В общежитии — покосившемся бараке — коротко стриженная женщина с метлой в руках спросила:
— Тебе куда? — И, не дождавшись ответа, добавила: — Новенький? В восьмую.
Миша открыл дверь с небрежно нанесенной мелом восьмеркой, а навстречу — два подростка. Чубатый толстяк с редким белесым пушком на верхней губе поинтересовался:
— К нам?
— Сюда прислали.
— Располагайся, но учти: у печки занято.
В комнате ни одной койки, стекла выбиты. Миша смутился, не зная, как быть. Поискать, где получше? Но у выхода столкнулся со светлоглазым, русоволосым мальчишкой.
— Тоже сюда? — спросил тот.
— Сюда, но вот смотрю…
— А что смотреть? Давай поближе к печке.
— Уже заняли. Были тут двое.
— А, это мордатый с пузанком? Не их ли мешки да железный сундук за печкой? Пошли они… Располагайся поближе к очагу, не церемонься. Тебя как?
— Горновой, Мишка.
— А я Колька Сурмин. Подкрепимся? У меня тут целое богатство. — Достал из кармана огурцы и бурые, не успевшие созреть помидоры. — Бери. Порубаем, рванем в леваду за камышом, а то на голом полу ребра поломаем.
Миша поспешно развернул свой узелок.
— И мне хозяйка кое-что завернула. Не хотел брать, обиделась.
— Чудак. Отказываться от харча грех.
В большом льняном полотенце оказалось полбуханки хлеба, сало, кусок брынзы. Колька ахнул:
— Вот это, я понимаю, хозяйка!
— Окна позатыкать бы. Сквозит, как в трубе, — сказал Миша.
— Завтра что-нибудь придумаем, — ответил Колька. — А теперь — за камышом.
Принесли два снопа.
— Бросай рядом. Будем греть друг друга. Станет жарко, — усмехнулся Николай.
И от этой шутки неунывающего хлопца теплее стало на душе.
До наступления темноты ребята побывали на огороде. В пожухлой ботве отыскали несколько скрюченных огурцов, а Николай, кроме того, выкопал две большие морковины.
Спать на сухом камыше неплохо, если бы не адский холод.
— На двоих одну бы ряднину, — прошептал Мишка.
— К тетке Фросе надо махнуть, — ответил Колька, — она у меня одна, и я у нее тоже. Радехонька будет. Сирота я. Ни отца ни матери.
Тетю Фросю ребята встретили в огороде. Она резала на мелкие кусочки желтую тыкву. Увидев ребят, всполошилась:
— Николай! Ай, молодец!
— Это мой дружок, Миша.
— Скорее, скорее в дом, ребятки.
Через несколько минут она пригласила ребят к столу, угощала настоящим чаем и вкусными пирожками, а на прощание сунула Николаю под мышку его большое одеяло, Мише завернула в коврик мягкую, невесомую подушку.
— Матрасики бы вам, — сокрушалась она, — да нет… Обязательно приходите еще.
Тетя Фрося проводила ребят до самой окраины местечка. Эта ее встреча с племянником была последней. Поздней осенью Сурмин узнал, что она внезапно умерла.
Учился Миша успешно, получал по всем предметам отличные оценки. Преподаватели ставили его в пример. Вскоре Мишу единогласно приняли в комсомол, а потом избрали членом бюро. Работа в комсомоле отнимала немало времени, но и учила многому, оттачивала классовое сознание, укрепляла идейную убежденность.