Они уснули во втором часу, а в пять их разбудил звонок мобильного телефона. Услышав голос звонившего, Юрий чуть было не выругался. Это был его первый учитель в милицейском искусстве Иван Михайлович Мазуров.
— Чего тебе, Михалыч?
— Ольгу твою надо. Тут такое жуткое дело. Прокуратуру надо подключать, а это как раз по Ольгиной части.
В эту ночь они с Косаревым так же вышли на патрулирование Синевки. В машине Мазурова разместились Косарев, Андрей Мысин, и пожилой мужчина с обветренным лицом заядлого охотника.
— Вот, прошу любить и жаловать — Василий Макарович Черненко, глава местного отделения охотников, и самый активный из моих «дружинников».
— Зовите меня просто Макарычем, — попросил активист.
В такой компании они весело проводили время. Тезка Шукшина знал массу охотничьих баек, так что временами все хохотали до коликов в животе.
— И тут это самое ружье у меня разваливается на части! — вещал ветеран. — Я понимаю, что мне приходит полный п…! Потому что эти, стрелки то хреновые, они залезли наверх. А я же иду по руслу ерика, по камышам, точнехонько по кабаньей тропе. И слышу впереди какое-то хрюканье и топот. Да такой топот, что земля трясется. Что делать? Я давай стучать стволом по прикладу, а сам ору: "Михалыч, стреляй! Стреляй, Михалыч! Михалыч, что тебе, патрона жалко!"…
Хохот слушателей прервал возглас Мысина: — Тихо! Свет!
Все припали к окнам, изрядно запотевшим изнутри, начали протирать стекла. Да, где-то в стороне мелькнул и скрылся свет фар. Это мог быть просто припозднившийся с работы местный житель, или шальное такси. Мысин взялся за рацию, вызвал команду второй машины: — Что там, Серега, видел что?
— Машина, свернула с Суворова на Калинина. Потом свет исчез.
— Будьте там осторожны.
— Хорошо.
Мысин отключил рацию.
— Это далеко? — спросил Косарев.
— Метров двести.
— Они, или не они?
— Черт его знает. Кто сейчас в такое время ездит?
Между тем старый охотник одел на голову причудливое сооружение, делающее его похожим на инопланетянина. Это были очки ночного виденья, специальная модель для охотников. Они были попроще, чем подобные приборы для спецназа, но на расстоянии пятидесяти метров, а именно столько было до дома Макара Семеныча, действовали безотказно. Минут пять прошло в ожидании, потом Макарыч тихо сказал: — Вот они!
Было слышно, как гавкнула, и замолкла собака.
— Что делают? — спросил Косарев.
— Похоже, обливают дом бензином.
— Пошли! Дверью не хлопайте.
Дима и Саша Плицины занимались своим делом серьезно и сосредоточено. Сашка сразу отключил собаку, ударив ее битой по голове. Сам Плакса в это время обливал ацетоном деревянную завалинку дома. Ацетоном посоветовал им поджигать сам шеф.
— Бензин он всегда воняет, а ацетон испаряется быстрей, да и следаков запутает.
Вот теперь они щедро исполняли его пожелания.
— Ну, что, готово? — спросил подошедший с другой стороны дома Сашка.
— Погоди, я сарай еще оболью.
— Крыльцо не облил?
— Нет, ученый уже.
Плакса уже достал зажигалку, когда за их спиной вспыхнул свет, и резкий голос прокричал: — Стоять! Руки вверх!
Плакса выронил зажигалку, и кинулся бежать через двор к огородам. Зато его двоюродный брат никуда бежать не хотел, он наоборот, выскочил вперед, навстречу милиционерам, и начал отчаянно махать свой битой.
— Беги, Даман, я прикрою! — закричал он.
— Дурак, — на ходу, перелезая через забор, прокомментировал действия напарника Плакса. — Ноги надо делать, а он в стойку встал!
Между тем действия младшего из братьев вызвало краткое замешательство среди нападавших. Этот, почти двухметровый «шкаф», махал свой дубиной как вертолет пропеллером.
— Бросай биту, а то стрелять буду! — крикнул Мысин.
— Уйди! — рычал Сашка.
— Андрюша, можно я его пристрелю? — спросил Макарыч, поднимая свою вертикалку.
— Ты чего, дед, охренел? Тогда и тебя и меня посадят!
— Да стрельни ты ему по ногам из Макарова! — предложил Косарев.
В это время из темноты двора появился Мазуров, с лопатой в руках. Начался урок фехтования. Бита против штыковой лопаты оказалась битой. В два удара Мазуров разнес ее в щепки. Тогда Сашка бросил ее и кинулся на Мазурова уже с кулаками. Он был на полголовы выше подполковника, и на двадцать пять лет моложе. Бой прошел просто мгновенно. Мазуров уклонился от прямого удара молодого бойца, а затем сам ударил боковым хуком в челюсть. Это был коронный удар старого опера. Со стороны всем показалось, что парень просто поскользнулся и упал. Но потом он почему-то не вскочил на ноги, а начал как-то странно дрыгаться, затем перекатился лицом вверх, и, схватившись руками за нижнюю челюсть, застонал. Мазуров махнул рукой.
— П…, опять челюсть сломал. Никак я удар рассчитать не могу.
— Ну, ты молодец, Михалыч! — Косарев попытался пожать руку мастеру. — До сих пор в силе? Просто «сенсей» какой-то!
— А чего тут сложного? Опыт есть, сила тоже.
Он пожамкал руками левую сторону сердца.
— Вот, только давит, зараза.
— Валидол дать? — спросил Макарыч.
— Он не поможет. У меня нитроглицерин.
На шум во дворе выскочил хозяин дома, с топором в руке.
— Это, что тут у вас, мать вашу?!
— Свои, Макар Семеныч. Милиция. Зажигай свет, протоколы писать будем.
В это время судьба второго беглеца была уже так же решена. Перепрыгнув через забор из огорода на улицу, Плакса тут же попал под свет фар несущейся на него машины. Это был второй экипаж «добровольцев» Андрея Мысина. До своей машины Плаксе оставалось всего пятьдесят метров, но добежать до ее он не успевал. Биты с собой у Димки не было, зато имелся полуметровый кусок арматуры. Минуты две он отчаянно махал ей в сторону окруживших его людей. Трое из них, как и он сам, были в прошлом десантниками, а один пограничником. И среди них были свои «сенсеи». Один из них, уловил момент и сделал Димке подсечку. Когда Плакса рухнул на землю, судьба его была предрешена. Поджигателю устроили небольшой самосуд. Минут пятнадцать четверо добровольцев и человек десять еще подбежавших на шум к ним местных жителей безжалостно пинали ворочавшегося на земле человека. Тот еще, с дуру, все пытался подняться, отмахивался руками и ногами, и этим вызывал к себе еще большую ярость. Наконец он затих, и так же быстро затихла и ненависть деревенских жителей.
— Ну, что он там, живой, что ли? — спросил один из бывших десантников, приподнимая голову Плаксы за шиворот. Второй направил на него луч фонарика.
— Дышит! — довольно констатировал тот. — Поволокли его в машину, надо Андрюшке доставить.
Так что, через полчаса оба поджигателя сидели в доме того самого старичка, которого только что хотели поджечь, и милиционеры пытались выбить из них хоть какие-нибудь показания. Увы, это не получалось. Сашка Плицин не мог говорить из-за сломанной челюсти, а Димка Плицин даже сидел с трудом. Время от времени он терял сознание, пытаясь упасть со стула на пол. Лицо у него чудовищно опухло, так что глаза почти закрылись, он потерял часть зубов, а губы распухли как у молодой негритянки.
Мысин уже составлял протокол, когда в дом ворвался один из дружинников.
— Андрей, дом на Ростовской горит!
Это было неожиданно. Все «добровольцы» вскочили на ноги, но Косарев, а он по привычке взял руководство в свои руки прикрикнул на них.
— Куда все! Трое с этими, остальные за мной!
Они загрузились в машину Мазурова в прежнем составе, и помчались на зарево разгорающегося пожара. До последнего Косарев надеялся на то, что горит вовсе не тот дом, где они были днем, но, вывернув из-за угла, понял, что это именно так. Усадьба двоих стариков полыхала, словно ее подожгли из огнемета. К дому уже бежали люди, «девятку» Мазурова около самого дома обогнала машина «десантников». Из-за этого Мазуров слишком резко дал по тормозам, всех бросило вперед. Косарев даже ударился головой о лобовое стекло, но, только выругался, и первый выскочил наружу. Макарыч побежал вперед, крича на ходу: — Стариков вывели!?
— Нет! — донеслось из толпы. — Дверь изнутри закрыта! Сломать ее не можем.
Мазуров видел эту дверь, она не горела, но оттуда через щели пугающе сильно выползал черный дым.
— Цепляйте трос, машиной сейчас дернем! — крикнул Мысин. Несколько мужиков бегом кинулись выполнять это указания, «Нива» дружинников развернулась задом к калитке.
Если бы у Мазурова в этот момент снова не прихватило сердце, все бы пошло совсем по другому. Он непременно бы пристроился в цепочку, протянувшуюся от колонки к дому, подающих ведра с водой. Но его сердце сжало так, что он отошел в сторону, и, отвернувшись от огня, начал искать в грудном кармане тюбик с нитроглицерином. Уже найдя таблетку, он поднял глаза, и увидел, как в проулке напротив дома, метрах в ста, мелькнул свет одиночной фары. Было видно, что мотоцикл, проехав несколько метров, остановился, свет погас. Но к пожару с той стороны никто не подошел. Другой человек на место Михалыча не обратил бы на это внимания, но он был мент до мозга костей. И когда Косарев, уже воюющий с пожаром, крикнул от калитки: — Михалыч, ты что там, чего стоишь? — он в ответ замахал ему рукой, дескать, иди сюда.
Косарев подошел.
— Ты чего? Плохо с тобой?
— И это тоже. Давай-ка съездим вон туда. Там прошмыгнул какой-то мотоцикл, одиночка.
Косарев так же был истинным профессионалом, ему ничего объяснять было не нужно. Они уселись в машину, и, развернув «девятку» в сторону проулка, Мазуров включил фары. И тут же в дальнем свете стала хорошо виден мотоцикл, а на нем две фигуры в несуразно больших шлемах. Тут же они зашевелились, водитель, дрыгнув ногой, завел двигатель, и, мотоцикл, развернувшись, помчался вдоль переулка, а потом скрылся за поворотом.
— Они!? — предположил Косарев.
— Похоже, — сквозь зубы ответил Мазуров.
— Что, все жмет?
Сердце болело, но подполковник упорно жал на газ. Они повернули за угол, и увидели габаритные огни мотоцикла далеко впереди. Улица была типичной для Кривова грунтовкой, и было видно, как нещадно прыгает мотоцикл на кочках.
— Давай, жми на газ, а то уйдет! — взревел Косарев.
— Да жму, только тут сильно не разгонишься. Ты позвони лучше в ГАИ, и Андрюшке Мысину. Может, где их и перехватим.
Пока Косарев по телефону звонил дежурному по городу и просил выслать в Синевку как можно больше нарядов всех милицейских служб, Мазуров старательно повторял все изгибы пути ночного мотоциклиста. Тот бы давно ушел от них, но в одном месте мотоциклисты упали. Оба отставных мента прекрасно видели этот момент. Свет от фары нырнул куда-то вниз, красный огонек сзади словно подпрыгнул, а потом исчез, только появилось непонятное световое пятно. Затем свет фары снова пробил ночной мрак, и мотоцикл помчался дальше. Благодаря этому падению «девятка» успешно миновала громадную колдобину, в которой так лихо кувыркнулись беглецы. За это время подполковники успели сократить расстояние между ними до двадцати метров, но это было максимумом, что удалось Мазурову. Вскоре они вырвались за город, в поле. Тут «девятка» могла еще посостязаться с мотоциклом, но вскоре им попался широкий овраг, с перекинутым через него узким деревянным мостиком. Мотоцикл легко миновал его, а вот «девятка» встала как вкопанная. Остановился и мотоцикл. В свете фар было видно, как водитель поднял руку и показал им вытянутый большой палец.
— Вот, сученок! — воскликнул Косарев.
Но, торжество поджигателей было недолгим. В ту же секунду рядом с «девяткой» Мазурова заскрипели тормоза машины «дружинников». Все они вывались из салона, вместе с ними был Андрей Мысин. Косарев просто опешил, когда в сторону мотоциклистов загремели выстрелы из охотничьих ружей, и даже карабинов. Мотоциклист перестал понтовать, и торопливо дал по газам.
— Не стрелять!
— Прекратить огонь! — на два голоса орали Мысин и Косарев. Огонь прекратили, но два дружинника побежали на другую сторону оврага, потом вскарабкались на пригорок.
— Они к мосту едут! — закричал один из них.
— Хорошо, спускайтесь!
Пока Мысин по рации разговаривал с дежурным по городу, Мазуров и Косарев с фонарем одного из дружинников внимательно осматривали другую сторону оврага. Там, где стоял этот наглец, остались вполне отчетливые отпечатки протектора.
— Так, гвардия! Охранять эти следы до утра! — строго обратился Косарев к добровольцам. — Можете их чем-нибудь огородить, но чтобы их не затоптали.
— Есть! — вполне по военному отозвались «добровольцы», а один даже взял под козырек.
Именно по этому поводу и вызывали сейчас Ольгу на место пожара.
— Старички не добрались до двери каких-то двух метров, задохнулись в дыму. Да, бабка бы выбралась, да она и деда своего поволокла, а он совсем ходить не мог, — возбужденно рассказывал Косарев.
— А перехватить этих мотоциклистов не могли? — спросила Ольга. С утра она зябко куталась в свою короткую дубленку, временами зевала.
— Да, если бы их по городу хотя бы было десять экипажей, а то всего четыре — один гаишников, один ППС, и два вневедомственной охраны. И все они приперлись в Синевку!
— Ну, вы так с Мысиным отчаянно зазывали патрульных в эту чертову деревню, что они сюда все и явились, — ответил ему с явной злостью Попов. Все удивились, когда майор без всякого вызова сам приехал на пожарище. Тут к ним подошел человек в зеленой камуфлированной куртке, с погонами майора. Это был главный пожарный эксперт Виктор Антонов.
— Ну, что там, Виктор Сергеевич? — спросил Попов.
— А что тут может быть? Поджог. Явный запах бензина. Они подожгли сарай, а там еще оставалось сено. Ему лет десять было, труха уже одна осталась. Оно горит как порох! Вот все за минуты и полыхнуло.
— А дым то был откуда такой черный?
— Пенопласт и автомобильные покрышки. Зачем-то они хранили все эти упаковки от холодильника, телевизора, микроволновки. Мотоцикла сто лет не было, а все покрышки лежали в пристрое. А это ж всё такое горючее.
— Понятно. Где Мазуров?
— Да, у него сердце прихватило, отправили в больницу, — пояснил Косарев.
— Выходит, этого мотоциклиста вы рассмотрели лучше всего?
— Ну да, гаденыш! Еще палец мне показал.
— Ну, показания вы напишите потом, главное теперь раскрутить тех двоих, что вы задержали. Где они, кстати?
— Как где, в больнице, — засмеялся кто-то из милиционеров за спиной Косарева.
— Да, их тут слегка местные жители побили, — признался Мысин.
— Еще как побили. У одного сломана челюсть, у второго ЧМТ.
Попов взмахнул руками, и щедро обложил всех матом.
— Вы что, охренели, что ли? Мысин, если этот с ЧМТ сдохнет, то сядешь ты, как организатор этой «дружины»! Мне тут самосуды не нужны!
На Андрюшку было жалко смотреть.
Попов бушевал еще долго, и мало кто мог понять, чего так разошелся зам начальника ГОВД.
Косарев вернулся домой только в десятом часу дня. Жена была уже на работе, но, как только Георгий снял куртку, как зазвенел телефон.
— Да, Косарев слушает.
— Жора, приезжай как можно быстрей!
Звонившая не представилась, но в этом и не было нужды. Этот голос Георгий не спутал бы ни с чьим другим.
— Что случилось, Света?
— С Лешкой плохо.
— Скорую вызвала?!
— Он не велит. Да, хватит болтать, приезжай скорее!
Косарев положил трубку, и, схватив куртку, выскочил из дома.
Со Светой Жилкиной подполковник близко столкнулся семнадцать лет назад, будучи еще старшим лейтенантом. Она проходила по одному делу свидетелем, и между ними как-то быстро и естественно завязалась любовная связь. Света была тогда замужем, и Косарев как раз обзавелся семьей. Получилось так, что их дети родились в один месяц, с разницей в двадцать дней. У Георгия родилась дочь, а у Светланы — сын. Они никогда не говорили про родословную Алексея, но он так был похож на Косарева, что тот привязался к ребенку чуть ли не сильнее, чем к родной дочери. А когда Лешке Жилкину было пять лет, отец ушел из семьи и переехал в Москву. С тех пор Георгий окончательно стал для Лешки приходящим отцом. Недавно ему стукнуло шестнадцать, и он все больше и больше внешне начинал походить на Косарева. Такая же большая голова, такая же манера ходить, словно втянув ее в плечи. Парень хорошо учился, и мечтал пойти учиться на летчика.
Света открыла дверь на его звонок так, словно она стояла, положив руки на щеколду замка.
— Что случилось? — спросил Георгий входя.
— Я пришла с ночной смены, Лешка, вроде бы, спал. И что меня дернуло откинуть одеяло! Вот, как бог шепнул.
Они вошли в комнату Лешки, тот лежал на спине с открытыми глазами, и даже не отреагировал на их появление. Светлана откинула одеяло, и Георгий ахнул. Правое плечо сына было не очень умело перевязано бинтом, сквозь которые проступало красное пятно.
— Так, скорую, быстро! — скомандовал Косарев. Тут впервые подал голос сам Алексей.
— Не надо, а то меня сразу посадят.
— Почему посадят? Где ты налетел на нож? — спросил Георгий.
— Это не нож, это пуля.
И тут в голове подполковника словно что-то щелкнуло. Он вспомнил и громадный мотоциклисткий шлем в прихожей, и брошенный в углу грязный комбинезон.
— Так это ты поджег этот дом в Синевке? — спросил он.
— Нет, я только с мотоциклом был.
— А кто поджигал?
Лешка молчал. Косарев понял его.
— Зря молчишь. Сейчас вас ищет вся милиция. Ты думаешь, вы ушли от нас, и все? А то, что там следы протектора остались — это ерунда?! И то, что таких мотоциклов по городу полтора десятка — тоже фигня? Вас все равно накроют!
Он сел рядом с кроватью на стул, чуть помолчал, потом спросил: — Сколько раз ты бывал на поджогах?
— Первый раз. Сашка попросил покараулить мотик, пока он там эти дела делать будет. Я и не знал, что он там поджигать собирался. Мы просто катались по улицам. У него классный мотик.
— Так, один раз — это уже хорошо. Теперь скажи — зачем этот твой Сашка это сделал?
— Ну, ему кто-то за это заплатил.
— Это точно?
— Да. Мы когда встали, смотрели на пожар, он мне крикнул что этот пионерский костер стоит десять косых.
Косарев был взбешен.
— Десять косых! А ты знаешь, что там, в доме, два старика погибли? Это тебе не десять косых, это десять лет зоны. Сколько этому Сашке лет?
— Семнадцать.
— Семнадцать! Значит, больше червонца вам они дать не могут. Закон не позволит.
— Жора, может, «скорую» все же вызвать, — робко спросила Светлана.
Косарев с силой потер лицо руками. Мысли в его голове проносились и путались в какой-то дикий клубок.
"Они его найдут! И найдут быстро. Что это для Колодникова и его волкодавов? Тут работы на сутки. Лешку посадят. Посадят. Даже если учтут все обстоятельства, то ему пара лет отсидки обеспечена. Хорошо, если удастся выбить условник. Сейчас вызову «Скорую», они тут же заряжают ментовку, к обеду Лешка будет уже подследственным".
Он представил себе, как это дитя его странной любви сидит в обезьяннике, потом на зоне, в бараке, вместе с этими остальными уродами и отморозками.
"Ни за что!" — решил он.
— Лёша, ты понял, что, то, что ты делал сегодня ночью, было большой глупостью? — спросил он.
— Да, еще там, в деревне.
— Хорошо, если так. Дай мне слово, что больше ни шагу не сделаешь к этим друзьям?
— Хорошо. Даю слово.
— Ладно.
Он обернулся к Светлане.
— Не надо «скорую», я сам все разрулю.
Он прошел в прихожую, нашел в телефонной книжке номер, и когда абонент поднял трубку, спросил: — Это Антон Ильич?
— Да, Георгий, это я.
— Узнал?
— Конечно.
— Антон, тут такое дело. Нужно оказать одному мальчику хирургическую помощь на дому.
— На дому?!
— Да. Не спрашивай только почему, это не телефонный разговор.
— Это ясно. А что хоть мне брать с собой? Какой характер ранения?
— Огнестрел в мягкие ткани плеча. Похоже, что навылет.
— Хорошо, называй адрес, скоро буду.
Косарев продиктовал адрес и стал ждать.
Ведущий хирург городской больницы Антон Ильич Гусев был старинным другом Косарева. Получилось так, что Георгий лет десять назад помог замять щепетильную историю с сыном Гусева, и тот был ему за это очень благодарен. Тот влип в криминальную историю примерно так же, как Алексей — вслепую. Косарев перевел сына хирурга в категорию свидетелей и тот избежал наказания. Они не были слишком близки, но это чувство взаимной симпатии было выше простой благодарности за проделанную работу. Хирург приехал быстро, буквально через десять минут после звонка.
— Здравствуй, Жора.
— Приветствую, Антон.
Они обнялись, потом Косарев помог доктору раздеться.
— Что случилось то?
— Да что может случиться? Мой сын, точно так же, как твой Вовка, ввязался в криминальные делишки, и получил пулю в плечо.
— Бог мой! Постой, у тебя, же, вроде, дочь? Дарья?
— И сын тоже.
В коридоре появилась Светлана.
— А это вот его мать, — пояснил Косарев.
— Света, — представилась хозяйка дома.
— Антон, — представился хирург, а потом снова развернулся к Георгию: — Его ищут?
— Да. Его вообще-то, там использовали на подхвате, в темную. Сказали: "Поехали, прокатимся". А там дело до стрельбы дошло.
— Понятно. Дайте помыть руки.
Светлана не смогла смотреть на все процедуры с ее сыном, и помогать хирургу пришлось Косареву. Через час они вышли в коридор. При этом испарина на лице милиционера была ничуть не меньше чем у доктора. Антон закурил, и сообщил обоим родителям: — В рубашке ваш сын родился. Сантиметром ниже, и попал бы в артерию. Сантиметром выше — раздробил кости. Тогда бы я отказался его оперировать. А так рана чистенькая, жизненно важные органы не задеты. Сейчас наркоз отойдет, будет немного больно. Завтра вечером я приду, сделаю ему перевязку.
— Спасибо, Антон!
— Да, огромное спасибо.
Косарев пожал доктору руку, потом спросил: — Выпьем?
— Да можно. Я с ночного дежурства, так что могу себе позволить.