Великая Река: Чёрная Река

Часть 1. Пролог-глава 05. Весна в Фейре

Пролог

Метель не унималась, и зыбкое пламя очага вздрагивало, как бы в испуге, когда с крыши доносился тонкий протяжный свист. Ледяной ветер, пролетая над селением, задевал крылом трубы, цеплялся за ставни, раскачивал чёрные ветви и бил их друг о друга с гулким костяным треском. Что-то упрямо скреблось за ставнями, царапая резное дерево. Рэндальф, уткнувшийся было в недочитанный свиток, навострил уши и выбрался из кресла.

- Холодно же! – запоздало зашевелилась под покрывалом Амика. Тяжёлая зимняя завеса качнулась в проёме, скрипнул засов, и метель взвыла, пригоршнями швыряя в дверь снежную крупу.

- Хаэ-э-эй! - Рэндальф высунулся наружу, вдохнул холодный ветер, чихнул и влетел обратно в натопленный дом, спиной привалившись к двери. Амика, плотнее прикрыв створку, вернула засов в пазы.

- Ледяной демон, - Рэндальф смахнул снежинки с усов, потряс ушами и опустился на пятнистую шкуру у очага. – Прямо под дверью. Царапал косяки, там теперь бороздки.

- И не жалко им когтей… - покачала головой Амика, разглядывая свои короткие пальцы и пушистые подушечки. Узкие изогнутые когти показались наружу – ненамного, едва ли на человечий мизинец – и втянулись обратно.

- Что он тут делает? – вяло удивилась Милена, приподняв голову от кипы свитков и листов тонкой коры и кожи. – В этом селении ему нечего есть.

- Заблудился, должно быть, - пожал плечами Рэндальф и тут же забыл о демоне. – Так ты не спишь? Мы думали, ты задремала в свитках.

- Я разбираю записи, кимеи, - вздохнула Милена и пригладила усы. – Год был тихий…

Она кивнула на корзины со свитками, перевитыми цветными лентами. Пластинки золотистой коры свисали с них, пестрея от письмён, - все события года были записаны, как подобает, и каждый свиток вошёл в тысячелетние списки.

- Да, уже второй месяц мы отдыхаем, - кивнул Рэндальф. – А у тебя всё больше и больше вещей на столе. О чём ты читаешь?

- О днях Волны, кимеи, - Милена подняла со стола странный серебристо-белый лист с разлохмаченными краями. На листе – кое-как, в три штриха – начерчен был крылатый демон с головой гиены, рослый, плечистый и мохнатый. Чуть поодаль, в углу страницы, припал к земле, готовясь к прыжку, рыжий кот, и на его хвосте изгибалось стальное лезвие.

- Легенда о Чёрной Речнице?! – Амика навострила уши. – Мы напишем о Кессе из Фейра? И о Нингорсе, Оседлавшем Волну, и о…

- И о подземных ящерах, и о самоцветах, и о небесной тине, - тихо хихикнула Милена. – Если только уймётся – храни нас Омнекса! – этот вой за окном. Под него мне не проснуться. Посмотри, Рэндальф, хватит ли тебе красок на новые свитки? Юс по такой погоде к нам не дойдёт…

Год Квэнгина, месяцы: Дикерт – Сиэйлис

Год Инальтека, месяцы: Дикерт – Олэйтис

Глава 01. Весенний Излом

Тяжёлая зимняя завеса колыхнулась в дверях, сквозняк качнул её, но тут же стих. Вдалеке кто-то что было сил колотил палкой о палку, топотал по настеленным на каменный пол циновкам, и на ветру, раскачиваясь вместе с дверными завесами, звенели развешанные на проходе осколки ракушек. Холодный ветер, на миг впущенный в натопленные ходы, просочился в проём, мимо кто-то пробежал, пыхтя под тяжёлым грузом. Кесса Скенесова, выронив шитьё, высунулась из пещерки и озадаченно огляделась. За поворотом, где-то у холодной кладовой, слышались голоса.

- Солнечная кошка вышла на дорогу, - выдохнул, ставя на пол что-то тяжёлое, Хельг Айвин.

- Виделись уже, - буркнул не слишком-то радостный дядя Каннур. – Это всё, говоришь?

- Три десятка – мало разве? – хмыкнул Хельг. В пещерку потянуло горючей смолой. Каннур хмыкнул в ответ.

- На шестерых-то стрелков? По пяти на лук? А дальше что – снежками кидаться?

- Да в кого?! – хлопнул себя по бокам Хельг. – Уже третий день Дикерта, и снег неделю лежит нетронутый. Хватит тебе пяти стрел, Каннур. Да и те только попусту смолой измазали. Неделю отчищать.

- Бездна тебя храни! Чтобы ты так колдовал, как отговариваешься! – сердито фыркнул тот и наклонился за корзиной – циновка под его ногами захрустела. – Хорошо, ступай домой. Зови деда, скажи – только его и ждём.

Ракушечные подвески зазвенели снова – ещё один гость пробирался зимними лазами. Кесса, ёжась от холодного ветра, нырнула обратно в пещерку.

- Дядя всё мечтает застрелить снежную тварь? – хихикнула Кирин Скенесова, разглядывая почти дошитую кайму на подоле рубахи. – Так значит, все уже у очага? Может, и нам пора?

- Не все, - отмахнулась Кесса, пряча незаконченное шитьё в сундук. – Я считала – ещё четверых не хватает. Пойдём наверх! Как раз успеем посчитать следы.

- Хэ-эх, - поёжилась Кирин, задувая лучинку и накидывая тяжёлый зимний плащ поверх рубахи. – Думаешь, снежники приходили? Только с вечера всё было чисто… что там – с той метели снег лежит нетронутым!

- С той метели небо было чистым, - нахмурилась Кесса, - а сегодня с ночи всё затянуто, ни звезды не видать. Пойдём посмотрим, пока никто в окне не засел!

Лестница, вырубленная в известняке, уводила вбок, в сторону от цепочки больших и малых кладовок, к узкому проёму – входу в спальню. Каменные ступени не холодили ноги – известняк был застлан толстой корой, вверху, вдоль туннеля, струился тёплый воздух – в большой зале с утра горел очаг, и узкие прорези в стенах исправно гнали согревающий ветер вглубь скального обрыва, к жилым пещеркам и норам. Щели в камнях, выдыхающие тепло, напоминали Кессе ноздри огромного и странного, но дружественного существа. Приложив на ходу к ним руку – «мы – свои, помнишь нас, живущий в скалах?» - юная девица откинула плетёную завесу и переступила порог, нащупывая на ходу светильник.

Сияющие кристаллы были недёшевы, но Сьютар Скенес держал кузницу, и деньги у него часто водились, - и один из крохотных мерцающих камешков – зеленоватый церит – достался даже верхней спальне. Прикрывавший его колпак слетел и закачался на ремешках. Кирин, пробравшись наверх вслед за Кессой, поспешно опустила завесу до самого пола. Внизу по коридору кто-то шёл – слышно было, как хрустят под тяжёлыми зимними сапогами циновки.

- Смотри, не выстуди пещеру, - прошептала Кирин, придерживая многослойные завесы, пока Кесса убирала засовы и приоткрывала тяжёлую крышку – оконную затычку. Ледяной ветер с торжествующим визгом хлестнул её по пальцам. Кесса выглянула наружу, прижимаясь к нагретому камню.

- Кирин, держи меня за пояс, - тихо попросила она, протискиваясь вдоль выстланной тростником стены. Снаружи была зима.

Кесса родилась зимой – в первый день Аксеневи, месяца, когда снег от холода визжит под ногами, и эта зима была для неё семнадцатой, Кирин же успела увидеть на одну больше, но им обоим сейчас было не по себе. Ветер, воющий над обрывистым берегом Реки, обжигал пальцы до костей, леденил лица, трепал меховые плащи. Кесса завороженно следила, как белеют под её дыханием волосы, и только крепкий щипок от сестры заставил её отвлечься. Она высунулась наружу ещё на полшага, хватаясь за уступ на известняковом склоне, и закусила губу от восторга и страха.

Там везде был лёд, слегка припорошенный давней метелью – лёд от края и до края, ни темной воды, ни чёрных кустов на её краю, ни кочек жёлтой вымороженной травы… Великая Река исчезла под ним, закованная в белую броню, и в ледяном тумане растаяли острова на её середине – в хорошую погоду их видно было из верхней спальни, но сейчас и они покрылись белесой коркой. Из-под снега желтели известняковые скалы – лёд покрыл и их, и проступающий кое-где камень казался ярко-жёлтым и грязно-серым рядом с белоснежным берегом. Кесса вспомнила, как сиял белизной этот обрыв в летний полдень, подула на закоченевшие пальцы и взглянула вниз, на вьющуюся вдоль склона тропу.

Тропа здесь была летом – так же, как и усыпанный битым камнем берег, и высокий тростник, и широченные листья водяного цветка Мекесни. Зимой никто не поднимался на обрыв, никто не спускался по ледяным дорогам. Внизу чернели новые тропы, протоптанные к воде – там собирали колотый лёд. Узкие цепочки следов тянулись от каждой пещеры, укрытой в белых скалах – от жилища Нелфи, и Санъюгов, и Ранавигов, и Айвинов, и Фирлисов… И ещё несколько едва заметных вмятин виднелось на крутой тропе, спускающейся с обрыва. Свежие следы четырёхпалых когтистых лап – такие большие, что Кесса не смогла бы накрыть их ладонью – и другие, узкие, выгнутые полумесяцем, с тонкими бороздками, будто кто-то шёл на пальцах, вспахивая когтями снег.

- Кирин, следы! Снежник был тут! И демон… смотри, это ледяной демон прошёл тут! – прошептала Кесса и подалась назад, настороженно глядя на обманчиво неподвижный склон. Зимние твари недавно прошли тут, и Кесса не видела следов, ведущих обратно в степь.

- Река моя Праматерь! – выдохнула Кирин, выглядывая из-за её спины. – Этого только не хватало! Отчего они не ушли? Третий день Дикерта… Кесса!

Плетёный пояс едва не порвался, когда Кирин дёрнула за него что было сил, вытаскивая сестру из окна. Та навалилась спиной на заслонку, изгоняя ледяной ветер из пещеры.

- Хаэй! – Снорри Косг, один из гостей-переселенцев, задержавшихся в жилище Скенесов на всю зиму, укоризненно покачал головой. – Так и выпасть недолго.

Снорри был одет по-зимнему, даже шапку не забыл, хоть и запарился, пока пробирался в ней по тёплым норам. При нём был лук, и от стрел в плетёной корзинке пахло смолой. Всего пять из них были обвиты просмолённой паклей, но Снорри положил рядом ещё десяток обычных и шептал теперь над ними что-то невнятное, помахивая над корзинкой осколком чёрного земляного стекла. Эти кусочки, обмотанные ремешками из тонкой кожи, носил при себе каждый житель, которому приходилось посреди зимы выходить из пещеры – говорили, будто они уберегут от смертельного холода и отпугнут снежников, будто это священный обсидиан – земля, расплавленная в огненных недрах и вновь вышедшая на берега Реки. Нарин Фирлис, криво усмехаясь, говорил иногда, что это просто земляное стекло – дрянное, не годное ни на что, даже наконечник для стрелы из такого не выйдет, а что закоптилось – так это силы не прибавит… Его не слушали обычно, и хоть Кесса не знала, кто здесь прав, но на чёрный обсидиан сейчас смотрела почтительно. Закончив колдовать, Снорри спрятал амулет под куртку и смерил сестёр озадаченным взглядом.

- Ступайте вниз! Старшие собираются наружу. Я буду стеречь тропу.

- Ты видел следы на склоне? – спросила Кесса, кивая на замурованное окно. – Ледяной демон где-то у Реки!

- И не один, - нахмурил брови младший из рода Косгов. – У пещеры Мейнов видели другие следы. Стая снежников где-то здесь.

- В омут снежников! Ты видел след демона? – сверкнула глазами Кесса. – Ледяной коготь у Реки! Старшие… они это видели? Они всё равно пойдут… пойдут туда, на лёд?!

- Когда же им, по-твоему, выходить на Весенний Излом? В середине Майнека? – пожал плечами Снорри. – Когти когтями, а снежные волки – звери не из ласковых. Идите вниз, к очагу. Хвала богам, лучников в Фейре много. На тропу снежники не сунутся, лишь бы огонь не погас.

Кесса и Кирин, припрятав зимние плащи, просочились незаметно в очажную залу – и вовремя: старшие Фейра, вся дюжина, были тут, и не только они. Семейство Скенесов – те, кто не сторожил у малых пещер – стояло поодаль от очага, уступив место гостям, лишь Сьютар и Амора, старейшины рода, остались у огня. Сьютар Скенес – весь в пушистых перьях совы, в драгоценном гранёном стекле и подвесках из цветных бусин – встречал каждого из старших, брал их руки в свои ладони и дул на них – и так же делали они, обмениваясь теплом. Нелфи и Мейны, Айвины, Санъюги и Наньокеты – все в расшитых белым мехом шапках, со священными знаками на ладонях и лицах. Каждый из них пришёл с коротким копьём, только Сьютар, как подобало жрецу, держал лишь посох, украшенный перьями и зубами. Кесса знала, что дубина это весьма увесистая – редкий снежник не завизжит, получив ею по хребту – и за деда не опасалась, но всё же ей было не по себе.

- Отчего они собрались так рано? – прошептала ей в ухо Кирин. – До вечера далеко.

- Снежные твари рядом, - прошептала Кесса в ответ. – В темноте их не заметишь…

Каждый из старейшин подходил к очагу, подкладывая сухую ветку. Пламя горело ровно, не плевалось искрами. Поклонившись огню, Сьютар подхватил свой посох и кивнул тем, кто стоял у входа. Многослойные дверные завесы заколыхались, неохотно приподнимаясь.

- Пойдём! – Кесса потянула сестру за руку. – Наверх, пока не видят!

- Река моя Праматерь, - пробормотала Кирин, почти бегом пробираясь вслед за ней по коридорам. – Нас там только не хватало!

В зимней спальне было темно и холодно – свет, ледяной и жуткий, сочился только в приоткрытый лаз в обрыве, рядом с которым, накинув на себя плащ и прикинувшись меховой кочкой, сидел Снорри Косг. Он неотрывно следил за тропой и только недовольно скосил глаз на Кессу, когда она опустилась на сухую траву рядом с ним.

- Мы посмотрим на Излом сверху, - прошептала она. – Они идут уже?

Кирин накрыла её стащенным с кровати одеялом и забралась под него, прячась от ледяного ветра. Он не унимался уже второй месяц – гнал снежную крупу вдоль обрыва, начищая до блеска ледяную броню Реки. Внизу, у подножия белых скал, быстро шли к замёрзшей воде шестеро старших, и Сьютар шагал впереди, вороша посохом снег вдоль тропы. Он говорил что-то, но ветер уносил слова.

- Все чаши Реки-Праматери полны льда, - прошептала Кирин, глядя вниз. – Она спит.

- Она проснётся, - отозвалась Кесса. Солнце не выглядывало из-за белесых туч, и блики на снегу не слепили глаза, но что-то странное мерещилось ей в очертаниях ледяных торосов там, где ещё осенью плескалась вода. Будто тени, отбрасываемые ими, тоже трепал и пытался сорвать ветер…

Сьютар поднял посох, и все остановились, выстроившись вдоль воды. Сейчас там вздыбился лёд, но старший из рода Скенесов смотрел на него уверенно – Река была тут, даже сейчас, во время крепкого сна. Он склонил голову и запустил руку в мешочек у пояса. Угощение высыпалось в расщелины льдин – зёрна, пряная пыль и щепоть соли, сухие травинки и лепестки, следом полетел кусочек солёной рыбы и хвост Листовика. Окк Нелфи поднял над головой чашу, наполненную кислухой, выкрикнул что-то, глядя на скрывшееся солнце, повернулся к заснеженному обрыву и широким взмахом расплескал хмельной напиток по земле и речному льду. Сьютар осторожно коснулся посохом дальней льдины – будто постучался в чужое окно, замурованное на зиму – и Кесса затаила дыхание, но никто не ответил ему. Ничуть не опечалившись, он повернулся к старшим, поднял посох, указывая на обрыв, помахал им, и перья заплескались на ветру.

- Да уж, верно, - пробормотал Снорри, услышавший что-то, что от ушей Кессы ускользнуло. – Пусть они просыпаются скорее.

Опустив посох, Сьютар Скенес пошёл обратно к пещере, и пятеро старших цепочкой потянулись за ним. Окк, спрятав чашу, взялся за копьё – он был не из драчливых, но и ему не по себе было без оружия на этой тропе.

- Жалко, Симу не пустили к нам, - прошептала Кесса, глядя на него.

- Она смотрит за огнём, - отозвалась Кирин, отстраняясь от дышащего холодом проёма. – Вот и нам бы…

Снорри с пронзительным криком схватился за лук. Мгновенно вспыхнувшая стрела очертила огненную дугу над берегом и впилась в снежный холм. Тот взвизгнул, на глазах меняя очертания. Шесть белых теней стояли у тропы, припав к земле, и одну из них сбила в прыжке пылающая стрела – не та, которую пустил Снорри, но и та заставила снежного волка шарахнуться прочь.

Те, кто стоял на льду, схватились за копья. Ещё две стрелы влетели в круг ледяных тварей, разбив его, двое волков отступили, прижимаясь к земле и сдавленно рыча, третий взвизгнул и отпрыгнул, едва увернувшись от удара посохом. Ещё четыре вспышки озарили берег. Окк Нелфи шагнул вперёд, примеряясь, куда ударить, но волк, припавший к земле перед ним, бросился ему на грудь. Кесса вскрикнула и схватила осколок льда.

- Хаэ-эй!

Ледышка ударилась о белую спину и отскочила, но две стрелы пронзили снежный мех, и зверь завизжал, падая набок, и покатился по земле. Окк, не вставая, ударил его так и не выпущенным из рук копьём, и ледяной демон взорвался мелкой снежной крупой, рассыпаясь в прах. Ветер взвыл над обрывом, развеяв ледяное крошево, пять теней мелькнули под скалами и скрылись.

- Снежники! Бездна их пожри, снежники! – Снорри, бросив оружие, высунулся из окна, ошалело тряся головой. – Хаэй! Все ли живы?

- Возвращайся в пеще-еру! – сердито крикнул снизу Сьютар Скенес. – Хаэй! Кто там с тобо-ой?!

- Никого-о-о! – закричал в ответ Снорри, поспешно отталкивая Кессу от окна и забивая затычку в проём. – Сыпьте вниз, обе, они уже на пороге!

Кесса, не чуя под собой ног, скатилась вниз по лестнице, на бегу сбросила зимний плащ и кинула его в пещерку. «Река-Праматерь! Снежники напали на старших!» - она ущипнула себя, чтобы убедиться, что всё это ей не снится. «А сиди я у очага – что бы я увидела?!»

Она влетела в очажную залу на одно мгновение позже, чем Кирин, и за секунду до того, как многослойные завесы зашевелились, впуская в пещеру людей. В очажной зале уже было тесно, и все загомонили вразнобой, завидев Окка Нелфи, припорошенного снежной крупой и недовольно потирающего грудь и щёку.

- Спящие боги услышали нас! – Сьютар поднял посох так высоко, что коснулся сводов пещеры. – Забирайте лёд, ведите Окка к огню!

- Сам дойду, - буркнул сердитый Нелфи и сел у очага, положив у ног копьё. Оно на локоть от наконечника покрылось толстой ледяной коркой, и она не спешила таять.

- Хаэй! Ты видела?! – Сима Нелфи налетела на Кессу, едва не сбив её с ног. Та молча кивнула и поёжилась. Сима отступила на шаг, разглядывая подругу так, будто видела впервые.

- Камень, упавший сверху… Там, в вашем окне, тень… - она сцапала Кессу за рукав и поднесла к своему лицу её запястье, исчерченное тонкими траурными линиями. – Ты – герой древности! Ты даже снежников не боишься!

- Твой дедушка тоже их не боится, - пожала плечами Кесса и покосилась на старших – не слышат ли?

- Он даже убил одного, - усмехнулась она, глядя на огонь. – Это добрый знак, как ты думаешь?

- Это самый добрый знак, - убеждённо сказала Сима, крепко сжимая её запястье. – Скоро Река проснётся!

Снорри, вошедший в залу чуть позже, ткнул её в спину, призывая к молчанию. Сьютар Скенес встал во весь рост у очага, держа в руке черпак. Амора помешивала в котелке над огнём быстро тающий лёд.

- Мы, все шестеро, говорили сегодня с Рекой-Праматерью, - сказал Сьютар, и шёпот в зале стих. – Мы говорили с Макехсом, дарящим нам свет, и с Макегой, матерью ветров, и с Мацингеном, одевающим камни в траву и питающим все стада, и с Каримасом, превращающим ростки в деревья. Все они, наши боги, слышали нас, все Агва слышали нас, все мирные создания слышали нас. Так, как тают над огнём эти льдины, скоро растает весь лёд – и на камнях, и на воде. Так же, как льётся эта влага в ваши чаши, скоро пойдут дожди. Река говорит, что скоро проснётся.

Окк Нелфи первым протянул ему чашку и глотнул талой воды. Медленно пустели идущие по кругу чаши.

- Бабушка плеснула туда кислухи, - усмехнулась Кирин, принюхиваясь. – Странно, что не пахнет. Посмотри на лица тех, кто выпил!

- Там нет кислухи, - проворчал Снорри. – Это Весенний Излом, все и без неё пьяны. Хотя я бы от глотка не отказался. Провались в Бездну все эти снежники!

Он оттянул рукав, показывая шрамы – три широкие сморщенные полосы протянулись от кисти по предплечью, чуть наискось, и кожа на них была синевато-серой, как грязный лёд. Кесса присвистнула.

- Так этот шрам – он от снежников?!

- Я не видел эту тварь, - поморщился Снорри. – Не успел рассмотреть. Мне она показалась высокой… и двуногой. Отец успел меня схватить, её отогнали факелами. Думали, я останусь одноруким.

Он пошевелил пальцами и спрятал шрамы под рукавом.

- Глупая вышла история, - буркнул он. – Я был совсем мальцом тогда. Эти твари… они всегда там, всегда, когда лежит снег. Если подумаешь, что это выдумки и шутки старших, лучше прыгни с обрыва – и то целее будешь.

Чаша дошла до него, он отпил и протянул её Кессе.

- И впрямь вода, - недоверчиво прошептала Кирин.

- Вода Весеннего Излома, - еле слышно сказала Кесса, поднося чашу к губам. – Вода Великой Реки…

- Там раздают Листовиков, - сказала Сима, вглядываясь в толпу у очага. – Чуешь? Лепёшки пекут на очажных камнях!

- Пойду за кислухой, - Снорри отнял у Кессы пустую чашу и поднялся на ноги. – Хэ-эх! В этом году у нас будет своя кислуха. А к осени – своя пещера.

- Если солнце завтра взойдёт, - покачала головой Кирин, опасливо оглядываясь по сторонам. – Если Река подо льдом не умерла.

- Боги сказали – весна будет, - отозвалась Кесса, глядя на огонь. – Они не обманут.

- Если утро настанет, я тебя разбужу, - сказала Сима. – И мы посмотрим в Зеркало.

Юнцы и девицы засиделись в очажной зале до позднего вечера, просидели бы и до рассвета, но старшие погнали их спать. Гости разошлись по своим пещерам, и в тёплых норах повисла тишина, не нарушаемая даже звоном ракушек в дверях. Кесса ворочалась на ложе, не в силах уснуть, и смотрела искоса на замурованное окно. Заглушка сидела плотно – даже ледяной ветер не мог прорваться в пещеру…

- Кирин! – шёпотом окликнула Кесса сестру. - Как думаешь, далеко до рассвета?

- Мррхм, - отозвалась та со дна дремоты. Кесса вздохнула. «Вроде бы полночи уже минуло. Пойду вниз – может, получится выглянуть в дверь. Не сидят же там старшие до сих пор!»

На цыпочках, стараясь не шуршать, она спустилась вниз. Со стороны очажной залы слышны были негромкие голоса, и Кесса поморщилась от досады – «Река-Праматерь, что ж им не спится-то?!»

Старшие сидели у почти угасшего очага. Пламя уже не металось среди камней, но багровеющие угли дышали теплом, самый яркий из светильников-церитов висел на стене, озаряя залу ровным желтоватым светом. Кесса замерла в тени, прислушиваясь к голосам.

- Так, говоришь? Ну и что с того? – проворчал Окк Нелфи. Голос его звучал невнятно – он сидел, прижимая ладонь к щеке.

- А то, что они весь Фейр позорят, - сердито ответил Сьютар. – Трое людей в большой пещере, и ни от кого проку ни на клок тины.

- Почему же? Эмма, вроде бы, колдунья, - пробурчал Окк и снова потёр щёку. – Прокляни меня Река! Ещё и зуб разнылся из-за этих снежных тварей!

- Он у тебя третий год ноет, - отмахнулся Эрик Айвин. – Выломай ты его, и дело с концом! Ну да, колдунья она. И лучшей на участке пока нет. Вот наш Хельг, казалось бы… всё при нём – и умён, и книги читал, а… Э-эх!

Он тяжело вздохнул и потянулся за почти пустой чашей.

- Тут дар нужен, - негромко сказала Огис Санъюгова. – Без дара сколько ни читай, ничему не научишься. Эмму боги одарили – им виднее.

- А что толку с её дара?! – нахмурился Сьютар. – Была она сегодня в нашей пещере? Была на берегу? И что, плохо без неё справились? Ты знаешь же, Огис, мы с Атуном дружны были – раньше, пока он последний ум не пропил. А сейчас к его пещере подходить-то противно!

Старшие согласно закивали, и даже Огис и Эрик, помедлив, наклонили головы. Кесса, дрожа от волнения, подошла к зале ещё на шаг и плотнее приникла к стене.

- Боги нам не рады, - сказал Сьютар. – Семеро погибли тем летом – ни за клок тины! А вспомните, когда в последний раз в Фейре рождались дети?

- Четыре года прошло, пятый начался, - вздохнула Огис. – А в нашей пещере – и того больше.

- Да и в нашей, - поморщился старший из Скенесов. – Четыре пары были сговорены на это лето! Четыре – все из моего рода, а что вышло?!

- Ну, подождёшь ещё год, никого не убьют, - поморщился Эрик Айвин. – Не думаешь же ты траур нарушить? И ещё – почему ты Кессу не посчитал?

Все, и даже Окк, измученный зубной болью, не сговариваясь, усмехнулись. Сьютар нахмурился.

- У Кессы будет хорошая жизнь, будут и дети. Но Речник Фриссгейн её тут не оставит – заберёт к себе. Кто бы у неё ни родился, будет он жителем Истоков Канумяэ. Много ли проку для Фейра? Нам сейчас надо бы о себе подумать, о своих пещерах. Боги нам не рады и нас не радуют. И думается мне, что без Фирлисов тут не обошлось. Если уж мне, человеку, противно к их пещере подходить, каково Реке-Праматери мимо неё каждый день течь?!

Кесса стиснула зубы. «Река-Праматерь! Не слушай его, хорошо?» - думала она, зажмурившись. «Видно, впрямь они все перепились…»

- И что с того? Не выставим же мы их с участка, - проворчал Окк. – А выставим – Речники нас не похвалят.

- Речники нам ещё и помогут, - усмехнулся Сьютар. – Речница Сигюн – уж точно!

- Она не одна тут, Сьютар, - покачала головой Амора. – Речник Айому – помнишь, как он рассердился, когда ты к нему в том году подошёл?

- Х-хе! Драться же он не полезет? – отмахнулся старший из Скенесов. – Если двое Речников решат одно, третий им перечить не будет. А Речник Фриссгейн с нами почти что в родстве.

- Торопишься ты, Сьютар, - хмыкнул Окк Нелфи. – Сильно торопишься. Не будет он тебе помогать…

Эрнис Мейн, вздыхая, поднялся со шкуры и заглянул в коридор.

- Кто-то бродит среди ночи, - пробурчал он. – Сьютар, угомони своих младших.

Кесса юркнула вверх по лестнице и нырнула под одеяло, едва не наступив на сестру. Та сердито зашипела, прижимая палец к губам. Когда шаги внизу затихли, она взглянула на Кессу.

- Что там? Видела солнце?

- Ночь ещё, а к двери не пробраться, - с досадой вздохнула Кесса. – Старшие там засели. Собираются выгонять Фирлисов с участка. Хоть бы Речник Фрисс помешал им!

centerbГлава 02. Снег тает/b/center

Снег под обрывом уже не белел – он набух водой, сотни следов пятнали его, и лиственный сор усыпал его от пещер до вздыбленных льдов там, где когда-то была кромка воды. На лёд пока соваться не решались, но никто уже не боялся ледяных демонов и не искал их следы на степных тропах. В степи снег, запутавшийся в высоченных высохших стеблях, ещё лежал, в нём запросто можно было утонуть, но никто, кроме птиц, уже не ступал на него. Зимние твари ушли ещё на год.

- У-ух! – Нуук Скенес с силой опустил колотушку на распластанную на снегу циновку. – Хватит, пожалуй.

Подхватив длинную подстилку за края, двое Скенесов поволокли её к обрыву и повесили на камни. Ветер, завидев новую игрушку, хлестнул циновкой о скалу, и Нуук отскочил, чтобы не запачкать куртку.

Подстилки, завесы, одеяла и покрывала – всё висело вдоль обрыва, шурша и шелестя на ветру, свежий воздух, наконец допущенный в пещеры, бродил по ним и разносил по всем ходам бодрящий холод. Кесса, пристроив последнюю вытертую шкуру на скалы, спрыгнула с уступа и огляделась.

- Хаэ-э-эй! – Хельг Айвин без шапки стоял на крутой тропе и махал сухим стеблем. – А-а-авит! Ну-у-ук! Ке-е-есса!

- Что тако-о-ое? – закричала она в ответ. – Что вопи-и-ишь?

- Я видел землю! – Хельг в два прыжка спустился на пологий берег и протянул Кессе рукавицу. К ней прилипла чёрная грязь.

- Хаэ-эй! – Кесса повернулась к соседним пещерам.

- Земля! – Сима Нелфи, утопая по колено в снегу, добрела до Хельга и потрогала грязь. – Вот хорошо! Мацинген уже шевелится во сне!

- А Макега уже месяц как не спит, - Хельг прикрыл чистой рукавицей подмороженное ухо. – Ветра так и воют над обрывом. Осталось разбудить Реку-Праматерь!

Все трое, разом посерьёзнев, обернулись к нагромождениям льда. Противоположный берег – и даже острова на середине Реки – таял в белесом тумане. Только на Реке снег и остался нетронутым – никто не смел на него ступить, а те, кто жили под ним, дремали в холодной воде.

- Говорят, на юге Река никогда не замерзает, - прошептала Сима.

- Там и снега не бывает, - покачал головой Хельг. – Ничего, она проснётся.

Кесса огляделась – вдоль обрыва бродили, утаптывая снег, многие жители, и многие сидели перед пещерами, перетряхивая сундуки и ларцы и развешивая по кустам летние рубахи. Только одна пещера была закрыта, и снег лежал на её пороге.

- Вы видели Эмму? – спросила Кесса. – Может, зайдём к ней?

Хельг покачал головой.

- Фирлисы всегда позже выходят. Нечего делать у них в такую рань. Лучше… - он покрутил головой в разные стороны и уже уверенно продолжил:

- Лучше пойдём к вам. Зеркало Призраков – оно всё так же показывает странное?

- Не очень-то оно показывает, - покачала головой Кесса. – Призраки, должно быть, тоже спят.

- Тогда сыграем в Ирни, если нас не хватятся, - сказал Хельг. – Я кости захватил.

- Меня-то скоро хватятся, - нахмурилась Сима. – Дед сейчас не в духе.

- Зуб? – хмыкнула Кесса.

- Ну да, что же ещё, - Сима поддела носком сапога тяжёлый намокший снег. – Старый, больной выломали, так теперь новый растёт. И всё ему не так. Его едва снежник не порвал, он снежника копьём проткнул – так об этом ни слова. Одно слово – дед!

В пещере Скенесов было пусто и холодно, очаг погас, и его камни остыли. Кесса осторожно сняла со стены тёмную, тускло поблескивающую пластину и положила себе на колени. Свисающие с Зеркала перья и странные осколки искусственных камней – рилкара и фрила – закачались на толстых нитках. Кесса протёрла рукавом тусклую гладь и поднесла к ней ладонь. Она отразилась в древнем стекле, но расплывчато – розовато-белесое пятно с тающими краями.

- Призраки не спят, - кивнул Хельг, поднося к Зеркалу палец. Отражение появилось не сразу и было таким же мутным. Поверхность стекла как будто рябила.

- Что-то там шевелится, - прищурилась Сима. – Уберите руки, оно под ними…

Сквозь темнеющую рябь на миг проступила синевато-белесая скала с чёрными отверстиями – цепочка за цепочкой они опоясывали высоченный каменный столб. Красная точка мелькнула мимо него и сгинула. Кесса изумлённо мигнула.

- Дом! Смотрите, там древний дом!

Рябь всколыхнулась снова и поглотила все тени – теперь из Зеркала на Кессу смотрело только её отражение. Хельг досадливо вздохнул.

- Здоровенный домище. Говорят, таких в Старом Городе полно, и все стоят – не шелохнутся. А ведь сколько зим миновало…

- Ты красную штуку заметила? – Сима ткнула Кессу пальцем в плечо. – Летающая штука!

- Маленькая такая, - покачала головой Кесса. – Мала для корабля, даже для древнего. Верно, птица… или Скхаа – они как раз такого цвета, когда голодны.

Хельг ухмыльнулся.

- Тебе везде хески мерещатся. Что твоему Скхаа делать в Старом Городе? Их и не было тогда…

- Тише вы! – фыркнула Сима. – Там что-то шевелится!

Они втроём склонились над осколком древнего стекла, мигом запотевшего от их дыхания. Что-то мелькало за зеркальной мутью, проступая медленно, словно всплывало из глубины.

- Хаэй! – окрик отца заставил Кессу вздрогнуть. Гевелс Скенес стоял на пороге и смотрел на гостей неласково.

- А, вот ты где, а я обыскался. Идём, - он крепко взял Кессу за плечо. – А вы, оба, занялись бы чем дельным.

Идти было недалеко – всего лишь до пещеры Мейнов. Не останавливаясь, Гевелс миновал большие залы и длинную цепь кладовок и остановился в самом дальнем конце норы, там, где она изворачивалась, упираясь в последнюю, наглухо занавешенную дверь.

- Иди, - Гевелс подтолкнул Кессу к закрытому проёму. – Мне нельзя туда.

Она приподняла завесу, и сырой горячий воздух накрыл её с головой – так, что она не сразу смогла вдохнуть. Её схватили за руки, вытряхнули из плаща.

- Хаэй, - выдохнула ей в лицо похудевшая и потемневшая лицом за зиму Эмма Фирлисова. – На ногах держишься? Снимай всё, до нитки. Не замёрзнешь.

Она поправила утиные крылья, прицепленные к узкой налобной повязке, и попыталась вытянуть из волос сухой колючий стебель, но растение не поддалось.

- Зачем это? – насторожилась Кесса и подалась было к двери, но её удержали за плечи. Сзади стояла Огис Санъюгова – в одной длинной рубахе, с такими же крыльями на голове и с сушёной рыбиной на груди.

- Не бойся ничего, - сказала она. – Ты в том году была сговорена с Речником Фриссом – теперь пора отметить тебя знаками Таурт, пусть богиня за тобой смотрит.

Теперь глаза Кессы привыкли к полумраку – подземную тьму разгоняло только свечение двух маленьких церитов, один из которых висел на груди у Эммы, а второй держала Кест Наньокетова, старшая в роду Наньокет. Она стояла у кадушки, от которой валил пар, в горячей воде плавали клочья тины.

- Долго же тебя ловили, Кесса, - покачала головой Кест, черпая пригоршнями воду. – Встань передо мной и не двигайся. Эмма!

- Хаэ-э-эй! – протяжно проговорила колдунья, проводя по спине Кессы пучком сухой травы. – Сила корней взрастила тебя, сила трав взрастила тебя, сила вод взрастила тебя! Мацинген имя твоё назовёт, Макега имя твоё назовёт, Река-Праматерь имя твоё назовёт!

На голову Кессы вылилось полведра тёплой воды, пахнущей берёзовым листом и многократно разбавленной кислухой. Не успела она вытереть глаза и отплеваться, как по её спине хлестнули сухой травой. Пучок этот был смочен чем-то красно-рыжим, и капли краски расплескались по коже Кессы и повисли на мокрых волосах.

- Пусть Таурт растит тебя, пусть она твоё имя называет! – возгласила Эмма, прикладывая к животу Кессы тёплый круглый камень. Огис и Кест держали её за плечи, рыжей краской вычерчивая на лопатках и пояснице странные знаки.

- Плодовитой женой пусть назовут тебя, матерью многих детей пусть назовут тебя, старшей великого рода пусть назовут тебя! – Эмма обмакнула палец в краску и начертила разлапистый знак под ключицами Кессы. – Многих сыновей и дочерей ты принесёшь для нового рода! Четверых сыновей, четверых дочерей!

- Так, как было в вашем роду, - негромко проговорила Огис, выпуская мокрую Кессу из парилки. – Ваша праматерь – из плодовитых. Четверо сыновей! Если Таурт будет добра к тебе, стольких же родишь и ты.

Эмма протянула Кессе ворох сухой тины.

- Вытрись хорошо и одевайся, - она завязала мокрые волосы Кессы косичкой толстых цветных нитей с подвешенным к ним утиным пером. – Потом иди наверх. Старшие матери будут говорить с тобой. Расскажут, что делает жена. Бездна! Ещё Раймалт, ещё траурный год, ещё сговор до конца не заключён, а Сьютар уже торопится…

- Эмма! – прошептала Кесса, оглянувшись по сторонам. – Я слышала на Весеннем Изломе… Дедушка и другие – они хотят выгнать вас из…

- Да знаю я, знаю, - поморщилась Эмма. – От них нового не услышишь. Одевайся. Тут говорить нельзя.

Из пещеры Мейнов Кессу выпустили через три дня, и она вышла, вздохнула, глядя на недвижную Реку, и побрела к своей пещере по щиколотку в снегу. Он таял быстро, размываемый моросящим дождём.

- Кесса! – Сима Нелфи выглянула из пещеры. – Иди к нам!

В очажной зале Нелфи было не слишком людно – старшие снимали циновки со скал, высматривали с обрыва, скоро ли тронется лёд. У тлеющего очага сидел Авит Айвин, раздувал угли и смотрел на пламя. Волосы, коротко выстриженные слева от его макушки, за зиму почти отросли, и свежие шрамы скрылись, теперь о прошлогодних деяниях напоминал лишь большой клык на ремешке, повешенный на шею. Клык этот принадлежал не зверю…

- Позвать бы Хельга – сыграли бы в Ирни, - вздохнул он, едва заметно кивнув Кессе. – Да он весь в делах… Твоя сестра пробегала тут недавно.

- Её раньше отпустили, - буркнула Кесса и села к очагу, стягивая шапку и поправляя ремешок на лбу. Теперь к нему было привязано утиное перо.

- Ты из пещеры Мейнов? От матерей? – с жадным любопытством спросила Сима. – Тебя раскрасили знаками богини Таурт?

- Они уже почти стёрлись, - Кесса ослабила завязки на куртке и показала рыжеватый узор на ключицах. – Это охра, она долго не держится.

- А чему они учат? – спросила Сима. – Тебя позвали, потому что ты станешь Речницей, женой Речника Фрисса? Тебе рассказали, как драться двумя мечами, и как оседлать здоровенного кота? И как говорить с демонами?

Кесса помотала головой и досадливо поморщилась.

- Ничего такого. Ни демонов, ни мечей, ни сражений. Только всякие домашние дела – как обустраивать пещеру, да как детей нянчить.

- Бездна! – Авит хлопнул себя по ноге. – Разве мало вам об этом твердят, что нужно ещё в отдельной пещере запираться и о том же талдычить?!

- То-то и оно, - поморщилась Кесса. – Я ведь стану Речницей! А никто ничего об этом не говорит.

- Да они не знают, - махнула рукой Сима. – Это надо Речницу Сигюн спрашивать. Даже в твоей книге ничего об этом нет. Там пишут, как Ойга из Кецани была Речницей, а как ими становятся – об этом ни полслова.

- Ну, сражаться тебе надо будет, - покачал головой Авит. – Это уж наверняка. И говорить с демонами – тоже.

- Говорить-то ладно, - Кесса, запинаясь, пробормотала несколько слов на ломаном Вейронке – хесском наречии. – Вроде получается. Вот только найти бы демона, который захочет поболтать…

- Можно выманить Агва на берег, - неуверенно предложила Сима. – Они незлые.

- И многих ты выманивала? – хмыкнул Авит. – Им в воде ничего не слышно. Ты их лучше не трогай. Тебе теперь надо учиться драться. Вот у твоих старших есть копья…

- Тут что-то другое надо, - вздохнула Кесса. – Не видела я Речников с такими копьями.

Она повертела в пальцах маленький стеклянный ножик – осколок земляного стекла, оббитый с двух сторон и насаженный на короткую деревяшку.

- Ты, Сима, ночью к причалу Фирлисов выберешься?

- Запросто, - оживилась та. – Опять будем кидать ножи?

- Это у нас получается, - пожала плечами Кесса. – Какое-никакое, а всё ж оружие.

Солнце с каждым днём садилось позже, но всё же ночи ещё не слишком укоротились – и Кессу не тянуло в сон с наступлением сумерек. Убедившись, что завеса на двери в спальную пещеру опущена до земли, она проскользнула мимо, накинула меховой плащ и выбралась на заснеженный берег, освещённый лишь четырьмя крохотными лунами. Тучи разошлись, и светящиеся пятнышки на чёрном небе видны были отчётливо, как и россыпь звёзд поодаль от них. Потемневший снег уже не сиял белесым отражённым светом, но всё же можно было различить натоптанные тропы вдоль нагромождения льдин.

Немного не дойдя до огромной коряги, наполовину заваленной битым и вновь смёрзшимся льдом, Кесса огляделась по сторонам. От скалы у одной из пещер отделились две тени. Сима приветственно помахала рукой, Авит, остановившись чуть поодаль, сдержанно кивнул.

- Не потерять бы лезвия, - нахмурилась Кесса, пересчитывая ножи. Их было три – один из пещеры Нелфи, два – от Скенесов, и Авит, помедлив, достал ещё один.

- Найдутся, когда всё оттает, - отмахнулась Сима. Она пыталась вычертить мишень на замёрзшей коре, но уголь не оставлял следов на тонкой ледяной корке.

- Не надо, будем целиться вон в те сучки, - указала Кесса на тёмные пятна на ободранной части коряги. Это дерево лежало тут много лет, его успели частично ошкурить и даже разрубить на дрова, но большая часть коряги ещё была цела, и к ней летом привязывали плоты и лодки. Говорили, что когда-то Атун, старший в роду Фирлисов, держал тут летающий корабль – хиндиксу, но от той хиндиксы давно не осталось и гнилой щепки, и корягу называли причалом Фирлисов лишь по старой памяти. Она пошла трещинами, и несколько лишних дырок на ней никто не заметил бы.

- Авит, будешь кидать? – Кесса протянула ему лезвие рукоятью вперёд.

- Я так посмотрю, - покачал он головой, отходя ещё на шаг. Кесса отдала нож Симе и отступила к обрыву.

Первое лезвие с тихим стуком впилось в щелястую деревяшку и застряло, второе ударилось о замёрзшую кору и полетело в снег. Кесса, охнув, кинулась за ним. Оно провалилось до земли, только рукоятка темнела в снегу.

- Кесса, а моих там нет? – жалобно спросила Сима, разгребая льдинки под корягой. Единственное лезвие, попавшее в цель, так и торчало из дерева.

- Ф-фу-уф, - выловив из снега последний нож, Кесса подула на озябшие ладони и натянула рукавицы. – Ещё раз?

Лезвие не долетело до коряги – провернулось в полёте и наискось ушло в снег. Кесса посмотрела на неуклюжие рукавицы, вздохнула и подобрала нож.

- Без толку. Так мы точно лезвия поломаем, - сказала она, возвращая Авиту его вещь. – Лёд на коре. Подождём ещё месяц или два – пусть оттает.

- И верно, - покивал Авит. – А я вот думал… А кто из Речников кидается ножами? У нас в Фейре – никто, и на соседних участках такого нет.

- Речник Фриссгейн умеет кидать ножи, - убеждённо сказала Кесса.

- Умеет, но дерётся-то он мечами, - хмыкнул Авит. – И в твоей книге тоже…

- Стой! – вскрикнула Сима. – Был же такой воин в книге! Воин-хеск, похожий на рысь!

- Точно, - кивнула Кесса. – Гальдан, кладоискатель из леса, где растёт серебряный мох! Он думал, что Речница Ойга хочет обокрасть его, и…

- А! Теперь вспомнил, - замахал руками Авит. – Точно – Гальдан из серебряного леса. Ну-у… Он сам из демонов, ему виднее, чем сражаться с сородичами. Ладно, уговорили. А что, если ты промахнёшься? Вот Гальдан промахнулся, когда кинул нож в Речницу Ойгу, и она победила его.

- Так они же мирно разошлись, - напомнила Сима.

- Так то Речница Ойга, - Авит пощупал талисман-клык, спрятанный под рубахой, и поморщился. – А то – Инальтеки. Они мирно расходиться не будут.

- Ну и пусть, - пожала плечами Кесса. – Если я с ними не справлюсь, я всегда могу убежать.

- Х-хе! – Авит упёр руки в боки. – Так и убежишь?

- А ты догони, - хмыкнула она и сорвалась с места, ловко уворачиваясь от полетевшего в спину снежка. Пробегая мимо пещеры Фирлисов, она услышала, как позади плюхнулся в снег Авит, оскользнувшись на льдинке, а из-за плетёного зимнего полога раздался негромкий смешок. Не только они втроём не спали в эту ночь – но никто не вышел из пещеры.

Глава 03. Трещины на льду

Холодный ветер всё так же метался по ночам над обрывистым берегом, но навстречу ему с юго-востока уже спешил тёплый, и снег ручьями сбегал со скал к недвижной Реке. Серо-жёлтые стволы Высоких Трав обнажились и шелестели на ветру, время от времени сталкиваясь с глухим костяным стуком. Земля ещё была твёрдой, как лёд, но в полдень на ней проступала чёрная грязь, вода проложила себе русла по бывшим тропам, а в солнечные дни лилась с обрыва прозрачной стеной. Пятен снега оставалось всё меньше – они белели поодаль от пещер, на границах участков, в тени гигантского Дуба и Высоких Ив. Вода вливалась в Реку, приподнимая лёд, сверху его жгло солнце, и где-то вдали, в низовьях, уже слышался раскатистый грохот – ледяная кора лопалась. У Фейра же лёд лежал прочно, и Конен Мейн, выбравшийся как-то в верховья – не слишком далеко, всего лишь до участка Нанура – говорил, что и там Река не спешит сбросить панцирь.

- Она уже проснулась, - убеждённо сказала Сима, щурясь на потемневший лёд.

- Что-то непохоже, - Онг Эса-Юг, выскочивший из пещеры без рукавиц, подул на замерзающие пальцы и переступил с ноги на ногу.

- Кто же вылезает из-под одеяла в такой холод? – пожала плечами Кесса. – Великой Реке уже много лет, у неё всё ломит от ледяного ветра.

- Ну да, как у моего деда, - хмыкнула Сима. – Хельг! Ну не может же лёд лежать вечно!

- Бывали и такие годы, - нахмурился тот. – На севере, в Хеливе, когда-то позволили льду не растаять весной. Теперь он будет лежать там вечно. Пора ломать его, вот что. Кто со мной?

Сима с опаской посмотрела на синеватый лёд. Снег давно не падал, не было и ночных холодов, и белая броня Реки стала на вид рыхлой, разбухшей от воды. На неё и посреди зимы никто не выходил, кроме перебегающих с берега на берег ледяных демонов, а сейчас старшие вовсе запретили ступать на лёд. Нагромождения снежных глыб у кромки воды ещё месяц назад поднимались на пять локтей, сейчас от этой бесконечно длинной стены почти ничего не осталось – растащили по пещерам. Кто-то и в эти секунды копошился на берегу, набивая вёдра ледышками.

- Через неделю сам треснет, - нахмурилась Сима. – Нечего там делать.

- Я этим же вечером его сломаю, - отозвался Хельг, задумчиво разглядывая ивняк. – И если тут ещё остались снежники, пусть прячутся подальше.

- А если провалишься? – неодобрительно покачал головой Онг. – Вода сейчас высоко стоит, ты не смотри, что её не видно…

- Не бывать тебе магом, Онг, - фыркнул Хельг. – И Речником тоже не бывать. Тут, у берега, всего-то по колено. А, ладно, делай что хочешь. Я пойду ломать лёд, как стемнеет, и посмотрим, долго ли он после этого пролежит.

- Я тоже пойду, - сказала Кесса, высматривая удобную ветку на треснувшей от холода и ветра Иве. «Или взять из пещеры, что потяжелее?..»

На закате к безмолвной Реке подошли не только Хельг и Айвин – едва ли не все юнцы Фейра собрались у кромки льда с дубинами и кольями. Те, кто был слишком мал, с завистью следили за ними с причала Фирлисов, старшие стояли у пещер, и даже Сьютар вышел, повесив на шапку совиные перья. Лёд на Реке ломали каждую весну – иногда поодиночке, иногда толпой, редко у жителей Фейра хватало терпения дождаться, пока он уйдёт сам…

- Хаэ-э-эй! – крикнул Хельг, раскручивая в воздухе длинный шест. Все повернулись к нему и замерли в нетерпеливом ожидании.

- Река-Праматерь! Хаэ-эй! – с пронзительным воплем Хельг остановился и ударил что было сил по льду. С громким треском шест отскочил от синеватой «брони», отбив несколько осколков, лёд как будто остался нетронутым – но Кесса увидела, как из-под снеговых глыб на берегу плеснула вода.

- Река просыпается! – крикнула она, выбегая на лёд. – Снежники, пошли прочь!

Ледяная броня затрещала под ударами. Все колотили по ней, рассыпавшись вдоль берега. Кто-то даже прыгал и приплясывал, и старшие не одёргивали их – лёд, на котором стояли все юнцы, лежал на берегу, на песке и битом известняке, и потрескайся он хоть в крошево – никто не зачерпнул бы холодной воды.

- Хаэ-эй! – закричала Кесса и засмеялась, глядя на тонкие трещины, ползущие из-под ног. Все вопили так громко, как только могли, и не понять было, эхо повторяет их крики, или с соседних участков и с дальнего Левого Берега им отзываются другие жители.

- Хаэй! Лёд сломан! – крикнул Хельг и воткнул шест в истрескавшуюся корку. С грохотом, от которого у Кессы зазвенело в ушах, ледяная броня треснула и просела. Кесса, выронив колотушку, растянулась во весь рост в снеговой каше.

- Ай! – только и успела вскрикнуть она, когда за шиворот хлынула ледяная вода. «Берег! Тут же берег был! Откуда эта г-г-гадость?!» - только эти мысли и занимали Кессу, пока её вылавливали из снега и волокли к пещере. Позади во весь голос поминал Вайнега и прочих Богов Тьмы Хельг Айвин, начерпавший воды в сапоги.

- Река сыграла с нами шутку, - хмыкал он спустя пол-Акена, держа двумя руками здоровенную желудёвую чашку с отваром Мохнолиста. – Разлилась прямо подо льдом.

Кесса сосредоточенно размешивала в своей чашке затвердевший тополёвый мёд. В пещере было жарко, дверные завесы опустили и придавили к полу камнями, но Кесса слышала, как по ту сторону грохочет, лопаясь, лёд, как огромные обломки становятся на дыбы и крошат друг друга, выбрасывая мелкие осколки на берег и сваливая их в груды, и как ревёт разбуженная Река, вздымая тёмные волны. «Если выйти за дверь,» - думала Кесса, дуя на горячий отвар, - «увидишь их всех – и Речных Драконов, и Агва, и Фаллин-Ри, и много-много воды…»

Этой ночью она проснулась от собственного кашля. Проснулись и все, кто спал наверху.

- Ага, - сказала Кирин, пощупав лоб Кессы, поплотнее завернула её в одеяло и прислонила к стене. – Дальше спи сидя.

- Это подземная лихорадка? – громким шёпотом спросила Ота Скенесова. Кирин, нахмурившись, молча указала на лестницу.

- Да ну… - пробормотала Кесса. В горле клокотало, как в кипящем котле.

Ота вернулась быстро, и с ней был хмурый Сьютар. Кессу, всё так же завёрнутую в одеяло, снесли вниз, в пещерку, и она обрадовалась было прохладе, но вскоре там стало ещё жарче, чем было наверху. Ещё одна чаша мохнолистного отвара появилась перед Кессой, и он был горек – даже тополёвый мёд эту горечь не отбил.

- С утра натрём тебя сурчиным жиром, - вздохнул Сьютар, глядя, как Кесса пытается лечь – но тут же, захлёбываясь кашлем, садится. – Река-Праматерь! Не время сейчас для купания.

- Ничего страшного в ночном кашле нет, - буркнула разбуженная Амора. – Спи, Кесса. Хоть сидя, хоть стоя. Во сне Гелин к тебе не подступится.

- Колдунья тут нужна? – спросила, заглядывая в пещерку, Ота. – Эмма знает, как лечить подземную лихорадку!

- Только Эммы тут и не хватало! – нахмурился Сьютар. – Ступай наверх, Ота. Никто в Фейре не болеет подземной лихорадкой – и болеть, пока я тут старший, не будет!

Утром Кесса осталась сидеть в пещерке, от шеи до пояса натёртая пахучим жиром, с чашкой мохнолистного отвара. Еды ей не приносили, да есть и не хотелось. Внутри клокотало и бурлило. На соседнем ложе тоскливо вздыхала, время от времени заходясь в кашле, Сима. Кесса думала, не приведут ли чуть позже Хельга или ещё кого-нибудь, но остальные выстояли перед заразой.

К полудню жар спал, и в голове прояснилось. Шевелиться Кессе по-прежнему не хотелось, и она лежала с закрытыми глазами, лениво прислушиваясь к шорохам и голосам в соседней пещерке. Кладовая по ту сторону прохода была открыта, и двое ворошили сундуки, до поры припрятывая летнюю одежду и вычищенные подстилки и шкуры.

- Хаэй! – один из них постучал по крышке сундука. – Здесь ты смотрел?

- Да везде мы смотрели, - проворчал второй – по голосу Кесса узнала Каннура Скенеса. – Тут тряпья больше нет. Пойдём, нам ещё шары и паруса перетряхивать.

- Ты проснись и смотри, куда показывают, - рассердилась Кега Скенесова, одна из тёток Кессы. – К этому сундуку лет пять никто не притрагивался! Пыли-то, пыли, храни меня Река…

Захрустели петли и засовы, и Кесса услышала удивлённый возглас.

- Надо же! – что-то достали из сундука и встряхнули, Каннур чихнул. – Драная куртка. Чего только у отца ни припрятано…

- Она не драная, - буркнул Каннур, недовольный заминкой. – Тут какой-то бахромы понавешено. И чешуя пришита… а-а, да она вся как в чешуе. Ну-ка, дай сюда…

Послышалось пыхтение.

- Ишь ты, прочная, - протянул дядя Кессы, что-то припоминая. – Погоди, что-то твой отец рассказывал такое…

- Вот же память у тебя, - хмыкнула Кега, отряхивая куртку и вздымая клубы древней пыли. – Зачем она тут валяется? Хорошая кожа, давно бы перешили. Да и перешивать не надо. Она как раз по росту старшим девицам. Только отрезать эти лохмотья и проветрить её как следует.

- Погоди, - Каннур отнял у неё куртку и принялся её рассматривать. – Точно, это вещь Сьютара. И он ещё когда говорил мне в сундук не лазить. Это из его родовых вещичек – бабкино, не то прабабкино. Чудное было имя у неё – Ронимира Кошка, не то Ронимира Кошкин Хвост…

- Мя-а? – послышалось из коридора. Два кота вприпрыжку выбежали из очажной залы. Каннур шикнул на них и, свернув куртку, затолкал её обратно в сундук.

- Ронимира? – протянула Кега – теперь ей что-то припомнилось. – А! Верно, рассказывал он что-то. Померла она, кажется. Ладно, пусть лежит эта одёжка, раз отцу она на что-то нужна. А лучше бы отдать её девицам.

Кесса, удивлённо мигая, приподнялась с постели. Петли сундука захрустели снова, шаги затихли – и Кега, и Каннур ушли к корабельной пещере. В другой день Кесса непременно побежала бы смотреть, как собирают по частям летучую хиндиксу – близилось время полётов, но сейчас она едва смогла сползти с ложа – и, не устояв на ногах, сесть на пол.

- Хаэй! – зашевелилась Сима и тут же закашлялась. – Кесса, ты куда?

- Посмотрю, что там, - прошептала Кесса, но встать не успела – в пещерку вошла Амора с горшком мучной болтушки.

- Река-Праматерь! – цепко схватив Кессу за плечи, Амора усадила её на постель и пощупала лоб и запястья. Увидев, что ничего плохого не случилось, она облегчённо вздохнула и вручила Кессе чашку с едой.

- Ешь, набирайся сил. Ночной кашель долго не держится, - ободряюще усмехнулась Амора. – Два дня – и сможете бегать, как раньше.

- Ба-а, - Кесса заглянула ей в глаза, - а кто такая Ронимира?

- Кто? – Амора удивлённо мигнула. – А-а… Была такая. Она давно померла, ещё Сьютар тогда не родился. Его прапрабабка. Тут никто не копался в сундуках на той стороне? Я слышала, как Кега сюда идёт, но гомонить на всю пещеру её не просили…

Амора осуждающе поджала губы и вышла из пещерки.

- Ке-ега! – пронёсся по ходам сердитый крик.

- Запасливый у тебя дед, - хмыкнула Сима. – И прадед, и прапрадед, и все прародители. Интересно, зачем они к куртке чешуйки пришили?

- Для красоты, должно быть, - пробормотала Кесса, прислушиваясь к шорохам за дверью. Бабушка ушла, так и не дозвавшись, и прочая родня, верно, сидела сейчас в корабельной пещере и готовила хиндиксу к полётам. Кесса поднялась на ноги, держась за стену. После еды слабость отступила, и она, ни разу не пошатнувшись, добралась до дверной завесы и выглянула в коридор.

- Посмотрю, что там за вещички, - прошептала она, оглядываясь. Сима уже была на ногах.

- Я с тобой, - отозвалась она.

Сундук, припорошенный пылью, стоял в самом дальнем углу кладовой, там, куда едва дотягивался свет церита, подвешенного у входа. Он был невелик, но прочен, его сколотили из настоящих досок – не из ошмётков коры, и, возможно, когда-то у него были кованые петли – сейчас его кое-как скрепляли гнутые ивовые прутья. Такой же ошкуренный прут был засовом. Кесса тихонько вынула его и заглянула в сундук, стараясь не раскашляться.

- И верно, куртка, - пробормотала она, положив странную одежду на соседний ящик. – Чья это кожа?

- Должно быть, рыбья, - пожала плечами Сима, ощупывая и обнюхивая чёрный, слегка поблескивающий рукав. С него свисала бахрома – полоски тонко нарезанной кожи, такие же висюльки шли по подолу и по бокам – будто обрывки перепонок, соединявших руки и тело. Кесса усмехнулась, взглянув на пуговицы – это были маленькие костяные Листовики, не хватало только свисающих из-под плоского туловища корней.

- Ох ты! Там ещё и ремешки! – Сима достала из сундука несколько спутанных полос чёрной кожи.

- Это пояс, - Кесса кивнула на костяную пряжку-Листовика. – Река-Праматерь! Сима, он из пластин!

- Тут какие-то петли, - нахмурилась та, прикладывая ремешки к куртке. – Как будто для меча…

Кесса вздрогнула.

- А она тебе впору, - сказала Сима. – Зачем твой дед её прячет?

- Не знаю, - пробормотала Кесса, разглядывая бахрому на рукавах и вытисненные на груди рисунки – Речного Дракона, играющего в волнах, выдру с рыбой в зубах… и кота с лезвием на хвосте. – Сима… ты помнишь ту картинку в нашей книге? Там, где Речница Ойга стоит перед Провалом и оглядывается?

- Ну да, а что… - начала было Сима – и растерянно замигала. Не веря своим глазам, она провела рукой по рисункам и вздрогнула.

- Кесса, но это…

- Это броня Чёрной Речницы, - прошептала та, завороженно глядя на чешуйчатую кожу.

Из очажной залы донеслись голоса, и Кесса, прикрыв светильник колпаком, вытащила Симу из кладовой и юркнула в пещерку, в которой должна была лежать. Кашель донимал её с удвоенной силой. Наглотавшись остывшего отвара, Кесса и Сима взглянули друг на друга.

- Откуда там эта штука?! – просипела Сима и снова потянулась за чашкой.

- Ронимира, - прошептала Кесса. – Чёрная Речница Ронимира. Ты что, не помнишь?! Это же она убила всех вампиров! И этих ночных тварей нет больше нигде! Это она выгнала с Реки нежить…

- Ух, - растерянно мигнула Сима. – Как ты помнишь их всех?! Да, Ронимира Кошачья Лапка, Речница-Некромант… Но… погоди-ка… она – прапрабабка твоего деда?!

Кесса, приподнявшись на локте, посмотрела в сторону кладовой. Её глаза сверкали.

- Нам никто ничего не расскажет, Сима, - прошептала она с досадой. – Иначе рассказали бы давно. Боги великие! Там лежит броня Чёрной Речницы…

Она покачала головой и снова зарылась в одеяло. Её лихорадило.

Через два дня Кессе и Симе принесли свежие лепёшки и по куску солёного Листовика. Они ели жадно – болезнь отступила, и Амора довольно хмыкнула и позволила им выходить – пока что из пещерки. Бегать по берегу им было ещё рано. Впрочем, они не спешили на берег.

По книге сказаний о Речнице Ойге из Кецани и Кесса, и Сима учились читать – так же, как все юнцы и девицы Фейра, и только это примиряло Сьютара Скенеса с такой дорогой и малополезной покупкой. Он и вовсе не стал бы покупать ни одной книги – выучил бы внуков по счётным свиткам и записям о погоде. Кесса хихикнула про себя, вспоминая тот день, когда книгу привезли на участок проплывавшие мимо синдалийцы. Они много чего тогда привезли – а каждая семья выкатила им по бочонку кислухи, и весь Фейр гулял и веселился. «Хвала богам, дедушка тогда не догнал их!» - подумала Кесса, вспоминая сердитого Сьютара, опомнившегося от хмеля и размахивающего книгой. Он сам не помнил, как и зачем купил её – но теперь она, со всеми странными рисунками и историями, лежала в пещере Скенесов, и Амора позволила Кессе и Симе почитать её немного. «Никуда её не таскайте,» - строго сказала она, положив тяжёлый том на чистое покрывало. «За неё два корабля купить можно.»

- Вот оно, - прошептала Кесса, открывая книгу на нужной странице. Долго искать не пришлось – и Кесса, и Сима давно выучили сказания до последней буквы и завитушки на полях. Сухие кожистые листья загадочного дерева Улдас негромко шуршали, переворачиваясь, от них пахло сладким дурманом.

Речница Ойга стояла у Провала – пещеры, ведущей в самые недра Хесса – и в последний раз оглядывалась на Реку, поднебесные деревья – Высокие Сосны Левого Берега – склонялись над ней, и их стволы виднелись на краях поляны, огромные, как горы. За Провалом была только тьма, и чьи-то глаза сверкали в ней.

- Ага, так и есть, - Кесса провела пальцем по чёрной броне Речницы, по причудливой бахроме, свисающей с рукавов, и по вытисненным на груди рисункам. Они были подкрашены – не чёрные, скорее бордовые – и Кесса видела каждый штрих. Выдра, поймавшая большую рыбу, Речной Дракон, выгибающий спину среди бурунов, и припавший к земле кот с лезвием на хвосте…

- А, вот как это носят, - Сима указала на пояс и ремни, перекинутые через плечо. – Этот ремешок – для ножен, тут – колчан со стрелами, а это всё не даёт поясу сползти. Смотри, у неё с собой лук!

- Угу, - кивнула Кесса. Она была растеряна и даже опасалась – только не знала, чего именно.

- Пойдём в кладовку! – Сима потянула её за рукав. – Надо примерить эту броню. Тут пишут, что её не взять когтями и клыками, и даже нож соскользнёт!

- Смотря кто бьёт, - пробормотала Кесса, плетясь за ней. «Вот это да! Чёрная Речница – мой родич… Сплю я, что ли?!» - она сильно ущипнула себя, но это не помогло. Мысли так и метались стаей напуганных чаек.

В пещере Скенесов было безлюдно – все толпились у хиндиксы, не так-то просто было поднять «заспавшийся» корабль в воздух – и всё же Кессе было не по себе, когда она при тусклом свете церита надевала на себя чёрную куртку. Та была немного велика в груди, подол сзади свисал хвостом едва ли не до щиколотки, чуть просторен был и пояс. Застегнув последнюю пуговицу и затянув потуже ремешки, Кесса сделала шаг к двери. Сима с восторженным писком отступила.

- Кесса – Чёрная Речница! Эх, жаль, тебе себя не видно! Ещё бы два меча или лук… - с сожалением вздохнула она.

Кесса ощупала пояс, и её пальцы провалились в длинные узкие карманы. Тонкая на вид кожа расходилась, открывая тайник за тайником. Кесса коснулась правого бедра, нащупывая воображаемый меч. Сима подпрыгнула на месте.

- А ведь ты… ты теперь точно станешь Чёрной Речницей! У тебя даже броня есть! Ты одета, как Чёрная Жрица, и у тебя есть ножи! Если ты вот так пойдёшь к Провалу, демоны тебя испугаются!

- Вот уж похвалила, - хмыкнула Кесса, неохотно снимая ремни. Лёгкая броня как будто приросла к коже – Кесса не чувствовала её. Сбросив куртку, она уткнулась в неё носом. Горькими травами вещи в сундуках перекладывали от жуков-кожеедов, их запах пропитал одежду, но сквозь него пробивался другой, незнакомый и дурманящий.

…Ветер свистел над обрывом, колотя друг о друга серые стебли Высокой Травы. Даже ветви гигантского Дуба едва заметно поскрипывали под его порывами. Река, медленно выползая из берегов, сердито клокотала и вздымалась пенными валами. Она сбросила ледяной панцирь, и его жалкие осколки теперь едва заметны были среди чёрных волн. Битый лёд громоздился на берегу. Земля вокруг причала Фирлисов превратилась в топкое болото. Река обошла бревно и понемногу приближалась к пещерам. Жертвенные чаши Реки-Праматери давно вытаяли из-под снега и сейчас были наполнены прошлогодней кислухой. Гранитные валуны в зарослях Высоких Ив и среди дубовых корней, едва обсохнув после таяния снегов, были вымочены дождями, покрывающий их мох разбух и покрылся рыжими пятнами. Осталось его немного – почти весь он плавал сейчас в остывающем котле. Котёл уже вытащили из подземной печи, и Сит Наньокетова ходила вокруг, поддевая мох палкой и принюхиваясь.

- Хватит с него, - кивнула она наконец, и Кесса, подобрав раздвоенную ветку, потянулась за пластом мха. Кусок за куском его вылавливали и раскладывали по плоским камням над печью. Серо-зелёные лепёшки разбухли и окутались паром.

Поодаль, над подземной кузницей Скенесов, сочился из обрыва тёмный дымок, время от времени прорываясь большими чёрными клубами. У распахнутых настежь корабельных пещер лежали на боках просмолённые хиндиксы – корабль Скенесов, и корабль Нелфи, и корабли Наньокетов и Санъюгов… Из-под обрыва доносился мерный стук и – изредка – грохот упавшей глыбы, - Диснар и Снорри Косг зарывались в скалы, расширяя начатые в том году туннели для новой пещеры. Чайки ещё не вернулись с незамерзающей Дельты, и их криков было не слышно, зато людской гомон не смолкал над Фейром, и даже холодный мокрый ветер никого не загнал в норы.

- Ну вот, со мхом покончено, - облегчённо вздохнула Сима, присаживаясь на нагретый камень. – Немного полежит – и просохнет. Сыграем в Ирни?

- А где Хельг с костями? – огляделась по сторонам Ота. Сит кивнула на лежащий на боку у пещеры Айвинов корабль и расписной шар, то вздувающийся пузырём, то опадающий пёстрой тряпкой. Все старшие Айвины – и Хельг с Авитом – столпились вокруг, то подставляя распорки, то подгоняя дым, но шар не спешил надуваться.

- Да, к ним сейчас не подступиться, - покачала головой Сит.

- Тогда пойдём к Эмме, - сказала Сима, глядя на закрытую пещеру Фирлисов. Дверная завеса была отведена чуть в сторону, как будто кто-то недавно выходил из норы.

Кесса первой заглянула в тёмную, пропахшую прелой травой пещеру. Фирлисы ещё не вытряхивали циновки, и запах плесени расползался из приоткрытого проёма. Где-то неподалёку стоял открытый бочонок с кислухой, и кошки, из любопытства заглядывающие в пещеру, чихали и удирали.

- Хаэй! Эмма, ты здесь? – тихонько позвала Кесса, вглядываясь в темноту.

- Тш! – колдунья словно из стены вышла в двух шагах от неё. – Не голоси так. Что там у тебя?

Она вышла на свет, морщась и протирая глаза. Вид у неё был заспанный и опухший.

- Не пойдёшь с нами? Мы сушим мох и играем в Ирни, - сказала Кесса.

- А, ты за костями, - пробормотала Эмма, ныряя во мрак. – Тут и лодки где-то были… Вот, держи весь узел. Не смотри на моё лицо – два дня, и я опомнюсь. Скоро соберёмся. Научу вас чему-нибудь, пока жива.

Глава 04. Половодье

- Вот так, - Кирин в последний раз заглянула в наполненные сундуки и бросила сверху несколько полынных листьев. – Восемнадцать шапок и восемнадцать пар сапог. Всё на месте.

- Девятнадцать, - буркнул Нуук Скенес, кивая на плетённый из травы куль на самом дне ящика. Шапка и сапоги Йора Скенеса так и остались ненадетыми этой зимой, и Кирин, вытряхнув из кулей прошлогодние горькие травы, добавила туда новых и склонила голову в печали. Траурные узоры обвивали её запястья – как и запястья каждого из Скенесов.

- Ежели дед её не продаст, она перейдёт к тебе, - Нуук потрепал по макушке Оту. Та фыркнула, но на белый мех и блестяшки из рыбьих чешуй покосилась мечтательно.

- Закончено, - объявила Кирин, всыпав поверх полынных листьев горсть лепестков Хумы и захлопнув крышку. – Нуук, Каэн, можно отнести всё в кладовую.

- Сейчас бы жареных окуней, - вздохнул Каэн, поднимая закрытый ящик, и все сглотнули слюну. Мечты о рыбе ему навеяли вытащенные из сундуков водоступы – сапоги из рыбьей кожи. Сейчас, когда Великой Реке были тесны берега, без водоступов из пещеры было не выйти, но сгодились бы они и для весенней рыбалки. И со дня на день старшие должны были увидеть, как пробирается вдоль берегов первая рыба этого года…

- А ещё хороши печёные чайки, - покосилась на дверную завесу Ота. Птицы уже вернулись и вновь обживали безлюдные участки, дрались из-за места на известняковых обрывах, и их вопли долетали до ушей жителей сквозь все многослойные зимние занавеси.

- Для них ещё не время, - строго напомнил Каэн. – Но за яйцами я недели через две выйду. А ты мала ещё.

- Да неужто?! – недобро усмехнулась Ота.

- Ох ты ж, тина и ракушки! – возвела взгляд к сводам пещеры Кирин. Кесса хмыкнула, незаметно отступая к выходу. Снаружи моросил дождик, угрожающе шипели, подступая к жилым норам, речные волны, галдели чайки… и тихонько насвистывала условный сигнал Сима Нелфи.

На берегу и впрямь было мокро – не так, чтобы нырнуть по колено, но водоступы Кесса надела вовремя. Рыбья кожа заблестела от воды, капли застучали по капюшону. Сима, успевшая изрядно вымокнуть, облегчённо вздохнула.

- Много же у вас сундуков! – хмыкнула она, быстро пробираясь между водой и мокрыми скалами к сухой пещере. – Мы всё своё ещё с вечера запрятали.

- И с тех пор ты играешь в Ирни? – недоверчиво усмехнулась Кесса.

- Да ну тебя, - поморщилась Сима. – С утра верчу жернова. Боги знают, куда что девается – зерна полмешка, а лепёшки – с ноготок!

- Вот оно что, - хмыкнула Кесса. – Значит, у деда зуб отрос?

- Да, теперь он хоть унялся, - кивнула Сима. – А твои все где?

- Возятся с хиндиксой, - махнула рукой Кесса. – Сушат дрова.

- Куда им лететь по такому-то небу?! – Сима посмотрела на низко нависшие тучи и чёрную, вздувшуюся, сердито клокочущую Реку.

- Дела на Левом Берегу, - вздохнула Кесса. – Кто-то умер по весне. Без жреца никак.

- Храни нас Мацинген, пока прорастает трава, - склонила голову Сима. – Храни нас Каримас, пока на деревьях нет листьев.

В пещере Фирлисов было на удивление людно – пятеро сидели у разожжённого очага, и на каждом крюке висел сохнущий плащ. Запах плесени ослаб, но кислухой всё ещё несло, и из зимней спальни слышался плеск и несвязное бормотание.

- Посмотри на небо – увидишь звезду! – произнесла положенное приветствие Кесса, подходя к огню.

- Славное время, день бирюзы, - пробормотала Эмма, нехотя отводя взгляд от багровеющих углей. – Садитесь, обсыхайте. Кого ещё ждать?

- Больше некого, - сказал с сожалением Авит Айвин. – Брат в степи, Арому не пускают.

- Я принесла Листовика, - сказала Сит Наньокетова, разворачивая мокрый лист. Куски солёной рыбины положили в подвернувшийся горшок, и Эмма убрала его подальше на полку. Кесса принюхалась – ничем съедобным, кроме кислухи, в пещере не пахло.

- Что вам рассказать? – спросила Эмма. Все переглянулись.

- Я видела древний дом в Зеркале Призраков, - сказала Кесса, - и красная муха летела мимо него. Ещё я видела клубящийся дым и вспышки в нём.

- А-а, - протянула Эмма без особого удивления. – Зеркало просыпается. Нечего ему делать на стене вашей пещеры. Чем больше в нём отразится, тем больше видений оно покажет. Надень на ремешок и носи на груди… хотя – Сьютар едва ли позволит. Странно, что он до сих пор не сунул Зеркало в сундук, да на самое дно.

- Я тоже видела дом и красную муху, - сказала Сима. – Эмма, а правда, что до Применения не было хесков? Хесс ведь старше, чем Орин, старше даже, чем Тлаканта…

- Говорила уже об этом, - нахмурила брови колдунья. – Не в старости дело. Хески без магии не живут. А откуда в Тлаканте магия? Пока Применение не рассыпало тут повсюду ирренциевую пыль, о ней и разговоров не было.

- Опять про древности, - вздохнул с досадой Онг Эса-Юг. – Научи нас заклятиям!

Все согласно загудели, даже Кесса ненадолго забыла о Зеркале и его призраках. Эмма пожала плечами и подняла руку ладонью вверх.

- Ал-лийн!

Водяной шар размером с человечью голову на мгновение повис над её ладонью – и рухнул на пол, залив циновки, очажные камни, юбку Эммы и сидящую рядом с ней Симу. Там, где вода пролилась на угли, взметнулся пар.

- Кто попробует? – Эмма обвела недобрым взглядом всех жителей.

- Ал-лийн! – Авит, отойдя к двери, поднял руку, посмотрел на ладонь и завопил:

- Вода! Получилось!

- Покажи! – все повскакивали с циновки и столпились вокруг него. Эмма посмотрела на слегка замоченную ладонь и покачала головой.

- Мало. Попробуйте каждый по разу, только не над подстилками.

Из зимней спальни высунулась лохматая голова, обвела собравшихся осоловелым взглядом и скрылась. Эмма плотнее задёрнула полог.

- Ал-лийн! – рука Кессы слегка дрожала от волнения. Ей померещилось на миг облачко водяного пара, складывающееся в шарик, но видение тут же растаяло, не оставив и следа влаги на коже. Кесса разочарованно вздохнула.

- Зато я могу направлять воду, - сказал, нахмурившись, Авит и огляделся в поисках миски.

- Ал-лииши, - прошептала Кесса, указав на крупную каплю – она свисала с выступа над дверью. Капля отползла в сторону на полмизинца и упала Кессе на чулок.

- Это не ваше умение – это дар Реки-Праматери, чтобы вы не утопли тут все, не дожив до второй зимы, - проворчала Эмма. – Ну как, призвал кто-нибудь воду?

Онг помотал головой и досадливо вздохнул.

- Тогда покажи другие штучки – вроде той, что отгоняет крыс. Крысы к нам пока что не лезли – видно, сработало.

- Хвала кошачьему племени, - буркнула Эмма. – Ладно, есть такие заклятия. Ваши старшие, должно быть, уже разрисовали вас узорами от кусачих тварей? И вы запомнили, как это делается?

Все переглянулись и попытались дотянуться до лопаток – пёстрый узор, отгоняющий комаров и слепней, чертился всегда на спине, и редко удавалось подсмотреть, как разрисовывают других. Кессе этот знак показали после ритуала Таурт, и она зашевелилась, принимая от Эммы уголёк и обрывок жёлтого осеннего листа.

- Да, так, - кивнула Эмма, рассмотрев рисунок. – И слова… «Жужжащая туча, знорка не мучай, кусай куст и горку, но не суйся к знорку». Я обычно говорю так, может, кто-то придумает поскладнее. Главное – что это значит.

- Что мы – не еда, - сказал Авит и потрогал зуб на ремешке. – Вот бы такие же чары, но от Инальтеков!

- Инальтеки людей не едят, - нахмурилась Эмма, - и не ели никогда. А заклятий от войны ещё не придумали… Ну так показать вам чары посильнее? Под ними ни один хищный зверь к вам не подойдёт, стадо товегов расступится и не обеспокоится…

- И чайки прямо в руки прилетят? – оживился Онг.

- Погоди с чайками, - подняла руку Эмма. – Ничто живое не увидит вас и не почует, пока вы сами о нём не вспомните. Как только соберётесь поймать, съесть или убить, тут же вас увидят и сочтут врагами. Это чары для тех, кто идёт по степи по делам, а не сурков ловить. Вот им на волков и пуганых товегов отвлекаться некогда. А ловить чаек тебя старшие должны были научить.

Кесса мигнула.

- И Речники знают такие заклятия? – спросила она. – Они ходят в очень странные места!

- Да, их этому учат, - кивнула Эмма. – Против разумных тварей не поможет, а против обычного зверья…

Она забрала у Кессы лист и добавила к её узору несколько зубчатых линий, похожих на челюсти, клювы и хвосты.

- Это нарисуйте на коже – всё равно, где. Потом призовите Мацингена и Каримаса и, прижав ладонь к знаку, скажите: «Ловля, грызня, прочая возня – не про меня, не для меня. Я буду ветром, камнем, ручьём, меня не увидите – я ни при чём.» И если знак под рукой потеплеет – Мацинген услышал.

Из спальни донеслось ворчание, потом по циновкам зашлёпали босые ноги, и из норы, пошатываясь и держась за стену, выбрался Атун Фирлис. Лицо его было багрово-синим и как будто распухшим. Он обвёл затуманенным взглядом всех, кто сидел у очага.

- Нелфи и Скенесы, - пробормотал он. – Вот кто в моей пещере – Нелфи и Скенесы.

- Спать иди, - Эмма выпрямилась и потянулась за палкой.

- Зачем спать? – Атун отпустил стену и не без труда, но всё же встал прямо. – Там дождь? Река… в ней сейчас воды много. Я пойду плавать.

- Как знаешь, - Эмма отступила, незаметно подтолкнув ногой циновку. Она поднялась небольшим горбом – и Атун остановился, растерянно мигая.

- Большой ветер, Река сердится, - пробормотал он, разыскивая что-то в углу. Эмма вздохнула.

- Идите по домам, - тихо сказала она. – Он теперь не скоро успокоится.

- Помочь тебе? – спросил Авит, брезгливо глядя на Атуна. – Мы с Онгом отвели бы его на место.

- Идите, я тут управлюсь, - отмахнулась Эмма. Кессе почудилось, что колдунья косится на неё виновато. «Да, расспросишь тут о Ронимире,» - покачала она головой, выбираясь из пещеры Фирлисов и едва не наступая в лужу. Вода, капающая с обрыва, за несколько лет выдолбила ямку в известняковом пороге – его давно никто не ровнял…

…Вода ещё капала с белых уступов, но ручьи, сбегавшие недавно по тропам, иссякли. Ветер гнал тучи на север, и они расползались в клочья, открывая бирюзовое небо. Мокрые листья Высоких Трав, мёртвые, серо-жёлтые, напитались водой и склонились до земли. Тут в обрыв пустил корни молодой куст – Кенрилл, по весне цветущий пурпуром. Он был ещё невелик, но Кессе уже пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть, где заканчиваются его ветки. Выступающие из стеблей шипы угрожающе изгибались, но заточены они были не на Кессу – на прожорливых товегов и килмов, на бронированных Двухвосток, обитателей степи. Кесса же шагала по ним, как по ступеням, поднимаясь всё выше и выше по стеблю. Он слегка покачивался на ветру. Кесса добралась до развилки и выпрямилась, держась за сучок и окидывая окрестности восхищённым взглядом.

- Хаэ-эй! – крикнули снизу. – Что ви-идно?

Внизу – от туманного Леса на Левом Берегу и до белой стены обрыва на Правом – разливались серые воды. Они поблескивали на солнце, как рыбья чешуя, и белые гребни поднимались над валами. На стремнине темнели очертания двух островов – огромная Струйна ощетинилась каменными башнями, а к югу от неё валун, притащенный Рекой издалека, едва выступал из воды, молчаливый и загадочный. Кесса прищурилась, выглядывая плоты куванцев, речных кочевников – они часто останавливались у гранитной глыбы, там было их «гнездо» - «Куванский Причал» - но сейчас ни один куванец не рискнул бы выйти на воду. В блистающих серебром волнах проносились мимо скал вырванные с корнем кусты, огромные коряги, тростниковые «брёвна» в полсотни шагов длиной, с оглушительным треском налетали друг на друга и раскалывались. Мелкое крошево колыхалось на мелководье – там, где летом будет расти трава. Вокруг причала Фирлисов почти сомкнулись волны, лишь часть коряги виднелась из воды, и на ней сгрудились рыбаки. От причала к узенькой сухой кромке были переброшены мостики, и белые валы захлёстывали их, но те, кто пришёл на причал, ничего не замечали.

На стремнине, перелетая через брёвна и обвивая их длинными хвостами, играли Речные Драконы, и рыба, словно спасаясь от них, жалась к прибрежным тростникам. Она была голодна – так голодна, что на упавшую в воду крошку распахивался десяток пастей. Те, кто рыбачил на причале, едва успевали снимать добычу с крючков. Те, кому не хватило места, бродили у кромки воды с острогами, поплавки чьих-то сетей желтели на воде у затопленных тростников. Чайки, забыв о гнездовьях, роем вились над берегом, и кошки, недобро сверкая глазами, следили за ними из сухих пещер. Дымчато-серый кот, преодолев страх перед бурной рекой, перебрался по мосткам на причал и вытащил из корзины небольшую щуку. Воровато оглянувшись на рыбаков, он в два прыжка перелетел на сухой берег и выпустил добычу из пасти на пороге пещеры. Стая кошек устремилась к ней. Кесса рассмеялась и едва не захлебнулась холодным ветром.

Она повернулась лицом к востоку. В зарослях Высокой Травы, пусть они и поредели за зиму, могла бы спрятаться целая армия, их стебли вырастали на многие десятки локтей в высоту, а высохшие листья сгодились бы на одеяла. Лес мёртвой травы тянулся до горизонта вдоль всего Правого Берега, и куда бы Кесса ни взглянула, она видела только Высокую Траву – и ни клочка снега. Не было ещё и зелени – земля промокла и размякла, но не прогрелась, и Сима Нелфи бродила внизу, не опасаясь, что стремительно растущие побеги проткнут её насквозь.

- Хаэ-эй! – крикнула Кесса и начала слезать, но остановилась, держась за веточку, и приподнялась над ней. В трёх сотнях шагов на восток что-то копошилось в земле, и она быстро поднималась рыхлым горбом. Сухие стебли, захрустев, накренились. В разрытой земле блеснули изогнутые когти, потом показалась чёрная мохнатая морда, тревожно втягивающая воздух. Огромный – едва ли не больше Кессы – крот выбирался из затопленной норы. Кесса, громко свистнув, спрыгнула с ветки вниз и едва не располосовала бок о шипы Кенрилла. Ещё два прыжка – и она была на земле.

- Крот! – она махнула рукой на восток. Сима охнула и заторопилась к обрыву, волоча за собой небольшой мёртвый стебель с длинными листьями.

- Конен обрадуется, - хмыкнула она, спускаясь вниз по тропе. Кесса ненадолго задержалась, прислушиваясь к шуму в травяной чаще, но свист ветра и шелест сухих стеблей заглушал все звуки.

- Снега нет нигде, - сказала Кесса на середине спуска и пощупала сухой лист, прихваченный Симой. – А трава ещё сырая.

- Да, рубить рано, - кивнула та. – Пусть просохнет.

…Вода больше не прибывала – Река замерла в трёх шагах от самой нижней из пещер Фейра. Причал Фирлисов превратился в остров посреди бурлящего потока, вороха поломанных ветвей и тростниковых стеблей громоздились под обрывом и застревали в кустах, мостки, ведущие к причалу, убирали на ночь, но их сносило чуть ли не каждый день, - Река бушевала. В небе метались обрывки туч, но солнце они уже не в силах были закрыть, и Кесса, выходя из пещеры, щурилась на свет и вдыхала запах нагретой земли. Весь Фейр был усыпан рыбьей чешуёй и костями – остатками кошачьих трапез, тем, что не доклевали чайки. Разделанная рыба висела над каждым очагом, в каждой продуваемой кладовке, превратившейся в коптильню, и даже там, куда выходил дым из кузницы Скенесов – и, разумеется, внутри самой кузницы. Нуук сломал острогу и вздыхал о потерянном наконечнике. Жители перебирали рыбьи кости – что-то годилось на иглы, что-то – на бусы. Хельг Айвин собрал три десятка зубцов для будущего гребня и припрятал их до зимы – сейчас времени на тонкую работу не было. Коты, объевшиеся до неподвижности, лежали на уступах и тропах, но каждую проносимую мимо них рыбину всё равно провожали жадным взглядом. Чайки, потеряв страх, таскали недоеденное прямо из-под носа у кошек, стаями кружили над рыболовами, и Ота, чистя рыбу и бросая им потроха, смотрела на них мечтательно. Нет, её не тянуло в небо или в воду – птицы нравились ей только запечёнными в углях…

На необитаемой полосе между Фейром и Нанурой обрыв был неровным, большие и малые уступы громоздились друг над другом, и на каждом из них гнездились чайки. От их воплей у Кессы звенело в ушах, и она пряталась в кустах, накрывшись с головой большим щитом из коры и тростника.

- Кто их выбесил с утра пораньше? – сердито прошептал Каэн, глядя на птиц. Они, почуяв неладное, выписывали круги над кустарником.

- Должно быть, Агва приплывали ночью, - ухмыльнулся Авит. – Тогда мы много яиц не найдём…

- Вот бы ночью засесть тут и дождаться Агва! – вздохнула Кесса. – Авит, ты видел, как они тут бродят?

- Смеёшься? – хмыкнул тот, снимая с куста прядь зеленовато-белой шерсти. – Вот тебе доказательство.

- Верно… - протянула Кесса, глядя на мокрый мех. Агва был тут, выбрался из воды и поднялся к гнёздам на уступах, шлёпая перепончатыми лапами по камням, - и зацепился за куст, убегая от разбуженных птиц…

- Ну, кто первый? – Онг Эса-Юг, потеряв терпение, заёрзал под щитом.

- Иди, если хочешь, - кивнула Сима, протягивая ему плетёнку, в которую была насыпана мягкая травяная труха.

Онг, взвалив на плечи щит так, чтобы тот прикрывал голову, выбрался из-под кустов и метнулся к широкому уступу над самой землёй. Там было пусто – лишь помёт и рыбьи кости, но ступенью выше он разглядел что-то среди камешков и сухих водорослей и, довольно хмыкнув, подобрал с земли. Чайка с пронзительным воплем упала сверху, Онг надвинул щит на голову и только ухмыльнулся.

- Хаэ-эй! – крикнул Авит, размахивая руками. Кесса, выкопав из-под листьев припасённые рыбьи потроха, швырнула пригоршню на берег. Птицы взвились над скалами.

- Хаэ-эй!

Вверх по уступам, обшаривая свободной рукой ниши и клубки водорослей и сухой травы, взбиралась Сима. Птицы клевали и били крыльями её щит, то отвлекались на объедки, то, вспомнив о гнёздах, шарахались к скалам. Онг проворно спускался вниз с обрыва, раскручивая щит над головой и его краями отгоняя разозлённых чаек. Ещё секунда – и он шмыгнул в кусты, в шалаш из больших щитов. Следом, поспешно спрыгнув с уступа, нырнула Сима. Её щит треснул не вовремя, и по её пальцам текла кровь.

- Хаэй! – последним в шалаш забрался Каэн. И его рука была расцарапана – ударился о камень, но большое крапчатое яйцо, зажатое в ладони, он донёс до земли целым. Тут же, отломив кусок скорлупы, он выпил белок и желток и радостно усмехнулся.

- Сколько? – спросила Кесса, вытирая руки о клок тины. Сима открыла плетёнку, наполненную крапчатыми яйцами до краёв.

- Тут восемь, и у Онга девять, и Каэн нашёл ещё девять, и одно съел, - сказала она. – Ещё пойдём?

- Хватит, - сказал Каэн, выглядывая в щель между щитами. – Не одни мы тут ходим.

Невдалеке от берега из воды выглядывала большая усатая морда, зеленовато-серая, опутанная тиной. Агва, привлечённый воплями чаек, всплыл и разглядывал теперь берег.

- Каждому по пять, - Сима выложила яйца из плетёнок. – Мы добыли их впятером. Так и быть, съеденное Каэном считать не буду.

Сзади уже слышался шорох – новые «охотники» пробирались в укрытие. Кесса, придерживая плетёнку с хрупким грузом, выскользнула из шалаша вслед за Каэном. От пещер Фейра уже пахло жареной рыбой и подгоревшим тестом. Большую земляную печь залило, но Мейны разожгли свой очаг, и все, кто собирался печь пироги, сошлись в их пещеру. С её порога Кессе и Каэну уже нетерпеливо махала рукой Кега Скенесова – она только их и ждала.

- Принесли? Славно, - она забрала обе плетёнки и отдала Кессе пару яиц. – К вечеру поспеет «глазастик».

Кесса сглотнула слюну.

- Большой? – жадно спросил Каэн.

- Сразу не обхватишь, - усмехнулась Кега. – С восемью щучками.

- Вот это пирог! – выдохнул Каэн. – Вам нужна подмога?

- Иди себе, - отмахнулась Кега – из пещеры её уже звали. – Гевелс под Дубом ждёт вас обоих. Поможете ему с мешками.

Она скрылась в пещере, и Каэн пошёл по узкой тропе вдоль обрыва, сталкивая в воду мелкие камешки. Следом шла Кесса, высматривая на чёрных ветвях Высокого Дуба круглые дома древесных жителей – скайотов. Сейчас листья не скрывали их, ярко раскрашенные стены потемнели от снега и дождя, но дома остались на месте – так и лепились к могучим ветвям, будто пустили в них корни. Присмотревшись, Кесса увидела и мостки, и шаткие плетёные лестницы, перекинутые меж ветвей. С земли они казались не толще паутины. На нижних ветвях покачивались на ветру канаты подъёмников – они уходили в недра большого круглого дома, и ветер иногда приносил оттуда монотонный скрежет вертящихся колёс. Огромные деревянные двери, прикрывающие дупла в стволе, сейчас приоткрылись, канаты тянулись и оттуда. Из ворот следили за спускающимися мешками жители Дуба – в бурых и зелёных одеждах, с хвостами рыжего меха в волосах. Десятеро скайотов спустились вниз, на выпирающий из земли корень – на землю древесный народец ступал редко и очень неохотно. Рядом с корнем стоял, дожидаясь своих мешков, Гевелс и пытался затеять со скайотами разговор. Они отвечали скупо и неохотно, по третьему разу пересчитывали рыбу в корзинах и ёжились от холода.

- Если Мейны пекут «глазастики», - прошептал Каэн и сглотнул набежавшую слюну, - и мы их печём, и Нелфи, и Наньокеты… то скоро жди Речника Айому. Он эти дни ни разу не пропускал.

- Ещё бы, - усмехнулась Кесса. – Он всегда приплывает раньше всех. Будто на запах идёт.

…Ота, подобрав юбку, смело ступила в мутную воду – и, ойкнув, отпрыгнула к обрыву. Хельг покачал головой.

- Я же сказал – рано ещё, - пробурчал он, накрывая ладонью горшочек из-под цакунвы и крепко его встряхивая. Выбеленные костяшки с чёрными выжженными значками выкатились на циновку и замерли.

- Да уж, Реке ещё греться и греться, - пробормотала Сима, склоняясь над водой. К берегу прибило осколок огромной раковины, и он сверкал перламутром со дна, но залезать в Реку по пояс Симе не хотелось.

- Ага! Тебе выпал «Камень», - Онг Эса-Юг разглядывал кости. – Теперь твоей лодке стоять на месте… ага, три дня. Я кидаю.

- Кидай, - кивнул Хельг.

- Хаэй! А я? – потянулась к костяшкам Сима.

- А ты ещё лодку не починила, - напомнил Онг, встряхивая горшочек. – Тебе ещё два хода ждать.

- Как выпадает «Листовик», так чисел не усмотришь, а как какая-нибудь пакость, так сразу шестёрка, - надулась Сима, отходя к порогу. Дверная завеса была откинута, и ветер свободно гулял по пещере, принося с берега вопли чаек, хриплый мяв весенних котов, плеск волн и перестук сухих стеблей.

- А! У тебя «Куванец», - Хельг поднёс палец к костяшке с чёткими значками. – И ты плывёшь ещё четыре дня. Рыбу давай!

- Бездна! У меня уже и рыбы-то нет, - покачал головой Онг, отдавая Хельгу последний кусок вяленой щуки. Хельг довольно хмыкнул и отодвинулся к стене, уступая кости и горшочек Кессе. Онг передвинул вырезанную из коры лодчонку на четыре пальца вперёд.

- Последний ход, - Сима покосилась на свой «корабль». Её лодочка стояла недвижно уже давно – «Камень» выпал ей два раза подряд, задержав её «в пути» на целых десять дней.

- Помоги мне, Речница Ойга, - прошептала Кесса, встряхивая горшочек. Хельг ухмыльнулся.

- Ну? – Альюс Мейн заёрзал на циновке от нетерпения. Костяшки покатились по полу, и все, кто ещё остался в игре, склонились над ними.

- Семь дней пути, - нахмурился Онг, подсчитав точки на костях. – Ты меня обгоняешь!

С берега налетел холодный ветер, и Кесса потёрла замёрзшее ухо, свободной рукой переставляя «лодку».

- Кто сейчас кидает? – спросила Сима.

- Ты, потом Альюс, - сказал, прикинув что-то в уме, Хельг. – Потом я. А интересно, большой ли пирог испекут сегодня Скенесы…

Все повернулись к двери и вдохнули поглубже – ветер, сменивший направление, принёс в пещеру запахи из чужих воздуховодов. В пещере Мейнов снова пекли «глазастики».

- Ветер летит от устья к истокам, - нараспев проговорила Кесса. – Речник Айому слышит, как пахнут наши пироги. Скоро он будет у причала!

Хельг рассмеялся было, но крик, долетевший с берега, заставил его замолчать и вскочить на ноги.

- Хаэ-эй! – вопила Эста, младшая из семьи Нелфи, взобравшись на каменное кольцо-причал. – Хаэ-эй! Речник Айому плывёт сюда-а!

- Река моя Праматерь! – прошептала Кесса и уронила лодочку.

Мгновение спустя никого не осталось в пещере – все выбежали на полузатопленный берег. Крики Эсты переполошили чаек и распугали котов, кинувшихся вверх по склону, и даже рыбаки на причале Фирлисов отложили удилища и поспешили по мосткам к сухому откосу. Там белели огромные каменные кольца, будто вросшие в скалу, – экхи, причалы для летающих кораблей. Рядом с одним из них уже лежала на брюхе прочно привязанная хиндикса семьи Скенес. Канаты, впрочем, были излишни – без надутого шара корабль никуда бы не улетел.

Из-за переломанных за зиму тростников на границе Фейра и Нануры показался большой плот с плетёной хижиной. Если бы не тёмно-синий флаг, привязанный к крыше, можно было бы принять его за плавучий дом куванцев – но куванцы ещё не решались выходить на воду. Плот скользил вдоль берега, будто перепрыгивая через водовороты и обломки тростника. Выйдя из-за кустов, он остановился на миг и повернул к берегу. Из хижины вышел странник в красновато-рыжей броне, и от его шагов прочный тростниковый настил закачался, черпая воду. Приплывший был грузен, широк и в плечах, и в поясе, кованые пластины на его броне сверкали на солнце. Увидев жителей, он усмехнулся и помахал им рукой.

- Речник Айому! – Конен Мейн помахал ему в ответ и поймал брошенный трос. Плот выскользнул на мелководье и замер, улёгшись брюхом на затопленный берег. Летом к этим кольцам привязывали только хиндиксы, сейчас же, в половодье, хватало и короткого каната, чтобы пришвартовать плот или лодку.

- Хаэй! – Речник с плеском ступил в воду и рывком выволок плот на сухой берег. Юнцы запоздало бросились помогать ему.

Кесса огляделась по сторонам. Она упустила момент, вокруг Речника уже сомкнулось плотное кольцо, и все говорили наперебой. Айому лишь усмехался и осторожно похлопывал жителей по плечам.

Из пещеры Скенесов вышел сердитый Сьютар – подготовиться он не успел, а впопыхах нашёл только часть своих украшений, а пойманная кошка отчаянно вырывалась. Жители, взглянув на жреца, расступились, Кесса юркнула за чью-то широкую спину – ей, как и кошке, полагалось быть рядом с дедом и нести на голове сухие лепестки Золотой Чаши, а не перья, оброненные чайками.

- Перейди огневой перевал за горой! – произнёс подобающее приветствие Сьютар и протянул Речнику кошку. – Ты, Речник Айому, как обычно, приплываешь раньше всех. А Река сейчас бурлит…

- Алая луна в небе, - кивнул Айому, выпуская кошку; она со всех ног бросилась вверх по обрыву и замерла там, сердито шипя. – Она проснулась, Сьютар. Всем охота размять кости после долгого сна. Всё спокойно? Никто не замёрз, не утоп и не сломал ноги на льду?

Он окинул внимательным взглядом собравшихся жителей, словно пересчитывал их.

- Всё хорошо, Речник Айому, - кивнул Сьютар, разыскивая в толпе родственников. – Никаких бед, кроме ночного кашля. Рыба у берега так и кишит. Мы испекли пирог к твоему прибытию, хочешь его попробовать?

- Запах ваших пирогов разносится далеко на север, - усмехнулся Айому. – Я чую его от самого Глиняного Города. Надеюсь, в соли недостатка нет? Я привёз большую корзину, и, кажется, она не подмокла.

- Хаэй! Разбирайте вещи, несите в пещеру! – к Речнику, подгоняя своих родичей, пробрался Эрнис Мейн. – Холодно спать в летнем ложе, Речник Айому. Мы постелим тебе в зимней спальне, на новой постели.

- Первую ночь Речник проведёт в моей пещере, - нахмурился Сьютар. – Первый день и первую ночь, так у нас заведено. И мои постели тоже не старые. Не трать время на юнцов, Речник Айому. Пирог остывает, и мы уже откупорили кувшин с хумикой.

- Та-ак, - за спиной Кессы шумно выдохнул Окк Нелфи. – Вот хорёк! Я же нюхом чуял, что у него ещё есть хумика…

Речник Айому в задумчивости смотрел на берег – видно, опасался, что ночью вода поднимется и утащит его плот с собой, а может, выбирал, где ему завтра пристроиться с удочкой. Его излюбленные летние места ушли под воду, да и Листовики, любившие там всплывать и подставлять спины солнцу, ещё не поднялись со дна…

- Как знаешь, Сьютар, - пожал плечами он. – По мне, так ни к чему устраивать большой шум. Пропустим по чашке – и вернёмся к своим делам. Вам сейчас есть чем заняться, и мне тоже.

Здоровенная рыбина вылетела из воды на два локтя вверх и цапнула за крыло зазевавшуюся чайку. Тех, кто стоял близко к Реке, окатило брызгами. Все загалдели, глядя на круги на воде. Речник Айому мечтательно улыбнулся.

- Вот именно, - пробормотал он. – Высплюсь – и на берег. Да не иссякнут воды Великой Реки!

Глава 05. Сухие травы

- И больше её здесь не видели, - со вздохом завершил рассказ Речник Айому и покосился на прозрачные кусты и прислонённые к ним удочки. Кесса поспешно поднесла ему лепёшку и жареную рыбину, и Речник нехотя отвёл взгляд от воды.

- Так Ронимира и пропала? И в других землях… оттуда не приходили вести? Она же была Чёрной Речницей, а они… они всегда что-нибудь совершают! – запинаясь, обратилась к Речнику Сима. Три пары сверкающих глаз уставились на него, и он пожал плечами, с хрустом откусывая рыбе хвост.

- Никто ничего не знает, - сказал он, когда от рыбины осталась одна голова. – Ни куда она от нас подалась, ни что там творила. В те дни много толковых людей ушло отсюда. Король Вольферт исхитрился разогнать полвойска в один мах. Вот нарочно захочешь такое сотворить – и не выйдет.

Он не шутил, и его взгляд был угрюм – даже воспоминание о тех далёких временах наводило на него уныние. Кесса смотрела на Речника восхищённо и опасливо – не каждый день встретишь того, кто видел древнего Короля Вольферта, - уж две сотни лет минуло, как он умер. Это Кесса помнила точно, хотя правители у неё порой в голове путались – но Король-Речник был первым из них, а Кейя, изгнавшая с Реки чужих богов, правила после, а ещё позже царствовал Вольферт, и его сын, Король Астанен, властвует сейчас…

- А её родичи? – спросила, не вытерпев молчания, Сит Наньокетова. – Они-то что говорили?

- Кто знает, где её родичи, - пожал плечами Речник Айому, одним глотком допил всё, что оставалось в желудёвой чаше, и потянулся завязать ремешки на голенище сапога. – Чёрные Речники не сильно-то привязывались к родне. Ронимиру называют Кошачьей Лапкой, но кто помнит её родовое имя? Его не найдёшь и в Архивах Астанена…

- Кимеи должны помнить, - нахмурилась Сима, искоса поглядывая на Кессу. – Они помнят всех.

- Не хотел бы я быть кимеей, - Речник Айому отдал Кессе чашу и поднялся на ноги. – Солнце уже высоко. Ступайте, найдите себе занятие.

Сима и Сит, разочарованно хмурясь, встали с нагретых солнцем коряг. Полдень близился, и солнце стояло над самой Рекой, выглянув из-за белых скал Правого Берега и травяных дебрей востока. Притихшая Река лениво плескалась, перекатывая камешки и обломки тростника, мелководье казалось тёплым и манящим, и Ота Скенесова уже бродила по колено в ледяной воде, разыскивая на дне цветные камешки и обломки земляного стекла.

- Речник Айому! – окликнул гостя Конен Мейн, едва ли не бегом выскочив из приоткрытой холодной пещеры. От него пахло рыбой, прошлогодним и свежим рассолом, пряной рыбной жижей, - там, откуда он вышел, стояли солильные чаны и бочки. Холодные кладовые тянулись вдоль берега, вперемешку с жилыми пещерами, сейчас все они открылись, и едва ли не весь участок проводил там дни. И сама Кесса потратила утро, разрезая и потроша рыбу, слой за слоем разделанное ложилось в чаны и бочонки, в соли не было недостатка, откуда-то взялись и пряности. Всё, что можно было выловить из прошлогоднего рассола, было выцежено и выбрано до последней уловимой крупинки, вскрылись и тайные ларцы с пряными травами, запасёнными осенью. Конен не резал рыбу – он ссыпал её в чаны, прижимал и пересыпал солью, ворочал тяжёлые наполненные бочки, его руки покраснели от рассола, а лицо – от натуги.

- Бездна! Вымой тут же руки, - покачал головой Айому. – Разве же нету в Фейре пары старых рукавиц?!

- Неудобно в рукавицах-то, - буркнул, смутившись, Конен. Он окинул недовольным взглядом троих девиц – похоже, он был им не очень рад.

- Речник Айому, Сьютар хочет говорить с тобой, - сказал Конен.

- Так почему он не пришёл? – Речник с тоской покосился на заброшенные удочки. Этим утром ему никак не удавалось порыбачить и подумать о делах Великой Реки в тишине и покое.

- Он… Речник Айому, ты всё-таки зайди к нему в пещеру, - потупил взгляд Конен. – Это важное дело.

- Если речь о большом свежем «глазастике», то дело и впрямь важное, - без тени усмешки сказал Айому, шумно вдыхая пропахший рыбой воздух. – Хотя редкий пирог нельзя принести на берег, раз уж он так жаждет быть съеденным…

Конен даже не улыбнулся. Быстро он пошёл к пещере, и грузный Речник скоро отстал. Кесса и Сима, переглянувшись, поспешили за ним, Сит пошла было следом, но её окликнули из холодной кладовой.

Тяжёлые зимние завесы ещё висели в дверях, и жители медлили перебираться из зимних спален в летние, - эта весна выдалась холодной, и ветер, налетая с Реки, порой пронизывал до костей, даже если в небе сияло солнце. Завеса опустилась за Речником Айому, и Кесса и Сима остались на пороге.

- Отчего у твоего деда вечно какие-то секреты? – пожала плечами Сима и приникла щекой к белому камню. В щель между завесой и скалой мало что можно было рассмотреть, но слышно было отлично.

- Дел у нас по горло, - с тяжёлым вздохом сказал Сьютар. – И беготня по степи совсем не ко времени. Трава ещё толком не высохла, собирать там нечего, а от охоты одна трата стрел. Но эти обормоты просятся в степь. Если им запретить, так они ещё додумаются удрать, ищи потом их.

- Эх-хе, - вздохнул и Речник. – Кто в этом году обормот?

- Затеял дело Конен Мейн, ну и все остальные… Хельг Айвин, Вайгест Наньокет, Нуук с Каэном, Эра Мейнова… с десяток наберётся.

- Десять – это много, всю дичь распугаем, - протянул задумчиво Речник. – Шестерых я возьму. За день рыба не протухнет. Бочки не ворочайте, надорвётся кто-нибудь – одним днём не отделаетесь. Посмотрим, как растёт трава, и не пора ли вылетать за сушняком. Может, подстрелим сурка или крота – как повезёт.

- Сейчас от этих зверей ни мяса, ни меха, - проворчал Сьютар. – Не тратил бы ты время попусту, Речник Айому! Припугни лучше юнцов, чтобы о деле думали.

- Это уж мне виднее, что лучше, - нахмурился Речник. – Скажи парням, чтобы готовились. Пойдём на рассвете, едва небо позеленеет.

Кесса и Сима еле успели шарахнуться от пещеры – их едва не сбила с ног тяжёлая завеса. Айому, не оглядываясь, брёл к берегу, к оставленным в кустах удочкам. Все, кто бегал по прибрежной тропе и мочил ноги на мелководье, проводили его удивлёнными взглядами.

- Охота на сурка! – Сима усмехнулась. – Три года – и мы пойдём весной вместе с ними. А сейчас – я бы от мяса не отказалась. Как думаешь, кого они добудут?

Вечером из-под причала Фирлисов слышно было фырканье, смех и стук зубов – охотники отмывались от рыбы и пряных рассолов, и холодная Река была к ним неласкова. Уже в сумерках Нуук и Каэн перебирали стрелы, а Сьютар ходил туда-сюда по очажной зале и укоризненно вздыхал.

- Пора, пожалуй, доставать кованый котёл, - сказала Ауна, мать Кессы, в очередной раз проводив его взглядом. – Опять все сойдутся к нам, так у нас и будем готовить.

- О Мацинген, повелитель травы и тех, кто по ней бродит, - прошептала Кесса, набирая в ладонь несколько сухих былинок, и запнулась, не зная, о чём ей просить. – Ну… пусть никому не будет большого ущерба. У тебя ведь много зверей в норах? А у нас тут одна только рыба…

И Кесса истосковалась по тушёному мясу. Не так часто жителям Фейра доводилось его есть – по осени, когда сурки жирели, травяные дебри так густели, что продираться по ним приходилось с треском, и самый ленивый зверь успевал добежать до норы. Где-то на востоке бродили стада, сотрясающие землю, сталкивались колючими панцирями тяжёлые Двухвостки, рогатые товеги фыркали, оставляя клочья шерсти на листьях, и дикие килмы перебирались от оврага к оврагу, живой волной прокладывая в степи дороги. Сюда, к Реке, долетали только птицы…

Незадолго до рассвета Нуук и Каэн тихо поднялись и спустились вниз, в очажную залу. Их вещи были сложены там. За ними спустился Снорри – его не отпустили в степь. Он еле слышно что-то рассказывал Нууку и Каэну, стоя у погашенного очага. Кесса, прижавшаяся к стене у входа в залу, ничего не слышала и мало что видела – свет едва сочился сквозь щели между камнем и дверными завесами. Потом парни ушли, впустив в пещеру холодный утренний ветер, и Снорри со вздохом пошёл наверх. Кесса нырнула в ближайшую кладовку – Снорри, углубившийся в свои мысли, не заметил ни шорох, ни мелькнувшую тень.

Что-то тускло светилось на стене залы, и Кесса подумала сначала, что это лунное сияние отражается от воды, но свечение не рябило, и лунные лучи не дотягивались туда, где Кесса видела неясный блик. Она подошла, вгляделась и вздрогнула – светилось Зеркало Призраков.

Она поднесла ладонь к матовому стеклу – свет не стал тусклее, он сочился сквозь пальцы. В глубине Зеркала мелькали неясные длинные тени – одна за другой, словно люди шли вереницей по ту сторону стекла. Одна из теней остановилась и будто приблизилась, заслонив большую часть Зеркала, другие оказались за неё спиной и истончились, отдаляясь. Кто-то стоял на той стороне – Кесса не видела ни лица, ни одежды, только серые и чёрные пятна.

- Ты меня видишь? – прошептала Кесса, поднося палец к стеклу. – Кто ты?

Тень шелохнулась, её верхняя часть качнулась – как будто кто-то склонил голову.

- Ты жил в Старом Городе, да? – еле слышно спросила Кесса. – Ты стоял у этого окна, когда оно было целым? Это был твой дом?

Из зеркальных глубин уже наползал синевато-серый туман, и все тени таяли в нём. Ещё один миг – и Зеркало почернело.

«Речник Фрисс говорил, что в том доме никто не жил,» - думала Кесса, на ощупь пробираясь в спальню. «Там была… кладовая, наверное. Что-то вроде кладовой. Туда приходили, но не жили там. Река-Праматерь! Верно, призрак подумал, что я совсем глупая.»

На рассвете Сьютар Скенес был не в духе, и семейству Скенесов недолго пришлось спать – ещё солнце не выползло из-за обрыва, как все выбрались на берег. Вода притихла и больше не прибывала, но в любой момент могла взъяриться и разлиться до самых пещер – и тогда Река уволокла бы все обломки, вынесенные на мелководье. Жители спешили подобрать их и растащить по пещерам, им годилось всё – и ветки, и тростник, и обломки коры, и чьи-то пожитки, унесённые волнами. А чуть поодаль, у тростников, кустов Ивняка и в тени причала Фирлисов, стояли верши, и следовало проверить, что в них попалось.

Верши оказались не пустыми, и ближайшие полдня Кессе было чем заняться, как и её сёстрам. Солильные чаны и бочки понемногу наполнялись. Старшие, добыв с мелководья большую ветку Высокой Сосны, рубили её на части и раскладывали обрубки на солнце, из-за толстого комля даже возникла ссора – Гевелс думал, что это слишком хорошее дерево для дров. Он победил и ушёл с комлем в сторону кузницы – сушить его там.

Выйдя из кладовой, Кесса наткнулась на Симу – та волокла с мелководья веточку с пучком хвои. Для Высокой Сосны эта ветка была невелика – так, самый кончик тонкого побега – но иглы на ней были длиннее самой Симы.

- Ну вот, ветка для пахучего дыма, - сказала Сима, отпустив пучок хвои. Отсюда, с береговых камней, он уже никуда не мог уплыть.

- Хорошая ветка, - кивнула Кесса. – А я видела ночью, как в Зеркале шевелились тени. Кто-то смотрел на меня оттуда.

- Ох ты! – Сима покачала головой. – Он был с оружием? Они, эти древние люди, бывали злыми.

- Я думаю, ему тоже было плохо видно, - вздохнула Кесса. – Всё как в тумане. Думаешь, призрак с той стороны может мне навредить?

- Кто его знает, - поёжилась Сима. – Мы видим их, и это странно, но интересно. А вот чтобы они нас видели – это ни к чему. Ты же слышала, что Речник Фрисс рассказывал о тех людях. И Речник Айому тоже…

- Но ведь они строили, а не только убивали, - нерешительно сказала Кесса. – И их было так много! Как они умножились бы настолько, если бы рвали друг друга, как дикие крысы?

- Так же, как умножаются крысы, я думаю, - поморщилась Сима. – Хотя это странно. Люди не плодятся так быстро и легко. Посмотрим, вернулись ли те призраки? Пока тебя нет, они могут вылезти и натворить дел…

…Охотники вернулись на рассвете, и Кесса проснулась от шума и беготни под лестницей.

- Идём! – Кирин сдёрнула её с постели и сама вприпрыжку помчалась в очажную залу. Она, как и все Скенесы, ложилась спать одетой – охотников ждали до поздней ночи.

Когда Кесса догнала сестру, в очажной зале никого уже не было – все толпились у входа в пещеру. Проснулись не только Скенесы – все жители Фейра собрались на узком берегу, и в толпе Кесса увидела Фирлисов, помятых и хмурых спросонья. Эмма, не желая толкаться, взобралась на экху.

- Долго вы там бродили, - покачал головой Сьютар, подходя к огромному – едва ли не больше человека – свёртку из циновок, запятнанному чёрным. Конен Мейн развернул его и поднял что-то над головой, показывая всем. Кесса увидела широкую розовато-серую лапу, словно покрытую мелкой чешуёй, с огромными плоскими когтями.

- Это крот, которого ты видела! – Сима толкнула Кессу в бок. – Они нашли его!

Эрнис Мейн и Сьютар Скенес одновременно взялись за сложенную шкуру и потянули её в разные стороны. Чёрный мех, поредевший с зимы, блеснул на солнце. Жители загомонили. Амора Скенесова, хмыкнув, поймала за шиворот Нуука, второй рукой ухватила за плечо Каэна, и втроём они скрылись в пещере, откуда тут же донёсся стук котелков и плошек. Каннур быстро пошёл в кладовую, на пути окликая помощников. Шкуру уволокли быстро – и её, и разрубленную на куски тушу понесли в пещеру Скенесов. Речник Айому задержался на берегу – подобрав циновки, измазанные кровью, он понёс их к кустам и опустил в воду.

- Подкормка, - буркнул он, проходя мимо Кессы. Она вздрогнула.

- Речник Айому! Что вы видели в степи? – спросила она, догоняя его. Он отмахнулся.

- Вечером, Кесса. Вечером.

Он вошёл в пустую пещеру Мейнов и опустил за собой завесу. Кесса с недоумением смотрела ему вслед.

- Спать пошёл, - хмыкнула Сима, поравнявшись с ней. – Река-Праматерь! Они добыли гигантского крота, а он идёт спать.

На закате из пещеры запахло варёным мясом, и все кошки, гревшиеся на солнце на уступах скал, сбежались к ней. Они вертелись у входа, путаясь под ногами у жителей, но внутрь зайти не осмеливались. Все рыбьи потроха и головы, брошенные им рыбаками, достались чайкам. Выгнали из пещеры не только кошек, но и всех юнцов и девиц, там остались только старшие, и то они не подходили к очагу и дымящемуся котлу близко. Сьютар сам открывал бочонки с кислухой, и Окк Нелфи пробовал её.

- Интересно, призраки видят людей в пещере? – Симе не давало покоя Зеркало.

- Если выглянут – увидят, - отозвалась Кесса. Она думала о Ронимире. Чёрная куртка со странными узорами лежала в тайном сундуке, и никто, даже Речник Айому, ничего не мог рассказать о ней.

- Если бы Речник Айому думал не только о рыбе… - вырвалось у неё, и она поспешно прикрыла рот ладонью. Сима сочувственно хмыкнула.

- Он же Речник. Вокруг него всю жизнь разные странные дела и штуковины. Он к ним привык. Теперь ему рыба в диковинку.

Кесса усмехнулась.

- Я бы не привыкла, Сима, - помотала она головой. – Думаешь, те, кто живёт в Хессе… у них весь мир – под землёй! И везде чародейство и чудища… Думаешь, они тоже… привыкли? И им ничего не странно? Живи я в Хессе, я с зимы до зимы искала бы всякие странности!

Этим вечером Сьютар не сидел на своём обычном месте у очага – там устроился Речник Айому, а рядом с ним усадили охотников.

- В степи вы сделали всё как положено? – запоздало встревожился Сьютар, опуская черпак в котёл.

- Да, и Мацингену не за что на нас гневаться, - кивнул Речник и украдкой протёр глаза. – Разливай.

Некоторое время все молчали – только слышалось чавканье, плеск кислухи и стук обглоданных костей, падающих в большой горшок. Всем охотникам налили по полной чаше, другим юнцам – по половине, и Снорри долго вздыхал, доливая до краёв воду.

- Часто у вас охотятся? – шёпотом спросил он Кессу.

- Редко. Обычно других дел хватает, - так же тихо ответила она. – А в ваших краях?

- Мы осенью ходили на килмов, - мечтательно прикрыл глаза Снорри. – Загоняли их в ямы. Это большие звери, мясо ели три дня. Вот, посмотри, это мой первый нож – такие рукоятки мы делаем из килмовых рогов.

- Красиво, - Кесса потрогала рукоять широкого ножа. – А что говорили вам олда, степные люди? Это ведь их килмы. Нам запрещают ходить так далеко на восток, чтобы не ссориться с олда.

- А, мы охотимся в межречье. Олда редко туда заходят, это земли Реки, - ответил Снорри. – Правда, и килмы там бывают не каждый год. Но то, что вы на них вообще не охотитесь… Олда много на себя берут. Это звери Мацингена, как и все звери в мире.

От внезапно наступившей тишины Кесса вздрогнула, и Снорри растерянно мигнул – его слова прозвучали чересчур громко. Он не заметил, как все доели и отставили пустые чаши, и как последняя кость упала в горшок. Жители сидели, разомлев от тепла и сытости, кто-то из охотников уже дремал, прислонившись к очажным камням. Сьютар поднялся с места, протягивая руку к горшку с костями.

- Благодарим тебя, Мацинген, за то, что ты послал зверя под наши стрелы, за мясо, которым мы насытились, за шкуру, которая нас согреет. Не тревожься – мы вернём тебе кости, пусть они прорастут, как семена прорастают в земле. Пусть звери в твоих степях умножатся!

- Что нового в степи? – зашевелился на шкурах Эрик Айвин. – Не пора ещё лететь за дровами?

- Трава высохла, - кивнул Речник Айому, протягивая ему длинный жёлто-серый лист. – Теперь медлить нельзя. Новая растёт по её следам.

На его ладони лежал маленький зелёный росток – всего в палец длиной, белесый и двулистный. Никто не взялся бы угадать, чем это будет, когда вырастет, но это уже проросло.

- Хвала богам! Земля проснулась, - облегчённо вздохнул Эрик. – Слышали? Завтра я подниму корабль, и мы полетим за сушняком. А что думаешь ты, Сьютар?

- Думаю, что Реке и её существам пора дать передышку, - кивнул тот. – Мой корабль полетит вместе с твоим. Кто возьмётся вырубить то, что растёт над обрывом?

- Найдётся кому, - отозвался Син, старший из Эса-Югов. – И не забудьте о Фирлисах. Кто возьмёт их на корабль?

Эрик, Эрнис, Окк и Сьютар переглянулись.

- Где, кстати, Фирлисы? – спросил Речник Айому. – Я видел их утром на берегу. Их позвали?

- Все знают, что вы принесли крота, и все пришли, - нахмурился Сьютар. – А где их носит, я знать не хочу.

«Река-Праматерь! Надо было оставить мяса для Эммы,» - Кесса закусила губу от расстройства. «Что же я сразу по сторонам не посмотрела…»

- Я загляну к ним, - едва не своротив боком очажный камень, поднялся с места Айому. – Оставьте для них траву над самым обрывом.

Он направился к зимнему ходу – эти коридоры ещё не закрыли решётками, до летней жары и тщательного сбережения прохлады было далеко. Сьютар стиснул зубы. Кесса, поймав ненароком его взгляд, вздрогнула и спряталась за спиной соседа.

- Корабль! – прикрыла глаза Кирин. – Мы давно не летали. Интересно, куда двинемся? К Терновому Оврагу или к Стрякавной Пади?

- Да как и в том году – сначала Синие Взгорки, потом – овраги и пади, - нехотя отозвалась Кесса. – Трава в степи та же, холмы там те же. Нечего менять.

«Речник Айому, верно, почуял неладное,» - Кесса смотрела в пустой коридор, и ей было неспокойно. «Не случилось ли чего?»

…Хиндикса, выдыхая лишний дым, медленно опускалась на Синие Взгорки. Гевелс подбросил в печь золы, чтобы сбить огонь, корабль чихнул сажей. Распластанные плавники не держали толстобрюхую деревянную «рыбу», и она неспешно, клонясь с боку на бок, скользила вниз. Единственный парус давно был спущен, теперь на ветру хлопали только опознавательные флажки. Такой же флажок трепетал внизу – на обломанной ветви Золотой Чаши. Больше Кесса не видела ни единого яркого пятна – только серое, белое и жёлтое море, от края до края земли.

- Левее, - буркнул Сьютар, склоняясь над бездной. – Там просвет.

Корабль ещё раз качнулся в воздухе – и, будто решившись на отчанный шаг, рухнул в травы. Сухие стебли затрещали, пропуская его к земле, в воздухе свистнули канаты, и хиндикса, пролетев ещё немного, замерла в трёх локтях от земли, раскачиваясь на двух тросах. Гевелс и Каннур бросили ещё два шипа – корабль перестал раскачиваться. Сьютар облегчённо вздохнул. Каэн и Нуук бросились к бортам, по склонённым веткам перебрались на сухие «деревья», и несколько мгновений спустя хиндикса была привязана прочно. Кесса и Кирин взялись с одного края за спускаемый шар – он сопротивлялся, вырываясь из рук, словно живое существо… словно летучая медуза – канзиса, которыми кишит небо над южными странами.

- Отсюда и начнём, - сказал Сьютар, убедившись, что шар спущен, и все его слушают. – Делимся по двое – один рубит, один клонит. Девицы режут и подбирают листья. Ауна, Нуук, вы накрываете корабль – погода переменчива. Вечером растопим печь. Жуя траву, знайте меру – тут полно Золотой Чаши.

- Как он её отличает? – шёпотом удивилась Ота, разглядывая землю. Вся почва, ещё недавно безжизненно-чёрная, топорщилась ростками, и все они были похожи, как две капли воды.

- А спать будем на весу? – спросил Каэн, глядя на тросы. – Положить бы корабль, упадёт – плавники переломает.

- Ты ума лишился? – нахмурился Каннур. – Видишь, как зелень лезет из земли? Ты и не почуешь, как она пронижет тебя насквозь. На три локтя в ночь она не поднимется, а положим корабль – прирастём.

Словно подтверждая его слова, маленький стебель у борта зашевелил парой сложенных листьев и приподнялся на пол-ладони. Чешуя, прикрывавшая листья, свалилась, и они, помедлив, развернулись. Рядом с ним второй росток показался из земли и чуть привстал над ней, набираясь сил, чтобы распрямиться.

- Хватит глазеть. Вперёд! – Сьютар шагнул на покосившийся стебель Руулы и спрыгнул с него на землю. За ним спешила Кега – они уже присмотрели, откуда начинать вырубку. Жители выбирались из корабля и расходились по травяным дебрям. Кесса отступила на шаг от хиндиксы, посмотрела вверх – сухие стебли тесно обступали её, заслоняя небо.

- Ой! – Кирин убрала ногу с земли – наружу пробивался ещё один росток.

- Эмма говорила, что всё это выдумки, - тихо сказала Кесса, потрогав растение. – То, что они прорастают сквозь тела и корабли. Они мягкие – они огибают препятствия. Эмма много раз ночевала в степи весной – она ведь ходит сюда за кореньями…

- Тихо! – Кирин опасливо огляделась – вроде никого из старших поблизости не было. – Только при дедушке это не повторяй.

С громким треском наклонилась высоченная соломина – сухая Руула, не выдержав ударов топора, пошатнулась и упала, сбивая с Золотых Чаш листья и веточки. Кесса подобрала ту, что упала рядом с ней.

- Пойдём, а то дед рассердится.

Ночь выдалась тихой – даже ветер ненадолго унялся. Только сопение спящих разносилось над кораблём. В сухих травах перекликались ночные птицы. Кессе чудилось сквозь сон, как потрескивает земля, выпуская на волю ростки. Она высунулась из-под полога и посмотрела вниз – молодые листья поблескивали в темноте.

- Вот это – Высокая Трава, - прошептала Кесса, доставая из-под куртки Зеркало Призраков и поворачивая его «лицом» к степи. – Сейчас тут равнина. Но Эмма, копая землю, находила ракушки. Такие же, как в нашем обрыве. Тут было русло Великой Реки. Она тогда была ещё шире. Смотри, это восточные степи.

Зеркало осталось чёрным – ничего не отражало и ничего не показывало. Кесса, помедлив, спрятала его под одеждой и вернулась в спальный кокон. «Ничего,» - тихо вздохнула она. «Ничего, оно вспомнит. Надо показывать ему разные вещи. Оно вспомнит.»

Травяные дебри преграждали путь ветру; на земле Кесса его не замечала, только слышала, как шелестят наверху тонкие сухие листья. Теперь она взлетела высоко над ними, и вихри кидали её из стороны в сторону. Хрупкая халга, собранная из соломы, верёвок и огромной пушинки, едва держала направление. Хвала богам, ветер был не встречный – дуло с юга, а Кесса летела на восток, к Стрякавной Пади – к одному из её «притоков», узкому и глубокому оврагу. Лес пожухшей травы обступал Падь со всех сторон, высоченные кусты Кенрилла цеплялись за её края, на каждом из них уместился бы если не город, то хотя бы большой дом. Мёртвые стебли Стрякавы ощетинились шипами длиной с ладонь, яд за зиму выветрился, но налететь на них Кесса совсем не хотела – ни зимой, ни летом.

Ветер сдувал все пушинки на одну сторону, и халга постоянно валилась набок, еле-еле поднимаясь над травяным лесом. Среди поваленных друг на друга стеблей уже блестела вода – узкий бурлящий ручей сбегал по камням на дно пади. Кесса дёрнула за верёвки, прижимая пушинки к остову, и халга пошла вниз, уворачиваясь от колких веток.

Чья-то тень колыхнулась у воды, Кесса растерянно мигнула, ожидая увидеть замешкавшегося зверя, но существо встало на две ноги и выпрямилось, глядя на небо. Это была Эмма Фирлисова – в плаще мехом наружу, с вороньими перьями в светлых волосах. Её щёки были вымазаны сажей.

Халга, трепещущая на ветру, даже на дне оврага ещё дергалась и порывалась взлететь – Кесса пробежала десять шагов, прежде чем она замерла. Схватив в охапку пушинку и обмотав её ремнями, чтобы уж точно не улетела, Кесса подобрала отвязавшийся мех для воды и подошла к Эмме. Та не спешила уходить, хоть по её глазам видно было, что девица из Скенесов тут не ко времени.

- Стены прочны, и надёжен дом! - кивнула Кесса. – Эмма! Ты… тебя сюда на корабле привезли?

- Этот день – белый, - пробурчала Эмма. – Я хожу по земле, дочь Гевелса.

- А почему ты в саже? – спросила Кесса, пытаясь разглядеть, что Эмма держит в руках, спрятанных под плащом.

- Я иду от олданцев, - нахмурилась Эмма. – Была работа. На той стороне пади олда жгут погребальные костры. Скажи своим, чтобы туда не ходили.

Кесса изумлённо мигнула.

- Ты колдовала для олда? Как ты узнала, что они пришли? И… что за беда у них?

- Большой беды нет, но у людей горе, и тебе там бегать незачем, - насупилась Эмма. – Слышишь?

Кесса замерла – и за шелестом трав услышала басовитый рёв, а за ним – громкий треск, будто камень упал на камень и разлетелся на части.

- Двухвостки бесятся – гон у них, - пояснила Эмма, вглядываясь в заросли. – Это за падью, в дальней низине. Сюда они не побегут – Стрякава помешает. Но ты к ним не лезь. Им даже ночью не спится. Один дурной ящер метнулся и раздавил шатёр, четверым олданцам поломал кости. Одного, задавленного насмерть, сожгут на закате. Скажи Сьютару, если хочешь… А, лучше не говори.

Эмма завернулась плотнее в меховой плащ и пошла вверх по склону, по едва заметной звериной тропке в зарослях Стрякавы. Кесса, вздрагивая от тревоги и любопытства, вглядывалась в дебри. Двухвостки топотали, ревели и толкались, ветер приносил на дно оврага треск тяжёлых панцирей и гневное фырканье, и Кессе чудилось, что вот-вот кто-нибудь из ящеров примчится к воде.

«Олда их не отпустят,» - с сожалением вздохнула Кесса, поглядев на отвесные склоны. «Тут крутой спуск, легко расшибиться. А взглянуть было бы любопытно…»

Молодые ростки без устали вырывались из земли, те, которые Кесса, прилетев, увидела совсем крохотными, уже поднялись на три локтя. Травы, примятые поваленными сухими стеблями, выпрямлялись и снова тянулись к небу. Гевелс и Каннур срубили высоченную Золотую Чашу и теперь ходили вокруг неё, отсекая малые ветки и не решаясь подступиться к толстому стволу. Кесса, подбирая сухие листья, нашла на земле полупрозрачный, бесцветный лепесток размером с ладонь и долго смотрела на его, вспоминая, каким золотым он был летом.

- Не так уж плохо, - сказал, присев передохнуть, Каннур. – Пока Сьютар летает, мы нарубим сушняка ещё на один полёт.

Ауна недовольно хмурилась, глядя на южное небо. Полянка, расчищенная в сухой траве, пока не заросла свежей зеленью, и видно было сизую хмарь на горизонте.

- Вот эти тучки, - поморщилась она и повернулась к мужчинам. – Они идут точнёхонько сюда. И если глаза мне не врут, они выльют нам на голову небольшое озерцо.

- Воля Макеги, - пожал плечами Каннур, поднимая топор. – Может, и правда нам пора в Фейр. Гевелс, помоги…

Невнятный вопль донёсся из-за травяного леса, и все вздрогнули. Кесса посмотрела на восток – над сухими травами быстро мчалась пушинка Акканы.

- Хаэ-э-эй! – крикнул, снижаясь, Хельг Айвин. Его халга едва не повисла на сухой Золотой Чаше, но в последний миг пролетела мимо, и он спрыгнул на поляну. Не связанная вовремя пушинка дёргалась и раздувалась на ветру, порываясь утащить за собой Хельга.

- Держи! – крикнул ему Гевелс и сам шагнул вперёд, хватая халгу и собирая пушинки в плотный нелетучий комок. – Где твоя голова?!

- Хэ-эх, - судорожно выдохнул Хельг. Он был бледен и храбрился, как мог, но в глазах плескался ужас.

- Что случилось?! – Каннур схватил его за плечи. Все, кто был на поляне, побросали дрова, те, у кого не было топоров, похватали длинные и крепкие палки. Кесса стояла в толпе, окружившей Хельга, и сжимала стеклянный нож.

- Мертвяк! – выдохнул наконец Хельг, мотнув головой на восток. – В Стрякавной Пади… сам только что видел… наши все уже летят к Реке! Бегите!

Каннур растерянно мигнул и посмотрел на Гевелса. Тот недоверчиво хмыкнул.

- Без корабля не побегаешь, - проворчал он. – Рассказывай, кого видел?

Жители зашептались, с опаской глядя то на восточные заросли, то на Хельга. Кесса застыла на месте. «Мертвяк?! Настоящая нежить, как в легендах?!» - сердце билось где-то в горле, словно хотело выскочить наружу. «Прямо тут, в Стрякавной Пади?!»

- Я подумал сначала – он живой, - Хельг вздрогнул и оглянулся, но всё было тихо – только ветер шелестел в травах. – Он шёл по дну пади, вдоль воды. Наступал на камни, на воду, будто глаз лишился. Он – олда… мех на рубахе, красные нитки в волосах, а лицо всё чёрное… и… кости сломаны, одежда разорвана, а крови нет… и он идёт на сломанных ногах… и мухи над ним, а в глазах зелень.

Жители загалдели, перебивая друг друга, и шумели, пока Гевелс не рявкнул на них так, что вокруг пригнулась трава.

- Вокруг пади – спутанная Стрякава, - сказал он, взвешивая в руке топор. – Склоны крутые. На сломанных ногах не взберёшься. Если подойдёт сюда – обездвижим и разрубим. Разожгите костёр и сидите тихо!

Хельг поёжился и снова оглянулся. Кесса неотрывно смотрела на травяные дебри, но мертвец-олда в лохмотьях, окружённый мухами, не спешил подойти к поляне. «Вот бы выбраться в падь,» - она покосилась на забытую всеми халгу.

- Этого олданца задавила Двухвостка, - тихо сказала Кесса, подойдя к Хельгу. – Что ему от людей надо? Мы ему зла не делали.

Житель вздрогнул и взглянул на Кессу полубезумными глазами.

- Ты не понимаешь? Это мертвяк – Квайет, неживая тварь! Будет он спрашивать, кто ему что делал…

Сухая трава загорелась быстро. В иное время старшие не позволили бы палить такой большой костёр понапрасну, но сейчас они сами стаскивали в кучу сушняк. Огонь поднялся высоко, стеной отделив жителей от опасных восточных зарослей.

- Дожили, - пробурчал Каннур. – Хорошо хоть, никто этому мертвяку не попался. Вернёмся в Фейр – много о нём не болтайте. Как бы туда не притащился.

- Речнику Айому надо сказать, - Ауна, хоть и сидела у огня, зябко поёжилась. – Пусть бы он узнал, что там за тварь!

- Речник Айому сюда будет месяц прорубаться, - покачал головой Гевелс. – Хиндикса его не поднимет. Поставим зубцы на тропах, будем смотреть в оба. Если там олданец – он уйдёт к своим.

Загрузка...