Черное облако

Глава 2 Собрание в Лондоне

За четыре дня до описанных выше событий, в Лондоне, в помещении Королевского Астрономического Общества, состоялось весьма примечательное собрание Британской Астрономической Ассоциации, объединяющей в основном астрономов-любителей.

Крис Кингсли, профессор астрономии Кембриджского университета, специально выбрался в Лондон, чтобы попасть на это собрание. Присутствие этого чистейшего теоретика на сборище астрономов-любителей было из ряда вон выходящим событием. Однако Кингсли узнал, что обнаружены необъяснимые отклонения от расчетных значений в положении Юпитера и Сатурна. Кингсли не верил, что такое возможно, но, считал, что для подобных заявлений должны быть основания, вот и решил разузнать, о чем пойдет речь.

К своему удивлению, он обнаружил в Берлингтон-хаус многих своих коллег и среди них Королевского астронома. «Никогда раньше не видел ничего подобного. Похоже, распространением слухов занялся какой-то расторопный рекламный агент», — подумал Кингсли.

Через полчаса Кингсли пробрался в конференц-зал и обнаружил одно свободное место в первом ряду рядом с Королевским астрономом. Едва он уселся, председатель собрания, доктор Олдройд, открыл заседание:

— Леди и джентльмены, мы собрались здесь сегодня, чтобы обсудить некоторые новые и необычные данные. Но прежде чем предоставить слово первому докладчику, я хотел бы сказать, что нам приятно видеть здесь так много выдающихся ученых. Я уверен, что посещение нашего собрания не обернется для них потерянным временем. Надеюсь, что сегодня еще раз будет продемонстрирована важная роль любителей в астрономии.

Тут Кингсли усмехнулся про себя, а некоторые из его коллег не смогли удержаться от ехидных гримас.

Доктор Олдройд, между тем, продолжал:

— Я с огромным удовольствием предоставляю слово мистеру Джорджу Грину.

Мистер Джордж Грин тут же вскочил со своего места в середине зала и поспешил к трибуне, сжимая в правой руке большую кипу бумаг.

Первые десять минут Кингсли с вежливым вниманием смотрел, как мистер Грин показывает диапозитивы, на которых было изображено оборудование его частной обсерватории. Но когда десять минут перешли в четверть часа, он начал ерзать на стуле; следующие полчаса он уже мучился: вытягивал ноги, убирал их под стул, клал ногу на ногу, поминутно оборачивался, пытаясь взглянуть на стенные часы. Все было напрасно — мистер Джордж Грин несся, закусив удила. Королевский Астроном посматривал на Кингсли с довольной улыбкой. И другие астрономы не спускали с него глаз, предвкушая удовольствие. С минуты на минуту они ожидали взрыва.

Однако взрыва не последовало, мистер Грин, казалось, внезапно вспомнил о цели своего выступления. Покончив с описанием своего возлюбленного детища, он выпалил результаты своих наблюдений, точно пес, который спешит стряхнуть воду после купания. Он наблюдал Юпитер и Сатурн, тщательно измерил их положение и обнаружил расхождения с Морским альманахом. Затем он подбежал к доске, выписал величины расхождений и сел на свое место.

Кингсли был так взбешен, что даже не слышал громких аплодисментов, которыми наградили мистера Грина, от гнева у него буквально перехватило дыхание. Отправляясь к астрономам-любителям, он был уверен, что речь пойдет о расхождении, не превышающем десятых долей секунды. Такие расхождения он мог отнести за счет неточности или некомпетентности наблюдателя. Могла вкрасться также и ошибка статистического характера. Но числа, написанные на доске мистером Грином, были нелепы и фантастичны; они были так велики, что даже слепой мог бы увидеть их. Настолько огромны, что мистер Джордж Грин должен был сделать совершенно чудовищную ошибку, чтобы получить такие отклонения.

Не следует думать, что Кингсли был интеллектуальным снобом и относился к любителям с предубеждением. В этом же зале, два года назад, он выслушал доклад совершенно неизвестного человека. Кингсли сразу отметил высокий уровень и компетентность автора и первым его публично похвалил. Но он не выносил неграмотности, особенно когда ее проявляли не в частном разговоре, а выставляли напоказ. Она раздражала его не только в науке, но и в живописи, и в музыке.

Поэтому теперь он просто кипел от ярости. У него в голове возникло столько негодующих мыслей, что он не мог выбрать из них главную: так жаль было отказываться от всех остальных. Но прежде чем он успел принять решение, как излить свой гнев, доктор Олдройд преподнес следующий сюрприз:

— Для меня большая честь предоставить слово нашему следующему оратору — Королевскому Астроному.

Королевский астроном собирался говорить кратко и по существу. Но он не смог побороть искушения растянуть свою речь, чтобы, воспользовавшись случаем, в полной мере насладиться бешенством Кингсли. Было очевидно, что ничто не могло вывести последнего из себя больше, чем второе выступление в духе мистера Джорджа Грина, вот Королевский астроном и начал именно так. Он показал диапозитивы, на которых было запечатлено оборудование Королевской обсерватории, отдельные его детали, наблюдатели, работающие с этим оборудованием; затем он приступил к подробному объяснению работы телескопов в терминах, вполне пригодных для беседы с умственно отсталыми детьми. Все это им произносилось спокойным и уверенным тоном, который выигрышно выглядел на фоне нерешительной манеры мистера Грина. Примерно через полчаса Королевский астроном понял, что если он будет продолжать в том же духе, Кингсли действительно может понадобиться медицинская помощь, и он перешел к делу.

— Наши результаты в общих чертах подтверждают то, что мистер Грин уже доложил вам. В положении Юпитера и Сатурна наблюдаются отклонения, величины которых приводил мистер Грин. Между нашими результатами есть небольшие расхождения, но в основном они совпадают. В Королевской Обсерватории наблюдались отклонения в положении Урана и Нептуна, не такие значительные, как для Юпитера и Сатурна, но все же весьма заметные.

Кроме того, ко мне пришло письмо из Гейдельбергской обсерватории от Гротвальда, в котором он сообщает, что получил результаты, с большой точностью совпадающие с данными Королевской обсерватории.

Королевский Астроном вернулся на свое место. Доктор Олдройд тут же обратился к собравшимся:

— Джентльмены, сообщения, которые вы только что услышали, я осмелился бы назвать результатами самой первостепенной важности. Сегодняшнее собрание может стать поворотным пунктом в истории астрономии. Я не хочу более занимать ваше время, так как полагаю, вам самим есть что сказать. В особенности многое, я думаю, нам могут сообщить теоретики. Разрешите мне начать дискуссию и попросить профессора Кингсли поделиться с нами своими соображениями.

— Не советовал бы, пока у нас в стране действует закон о клевете, — прошептал один из астрономов другому.

— Господин председатель, — начал Кингсли. — Пока выступали предыдущие ораторы, я имел возможность проделать довольно длинные расчеты.

Астрономы-профессионалы понимающе переглянулись, Королевский астроном усмехнулся.

— Надеюсь, что выводы, к которым я пришел, будут интересны собранию. Вычисления показывают, что если данные, которые были доложены нам сегодня, правильны, если, повторяю, эти данные правильны, то это говорит о наличии в окрестностях солнечной системы какого-то никогда ранее не наблюдавшегося тела. Причем масса этого неизвестного нам тела примерно равна или даже больше массы Юпитера. Совершенно невероятно, чтобы результаты, о которых сегодня было сообщено, являлись следствием простой ошибки наблюдения, повторяю, простой ошибки наблюдения, но еще невероятнее, чтобы тело, обладающее столь большой массой и находящееся в пределах солнечной системы или вблизи нее, оставалось так долго незамеченным.

Кингсли сел. Все те, кто уловил ход его рассуждений, поняли, что он изложил свою точку зрения до конца.

При посадке в поезд, отходивший в 8.56 вечера от станции Ливерпуль-стрит до Кембриджа, Кингсли так свирепо посмотрел на железнодорожного служащего, который попросил предъявить билет, что тот поспешно отступил в сторону. Раздражение Кингсли отнюдь не улеглось после того, как его накормили скверным обедом в претенциозном, но грязном ресторане с высокомерными официантами. На должном уровне там были только цены. Кингсли шел по вагонам, отыскивая свободное купе, где он смог бы, наконец, остаться в одиночестве. Однако, один из затылков, промелькнувших перед его глазами в вагоне первого класса, показался знакомым. Проскользнув в купе, он устроился на диване рядом с Королевским Астрономом.

— Естественно, первый класс, это так приятно и тешит самолюбие. Ну что может быть лучше государственной службы!

— Вы заблуждаетесь, Кингсли. Я еду в Кембридж на банкет в Тринити-колледж.

Кингсли состроил гримасу. Он еще ощущал во рту вкус отвратительного обеда.

— Меня всегда поражает, откуда эти нищие в Тринити берут столько отличной еды, — сказал он. — Банкеты по понедельникам, средам и пятницам и четырехразовое питание в остальные дни!

— В этом есть свой смысл. А вы сегодня не в духе, Кингсли. Что случилось?

Можно добавить, что при этом Королевский Астроном внутренне ликовал.

— Не в духе? Хотел бы я посмотреть, кто на моем месте был бы в духе. Бросьте, К.А.! Послушайте, сэр, что это за водевиль разыграли сегодня?

— Все, что сегодня было сказано, — всего лишь трезвое перечисление достоверных фактов.

— И вы называете это трезвыми фактами! Было бы значительно трезвее, если бы вы вскочили на стол и сплясали джигу. Отклонение в положении Юпитера на полтора градуса! Чепуха!

Королевский Астроном достал портфель с багажной полки и вынул из него большую папку с бумагами, где было собрано огромное количество наблюдений.

— Вот факты, — сказал он. — На первых, примерно пятидесяти страницах, здесь приведены необработанные данные наблюдений всех планет за каждый день в течение последних нескольких месяцев. Во второй части те же данные, но уже пересчитанные в гелиоцентрические координаты.

Кингсли молча изучал бумаги почти целый час, пока поезд не достиг Бишопс Стотфорда. Наконец, он сказал:

— Вы понимаете, К.А., сэр, что у вас нет ни малейшего шанса протащить такое жульничество? Здесь столько материала, что я легко могу проверить его подлинность. Не дадите ли вы мне эти таблицы на денек-другой?

— Если вы думаете, Кингсли, что я устроил все это представление или, как вы выражаетесь, жульничество только для того, чтобы обмануть или подразнить лично вас, то вы себе льстите.

— Ладно, — сказал Кингсли, — в таком случае я могу предложить две гипотезы. Обе на первый взгляд кажутся невероятными, но одна из них должна быть правильной. Согласно первой гипотезе, неизвестное и никогда не наблюдавшееся ранее тело с массой порядка массы Юпитера вторглось в Солнечную систему. Согласно второй — Королевский Астроном спятил. Я не хочу вас обидеть, но, откровенно говоря, вторая гипотеза кажется мне более вероятной.

— Что меня всегда в вас восхищает, Кингсли, так это привычка резать правду в глаза. — Королевский астроном сделал паузу и добавил: — Вам следовало бы заняться политикой.

Кингсли ухмыльнулся:

— Так вы дадите мне эти таблицы на два дня?

— Что вы собираетесь делать?

— Во-первых, я проверю согласованность данных, во-вторых, определю местонахождение этого неизвестного тела.

— Как вы это сделаете?

— Сначала, исходя из данных об отклонении одной из планет, скажем, Сатурна, я рассчитаю положение тела, вторгшегося в солнечную систему, или массы вещества, если это не отдельное тело. Это будет сделано примерно так же, как Адамс и Леверье определили положение Нептуна. Затем, зная характеристики вторгшегося тела, я смогу вычислить вызываемые им возмущения в движении Юпитера, Урана, Нептуна, Марса и так далее. И тогда я сравню полученные результаты с вашими наблюдениями этих планет. Если у меня получится то же, что у вас — значит это не жульничество. Если же результаты не сойдутся, то…

— Звучит разумно, — сказал Королевский Астроном. — Но как вы собираетесь сделать столько расчетов за несколько дней?

— О, с помощью нашей электронно-вычислительной машины — нового компьютера. К счастью, у меня есть соответствующая программа для кембриджской машины. За завтрашний день я немного ее изменю и напишу несколько дополнительных подпрограмм для этой задачи. Вечером можно будет начать расчеты. Послушайте, сэр, почему бы вам не прийти в лабораторию после вашего банкета? Если мы поработаем всю ночь, то обязательно справимся.

На следующий день в Кембридже было холодно, город затянуло мелкой сеткой дождя. С утра до середины дня Кингсли упорно работал, сидя перед камином в своем кабинете. Он тщательно выписывал на бумаге различные символы, составляя программу, в соответствии с которой машина должна выполнять арифметические и логические операции.

Около половины четвертого он, закутавшись по уши в кашне и пряча под зонтом объемистую пачку бумаг, вышел из колледжа. Кратчайшим путем он прошел на Корн-Экстейндж-стрит к зданию, где размещалась новая электронно-вычислительная машина, способная сделать за одну ночь расчет, на который человеку потребовалось бы никак не меньше пяти лет. Когда-то в этом здании размещался анатомический театр, и говорили, что в нем до сих пор водятся привидения, но Кингсли, сворачивая с узкой улицы в боковую дверь дома, думал совсем о другом.

Сначала он прошел в служебное помещение. Машина все равно пока еще была занята решением другой задачи. Прежде Кингсли должен был превратить написанные им буквы и цифры в коды, которые могли быть введены в машину. Он проделал это с помощью перфоратора — устройства, внешне напоминающего пишущую машинку; при нажатии на соответствующие различным буквам и цифрам клавиши на бумажной ленте, протягивающейся через него, пробивались отверстия. Эти дырки на бумаге и составляли полные инструкции для работы компьютера. Каждое из многих тысяч отверстий следовало пробить точно на своем определенном месте, иначе расчет будет произведен неправильно.

Было уже около шести, когда, дважды проверив свои перфоленты, Кингсли окончательно убедился, что все сделано как следует. Тогда он направился к машине на верхний этаж здания. В холодный и сырой январский день было особенно приятно попасть в комнату, где было сухо и тепло от тысяч электронных ламп. В помещении стоял приглушенный шум электромоторов и раздавался стук печатающего устройства.

Королевский Астроном приятно провел день в гостях у старых друзей, вечером побывал на банкете. Теперь, около полуночи, он с грустью думал о том, что ему больше хотелось бы провести ночь в постели, чем в лаборатории вместе с Кингсли. Тем не менее, видимо, пора было пойти посмотреть, как там дела у этого ненормального. Один из друзей подвез его к лаборатории на автомобиле, и вот теперь он стоял под дождем и ждал, когда ему откроют. Наконец, Кингсли появился.

— Привет, К.А, — сказал он. — Вы как раз вовремя. Они поднялись по лестнице к счетной машине.

— Уже есть какие-нибудь результаты?

Пока нет. В программах, которые я написал сегодня утром, обнаружилось несколько ошибок, мне пришлось потратить несколько часов, вылавливая их. Но теперь, надеюсь, все в полном порядке. И если с машиной ничего не случится, через пару часов расчеты будут закончены. Ну, как ваш банкет?

Около двух часов ночи Кингсли сказал:

— Теперь уже совсем скоро. Через несколько минут мы получим первые результаты.

Действительно, не прошло и пяти минут, как раздался шум скоростного перфоратора, из него начала выползать длинная бумажная лента. Пробитые в ней отверстия содержали решение задачи, которую без помощи машины один человек решал бы целый год.

— Сейчас посмотрим, что у нас получилось, — сказал Кингсли и вставил ленту в печатающее устройство.

— Боюсь, что я выбрал довольно неудачный порядок выдачи результатов. Вероятно, их следовало привести к более удобному для понимания виду. Первые три ряда здесь дают значения серии параметров, которые я ввел в расчеты, исходя из данных ваших наблюдений.

— Но вам удалось вычислить положение вторгшегося тела? — спросил Королевский астроном.

— Да. Его положение и масса приведены в следующих четырех рядах. Но они записаны в довольно неудобной форме — как я уже говорил, порядок выдачи результатов не очень хорош. Я собираюсь использовать эти результаты для того, чтобы рассчитать влияние, которое должно оказать вторгшееся тело на Юпитер. Формат данных для этого подходит наилучшим образом.

Кингсли указал на бумажную ленту, только что отперфорированную машиной.

— Чтобы привести данные к действительно удобному виду, мне придется сделать самому кое-какие расчеты. Но, прежде всего, давайте, определим положение Юпитера.

Кингсли нажал несколько кнопок на пульте, затем вставил в считывающее устройство машины катушку с бумажной лентой. Как только он нажал другую кнопку, катушка начала вертеться, разматывая ленту.

— Посмотрите, что происходит, — сказал Кингсли, — когда лента сматывается с катушки, через пробитые в ленте отверстия проходят пучки света, которые затем попадают на расположенные в этом ящике фотоэлементы. В результате в машину поступают серии электрических импульсов. Лента, которую я сейчас поставил, содержит программу для машины, с помощью которой она сможет рассчитать отклонения в положении Юпитера. Но это еще не все. Машине нужна информация о положении нашего вторгшегося тела, его массе и скорости движения. Пока мы не введем эти данные, машина не начнет расчета.

Действительно, машина остановилась, как только вся длинная бумажная лента размоталась. Кингсли указал на маленькую красную лампочку, загоревшуюся на пульте:

— Машина остановилась, потому что введенная в нее информация недостаточна. Где кусок ленты, на котором отперфорированы результаты предыдущего расчета? Да вот он, на столе около вас.

Королевский Астроном передал ему длинную полоску бумаги.

— Здесь содержится недостающая информация. Когда мы введем ее, машина будет знать о вторгшемся теле все.

Кингсли нажал кнопку и заправил в машину вторую бумажную ленту. После того как этот кусок ленты прошел через читающее устройство так же, как предыдущий, по электронно-лучевым трубкам начали пробегать огоньки, машина приступила к расчетам.

— Ну вот, она, наконец, заработала. Теперь в течение часа машина будет умножать сотни тысяч десятизначных чисел в минуту. И пока она будет это делать, давайте выпьем кофе. Я ничего не ел с четырех часов дня и очень проголодался.

Так они работали всю ночь. Уже занимался холодный январский рассвет, когда Кингсли сказал:

— Замечательно. Все результаты получены, но их надо еще обработать, прежде чем мы сможем сравнить их с вашими наблюдениями. Это легко сделает моя лаборантка. Послушайте, К.А., давайте сегодня вечером поужинаем вместе, заодно и обсудим результаты расчетов. А пока вам следует выспаться. Мне придется остаться, дождусь, когда на работу придут сотрудники.

Вечером, сразу после ужина, Королевский Астроном и Кингсли отправились на квартиру Кингсли в колледже Эразма. Ужин был очень хорош, и теперь они оба удобно устроились у пылающего камина.

— Болтают всякую ерунду об этих закрытых печках, — сказал Королевский Астроном, указав на живой огонь. — Предполагается, что все это звучит наукообразно, однако, на самом деле, ничего научного во всей этой болтовне нет. Самое приятное тепло — излучение открытого огня. Закрытая печка дает лишь много горячего воздуха, а он крайне вреден для дыхания. Душит, но не согревает.

— Вы совершенно правы, — согласился Кингсли. — Лично я никогда не пользуюсь такими устройствами. Может, выпьем по глотку портвейна, прежде чем заняться делами? Могу предложить вам бургундское, мадеру или кларет.

— Чудесно. Мне, пожалуй, бургундское.

— Хороший выбор, у меня есть очень недурной поммар пятьдесят седьмого года.

Кингсли наполнил два больших бокала и вернулся на свое место:

— Итак, теперь о деле. Я получил рассчитанные нами ночью величины отклонений Марса, Юпитера, Урана и Нептуна. Должен сказать, что совпадение наших данных оказалось фантастически точным. Я выписал основные данные по каждой из четырех планет. Вот, посмотрите сами.

Королевский Астроном внимательно изучил записи.

— Отличная работа, Кингсли. Ваша вычислительная машина — потрясающий инструмент. Ну, теперь-то вы удовлетворены? Согласитесь, что гипотеза о вторгшемся в солнечную систему постороннем теле получила веское подтверждение. Кстати, а есть ли у вас данные о массе, скорости и положении тела? Здесь они не приведены.

— Да, эти параметры тоже рассчитаны, — ответил Кингсли и вытащил еще один лист бумаги из толстой папки. — Они-то и беспокоят меня. Получается, что масса тела равна примерно двум третям массы Юпитера.

Королевский Астроном улыбнулся:

— Помнится, на собрании вы говорили, что она, по крайней мере, равна массе Юпитера.

Кингсли проворчал:

— Если вспомнить, о безумии, которое там царило, то это неплохая оценка. Но посмотрите на расстояние тела от Солнца: 21,3 астрономической единицы, всего в 21,3 раза больше расстояния от Земли до Солнца. Это же невозможно!

— Почему вы так думаете?

— На таком расстоянии его можно было бы легко увидеть невооруженным глазом. Тысячи людей видели бы его.

Королевский Астроном покачал головой.

— Почему вы решили, что это обязательно планета, вроде Юпитера или Сатурна. Не исключено, что у этого тела очень большая плотность и низкая отражательная способность. Это должно сильно затруднить визуальное наблюдение.

— Все равно, его должны были обнаружить с помощью телескопа. Вот его координаты: прямое восхождение 5 часов 46 минут, склонение минус 30 градусов 12 минут. Я не очень-то хорошо знаю небо, но это где-то южнее Ориона, не правда ли?

Королевский астроном опять усмехнулся:

— Когда вы в последний раз смотрели в телескоп, Кингсли?

— Лет пятнадцать назад.

— По какому случаю?

— Показывал обсерваторию группе посетителей.

— Так вот, не кажется ли вам, что нам пора оставить пустые споры и отправиться в обсерваторию и самим посмотреть, а вдруг нам удастся что-нибудь разглядеть. Но вполне вероятно, что это вторгшееся тело, как мы с вами его называем, вовсе не твердое.

— Вы хотите сказать, что это облако газа? Да, это уже лучше. Такое облако было бы не столь легко увидеть, как конденсированное тело. Но облако должно быть довольно компактным, с диаметром ненамного больше диаметра земной орбиты. Выходит, оно должно иметь плотность около 10^-10 г/см³. Может, это очень маленькая звезда в процессе образования?

Королевский Астроном кивнул.

— Мы знаем, что очень большие газовые облака, вроде туманности Ориона, имеют плотность порядка 10^-21 г/см³. С другой стороны, внутри таких газовых туманностей постоянно образуются звезды типа Солнца с плотностью порядка 1 г/см³. Это означает, что должны существовать сгустки газа с различными плотностями в пределах от 10^-21 г/см³ до плотности звездного вещества. Названные вами 10^-10 г/см³ как раз попадают в середину интервала, поэтому ваше предположение представляется мне вполне правдоподобным.

— Да, похоже, что так оно и есть. Я считаю, что облака с такой плотностью обязательно должны существовать. И вы, конечно, правы, нам надо немедленно отправиться в обсерваторию. Пойду, позвоню Адамсу и вызову такси, а вы пока заканчивайте со своим вином.

Однако им не повезло, когда они, наконец, добрались до университетской обсерватории, небо было покрыто облаками, и хотя они прождали несколько часов, сырая холодная ночь так и не прояснилась. Облака не позволили им провести наблюдения и в следующие две ночи. По этой причине Кембриджу не удалось стать первооткрывателем Черного облака, точно так же, как более ста лет назад ему не досталась честь открытия планеты Нептун.

17 января, на следующий день после того, как Геррик побывал в Вашингтоне, Кингсли и Королевский Астроном еще раз поужинали вместе в колледже Эразма. После чего опять отправились к Кингсли домой, где, устроившись перед зажженным камином, попивали поммар пятьдесят седьмого года.

— Слава богу, что нам не придется сидеть там всю ночь. Я думаю, на Адамса можно положиться, он позвонит нам, если небо очистится.

— Завтра вернусь к себе домой, — сказал Королевский астроном. — В конце концов, у нас, в Гринвичской обсерватории, тоже есть телескопы.

— Я вижу, эта проклятая погода опротивела вам так же, как и мне. Послушайте, сэр, мы поступим по-другому. Я составил телеграмму Марлоу в Пасадену. Вот она. Им облачность не помешает.

Королевский Астроном прочитал текст, который ему показал Кингсли.

«Пожалуйста, сообщите, есть ли необычный объект в точке прямое восхождение пять часов сорок шесть минут, склонение минус тридцать градусов двенадцать минут. Масса объекта две трети массы Юпитера, скорость семьдесят километров в секунду прямо по направлению к Земле. Расстояние от Солнца 21,3 астрономической единицы».

— Как вы думаете, стоит это отправить? — спросил Кингсли озабоченно.

— Отправляйте. Я хочу спать, — благодушно ответил Королевский астроном, прикрывая ладонью зевок.

На следующий день у Кингсли в девять утра была лекция, поэтому к восьми он уже умылся, оделся и побрился. Его слуга накрыл стол к завтраку.

— Вам телеграмма, сэр, — сказал он.

Не может быть, подумал Кингсли, чтобы так быстро пришел ответ от Марлоу. Неужели они воспользовались подводным кабелем связи? Распечатав телеграмму, он изумился еще больше.

Самолет медленно набирал высоту, держа курс на запад. Кингсли и Королевский Астроном расположились в своих креслах. Впервые с момента получения телеграммы Кингсли смог перевести дух. Сначала ему пришлось перенести лекцию, затем обсудить тысячу вопросов с секретарем факультета. Нелегко было все устроить, очень уж внезапно пришлось уезжать, однако, в конце концов, все уладилось. Но было уже одиннадцать часов. До вылета оставалось всего три часа, а нужно было еще добраться до Лондона, оформить визу, получить билеты и успеть на автобус до лондонского аэропорта. Пришлось все делать очень быстро. Королевский Астроном находился в лучшем положении: он так часто ездил за границу, что его визы и паспорт на всякий случай всегда были оформлены.

И только оказавшись на борту самолета, им удалось вздохнуть свободнее. Они оба достали взятые в дорогу книжки. Кингсли бросил взгляд на книгу Королевского астронома и увидел яркую обложку с изображением группы головорезов, с упоением паливших друг в друга из револьверов.

Бог знает, до какого чтива можно так дойти, подумал Кингсли.

Королевский Астроном посмотрел на книгу Кингсли и увидел «Истории» Геродота.

Господи, он скоро за Фукидида примется, подумал Королевский Астроном.