Зимою город меньше раза в два.
Похрустывают мерзлые слова.
В автобусах теснее, но теплее.
И так загримирована аллея
под чистое постельное белье
Дома вдоль улиц, выстроившись в ряд,
дверями, как зубами, тарахтят.
И прячут бледнолицые девицы
худые пальцы-спицы в рукавицы,
а солнце, охладевшее к земле,
болтается в серебряной золе.
И часа не пройдешь — замерзнет нос,
как старый перезрелый абрикос
наморщится, в платочек протекая.
И по привычке небо протыкая,
над крышами взвивающийся шпиль
орет, сдурев: «Я — вертел! Дайте гриль!»