.

«Да какой же вы больной, вы у нас курортник», — безмятежно тараторила сестра.

«А вы можете не уходить, пока?» — робко спросил Степан Демьянович.

Ответ у сестрички обычно следовал за вопросом без паузы, но на сей раз она открыла рот, лишь сделав несколько дежурных движений: смела мусор с тумбочки, поправила салфетку, сунула в кассету градусник.

«А чего это вы удумали, Степан Демьянович? Лиза — сестра опытная, — ее тут больше всех любят, а у меня — коллоквиум завтра».

Степану Демьяновичу хотелось заплакать, но вместо слез из глаз его выкатилось злое выражение и уставилось на сестру.

«Я умру… Я, быть может, уже умираю…»

Сестра не дала ему закончить.

«Ну, эти песни мы знаем! Учтите, Степан Демьянович, капризы мы даже от больных номер один не терпим… Все, отдыхайте, лечитесь, мне пора», — и ушла, а он — один, и сейчас придет Лиза и…

Тихо-тихо было в Степане, ни ветерка, ни какого другого шума не было в его большом теле.

И смех в коридоре. Слова.

«Ух, Лизка, ты чего бледная такая и холодная, как смерть прямо?»; «Да в холодильник на четвертой паре водили, хоть бы предупредили, что мороз, я в кофточке одной, холодрыга, а на мертвяков поглядишь — прямо пляж, лежат себе мирненько, греются. Им-то оно, может, и тепло, а меня ж их солнце не греет».

«Не страшно было?»

«Не, говорю же тебе, как на пляже… Голые они все. Да ладно, бог с ними, с мертвецами, как солитер-то наш, все сосет?»

«Остаться просил, представляешь?.. Ты с лаской к нему, он — за уши тянет».

«Погоди, сделаю я ему обхождение по всей форме! Не повадится больше чужие места занимать!»

«Он там чего-то про смерть талдычит, Библию просил».

«Из-за него, гада, проморгали под утро инвалидика, замотал он меня».

«Ну да ладно, Лизка, побежала я, коллоквиум завтра».

Надев на лицо строгое выражение, Лиза вошла в палату персоналщика. Больной почему-то лежал на краю и молча смотрел в потолок.

«Свалится», — подумала Лиза и пошла поправлять. Неприятная гримаса пробежала по лицу больного да так и застыла.

Ей пришлось наклониться. Тело было тяжелым, неповоротливым, больной ничем ей не помогал.

Намучилась Лиза с ним изрядно, зато озноб прошел, вспотела Даже.

Все ее раздражало в этом больном, а теперь и молчание.

«Степан Демьянович», — сказала она.

Тишина.

«Степан Демьянович!» — громко.

Нет ответа. Издевается, — решила Лиза.

Гримаса на лице старика не менялась.

«Степан Демьянович!» — взяла она его за вялую руку, заглянула в глаза.

Глаза не шевелились, пульс не прощупывался. Лиза провела ладонью по векам больного… Помедлила, вспоминая, что по инструкции делают в таких случаях идеальные медсестры… «Поднять веки, внимательно рассмотреть зрачки…»

Поднимать ничего не пришлось — глаза «скончавшегося» недовольно заморгали: длинные, совсем не стариковские ресницы защекотали ладонь; сестра убрала руку: и реакцию зрачков проверять было излишне — страх и злоба сами смотрели из их глубины. Такой злобы Лиза еще не видывала. Тут уж не до инструкции было Лизе, она по-настоящему испугалась и выбежала в коридор, оглашая гулкие своды условным криком «вторая!»

Из далекой светящейся щели вверху раздается голос: «Сколько это может продолжаться, не знаю. Двигательный паралич — полный, но органы работают. Жизнедеятельность сохраняется. Питание только принудительное. Выделения — неконтролируемые», — и откуда-то сбоку: — «А Лизка как в воду глядела: был человек, а теперь что? — Глист, да еще с соской… Уж лучше бы сразу».

«Фуюшки! — свистит откуда-то из жизнедействующих глубин Степана Демьяновича и еще раз, весело так, нараспев, — фуюшки!»