Глава 19. Меланнат-на-Карне
Где-то рядом шумел дождь, и ветви шелестели, раскачиваясь на ветру, и крупные капли падали с них. Пахло мокрым мхом и прелой листвой, смолой и речной тиной. Молния с коротким треском распорола небо, и крупная птица, потревоженная вспышкой, взлетела с ветки, и та закачалась, и Кесса вместе с ней – вверх-вниз, вверх-вниз…
- Ишь! Держит! – обрадованно гаркнул кто-то, и ветка закачалась сильнее. Шелестящее крыло, пожалуй, было слишком большим для птичьего…
- Вижу, что держит, - ответил ему мягкий рокот, чем-то схожий с кошачьим мурчанием. – Лети во двор, разомни лапы. После заката придёшь за печатью, пока не долетался. Приводи и сестёр.
- Печать? – недовольно проворчал крылатый. – Тухлая икра! На кой она?! А рисованные знаки не сгодятся?
- Рисованные знаки на вашей шкуре не держатся и месяца, - спокойно ответил ему второй. – Это твоё семейство там, во дворе?
Крылья зашуршали снова, что-то быстрое, подняв ветер, пролетело мимо Кессы, и она попыталась открыть глаза.
- Мои! Я полетел, - торопливо проговорил невидимка. – Сталбыть, после заката? Ага, буду.
Что-то шумно всколыхнулось и с тихим звоном замерло. Кесса, щурясь, смотрела вверх – на зеленоватый потолок, выгнутый невысоким куполом. Сквозь туман в глазах проступали нарисованные на своде ветви – лишённые листьев, но усыпанные яркими цветками. Мохнатые красные пчёлы кружили над ними.
- Пчёлы… - пробормотала Кесса, расплываясь в улыбке. – Какие здоровенные…
Она зашевелилась, привстала на локте – но не нашла опоры и растянулась плашмя. Её зыбкое ложе закачалось вместе с ней. Теперь Кесса видела, что лежит в травяном коконе, привязанном к потолочным балкам. Изнутри он был выстлан мягким пухом – или, может, лепестками – и Кесса в нём тонула.
Чья-то рука придержала верёвку, и качание прекратилось. Взгляд Кессы уткнулся в ожерелье из тонких белых пластинок – они тихо звенели, ударяясь друг о друга.
- Надоело спать? – усмехнулся пришелец, ослабляя шнуровку на коконе. – Садись, но не спеши. Я держу тебя, и ты держись за меня.
Кесса едва не упала обратно – голова кружилась – но успела-таки разглядеть янтарно-жёлтые волосы, увязанные в тугую косу и проткнутые красными перьями, узорную одежду – сплошь в вышитых листьях и соцветиях – и травянисто-зелёные глаза на смуглом лице.
- Съешь, - в руку Кессы вложили крупное яйцо в тёмных крапинках. Она удивлённо мигнула. «Яйцо чайки! Да нет, не чайки… Не хотела бы я встретить такую чайку!» Одним глотком опустошив скорлупу, Кесса повертела её в руках. Вкус был странным… и очень уж знакомым, только она не помнила, когда успела это попробовать.
- Недурно, - кивнул жёлтоволосый, отбирая скорлупу. – Да, тебе уже пора подниматься. Отпей один глоток… держись за меня, ничего, так и должно быть…
Тёплое питьё – тёмно-багровое, пахнущее подгорелым мясом – обожгло не только горло. Жар прокатился по всему телу, и Кесса медленно сползла обратно в кокон. Руки остались снаружи, и теперь она видела кусок ослепительно-белого рукава. По краю извивалась строчка алой вышивки. Никогда у Кессы не было такой рубахи…
- Подними левую руку, - жёлтоволосый зашёл с другой стороны, прокатил по запястью Кессы холодный каменный шарик и довольно хмыкнул. – Пошевели кистью. Вот так… Да, всё срослось, будто и не ломалось. Недурно…
«Ломалось?!» - Кесса изумлённо замигала. Слабость и жар отступили, и она снова поднялась на локте, вглядываясь в лицо лекаря. Странное, узкое и скуластое… и глаза цвета молодой травы… и заострённые уши под жёлтыми волосами… Кесса подпрыгнула на месте, едва не вывалившись из кокона.
- Эльф! – выдохнула она. – Подземный эльф! Ух ты…
Эльф прикусил губу, сдерживая смех.
- Что верно, то верно, - кивнул он. – Риланкоши Кен’Хизгэн, если быть точным. С пробуждением, Кесса, Чёрная Речница.
- Ох ты! Так ты знаешь… Но откуда… - Кесса поспешно прикусила язык и быстро огляделась по сторонам. Она увидела обширную залу, стены из зеленоватого камня и скамьи вдоль них, ковры из переплетённых листьев папоротника на полу и пустые коконы, подвешенные к потолку. На сводах, среди пчёл и цветов, горели яркие жёлтые цериты, а в узкую прорезь окна, забранного сетчатой рамой со множеством цветных стёкол, сочился приглушённый свет. Запах мохового леса, затопляемого дождями, наполнял залу, и что-то ещё вплеталось в него – незнакомые травы, горящая смола и кровь.
Ещё один авларин стоял у дверной завесы, но Кесса увидела его не сразу – прежде её взгляд остановился на роскошном полотнище с вытканными на нём игривыми ящерками. Эльф шевельнулся и шагнул к двери, и Кесса растерянно мигнула. Он смерил её задумчивым взглядом, едва заметно усмехнулся и вышел из залы.
- Где я? И где… где Речник Фрисс? И Флона? И Аллан со своим ящером? – прошептала Кесса, тщетно нащупывая на груди Зеркало Призраков, а на рукавах – бахрому. Кто-то снял и унёс её одежду – и куртку, и рубаху, и плосколапые ботинки.
- Ты в Меланнате. Меланнат-на-Карне, наша крепость, - медленно, по слогам, проговорил авларин. – Тебя нашли на берегу Карны, принесли сюда. Никого больше там не было. Ты помнишь, что с тобой случилось?
- Ещё бы! – Кесса вздрогнула, вспомнив, как свистел в ушах ветер, и как мчались мимо отвесные скалы. – Но… Ты ведь знаешь всё это? Ты знаешь, кто я! Вы как-то залезли мне в голову, да? Как царица демонов-пчёл, как великие змеи Мваси…
- Храни нас Кетт, - поморщился Риланкоши. – Мы не лезем в чужие головы, нам хватает и своих. Ты уже просыпалась, Чёрная Речница. Мы кормили тебя, иногда ты что-нибудь говорила и засыпала снова. Пока срастались кости, мы не хотели тебя поднимать. А теперь ты, если хочешь, можешь встать. И рука, и бедро, - всё зажило.
- Это ты спас меня? – тихо спросила Кесса. Выбраться из кокона было нелегко – шаткое сооружение раскачивалось, и надёжной опоры в нём не было, да и пол, укрытый коврами, оказался коварным – она едва не утонула в нём, провалившись по щиколотку. Риланкоши придержал её под руку и покачал головой.
- Немного привёл в порядок, так лучше сказать. Откуда бы ты ни свалилась, это мало тебе повредило. Хочешь ещё яйцо?
- Хочу! – Кесса проглотила вязкий желток и задумчиво посмотрела на пятнистую скорлупу. – А чьи это яйца? Неужели чаячьи?
- Откуда же в Тарнавеге чайки? – невесело усмехнулся Риланкоши. – Я видел их только в книгах. Красивые птицы… Это яйца чёрной харайги.
- Харайги? – Кесса недобро сощурилась, вертя скорлупу в руке. – Вот это дело…
Осёкшись, она посмотрела на свои босые ступни, на незнакомую строчку вышивки вдоль подола, и шмыгнула носом. Холод накатывал изнутри.
- Речник Фрисс… Он же не мог умереть, правда? Он отбился от скальных змей… - она с надеждой посмотрела на авларина.
- Речник Фрисс? Воин, о котором рассказывали, что он шёл с тобой? – Риланкоши сощурился, что-то припоминая. – В тех слухах, что доходят до меня, правды столько же, сколько в стократно отражённом эхе. Его видели ещё несколько раз, уже одного. Он был там, где знорк-Некромант открыл врата в Запределье, и ещё говорят, что маленький панцирный ящер и его всадник-мечник спаслись от Чёрного Дракона. Это один и тот же воитель?
- Да! – Кесса сверкнула глазами. – Это Речник Фрисс и Флона! Они живы! И Некромант… Это был Саркес, верно? Фриссгейн покончил с его пакостями?
- Они закончились сами, естественным путём, - усмехнулся эльф – без особого, впрочем, веселья в глазах. – Запределье поглотило его. Врата, к счастью, удалось закрыть, и мы даже их не видели. Тебе пора сесть, Чёрная Речница. Твои силы ещё не вполне восстановились.
Это чувствовала уже и сама Кесса – она дрожала мелкой дрожью, и ноги подкашивались. Сердце колотилось под самым горлом. «Саркес мёртв. Жаль, что не мы догнали его, и он успел нагадить,» - думала «Речница», разглядывая зелёную стену. «И как хорошо, что Речник Фрисс жив, и Флона тоже жива! Может, я ещё догоню их… расскажу, как попала в эльфийскую крепость, - они не поверят!»
- Ты скоро наберёшься сил, - сказал Риланкоши, наблюдая за ней. – Здесь в еде нет недостатка, и здесь спокойно. Вечером, если ты будешь готова, княгиня Миннэн придёт к тебе. У неё много вопросов, но мы постараемся не утомлять тебя чрезмерно.
- Княгиня? Она правит всеми эльфами? – Кесса оглядела свою рубаху и нахмурилась. – Тогда мне нужна моя одежда. Вся, и куртка тоже.
- Миннэн придёт к тебе, а не к твоей одежде, - покачал головой Риланкоши, но всё же открыл длинный сундук, покрытый причудливой резьбой. И куртка, и обе рубахи, и штаны, и башмаки, и все обмотки и повязки, - всё было тут. Кесса прижала к себе чёрную истёртую броню и уткнулась в неё лицом. Та пахла странно – незнакомыми пряными травами, и крохотные белые лепестки сыпались с неё.
- Теперь я Чёрная Речница, - довольно усмехнулась странница, когда последний ремешок был затянут, а пуговица – застёгнута. Риланкоши не мешал ей – всё так же наблюдал, стоя поодаль, как за неведомым зверьком.
- Ты всё время – Чёрная Речница, - строго заметил он. – Поэтому ты здесь. Твоё появление породило в Меланнате немало слухов. Многим интересно будет на тебя взглянуть. Очень давно никто из Чёрной Реки сюда не приходил.
- Давно? – эхом повторила Кесса, поднимаясь со скамьи. – И никого из Чёрных Речников нет сейчас в крепости? Но… они ведь приходят сюда? Здесь собираются Чёрные Речники… это все знают!
- Очень давно никто не приходит, - покачал головой Риланкоши. – Ты – первая за… да, за четыреста лет, может, годом больше или меньше. Последней была Ксилия Болотный Огонёк, после неё не приходил никто.
- Я слышала о ней, - прошептала Кесса, склонив голову. – У меня её лук. Можно с ней увидеться? Надо отдать ей оружие…
- Она умерла, - вздохнул авларин. – И, как говорят, ей не хотелось задерживаться среди живых. Она прожила тут четыре года… Не слишком весёлый разговор, так? Хватит скверных новостей на сегодня. Я здесь, если захочешь ещё о чём-нибудь спросить.
Он подошёл к большой глиняной чаше, чья ножка, причудливо изогнувшись, врастала в стену. Над сосудом нависала выступающая из камня рыбья голова – серебристая, блестящая, с маленькими плавничками по бокам и выпученными глазами. Из пасти рыбы потекла вода, и эльф подставил под струю каменный шарик, опутанный тесёмками.
«Вода приходит сюда сама,» - покачала головой Кесса. «Кто-то проложил ей дорогу в камне. Удобно…»
Она встала у окна, прикоснулась к краям узкой прорези, закрытой цветными стёклами, - и камни зашевелились под её пальцами, расползаясь в стороны. Стеклянная ширма поднялась наполовину, и в лицо Кессе ударил сырой холодный ветер. Она увидела поодаль синевато-серые базальтовые стены с узкими щелями окон, тёмно-зелёные черепичные крыши, поливаемые дождём, и ветви с серебристой листвой, вознёсшиеся надо всеми строениями. Что внизу, Кесса не видела, - там смыкались, закрывая двор от дождя, лиственные навесы, и под ними что-то шуршало, звякало, изредка фыркало и взрёвывало. Небо тонуло в серо-белесой хмари, и просвета в тучах не было. Кесса вдохнула холодный воздух и растерянно замигала.
- Почтенный Риланкоши! Скажи, какой сейчас месяц?
- Первый день Маринни, - отозвался эльф, перебирающий склянки и камешки. – Ты проспала тринадцатый Семпаль.
- Маринни?! – Кесса опустилась на скамью, ошеломлённо качая головой. – Была же середина Айкени!
- Да, помню, - Риланкоши с трудом сдерживал смех. – А ещё было начало Дикерта, и конец Олэйтиса был тоже. Довольно много разных дней прошло с тех пор, как Миннэн Менкайхизгу пришёл сюда. И вот новая зима на пороге… Хорошее время для сна.
- Первый день Маринни, - прошептала Кесса. – И Речник Фрисс уже пришёл в Кигээл, и все, кто погиб, снова живы… и все они вернулись в Фейр… все, кроме меня!
Она всхлипнула и сердито провела по глазам рукой. «Фрисс, наверное, подумал, что я разбилась насмерть! Как же он расстроился…»
Тканая завеса с шелестом откинулась, пропуская незнакомого авларина, растрёпанного, перемазанного кровью и напуганного до полусмерти. Влетев в залу, он упал на пол – так быстро, что Кесса решила, будто он споткнулся – и опустил рядом с собой шевелящийся свёрток из огромного листа. Наружу торчал плоский оперённый хвост, а с другой стороны норовила высунуться узкая зубастая морда.
- Беда! – выдохнул авларин, рывком разворачивая лист. Лежащее в свёртке существо испуганно забило крыльями. Их было четыре – два побольше, два поменьше – и на каждом – по три изогнутых когтя. Оно рванулось, приподняло окровавленную голову и снова рухнуло на ковёр.
- Вот даже как? – нахмурился Риланкоши, быстро ощупывая крылья и спину существа, и осторожно подул на его шею. Клок кожи вместе с перьями отделился от головы и висел на тонком лоскуте, обнажив мясо, но от дуновения боль, причиняемая раной, как будто стала слабее. Существо повернуло голову набок, слабо заскребло когтями по листу, и он порвался на части. Кесса вздрогнула. «Харайга!» - теперь она вспомнила, на что похоже это создание. «Харайга о четырёх крыльях! Какой демон научил их летать?!»
- Все кости целы, как ни странно, - сказал Риланкоши, поднимаясь с пола и открывая сундук. – И раны неглубоки. Сегодня полежит у меня, потом отнесёшь его в башню, но к соплеменникам не выпускай. Кто так с ним поиграл?
- Он влетел в загон к алайгам, - поморщился молодой авларин, склонившийся над зверем. – Наверное, ему хотели откусить голову.
- Следить надобно за своей живностью, - покачал головой Риланкоши. – Держи, пока я перевяжу его…
Кесса подобралась поближе и присела на скамью. Пернатый ящер снова повернул голову – его сверкающий глаз неотрывно следил за странницей, и дружелюбия в его взгляде не было.
- Отпускай, он уснёт, - сказал Риланкоши, сжимая пасть существа с двух сторон и переворачивая его на спину. Второй эльф посмотрел на вымазанные кровью руки, хмыкнул и пошёл к водяной чаше.
- Вот оно что, - Риланкоши перевёл взгляд на Кессу. – Ещё один поселенец, которому нужно выжечь печать. Этим же вечером и сделаю. Ты уже достаточно окрепла, чтобы вынести немного боли.
- Выжечь? – Кесса поёжилась. – А иначе никак? У меня были рисунки, но стёрлись…
- Поэтому мы печати выжигаем, - эльф оттянул ворот рубашки, показывая небольшой, но витиеватый узор чуть пониже ключицы. – Тут много разных созданий, Чёрная Речница. Лесные шонхоры – не самые опасные среди них.
- Шонхор – так называется этот зверь? – Кесса решилась подойти к спящему существу. Риланкоши положил его в маленький кокон, подвешенный к стене, и ящер, не просыпаясь, убрал голову под крыло.
- А это птица или ящерица? – спросила Кесса на всякий случай. – Оно не сродни харайге?
- Сродни, - кивнул эльф. – И летает прескверно. Однако этот лес не слишком хорош для птиц. Это лесной шонхор. Говорят, они водились и в ваших землях. Но знорки питали к ним такую ненависть, что от них не осталось и пёрышка. Не трогай его – он, как и ты, ранен и напуган.
«Это всё наяву,» - Кесса украдкой ущипнула себя, но зелёные стены, папоротниковые ковры и спящий ящер с четырьмя крыльями остались, где и были. «Я в настоящем эльфийском замке, и тут меня знают. И это настоящие авларские эльфы, те, кто говорит со всеми живыми… Река моя Праматерь! Даже Речник Фрисс этому не поверит!»
За окном что-то взревело, Кесса бросилась к нему, но увидела внизу только навесы, а на стенах – лишь струи дождевой воды и серебристые листья. Риланкоши едва заметно поморщился.
- Надобно соблюдать осторожность, - пробормотал он. – Холодный ветер за окном, знорка. Прикрой его. Там закололи алайгу, ничего страшного в этом нет.
В коконе, почуяв чужую смерть, зашевелился шонхор, открыл зубастую пасть, попытался высвободить крылья. Авларин легко подул на него, издав несколько щёлкающих звуков. Ящер затих.
- А большая у вас крепость? – спросила Кесса. – Я видела из окна много стен и башен.
- Тут многим хватает места, - кивнул Риланкоши. – Даже зимой.
- А зимой вас становится больше? – слегка удивилась «Речница».
- Многие из лесных жителей зимуют у нас. Тут теплее… и спокойнее, - усмехнулся авларин. – Лесные дома по зиме пустеют. И ты, судя по всему, тоже будешь зимовать у нас.
«Зимовать…» - Кесса растерянно усмехнулась. Ей было не по себе – настолько, что по коже ползли мурашки. «Я всегда зимовала только в Фейре… А тут даже не пещера!»
- Мне надо вернуться на Реку, - нерешительно сказала она. – Там мои родичи… и Речник Фрисс. Я не думала, что уйду… так надолго.
- Холодные дожди уже идут, - пожал плечами Риланкоши. – А за ними с неба потечёт хашт, и он же поднимется из земли. Пятнадцать или двадцать дней – и явятся Хелигнэй, воины льда. Куда ты пойдёшь, и куда успеешь уйти? Ты не шонхор, чтобы перезимовать в дупле.
…Холодный дождь всё лил за окном. Кесса сквозь дрёму слышала, как стекает по стенам вода, и как колышутся за башнями широколистные папоротники. Завеса снова качнулась, пропуская в залу эльфа, одетого в чешую.
- Риланкоши! Когда мы увидим тебя в Зале Чаш? – усмехнулся пришелец, ставя на сундук большой круглый сосуд на четырёх лапах и выкладывая рядом пару коротких двузубцовых лезвий. – Питья не принёс. И вот ещё кое-что, для тебя и для раненых. Вот бы ты чаще выбирался из норы!
- Зачем бы? Вы, Дети Намры, без меня уже и с алайгой не справитесь? – нахмурился Риланкоши. – Даже здесь был слышен крик. Кто не уследил?
- Всему сразу не научишься, - пожал плечами чешуйчатый эльф. – Чёрная Речница! На ногах и в полном здравии? Скажу княгине Миннэн. Тебя-то мы увидим в Зале Чаш? Я зову тебя за стол Детей Намры. И еда, и питьё там хороши!
- Благодарю, - склонила голову странница. – Меня зовут Кесса.
- Иллингаэн, - авларин, согнув пальцы, легко прикоснулся ими к груди. - Угощайся. Свежайшее мясо, сам хотел съесть!
Шонхор, выбравшийся из кокона, перепрыгнул на край водяной чаши – свёрток, брошенный Иллингаэном на её дно, сочился кровью, и ящер с хриплым криком потянулся к нему. Риланкоши схватил существо за бока и затолкнул обратно в кокон.
- От Иллингаэна всегда шум и переполох, - поморщился он. – Всё их семейство такое – хоть внуки, хоть правнуки.
Кесса, забыв о кровавом свёртке, удивлённо присвистнула.
- Сколько же ему лет?
- Да немного, - проворчал Риланкоши. – Держи. Тебе сейчас надо есть!
Он протянул ей кусок тёмного окровавленного мяса, не тронутого ни огнём, ни кипятком. Кесса едва не выронила его на ковёр.
- Это кусок алайги? – спросила она, обнюхивая полученное. – Вы… едите мясо сырым?
- В ваших краях мы так делать не стали бы, - хмыкнул авларин. – Но тут не гостила сияющая смерть, и земля чище. Ешь, это печень алайги. Достаётся не каждому.
Шонхор, жадно проглотивший остатки мяса, теперь терзал окровавленные листья и вылизывал чашу. Рана, протянувшаяся по его шее и голове, почти уже закрылась, но кожа осталась голой – перья и не думали проклёвываться. Кесса сосредоточенно накручивала на двузубцовую вилку «белесую тину» - авларскую лапшу. Кусочки рублёного папоротника норовили упасть на пол, тёмно-розовая жижа, пахнущая рыбой и яртисом, плескалась на дне горшка, нарисованные на нём листья и существа притягивали взгляд, отвлекая от еды. Риланкоши уже насытился и ушёл к окну, в зале повеяло мокрым моховым лесом. Дождь так и шёл, не затихая ни на миг.
- Кесса Скенесова, Чёрная Речница?
Негромкий голос послышался за спиной, и странница обернулась. У двери стояла жёлтоволосая эльфийка, и её одежды были расшиты серебряными листьями.
- Силы и славы! – кивнула Кесса. Она хотела встать, но отвлеклась на лапшу, намотанную на вилку, махнула про себя рукой и осталась, где сидела.
- Всё так, как написано в книгах, и как рассказывают очевидцы, - покачала головой авларинка, опускаясь на скамью. – И верится с трудом… Говоришь, ты искала Ксилию Болотный Огонёк?
- Её оружие… Она сама не вернулась за ним, - Кесса немного робела. – Мастер Звигнел просил отдать лук ей. Жаль, что я опоздала…
- Вряд ли лук добавил бы Ксилии желания жить, - вздохнула Миннэн. – Радостно видеть, что у тебя его с избытком. Столько пройти, увидеть столько странного… В Зале Чаш все ждут твоих историй.
- Иллингаэн приглашал за стол своего клана, - кивнула Кесса. – Он – ваш воин?
- Он – один из старших в Детях Намры. Да… можно назвать его и воином, - кивнула авларинка. – Твой наставник… Мы знаем его?
- У меня нет и не было наставника, - призналась Кесса. – Я думала, у вас кого-нибудь найду… Это одежда Ронимиры Кошачьей Лапки, она – мой предок… далёкий предок. А оружия у меня нет.
- Значит, Чёрная Река иссякла, - склонила голову Миннэн. – Мы надеялись на иное… Тут есть один чердак, мы собирали там интересные вещи, бесполезные для нас. Похоже, твой лук тоже займёт там место. Если хочешь, тебя отведут туда. Что-то, бесполезное для нас, принесёт тебе пользу. Чёрные Речники любили там бродить… А что слышно о Вольферте Кейне? Он не преследовал тебя за странные намерения?
Кесса удивлённо мигнула.
- Король Вольферт? Он умер, и давно. Сейчас Великой Рекой правит Король Астанен, и он – мудрый властитель. Он не выгоняет своих воинов вон!
- Да, это мудро, - во взгляде авларинки Кессе почудилась усмешка. – Ты знаешь что-нибудь о Стеклянном Городе? Может быть, ты жила там, или видела, как делают стекло?
- Стекло? – мигнула странница. – Не-а.
- Жаль, это было бы очень кстати. А чем ты занималась, пока не надела эту броню?
- Мы – мирные жители Фейра… это на Правом Берегу, там, где пещеры, - пояснила Кесса. - Мы платим налоги, ловим Листовиков, собираем травы… А воинов у нас никогда не было. У дедушки есть кузница, а ещё он – жрец.
- Огненные ветви! Ты – ребёнок из посёлка рыбаков, дочь старейшины? И ты прошла до самой Тарнавеги всего с парой шрамов?! – Миннэн странно усмехнулась. – Похоже, спрашивать надо не тебя, а того, кто тебя привёл. Но я боюсь, что его намерения прозрачнее родниковой воды. Идёт Волна…
- Нет! – Кесса испуганно замигала. – Я ничего не знаю о Волне…
- Зато Кот знает, - Миннэн, сведя вместе ладони, прижала их к груди. – И Меланнат ему благодарен. Что же, дитя… Устраивайся в замке. Скоро с неба польётся хашт, и все дороги будут закрыты. Тот, кто зимует у нас и ест наши припасы, помогает нам посильной работой – так уж заведено. Я попрошу Детей Намры найти для тебя место и занятие. И если есть что-то, что ты хочешь узнать или увидеть в Меланнате, - спрашивай сейчас.
- Я хочу стать Чёрной Речницей, - тихо, глядя в пол, сказала Кесса. – Знать и уметь то, что знали и умели они. И ещё… мне сказали, что есть каменный круг, где Чёрные Речники выбирают покровителя.
- Меланнат перед тобой, - склонила голову Миннэн. – Каждый день до конца зимы – твой. Мы не знаем, что было бы полезно для Чёрной Речницы. Осматривайся по сторонам, слушай и запоминай. Боги спят сейчас, и круг закрыт. Дети Намры покажут тебе, где он. Приходи туда весной.
…Авларин-провожатый шёл быстро, и Кесса то и дело отставала – все стены и своды Меланната, все ковры под ногами и все завесы в дверях были покрыты прихотливыми узорами, листья и побеги сплетались на них, в ветвях парили пузатые фамсы, яркие медузы и хохлатые птички, а на других рисунках между собой сражались причудливые звери… Замерев у расписной стены, странница долго водила пальцем по ярким завиткам узора.
- Хаэй! Ты идёшь? – молодой авларин, потеряв терпение, тронул её за плечо. – Эта картина тут не вчера появилась, и до завтра она не растает!
- Иду, - кивнула Кесса, подняла взгляд – и снова остановилась. Толстая ветка выходила прямо из стены и врастала в просвет меж камнями, приняв его форму. Из неё торчали тонкие побеги, а на них поблескивали серебристые листья.
- Отсюда начинаются Залы Сна, - пояснял на бегу авларин, кивая на прикрытые и отворённые двери. Они тянулись вдоль широкого прохода, и за ними Кесса видела полутёмные комнаты. Оттуда пахло сухими листьями, слышался шорох, шум крыльев, возгласы, состоящие из щелчков и клёкота, на полу громоздились рядами пустые спальные коконы, а на звук шагов выглядывали из-под завес чешуйчатые создания. Одни из них были едва по пояс Кессе, другие – на голову выше, крупные серо-зеленоватые щитки покрывали их тела, короткие перепончатые крылья, сложенные за спиной, казались странным украшением – слишком малы они были, чтобы поднять владельца в воздух. Круглые выпученные глаза смотрели на Кессу с недоумением.
- Мирного сна! – пожелал, коснувшись ладонью груди, авларин, и существа зашевелили крыльями.
- И вам не замёрзнуть, - ответил самый рослый из них и провёл лапой по глазам. – Отчего вам не спится, тонкокожие?! Я бы до весны не просыпался…
Он развернулся и потопал в сумрачную залу. Кесса уткнулась взглядом в его спину – полосы сросшихся чешуй тянулись от бока к боку, прикрывая хребет, как обломки панциря анкехьо. Только шипов на них не было, и толстый хвост существа не завершался костяным молотом.
- Яймэнсы спят крепко, - прошептал авларин. – И уснут они очень скоро. Мы смотрим за ними… но вряд ли это поручат тебе.
Он вошёл в последнюю из зал. Коконы лежали и тут – большой грудой их свалили в углу. Никого из Яймэнсов в комнате не было. Тусклый желтоватый церит горел над дверью, освещая большие чаши, вмурованные в стену. Над одной из них склонялась, едва выступая из камня, кованая змеиная мордочка.
- Возьми себе любой кокон, возьми верёвки, - авларин махнул рукой на канаты, змеями свившиеся в другом углу. – Я помогу привязать его. Вон там, на потолке, есть крючья. Ты спала раньше на весу?
- А можно спать на земле? – спросила Кесса, глядя на едва заметный в темноте крюк. – У нас, в Фейре, висеть на ветках не принято.
- Яймэнсы бродят в полусне, - покачал головой авларин, выбирая канат попрочнее. – И как будто нарочно выбирают самое глухое время. Если заблудятся, ложатся спать где попало. Могут и наступить. Ты не упадёшь, не бойся. На наши верёвки никто ещё не жаловался.
…Дождь ненадолго утих, только крупные капли падали с серебряных листьев, и ручейки сбегали по водосточным жёлобам. Вода, спускаясь по проложенным во дворе руслам, возвращалась в реку. Кесса слышала её плеск – река была совсем рядом.
Выбравшись из-под первого навеса и тут же нырнув под другой, она остановилась – те, кого она искала, были здесь. Семеро авларинов собрались у скамьи под вырастающей из стены серебряной веткой. Их ушастые шлемы напоминали звериные маски. Доспехов у них не было – лишь кожаные куртки, и оружие на виду держал только один. Короткое копьё с широким наконечником было пристёгнуто за его плечом. Сам он, присев на корточки, почёсывал за ухом крупного полосатого зверя с тонким хвостом. Существо растянулось на булыжниках и снисходительно терпело ласку, время от времени щурясь на тучи. Морда у него была тонкая, почти лисья, и полосы тянулись по бокам, обрываясь на рыжеватом брюхе. Кесса присвистнула и опустилась на мостовую, не замечая воды на камнях.
- Агюма! Это же агюма – водяной волк!
- А? Правда, есть у них такое название, - степенно кивнул эльф. – Хаэй! Руки!
Агюма не шелохнулась от чужого прикосновения, только прижала уши, но Кесса на всякий случай спрятала руки за спину.
- Они живут тут, в лесах? Настоящие агюмы?! Видел бы их мой дед! А можно погладить его? На удачу…
- Один раз, - нехотя разрешил эльф. – В лес они не ходят. Ловят крыс и змей в замке. Но зубы у них не игрушечные.
Кесса осторожно провела пальцем по рыжей шерсти. Свежая печать, выжженная под ключицей, берегла её от любых зубов. «Водяной волк… Их привезли сюда с Реки, не иначе! Кто-то из Чёрных Речников. И теперь я глажу его,» - думала она. «И иду в поход с настоящими авларинами. А Речник Фрисс ничего этого не видит, и Сима тоже, и даже Эмма Фирлисова… Вот досада!»
…Река струилась совсем рядом – за склонившимися до земли папоротниками и поникшими узколистными травами, там, где качались на волнах потемневшие листья Мекесни. Дождь не унимался, и вода под ударами капель вскипала серебром. Широкие ветви зелёного холга не мешали идти – расступались от тропы. Авларины шли бесшумно, мягко ступая по мокрой земле, и Кесса старалась не шуметь, хотя в этом не было нужды – весь лес шуршал и шелестел, заливаемый холодной водой. Вот что-то захрустело над головой, и странница взглянула наверх – и увидела, как лист огромного папоротника, судорожно вздрагивая, скручивается в тугой клубок и прижимается к стволу. Другой лист – большой, слегка пожелтевший по краям – не шевелился, только вздрагивал под ударами капель.
- Листья прячутся, - прошептала Кесса и усмехнулась. – Верно, так им будет теплее.
Предводитель отряда поднял руку и жестом направил младших эльфов к берегу реки. Они разбрелись по кустам, не подходя к воде, что-то тихо захрустело, и Кесса, изумлённо мигая, воззрилась на пруд. Берег обрывался не в стороне, за кустами, а у самых её ног, тут была заводь с каменными стенами, тёмная и глубокая. Старший авларин коснулся ладонью воды, и серебристая тень скользнула под его рукой.
Кесса, вытряхивая из мешка последних личинок, остатки вчерашней лапши и дроблёные корневища неизвестных трав, смотрела, как огромные рыбы кружат у поверхности воды. Одна из них поставила мощные плавники на каменный бортик и приподнялась на них, глядя прямо на Кессу. Та вывернула мешок и развела руками – «больше нету!». Рыба не шелохнулась – так и стояла хвостом вниз, немигающими глазами глядя на пришельцев.
- Твоя тень лежит на воде. Отойди, и они успокоятся, - усмехнулся один из эльфов, хлопнув Кессу по плечу. – Хвала Намре и отцу его, у рыб пока нет разума!
Толстые, неповоротливые создания с плавниками-лапами в последний раз выглянули из воды и ушли в темноту, в прибрежные норы. Над заводью затрещали ветки – мхи и кустарники, выросшие вокруг как будто случайно, сплетались в прочный навес. Дождь обрушился на него – и скатился на берег серебряным градом.
- Мирного сна! – старший авларин погладил воду на прощание и выпрямился. – Хватит мокнуть, Дети Намры.
- Хочу рыбной лапши, - прошептал один из эльфов за плечом Кессы. – И чтобы рыбы и лапши было поровну.
- Вот бы дождь утих, - качнул головой другой авларин, пробираясь по моховым зарослям. – Ведро варёных рачков – вот что мне сейчас нужно.
- И печёная чайка, - прошептала Кесса, изо всех сил сдерживая ухмылку. – И пирог-глазастик.
«Река моя Праматерь! Стоило ли уходить на год из Фейра, чтобы снова слушать те же речи?! И где – в авларском замке!» - хихикая про себя, она брела вслед за эльфами, косилась на сворачивающиеся листья папоротников и радовалась, что дождь загнал летучих медуз в дупла. А может, они и вовсе передохли от холода, - ни одно щупальце не свисало с ветвей…
В небесной дымке качнулся желтеющий лист, и водопад обрушился Кессе на макушку. Отряхнувшись, она посмотрела на громадный папоротник, укутанный моховой шубой. В полутора десятках локтей от земли мохнатый покров был содран, и три глубоких рубца протянулись по коре. Кесса вздрогнула и поспешила за эльфами, но холг, расступившийся перед ними, уже сомкнулся и переплёл ветви. Налетев на него с разбегу, странница едва не упала – серебристый мох спружинил и отбросил её в сторону. Она потянула за ветки, но они не спешили поддаться. Мелкие отростки сцепились между собой так крепко, будто тут от века не было никаких троп.
- Хаэй! Ещё зима не началась, а ты уже не можешь наглядеться на лес? – хмыкнул один из авларинов, лёгким движением ладони отталкивая мох с дороги.
- Ты это видел? – тихо спросила Кесса, указывая на следы огромных когтей. – Это пернатый холм, да?
- Это дерево, - ухмыльнулся эльф. – Идём, лапша остынет.
Кесса шла за Детьми Намры след в след, и мох покорно расступался, не смея мешать им. Она ждала, когда он сгинет, и над лесом вознесутся лилово-серые стены, но их не было. Очертания пологих холмов, поросших мхами и оплетённых лианами, виднелись сквозь ветки холга, и ничто не напоминало о Меланнате.
Она не заметила, в какой проём среди кривых стволов они нырнули, отвлеклась на моховинку, упавшую на ресницы, а когда оглянулась – мокрая стена темнела за спиной, над головой сомкнулись дощатые навесы. Эльфы, снимая с курток и шлемов прилипшие листья, негромко переговаривались, из приоткрытой двери ближайшей башни пахло яртисовым взваром и квашеной рыбой, агюма, подобрав лапы, разлеглась на скамье и задумчиво смотрела на дождь.
«Лапша…» - Кесса покачала головой, вспомнив распоротую ребристую кору. «Видно, эльфов такой мелочью не удивишь…»
В Зале Чаш было шумно, причудливые огненные бабочки и змейки летали над столами, иногда в полёт отправлялись и кубки, а то и огромные каменные котлы. Но ни терпкий папоротниковый настой, ни горячая лапша не падали на пол, словно каждый сосуд был прихлопнут невидимой крышкой. Кесса большим серебряным черпаком вылавливала из разукрашенной чаши розовую гущу – пряный обжигающий ун, лучшую из знакомых ей приправ. «Вроде бы похоже на цакунву, а вкус совсем другой,» - думала странница, макая в ун лапшу. Рубленый папоротник – а может, невиданные коренья – никак не держались на вилке, падали в миску.
- Второй день за нашим столом никто ничего не рассказывает! – громко посетовал Иллингаэн, отодвинув опустевший кубок. За столом Детей Намры его услышали, озадаченно переглянулись; чуть дальше – его голос утонул в общем гомоне. За другими столами уже затянули песни, кто-то постукивал пальцами по краю чаши, отбивая ритм.
- Ты, Кесса, знаешь какую-нибудь историю? – спросил один из авларинов.
- Да… кое-что знаю, - задумчиво кивнула она. – Есть хорошая история – о Речнике Кирке и когтистых чудищах. Странная история… Тут, вокруг Меланната, водятся большие ящеры – пернатые холмы, я видела их следы у самых стен. Говорят, Речник Кирк смог поладить с ними, и они понимали его речь и помогали ему в битве. Я думаю, что-то в этой истории напутано. Ведь пернатые ящеры злы и свирепы, и вечно жаждут крови, и рвут всех на части. А у этих созданий такие огромные когти…
Она поёжилась, не замечая, как разговоры вокруг стихли, и эльфы настороженно переглянулись. Потом Иллингаэн дотянулся до её плеча и легонько хлопнул по нему.
- Звери тебя напугали? Вот морока… Пернатые холмы не едят то, что не влезает к ним в пасть за один раз. А ты туда точно не влезешь.
- И не нападают на тех, кто не угрожает им, - добавил другой авларин, счищая шкурку с незнакомых, но сочных на вид ягод. – Ты, Чёрная Речница, не будешь же угрожать мирному зверю?
Кесса несмело улыбнулась.
- Так рассказать вам историю о Речнике Кирке?
- Давай, - кивнул Иллингаэн. – Хаэй! Тихо! Слушайте, Дети Намры…
…Шонхор – иссиня-чёрный, только на хвостовых перьях кончики серебрились – беспокойно озирался и царапал когтями перчатку. Перья на всех его крыльях топорщились. Кесса с трудом удерживала недовольного ящера на весу, радуясь, что перчатка сшита из толстой кожи – не то разодрали бы ей руку до кости.
- Улла-а, улла-аш, - старательно повторила она за Риланкоши. – Улла-аши… Ну что ты? Разве тебе больно?
Шонхор скосил на неё блестящий глаз и впился зубами в палец.
- Чувствуешь что-нибудь? – спросил Риланкоши, обходя Кессу по кругу. Его ученики, предоставленные сами себе, весело перебрасывались комком сухой травы. На лету солома прорастала, выпуская зелёные усики и покрываясь бутонами.
- Не-а, - качнула головой Кесса.
- И он не чувствует, - кивнул Риланкоши. – Если нет дара, то и возиться не с чем. Давай его сюда.
Кесса едва сдержала облегчённый вздох – шонхор, тяжёлый, как упитанный кот, и такой же когтистый, успел растянуть ей запястье и крепко прищемить палец. Риланкоши осторожно принял ящера и усадил себе на предплечье. Существо, оглядевшись, сложило крылья и прижало перья к телу.
- У тебя есть дар Воды, - сказал Риланкоши, пересаживая шонхора на деревянный столб. – Небольшой, но надёжный. Вот и займись его развитием. Магия Жизни не всем даётся…
…Ветка серебристого дерева торчала из стены, и под потолком распластались живые побеги. Вторая ветвь, поменьше, пробилась сквозь кладку недавно и выпустила в пролом лишь несколько листочков. Кесса потрогала камни, надавила на них ладонью – они держались крепко, ни один не сдвинулся.
Лестница, вьющаяся вдоль стены, сделала ещё один виток, и Кесса спустилась за ней – туда, откуда слышен был негромкий стук, свист и скрежет. Тёмная, окованная медными листьями дверь преградила путь. Странница удивлённо мигнула, встретившись взглядом с зубастой мордой на створке. Вырезанный из тёмного дерева зверь с длинным, приплюснутым на конце рылом и торчащими зубами был похож на хургу, красноватые камешки в его глазницах светились нехорошим огнём.
Кесса осторожно приоткрыла дверь и заглянула в потайную залу. Запах гари и окалины коснулся её ноздрей. За дверью шипели меха, гудело пламя, жалобно повизгивала, врезаясь в камень, зачарованная пилка, маленькие молоты звонко стучали по металлу.
- Нашёл? – спросил кто-то, и в ответ ему громко захлопнулась крышка ларца.
- Всё не то, - вздохнул другой эльф. – Один камень тёмен, другой – слишком красен, третий – серый, как зимнее небо. Может, на срезе будет другой цвет?
- Не мешало бы съездить в верховья, - заметил третий голос. – Поискать там пёстрых камешков. Наверное, соберусь после купаний. Кто из вас поедет со мной?
Кесса переступила порог и огляделась по сторонам.
Кто-то заметил её – звуки затихли. Зала была освещена ярко, но в паре шагов от двери воздух как будто мутнел, и Кесса не видела ни горна, ни наковальни, ни инструментов, - только силуэты авларинов в золотистом тумане. Она протёрла глаза, сделала ещё шаг вперёд – и воздух вокруг неё сгустился, стремительно превращаясь в вязкую жижу. Ещё шаг – и Кесса завязла, не в силах шевельнуться. Она шарахнулась назад и облегчённо вздохнула – тут, у двери, никакой жижи не было, и воздух не пытался её расплющить.
«Ух ты… Защитное поле, прямо как у сарматов!» - Кесса вытянула руку, попыталась нащупать прозрачную стену, но пальцы прошли насквозь. Она снова шагнула вперёд – и снова воздух превратился в колышущуюся преграду.
- Хаэй! Знорка, тебе сюда не надо, - недовольно сказал один из авларинов. Мастера, отложив работу, сердито смотрели на Кессу.
- А какие камешки ищут в верховьях? – робко спросила она. Кто-то из эльфов хмыкнул.
- Яркие и гладкие, знорка, - он повертел в пальцах что-то невидимое, придирчиво это осмотрел и поморщился. – Красные, и зелёные, и с рыжиной. Ступай-ка своей дорогой, знорка, и дверь закрыть не забудь.
…Лестница поднималась вдоль стены виток за витком, мимо запертых дверей, мимо узких окон, закрытых мутными стекляшками – а может, шлифованными камешками. Авларин-провожатый взбирался по высоким ступеням проворно, Кесса, даже не отвлекаясь на узоры на стенах, едва за ним поспевала.
- Это здесь, - эльф ткнул пальцем в медный лист – один из множества кованых листиков на тёмной деревянной створке – и узкая дверь распахнулась, едва не сбив пришельцев с ног. За ней начиналась темнота – тут не было окон. Колпак, прикрывающий светильник-церит у двери, упал, повиснув на тонкой цепочке, и серебристый свет наполнил комнату, уставленную сундуками. Кесса присвистнула.
- Прямо как в кладовке у родни!
Авларин поднял одну из крышек, довольно кивнул и протянул руку к Кессе:
- Здесь деревянное оружие. И твой лук тоже будет лежать тут. Подойди, не бойся. Смотри и трогай. Это не наши вещи, и мы о них ничего не знаем.
Кесса заглянула в сундук и увидела ещё два промасленных свёртка, пустые колчаны и две стрелы с зелёным оперением, лежащие у дальней стенки. Лук Ксилии опустился на мягкое дно, и крышка захлопнулась за ним.
- Я подожду тебя у двери, - сказал авларин, равнодушным взглядом окинув комнату. – Можешь выбрать себе что-нибудь полезное. Так всегда было – что-то сюда приносили, что-то забирали…
Кесса, затаив дыхание, заглянула в другой сундук. Ни засовов, ни хитрых чар, - ничто не удерживало резную крышку. Внутри на мягком войлоке лежали, прикрытые небольшим круглым щитом, ребристые кованые палицы, а между ними – меч из тёмного речного стекла.
- Чьё это оружие? – спросила Кесса. Эльф пожал плечами.
- Уже никто не помнит, Чёрная Речница. Когда мы поняли, что никто не придёт… наверное, были записи учёта, но куда их дели – сам Кетт не разберётся.
Кесса открыла третий сундук и радостно усмехнулась – там лежал аккуратно свёрнутый доспех Чёрного Речника, такой же, какой носила она сама. А рядом с ним – ещё один, но не чёрный – красновато-рыжий, в узких чёрных полосах, без бахромы, с высоким жёстким воротником. У воротника поблескивали странные кованые клёпки. Между двумя свёртками сверкал янтарными глазами полосатый клыкастый шлем.
- Ой! А что это за броня? Совсем другая… - Кесса потянула рыжую куртку на себя и охнула – этот доспех был куда тяжелее чёрного!
- Кто теперь скажет?! – авларин бросил на вещи скучающий взгляд. – Если понравилось – возьми себе. Не думаю, что за ним кто-то придёт.
Кто бы ни носил рыжую куртку до Кессы, он был невелик ростом и не слишком широк в плечах, - на «Речницу» она села, как будто на неё и шилась. Затянув все ремешки и застегнув костяные пряжки, Кесса обхватила себя за плечи. Под тонкой крашеной кожей прощупывались твёрдые бляшки – как броневые щитки в шкуре Двухвостки.
- Это настоящая броня, - прошептала Кесса. – Тяжёлая, как сталь!
- Это с непривычки, - хмыкнул авларин. – Бери и шлем. Тут он крепится к воротнику, а вот так – откидывается.
Он обошёл Кессу по кругу, разглядывая её обновки. «Речница» опасливо ощупала клыки, торчащие из шлема. Ряд изогнутых «зубов», вырезанных из кости, прикрывал её лоб до бровей. Она заглянула в Зеркало Призраков и удивлённо мигнула – там стоял полосатый зубастый хеск с двумя парами блестящих глаз.
- Похоже на шкуру Алгана, - заметил эльф, потянув шлем за ухо. – И морда такая же. Издалека можно спутать. Только крыльев нет.
- Ой! – испугалась Кесса. – Выходит, его сшили из кожи Алгана?!
- Было бы неплохо, но – едва ли, - ухмыльнулся авларин. – Звериная кожа. Алгана не так легко освежевать.
- Хорошо, - прошептала Кесса. – Пусть они живут. А бывает так, что броню шьют из хесков? И вы так делаете?
- Всякое бывает, - пожал плечами эльф. – Теперь привыкай к новой шкуре. Вдруг кто-нибудь нападёт, а ты уже в доспехах…
…Ветки серебристого холга качнулись, открывая проход, Кесса сделала шаг – и с плеском погрузилась по щиколотку в холодную воду. Незаметный со стороны ручей проложил себе русло по примятым мхам, молодые листья локка всплыли и норовили опутать ноги нитевидными стеблями.
- Земля напьётся перед сном, - усмехнулся, выскользнув из-за плеча Кессы, рыжий эльф. Его макушку прикрывала широкополая шляпа из кожистых листьев.
- Хаэй! Вы там живы? – недовольно окликнул отставших предводитель отряда.
- Здесь мы, - легонько подтолкнув Кессу в спину, рыжий авларин выбрался из кустов. Мох за ним зашелестел, переплетая ветви.
- А что… - начала было «Речница» - и замолчала, медленно поднимаясь взглядом всё выше по огромному стволу папоротника. – Ух ты-ы…
Даже на берегу Реки, рядом с Дубом и городом скайотов на его ветвях, это дерево показалось бы громадным. Все жители Фейра, взявшись за руки, не обхватили бы его ствол. Кусты прорастали в трещинах коры, сотни лиан переплелись на ней. Где-то в вышине, за серой пеленой низких туч, темнели силуэты листьев.
- Поднебесные садки, - авларин подошёл к стволу и с силой дёрнул за свисающую лиану. – Иди сюда, знорка. Едва ли в своих краях ты поднималась таким путём…
Лианы с тихим шорохом отделились от коры, приподнялись, как змеи, и туго обвили бёдра и плечи Кессы – а потом взвились к облакам. Один усик распрямился и упал к земле, но другой, проросший на десяток локтей выше, подхватил странницу и поволок её дальше. Вверху и внизу, поднимаясь вдоль ствола по спиральному пути, мелькали авларины. Им не сиделось – они хватались за свободные лозы, взлетая стрелами к ветвям, отпускали их, не опасаясь разбиться, и вновь повисали в сетях лиан. Кесса и охнуть не успела, как земля исчезла в облаках, а вокруг сомкнулся холодный туман, пропитанный крепким запахом рыбы.
- Сюда! – её схватили за руку, выдернули на шаткие мостки. Весь отряд уже стоял тут – у основания огромных листьев. Два из них безвольно свисали, остальные же поднялись и сомкнулись, как лепестки бутона. За ними что-то трепыхалось, тыкаясь то в один лист, то в другой. Эльф тихонько свистнул, и громадный «бутон» зашевелился, сворачиваясь в тугой шар. Двое авларинов растянули над мостками большую сеть.
- Хаэ-эй! – один из авларинов забарабанил по листьям. В шаре открылась щель, и наружу – прямо в сеть – вылетела стая пузатых рыб.
- Держи! – край сети оказался перед носом Кессы, и она вцепилась в него двумя руками. Рыбы, трепеща плавниками и раздувая бока, рвались в небо, трое авларинов с трудом их удерживали.
- Тихо! – старший эльф хлопнул ладонью по сети. У Кессы зазвенело в ушах, и мостки под ногами качнулись, но её задело вскользь – а вот вся стая фамсов вместе с сетью шмякнулась к ногам авларинов. Они, впрочем, не дали ей упасть.
- Неплохо! – один из них заглянул сквозь ячейки. – Для последнего улова в году. Хаэй! Кесса, мешок забыла!
Листья папоротника закачались, стряхивая на мостки прицепившийся к ним пласт… водорослей?!
- Держи, улетит! – рыжий авларин вцепился в край пласта. Синевато-зелёная тина и впрямь рвалась к облакам. Кесса ухватилась за другой край и почувствовала, как под пальцами вздуваются и опадают пузырьки. Нити странной тины были сплошь покрыты ими, и все её волокна трепетали. Если бы они не тянули в разные стороны, водоросли мигом улетели бы – а так они качались из стороны в сторону, но оставались на месте, и авларин намотал их на перила и для верности наступил ногой на край пласта.
- Летучая тина! – хихикнула Кесса, стряхивая с рукава странных многолапых существ. Они кишели в синеватых волокнах, махая клешнями и усиками, высовывая щупальца из тонких витых трубок и приоткрывая створки раковин.
- Вот и наш ужин, - широко улыбнулся эльф, встряхивая тину. Живность посыпалась в подставленный мешок, но ещё больше существ крепко уцепились за водоросли.
- Что ты стоишь? Лови! – авларин выудил из тины витую ракушку вместе с обитателем. Она была мягкой, непрочной – будто её свили из травы или луба. Кесса отцепила от водорослей клешнястого рачка и бросила в мешок.
- А я думала, они живут в воде!
- В небе полно воды, - эльф поддел ногтями крепко прилипшие раковины, ловко вскрыл одну из них и раскусил её жильца, выплюнув на ладонь жёсткие лапки. – Небесная тина не бедствует. Пусть ей приходится погоняться за облаками, но если уж она их находит… Вот, попробуй. Из них делают ун.
Кесса недоверчиво посмотрела на ярко-красного рачка с сетью волосков на хвосте.
- Никогда не рыбачила в небе! Это и есть небесные озёра, откуда проливаются дожди?
- Хаэй! Что у вас? – крикнул эльф-предводитель. Он держал в руках мокрый куль, из которого торчали дёргающиеся хвосты.
- Еда! – рыжий авларин поднял над головой шевелящийся мешок.
- Идём вниз, - кивнул старший и зашевелил пальцами. Кесса обернулась на громкий шорох и увидела, как огромные листья папоротника сворачиваются в клубки и прижимаются к стволу. Из-под мостков вылетел потревоженный шонхор, сердито завопил и юркнул в трещину коры.
- Лети в небо, - прошептал рыжий авларин, стряхивая пузырчатую тину с перил. Пласт заколыхался, раздулся и поплыл, покачиваясь из стороны в сторону. Уцелевшие обитатели реяли вокруг него, прячась среди пузырьков.
«Ящерицы в перьях и облачные водоросли,» - хмыкнула Кесса, хватаясь за ползущую вниз лиану. «Верно, местные рыбаки бросают сети прямо в тучи! А тут стоят верши…»
…Яймэнс брёл вдоль стены, покачиваясь и царапая камни когтями. Кесса шагнула к нему, тронула за руку – существо даже глаз не открыло. Оно уже спало, и хватило секундной остановки, чтобы хеск повалился на пол и громко засопел.
- Ну вот, - растерянно пробормотала Кесса. – Ну зачем ты тут заснул?! Хаэ-эй! Кто заберёт соню с дороги?
- И незачем так кричать, - нахмурился авларин с заплечной сумой в руках. Он выглянул из спальной залы, нашёл взглядом Яймэнса и положил ношу на пол.
- Они часто ходят во сне, - эльф обхватил плечи хеска и потянул его вверх. Яймэнс недовольно всхрапнул, но всё же поднялся и побрёл к двери, так и не открыв глаз. Авларин придерживал его под руку, пока не довёл до пустого кокона. Там хеск остановился и снова повалился ничком, накрыв кокон собой.
- Внутрь сам залезет, - махнул рукой эльф, оглядывая спящих Яймэнсов. Те, кто был помельче, забрались под крылья к крупным, из некоторых коконов высовывались десятки морд – под них и были проделаны дырки по бокам.
- Ты принёс им еду? – Кесса заглянула в большую чашу у двери. Над ней светился неяркий жёлтый церит. В соседней чаше блестела вода, а здесь лежали варёные коренья и куски грибов. Авларин кивнул и высыпал в воду большую ложку соли, а следом кинул кусочек тацвы.
- Они спят, я за ними смотрю, а ты чем занята?
- Иду к воинам, - нахмурилась Кесса. – Научусь сражаться.
- Полезно, - хмыкнул эльф. – Для начала возьми копьё. С ним ещё никто не оплошал.
- Ха! Копьё… Не хочу, - помотала головой Кесса. – У вас копьём детишки владеют.
- Они владеют, а вот ты – нет, - авларин закинул суму за плечи и пошёл к лестнице, у поворота обернулся. – А напрасно.
…Зеркало Призраков подёрнулось загадочной рябью, за серебристыми бликами проступили тёмные силуэты, и Кесса с надеждой склонилась над ним. Древнее стекло, вмиг потемнев, показало её собственное лицо – с царапиной на лбу и целебной кашицей, размазанной по разбитой скуле.
- Да ну тебя! – Кесса уронила Зеркало на ковры и влезла в качающийся на верёвках кокон. Руки слушались с трудом. У стены дожидалась утра наскоро выстиранная одёжка, свисала с крюков новая полосатая куртка, и ушастый шлем таращился в полутьму блестящими камешками глаз.
- Лаканха! – прошептала Кесса, и водяная стрела ударилась о колпак над церитом, уронив его на кристалл, и уже в кромешной тьме расплескалась о каменную чашу под ним. «Надо завтра заняться магией!» - думала странница, устраивая поудобнее ноющие руки и ноги. «Может, там не так больно дерутся!»
… - Хаэй, - тихонько окликнула Кесса, заглядывая в спальную залу. Свет ни к чему был спящим Яймэнсам, и цериты накрыли колпаками, оставив для освещения узенькие щёлочки. Ровное сопение наполняло комнату. Чешуйчатые лапы, головы и крылья торчали из коконов, уложенных в ряд, иногда слабо подёргивались, и кто-нибудь, тяжело вздохнув, поворачивался на другой бок.
- Ну, спите, - прошептала странница, прикасаясь к рыбьей голове, вырастающей из стены – «ручью», наполняющему водяную чашу. Влага зашипела, коснувшись раскалённых камней на дне.
- Скоро уже зима, - Кесса вытряхнула в пустую чашу для еды всё, что было в заплечной суме. Варёные грибы и коренья, оставленные там прошлым смотрителем, уже исчезли – и Кесса не взялась бы угадать, кто из Яймэнсов их съел.
…Нити кристаллов и тонких кованых листьев, развешенные на сквозняке, звенели на ветру. Холод сочился в приоткрытые окна, запах прелой листвы и подгнившей коры наполнял залы. Мастерские опустели, и никто не сражался на затуплённых копьях в Зале Клинков и не отбирал друг у друга свободные мишени, и даже те, кто безвылазно сидел в потайных комнатах чердаков и подвалов или в загонах и садках, выбрались наружу и бродили теперь по коридорам. Старшие маги неспешно обходили окна и двери, придирчиво осматривали стены и завесы, иногда проводя по ним самоцветными печатями. Замковая купальня была открыта, но оттуда тянуло холодом, и Кессе почудился даже запах выпавшего снега.
- Куда? – воин в оперённом шлеме преградил ей путь, когда она пробиралась к стене.
- Хочу посмотреть на реку, - Кесса попыталась проскользнуть мимо него, но едва на него не налетела.
- Не сегодня, - авларин крепко взял её за плечо и развернул к замку.
- Почему? – спросила Кесса, обернувшись уже у двери.
- Княгиня Миннэн говорит с богами, - нахмурился эльф. – Зимний Излом сегодня. Иди к Древу Миннэна, скоро все соберутся там.
«Зимний Излом…» - странница поёжилась. «Неужели пойдёт снег? Будто мало нам холодных дождей…»
Древо Миннэна занимало полдвора, и его ветви и корни оплетали весь замок, а серебристые листья выглядывали из каждой щели. Кесса не взялась бы судить, сколько ему лет; говорили, что его посадил тут сам Миннэн Менкайхизгу, тот, кто привёл эльфов на помощь Илирику и Келге во времена Великой Тьмы. С тех пор ствол изрядно потолстел, кора вздулась и покрылась буграми и провалами, в дуплах поселились шонхоры и перистые змеи, а среди ветвей свили гнёзда фамсы…
Авларины, которым надоело бродить по замку, собирались у Древа и рассаживались по корням. Стояла тишина, только листья шуршали, и слышно было, как за стенами Меланната выбегают на берег маленькие волны. Дождь прекратился, но солнце так и не вышло, всё небо затянуло серой хмарью. Холодный ветер пробрался под воротник, и Кесса, поёжившись, надела шлем и попыталась втянуть руки в рукава.
На крепостной стене протрубили в рог, и все, кто сидел на корнях, встали. Авларин в белом плаще поднялся на один из выступов коры и снял капюшон. Корона из серебряных листьев блеснула на золотистых волосах.
- Кен’Меланнат и все, кто зимует в наших стенах, пусть услышат меня, - голос Миннэн не оглушал тех, кто стоял у самого дерева, но слышен был во всём замке – и Кесса не сомневалась, что даже в спальных залах Яймэнсы сейчас насторожились во сне. – Услышат и запомнят мои слова. Зима возвращается, и наступает её время, и мы, чья кровь теплее льда, уступаем место порождениям Хилменахара. Отныне будьте осторожны, когда выходите за стены Меланната, и когда зажигаете ночью огонь, и когда ваша кровь вскипает от радости или гнева. Куэсальцин и Кетт в эти дни оставляют нас, и все боги уходят на покой. Теперь тут властвует Хилменахар, а он – жестокий повелитель. Да устоят наши стены – и те, что возведены из камня, и те, что выращены из тёплой плоти!
Она подняла на ладони маленький уголёк, опавшие листья и рыбью чешую и бережно ссыпала их в узелок, а потом повесила его на дерево.
- И огонь, и вода, и земля проснутся в свой черёд, но сейчас – время сна. Пусть не покинут вас отвага и надежда…
…Кессе снился заснеженный берег – припорошенные серебром уступы, известняковые откосы под коркой льда, обледеневшие ветки Ивы, торчащие из-под снега там, где осенью был берег, а теперь вода и земля слились и исчезли под безжизненным белым покровом. Река спала, и прочный лёд тёмными пятнами выступал из-под снега. Ветер метался над обрывом, сметал снеговую крупу с ледяной брони, завывал в узких ходах зимней вентиляции – и стены пещер дышали холодом. Кесса сидела у окошка верхней пещеры, смотрела на уснувшую Реку сквозь узкую щель между зимней завесой и камнем, и в вихрях снежной крупы ей мерещились светящиеся тени, тонкие, причудливо изогнутые, шипастые и когтистые.
- Хаэй! – воскликнул кто-то над головой, и камень под Кессой закачался, едва не вытряхнув её из пещеры на снег. Она испуганно мигнула, и видения исчезли. Заснеженный Фейр сгинул. Над Кессой, удивлённо мигая, склонился авларин.
- А что ты тут спишь? Ты заболела?
- Н-нет, - странница выпала из кокона и уселась на ковры, пытаясь обрести ясность мыслей. – А вы чего не спите? Зимний Излом же был…
- А! Вот чего ты боишься, - усмехнулся авларин. – Ни одна ледяная тварь носа не сунет в Меланнат. После обеда будут занятия по магии, не пропускай их… и завтра на утреннюю тренировку приходи, а то Иллингаэн беспокоится. У него какая-то новая работа для тебя.
…«И правда, зима,» - думала Кесса, надвигая на уши шлем. Раскалённый воздух мохового леса, пропитанный влагой, удушливый, остыл так, что странница не удивилась бы пару изо рта и ледку на мокрых стенах. Вода оседала на холодных камнях, стекала по серебристым листьям и дощатым навесам, быстрыми ручейками сбегала к реке – и медлительная тёмноводная Карна разливалась всё шире, и впадающий в неё Нейкос переполнялся и подступал к замковому холму. «Не затопит нас тут?» - думала Кесса, с опаской глядя на чёрную воду. На волнах покачивались огромные пожелтевшие листья, покрытые тёмными пятнами, будто червоточинами. Страннице слышалось тихое шипение – едкий ливень хлестал поникшие кусты, разъедал листву. Ни одна его капля не попадала на стены Меланната.
«И только серебристый холг не растворяется в кислоте!» - с сожалением покачала головой Кесса, спускаясь со стены. Её ждала жаркая, тёмная и промокшая насквозь башня – дом древесных грибов. Кесса уже почти научилась не задыхаться, входя в неё.
Света в башне было мало – только то, что просачивалось с серого неба сквозь узенькие окошки под округлой крышей, и внизу царил влажный и душный мрак. Тяжёлые створки приоткрылись, едва Кесса ткнула пальцем в приколоченный к ним медный грибок, и тут же захлопнулись за её спиной. Она осторожно вдохнула сквозь серебристый лист, прикрывающий нос и рот. Пахло сырой землёй, преющим мхом и гнилой древесиной.
«Быстро же вы тут растёте…» - покачала головой Кесса, скользя взглядом вверх по стенам. Только вчера она срезала множество грибов, а сегодня они вновь всё заполонили и толкались шляпками – только лестница, извивающаяся по стенам, пока была от них свободна.
Кесса посмотрела под ноги – широкая каменная чаша, вмурованная в пол, со вчерашнего дня почти опустела, вся вода испарилась и впиталась в мох, и осколки кей-руды на потемневшем дне напрасно грели камень.
- Ал-лийн! – Кесса развела руки так широко, как только могла, и едва успела отпрыгнуть – водяной шар, способный вместить трёх человек, рухнул в чашу и зашипел на горячих камнях. Пар взметнулся к прорезям под крышей, и ребристые шляпки по стенам зашевелились и заскрипели.
- Вот вам, ешьте! – Кесса открыла коробку с тёмной смесью и, приподняв пласт мха, высыпала содержимое наземь. Мох шмякнулся обратно, как мокрый коврик. Кесса стряхнула с пальцев сухую бурую землю и стеклянистый пепел.
«Вот же чудно – едят они тут, а растут – там,» - хмыкнула странница, разминая запястья. Осталось только залезть на лестницу и нарубить мешок грибов – одной рукой, с размаху, прямо как Речник Фрисс рубил ветки холга в лесах Фалоны. «Иллингаэн сказал, что мой удар сильнее с каждым днём,» - довольно сощурилась Кесса, цепляясь за лестницу. «Скоро я смогу рубить холг! А там и до костей дойдёт…»
…По воде Нейкоса расплылись масляные пятна. Там, где осенью лежали прелые листья, колыхалась полурастворённая жижа, белесые ветки мха, попавшие в реку, почернели. Ветер пропах горечью.
- А куда улетает небесная тина, когда с неба льёт кислота? Как она не растворяется? – Кесса оглянулась на стражника-авларина. Он с копьём стоял у соседней бойницы, бесстрастно глядя на поникший лес.
- Кому же следить за ней зимой?! – пожал он плечами. – Ты долго будешь тут стоять, знорка? На кухне ждут твоих грибов.
- А! На что им мои грибы?! Там жарят алайгу! – усмехнулась Кесса. – И не одну. Ты не рад, что сегодня Семпаль?
Усмешка получилась кривая – наступил последний день Олэйтиса, зима дышала в лицо, а Фейр был дальше, чем небесные зимовья летучих водорослей. «Там вернулся Речник Фрисс, и все, кто умер в том году, снова среди живых,» - подумала она, уткнувшись взглядом в серые камни. «Йор сидит у очажных камней, рядом с Авитом… и Йор, и все остальные… они пекут лепёшки, и старшие разливают кислуху по чашам. Речник Фрисс улетел домой, должно быть, и Речница Сигюн, и могучий воин Айому, - и они сидят у своих огней. А там, где живёт Фрисс, от холода замерзают водопады… Хоть бы к следующей зиме вернуться к ним!»
Авларин, заметив её изменившееся лицо, вздохнул и поправил на ней шлем.
- Когда Миннэн Менкайхизгу привёл нас сюда, мы совсем не собирались жить тут вечно, - хмуро сказал он. – Хорошо, что наши дни теперь коротки. Наши прародители жили дольше, и было им тяжелее. Иди, празднуй Семпаль.
… - Ахой-я, хой-я, хаийе-э! – грянул припев, и все, кто сидел за длинными столами в Зале Чаш, подхватили его. Кесса вздрогнула от тычка в бок и поспешно открыла рот.
- Йе-э-э-э!
Кусок печёного мяса упал на её блюдо, прямо в гору жареного папоротника, обильно политую уном. Кесса выловила из опустевшей чаши с приправой очищенного рачка и сунула в рот. Четверо авларинов-поваров потащили к выходу из залы повозку с грудой костей – больше от трёх запечённых целиком туш ничего не осталось.
- Хвала Намре и его сынам, хвала госпоже Омнексе! – Иллингаэн высоко поднял кубок, и все вскинули чаши, а те, кто допил до дна, подняли блюда с едой. – Что бы мы ели без них?!
- Одни лишь грибы, и те – мелкие и горькие, - кивнул его сосед. – А может, соскабливали бы мох с камней.
- Мох! – ухмыльнулся третий – он сидел рядом с Кессой. – Камни и пепел вы ели бы, дети Меланната, и пили бы едкий хашт! Вайнег и Элиг тогда растерзали землю в клочки, даже мох на ней не рос!
- Вайнег и Элиг? – переспросила Кесса, поворачиваясь к эльфу. – Расскажи! Это интересная история, да?
- О-у-ух, - выдохнул авларин, стягивая зубастый шлем и ставя на стол. Рыжие волосы промокли и потемнели, и сам эльф раскраснелся, но его взгляд по-прежнему был ясным.
- Не было никакой истории, Чёрная Речница, - он с досадой посмотрел на пустую чашу и потянулся за кувшином. – Когда Миннэн Менкайхизгу привёл нас сюда, тут было пепелище. Он посадил семя Древа в золу у мутного ручья и поклялся, что леса вырастут тут вновь. Но разве нам это было под силу?!
- Ничего, кроме обгорелого мха, - поморщился сосед Кессы с другой стороны. – Тот, кто первый увидел в пепле живую ящерку, на радостях сложил о ней песню. А уж что нам приходилось есть…
- Когда и Элиг, и Вайнег убрались отсюда вон, - отхлебнув, продолжил первый эльф, - и несчастные беглецы вернулись в свои страны, - тогда тут был голод. Даже то, что выросло на камнях и золе, содрали и съели до последней крошки. И если бы не Намра и Омнекса… и их сыновья – не знаю, сколько им лет, но если они родились раньше – то приложили руку… да, без них всё так и осталось бы.
- А что они сделали? – не выдержала Кесса.
- Они пошли к Владыке Мёртвых – к Хальмену, - понизил голос рыжий эльф. – Он очень не любит таких гостей, но они прошли тихо – тише, чем падает лист. Владыка Мёртвых хранит у себя кости – кости каждого существа, когда-либо жившего, а у кого нет костей – те лежат там засушенными. В эту кладовую и пришли Намра и Омнекса. Они взяли всё, что уместилось в их руках, и убежали. А потом, выйдя из Туманов Пограничья, они растолкли все эти кости, окропили их кровью и бросили в Живой Огонь – и костёр поднялся до неба и разметал искры по всему Хессу. Там, куда они упали, проросли травы, а через десять дней – кусты, а спустя месяц – высокие деревья. А там, куда они роняли лепестки и листья, появлялись звери, и каждый множился, пока они не населили весь Хесс. И алайги, и Двухвостки, и хурги, и шонхоры, и даже зурханы, - все, кто был мёртв, снова ожили.
- Ты забыл о тзульгах, - усмехнулся второй авларин. – Их тоже зачем-то оживили. А я бы этого не делал.
- Намре и Омнексе некогда было высматривать, чьи там кости, - махнул рукой первый. – И потом, их ошибку быстро исправили.
- Вот это история! – удивлённо мигнула Кесса. – Мне такого не рассказывали. А в нашей земле, в Орине… Там тоже было так же? После Применения, говорят, земля надолго умерла, а потом враз проснулась…
- Вам виднее, знорка, - пожал плечами рыжий эльф. – Я в ваших краях ни разу не был.
- Хаийе, хайие, хэ-эй! – затянули за ближним столом – песня, обойдя зал по кругу, вернулась к Детям Намры, и они подхватили её.
Серая тень промчалась по залу, и растрёпанный шонхор сел на подставленную руку Иллингаэна, хлопая крыльями и крича. Эльф поднялся, и голоса в зале затихли.
- Известия от Зимних Нор, - сказал Иллингаэн. – Дозорные видели, как твари льда собирались там. Нужна помощь.
- Мы едем, - авларин в тёмно-синем плаще вышел из-за стола, подобрав со скамьи шлем. За ним встали все, кто был за этим столом, - даже дети, которым не исполнилось и семи зим. Их, впрочем, быстро остановили.
- Куулойри! Если сил не хватает, мы готовы к бою, - сказала Миннэн, поднимаясь из-за стола, и вместе с ней, сердито хмыкнув, встал Иллингаэн. – Нэйи Хелек злы, жестоки и многочисленны. Ты справишься?
- Они пожалеют, что пришли, - кивнул Куулойри и вышел за дверь. Кесса ущипнула себя и помотала головой – ей почудилось, что одежда эльфов превращается в стальные латы, а подобранные со стола вилки и ножи – в сверкающие клинки и копья.
- Я за ними, княгиня, - сказал Иллингаэн, жестом подзывая к себе нескольких соратников. – Нэйи Хелек – небольшая угроза, но вот если мы потревожим зурханов, только что уснувших…
- Пусть они не волнуются, - кивнула Миннэн. – Такой подлости мы не ждали и от Нэйи Хелек! Нападать на спящих… Пусть ищут достойных противников!
- Хаэй! – Кесса вскочила, едва не опрокинув стол. – Я еду с вами, отважные воины. Если демоны напали на беззащитных, я не могу стоять в стороне. Я – Чёрная Речница, и я…
- Что?! – изумлённо мигнул Иллингаэн. – Куда ты собралась, знорка?!
- Защищать мирных существ, разумеется, - Кесса надела шлем и с досадливым шипением сдёрнула его снова – он больно прижал уши. – Не знаю, кто такие зурханы, но если с ними беда…
- Сиди в замке – и ни шагу со двора! – рявкнул Иллингаэн, и дверь за его отрядом захлопнулась. Кесса растерянно мигнула, двинулась было следом, но ближайший авларин сцапал её за руки и усадил на место.
- Они там сражаются без меня – кто прикроет им спину?! – «Речница» попыталась вырваться, но её держали крепко. «Да что они все такие здоровые?!» - досадливо поморщилась она, потирая помятое плечо.
- Мы ценим твою отвагу и твой благородный порыв, о Кесса Скенесова, - ровным голосом сказала Миннэн, возвращаясь за стол. – Но Куулойри и Иллингаэн справятся с ледяными демонами сами. Мы последим, чтобы их тепло встретили в Меланнате, и чтобы им хватило вина. Хаэй! Никто не пьёт, пока не вернутся воины!
- Куда ты? – эльф, с сожалением провожающий взглядом кувшины, схватил Кессу за плечи и вновь усадил на скамью. – Нет, и в ту сторону красться тоже не надо. И под стол лезть. Посиди ты, ради Всеогнистого и детей его, спокойно!
«Ну вот! Эльфы-воины уехали на бой. Они будут сражаться с ледяными демонами!» - Кесса поёжилась – внезапный холодный порыв ветра заполз за воротник. «С этими чудищами, у которых когти – как мечи, а дыхание убивает на месте… Река моя Праматерь! Но ведь сейчас зима! Зима, и лёд правит миром, и воины Хилменахара всесильны, и никто не смеет… Но как?!»
- Стой! – Кесса всем телом повернулась к авларину-соседу. Он, только успокоившийся и вернувшийся к еде, испуганно мигнул.
- Запрет на зимние походы! Ледяные демоны убивают всех, кто не сидит в своих домах, никто не смеет шагу за порог ступить! Как наши воины выстоят против самого Хилменахара?! Он ведь не потерпит такого нарушения…
- Вот ещё! – фыркнул авларин. – Потерпит, никуда не денется.
- И это правда, - кивнула Миннэн, возвысив голос так, что все примолкли. – Хорошо, что вы, знорки, осторожны с созданиями Хилменахара. Но нас его запрет не касается. Это мы победили его, это мы были среди воинов Куэсальцина, и это мы выкинули Повелителя Льда из мира живых. И если он так захочет, мы сделаем это ещё раз. Не бойся за нас, Чёрная Речница.
- Нэйи Хелек первыми нарушили запреты, - буркнул рыжий авларин. – Напрасно они напали на зурханов.
Кесса мигнула. «Зурханы? Вроде они были в перечне зверей, оживлённых Омнексой! Но кто ходит в бой из-за диких зверей в лесу?!»
- А кто такие зурханы? Они… это такие звери, правда? Это ваше стадо? – осторожно спросила она.
Эльф едва не поперхнулся. Отодвинув блюдо, он рассмеялся в голос и долго не мог уняться.
- И ничего смешного нет, - сердито сказал его сосед, ткнув развеселившегося авларина пальцем под рёбра. – Ты слышала о пернатых холмах? Здесь их называют зурханами. Помню, ты рассказывала историю о них – и я тогда удивился, что ты называешь их таким длинным именем…
…Деревянное лезвие с глухим стуком чиркнуло по пальцам, прикрытым перчаткой – и удар был неслабым, иначе юнец-авларин не разжал бы кулак. Охнув, он выронил нож. Кесса шагнула назад, выбрасывая вперёд щит, и он затрещал – эльф успел подставить свой и с силой толкнуть «Речницу» к стене.
- Стой! – посох Иллингаэна пролетел между щитами, лишь легонько задев их, но у Кессы тут же заныл локоть, и край деревяшки едва не ударил её в плечо. Молодой эльф отступил с лёгким поклоном и закинул щит за спину. Кесса последовала его примеру и вернула деревянный кинжал в ножны.
- Третий раз? – хмуро спросил старший авларин. Юнец кивнул.
- И ещё один, когда я замешкался с ножнами…
- О ножнах я с тобой поговорю без посторонних, - сдвинул брови Иллингаэн. – Сейчас речь о другом. Кесса… Удар по пальцам – хорошо. Почему не ткнула в шею? Вейниен нерасторопен, он не успевал уклониться. А ты куда смотрела?
- Вейниен был безоружен, - нахмурилась Кесса. – А деревяшкой в шею – это очень больно.
- И что ты собиралась делать? – Иллингаэн покосился на левое бедро и выпирающую из-под одежды повязку, и едва заметно поморщился. Ледяной клинок впился глубоко – проморозил ногу до кости, и всем повезло, что более опасных ран не получил никто в отряде…
- Эм-м… Прижать его к стене и взять в плен, - ответила Кесса.
- Ясно, - кивнул Иллингаэн. – И ледяного демона, ежели он тебе встретится, ты тоже будешь брать в плен?
- Я – Чёрная Речница, а не куванец-убийца, - поморщилась странница. – Кто, кроме них, убивает безоружных?!
- И это понятно, - снова кивнул Иллингаэн. – Непонятно лишь одно. Кто надоумил тебя идти в воины?!
…Чешуйчатая кора папоротника, растянутая на жердях, захрустела от удара. Лезвие проткнуло её насквозь – самый кончик ножа вышел с другой стороны. Кесса огорчённо покачала головой, достала второе лезвие и чуть подняла руку, целясь немного выше первой пробоины.
- Лучше бы спать пошла, клянусь Намрой! – раздалось за спиной. Там стоял, снимая с запястий обмотки, Вейниен.
- А тебе и в стену не попасть, не то что в мишень! – фыркнула Кесса.
- Мало толку от твоей меткости, - вздохнул Вейниен. – Зря ты не слушаешь почтенного Иллингаэна.
- Я его слушаю, - нахмурилась «Речница». – Пусть он не наговаривает на Речницу Ойгу! Она не была подлой, и её оружие не было подлым! И я беззащитных убивать не буду!
- Так ты одну себя и погубишь, - покачал головой авларин. – Тебе духу не хватит ударить, а враги ждать не станут. Говорят, ты пришла сюда из зноркских земель – пешком и в одиночестве? Мы уже второй месяц спорим, кто из богов так тебя выручил…
…Кесса приоткрыла тяжёлую дверь, перекинула через порог наполненный грибами короб и шарахнулась назад – горячий ветер, ударивший ей в лицо, живо напомнил о раскалённом небе над огненным провалом Джасси. За дверью хихикнули.
- Ну и печи у вас! – Кесса вытерла со лба испарину и, набравшись духу, снова заглянула в кухню. – Тут впору железо плавить, а не лапшу варить!
- Будет тебе, знорка! Это ты по холоду бегаешь, поэтому тебя и валит с ног, - ухмыльнулся авларин, взвешивая на руке короб и заглядывая под крышку. – Что ж, благодарю, можешь спать дальше. Небо сегодня низкое, пробежаться по бережку не манит.
- Ага, - кивнула Кесса, принимая из рук авларина опустевший короб. – Пойду я.
Она побрела к двери. Выходить на улицу и впрямь не тянуло. После недавнего Семпаля даже Древо Миннэна как будто загрустило, и его ветви поникли – а на Кессу один вид серой хмари в небесах навевал смертельную тоску.
- Хаэй! – окликнула её эльфийка, выглянувшая из кухни. – Куда ты? На стену пойдёшь?
- Зачем? В Залу Сна, - удивлённо мигнула Кесса.
- Почему ты через Башню Когтей не ходишь? Тут теплее, - авларинка махнула рукой вдоль по коридору. – Видишь дверь у поворота?
Кесса уже видела много дверей Меланната, но каждая из них была украшена иначе – и никак нельзя было пройти мимо, не полюбовавшись. Тут на тёмно-красных створках раскинул крылья серебряный шонхор с янтарными глазами. Маленькие зубы в разинутой пасти очень похожи были на настоящие. Кесса осторожно потрогала их пальцем и отдёрнула руку – ящеричий зуб проколол кожу.
«Тут должна быть лестница… Ну да, вот и она,» - Кесса поднялась на несколько ступенек и огляделась по сторонам. Винтовая лестница поднималась вдоль стены, огороженной тонкими перилами. «А на что они? Тут и захочешь упасть – так некуда!» - хмыкнула Кесса, разглядывая штукатурку. Стена была выбелена неспроста – чуть поодаль, там, где свет фонаря-церита на перилах был особенно ярок, поверх побелки развернулась фреска, и Кесса остановилась и удивлённо мигнула. «Ох ты, Река моя Праматерь! Это же тзульг! Вот же пасть у него – такой и дракон позавидует!»
Тот, кто нарисовал ящера, определённо видел его живым – и не раз, и Кессе даже смотреть на картинку было жутко. Тзульг, наступив лапой на окровавленное тело алайги, зубами вцепился в её шею. Поодаль, у хвоста мёртвого ящера, пристроилась харайга – вспоров шкуру, она вгрызалась в мясо, и сородич, опасливо опустив хвост и прижав к голове хохолок, подкрадывался к её добыче. «И перья, и когти!» - восхищённо хмыкнула Кесса, погладив рисунок пальцем. «Я таких видела. А кто-то видел тзульга… Э-э! Выходит, он ростом с дом?!»
Чуть поодаль у стены горел ещё один церит, и странница поспешила туда – вдруг и там есть фреска? И предчувствие не обмануло её – рисунок был там, и был ещё ярче первого. Тзульг опять стоял над поверженной жертвой – большое пернатое существо свернулось клубком в крови, и на его шее виднелась страшная рана. Вот только хищнику было не до еды. Двое сородичей загрызенного подступили к тзульгу – один со спины, другой сбоку. «Вот это когтищи! Они его, наверное, насквозь продырявили! Вон, один шею распорол, а у другого лапа по локоть в тзульговом брюхе! То-то он пасть разинул – сейчас свалится!» - Кесса, дрожа от волнения, водила пальцем по стене. «Ой! А там, на дереве, авларский лучник! Сейчас всадит стрелу прямо тзульгу в глаз!»
Кесса тронула страшные когти – и вздрогнула, впившись взглядом в рисунок. «Я же знаю это существо! Это… это и есть зурхан – пернатый холм!»
Два зурхана, разодравшие тзульга в клочья, поглядывали на пришелицу вполглаза, длинные перья окаймляли их хвосты, торчали из передних лап – будто зачатки крыльев, светло-серый пух покрывал широкую грудь и брюхо. Когти на задних лапах были велики – на взгляд Кессы – но ни один не выгибался вверх, как цепкие «крючья» на ногах харайги. Но вот передние лапы – каждая из них – оснащены были аж тремя мечами, и, судя по всему, эти мечи были неплохо заточены.
«Вот это дело!» - усмехнулась Кесса. «И без эльфов справились.»
Третья фреска ждала её у самой двери – и на ней тоже были зурханы, живые и невредимые. Один из них, огромными когтями зацепив ветку папоротника, жевал листья, второй набил пасть медузьей икрой – так, что щупальца свисали, как лапша с вилки, третий стоял по брюхо в ручье и вылавливал что-то из тины. Кости тзульга и его зубастый череп валялись на поляне, и маленькие зурханы обнюхивали их. Один из детёнышей улёгся на траву, положив голову на колени эльфа, и тот перебирал ему перья. Другой авларин, подобрав зуб тзульга и просверлив в нём дырку, продевал в неё шнурок.
«Так вот как это было,» - задумчиво кивнула Кесса. «И с тех пор хищных ящеров никто живыми не видел. Это хорошо… А как, интересно, авларины столковались с пернатыми холмами? Непохоже, чтобы они приручили их… Может, договорились, как Речник Кирк? А может, это они его научили?»
За дверью Кесса первым делом кинулась разглядывать стены, но тут же разочарованно вздохнула – ничего, кроме ветвей и птиц, там нарисовано не было. А на лестнице, ведущей вниз, недавно положили новую штукатурку, и на ней ещё никто ничего не изобразил.
«Вот она какая, Башня Когтей! Надо чаще тут ходить,» - подумала Кесса, спускаясь в сумрачный туннель. Тут на церитах сэкономили – обошлись парой крошечных осколков под потолком. Даже дверь, спрятанная под лестницей, тонула во тьме – Кесса нашла её только по звуку и по тоненькому лучу света, протянувшемуся изнутри. Из потайной залы, волоча за собой дохлую змею, выбиралась агюма.
Зверь покосился на Кессу, презрительно фыркнул и, устроившись у стены, принялся за еду. Но странница не собиралась его трогать – её неодолимой силой тянуло к приоткрытой двери. Это была первая створка без единого украшения – ни фигурной заклёпки, ни резьбы, ни выжженных узоров, только тёмное дерево и углубление вместо ручки. Кесса хотела открыть дверь пошире, но не смогла сдвинуть её и на волос – пришлось протискиваться в щель.
- У-ух! – выдохнула она, выбравшись из узкой западни. «Как только авларины тут ходят?! Наверное, дверь давно никто не трогал – так и прилипла к камню…»
Неяркий лиловый свет лился откуда-то с потолка, но сияющих камней Кесса не увидела – как не увидела и сводов. Сверху нависал неподвижный густой туман. Он словно опирался на высокие стоячие камни – разноцветные и разновеликие, грубо отёсанные, выстроенные по кругу вдоль стен. Между кольцом, обозначенным этими глыбами, и дверью оставалось чуть-чуть места – едва хватало сделать широкий шаг. Кесса прикоснулась к камню, надавила – столб не шелохнулся и не растаял.
- Пустая зала со стоячими камнями, - удивлённо хмыкнула странница. – Для чего такие камни?
Она обошла глыбу по кругу, высматривая на ней скрытые знаки, но ничего не нашла, и соседний столб был так же гладок, не считая естественных щербин и сколов. На полу в центре залы лежал одинокий серебристый лист.
«Кольцо стоячих камней без знаков и отметин…» - Кесса на миг зажмурилась. «Это же круг выбора! Элтис рассказывал… Вот что он имел в виду!»
Она погладила камень и, затаив дыхание, шагнула в круг – но тут же отпрянула. «Да ну! Миннэн сказала – боги спят, и никто меня выбирать не будет. Надо прийти сюда весной…»
Кесса остановилась и тяжело вздохнула. Каменный круг манил её, и отвернуться от него никак не удавалось.
«Если они спят – они ничего не заметят,» - странница сделала ещё один шаг. «А если нет – я узнаю, кто мой покровитель. Зачем отвлекать эльфов весной? У них свои дела…» Она быстро преодолела оставшиеся десять шагов и наклонилась, подбирая с пола лист. А когда она выпрямилась, вокруг не было ни камней, ни синего тумана, - только непроницаемая мгла. Что-то тихонько скрипнуло за спиной.
- Хаэй! Силы вам и славы! – громко сказала Кесса, скрывая страх. – Я – Кесса, Чёрная Речница. Вы помогали Чёрной Реке, правда? Теперь я прошу о помощи. Я не опозорю вас! Все узнают, что Чёрная Река вернулась, и…
Что-то бросилось на неё из темноты, и Кесса едва устояла на ногах. Броня на боку скрипнула, но выдержала, а бедро пронзила острая боль. Что-то впилось в ногу, раздирая плоть, Кесса ударила наугад, и кулак скользнул по перьям и чему-то мягкому, липкому и зловонному. Смрад гнилого мяса ударил в ноздри. Кусачая тварь с костяным скрежетом отпрыгнула, но что-то налетело сзади, рвануло зубами куртку на плече.
- Прочь! – Кесса выхватила нож. – Ал-лийн!
Водяной шар накрыл её с головой, но невидимка, повисший на плече, не спешил отцепиться. Его когти скрежетали о куртку.
- Лаканха! – Кесса метнула заклятие, услышав в темноте скрежет. Что-то скрипнуло, зашуршало, и странница отшатнулась, но поздно – две зловонные тени бросились на неё и повисли, всадив когти в куртку. Пасть клацнула у самой шеи.
- А-ай! – Кесса схватила невидимую тварь за голову, рванула в сторону, - пальцы напоролись на острые позвонки. Толстая кожа куртки не выдержала, когти рассекли рубаху и царапнули бок. Вторая пасть щёлкнула у скулы, ткнулась липким носом в щёку. Кесса завопила от омерзения и, сцапав невидимого врага за тощие лапы, оторвала от себя и швырнула на пол. Он изловчился и сомкнул челюсти на её руке. Кто-то из тварей заскрипел, и ему отозвались из темноты. Кесса полоснула ножом по чьей-то жилистой шее – лезвие чиркнуло по позвонкам.
- Да чтоб вам всем! – схватив двух тварей за головы, она оттолкнула их от своей шеи. Кровь уже текла по ногам, расцарапанные бока жгло. Кесса, стиснув зубы, развернулась и прыгнула наугад. «Дверь! Если дойти до двери…»
Она не удержалась – упала навзничь, и под ней захрустели чьи-то кости. Запястья обожгло болью. Золотистое сияние окутало её на долю секунды и сгинуло, огненной волной разметав зубастых тварей. Последняя из них раздосадованно скрипнула из темноты и замолчала – уже навсегда.
- То-то, - пробормотала Кесса, поднимаясь на ноги. Прокушенная нога и исцарапанный бок по-прежнему болели. Ощупав куртку, она нашла прорехи – и кровь под ними. «Нет, всё-таки надо выбираться отсюда! Верно, пока боги спят, тут охотится разная погань…»
Тонкий зеленоватый луч коснулся её лица, и Кесса мигнула. Темнота задрожала, из неё проступили очертания стоячих камней и приоткрытой двери за ними. Кесса, не теряя времени, бросилась к проёму и стрелой вылетела из кольца. Протиснувшись в дверь, она метнулась под прикрытие стены – и осела на пол. Всё вокруг заволакивал лиловый туман.
- Хаэй! Сюда! – крикнул кто-то над ней, в лицо плеснули ледяной водой, и Кесса нехотя открыла глаза. Она висела в коконе, и на потолке над ней огромные мохнатые пчёлы вились над цветущими ветвями.
- Риланкоши? – неуверенно окликнула она, ощупывая бок. Куртки на ней не было – только нижняя рубаха, но не было и прорехи в боку, и шрамов под рёбрами. Кесса недоверчиво ощупала скулу, провела пальцами по бедру – старые шрамы были на месте, новых не прибавилось.
- Да уж вставай, если голова не кружится, - недовольно отозвался Риланкоши. Он стоял у окна, глядя на дождь.
- Что было? – растерянно спросила Кесса. – Мёртвые харайги, битва в каменном кольце, жёлтый свет… Меня не ранили?
- Это всё морок, - покачал головой Риланкоши. – Мы не заходим в кольцо. Но есть записи, что у Чёрных Речников там бывали странные видения. А потом – такие же лица и глаза, как у тебя. Если там выбирают покровителя, то кто-то был тобой избран. Не скажешь, кто это был?
- Я… я не знаю, - Кесса посмотрела под ноги. Серебряный лист лежал там – видно, ветер бросил его в окно.
- Была жёлтая вспышка, а потом – луч, указавший мне дорогу. И ещё… - Кесса потёрла запястья. – Руки сильно жгло.
- Я передам это княгине, - кивнул Риланкоши. – У меня свои дела, а вот у неё записи под боком. А ты иди пока в спальные залы. До вечера придёшь в себя.
…Жареные грибы горками громоздились на блюдах, обжигали пальцы даже сквозь сочный лист-прихватку, и Кесса, неосторожно раскусив шляпку, принялась хватать ртом воздух. Чашу с уном в этот раз на стол не поставили, и не в чем было охладить горячую снедь.
- Так с кем ты схватилась в Башне Когтей? – спросил авларин-сосед.
- Будто их видно в темноте, - хмыкнула Кесса. – По когтям – харайги, а по запаху – нежить.
- Хаэ-эй! – Миннэн поднялась из-за стола, держа в руке кубок. – Чёрная Речница Кесса! Встань – речь пойдёт о тебе.
Та, вздрогнув, выпрямилась. Голоса в зале смолкли. Все авларины теперь смотрели на неё.
- Ты пришла в круг выбора, и боги тебе ответили. Даже зима не помешала им объявить своё решение, - Миннэн, как могла, скрывала волнение, но её глаза странно сверкали. – Нуску Лучистый, повелитель путеводных огней, испепеляющий и очищающий, взял тебя под свою руку. Чёрные Речники давно не приходили к нам, и твоё появление нас удивило, но ещё больше мы удивлены теперь, когда тебя признали боги. Сияющий Нуску – зоркий и проницательный, и он едва ли в тебе ошибся. Однажды мы услышим легенды, сложенные о тебе, и прочтём их в летописях кимей. Не знаю, будем ли мы в них упомянуты…
- Так или иначе, о княгиня Миннэн, - поднялся из-за стола Иллингаэн, - я вижу в этом важный знак. Пришло время тебе получить своё имя.
Кесса удивлённо мигнула. «Имя? Но ведь…» Вокруг зашуршали одежды – все эльфы, до последнего ребёнка и старика, встали во весь рост, и даже ручной шонхор, поедающий рыбу на краю стола, встрепенулся и оторвался от пищи.
- Да, пора, - кивнул Куулойри. – Чего ещё ждать? Что скажешь ты, о Риланкоши?
- Иллингаэн уже всё сказал, и не о чем тут толковать, - нахмурился целитель. – Отныне ты – Миннэн Атоланку, Видевшая, как река вернулась в русло. Так и будет записано в свитках Меланната.
Глава 20. Подземная весна
К вечеру дождь унялся, но тучи висели низко, и воздух был недвижен. Ветер поднялся с рассветом, и поутру Кесса, выйдя во двор, едва не улетела – свирепые вихри ревели над замком, выгибая стволы высоченных папоротников в дугу и швыряя в окна обрывки листвы и сломанные ветки. Юркнув за дверь, Речница захлопнула створки, но это не помогло – ледяной ветер носился по коридорам, и дверные завесы трепетали и пузырились. «Холодно!» - поёжилась Кесса, с опаской выглянув в окно. Серое небо на вид было затянуто всё той же хмарью – только в тучах один за другим открывались и схлопывались просветы. Ветер силился порвать облачную завесу, но не мог – и с удвоенной яростью набрасывался на лес. Из-за стены то и дело слышался грохот и плеск – очередная ветка, не выдержав натиска, валилась в клокочущую реку.
«Целы ли навесы во дворе?» - подумала Кесса, сворачивая в тихие закоулки. Меланнат – древняя крепость – был весь пронизан ходами и лазами, и за зиму странница изучила их все… ну, кроме тех, о которых и сами эльфы едва-едва догадывались. «Пойду через Башню Когтей. Туда, небось, не задувает!»
Надежда её оказалась напрасной – кто-то пооткрывал все двери, и ветер пролетал по коридорам Меланната, не встречая препятствий. Даже тайный зал под лестницей был приоткрыт. Там, у порога, дремала полосатая агюма, и её шерсть колыхалась от сквозняка.
- Спишь, хранитель? – хмыкнула Кесса, пробегая мимо.
Агюма всё так же дремала, когда Чёрная Речница бежала обратно с коробом за плечами. В нём была обычная зимняя снедь – варёные грибы, коренья, квашеная рыба с размякшими костями, мешочек соли и завёрнутый в листья комок тацвы – затвердевшего мёда, одна крошка которого превращала бочонок чистой воды в сладкую жижу. На кухне, как всегда, было жарко и шумно, старшие повара выбирали, какую из оставшихся с зимы туш лучше подать на праздник, и не придётся ли готовить из неё рагу. Кессе на туши посмотреть не дали – аккуратно вытолкнули её за дверь с пустым коробом в руках и наказом к печам не подходить.
- Хаэ-эй! – кто-то из авларинов-юнцов окликнул её и указал на окно. – Видишь? Тучи меняются, скоро Весенний Излом!
- Ох ты! – всплеснула руками Кесса. Весенний Излом! Ей уже и не снилось, что зима в чужом мире закончится. «А в Фейре сейчас…» - она сердито мотнула головой, отгоняя ненужные мысли. «Ничего. Скоро я пойду домой. Как только с неба перестанет лить кислота…»
В Залах Сна окна были прикрыты, но сквозняк проник в двери, и плотные тканые завесы раздувались, как паруса. Из затемнённых комнат доносилось сопение, шипение и ворчание, кто-то плескался в водяной чаше, одна из зал вовсе была открыта, и со светильников поснимали колпаки. Яймэнсы – те, кто ещё спал в коконах – ворочались и недовольно вздыхали, кто-то дремал на полу, подёргивая перепончатыми крыльями и время от времени приоткрывая глаза. Двое хесков стояли над водяной чашей, опираясь о неё руками, и жадно лакали воду со дна, потом один из них зачерпнул влагу и вылил себе на голову.
- Хаэй! Не холодно вам? Там, снаружи, дикий ветер! – Кесса настороженно смотрела на Яймэнсов. Они загородили ей дорогу к чаше со снедью – совершенно пустой, хотя вчера утром её наполнили до краёв.
- Уммрхф, - неразборчиво пропыхтел хеск, толкнул в бок сородича и подвинулся сам, провожая Кессу затуманенным взглядом маленьких глаз. Под ноги ей шмякнулся, хлопая крыльями, мелкий детёныш, испуганно зашипел и на четвереньках ускакал в угол.
- Скоро Весенний Излом, - сказала Кесса, наливая в чашу воды. – Наверняка откроют купальни.
Яймэнс цапнул из чаши с едой крупный варёный гриб, сунул в пасть и, зачерпнув воды, подошёл к самому большому кокону и вылил влагу на торчащие наружу головы. Кокон дёрнулся, подпрыгнул, и разбуженные хески метнулись в разные стороны. Один с громким шипением согнулся и боднул беспокойного сородича в брюхо, тот зашипел ещё громче и заехал первому кулаком по спине.
- Ал-лийн! – Кесса хотела сотворить маленький водяной шарик и остудить горячие головы, но перестаралась – и обитатели всех коконов оказались под коротким, но бурным ливнем. Шипение и сердитый рёв наполнили залу.
- Ну вот и зачем? – буркнул над головой Кессы рослый авларин, вытаскивая её за шиворот в коридор и опуская за собой завесу. В зале шипели, щёлкали зубами и валяли друг друга по полу.
- Постой! Так до убийства недолго, - Кесса рванулась к двери, но её удержали.
- Они знают меру. Сейчас, - взгляд старшего целителя – Риланкоши – был холоден. – Это ненадолго. Дня два или три, и все они проснутся, и начнётся месяц гона. Тебе тут нечего больше делать, знорка, и прочим юнцам тоже. Иллингаэн ждёт тебя со спальным коконом в Зале Клинков. Куулойри тоже не возражает. Повесишь кокон там, там и будешь ночевать.
- В Зале Клинков? – Кесса удивлённо мигнула. – Вот уж место для ночлега… Я лучше бы перебралась в твои залы – там, по крайней мере, тихо.
Авларин хмыкнул.
- Во время гона, знорка, там не будет тихо. Собирайся.
…Древо Миннэна скрипело, его ветви качались на ветру, и то и дело серебряный лист летел во двор, падал на черепичную крышу или приземлялся на чей-нибудь шлем. Старшие авларины, загнав юнцов и детей под навесы, собрались под деревом, на мокрых корнях. Из распахнутых ворот тянуло жареным мясом и пряностями – целая туша алайги томилась в печи. Полусонные Яймэнсы выбрались во двор и сидели у стены, свернув и спрятав от ветра короткие крылья.
- А ты вниз не пойдёшь? – спросила Кесса у Вейниена. Юнец отмахнулся.
- Отсюда лучше видно. Смотри! Княгиня Миннэн Атоланку возвращается!
Ворота распахнулись, впуская во двор вереницу всадников. Четыре алайги, обвешанные звенящими цепочками и бубенцами, шли впереди. Их всадники спешились, и эльфы расступились, пропуская их к дереву. Над выступом в коре, на котором в день Зимнего Излома стояла княгиня Меланната, всё ещё висел на ветке полуистлевший узелок.
- Силы и славы Меланнату-на-Карне! – сказал Куулойри, поднимаясь на уступ. – Силы и славы всем, кто его населяет! Мы видели, как льды сомкнулись, - теперь же они отступают. Куэсальцин Всеогнистый, Древний Владыка, сказал нам, что он пробудился от сна, и скоро мир наполнится теплом, и зажгутся все огни. Хвала Древнему Владыке!
Он держал что-то в горсти и укрывал ладонью, но теперь разжал руку – и на ветру взметнулся высокий столб огня. В небе на миг разошлись облака, и столб света накрыл собой Древо.
- Мы видели, как уснула вода, - сказал, выступая вперёд, Риланкоши. – Она просыпается. И Карна, и Нейкос, и небесные реки, и все их притоки, - все они будут течь, как текли прежде. Хвала Кетту, Владыке Небесных Вод!
Он поднял над головой чашу и выплеснул её содержимое на корни Древа. Кесса почувствовала знакомый холодок в пальцах, посмотрела на руки и увидела зеленовато-синюю рябь на коже. Вода пробуждалась, и кровь Мага Воды просыпалась вместе с ней.
- Мы видели, как уснули ветра, и только лёд был повсюду, а небо текло ядом, - сказала Миннэн. – Но тучи сменяют друг друга над Хессом, и проснувшийся ветер несёт туман с небесных озёр. Небеса вновь будут просторны и щедры к нам. Смотрите!
Клок небесной тины лежал на её ладони. Он помедлил, будто в растерянности, и раздулся, ловя ветер. Мгновение спустя он взлетел к облакам.
- И мы видели, как всё живое уснуло, - сказал Иллингаэн, снимая с ветки узелок и бросая его в тёмный провал между корней. – Оно спало долго, и хрупкой была надежда на пробуждение. Но Боги Жизни проснулись в свой черёд. Могучий Намра, и госпожа Омнекса, и их сыновья – Каримас и Мацинген – шлют нам привет. Земля вновь будет щедра ко всем живым, снова прорастут травы, и лес наполнится теми, кто носит панцири, мех, перья и чешуи. Смотрите!
Он поднял над головой тонкий стебелёк, покрытый звёздчатыми белыми цветами.
- Зима уходит, и мы встречаем весну, - сказала Миннэн. – Мы живы, и стены Меланната прочны, и небо ещё не рухнуло. Хаэ-эй! Силы и славы!
- Силы и славы! – эхом разнеслось по двору.
…«А интересно, тут ходят будить реку?» - думала Кесса, выбираясь из одежды и примеряясь, как удобнее залезть в кокон. Ей довелось хлебнуть вина, и хотя ноги её держали, в голове клубился туман, и сверкали искорки. Промахнувшись мимо кокона, Речница села на циновку из папоротниковых листьев и едва не рассадила локоть о сундук, стоящий у стены.
- Ай! А это что такое? – Кесса подобрала с пола длинный свёрток. Он развалился у неё в руках – обёртка-лист соскользнула, и странница удивлённо замигала – перед ней были длинные красные когти.
- Ох ты… - Кесса просунула палец в крепление на одном из них и едва успела отшатнуться – коготь был легче тростинки и от лёгкого движения едва не впился ей в глаз. Длинное плоское лезвие, чуть изогнутое, тонкое, почти прозрачное… длиной в целый локоть, и ещё два таких же. Кесса надела их все, отвела руку подальше от лица и пошевелила пальцами, потом согнула их и положила на край кокона, сделав вид, что подтягивает гамак к себе.
- Когти зурхана… - прошептала она. – Как на рисунке, где они дерутся с тзульгом…
Что-то зашуршало в коридоре, и Кесса, вздрогнув, сдёрнула когти с пальцев, завернула их в лист и шмыгнула в кокон. Никто не вошёл в залу, но снова вылезать из гамака Речнице не хотелось.
«На что им такие когти? Такими не посражаешься… пугать кого-то? Так здесь пугливых нет… Вайнег их разберёт! Спрошу завтра у Иллингаэна…» - Кесса протяжно зевнула и заворочалась, устраиваясь поудобнее. «Не забыть бы до утра! Этот эльфийский хмель… Вот бы у нас варили такую кислуху – давно на участке город построили бы!»
…Синяя молния вспорола небо с края до края, гром обрушился на лес, и стволы папоротников пригнулись к земле – то ли от испуга, то ли от порывов ветра, надувшего только что распустившиеся листья, как паруса. Пригнулась к земле и Кесса, укрывшаяся от ливня под навесом. До грибной башни оставалось ещё три десятка шагов, но навес у её подножия рухнул несколько мгновений назад, и желающих вешать его обратно не было. Авларины, занявшие скамью у стены, сочувственно хмыкали, но под дождь не лезли.
- Обычной грозы я бы не испугалась, - Кесса хмуро смотрела на камни мостовой. – Но тут же все воды Реки – и всё мне на голову!
Сразу за навесом начиналась водяная занавесь, уже в трёх шагах всё таяло, как в густейшем тумане, камни звенели под ударами воды – она не капала, она выливалась вёдрами и бочонками.
- Хаэ-эй! – крикнул с высокой ветки один из Яймэнсов. По навесу затопотали лапы – детёныши бегали там, не обращая внимания на ливень. Один из них застрял в дупле и звал на помощь. Из замка выбрался один из взрослых – и порывом ветра его швырнуло в стену. Детёныши протопали по крыше в обратном направлении, тот, кто вопил на дереве, примолк и забрался поглубже в дупло. Дверь замка распахнулась, и наружу выпал клубок чешуйчатых лап, хвостов и панцирей. Двор наполнился сердитым шипением.
- Не бойся, они не за тобой, - хмыкнул один из авларинов, тронув Кессу за плечо. – Не суйся к ним, и они тебя не тронут.
- А друг друга не поубивают? – Кесса с опаской следила за хесками. Клубок развалился, но ни падение на камни, ни ливень не заставили Яймэнсов уняться. Один зашипел на другого, тот развернул крылья и хотел улететь, но дождь вернул его на землю. Третий сбоку прыгнул на первого, сбил его с ног и сам рванулся за вторым, но ещё двое повисли на нём. Один вцепился зубами в плечо другого, но получил крепкого пинка и отпрыгнул, шипя и пригибаясь к земле. Двое столкнулись лбами и заревели, силясь сдвинуть друг друга с места. Детёныши на дереве шипели и клекотали, выбивая барабанную дробь по соседним крышам. Яймэнс, ускользнувший в самом начале, сидел на навесе и утробно урчал, наблюдая за дракой. Когда ему наскучило сидеть, он спрыгнул, подошёл к общей свалке и, нагнувшись, укусил первого, кто ему подвернулся. Из взревевшей кучи протянулись лапы, и хеск, не успевший увернуться, был втащен под груду тел. Шипение сменилось довольным ворчанием, но вскоре кто-то снова рявкнул, и чей-то панцирь затрещал от удара. Куча развалилась, вырвавшийся Яймэнс юркнул за дверь и изнутри навалился на створки, оставив всех остальных под дождём. Они с гневным шипением ударились о дверь, потрясли головами и отошли чуть подальше, примеряясь, как удобнее вышибить ворота.
- Ал-лииши! – один из эльфов хлопнул ладонью по дождевым струям, и вода, сменив направление, тугим потоком ударила в хесков. Они бросились врассыпную – удар водяного кнута прошибал даже их чешую.
- Дверь не ломать! – крикнул авларин. – И окна тоже!
- Настоящий гон, - прошептала Кесса. – А тот, что за дверь удрал, - это самка? Бедная… А как они потом разберутся, чьи дети?
- Из чьего дома самка, того и дети, - отмахнулся эльф. – Из-за этого они не дерутся. Знорка, тебя до башни проводить?
- Я сама попробую, - качнула головой Кесса. – Ал-лииши!
Вода выгнулась над ней в полусферу, и потоки потекли по прозрачному куполу, заливая мостовую. Кесса шагнула вперёд, с опаской поглядывая на Яймэнсов. «А ну как им любая самка сойдёт! Не хотелось бы отложить тут яйца…»
Хески едва ли заметили её – они собрались кружком и чертили на мокрых камнях непонятные карты, что-то подсчитывая на пальцах и переговариваясь невнятным шипением и клёкотом. Потом двое побежали за угол, ещё двое вошли под навес, отряхнулись и направились к одной из башен. Один из оставшихся неловкими прыжками – дождь бил по крыльям, мешая лететь – взобрался на выступ под окном, чуть выше ворот, и распластался там, придерживая стену когтями. Уступ был узковат.
Кесса потянулась к двери грибной башни, но открыть её не успела. Пронзительный вопль, оборвавшийся клёкотом и хрипом, пронёсся по двору, и тяжёлое тело рухнуло со стены на камни мостовой. Кесса обернулась, бросилась к упавшему хеску, - он корчился под стеной, судороги сводили тело, то сворачивая клубком, то выгибая в дугу. Под навесом, невнятно булькая, царапали камни когтями другие Яймэнсы, кто-то упал во дворе и судорожно хлопал крыльями, с ветвей с испуганным шипением посыпались детёныши и уцепились за столбы навеса, трясясь от страха. Эльфы, забыв о дожде, выбежали из-под навеса, кинулись к упавшим. Кесса подсунула руку под дрожащую голову Яймэнса – он тихо клекотал и хрипел, испуская слюну, но о камни уже не бился. Всё его тело содрогалось, он жмурился и закрывал глаза трясущейся лапой. Чешуя на ушибленной ноге треснула, камни запятнала кровь, но хеск не чувствовал боли – что-то невидимое терзало его куда сильнее.
- Что с ними?! – крикнула Кесса подбежавшему эльфу. Её саму трясло, и ледяная игла впилась под лопатку. Сердце билось часто и гулко, в ушах звенело, но сквозь звон, хрип и клёкот долетал из моховых джунглей ещё один звук – тоскливый протяжный вой, голос Войкса, почуявшего мертвечину.
…Маленький Яймэнс вцепился всеми лапами в Кессу и клацнул зубами, едва не прихватив руку, неосторожно протянутую к его носу. Риланкоши, сверкнув глазами на неумелого помощника, что-то прошипел вполголоса и взял Яймэнса на руки. Тот больше не сопротивлялся, и его крылья постепенно перестали трястись.
- Даже не ушибся, - хмыкнул Риланкоши, отпуская детёныша на ковры. Его собратья уже возились там, толкаясь и дёргая друг друга за хвосты и крылья – но изредка что-то мерещилось им, и они замирали, приникая к полу.
Ушибленный Яймэнс – тот, кто упал с уступа над воротами – покосился на повязку, прикрывшую колено, и потыкал в неё толстым пальцем.
- Сядь! – прикрикнул на него один из авларинов.
- Чего сидеть-то? – щёлкнул зубами хеск. – Некогда мне.
- И верно, - Риланкоши оглянулся на окно – со двора уже нёсся клёкот, прерываемый сердитым шипением. Яймэнсы, забыв недавний страх и болезненные судороги, уже гонялись за самками по двору, дрались и кусались, и двое раненых, слыша эти звуки, шипели и били по лавкам хвостами.
- Ступайте, но повязки берегите, - махнул рукой Риланкоши. – Быстрее заживёт.
Один из Яймэнсов метнулся к окну, но прорезь в толстой стене оказалась слишком узкой – и сородич, насмешливо раззявив пасть, вылетел за дверь первым. Отставший с сердитым шипением помчался за ним. Эльфы переглянулись и дружно фыркнули.
- Постойте! – Кесса потянула Риланкоши за рукав. – Они точно поправились? Им так плохо было… Больше такого не будет? Что это за напасть?
«Подземная лихорадка?» - едва не вырвалось у неё, но она вовремя прикусила язык. Риланкоши повернулся к ней. Он был угрюм.
- Приступов больше не будет, о Кесса. Но вот знак это плохой. Похоже, речь о третьей луне… Иллингаэн! Где ты ходишь?!
- Только услышал вопли – пошёл к тебе, - эльф в чешуйчатой броне остановился у водяной чаши и поцокал языком, подзывая к себе шонхора. Четырёхкрылый ящер опустился на его руку и положил голову на костяшки пальцев, напрашиваясь на ласку.
- По всему замку? – спросил предводитель Детей Намры. – И никто, кроме хесков, не почувствовал?
- Ни мы, ни знорка, ни звери, - покачал головой Риланкоши.
- Идём к княгине, - нахмурился Иллингаэн. – Не хотел бы я оказаться правым, но… Хаэй! Кен’Меланнат! Возвращайтесь к делам, ничего не бойтесь, но за ворота – ни ногой!
…Вечером в Зале Чаш было сумрачно – светильники притушили, кувшины с вином куда-то пропали, и никто не пел и не кидался цветущими щепками и огненными бабочками. Изредка слышался одинокий голос, и тот быстро стихал. Даже вокруг циновок, заменивших столы гостям-Яймэнсам, было тихо, и детёныши, не наигравшиеся за день, возились молча и шипели вполголоса.
Вошла княгиня Миннэн, кутаясь в пепельно-серую накидку. Иллингаэн, хмурый, как зимнее небо, занял своё место за столом, потянулся туда, где раньше стоял кувшин с вином, нашёл лишь пустое место и досадливо поморщился.
- В небе три луны, о Кен’Меланнат и те, кто укрылся в его стенах, - негромко проговорила Миннэн, разворачивая серое полотнище. – Этой весной пробудились не только воды. Агаль вышел из Бездны. Через несколько месяцев весь Хесс накроет Волна. Мы поднимаем знамя трёх лун и укрепляем стены. Наши ворота открыты для тех, кто хочет сохранить жизнь и разум.
- Мы получили вести со всех сторон, - хмуро сказал Иллингаэн. – Это Агаль, все его слышали. А поскольку ещё не было случая, чтобы он, проснувшись, не дошёл до самых пещер Энергина… Берегите свой разум, обитатели Хесса. Волна уже в пути.
…«Волна… Река моя Праматерь… и Нуску Лучистый, и все боги! Волна… Этого ещё не хватало!» - несвязные обрывки мыслей одолевали Кессу всю ночь, и заснуть ей не удалось. Она с надеждой заглядывала в Зеркало Призраков, но там клубилась серая муть. Древнее стекло ничего не знало о Волнах – и Кесса предпочла бы ничего о них не знать.
Когда Речница, вылив за шиворот горсть ледяной воды, выбралась из кокона и влезла в полосатую броню, первые из авларинов-учеников уже вошли в залу, и лучники принялись делить мишени. Копейщики, разобрав шесты, устроили шуточный бой – и в их криках был смех, были упоминания Илирика, и Келги, и знакомых Чёрных Речников, и славных эльфийских воинов, - не было только страха и отчаяния. «Нуску! Они что, весь свой ужас вручили мне?!» - нахмурилась Кесса, и холодные пальцы, стиснувшие её сердце, слегка разжались.
- Тихо! – Иллингаэн, незаметно подобравшийся к лучникам, ударил посохом по мишени, которую они отбирали друг у друга, и юнцы отступили на пару шагов. – Ты, ты и ты – за мной, вы – ждите.
Не прошло и десятка мгновений, как эльфы вернулись – и принесли множество дисков, вырезанных из податливой коры, и полосатых шаров с хвостами из ярких лент. Все, забыв о тренировке, обступили их и загомонили, и даже Кесса протиснулась к странным штуковинам, но возглас Иллингаэна вновь разметал всех по углам.
- Все с деревяшками – на ту половину, Куулойри вами займётся. Я беру лучников. Кто уже стрелял по летучим мишеням, покажет мастерство, потом дойдёт очередь и до остальных.
- А в дозор нас возьмут? – спросил Вейниен. – Мне уже тринадцать зим, и я умею драться!
- Значит, встанешь на стену, когда дойдёт до битвы, - хмуро взглянул на него Иллингаэн. – Кто из иллюзорников здесь? Некогда играть, идите к Риланкоши, у вас лесной урок!
Авларины разбежались по зале, один из хвостатых шаров взмыл в воздух и заметался под потолком, легко уклоняясь от града стрел, на другом краю залы мечники разбирали деревянные клинки и щиты. Кесса застыла на месте, будто скованная льдом.
- А ты о чём думаешь, знорка? – Иллингаэн крепко взял её за плечо и развернул к себе лицом. – Или Чёрным Речникам Волна не страшна?
Кесса мигнула.
- Я пойду домой, - тихо, но твёрдо сказала она. – Там не знают о Волне. Если она прорвётся, всех там убьют.
- Домой? Сейчас? – покачал головой Иллингаэн. – Ты и дня не проживёшь, Речница. Мы сейчас не отходим от стен Меланната, а что говорить о тебе! В небе великие дожди и ветра, у диких зверей – гон, и хески от них не отстают. Сгинешь, знорка. Не выходи из замка. Впрочем, тебя и не выпустят.
- Что?! – Кесса, забыв о Волне, впилась взглядом в авларина. – Мне не говорили, что оставят меня тут навечно!
…Хвост последней алайги промелькнул в воротах, и Кесса едва успела отскочить от падающей решётки. Кованые шипы вошли в углубления мостовой, и в просветах прутьев заколыхался зеленоватый туман. Из-за стены слышалось деловитое фырканье и чавканье, что-то похрустывало и скрежетало, плескалось и шелестело, иногда перекликались между собой полузнакомые голоса, а порой, заглушая и все звуки застенья, и шум дождя, из леса долетал оглушительный вопль, переходящий в клёкот.
«Чтоб им провалиться! И тут не пройти,» - Кесса потрогала решётку – точнее, попыталась её тронуть. Воздух, уплотнившись, оттолкнул её ладонь.
- Хаэй! Знорка, не виси на воротах. Так и пораниться недолго, - заметила со стены стражница Миннайлан. Кесса нередко видела её среди дозорных над воротами, а иногда встречалась с ней, пробегая мимо шорной мастерской.
- Почему меня не взяли в поход? – крикнула она, подняв взгляд на Миннайлан. – Я тоже воин!
- Какой ещё, к Вайнегу, поход?! – озадаченно мигнула та. – С кем воевать?!
- С Волной! – возмущённо ответила Кесса. – Куда они все поехали?! И Куулойри, и Миннэн, и Иллингаэн, - и с такой большой армией?!
- Где армия?! Что-то не то с тобой, знорка, - нахмурилась авларинка. – Полутысяча Куулойри поехала смотреть укрепления. Княгиня с отрядом – проверять дороги после ливней. А Иллингаэн готовит лес к приходу гостей. Думаешь, лесным жителям от Волны меньше достаётся?
- Значит, вы строите стены и ловушки? – неуверенно усмехнулась Кесса. – Но у вас такое войско! Почему вы не поедете и не расправитесь с Волной у истоков?
- У Волны нет истоков, - ответила Миннайлан. – Агаль подбирает существ, где может. Отряды пойдут со всех сторон! Как ты найдёшь их сейчас, когда их нет?!
С окрестных постов на шум стянулись другие авларины. Кесса посмотрела на них с надеждой, но они лишь нахмурились и согласно кивнули.
- Тогда почему бы не заткнуть пасть Агалю? – спросила она. – Вы – мудрый народ, вы знаете, где он зарождается. Я отправилась бы с вами и покончила с этой напастью.
Авларины переглянулись, кто-то горько усмехнулся.
- Это невозможно, знорка. Многие пытались, - вздохнула Миннайлан. – Всё, что по силам нам, - выстоять и пропустить Волну над собой. Вам, наверху, придётся труднее.
Полотнище с тремя лунами, приколоченное над воротами, вздулось под порывом ветра, но никуда не улетело – дождь бросил его обратно на камни.
…Меланнат почти опустел – немногие из старших оставались на день в его стенах, и большинство юнцов уходило за стену с утра, не пугаясь ни дождя и ветра, ни воплей на все голоса, доносящихся из дебрей. Мастерские закрылись – только шорники ещё работали, и кузнецы созвали юнцов себе на подмогу, и что-то шипело и клокотало за тяжёлой дверью в залу алхимиков. Не только юнцы, но и дети, которым едва семь зим исполнилось, учились владеть копьём. В башнях раздавался грохот и треск, иногда стены вздувались пузырями, но, сколько Кесса ни заглядывала в бойницы, она так ничего и не рассмотрела.
«Говорят, Волна делает землю бесплодной,» - думала она, под водяным щитом пробираясь к грибной башне. «А грибы как росли, так и растут. Может, княгиня Миннэн что-то напутала?»
Дверь распахнулась, выплюнув под дождь очередной клубок чешуйчатых тел. Один из хесков – с прокушенным, бессильно висящим крылом – выкатился из-под груды сородичей и кинулся вверх по стволу Древа. С толстой ветки он перепрыгнул на крышу, где и распластался, как циновка. Остальные Яймэнсы поднялись, озадаченно переглядываясь, один зашипел и бросился на другого, тот щёлкнул челюстями, впиваясь в его плечо. Третий, отмахиваясь от дождевых струй, укрылся под навесом и сел на скамью, довольно щурясь на драку. Кесса юркнула в башню – дерущиеся хески занимали слишком много места во дворе, увернуться от них было нелегко.
«Зима уже кончилась,» - думала она, карабкаясь по лестницам в удушливом влажном мареве башни. «А Яймэнсы и не думают улетать. Зачем они тут? Может, ими уже завладел Агаль… Да они и без него – не подарок!»
С полным коробом грибов она вышла во двор и едва успела прикрыться водяным щитом от ливня, как из-за угла вылетело что-то большое и чешуйчатое.
- Уррмх! – выдохнуло оно и цапнуло Кессу за плечо, замахиваясь второй лапой. Рука Речницы сама скользнула вниз, к ножнам, и хеск изумлённо зашипел, когда лезвие упёрлось ему в шею.
- Сгинь, тварь Волны! – крикнула Кесса и вновь замахнулась – и вспорола бы хеску горло, если бы он не метнулся в сторону.
- Хаэй! – со стены, не тратя времени на поиски лестницы, спрыгнул авларин-страж. – Стойте, оба!
Отпрянувший Яймэнс, испуганно мигая, ощупывал шею. Нож проткнул толстую шкуру – остриё побагровело, и на пальцах хеска темнела кровь.
- Ты что?! Я есть хотел, и только! – опасливо пригнувшись, он отступил ещё на шаг. – Я грибов хотел попросить! Сказала бы, что нельзя…
- Так просил бы, а не тянул лапы! – нахмурился авларин, жестом отгоняя хеска подальше. Сородичи, удивлённо шипя, уже ждали его под навесом, и он поспешил к ним. Они долго о чём-то шептались, опасливо поглядывая на Кессу и стражника. Эльф повернулся к Речнице.
- Зачем ты схватилась за нож? – спросил он. – Не было бы вреда, если бы хеск съел немного грибов.
- Ты что, не видишь? – изумлённо мигнула Кесса. – Он уже под властью Агаля! Все они сейчас – твари Волны, злобные и жестокие! Они даже друг друга на части рвут, а ведь Волна только началась…
- Хаэй! Опомнись, знорка, - нахмурился авларин. – Выбирай слова, твои речи очень обидны. Никто из наших гостей не «тварь Волны», точно не станет ею в ближайшие два-три месяца и – надеюсь – не станет ею и до конца года! Никого не порвали на части, спроси хоть у Риланкоши, - у Яймэнсов очень жестокий гон, а раненых меньше десятка! Постой, знорка… так ты решила, что Агаль уже ими завладел? Сейчас, здесь, под нашим присмотром?!
- Вот так новости, - хлопнул крыльями один из хесков, выбравшийся из-под навеса. Он стоял за плечом Кессы и внимательно слушал. Речница с опаской заглянула ему в глаза – там не было ни злости, ни кровавого тумана, хеск был задумчив и немного расстроен.
- Так все ваши думают, да? – спросил Яймэнс, складывая лапы на груди. – Что мы уже в Волне? Нам тогда пора улетать. Мы такое слушать не можем.
- Погоди, Урцах, не кидайся сразу в омут, - покачал головой авларин. – Никто так о вас не думает. Но и пугать юнцов и девиц не следует. Смотри, Кесса. Кто тут в Волне? Кто злобный, и кого рвут на части? А вот ты едва не убила Урцаха, хоть Агаль над тобой и не властен.
Кесса растерянно мигнула.
- Ты вправду не в Волне? – спросила она, и Урцах сердито зашипел, но с места не двинулся. – А как же Агаль? Как вы ему противостоите? Он же сразу отнимает разум, и все собираются и идут убивать…
Теперь мигнул Урцах.
- Наверху так и думают о Волне, - кивнул ему эльф. – Это не вам в обиду. Иди по своим делам, знорка. Не пугайся раньше времени. Видимо, кто-то должен рассказать вам о Волне. Поговорю с Риланкоши…
…Зала Чаш вновь наполнилась гулом голосов, смешками, треском крыльев огненных мотыльков. Лапши в чанах поубавилось – к концу подходили прошлогодние запасы зерна – но нехватку щедро возместили жареными грибами и квашеной рыбой из глубоких подвалов. В зале постелили ещё несколько циновок для Яймэнсов – гон подходил к завершению, здравый рассудок возвращался к самцам и самкам, и они уже не пропускали ужин. Отряд Иллингаэна вернулся из леса, все были живы, и никто не ранен. Кесса украдкой спросила соседа о битве, но тот лишь усмехнулся.
- Мы прибрали немного лес, знорка. Пока наши алайги не заперты в стойлах, надо вывезти лишний сор.
- А что, и у них будет гон? – только теперь Кесса вспомнила, что ручные ящеры Меланната, как и дикие, подвластны зову весны. – А они замок не разломают?
- Намра! – не удержался от поминания божества эльф. – А я слышал, что знорки разводят животных – и мохнатых, и ящеров, и эти дела им знакомы.
- У нас негде разводить животных, - вздохнула Кесса. – Разве что кошки…
Она вспомнила, что давно не видела шонхоров в Зале Чаш – да и вообще в пределах замка – и взглянула на стены, но никто из пернатых ящеров не висел там, не ел рыбу на краю стола и не чистил перья у окна.
Четверо служителей обходили столы, наполняя блюда квашеной рыбой и папоротником, кто-то насвистывал песню, и Кесса прислушивалась, пытаясь угадать мотив. Но тут лязгнул гонг, и все вздрогнули и замолчали, повернувшись к месту, где сидела Миннэн. Она не встала, но высоко подняла руку с кубком и указала на старшего из целителей.
- Я вижу, что все насытились и ведут мирные беседы, - негромко сказала она. – Послушайте же, что скажет вам Риланкоши. Речь пойдёт об Агале, о его знаках и порождениях. Никто из нас, сидящих в Зале Чаш, не видел Волну своими глазами, и не все удосужились прочесть свитки. Расскажи нам о Волне, почтенный Риланкоши…
Иллингаэн кивнул, выразительно посмотрел на Кессу и сидящих за ней юнцов. Те удивлённо замигали, но тарелки отодвинули и кубки отставили. Яймэнсы, до того шипевшие о чём-то своём, вскинулись и нахмурились.
- Да, это год Агаля, и это год Волны, - кивнул своим мыслям Риланкоши. – И знамя Трёх Лун уже над нашим замком, и многие города поднимут его в ближайшие дни. Мы, хвала богам, не услышим Агаль, но те, кто ему подчинится, будут свирепы и неразумны. И многие из них не доживут до зимы…
- И нечего на меня смотреть, - недобро сверкнул глазами один из Яймэнсов – кажется, это был Урцах.
- Агаль набирает силу исподволь, капля за каплей, и первые признаки малозаметны, - продолжил, помолчав секунду, Риланкоши. – В существах пробуждается гнев, и они готовы напасть на всех… кроме тех, кто уже одержим Агалем. Сами одержимые узнают друг друга и никогда не путают со свободными. Ненависть в них пробуждают только те, кто ещё не затронут. И ещё – созидание. Созидание и созданные вещи. Даже дом, стоящий посреди леса, притянет их всех к себе, и они не успокоятся, пока его не разрушат. Даже камни, выложенные в ровный круг, даже выкованное оружие… Агаль иссушает разум захваченных так, что они ломают свои же мечи, бросаются на врагов врукопашную, когтями крушат стены. Жаль, что магию он у них не отбирает.
- Нуску Лучистый… - пробормотала Кесса и поёжилась. – Значит, пока существо не ломает вещи…
- Можно не опасаться, - кивнул Риланкоши. – У нас, в стенах Меланната, опасаться вообще не стоит. Пока Волна не снесёт стены, никто из укрывшихся тут не поддастся Агалю. Его влиянием можно заразиться – там, где много одержимых, Агаль передаётся и здоровым… но и сопротивлением к нему тоже можно заразить. Мы, Кен’Хизгэн, неуязвимы для Агаля, и это защищает наших гостей.
- А что с теми, кто уже одержим? – вскинулся один из авларинов. – Их излечит только смерть?
- Если существо сопротивляется, оно может долго держаться, - покачал головой Риланкоши. – И будет пытаться покинуть Волну, даже когда тело перестанет его слушаться. Если захватить его в плен, отделить от других одержимых, то даже кратковременная, но острая боль вернёт ему разум. Я слышал, что Сианги и Хальконеги прижигают себе руки, чтобы оставаться в своём уме. А форны заманивают отряды Волны на лавовые поля.
«Вот ведь напасть!» - Кесса снова поёжилась. «Хорошо, что Агаль не всесилен, но и средства от него… Хвала богам, что на людей он не действует! И на эльфов тоже…»
- Я не советую вам, юные воины, браться за лечение Агаля, - вздохнул Риланкоши. – Особенно – в одиночку против отряда. Лучше всего для нас – пропустить Волну над собой, защитив тех, кого мы можем защитить. А если не выйдет – задержать хотя бы часть её сил на лесных ловушках, пока Агаль не смолкнет. Пока ещё зов не слишком силён, и лесные тропы не так опасны, но месяц или два – и Волна пойдёт по Хессу. Готовьтесь.
…Зеркало Призраков не спешило светлеть – тёмные свинцовые облака закрывали древнее стекло, и багровые вспышки пробивались по их краям. Что-то полыхало в глубине помутневшей пластины, и порой Кессе мерещился исходящий от Зеркала жар. Но она ждала терпеливо – и облака нехотя рассеялись, последняя тень скользнула в стеклянной глуби, и наружу проступило лицо Речницы. Она потрогала Зеркало пальцем – оно послушно отразило её руку, по-весеннему бледную, но крепкую.
Лицо показалось Кессе непривычно блеклым – последние следы раскраски сошли в эльфийской купальне. Траурные линии на запястьях истёрлись ещё по осени, и Речница сочла это добрым знаком – должно быть, Йор и другие мертвецы вновь живут себе в Фейре, и в трауре нет нужды. Теперь побелело и лицо… Покачав головой, Кесса потянулась за корзинкой с красками.
У эльфов раскрашиваться было не принято – кто-то, забавляясь, рисовал на щеках листья и цветы, кто-то превращал лицо в морду зверя или птицы… Местные обычаи Кессе были непонятны, и она задумалась, вспоминая знакомые знаки. «Нуску – око в лучах,» - подглядывая в Зеркало, она провела кистью по лбу. «И синие волны Реки-Праматери…»
- Что ты рисуешь на себе? – спросила, остановившись, пробегающая по зале авларинка. Её лицо и руки были чистыми, незапятнанными, - только по тыльной стороне правой ладони протянулись к ногтям три чёрные черты.
- Я не знаю, что мне рисовать, - вздохнула Кесса. – Это была долгая зима. Теперь я не знаю, кто я. И что будет, не знаю.
Она макнула кисть в чёрное и вывела на левом запястье три кружка – знак Трёхлуния. Авларинка, помрачнев, кивнула и села рядом.
- Выходит, я предупреждала… нет, была предупреждением, - мотнула головой Кесса. – О Волне… А я говорила, что Волны не будет. Надеюсь, мне не поверили.
Она провела по пальцам размашистые линии – от ногтей по тыльной стороне ладони, и три черты сошлись в пучок у запястья. Эльфийка задумчиво сощурилась, и Кессе почудилась в её взгляде усмешка.
- С правой рукой тебе будет неудобно, - заметила авларинка. – Дай кисть, я помогу.
…Сегодня Кесса решила свернуть не там, где обычно, а на три десятка шагов ближе, там, где из пола выступали узловатые корни, - древний замок был богат на скрытые ходы, и непросто было понять, какой из путей окажется короче. Она проскользнула мимо спальных зал, где шуршала листва, и перекликались недовольные хески, и коридор раздвоился – первый путь уверенно устремлялся к кухне, второй взбирался по скупо освещённым ступеням к одной из малых башен и таял в темноте, так и не дойдя до двери. Светильники на лестнице горели вполсилы, прикрытые колпаками. Кесса поднялась на пару ступеней, вгляделась в темноту, - где-то там угадывалась дверь, но ни единый луч не падал на неё. «Вот дела! Тут что, ходят на ощупь?» - хмыкнула про себя Речница, поднимаясь по сумрачной лестнице. Она сняла колпаки с нижних светильников – стены засверкали многоцветием фресок. Краски, будто залитые прозрачным стеклом, не тускнели и не истирались, - тут сплетались багряные ветви холга, и в их сетях резвились маленькие фамсы.
«Мне туда, вроде, по пути,» - подумала Кесса, высматривая в полутьме очередной светильник. «Поднимусь и поснимаю все колпаки! На такой лестнице в темноте бродить опасно. Говорили же мне о путеводных огнях Нуску! Ему они угодны? Ну вот, я зажгу ему много огней!»
Хихикнув про себя, она преодолела несколько ступеней. Последний церит, самый крупный и яркий, таился во мраке над дверью, и Кесса, подбросив на ладони водяную стрелку, сбила с него колпак. Серебряный свет залил лестницу от двери до подножья, и Речница прикрыла заслезившиеся глаза, а когда проморгалась – увидела фреску, растянувшуюся на полстены, и забыла обо всём.
Тут было Древо Миннэна – огромное, ветвистое, всё в серебряной листве, и за ним вздымались крепостные стены с воинами на них. А у корней Древа на куче папоротника лежала горка яиц, и их обвивало пернатым хвостом огромное существо – зурхан. Страшные когти он прижал к бокам, вполглаза приглядывал за гнездом, а из его пасти торчала ветка Древа. Мимо, не замечая ни чудища, ни его гнезда, шли эльфы – кто с огромной рыбиной, кто с окороком, кто с вязанкой дров, а кто с гроздьями ягод. Воин в бирюзовом плаще смотрел на это со стены и хмурился, но по другую сторону Древа кто-то приплясывал с погремушками, и на лицах тех, кто шёл внизу, печали не было.
«И не боятся же!» - покачала головой Кесса, высматривая кровь на когтях или следы побоища. Но зурхан был донельзя мирным – то ли ветки Древа ему понравились, то ли место для гнезда пришлось по вкусу. «Интересно, что это была за история? Они взаправду пустили в замок пернатого ящера?»
Некому было ей ответить, а тяжёлый короб за спиной напоминал о том, что путь её лежит совсем в другую сторону, и там уже заждались свежих грибов. С сожалением оглянувшись на фреску, Речница сбежала вниз по ступеням. Яркий белый огонь так и горел на лестнице, и зурхан косился зеленоватым глазом, как будто и он видел Кессу и знал, что она его гнездо не тронет.
…Ливни унялись – Речница не знала, надолго ли, но ветер свистел над башнями, разгоняя облака, и то и дело на замок проливался ослепительный свет. Солнце, спрятанное за тучами, исподволь набирало огненную мощь и наливалось жаром, - там, куда падали его лучи, пар столбом взвивался к шпилям башен. Реки, вздувшиеся от весенних ливней, клокотали под самыми стенами, в лесу верещали, ревели и выли на все голоса, но всё заглушал гомон эльфов, обступивших берега, и плеск серебряных чешуйчатых спин в волнах. Косяки огромных рыб прорывались вверх по течению, и реки вставали и шли вспять. Кесса, затаив дыхание, смотрела на них со стены, - на рыбьи стаи, и на эльфов с переполненными корзинами, и на кипящую воду, и на Речных Драконов, змеящихся над волнами. Они резвились, вылетая из реки и вновь ныряя, били хвостами по воде. Кесса видела их и смеялась от радости – что бы ни творилось у Бездны, реки всё же проснулись, и живущие в них снова добры и щедры к прибрежным народам.
- Что там за ры-ы-ыба? – крикнула странница авларинам, волочащим длинную корзину к погребу. Из распахнутых дверей пахло рыбой, рассолом, дымом коптилен и пряными травами, двор усеяла блестящая чешуя, и выбравшиеся на свет шонхоры так объелись потрохами, что даже с башни на башню перелетали с трудом. Под стеной, волоча за собой полусъеденную рыбью голову, прокралась агюма.
- Ярга! – крикнул один из эльфов. – Ярга идёт на нерест! Хаэ-эй! Дети Намры! Быстрее, к воде её! Где чашки?!
- Не вопи ты так, успеем, - пропыхтел один из юнцов, подхвативших корзину. Плетёнка трещала и раскачивалась, - рыба была жива, била хвостом, да так, что эльфов швыряло из стороны в сторону.
- Ай! – Кесса, коснувшись стены, придавила крохотную, но уже весьма жгучую канзису и отдёрнула руку, дуя на ожог. – Откуда опять налетели медузы?! Только что их не было!
Маленькие канзисы реяли над двором, ветер пригоршнями кидал их на крыши, и они распускали щупальца во влажном воздухе, выцеживая невидимую мошкару. Кесса стряхнула двух медузок с плеча и покачала головой. «Где, всё-таки, они зимуют? Той осенью я мелочи не видела, а сейчас – ни одной крупной…»
Шелестящий вздох, приглушённый расстоянием и ветвями деревьев, долетел из-за стены, и Кесса, вздрогнув, впилась взглядом в тёмные заросли. Перистые листья, склонившиеся к самой воде, раскачивались, и не от ветра, - что-то огромное ворочалось в них, и вода под ними клокотала. Серебряные рыбы, ничего не замечая, прорывались к верховьям, толкаясь боками и едва не вылетая на берег, и одна из них на миг замерла в воздухе, нанизанная на длинные изогнутые когти. Лапа показалась из ветвей на долю мгновения – и исчезла в зарослях, унося добычу. Листья закачались вновь.
- Сссу-у-урх… - шипение, переходящее в рокочущий вздох, пронеслось над лесом, и Кессе померещилось, что ветки заколыхались и на дальнем берегу, и там зарокотали в ответ.
«Пернатые холмы!» - Кесса, зябко поёжившись, бросила взгляд на безмятежных эльфов. Они будто и не слышали ничего. Двое погонщиков заталкивали во двор недовольную алайгу, нагруженную корзинами с живой рыбой, алайга то и дело вскидывала голову и испускала трубный рёв, - она была стара, и ей хотелось дремать на тёплых камнях, а не таскать тяжести. Кесса повернулась к прибрежным папоротникам – они ещё раскачивались, и ей привиделась большая серая тень, склонившаяся над водой.
…Следы ночного ливня высохли ещё ранним утром, к вечеру собиралась гроза, но пока она неуверенно громыхала за горизонтом – и все, кто мог, сбежались к реке, и то и дело к погребам несли наполненные корзины. Будто и без того во дворе не было тесно, там собрались, вытащив из замка узлы с припасами, Яймэнсы. С шипением и клёкотом они обвешивались поклажей, кто-то заглянул в башни, чтобы попрощаться с эльфами, - хески улетали. Кесса смотрела на них, удивлённо мигая, - ей казалось, что в замке их гораздо больше, и тут не было никого из детей…
- Теперь мне можно вернуться в Залу Сна? – спросила Кесса у Вейниена. Тот хмыкнул.
- Сейчас-то? Там полно гнёзд с яйцами. Смотри! Никто из женщин не улетает, никто из детей не улетает, и все старики остаются у нас. Там сейчас большое гнездовье. К ним только Риланкоши заглядывает, и то – если зовут. Тебе не нравится в Зале Клинков?
- Сны там снятся странные, - пожаловалась Кесса. – А утром я их не помню.
- Значит, это пустое, - махнул рукой авларин. – Весной, когда боги просыпаются, всякое мерещится. Хаэ-эй! Куда летишь?!
Во двор, едва не сбив с ног замешкавшегося Яймэнса, ворвалась алайга – и встала на дыбы, мотая головой и ревя во всю глотку. Всадник, едва усидев в седле, принялся хлопать её по загривку, подбежавший авларин, прикрикнув на него, отобрал поводья и повёл ящера в стойло. Всадник, подхватив седельную суму, спрыгнул на мостовую. В суме забрякало.
- Загонял ящерку, - нахмурился Вейниен, преградив ему дорогу. – Не мимо заводей ехал? Если Иллингаэн тебя видел, лучше прячься в подвал!
- Вот ещё, - фыркнул эльф. – Ящеры тоже любят размять лапы. Не решил же ты, что я его мучил?
Он окинул недовольным взглядом свою одежду и стал отряхиваться – к его штанам прилипло немало почерневших листьев, а сапоги перемазались в сером иле. Такая же грязь проступала и на брякающей сумке.
- За камешками ездил, - усмехнулся авларин, перехватив взгляд Кессы. – Закончились.
- Камешки? Пёстрые камешки с верховий? – встрепенулась та. – Покажешь?
- Да, они, - кивнул эльф, запустив пятерню в сумку. – Галька со дна древней реки.
На его ладони заблестели мокрые камни – маленькие, едва ли с фалангу мизинца, покрытые тёмно-зелёной коркой ила, но под грязью – непривычно яркие. Один из них, нежно-розовый, был покрыт жёлтыми и чёрными крапинами, другой – серый и невзрачный на вид – покрывали красноватые разводы, ещё один был тёмно-красным в россыпи неровных чёрных крапинок… Кесса тронула его пальцем, стирая ил, но зелёная грязь не поддалась.
- Самоцветная галька! – покачала головой Речница. – Я такое видела в книге. Драгоценная яшма…
- Камешки древней реки, - нахмурился эльф. – Много там бродит искателей драгоценностей. А мы потом спотыкайся об их кости. Просто камешки… Нет, не скреби, - этот ил на них давно, и так просто его не стереть.
… - Хэ! – воскликнул рыжий авларин, подбрасывая над столом рыбий хвост. Чёрная молния сорвалась с колонны, сцапала угощение на лету и прилепилась к дальней стене. Второй шонхор, запоздавший с прыжком, разочарованно крикнул и шмякнулся на стол, едва не опрокинув полупустой кувшин.
- Пшш! – другой авларин смахнул его со стола, подхватил сосуд и заглянул внутрь. – Кесса! Куда это годится?! Твоя чаша пуста!
- Не-не, мне хватит, - помотала головой Речница, накрывая чашу ладонью. – Сильны же вы в питье!
Маленькая зубастая пасть протиснулась под её локтем, вцепилась в недоеденную рыбину и шмыгнула обратно под стол. Кесса махнула рукой, но поймала лишь воздух.
- Это они так сидят на яйцах? – фыркнула она на эльфа-соседа, поддевая на вилку клубок варёных побегов папоротника.
- Это те, кому гнезда не досталось, - ответил авларин без тени усмешки. – Не злись на них – беднягам надо чем-то утешиться! Хэ! Лови!
Он подбросил к потолку варёного рачка, и шонхор, поймав снедь на лету, распластался на колонне и зачавкал. Шелест, скрежет, шорох и скрип летели из открытых окон, выходящих во двор, - Древо Миннэна шумело, серебрясь молодой листвой, и по его ветвям и корням сновали пернатые тени. Кесса покосилась на окно, однако увидела лишь навесы, плетёные стены, молодые побеги, вставшие стеной, - зелёное море колыхалось и шумело, но не открывало своих тайн. «Похоже, изо всех окон только это и видно,» - озадаченно думала странница. «Третий день хочу подойти к дереву – и не получается! Что меня в этот-то раз отвлекло?»
Служитель прошёл вдоль стола, оставив Детям Намры полную миску крапчатых яиц, и Кесса встрепенулась. «Вот это дело!» - подумала она, сглотнув слюну. «Прямо как в Фейре, когда гнездятся чайки! Жаль, миска далеко…»
Одна из эльфиек поднялась из-за стола, взяла яйцо и села на место. Её соседи зашептались, одобрительно усмехаясь. Ещё двое дотянулись до угощения – шёпот усилился. Кесса озадаченно мигнула.
- Можно и мне? – спросила она у соседа. Тот резко повернулся к ней и странно булькнул, будто слова застряли в горле. Пожав плечами, Речница взяла из миски яйцо и, пробив скорлупу, выпила содержимое. Оглядевшись, она вновь мигнула – теперь все смотрели на неё, и шепотки за столом смолкли.
- Иллингаэн! – рыжий эльф повернулся к предводителю. – Что ты молчишь?! Кто и как?!
- Нет, - коротко ответил тот. – Мы все бы заметили. Забудь. Не мешай знорке есть. Там свои обычаи.
- Вы о чём? – мигнула Кесса. – Что не так?
- Зачем ты ешь яйца? – спросил рыжий эльф. – Ты чувствуешь в себе болезнь? Кости у тебя целы, расти тебе поздно…
- Ох ты! А те, кто не болен, не едят яиц? – Речница ошарашенно смотрела на него. – А эти девы…
- Жёны, - поправил авларин. – Те, кто болен, те, кто растёт, и те, кто носит плод. Ты, хвала Намре, не то, не другое и не третье. Возьми лучше папоротника! Нельзя так пугать…
Пернатая морда вновь пролезла под локтём Кессы и ухватила побег папоротника, но, поняв ошибку, недовольно заскрипела. Речница шлепком смахнула ящера со своего колена и поспешно набила рот папоротником, уткнувшись взглядом в тарелку. «Ох уж эти мне обычаи!» - думала она, чувствуя, как уши багровеют. «Предупреждать надо…»
…Двор, пропахший рыбой и усыпанный чешуёй, шелестел, скрежетал и пищал на все лады, и вроде бы ничто не преграждало путь к Древу Миннэна – новую стену под ним не построили – но на дороге попадались то бочонки, то вывернутые корни, то сложенные доски для навеса… Переступив очередную преграду, Кесса пригляделась к ней и сгоряча помянула Вайнега.
- Этот тюк третий раз под ноги лезет! Он что, живой?!
Она оглянулась и помянула Вайнега вновь – расстояние между ней и угловой башней не увеличилось и на шаг, а Древо не приблизилось и на ноготь мизинца.
- Хаэ-эй! – крикнули ей из-под навеса. – Кесса, брось тюк – он для тебя тяжёл!
- Знаю! – ответила она. Ветка над головой закачалась, осыпав её дождём мелких канзис, перьев и чешуи. Речница пригнулась, спасаясь от шишки, хотела придержать ветку – и встретилась взглядом с чёрной харайгой.
Гнездо ящера – хитро свёрнутые листья, проткнутые прутьями – лежало на развилке ветвей, и существо распласталось поверх, прикрыв сооружение оперёнными лапами. Кесса замерла, но тут же поняла, что харайга её не видит – ящер, повертев головой, успокоился и снова лёг. Речница пощупала крошечное клеймо под ключицей, неуверенно хмыкнула и зашла с другой стороны, протянув руку к хвосту харайги. Ящер не шелохнулся.
«На удачу…» - закусив губу, Кесса дотянулась до макушки харайги. Яркий хохолок был прижат к голове, круглые глаза настороженно блестели, но зубы не сомкнулись на пальцах Речницы – ящер только встряхнулся, будто скидывал с головы прилипший листик. Чёрные перья блестели под рукой.
- И тебе пусть будет удача, - прошептала Кесса, погладив существо по «крылу». Длинные перья с красноватым отливом прорастали из плеч – слишком короткие, чтобы поднять в небо, но голову под ними можно было спрятать. Ящер недовольно зашевелился, наклонил голову, высматривая надоедливый листок или насекомое – что-то, что дотрагивалось до его оперения.
«А ведь этот зверь, если встанет, будет с меня ростом,» - по спине отступившей Кессы запоздало пробежал холодок. «И когти у него – с пол-ладони… Хорошо, всё-таки, что у нас в Фейре они не живут!»
…Ветер дул от замка, и Кесса то и дело оборачивалась – тут, у медленно уходящей в берега Карны, пахло подгнившими ветками, прелой листвой, сырым мхом и терпким папоротниковым соком, а над замком цвело серебристое Древо, и сладкие волны накатывали на лес. Яркие звёзды неведомых цветков зажглись среди листьев папоротника, на ветвях холга набухли красные бугорки, - даже гигантский мох надумал цвести! И везде, разгоняя стаи подрастающих канзис, мелькали круглобокие фамсы. Летучие рыбы потеряли всякий страх – их плавники трепетали у самого лица Речницы, а там, где ветки сплетались гуще, фамсы только что не бросались с налёту на всякого, кто подходил слишком близко. Блестящие гроздья икры, свисающие с ветвей, прилипшие к стволам, выползающие из дупел, тяжелели с каждой секундой. Вейниен с ухмылкой пристраивал к ветке приоткрытый куль, и какой-то фамс уже примерялся, как наметать туда икры.
- Кесса, куда ты? Из этого мальки не выведутся, - сказал старший авларин, махнув рукой на прибрежное дерево. – Разве не помнишь, как выглядит зрелая икра?
- Мы рано вышли, - нахмурилась Речница. – Она тут вся незрелая!
- А я нашёл! – крикнул кто-то из юнцов, вприпрыжку взбираясь на дерево. Не глядя, он перелетал с уступа на уступ, небрежно хватался за прядь мха или свисающий лист – и взвивался на верхнюю ветку прежде, чем ненадёжная опора подводила его. Спрыгнув с дерева, он показал предводителю тяжёлую россыпь крупных икринок. Тот одобрительно кивнул.
«Но я-то не белка!» - надулась Кесса, заглядывая в расщелины под корнями. Там было пусто – фамсы старались подвесить икру повыше, и сильнее всего блестели ветви под самыми облаками, там, где смыкались кроны огромных папоротников. «Туда взбираться – крылья нужны!»
Серебристый мох захрустел, неохотно пропуская Кессу, гнилая ветка хрустнула под ногой. Тут был небольшой холмик, и холг сплетался вокруг него, а на склоне выросло узловатое деревце с кожистыми листьями. Его ветви в жёлтых метёлках соцветий блестели и клонились к земле – икра свисала с них тяжёлыми гирляндами, и фамсы реяли вокруг, оберегая зрелые грозди.
«Ага! То, что надо,» - Кесса с треском вломилась в моховые заросли и потянулась к икре.
- Ссссу-у-урррх!!!
Деревья и мхи пригнулись до земли, клочья листвы и мелкие медузы полетели во все стороны. Над зарослями вздымалась серо-зелёная гора. Кесса, оцепенев, смотрела на неохватное мохнатое брюхо и огромные когтистые лапы. Ящер с рёвом шагнул вперёд, вскидывая когти. Случайно задетое деревце хрустнуло и надломилось.
- Шши-иурх, шшши! – зашипело за спиной, чья-то рука вцепилась Кессе в плечо. – Знорка, не опускай взгляд! Медленно отходи… очень медленно и спокойно! Хсссс, хссу-уршши-и, хшши-и!
Зурхан наклонил голову, громко зашипел, нехотя опуская когти. Кесса, с трудом оторвав от них взгляд, попятилась. Светло-зелёные, как молодая трава, немигающие глаза следили за ней. Ящер шумно вдохнул, пригнул голову ещё ниже – у него была длинная шея, он и до брюха достал бы носом – и заревел. У Кессы зазвенело в ушах, она хотела кинуться наутёк, но эльф перехватил её и затолкал за самый толстый из папоротников. Авларин-предводитель шагнул вперёд, поднял руки и зашевелил растопыренными пальцами.
- Шшшу-у-ушш, урррх…
- Знорка, не стой пнём! – сердитый эльф потянул её за собой. – Пригнись!
- Оно его сожрёт! – Кесса запоздало рванулась к предводителю, но мох уже сомкнулся за ним – теперь над кустами возвышался только серый силуэт ящера. Земля мягко дрогнула, закачались ветви, - зверь уходил, но ещё слышно было приглушённое шипение и странные рокочущие вздохи.
- Идём, идём! – эльф тянул Речницу за собой сквозь мох, пока не выбрался к воде. Там, на оставленных половодьем почерневших ветках, его ждали ещё двое Детей Намры, и третий как раз выходил из кустов. Все смотрели туда, где исчез предводитель, и Кесса поёжилась от запоздалого ужаса.
- Надо в замок, взять оружие… - начала было она, но под взглядами авларинов замолчала на полуслове.
- Так вот где Хишиг устроила гнездо, - покачал головой один из эльфов. – Не было бы вреда птенцам! Водяные змеи не пропустят её пригорок.
- Куда смотрели дозорные?! – нахмурился другой. – Если бы мы знали, что она тут сидит, не тревожили бы её лишний раз.
Кесса изумлённо мигнула, посмотрела на авларинов – на их лицах не было страха, только смущение и досада.
Мох закачался, пропуская старшего из эльфов. Он, целый и невредимый, вышел на берег, нашёл взглядом Кессу, облегчённо вздохнул и присел на корягу.
- Как там Хишиг? Ты видел гнездо? – эльфы обступили его с вопросами, и Кесса подошла поближе, хоть ей и было не по себе.
- Успокоилась, - ответил авларин. – У неё пять яиц. Отец бродил на том берегу, но на шум вышел к воде. Когда всё разъяснилось, ушёл обратно. Хишиг здорова, и яйца тоже.
- Хорошо было бы перенести их ближе к стене, - сказал один из младших эльфов. – Хишиг каждый год гнездится по таким дебрям, где я спать не лёг бы!
- Не каждый любит, когда на него глазеет весь Меланнат, - сдвинул брови старший авларин. – Знорка, ты не сильно испугалась?
- Испугалась, - фыркнула Кесса. – Да меня чуть не съели! Этот ящер с когтищами…
- Хишиг не собиралась тебя есть, - качнул головой эльф. – Она всего лишь не хотела, чтобы ты наступила на её гнездо. Знорки – удивительные существа! Как можно не заметить гнездящегося зурхана?! Вроде бы он – не лесная мышь. Ну да ничего страшного, это мой просчёт… Хочешь посмотреть на Хишиг? Теперь она не сердится, подпустит нас близко.
Кесса изумлённо мигнула – ей не почудилось, авларин не шутил.
- Н-нет, не надо на неё смотреть, - пробормотала она, разглядывая носки башмаков. – Пусть сидит в своём гнезде.
- Как хочешь, - пожал плечами эльф, поднимаясь с коряги. – Возьми, это твой кулёк с икрой. Займёмся делом, пока не стемнело. Все усвоили, что туда ходить не надо?
Он кивнул на заросли серебристого мха, за которыми скрылся холмик с гнездом. Авларины заворчали, недовольно переглядываясь. Кесса посмотрела на кусты и снова вздрогнула – ей вспомнилась серая гора, горящие глаза и когти-мечи на могучих лапах.
…Щит затрещал от удара, Кесса вскинула его, отводя край от своей щеки, и ткнула противника в открывшийся бок. Дотянулась, - авларин охнул и бросил деревянный меч на мостовую. Он хотел сесть рядом, но Кессу с силой толкнули сзади, и эльф едва успел поймать её, летящую носом на камни. Трое сцепившихся авларинов, сшибая по дороге и Речницу, и её «врага», покатились по мостовой. Кесса, бросив меч, выползла из-под чьего-то тела и осмотрелась. Сражение незаметно превратилось в свалку, и она близилась к завершению – из-под навеса вышел Иллингаэн и ударил посохом о камень.
- Что ж, неплохо, - сказал он, глядя на поднимающихся бойцов. – Точное видение вашей первой встречи с Волной. Как отряд Волны, вы были прекрасны… а вы – очень хорошие лесовики, впервые взявшие в руки оружие. Провижу множество погребальных костров в Меланнате…
- Хватит тебе, - покачал головой Риланкоши, вышедший из тени вслед за ним. – По крайней мере, оружие они держали крепко. И даже Кесса не потеряла меч в свалке. Хаэй! Воины Меланната! Что вы вспомните сейчас из того, что рассказал я перед боем?
- У Волны есть вожди и воины, - ответил авларин, недавно изображавший хеска-врага. – Те, у кого сильная воля, держатся долго, но когда поддаются – заражают многих. Они ведут вперёд тех, кто собрался вокруг них. И если убить вождя первым, отряд дрогнет.
- А стая Яймэнсов – тоже хороший переносчик Агаля, - дополнил другой эльф. – Но в ней нет порядка. Она будет ждать сильного хеска. И если будет такой хеск, и такая стая, и существа вокруг, - у Волны появится ещё один отряд.
- Вот поэтому мы помогаем Яймэнсам-лесовикам, - кивнул Риланкоши. – Чтобы они не оставались в лесу без присмотра, и чтобы Агаль находил меньше пищи. Хаэ-эй! Все в тень!
Кесса влетела под навес как раз вовремя – там, где она только что стояла, теперь лежала огромная связка тонких стеблей, измятых и перекрученных. Четыре алайги, обвешанные тюками, вошли во двор, и теперь Яймэнсы, пригнавшие их, сбрасывали наземь груз. Те, кто должен был их встретить, отвлеклись на учебный бой, но быстро опомнились – и вокруг вьючных ящеров собрались носильщики. Тюки поволокли к длинным строениям вдоль стен. Хески, избавившись от груза, вновь оседлали алайг и погнали их к воротам – все, кроме одного.
Яймэнс зашёл под навес, неуверенно огляделся. Риланкоши, присмотревшись к нему, жестом попросил юнцов разойтись.
- Ваак! – наклонил голову хеск.
- Ваак, - ответил на приветствие Риланкоши. – Что у тебя болит?
Яймэнс неуверенно шевельнул крыльями.
- Колдовать не могу.
Он протянул чешуйчатую лапу к ветке Древа, болезненно сощурился, - ни один лист не шелохнулся и ничуть не изменился. Хеск досадливо зашипел.
- Руки холодит, в груди жжёт, а колдовства не выходит. Ты такое видел?
- Давно это с тобой? – Риланкоши кивнул хеску на лавку, и тот сел, смущённо поводя крыльями. – А остальные не заболели?
- Дней пять… Мы в лесу были, собирали плетеницу, - ответил Яймэнс. – Другие здоровы.
- Это джиджи, - вздохнул эльф. – Я кому давал натирания? Ты натирался? Чую, что нет.
- Да на кой эта вонь?! – хлопнул крыльями хеск. – Это не джиджи. Что, они теперь незаметно кусают? И так, что следов не остаётся?
- Подними крылья и повернись спиной, - велел Риланкоши и кивком подозвал к себе юнцов. Подошла и Кесса, на всякий случай спрятав руки за спину. «Этот бедняга потерял дар магии! Речник Фрисс говорил, что это навсегда…» - она поёжилась. «А вот Риланкоши что-то надумал… Вот бы помогло!»
- Смотрите, - сказал авларинский целитель, слегка приподнимая панцирную пластину на спине хеска. – Так выглядит убежище джиджи.
В толстой шкуре Яймэнса чернела дырочка – небольшая, шириной с ноготь мизинца. Риланкоши коснулся её края, и что-то зашевелилось внутри.
- Джиджи, - цокнул языком один из юнцов. – Хорошо устроился. Прямо под печатью.
Кесса изумлённо мигнула.
- Это жук? Как он миновал печать?!
- Вайнег бы его побрал, и весь их род, - пробормотал Яймэнс. – Как я его не заметил?!
- Замри, - велел Риланкоши, извлекая из кармана изогнутую костяную палочку. Тонкий стержень погрузился в ранку и медленно провернулся, выталкивая на свет существо, похожее на огранённый чёрный камешек с розовыми точками по всем бокам. Оно запоздало шевельнуло лапами, выпустило из хоботка белесую нить, но убежать не успело – игла пронзила его насквозь.
- Джиджи, поедатель магии, - сказал Риланкоши, убедившись, что все юнцы видели существо. – Из-за него мы омываемся пахучими смолами. Запах их кажется некоторым вонью, но лишение магии куда более неприятно. Попробуй теперь свои силы, о гость…
Он легонько провёл пальцем вдоль ранки, и Яймэнс шевельнул лопатками – новая кожа, прорастая над отверстием, сильно чесалась.
- Джиджи, - пробормотал он, протягивая лапу к ветвям Древа. – Надо же!
Ветка закачалась, хотя никто не прикасался к ней, её листья выгнулись, как паруса, поймавшие ветер. Хеск хмыкнул, развернулся и пошёл к воротам, на середине двора взлетел, неуклюже хлопая крыльями, и скрылся в папоротниках.
- Опять джиджи, - поморщился Риланкоши, повернувшись к Иллингаэну. – Первый за восемь лет. Они когда-нибудь переведутся?
- Агаль, - пожал плечами эльф. – Волна поднимает пену. Пора почистить лес… Поговори с княгиней, без неё будет трудно.
- Почистим, когда пойдём к Зурге, - качнул головой Риланкоши. – Всё равно собираться. У тебя всё готово?
- А, доспехи, - досадливо скривил губы Иллингаэн. – Даже не знаю. Делали по старым свиткам, что будет на подгонке – сам Флинс не скажет. Ты давно видел Зургу?
- Он давал слово, значит, на сборах будет, - нахмурился целитель. – Тревожно мне из-за всего этого…
Эльф осёкся, огляделся по сторонам, словно только сейчас вспомнил о юнцах, собравшихся вокруг. Под навесом было тихо, все смотрели на предводителей.
- Я пойду, - сказал Риланкоши. – Вечером встретимся.
Иллингаэн поднял посох, ударил им о камни, и поднявшийся было шёпот в толпе тут же оборвался. Кесса испуганно мигнула и попыталась вспомнить, о чём только что хотела спросить – но напрасно.
…Древо цвело. Предгрозовой вечер был душным, ветер утих, и листья папоротников безжизненно повисли, - и облако аромата накрыло замок так, что Кессе хотелось заткнуть нос. Этот запах был бы приятен, будь он слабее – хотя бы в десять раз. А так Речница просунулась меж зубцами стены и свесилась наружу, пытаясь унюхать речную тину или мокрый мох. «Это, наверное, к тому, что пора мне идти домой,» - угрюмо подумала она, отвернувшись от леса.
Со стены хорошо был виден двор, длинные строения, где не утихали треск, лязг и шипение, уснувшие башни, мерцающие печати на воротах. Из тени на миг показалась чья-то спина в серебристой чешуе кольчуги, - стена казалась пустой, но стража не дремала. Кесса прошла вдоль бойниц и думала уже спуститься и идти спать, когда кто-то гулко вздохнул рядом, и вздох оборвался шипением.
- Ну-ну-ну, - успокаивающе пробормотал кто-то, и Кесса застыла на месте и прижалась к стене, узнав голос воительницы Миннайлан. – Ты был очень хорош. Это твоя первая весна! Будут другие, и будут гнёзда на твоей земле, и детёныши повиснут на тебе, как гроздья ягод на Древе Миннэна. Ещё сам будешь не рад, когда все они на тебя влезут!
Шелест и шипение были ей ответом. Кто-то тяжело вздохнул в темноте. Кесса, не дыша, сделала ещё один шаг, - до бойницы оставалось всего ничего.
- Нет, - сказала Миннайлан. – Пока мы живы – ничего такого не будет. Ни пепла, ни обглоданных костей. Все пернатые вылупятся в срок, и созреет икра на ветвях и под водой, и холги будут стоять тут ещё много тысяч лет. Мы не оставим вас!
Невидимое во мгле существо с присвистом выдохнуло, зашуршали тяжёлые перья. Кесса высунулась в бойницу, досадуя на узкий лаз, - ей прищемило уши.
- Разумеется, - сказала эльфийка. – Доспехи для тебя готовы, и я покажу, как надеть их. Может быть, мы будем сражаться вместе… но есть маги и получше меня. Ты очень силён! И твой хвост, и лапы, и грудь, и брюхо… и когти – каждый подобен мечу Илирика! Оставь тревогу, лесной воин. Это Волне следует нас бояться.
Теперь Кесса видела, с кем она говорит, - огромная серая тень замерла у стены, и длинные отточенные когти, чуть прикрытые перьями, блестели в свете двух лун. Миннайлан просунула руку сквозь бойницу и коснулась пернатой морды. Зверь с тихим шипением подставил горло. Эльфийка хихикнула.
- Какие яркие перья на твоей груди! Ты стал красивым и сильным. Придёт весна, и кто-то совьёт гнездо на одном из холмов в твоём лесу. Радостно будет видеть, как умножается род когтистых…
Существо шумно вздохнуло и опустило голову – и снова подняло. Что-то длинное было у него в пасти. Запахло мокрым мхом, рассолом из прошлогодней бочки – и квашеной рыбой, найденной на самом её дне.
- Кецери! – воскликнула эльфийка, принимая тяжёлый подарок. – Спасибо тебе, лесной воин.
Во дворе зашуршали плащи, заколыхались тени, - караульные сменялись на воротах, и кто-то уже поднимался по лестнице на стену. Кесса вжалась в тень и шмыгнула под прикрытие башни. Винтовая лесенка вывела её во двор, где она и остановилась, растерянно усмехаясь и качая головой.
«Так и есть – они сражаются бок о бок,» - думала она, оглядываясь на стену. «Друзья и союзники, создания умные и благородные. Вот бы и мне набраться храбрости…»
Она представила, как прикасается к когтистой лапе зурхана, и вздрогнула – её будто ледяной водой окатили. Тут же вспомнилась и грозная гора, защищавшая своё гнездо, и страшные когти над головой Речницы, и острые зубки маленькой харайги, порвавшие ногу до кости… а ведь зурхан – не мелкая харайга!
«А может, и ни к чему,» - подумала Кесса, тихо пробираясь к Зале Клинков по сумрачным коридорам. Замок спал, только в кузницах не умолкал рёв пламени и лязг металла. «Очень уж они страшные и вспыльчивые! Я бы обошлась ящерами без перьев – с ними как-то спокойнее…»
...Под потолком Залы Чаш снова вспыхивали многоцветные огни, и лианы прорастали из стен и колонн, выбрасывая широкие перистые листья и взрываясь роскошными соцветиями. За столом, где сидел Куулойри, затянули песню, но Дети Намры не подхватили её, молчали и сотрапезники Миннэн и Риланкоши. Многие места за их столами были пусты, и ни княгини, ни целителя, ни старшего из Детей Намры в зале не было. Агюма, обычно сидевшая у ног Иллингаэна, бродила неприкаянно под столом. Эльфы подманивали её угощением, но существо и ухом не вело – ни папоротник, ни выловленные из чашки с уном рачки, ни лепёшки, ни жареные грибы не пришлись ему по вкусу. За спиной Кессы к стене прилепился шонхор, пару раз сунул нос в её тарелку, утянул половину лепёшки, разочарованно скрипнул и перебрался ближе к потолку.
- Эх-хе… Все в лесу, все в делах, - покачал головой рыжий эльф – один из соседей Речницы. – А скоро и ты отсюда уйдёшь. А могла бы остаться. Копьё ты держишь уверенно, с магией осваиваешься, звери к тебе привыкли. Мало свежей крови в этих краях, мало…
Кесса удивлённо мигнула.
- У меня дом есть, - напомнила она. – И Речник Фрисс. Если бы не ливни и ящерный гон, я после Весеннего Излома ушла бы.
В Залу вошёл одинокий служитель с длинным блюдом, стал раскладывать по опустевшим тарелкам что-то белесое, похожее на мягкий лёд, и все оживились и загомонили. Поблескивающий ломоть плюхнулся на тарелку Кессы, и та настороженно потыкала его вилкой.
- Это кецери, - сказал рыжий авларин. – И такого ты точно не ела. Много сразу нельзя, дай я заберу лишнее…
Три четверти ломтя исчезли с тарелки, и Кесса поскорее прибрала просвечивающий кусок и сунула его в рот. Потом она замотала головой и потянулась за чашей – съеденное следовало побыстрее запить!
Это была рыба – не рыба даже, а Листовик, но пропитанный странной горечью, пряный и кислый, пропахший мокрым мхом и едкими испарениями кислотных рек. Кесса попробовала в стенах Меланната много странных пряностей, но тут не узнала ни одной. Может, их и не было, - только мох, сырая земля и зимние ливни…
- Нравится? – спросил авларин, с сожалением покосившись на опустевшее блюдо в руках служителя. – Это гуш, рыба-остров. А вот что с ней делают – этого никто не знает. А то бы ели кецери каждый день. Вот, выпей ещё, смой горечь.
- Это еда пернатых ящеров? – тихо спросила Кесса, отодвинув чашу. – Эту рыбу принёс зурхан? За то, что вы сделали ему доспехи?
Эльф мигнул. Смех и разговоры вмиг затихли, и снова все смотрели на Речницу – но она уже не удивлялась.
- Зурханы тоже хотят жить, - сказал рыжий авларин. – И защищать себя и свой лес. Поэтому у них будут доспехи – а оружием их одарил Намра. И если они захотят, они поделятся с нами рыбой и травами, а если нет – мы ничего от них не потребуем. И было бы неплохо, о Кесса, если бы ты не вела разговоры о зурханах, когда уйдёшь из Меланната. Это ни к чему.
…Холодные зимние дожди и безумные ураганы Дикерта, - всё давно миновало, и воздух над моховыми дебрями вновь превратился в удушающее раскалённое марево. По ночам приходили грозы, по утрам весь двор был усыпан лепестками и обрывками листвы. Лес цвёл, казалось, даже папоротники покрылись соцветиями, и повсюду реяли канзисы, распустив щупальца по ветру, и сновали мальки фамсов, и цеплялась за остроконечные крыши небесная тина. Кесса, надев полосатую броню, бегала от башни к башне – но, похоже, привыкнуть к местной жаре ей было не суждено. Чёрная куртка давно упокоилась на самом дне дорожной сумы, и, если бы не медузы и колючие травы, Речница убрала бы туда же всё, кроме нижней рубахи и набедренной повязки.
- Река моя Праматерь! У нас в это время ещё к воде не подойдёшь, - качала она головой, выжимая промокшие от пота волосы. – Только-только лёд сошёл, и Река вздувается, и хорошо, если где-то увидишь зелёный листик…
- Да, холодно у вас там, - кивал Вейниен, подсовывая чёрной харайге кусочек рыбы. – Даже ящеры не прижились. А пока ты доберёшься до своей реки, там уже потеплеет?
- Там уже зима настанет, - вздыхала Кесса. – Какой Хесс всё-таки огромный! Я, когда слушала легенды, и не думала о таких длинных дорогах!
Она в последний раз зашла в грибную башню – не с водой и не с пустым коробом, просто попрощаться. Пёстрые шляпки, как и прежде, топорщились на каждом уступе, грозя уронить лестницу – или укрепиться и на ней. Белесые нити змеились во мху, обвивали комья слежавшегося пепла. Кесса склонилась над ними, примеряясь, как удобнее будет поддеть кусок перегноя. «Если не выставлять на ветер и не жалеть воды – может, до Реки донесу? Растут хорошо, на вкус недурны…»
- Не выйдет проку из этой затеи, - негромко заметил Иллингаэн, останавливаясь в дверях, и Кесса, вздрогнув, выронила комок земли и повернулась к нему. – Свитки говорят, что пробовали многие, но никто не сообщил об удаче. Говорят, что и Куджагла на вашей земле не вырастает.
- Жаль, - вздохнула странница. – У вас вкусные грибы. Наверное, другим Чёрным Речникам они тоже нравились…
- Очень может быть, - покивал Иллингаэн. – Но не всё получается так, как хотелось бы. Та же ярга… Чего не хватает ей в прудах и протоках?! Жиреет, живёт долго, но о нересте и не думает… Ладно, едва ли ты хочешь об этом слушать. Зайди перед отъездом в Залу Клинков. Не только Риланкоши хотел бы сделать тебе подарок.
Риланкоши был щедр – так, что Кесса даже смутилась и не хотела принимать дар. Её треугольные башмаки ойтисской работы ещё не сносились, как она ни шлёпала в них по моховым лесам, - а целитель отдал ей настоящие авларские сапоги со звериными когтями! Не у каждого эльфа-юнца такие были, все недоросли бегали в лубяных оплётках…
Кесса собирала припасы – прозрачные авларские лепёшки, и сушёные грибы, и нарезанную на тонкие прокопчённые полоски яргу, и полную флягу уна… В этой фляжке раньше была цакунва, но сосуд давно опустел – и странница наполнила его до краёв. Ун вкусен, и цакунва вкусна, но между краями, где их готовят, дикие бесплодные земли…
- Что же, вина ты с собой не возьмёшь? – удивилась эльфийка-ключница, заворачивая припасы в серебристые листья. – Не понравилось?
- Тут Агаль наступает на пятки, - насупилась Кесса. – Нужен ясный разум. А какая ясность после меланнатского вина?
И этим утром во дворе громыхало и лязгало – из кузниц и шорных мастерских выносили что-то громоздкое, завёрнутое в циновки, грузили на алайг, и ящеры приседали и взрыкивали под увесистым грузом. Иллингаэн стоял у ворот, непривычно резким голосом отдавал указания, пока последний из нагруженных ящеров не выбрался на лесную тропу.
- Ловушки ты минуешь по реке, - сказал Иллингаэн, обернувшись к Кессе. – В Скейнат она тебя проводит. А дальше – ищи дорогу. Не знаю, поможет ли это тебе, но…
Он протянул Речнице круглый деревянный щит – один из тех, с которыми тренировались эльфы-юнцы.
- Будь это простое дерево, оно давно разлетелось бы в щепки, - усмехнулся он. – Но… видела ты в Зале Клинков сломанные или зазубренные деревянные мечи? Или расколотые щиты? Повесь на спину – по крайней мере, прикроешься от шальной стрелы. А что до сражений… Избегай их, пока сможешь. До воина тебе далеко, как до третьей луны.
Зеркало Призраков куталось в лиловый туман, пронизанный алыми молниями, странные сполохи пробегали по нему от края до края, и подвески тревожно звенели. Вейниен смотрел на него недоверчиво, поднёс к древней пластине палец, но потрогать не решился.
- Семечко Древа и перо шонхора, - он протянул Кессе оперённую бусину на коротком шнурке. – Будешь вспоминать Меланнат в своих краях. Заходи к нам как-нибудь… может, когда у вас будет много Чёрных Речников, и ты сможешь отвлечься. Расскажешь нам новые истории…
Водяной волк дремал под навесом, когда Кесса, закинув за плечи дорожную суму, шла к воротам – но, когда она миновала его скамью, он встрепенулся и побежал за ней. У привратной башни он остановился, и Речница присела рядом и погладила его по загривку. Агюма шевельнула ушами, но зубы скалить не стала.
- Постараюсь вернуться, - прошептала Кесса. – Да устоит Меланнат!
Лес затих, все листья замерли в неподвижности, только над тёмной водой струился едва заметный ветерок. Карна неспешно текла, вбирая воды Нейкоса и унося их вниз, к Безднам, и опавшие лепестки плыли по ней. Маленькая лодка ждала Кессу у настила – там, где весной эльфы ловили рыбу корзинами. Среди тёмных ветвей ещё поблескивали чешуйки.
- Поплывёшь к истокам, - криво усмехнулся авларин-провожатый. – Увидишь, как камешки блестят под водой… Когда лодка чиркнет по серому камню на дне, сойдёшь на берег, весло и верёвку оставишь в лодке и вытолкнешь её на стремнину.
- А что там, в Скейнате? Такой же моховой лес? – Кессе было не по себе, и ей всё время хотелось оглянуться на Меланнат, но она знала – увидит лишь непроходимые заросли.
- Он далеко протянулся, - кивнул эльф. – Поменьше говори с Куай и не спи у воды без защитного круга. Звери не тронут, но за жителей никто не поручится. Когда Агаль немного усилится, мирных жителей останется мало…
- Я постараюсь защитить их, - тихо пообещала Кесса.
- Защити для начала себя, - ухмыльнулся авларин, отвязывая канат. Кесса поймала смотанную верёвку, кольцами сложила её на корме и взяла весло.
- Ал-лииши!
Колдовское течение подхватило её и потянуло к верховьям, мимо лепестков, плывущих по чёрной воде, и теней, скользящих в глубине. Кесса оглянулась в последний раз – лес сомкнулся, листья папоротников повисли до земли, и уже не найти было ни причала, ни дороги, ни черепичных крыш.
- Да хранит вас Кетт, всесильный в водах! – крикнула она, сложив ладони у рта. – Силы и сла-а-авы!
- А-а-авы… - донеслось с берега, и где-то сердито ухнул потревоженный зурхан. Кесса опустила весло в чёрную воду. «Чёрная Река,» - подумала она, выглядывая в потоке всплывшие коряги и гнилые ветки. «Я была на Чёрной Реке. И теперь я плыву домой.»