«СМЕЛАЯ НАУЧНАЯ МЫСЛЬ»

В 1950-х—1960-х годах в разных популярных и художественных журналах было напечатано большое число статей на такие темы, как Атлантида, снежный человек, космические пришельцы и т.д. Выпущены и книги, претендующие на научную трактовку этих вопросов. Если верить авторам, в результате их изысканий прошлое человечества рисуется в совершенно ином виде, чем в учебниках, общих курсах и монографиях, написанных специалистами-историками. На Земле высаживались с межзвездных кораблей гости с других планет и одаривали людей своими техническими достижениями. По Европе и Азии еще сейчас бродят «реликтовые гоминоиды» — неандертальцы. Четырнадцать тысяч лет назад процветала далеко опередившая соседей цивилизация атлантов. Страну их поглотили волны океана, но влияние ее культуры чувствуется и в Старом, и в Новом свете.

В сущности, ничего необычного в появлении подобной литературы нет. Всюду и везде были и будут дилетанты, склонные к сомнительным сенсациям и псевдооткрытиям, якобы переворачивающим наши представления о мире (ныне это математики, отменившие древнюю историю)[69]. Там, где есть частные издательства, и опубликовать любую рукопись предельно просто, ежегодно выходят книги такого сорта. Нередко они пользуются успехом у мещанской аудитории, ибо она всегда предпочитает изложению строго проверенных фактов завлекательные рассказы (отсюда любовь толпы к людям типа Ираклия Андроникова или М. М. Герасимова). Привыкшие к этому ученые смотрят на упражнения дилетантов довольно спокойно и чаще всего игнорируют их.

У нас дело обстоит сложнее. Сперва возможностей печататься у дилетантов не было, а потом, когда обстановка изменилась, они неожиданно нашли поддержку у серьезных ученых, занимающихся естественными и точными науками. Этот альянс уже опасен, и приходится задуматься, чем же он вызван.

Одна из причин успеха интересующей нас литературы заключается, видимо, в судьбах общественных наук в СССР. Ученые-естественники не раз наблюдали, как за короткий срок по сигналу свыше историки меняли интерпретацию крупнейших по значению событий на диаметрально противоположную. «Царская война, затеянная ради нужд торгового капитала», превращалась в «Отечественную войну вольнолюбивого русского народа против французских захватчиков», «освободительное движение горцев против николаевской колониальной политики» — в «диверсию турецкого агента Шамиля в тылу великого старшего брата». У читавших все это складывалось впечатление, что история не наука, а только набор фактов, которыми можно манипулировать то так, то эдак.

С другой стороны, в своей собственной сфере естественники убеждались, что самое невероятное на первый взгляд объяснение какой-либо проблемы оказывается порой наиболее правильным. Крылатой стала фраза Нильса Бора о безумных идеях, способствующих решению главных загадок бытия[70]. Все вместе взятое и привело к намерению обновить гуманитарные науки. Да, — говорили наши доброжелатели, — у вас — историков и археологов — накоплено порядочно фактов, но этого мало. Для широких обобщений нужна и смелая творческая мысль, призванная и истолковать всю сумму материалов и заполнить имеющиеся в них пробелы. — Звучит это неплохо. Но поглядим, во что это выливается на практике. Я не могу подробно анализировать ни одну из трех названных проблем — это потребовало бы много места и ряда специальных экскурсов в самые разные области знания. Остановлюсь лишь на системе доказательств в книгах об Атлантиде, космических пришельцах и о прочем в соотношении с методами исследования, выработанными за сотни лет гуманитарной мыслью.

Начну с Атлантиды. В IV веке до нашей эры в диалогах «Тимей» и «Критий» философ Платон рассказал, что двенадцатью тысячами лет раньше за Гибралтаром находился обширный материк. Обитатели его достигли очень высокого уровня культуры. Они умели плавить и ковать железо, медь и олово, золото и серебро. Население страны насчитывало пять-шесть миллионов и жило в городах. У Атлантиды были владения в Ливии и в Европе. После упорной борьбы за господство над миром между атлантами и предками афинян разразилась катастрофа, и материк погрузился под воду.

Как надо воспринимать это сообщение? Подчеркнем, что Платон лишь передает рассказ Крития, который в свою очередь в возрасте десяти лет якобы слышал его от своего девяностолетнего деда, ссылавшегося в свою очередь на давнюю беседу с Солоном (VII—VI века до нашей эры), получившим эти сведения от египетских жрецов[71]. Уже эта длинная цепочка заставляет усомниться в точности многих деталей. Ученик Платона Аристотель считал легенду об Атлантиде чистой ложью, но кое-кто в нее поверил.

То, что время от времени происходит опускание каких-то частей суши, бесспорно. Более спорно, что такие процессы в катастрофических масштабах продолжались на памяти человечества, но и это не исключено. Следовательно, первый вопрос, подлежащий выяснению, — есть ли на дне океана в пределах досягаемости примитивных судов участки, сравнительно недавно покрытые водой? Ответ на этот вопрос дадут нам только геологи, палеогеографы, океанологи. Другой вопрос — могла ли существовать цивилизация столь развитая в столь глубокой древности? Этот вопрос в компетенции историков и археологов. Проблема, как видим, должна исследоваться комплексно, что вряд ли под силу одному человеку. Между тем защищать реальность Атлантиды взялся не историк, не археолог, не геолог, не океанолог, а химик Н. Ф. Жиров, выпустивший две книги — популярную брошюру и толстую монографию. Вторая, снабженная огромным аппаратом сносок, имеет подзаголовок «Основные проблемы атлантологии»[72]. Речь идет — ни много ни мало — о создании целой новой науки.

Сочетание смелой мысли с использованием колоссальной литературы по далеким друг от друга научным дисциплинам производит впечатление даже на весьма грамотного читателя. Но вникнем в дело повнимательнее. О данных геологии, географии, океанологии Н. Ф. Жиров говорит больше всего. Археологу трудно судить о степени обоснованности выводов, базирующихся на этих материалах. Что касается специалистов, то они расценивают построения Н. Ф. Жирова отрицательно и без колебаний заявляют: на памяти человека в этом районе сколько-нибудь значительный кусок суши под воду не погружался[73].

Обратимся к более близким для нас сюжетам. По сведениям Платона, предание об Атлантиде услышал от египетских жрецов Солон, бывавший в Африке. Действительно, ни в каких греческих источниках нет упоминаний о могучем соседе афинян. Логично было бы поискать известия о нем в египетской письменности. В XVI— XVIII веках, когда диалоги Платона возбудили любопытство европейских ученых, о Египте знали еще очень мало. В нем видели страну чудес и предполагали, что в папирусах скрыты величайшие тайны. Теперь, в особенности за полторы сотни лет после расшифровки иероглифов Шампольоном, египтология выросла в хорошо разработанную науку. Прочтены даже не тысячи, а десятки тысяч текстов, и мы вправе утверждать самым определенным образом — в египетских источниках об Атлантиде нет ни слова. Возможно ли, что мощное государство с высочайшей культурой, распространившее свое влияние и на Европу, и на Африку, не нашло ни малейшего отражения ни в египетских, ни в греческих документах, географических трактатах, исторических хрониках, кроме единственного рассказа Платона, отличающегося зато редкостной полнотой и подробностью? Ситуация явно невероятная, и отнюдь не случайно вопрос о египетских известиях об Атлантиде Н. Ф. Жиров постарался обойти.

Ну а как с источниками второго рода — вещественными? Раз Атлантида лежит на дне океана, пока мы не научились вести глубоководные археологические раскопки, сведения Платона проверить нельзя. Но ведь он говорил помимо того, что атланты проникли в Европу и в Ливию, воевали с афинянами, достигшими почти такого же культурного уровня. Это уже можно проверить археологически, поскольку оба народа должны были оставить в местах своего обитания развалины городов и могильники. Там, где римляне или древние китайцы внедрялись в варварскую среду, непременно встречаются чуждые данной территории высокосовершенные изделия, — продукция далеких ремесленных центров, — привезенные с собою завоевателями или купленные у их купцов аборигенами. В Северной Европе, Азии и Африке сохранились и римские военные лагери со свойственной им планировкой.

Но археологических памятников атлантов нет. Правда, в качестве таковых в популярной литературе фигурировало множество древностей. В книге для детей «В поисках затерянного мира (Атлантида)» Е. В. Андреева повествовала в 1961 году о наскальных росписях Тассили в Сахаре, об архитектуре ацтеков и майя в Америке, о мегалитических постройках вроде Стоунхенджа в Англии, о палеолитической живописи в пещере Ласко во Франции, о раскопках на Крите и в Микенах, об изучении руин Хараппы в Индии и т.д. О мегалитах и крито-микенской культуре пишет и Н. Ф. Жиров.

Впервые услышав об этих ярких памятниках прошлого, приуроченных к разным материкам, плохо подготовленный читатель, может быть, и поверит в существование находившегося где-то между Англией, Америкой и Африкой исчезнувшего источника этих культур. Но специалисты понимают, что Е. В. Андреева и Н. Ф. Жиров с бездумной легкостью свалили в одну кучу остатки самого разного времени. Крито-микенская культура и Хараппа датируются II тысячелетием до нашей эры. Сооружения майя и ацтеков гораздо моложе: часть из них возведена уже после Платона в I тысячелетии нашей эры. К искомой Атлантиде, погибшей в XII тысячелетии до н. э., ни те, ни другие отношения не имеют. Если влияние этой цивилизации отразилось даже в Америке и в Индии, тем более странно, что никаких следов подобного влияния нет поближе — по побережью Африки и Европы. Ссылка Н. Ф. Жирова на материалы более древние — например, на солютрейские стоянки Франции (около двадцати тысяч лет до н. э.)[74] — тоже неудачна. Это каменный век, эпоха, отстоящая от освоения металла минимум на сто пятьдесят столетий. И, наконец, то, что никакой высокоразвитой культуры, знакомой с металлургией и городским бытом, четырнадцать тысяч лет назад в пределах античной Греции не было, мы можем утверждать с полной ответственностью. Тогда здесь жили мелкие группы мезолитических охотников, не знавших металла. Балканский полуостров археологически изучен прекрасно.

Таким образом, привлечение обширной литературы ни в коей мере не спасает сомнительную гипотезу. Перед нами типичное пускание пыли в глаза, тщетная попытка подавить возражения и вопросы показной эрудицией. Дело, однако, не в эрудиции, а в том, чтобы объективно исследовать конкретный круг тем, связанных с определенной территорией и определенным временем. Дело в научном методе, а не в количестве надерганных отовсюду цитат. Богатство материалов по истории человечества таково, что, выхватывая из контекста явления разных эпох и разных областей, несложно создать видимость обоснования любой фантазии. Но ученых этим не обманешь. Им нужны научный метод и конкретность.

В книге 1964 года, почувствовав слабость своей археологической аргументации, Н. Ф. Жиров пришел к неожиданному выводу: все сведения о владениях атлантов в Европе и Африке, о культуре Афин за двенадцать тысяч лет до Платона — легендарны, верно же только написанное о погрузившемся в океан острове Атлантида[75]. Позиция, безусловно, удобнейшая: то, что не поддается проверке, — святая истина, а от того, что поддается, — автор отрекается заранее. Научным такой подход никак не назовешь.

В итоге, надо согласиться со всеми серьезными учеными, считавшими соответствующие отрывки из диалогов «Тимей» и «Критий» вымыслом или, точнее, своеобразным утопическим романом, сочиненным самим Платоном для иллюстрации своих идей об идеальном государстве.

Чуждые науке приемы доказательств характерны и для книг и статей Б. Ф. Поршнева о снежном человеке или, по его выражению, о «реликтовых гоминоидах». Н. Ф. Жиров — химик, Б. Ф. Поршнев — специалист по истории Франции в средние века и в новое время. В антропологии и археологии он дилетант. Тем не менее к нему, как к гуманитарию, учившемуся анализировать источники, претензий, конечно, больше.

Проблема в чем-то похожа на загадку Атлантиды. Возникло предположение, что в труднодоступных горных районах Центральной Азии уцелели крайне редкие экземпляры каких-то неизвестных науке человекообразных существ. Поймать или убить их ни разу не удалось. Большинство биологов не верит в реальность снежного человека, но выяснить вопрос до конца было бы, разумеется, полезно. Чем же занимается Б. Ф. Поршнев? Во-первых, он издает четыре сборника, заполненных рассказами очевидцев, сталкивавшихся якобы в ущельях Кавказа и Средней Азии не то с дикими людьми, не то с обезьянами, и перепечатывает письма информаторов, слышавших про таких «алмасты», «гульбияванов» и т.д.[76] Во-вторых, он коллекционирует рисунки всяческих двуногих чудовищ на памятниках искусства разных эпох и территорий. В третьих, — делает выписки на ту же тему из древних источников и дневников путешественников. Все это сводится воедино и провозглашается: рядом с нами живут неандертальцы. На блюде VII века до нашей эры из Карфагена, на портале церкви XII века нашей эры в Семюр-ан-оксуа изображены похожие на обезьян волосатые уродцы — это портреты с натуры реликтовых гоминоидов[77]. «Див» «Слова о полку Игореве», тот, что «кличет наверху деревьев», тоже неандерталец[78]. Тургенев вспоминал однажды, как во время юношеских охотничьих скитаний по Орловщине его испугала встреча с безумной женщиной. — Ошибся Иван Сергеевич. То была не безумная, а самка реликтового гоминоида...[79]

Итак, вместо исследования конкретного вопроса о человекоподобных животных в Гималаях ставится цель набрать как можно больше сведений о таинственных обитателях гор и лесов, а какова достоверность этих материалов, безразлично. Неважно, что девять десятых из них — не что иное, как крестьянские рассказы о самом обыкновенном лешем. Учтена тысяча сообщений, больше, чем за рубежом! Мы идем впереди!

Между тем вся сумма свидетельств нисколько не подкрепляет сенсационные построения Б. Ф. Поршнева. Поверим на минуту, что немногочисленные европейские исследователи Гималаев не сумели увидеть или убить редких и пугливых зверей. Но как можно было не заметить и не поймать их в густозаселенной Франции, Кабарде или Средней России? Ладно, — допустим невероятное — поколения ученых позорно проглядели в высшей степени интересное явление. Все равно, остались бы кости столь широко расселенных существ. Почему же они никогда не попадаются при раскопках поздних археологических памятников, в отложениях рек, в стенках оврагов, как находят части скелета других животных? В палеолите неандертальцы делали орудия из кремня. Значит, аналогичные предметы обязательно сохранились бы и в слоях послеледниковой эпохи. Ни того, ни другого, естественно, нет и в помине.

Историк, осваивавший когда-то методические основы критики источников, в новой для него сфере проявляет поразительную доверчивость и неосторожность. Промелькнула в газетах заметка, что по США в балаганах демонстрируют в стеклянном ящике труп странного звероподобного человека. Б. Ф. Поршнев сходу сообщает в академическом журнале о несомненном неандертальце, убитом в Азии (?) и привезенном в холодильнике в Америку[80]. На деле же в ящике лежала восковая фигура, изготовленная предприимчивым янки. Написали Поршневу из Абхазии про несчастную сумасшедшую Зану — что-то вроде Лизаветы Смердящей Достоевского. И здесь без всякой проверки — сразу в журнал: нет, вовсе не душевнобольная, а реликтовая неандерталка, спустившаяся с гор и удивительным образом рожавшая людей современного антропологического типа[81]. Уже потом Б. Ф. Поршнев добился вскрытия могилы Заны. Извлеченные оттуда кости не имели никаких пережиточных неандерталоидных особенностей. Как видим, и вторая сенсационная проблема была поднята и обсуждалась с помощью совершенно ненаучных приемов.

То же и с пресловутыми гостями из космоса. Предположим, что они действительно однажды, дважды или трижды высаживались на нашей планете. Ведь каждый раз это событие происходило бы в некий момент и в некой точке. Если бы таких высадок было много, вся история человечества выглядела бы абсолютно иначе. В книжках же и статьях о космических пришельцах в качестве доказательств их визитов используются опять-таки археологические находки и письменные свидетельства самого разного возраста и самых разных территорий. Тут и наскальные рисунки Тассили в Африке, и этрусская гемма из Италии со схематическими изображениями людей, чьи фигуры переданы так, что их можно выдать за марсиан в скафандрах[82]. Тут и христианские иконы и фрески со сценами вознесения Христа, улетающего будто бы в хорошо сконструированной ракете[83], и высказывания классика английской литературы Джонатана Свифта и т. д., и т. п.[84] Так в какую эпоху и в каком месте посетили Землю посланцы других миров?

Видимо, писатели и журналисты, смело называющие свои фантазии «научными гипотезами», воспринимают прошлое чисто по-обывательски как очень неопределенное, давно забытое время, когда не так, как мы, жили скопом все наши предки. Фраза «Иван Грозный навестил Петра Первого и пригласил его обедать к Пушкину» прозвучала бы абсурдно почти для каждого русского слушателя. Теперь, наверное, все у нас знают, что три поименованных лица — деятели разных столетий, хотя и одной страны. Но объединить Тассили с этрусками и православными иконами даже больший абсурд. Только людям, не знакомым с азами истории, может показаться убедительной или интересной система доказательств, построенная на таком разнородном, надерганном отовсюду материале.

В брошюрке с гордым подзаголовком «книга гипотез» писатель А. А. Горбовский чаще всего ссылается на древности Америки. О них на русском языке напечатано мало, и публике нелегко разобраться, правильно или нет излагаются факты автором. (Так и «атлантологи» предпочитают говорить о поздних и далеких, зато таинственных культурах майя и ацтеков, а не о ранней, территориально более близкой и памятной всем хотя бы по школе цивилизации Египта.) И из археологии А. А. Горбовский выхватывает примеры не очень затасканные, интерпретируя их, конечно, по собственному разумению. Заурядная стоянка каменного века в гроте Шанидар в Ираке превращается в «Шандер» и важное звено в цепи его рассуждений. Там нет отложений некоторых эпох, что, на взгляд Горбовского, указывает не просто на перерыв в заселении пещеры, а на жуткую атомную катастрофу[85]. То, что на земле нет ни одного пункта, где была бы полная колонка отложений, А. А. Горбовский или не слышал, или умышленно замалчивает.

Но это, скорее, результат невежества. Бывает и хуже. Знаменитая Баальбекская платформа объявляется космодромом, поскольку, по словам М. М. Агреста, «кем, когда и для каких целей» построен этот памятник, неизвестно[86]. Это уже прямой обман читателей. В любом курсе истории архитектуры, в любой энциклопедии нетрудно найти исчерпывающие справки о Баальбеке. Об этом древнем городе — Гелиополе — существует колоссальная литература. По материалам раскопок, письменных и эпиграфических источников история его восстановлена целиком. Нет никаких сомнений, что комплекс храма солнца сооружен в I—III веках нашей эры римскими императорами из династии Антонинов[87].

Пожалуй, довольно! Истинная ценность «смелой научной мысли», думается, ясна. Смелость нужна ученым, но мысль должна основываться на всестороннем учете и критическом анализе фактов, а не на игнорировании или произвольном искажении их. Нельзя представлять себе историю как скопище отрывочных текстов и случайных предметов древности, которые можно с легкостью группировать в зависимости от осенившей тебя идеи. Надо исследовать конкретные вопросы, говорить о событиях, совершавшихся в определенное время в определенном месте. Что происходило в том или ином районе в каждую эпоху, в общих чертах мы уже знаем. Открытий у историков и археологов будет еще много, порою и весьма неожиданных, но все же лишь уточняющих, а не отменяющих намеченную последовательность культур и технических достижений. Предполагать, что в период солютре плавили железо, а Баальбек построили марсиане, столь же недопустимо, как писать о вращении солнца вокруг Земли или о трансформации ржи в овес. Ни одну археологическую находку, ни один устный рассказ, никакие письменные свидетельства мы не в праве использовать вне контекста, без проверки и сопоставления с другими источниками. В критике источников и заключается основной метод гуманитарных наук.

Однажды при мне академик И. Г. Петровский расхваливал археологов: из всех гуманитариев он признает только их, ибо они могут поставить эксперимент — высказать догадку, что скрыто в каком-нибудь кургане, а потом раскопать его и проверить свою гипотезу. Медиевистам, востоковедам, филологам это не дано. Эрго — их занятия не наука. — Отчасти поэтому такую популярность завоевал Тур Хейердал. Проплыв на плоту через океан, он поставил эксперимент. Но даже этот эффектнейший эксперимент недостаточен для решения сложной проблемы полинезийско-американских взаимовлияний. Ее освещают тысячи источников — этнографических, археологических, лингвистических. Все их можно проанализировать давно разработанными строго научными методами. Спортивный рекорд плавания на плоту эти методы не перевесит.

Итак, мысль сильна именно тогда, когда она опирается на факты, а не отрывается от них. Эксперимент не единственный и отнюдь не главный метод для гуманитарных дисциплин. История — вовсе не поле для упражнений дилетантов, а подлинная наука. Только зная максимум фактов, понимая, как они связаны друг с другом, умея их анализировать, используя, а не отметая выводы предшественников, в этой науке (как и во всех других) можно сделать что-то действительно полезное.

Истины — прописные, но вряд ли их усвоят грядущие поколения дилетантов.

Сейчас, охладев к древней истории, они переключились на русскую. Из школьных учебников, случайно прочтенных романов и просмотренных кинофильмов запомнилось что-то об Иване Грозном, Петре I или декабристах, и люди уже считают себя вправе предлагать «собственные концепции русской истории». Странно: ведь на том основании, что любой из нас может отличить золото от меди, серебро от железа, а свинец от цинка, никто не рискнет создать новую классификацию химических элементов. А тут на дело глядят иначе.

Хотелось бы, чтобы читатели, и прежде всего читатели-ученые, в дальнейшем по достоинству оценивали эти попытки с негодными средствами, а не прославляли дилетантов за смелость, талант и творческий полет.



Загрузка...