Чёрные зеркала

Глава 7. Ночь темна

Несколько дней мы с Элиасом и Рашель ждали допроса Грегора Уэлбрука, но он по неизвестным причинам откладывался. Постепенно мы забыли о нависшей угрозе, с головой окунулись в будни Гвендарлин: учебные и не только. Приближалась первая ночь духа, а никто понятия не имел, как открыть вход в берлогу. Юмми не отвечала на письмо Ульриха, а эксперименты ни к чему не приводили, в том числе, и ведьмовские. Мы прочли у фонтана не меньше пары сотен заклятий, капали на плиту кровь, умоляли духа отозваться и даже ругали — вдруг сработает, как в прошлом году, когда я получила «Непопулярными легендами» по макушке. Ничего не помогало: заклинания, мольбы и ругань не действовали, кровь с шипением растворялась, но никаких изменений за этим не следовало.

Когда же настала обрядная неделя, мы попытались провести ритуал в стене. Увы, и тут ждал провал. Сознания остались при нас, а кровь, что мы собрали в сосуд (между прочим, старинный, «позаимствованный» Брайсом в музее Гвендарлин), никуда за ночь не делась. Так и осталась нетронутой в потускневшем синем коридоре. Идеи закончились даже у мэтров. Впрочем, ими изначально фонтанировал один Эмилио. Его дражайшая бывшая невеста утратила интерес к делам ордена. Да и на уроки приходила рассеянная. А потом вдруг взрывалась из-за пустяка и устраивала внеплановую контрольную.

— Спорю, они с Эмилио опять рассорились, — проворчал в один из вечеров Элиас. — Сначала сошлись, а потом разошлись. С этой парочкой не соскучишься. Зря матушка надеялась, что они таки поженятся.

Хорошо, что ему хватило ума сказать всё это в отсутствии Рашель, застрявшей в классе мэтра Шаадея на отработке за невыученный урок у мэтра Сонсбери. Грустные любовные истории точно не улучшили бы ее настроение. Я тоже кое-что предпочитала не обсуждать, но не при Рашель, а при Элиасе. Марго. Разумеется, я рассказала о странном исчезновении духа лунной башни. Именно исчезновении. А как еще это назвать, если я несколько дней отправляла Урсула на разведку, а он возвращался ни с чем? В общем, я сообщила о случившемся членам ордена коротко и с тех пор игнорировала попытки Элиаса поговорить. Я даже с Ульрихом не горела желанием обсуждать Марго.

Они оба волновались за меня, глядели с сочувствием. Мол, я отвергла женщину, подарившую мне жизнь, а теперь она пропала, а, возможно, и вовсе уничтожена основателями. Но я не тревожилась. Маргарита Ван-се-Росса мертва и умереть второй раз не способна. Тем более, в ней «живет» звезда востока. Однажды призрачную Марго разорвали в клочья, но она спокойно восстановилась и играла в башне на скрипке как ни в чем ни бывало. Я подозревала, Марго поступила так же, как и женщина, которую я звала матерью: предпочла находиться подальше от меня. Ведь я сама так хотела. Вот и весь секрет.

Огорчал ли меня этот факт? Я не знала ответа. Точнее, не искала его.

Удивительно, но накопились заботы помимо странностей Гвендарлин и приближающейся ночи духа. Нам представили временного целителя, заменившего уехавшую по семейным делам леди Виэру. Им оказался никто иной, как Маркус, который до недавнего времени работал на клан Ван-се-Росса. Тот самый Маркус, лечивший летом Урсула и прекрасно осведомленный о тайне моего происхождения.

— Тебе что-то не нравится? — удивился Элиас, услышав мое ворчание по поводу нового назначения. — Маркус — отличный мужик. Матушка предпочла бы не отпускать его из замка, но решила, что здесь он будет полезнее. Времена-то темные.

— Мне всё нравится, — пробурчала я. — Надеюсь, его главная задача — не шпионить за нами.

— Шутишь? У леди Виэры и минуты свободной не выпадало. Это же Гвендарлин. Здесь вечно кому-то требуется лечение.

Я предпочла не переубеждать Элиаса. Не нравился мне Маркус, и всё тут. Точнее, не понравилась его летняя попытка «подружиться». И разговоры о Марго. О нашем сходстве и различиях. Глупо, но мне было бы спокойнее, устройся в Гвендарлин целитель-неумеха, нежели профессионал Маркус. И пусть наши пути пока не пересекались, в душе крепло убеждение, что сие ненадолго.

Осложняли жизнь и ведьмовские занятия. Четверокурсники смотрели косо, подозревая, что я вот-вот высосу энергию не только из предметов, но и из них самих. Как Дэриан. Не зря же меня подозревают в его убийстве. Вдруг я умею забирать магию получше, чем всё семейство Уэлбрук вместе взятое. И даже не магию, а саму жизнь. Увы, мне никак не удавалось развеять чужие страхи. Ситуация только усугублялась.

На втором же занятии я повторила «опыт» и превратила в прах чужие веточки и камешки, забрав их силу подчистую. Пришлось позже снова выплескивать энергию, но не с Ульрихом, а с его матушкой. И не у моря, а в зале. Энергию поглотил старинный медальон Габриэлы — цветок клевера. Пряча его после выброса, она загадочно улыбнулась, мол, накопленная сила пригодится в будущем. Я предпочла не спрашивать, где и когда. Врожденное любопытство даже не проявилось под опасным взглядом ведьмы.

С тех пор на особом занятии мне велели сидеть у стены и не сметь сдвигаться с места, а, главное, использовать магию. Приходилось скрежетать зубами от злости и наблюдать за попытками остальных учеников научиться ведьмовству. Впрочем, у них ничего не выходило. Лишь пара четверокурсников смогла худо-бедно почувствовать выбранные предметы. Юлиан Хогард обрадовался и этому, похлопал в ладоши, как мальчишка, а Габриэла лишь усмехнулась снисходительно и поманила пальцем меня. А потом шепнула на ухо, что придумала способ привлечь меня к урокам. Но пока придется потерпеть. Что это за способ, поведать она, разумеется, не соизволила.

Кстати, о Габриэле. Я, наконец, вспомнила ее летний совет и утащила Ульриха в стену для важного разговора. Во всех остальных местах уединиться не получалось. Рядом постоянно крутился кто-то из ордена. Элиас и Рашель вели себя деликатно, а Брайс демонстрировал неуемность и доставал всех и сразу, не отходя ни на шаг. А куда ему было еще податься. Изгоям в Гвендарлин опасно в одиночку. Мы все это отлично понимали. Приходилось терпеть его вечное плохое настроение.

Если Ульрих и удивился моему поступку, виду не показал. Посмотрел внимательно, ни о чем не спрашивая. Просто ждал, когда заговорю сама. Но слова дались ох как нелегко. Их будто клещами из меня вытаскивали.

— Летом твоя мать сказала, что ты знаешь способ вычислить моего… хм… — я запнулась, не зная, как назвать индивида, поспособствовавшего моему появлению на свет.

Ульрих торопливо закивал, помогая мне выбраться из «затруднительной ситуации».

— Да, матушка меня предупредила. Я ничего тебе не говорил. Ждал, когда сама…э-э-э… созреешь. Способ есть. Но он не слишком приятный и требует времени.

— Почему же ты не рассказывал о нём в прошлом семестре?

Вопрос прозвучал, как упрёк. Хотя разве я не имела на это права?

— Потому что, — Ульрих отвел взгляд и — о, чудо! — покраснел. — Этот способ пригоден, если ты минимум два месяца живешь там, где тебя… ты… того… Ну, в общем, мы же считали, что твой отец — мужчина в костюме шута. А ты не жила в замке Ван-се-Росса.

Теперь краской залилась я. Вон оно что…

И, правда, непростая тема для беседы. И неудобная.

— Так в чем заключается способ? — спросила как ни в чем ни бывало, хотя лицо горело всё сильнее и сильнее.

— Нужно два месяца пить особую настойку, — затараторил Ульрих. — Матушка ею меня уже снабдила. Сложность в том, что она мерзкая. Не только на вкус. Ты почувствуешь себя уставшей, вялой и безразличной ко всему на свете. Чем дальше, тем хуже. Лишь на исходе полутора месяцев эффект начнет слабеть. А потом… потом… появятся зачарованные сны. Они расскажут, точнее, покажут прошлое.

Я вытаращила глаза.

— Сны покажут, как я… меня… того… то есть, я хочу сказать… Ох…

Я уже не понимала, какое чувство сильнее: смущение или злость. Щеки горели уже точно не от стыда.

Ульрих пожал плечами, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Это же сны. Они не столь буквальны. Скорее, ты увидишь некие обрывки, знаки. Вот.

Я молчала. Одолевали сомнения. Способ странный и не факт, что действенный. А мои рассеянность и безразличие ко всему на свете очень некстати, учитывая проблемы ордена и Гвендарлин в целом.

— Мне надо подумать.

— Хорошо, — Ульрих не удивился. — У тебя есть две недели. Настойка необычная. Если по истечению этого срока не начать… э-э-э… «курс», она будет бесполезна.

— Значит, вернемся к этому разговору через неделю-полторы, — проговорила я деловым тоном, хотя приняла решение мгновенно. Решение не пользоваться зельем…

Если честно, дело было даже не в его побочном эффекте, а в результате. С одной стороны я хотела знать правду, чтобы с помощью крови обоих родителей избавиться, наконец, от извечной спутницы — неконтролируемой злости. С другой, я чувствовала, что истина мне крайне не понравится. Более того, она перевернет, а, может, искалечит жизнь…

****

В Гвендарлин неумолимо приближалась ночь духа, которую большинство обитателей воспринимали, как должное. Разве что первогодки трусили, запуганные учениками старших курсов. Лишь мы впятером, два мэтра, одна ведьма и воспитательница полуцветов знали, что древний колледж вероятно ждет самое жуткое новолуние за всю его историю. Мы знали, но не представляли, как подстраховаться. Кроме обычных способов, вроде запасов воды и талисманов.

Однако накануне исторической ночи все на несколько часов напрочь забыли о ней. Случилось неслыханное. И крайне неприятное для ордена. Обитателей темного сектора поразила неизвестная «хворь». Именно неизвестная. Такая, что новоявленный целитель Гвендарлин погрузился в глубокую задумчивость. Ученики проснулись с ног до головы покрытые серыми пятнами, похожими на пепел, въевшийся в кожу. Все ученики. Кроме нас пятерых: меня, Ульриха, Рашель, Элиаса и Брайса.

Ох, ну и шум поднялся. Девочки ревели в голос, шарахаясь от зеркал. Мальчишки грозили страшными карами виновникам катастрофы — то бишь, нам. А кого еще подозревать, как не тех, чьи лица и тела остались чистыми, нетронутыми? Озадачились нашим внешним видом и мэтры. Не прошло и часа, как нас вызвали к директору.

— Без паники, — посоветовал по дороге Эмилио Ван-се-Росса, которому доверили сопроводить нас до кабинета нынешнего главы колледжа. — Кто бы это ни сотворил, он хотел вывести вас из равновесия. Не поддавайтесь.

Память живо нарисовала основателей. Гвенду Ван-се-Рмун и… Рэма Дюваля. Ведь лица Дарлина я не видела. Кто-кто, а эти двое с удовольствием добавили б нам проблем. Обезвреженный противник — идеальный противник.

— А если нас исключат? — спросил Брайс хрипло. — Мать тогда точно наследства лишит.

— Не исключат, — заверил Эмилио. — Разве вы в чем-то виноваты?

Перешагивая порог приемной директора, я споткнулась. Та же напасть приключилась и с Брайсом. Неудивительно. Ничего не изменилось с нашего прошлого посещения. За секретарским столом сидел всё тот же Берт, а на скамейке у стены всё та же Агния. Будто и не было последних недель. Огневичка скривилась при виде нас, а бедняга Берт подпрыгнул на стуле, больно ударив коленку о столешницу. На его лице во всей красе отразилась паника. Он явно не забыл полет к потолку.

На счастье секретаря, дверь кабинета Дюваля открылась. Нас приглашали внутрь. Я снова чуть не споткнулась, ибо директор ждал нас не один. А в компании мэтра Сонсбери. Тот негодующе покачал головой, явно уверенный в нашей вине.

— Так-так, — протянул снисходительно.

Мне пришлось вонзить ногти в ладони, чтобы не передразнить мэтра. Зато не сдержался Брайс, уставший от роли изгоя и выбитый из колеи встречей с Агнией.

— Вам не кажется, что будь мы виновны, то постарались бы себя обезопасить и тоже покрылись серыми пятнами? Только идиот бы так подставился.

— А я никогда не считал, что вы блещете умом, господин Райзен, — не остался в долгу мэтр Сонсбери. — Да и личности остальных не внушают оптимизма. Полуцвет, девица, что предала семью, и брат педагога, которому бесконечно всё прощается. Староста, правда, не вписывается в компанию. Но он себя дискредитировал отношениями с полуцветом.

Я глянула на Ульриха боковым зрением. От негодования у него покраснели уши. Элиас тоже не пришел в восторг, задышал часто-часто.

— Не стоит переходить на личности, мэтр Сонсбери, — осадил грубияна директор. — К тому же вина этих пятерых учеников не доказана.

— Нас подставляют, — буркнул Брайс.

— Интересно, кто? — усмехнулся пожилой педагог.

Мне в душу закралось подозрение, не завладел ли его телом Дарлин Ван-се-Рмун. С другой стороны, ученики шептались, что Сонсбери всегда отличался отвратительным характером. Все тридцать лет, что преподавал в Гвендарлин.

— Давайте так, — Дюваль выставил ладони вперед, призывая всех успокоиться, — я задам один вопрос и надеюсь получить честный вопрос. Итак, вы пятеро причастны к происшествию в темном секторе?

— Нет, — ответили мы в один голос под недовольный смешок Сонсбери.

— Отлично. Я склонен вам верить. Но чтобы обезопасить вас от разгневанных сокурсников, предлагаю переночевать сегодня отдельно.

Мы разом потеряли дар речи. Отдельно?! В ночь духа?!

Боль в ладонях стала невыносимой. Ногти повредили их до крови. Я посмотрела в глаза Дювалю, почти уверенная, что смотрю на спрятавшегося в теле директора Дарлина Ван-се-Рмуна. Он и бровью не повел, улыбнулся отечески, как всегда, и пожелал нам всем приятных снов. Или, как минимум, отсутствия сновидений.

****

Я костерила Дюваля всю дорогу до сектора темных. И позже, пока собирала вещи для временного переезда. Рашель терпела-терпела, но не выдержала и отругала меня.

— Соберись, Лилит. Не время плакаться, как маленькой. Мы не проиграем эту битву, запомни! Чем ныть, лучше проверь, все ли талисманы взяла.

Я вытаращила глаза и замолчала. И откуда взялось столько решимости в хрупкой на вид соседке? Хотя, наверное, когда ты идешь против собственной семьи, всё остальное не страшно. По крайней мере, ее слова сработали. Я успокоилась и выбросила Дюваля из головы. Неважно, сидит в нем Дарлин Ван-се-Рмун или нет, дело сделано — мы в смертельной опасности. Точнее, я в смертельной опасности. Остальные — как повезет. Или как не повезет.

…Нам выделили два зала в западной части замка. Один для мальчиков, другой для меня и Рашель. Я горько усмехнулась, оглядевшись. Обстановка гораздо уютнее, чем в комнате, где меня заперли в прошлом семестре после «нападения» на Свена: диваны с неразложенными постелями, кресла, столы, на которых поджидали печенье и сок. Вот она разница! Об удобстве полноценных заботятся, даже отправляя на заклание.

Рашель, не разбирая вещи, устроилась на диване с книжкой, объявив, что хочет отвлечься от всего на свете. Я попробовала последовать ее примеру, но взгляд скользил по строчкам, а в голове ничего не откладывалось. Пришлось захлопнуть книгу и придумать другое занятие. В соседнем зале, где мальчики обсуждали дела. Лучше поговорить о том, что мы не в состоянии решить, нежели бездействовать.

— Можно? — спросила я, приоткрыв дверь и не смея заглядывать. Мало ли, вдруг кто-то переодевается.

— Заходи! — весело объявил Ульрих.

Улыбка на его лице мигом подняла настроение. Зато Элиас совсем скис, поняв, что я явилась в одиночестве. Посмотрел на закрывшуюся дверь с тоской.

— Ну, и какие у нас планы? — поинтересовалась я, расположившись рядом с Ульрихом на диване.

Брайс закатил глаза.

— Какие могут быть планы, если мы уснем, как сурки? А в горизонтальном положении особо не повоюешь. Одна надежда на мэтров Ван-се-Росса и Дитрих. Понимают серьезность ситуации. Подстрахуют.

Элиас развел руками, мол, добавить нечего. Сами мы нынче бессильны.

— Да уж, защитники, — проворчала я, хотя сама ничего путного предложить не могла.

— Кстати, о сурках, — шепнул на ухо Ульрих и добавил в полный голос, — посмотри, какой красивый камушек я нашел. Ты же любишь такие.

Мне в ладонь легла самая обыкновенная галька. Правда, цвета очень даже необычного: зелено-голубая, почти, как бирюза.

— Красиво, — согласилась я и мысленно похвалила Ульриха.

Галька непростая. Зачарованная. Такая, что не даст уснуть в новолуние. Подобные камушки мы использовали в конце позапрошлого семестра, в ту самую ночь, когда вместе с нами против основателей сражались Маргарита Ван-се-Росса и сам черно-белый дух. Отлично! Возможно, нам сегодня нечего противопоставить врагам, но хотя бы не уснем и встретим их в сознании. Нынче и это немало.

…К вечеру потянулись гости. Сначала заглянула Милли, чтобы пожелать удачи. Затем явился Юлиан Хогард, который сообщил, что директор поручил ему расследование инцидента в темном секторе. Мол, есть особые ведьмовские приемы для отслеживания злоумышленников. Дабы исключить нас пятерых, ведьмак попросил у каждлого по волосу для обряда. Я напряглась, но Ульрих едва заметно кивнул и первым вырвал волос из густой шевелюры.

Под конец наведался Эмилио. С наставлениями. И письмом для Элиаса от отца.

— Не замечал раньше, чтобы вы переписывались, — сказал он брату.

Тот пробурчал нечто неразборчивое и невольно бросил взгляд на меня. Вряд ли это укрылось от Эмилио, но мне было всё равно. Я не обязана отчитываться. Как и Элиас.

Разумеется, речь в послании старшего герцога шла о моей матери. Приемной матери. Его светлость Эдвард Ван-се-Росса сообщал, что сумел разыскать леди Ренет Вейн. Она об этом не подозревает. И коли мне необходимо, я могу написать ей. Адрес прилагался. Некий поселок Вишневый в герцогстве (я протерла глаза) Мортимер.

— Речь о семье Тео? — спросила Элиаса шепотом.

— Да.

— Но разве он герцог?

— Герцог его двоюродный дядя. Но живет вся родня в одном замке.

Я усмехнулась. Удивительно. как судьба связывает невидимыми нитями. Тео навсегда покинул Гвендарлин, а теперь сбежавшая от меня мама живет с ним по-соседству.

…Над письмом я просидела до ночи. Легко решиться сочинить маме послание. Гораздо труднее это сделать. Слова не шли. Точнее, шли, но всё не те. Получалось либо нечто плаксивое, либо, наоборот, надменное. Испортив с десяток листов, я отложила непростое дело до лучших времен. Мелькнула, правда, мысль, что если я умру сегодня ночью, мама сама пожалеет об отъзде. Но я отринула ее, как глупую и детсткую. Некрасиво так думать.

— Приятных снов, — пожелала Рашель, когда мы обе устроились на диване.

Она так и не вышла к остальным. Даже ужинала (нам доставили мясную запеканку, овощи и яблочный пирог) одна. Я грешным делом заподозрила, что они поругались с Элиасом, но оказалось, причина в другом. Рашель весь день работала над талисманом — необычно сплетенной косичкой из собственных волос. Способ она вычитала в учебнике по ведьмовству. Мол, если не перепутать плетение и приколоть косичку к ночной сорочке, никакие злые духи не сумеют приблизиться, а, тем более, навредить.

— Возможно, это полная чушь, — проворчала Рашель. — За столетия ведьмаки, наверняка, все способы перепробовали. Но стоило попытаться.

Я улыбнулась, поддерживая соседку, хотя понимала, она потратила время зря.

Уснула Рашель быстро. Меня от погружения в крепкий сон новолуния спас камешек. Я лежала в темноте, прислушиваясь к звукам. Но ничего не нарушало мирную тишину. Минут пятнадцать спустя в дверь постучался Ульрих. Мы открыли ее настежь и поставили два кресла — одно в нашем с Рашель зале, другое — в зале мальчишек, чтобы можно было сидеть рядом, но в то же время не выпускать из поля зрения остальных. Я на всякий случай взяла с собой куклу.

— Думаешь, основатели объявятся? — спросил Ульрих хмуро.

— Сегодня отличная возможность до нас добраться. Ты бы ее упустил?

— Нет. Но, может, проблемы не только у истинного духа, но и у основателей?

— Ты меня пытаешься убедить или себя? — я глянула испытывающе, и Ульрих махнул рукой.

— Сам не знаю. Просто надоело постоянно ждать нападения. Вот бы пожить спокойно. Как все. Для большинства ночь духа всего лишь легенда. Или страшная сказка.

— Ты жалеешь, что оказался в ордене? — изумилась я.

— Нет, — ответил он без раздумий. — Грустно, что мы с тобой не можем вести себя, как все нормальные пары в Гвендарлин. Вместо свиданий между уроками и практическими занятиями у нас постоянно глобальные и, что греха таить, опасные дела.

Пара? Ох…

Губы сами расплылись в улыбке. Наверняка, жутко глупой. За такую я бы себя возненавидела. Но через миг мне стало всё равно. Сознание унеслось из временного пристанища так быстро, что ветру, который рождается над морем, не снилось. И вот передо мной уже не Ульрих, а мэтры, бегущие по тёмным коридорам замка на яркий свет. На свет полыхающего огня. Урсул несся следом, чтобы показать мне разразившуюся в Гвендарлин катастрофу. Но за несколько метров от эпицентра пожара он остановился. От чёрного дыма заслезились глаза, в горле страшно першило. Кот развернулся и затрусил в обратном направлении. Урсул показал главное, а дальше… дальше он не помощник.

«Помогите! Скорее! Нужно спасти их! Книги! Там же книги! Книги!» — оглушил отчаянный женский голос, прежде чем я открыла глаза в отведенном нам зале.

— Что? — тревожно спросил Ульрих. — Ты была Урсулом?

Я облизнула вмиг пересохшие губы и кивнула.

— Библиотека горит.

Ульрих чуть с кресла не свалился.

— Библиотека?! Но кому понадобилось…

— Может, тому, кто боится, что мы отыщем книгу надежды?

Сердце стучало в груди, как безумное, рискуя покалечиться. Библиотека! Вот, демоны! Там же тысячи книг! Книг, которые собирались столетиями! Да, это не сектор со спящими учениками. Но всё равно огромная потеря.

— Ш-ш-ш, — Ульрих приложил палец к губам.

Но я и сама услышала, как скрипнула дверь, что вела из коридора в небольшой холл перед спальней мальчиков. Сердце, которое мгновения назад частило, грозя разорваться, остановилось. Пальцы левой руки вцепились в подлокотник кресла, правой в куклу-талисман. Однако защищаться не потребовалось. Порог нашего «жилища» переступила Летисия Дитрих.

— Не спите? — удивилась она. — А я зашла вас проверить.

— Мне приснился кошмар, я проснулась и разбудила Ульриха, — соврала я. — Сидеть одной в темноте жутковато.

Дитрих хоть и бывшая участница ордена, но о камушках ей знать не полагается.

— Библиотеку ведь удастся потушить? — с надеждой спросил Ульрих.

— Библиотеку? — переспросила ночная гостья.

— Она горит. Урсул показал Лилит.

Дитрих всплеснула руками, собралась было что-то сказать, но тут во сне застонала Рашель, оказавшаяся во власти кошмара новолуния.

— Разбужу её, — я вскочила с кресла, но магичка сделала знак рукой, призывая не спешить.

— Есть одно полезное заклинание, — пояснила она. — Распространено за пределами Многоцветья. Помогает побороть страшные сны. Я разучила его летом. Не знаю, сработает ли нынешней ночью, но попробовать стоит.

Язык чесался возразить, что новолуние — не время для экспериментов, но с Дитрих чревато спорить, и я смолчала. Стояла и смотрела, как она подходит к дивану Рашель. Заносит ладонь над ее головой и… Мы с Ульрихом не поняли, что произошло. Мгновение назад пальцы с отполированными ногтями почти касались белокурых волос, и вот Дитрих лежит на полу и корчится от боли.

— Демоны всех побери, — Ульрих кинулся к магине, склонился над ней.

Я последовала его примеру. Но едва опустилась на колени, лихорадочно раздумывая, что предпринять: приказать Урсулу привести помощь или бежать за ней самим, в глазах потемнело. Искаженное мукой лицо Дитрих растворилось. Последнее, что я почувствовала — удар плеча, а следом и виска об ковёр.

«Ночь темна», — сказал мужской голос.

«Будет еще темнее», — ответил женский.

Я узнала обоих. Гвенда и Дарлин!

«Что ты предлагаешь, дорогая?»

«Очищающий огонь».

«Слишком опасно».

«Зато действенно».

Они стояли на крыше замка. «Молодого» замка, не исполосованного невидимыми шрами. Я не видела лица Дарлина, ибо снова, как год назад, смотрела на Гвенду его глазами. Она выглядела решительной и злой. Но та злость не походила на мою, что рождалась из-за побочки. Скорее, это была злость на обстоятельства. Не всепоглощающая и обжигающая внутренности, а такая, которая подталкивает к решительным шагам.

«Главное, всё правильно рассчитать», — продолжила Гвенда уверенно. — «Обжечь самое сердце и усмирить пламя, не позволив ему разгуляться. Я сумею это сделать, не сомневайся. Нужно лишь чтобы в замке не осталось детей. Каникулы начнутся через месяц. Я как раз управлюсь».

«Хорошо», — проговорил Дарлин с гордостью и восхищением, но вдруг напрягся и спросил: «Кто здесь? Я тебя чувствую, юная душа. Отвечай, кто ты? Сейчас же!»

Он обращался ко мне. Несомненно! И не будь я бестелесной сущностью, то задрожала бы или закричала от страха. Разгневанный основатель опасен и для живого мага, и для сознания, путешествующего сквозь века. Но мне повезло. Я успела вернуться в свое время. До того, как попала в ловушку. Я могла поклясться, что ощутила дыхание пламени, хотя у меня и не было кожи…

****

Я открыла глаза в целительском блоке, легко узнав его по кремовым стенам с нарисованными цветами нейтральных, спокойных тонов. Леди Виэра считала, что эстетика и гармония не худшие помощники в выздоровлении пациентов. Впрочем, нынче здесь хозяйничала не она.

— Как себя чувствуете, леди Лилит?

На меня внимательно смотрел целитель Маркус.

— Который час? — поинтересовалась я хрипло.

— Полдень.

— Что… что случилось?

Он пожал плечами.

— Хороший вопрос. Действие некой неустановленной пока магии. Вам повезло. Хоть вы и погрузились в состояние… хм… крайне необычного забытья, сознание не успело уйти слишком далеко. Леди Дитрих чувствует себя гораздо хуже. Но, — он сделал паузу и приложил палец к губам, предвосхищая вопросы о состоянии преподавательницы, — об этом позже. Вам нужно поесть и отдохнуть. И никаких посетителей сегодня. А то тут четверо учеников упорно бродят кругами.

На душе полегчало. Пусть сегодня я не увижу Ульриха, зато точно знаю, что он цел и невредим. Как и остальные члены ордена.

— А библиотека? — не удержалась я от нового вопроса, пока целитель не покинул комнату, а именно это он и вознамерился сделать, дабы не продолжать беседу.

— Большинство книг спасены. Хотя без потерь и не обошлось. А теперь готовьтесь к завтраку. Я пришлю сиделку. Она проследит, чтобы вы всё съели.

Пришлось хмуро кивнуть. Завтрак, так завтрак. Силы мне не помешают. Чтобы прийти в себя и хорошенько обдумать увиденное в «крайне необычном забытье». Ведь получалась вот какая штука: это основатели — Гвенда и Дарлин — подожгли колледж восемь столетий назад. Они не собирались спалить половину замка дотла. И всё же именно они устроили пожар, унесший их собственные жизни…