Черно-белая весна

В зоологическом — уютно и тепло,

и в душной вечности своей не виноваты

опилки в шкурах под названьем — экспонаты

от посетителей укрыты под стекло.

Я век сюда бы — ни ногой, здесь мертвостой,

но прочь желания, я должен разобраться,

кто крикнул, пыль поколебав: «Пустите, братцы!

Хочу на волю я, ведь я еще живой!»

Носок несвязанный сорвался на паркет.

От удивления хранительница спицу

коту музейному воткнула в ягодицу,

и кот испуганный метнулся в туалет.

словно следователь, залы истоптал

от экспоната к экспонату и обратно.

И на паркетинах высматривая пятна,

я подсознательно вживался в криминал.

Авторитетно заявил искусствовед:

— Все это бред, здесь жизни нет, здесь экспонаты!

На всякий случай компетентные ребята

пришли директорский проверить кабинет.

А я заглядывал тайком в стекляшки глаз,

и там неоновые искорки дрожали.

Как будто в окна новостроек горожане,

уткнулись чучела носами в плексиглас.

Для профилактики и в считанные дни

все экспонаты были заново набиты,

опилки старые — в огонь, а все копыта

и когти — намертво болтами, чтоб ни-ни…

Я не нашел его, да и не мог найти

того, кто выкрикнул в сердцах: «Пустите, братцы!»

Когда я близок был к тому, чтоб разобраться,

вставали сами экспонаты на пути.

В зоологическом — уютно и тепло.

Теперь хранительница дремлет под девизом:

«Нет суевериям!» И смотрит телевизор,

где вся планета уместилась под стекло.