С того дня жизни Чернушки постоянно угрожала опасность. Что ни день в ущелье лаяли собаки и гремели выстрелы. Гончая Приходы с утра до вечера носилась то на одной стороне реки, то на другой.
Ночью, выходя на добычу, Чернушка на лесных дорогах и тропах натыкалась на заячий пух и кровь. На сырых листьях были видны следы собачьих лап, а местами — отпечатки царвулей. Она обнаружила еще двух ободранных лисиц. На одной сидел громадный филин. Часто попадались кострища, у которых охотники ели.
Зарядил холодный дождь, выпадали густые туманы, и в лесу уже нельзя было найти сухого местечка. Белки больше не прыгали по веткам дубов, исчезли стайки дроздов, со свистом порхавшие по деревьям, не было и вальдшнепов. Пищу находить стало трудно: все плоды уже обобрали, мыши не отходили далеко от своих норок и при малейшем шуме ныряли под землю.
Чернушке пришлось обосноваться в маленькой пещере. Вела в нее узкая щель, расширяясь, она образовывала довольно просторную, сухую и теплую нору, смотревшую на юг и потому недоступную для северных ветров.
Длинными декабрьскими ночами Чернушке с трудом удавалось найти хоть какую-нибудь пищу. Она обходила громадные пространства: взбиралась вверх на поля, подходила к деревенькам, пересекала долины, на склонах которых, поросших терновником, ночевали дрозды. На рассвете она торопилась уйти в скалы. Несмотря на то что ее кусали блохи, она предпочитала днем не покидать своего логова. Если собаки не тревожили ее, она спокойно спала, свернувшись клубком. Но однажды утром, когда она возвращалась в свою пещеру, гончая Приходы напала на ее след.
Случилось это в холодное декабрьское утро. Небо затянули свинцово-серые снеговые тучи. Дул северный ветер, в воздухе с шорохом кружились последние сорванные с деревьев листья, земля смерзлась. Река шумела, и из трубы сторожки поднимался густой дым.
Поняв, что собака напала на ее свежий след, Чернушка немедленно пошла по ветру. Этому ее никто не учил, она и сама не знала, почему побежала по ветру, а не спряталась в скалах, но тем не менее ни на секунду не усомнилась, что следует поступить только так.
Лишь очутившись на вершине холма, недалеко от полей, она остановилась. Гончая громко лаяла, ее взвизгивающий дискант доносился и сюда. Скоро появилась другая собака и присоединила свой голос к лаю гончей.
«Ав, ав, ав!» — заливалась первая.
«Гав, гав, гав!» — подтверждала вторая.
«А-а-а!» — отвечало эхо.
Все так же держа направление по ветру. Чернушка спустилась по другую сторону холма и, стремясь уйти как можно дальше, побежала к долине. За долиной рос молодой густой лес. Все же она не решалась бежать сломя голову; она внимательно оглядывала все на своем пути, обходя тропы и открытые места.
На какое-то время собаки отстали, их лай слышался совсем слабо, но, оказавшись внизу, они снова заполнили долину своим визгом. Закричали сойки, ворон издал предупреждающий крик и черной ветошью взмыл в серое небо.
Чернушка перепрыгнула ручей и углубилась в густой лес. Собаки мчались как оглашенные. Отдыхать было еще рано, надо бежать дальше. Еще раз она попыталась обмануть собак; надеясь замести следы, она повернула на девяносто градусов и побежала против течения реки. Теперь ветер дул ей в спину. Она делала большие скачки, волоча за собой хвост; на поворотах хвост подбрасывало и заносило в сторону.
В этом лесу она была всего несколько раз и знала его плохо. Ориентировалась она по чутью, и оно же подсказывало ей, что места здесь хорошие и выходить из густых зарослей не следует. Но когда гончие снова начали ее догонять, она поняла, что, как бы быстро она ни бежала, ей не оторваться от собак, если она не собьет их со следа.
Чернушка снова резко повернула и побежала навстречу своим преследователям. Она прошла почти параллельно им, только чуть выше, и скоро побежала по своим старым следам, которые она оставила, пересекая долину. Тогда она снова повернула вслед собакам, вторая собака поверила ложному следу, но первую провести не удалось.
Чернушка проделала этот трюк несколько раз, пока вконец не запутала следы, так что и первая гончая растерялась.
Когда обманутые собаки умолкли, лиса вернулась по своему старому следу на вершину холма.
Ветер постепенно стихал. С серого неба посыпали редкие снежинки. Скоро ветер совсем спадет, и тогда снег засыплет ее следы. Она угадывала это по какой-то особенной тишине, по печальным отрывистым крикам птиц, по скрипу старых деревьев. Хотя она видела снег впервые в жизни, она не была удивлена. Снег вызывал в ней желание поскорее добраться до своей пещерки, свернуться калачиком и заснуть глубоким, спокойным сном…
Пока она бежала по старому лесу, ветер утих и снег посыпался легкими хлопьями. Лес потемнел, тишина стала глухой и плотной, сама земля словно застыла и напряглась в предвкушении зимнего сна. Не слышно было больше лая собак, ниоткуда не доносилось ни единого звука, ни единого тревожного запаха, точно в мире не существовало ни собак, ни охотников.
Снег налипал на спину, лапы начали оставлять на покрытой снегом земле круглые следы.
Она прошла под самой вершиной и через густой можжевельник, заваленный камнями и гнилым валежником, выбралась к дороге. Там стоял высокий камень, на который часто опускался орел. Проходя мимо, она всегда поглядывала на камень — боялась орла. И сейчас она остановилась и взглянула вверх. Камень торчал, как сломанная колонна, вокруг него вились рои снежинок. Орла на камне не было, но ветерок, пахнувший ей навстречу, принес человеческий дух, и в тот же миг Чернушка увидела человека. Он стоял у самого камня, повернувшись к ней спиной, в занесенном снегом полушубке с поднятым воротником и нахлобученной по самые уши шапке. Под мышкой он держал ружье…
Чернушка змеей уползла назад. Уши ее прижались к шее и почти скрылись в пушистом меху. Обойдя это опасное место, она побежала к пещере. Прежде чем забраться в нее, она села и прислушалась. Слышался только шум реки. С неба продолжал падать густой снег, образуя плотную завесу, сквозь которую едва проглядывали туманные очертания побелевшего леса.
В пещере было тепло, но Чернушка не спала, вся обратившись в тревожное ожидание.