Через все испытания

Глава 19

Бригадный водовоз гнал лошадь во весь опор. Двуколка, подпрыгивая на кочках, неслась, словно огненная колесница. Боль была настолько сильная, что Миша с трудом сдерживался, лишь бы не кричать. Болела блестевшая, как стекло, рука, но еще сильнее болел бок.

Уже при первом осмотре врачи определили: закрытый перелом со смещением в области запястья правой руки, травма серьезная. Но больше всего беспокоил удар в печень. Именно боль в правом подреберье приковала Мишу к постели крепко и надолго. Только через две недели начал подниматься. И сразу стал упрашивать, чтобы выписали.

— И не думай, — решительно протестовал доктор. — Надо еще подлечиться.

Не переставая думать о причине обратного поворота коленчатого вала, Миша все больше убеждался, что дело это не простого случая. Больше того, он пришел к убеждению, что напарником у него никакой не Полещук, а тот самый Курт Штахель с хутора Ракитного, запомнившийся с детства. Ему показалось, что и того, второго, Земскова, где-то видел.

Был жаркий день, когда Миша выписался из больницы. Свою бригаду отыскал на третьем участке. Она заканчивала подготовку тракторов и сеялок к посевной. У вагончика встретил его водовоз. Крепко обнялись.

— Как вы тут? — спросил Миша, глядя на облупившееся, веснушчатое лицо просиявшего паренька.

Тот удивленно поднял васильковые глаза:

— Разве не слышал? Твой напарник с дружком смотались. Почти одновременно выбыли Журба, ты да их двое. В самую страдную пору.

Миша сразу понял, что неспроста сбежали те двое. С наступлением темноты его позвал Сурмин:

— Пошли поваляемся у скирды. И поговорить есть о чем.

— Охотно, Коля.

— Понимаешь, Миша, — начал Николай, когда они улеглись на свежей соломе. — Думаю, твое увечье, бегство дружков и пассивность Рябцова связаны одной цепочкой. Когда тебя увезли, Полещук сожалел, что такое стряслось, сел на трактор и пахал до самого утра. Приезжали из управления, заглядывали в мотор, крутили, вертели, но так и не поняли, чем был вызван обратный толчок. Потом еще приезжала комиссия во главе с товарищем Уховым. Повздыхали да и уехали.

— Мне кажется, — сказал Миша, — у преподобного Николая Кузьмича рыльце в пушку. Как-то я заикнулся о подозрительном поведении Полещука, так он оборвал: «Кому кажется, пусть крестится!» Мне стало стыдно. Подумал, что и на самом деле возвел поклеп на человека. У меня в то время полной уверенности не было. И только в больнице, поразмыслив, пришел к убеждению, что мне в напарники дали не Полещука.

— А кого же?

— Скажу — не поверишь. У нас в бригаде нашли убежище преступники, кулацкие сынки из Ракитного.

— Не может быть!

— Вот видишь! Даже ты не веришь, хотя теперь все прояснилось.

— Почему не верю? Только совсем непонятно. Ходили упорные слухи, что тех приговорили к высшей мере наказания.

— Слухи слухами, а расстреляли их или нет — сказать трудно.

После небольшой паузы Сурмин продолжил:

— Вот что, Мишуха. Отправляйся утречком в политотдел и расскажи обо всем.

Мита согласился. Добравшись на попутной машине до совхоза, он без большого труда попал к заместителю начальника политотдела. Беседа затянулась до обеда. В бригаду Миша возвратился только к вечеру.

Три дня спустя Миша получил долгожданное извещение о зачислении на учебу в Завадовский сельскохозяйственный техникум. Простившись с трактористами, он на следующий день чуть свет отправился на станцию.