Учеба в техникуме у Горнового пошла успешно, Миша преуспевал. Его ответы на занятиях отличались оригинальностью, глубиной понимания вопросов и часто выходили за рамки учебников. Но он не ограничивался одной учебой. Вскоре его избрали секретарем комсомольской организации курса, а затем и секретарем Комитета Комсомола техникума. Миша воспринял это как большое доверие товарищей.
Все бы хорошо, но туговато было с питанием. В студенческой столовой пищу давали два раза в день, хлеба по триста граммов. Эту порцию съедали тут же, у окна выдачи. Лучше жилось тем, кто получал поддержку из дома. Мишина мама все до последнего гроша тратила на Ваню, который много лет лежал в городской больнице. Мать предлагала свою помощь Мише, но он отказывался. Выход из затруднительного положения подсказал Ваня Бондарчук. Как-то он обратился к Горновому:
— А не пора ли нам серьезно заняться собственным пропитанием?
— Каким же образом?
— Завтра суббота. После занятий махнем на товарную станцию, может, что-нибудь заработаем.
До станции добрались вечером, насквозь промокшие, усталые, преодолев восемь километров пути.
— Работа найдется, — сказал начальник товарного депо. — Разгружать уголь, за пульман по пять карбованцев каждому.
— Деньги не нужны. Нам бы хлеба, — сказал Миша.
— Хоть немного, — добавил Бондарчук.
После недолгого раздумья железнодорожник согласился:
— Ладно, что-нибудь придумаем.
По путям, обходя вагоны, при слабом свете нескольких лампочек, болтавшихся на ветру, добрались до угольного склада.
— Вот он, пульман, а лопаты возьмете под навесом.
Закончили разгрузку только к рассвету, возвратились в общежитие усталые, но счастливые: в руках у каждого был завернут в газету кирпич черного хлеба.
Умывшись первым, Миша тяжело опустился на табуретку, спросил у Ивана, вошедшего следом:
— Перекусим?
— Пожалуй, — отозвался Иван, садясь рядом.
— С моего начнем?
— Лучше, если каждый свой.
— Как знаешь. — Миша не ожидал такого поворота. — Где-то у нас была соль.
— Здесь она, на окне. — Иван поднялся, чтобы взять баночку с солью, но услышал стук в дверь, метнулся к столу и, сорвав с головы фуражку, накрыл свою буханку.
Переступивший в этот миг порог худенький однокурсник Сережа Туркин неожиданно остановился. На его бледном лице выступили розовые пятна.
— Ты, Сережа, что-то хотел? — спросил Миша.
— Да я… Не сможешь одолжить копеек тридцать? Пойду в больницу, может, пропишут лекарства. Верну сразу, как только получу стипендию, — торопливо говорил Сережа, не сводя глаз с буханки. Миша заметил, как судорожно заходил его заострившийся кадык.
— Вот возьми все, сколько есть. — Миша протянул руку с несколькими монетами.
— Да тут полтинник, — с радостью произнес Сережа и, поблагодарив, направился к выходу, но Миша остановил:
— Постой, покушай, — подал он ломоть хлеба. — А хочешь, запей вместо чая. — И переставил на край стола стакан с водой.
Когда Сережа, немного поев, ушел, Иван недовольно буркнул:
— Шибко хлебосолен, как погляжу на тебя. Пусть пойдет да заработает.
— Ваня! Как у тебя язык поворачивается? Ты же знаешь, что парень бодает, подозревают язву. Кто же ему поможет, если не мы, комсомольцы. Как не поделиться с товарищем!
— Ну и делись.
— Рука дающего не оскудеет.
— Слишком старое вспомнил.
— Зато мудрое, — твердо сказал Миша. — Такое старое не мешает и нам перенять.
После первой удачи бывал Миша на станции еще не раз. Начальник товарного депо товарищ Назаров старался подыскивать работу полегче.
А с весны питание учащихся техникума улучшилось: прибавили хлеба, овощей.
В течение лета, когда почти все разъезжались по домам, Миша большую часть времени проводил на подсобном хозяйстве техникума. К осени он значительно окреп. На заработанные деньги купил в райцентре костюмчик, рубашку, туфли из свиной кожи и фуражку осоавиахимовца, цвета хаки. Обновки не надевал, берег до начала занятий.
Но поносить их долго не пришлось. В начале учебного года появился в техникуме армейский командир. И когда все парни от восемнадцати лет собрались в клубе, директор предоставил ему слово.
— Нашей армии, флоту и авиации, — начал командир, — требуются хорошо подготовленные кадры. Их можно успешнее всего подготовить из числа учащейся молодежи. Этим и вызвано появление призыва ЦК комсомола, с которым, надо полагать, все вы хорошо знакомы. Вижу, многие из вас — члены Осоавиахима и значкисты ГТО. Они, думаю, покажут пример.
Горновой подошел к столу первым и попросил, чтобы его направили в военно-морское училище.
Возвратившись в общежитие, Миша увидел на койке письмо от Сурмина. «У нас — происшествие, — сообщил Николай, — Две собаки, которые охраняли бригаду, весной отрыли из сырой земли… Земскова. Появились следователи, в короткий срок все вокруг было перепахано. На комбинезоне, упрятанном в скирде, обнаружили пятна крови той же группы, что и у Земскова. А хозяином комбинезона оказался Рябцов. Тут и пошло. Вслед за Рябцовым подцепили совхозного кадровика. На суде он был уже не Уховым, а беляком Жерновым. Земскова по заданию Жернового убили Рябцов и Штахель. Немца пока не сыскали. В их же компании находился главный агроном и двое из бухгалтерии. Все они входили в какой-то центр. Что-то подобное раскрыли и в совхозе «Зарница». Говорят, что главная их программа заключалась в том, чтобы возбуждать у людей недовольство Советской властью, подстрекать к бунтам. Вот какие пироги. Пиши, как с учебой, не болит ли печенка. Если что надо — скажи, сообща поможем. Думаю в следующем году тоже податься на учебу, в автомеханический техникум. Но не исключается и более счастливый вариант. Были здесь у нас военные, предлагают добровольцами в командирские школы. У меня не было всех документов. Послал запрос. Пришлют, попрошусь в танкисты. Ты, Мишка, понимаешь? Танк — и Сурмин за рычагами! Во сила! Будь здоров, черкани. Не забывай о дружбе, если даже завел там себе дивчину».