ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ

УРАЛ — СТОРОНКА РАЙСКАЯ

Созвав городской комитет, Федор представил пермякам Диму и остальных прибывших товарищей. Они обогнали его в пути. Диму назначили пропагандистом, его брата Костю — военным организатором, а Саше Васильеву поручили держать связь с партийными организациями губернии. Нашлась работа и Роосохатскому. Мария Игнатьевна сидела надувшись и наконец взорвалась:

— Наговорил мне ваш Артем про этот Урал! Дескать, не край, а сущий рай. А у вас тут уже в ноябре за двадцать градусов мороза! Знала б — оделась потеплее. Уговорит и покойника...

Все расхохотались. А Федор смущенно улыбнулся:

— Не волнуйтесь, Мария Игнатьевна! Приобвыкнете... Скоро здесь небу станет жарко. Поедете в Кунгур — он южнее Перми, и организация там самая сварливая, беспокойная — озябнуть не даст.

Когда смех утих, Федор высказал свои соображения. Революция пошла на убыль, но правительство чувствует себя неуверенно и потому созывает Вторую Государственную думу. Надеется обмануть народ этой жалкой подачкой, утихомирить его революционный пыл. Но изменилась тактика большевиков — не бойкот, а участие в выборах! Дума должна стать местом для обличения самодержавия.

Приезд Артема приободрил пермяков. Рабочие сравнивали его со Свердловым: «Из одного теста!»

Слова Ленина: «Завоевать Урал» — стали девизом Федора. Он сплотил вокруг себя все честные и преданные революции силы пермяков, даже многих из тех, кто раньше склонялся к эсерам или меньшевикам. Организация скоро сильно увеличилась. Свыше семи тысяч членов партии! .

Однажды полиция произвела настолько тщательный обыск на квартире у Федора, что даже тесто у хозяев в квашне переболтала. Федор переселился к братьям Бассалыго, потом перебрался к железнодорожнику Алеше Шпагину — Кувалде, которого сманил сюда из Сормова. А сейчас, когда рабочие Урала выдвинули Шпагина в депутаты Государственной думы, Федор стал иногда ночевать в городской библиотеке—«Смышляевке», в каморке сторожа Якова. Здесь был открыт пункт по подготовке выборов депутата в Думу от «неимущих слоев населения», здесь же подпольщики хранили нелегальную литературу и даже заседало окружное бюро партии.

Как ни странно, охранка не устраивала обыска в библиотеке. Видимо, чего-то выжидала.

В читальне сидели явные пшики. Листая журналы и книги, они внимательно наблюдали за посетителями.

Паролем подпольщиков служили слова, обращенные к библиотекарше Зое Будриной:

— Дайте-ка мне второй том «Капитала» Маркса! Нет? Жаль, жаль...

Но вскоре заменили пароль более осторожным: «Что-то не вижу «Дружеской речи»?» — так называлась газета черносотенцев.

Перед закрытием читальни Артем подавал команду:

— Ну-ка, дружище Яков, ставь самоварчик.

Кто-нибудь отправлялся за колбасой, за сахаром и булками. Шум, разговоры, все снуют по залу под перекрестными взглядами сыщиков. Пора выживать их отсюда! Чтобы напугать шпиков, Артем вполголоса, но так, чтобы слышали все, говорит библиотекарше:

— Зоя! Веревочку б, а?

Ближайший филер бледнеет, начинает ерзать на стуле.

— Зачем вам веревочка, Александр Иванович? — невинно спрашивает библиотекарша, а Федор отвечает приглушенным басом:

— Видите того, в углу? Притащился за мной.

Сыщик не выдерживает и опрометью вылетает на улицу.

— Одной собакой меньше, — удовлетворенно кивает Федор и снова оглядывает зал.

Наконец остаются только проверенные люди.

Федор часто брал у Зои почитать на сон грядущий литературные новинки. Как-то она дала ему декадентский альманах «Шиповник». Поздно ночью, когда Будрина еще возилась с карточками каталога, он выскочил из комнаты Якова:

— Ну и дрянь этот Сологуб с его «Навьими чарами»! Гниль, упадничество.

— Да ведь нынче многие так пишут.

— Выбросить все подобное из народных библиотек, выбросить! Возьму-ка я лучше Шекспира.

Великим англичанином Федор зачитывался до утра. Драматург умел гениально раскрыть в своих пьесах богатство и противоречия человеческой натуры, показать величие и падение человеческих душ, обнажить людские страсти, зло и общественные пороки, талантливо переплести трагическое и комическое. Вот почему Федор иногда среди ночи вдруг разбудит товарищей и кричит:

— Нет, невозможно, весь сон к чертям! Слушайте же, слушайте! — и с чувством декламирует:

Ну, скажите, что это не про нас и не про самодержавие?