Первый, кого посетила Софья в тот же день после выхода из ИВС, стал отставной десантник Соков. Иван Макарович смотрелся гораздо лучше, чем в последнее посещение майора. Он был слегка с похмелья, но все так же не брит, и в квартире царил все тот же бардак.
— Ну, что, вояка, оклемался? — по панибратски спросила она.
— Да, сколько можно пить. Все, завязываю.
— Ну, так что, Иван, продашь мне квартиру? Решился?
Тот чуть подумал, потом отчаянно махнул рукой.
— А, пропади она пропадом! Продам! Надо к Надьке ехать, нехрен тут болтаться, как дерьмо в прорубе. А у тебя деньги то есть, подруга моя кареглазая?
Сонька довольно хмыкнула.
— У меня нет, так есть у других. Хочешь, я тебе в день найду покупателя и в день все оформим?
— Годится. Только ты то чего суетишься? Тебе с этого сколько отстегнуть?
— А сколько не жалко, столько и дашь. Я баба не жадная.
— Не жадная, а дать то не дала, — и Соков попытался обнять цыганку.
— Ну, все еще впереди. Собраться быстро то сумеешь?
— Что мне, собираться, только ордена собрать, фотографии, а вся эта хрень деревянная мне не нужна! Хоть на помойку ее выбрасывай.
— Зачем выбрасывать. Мебель я тебе тоже помогу продать, — сказала цыганка, берясь за телефон.
В самом деле, через два часа в квартире Сокова кружилось человек двадцать цыган и цыганок. Они брали у майора все — от стенки из полированного ореха, до ношеных трусов и маек. Соков еле успел содрать со стен фотографии да из стенки документы, награды и памятные безделушки. Всем этим цыганским ураганом заправляла Сонька, и, надо сказать, делала она это виртуозно. Мимо нее не походила ни одна вещь без оплаты. После того, как Зубаревская оказалась на свободе, ее авторитет в цыганской среде значительно возрос. И это не смотря на то, что она при этом засадила за решетку сводного брата. Остальные цыгане восприняли все эти проделки Соньки с восхищением.
Затем в квартире появились и узбеки, таджики — торговцы с рынка. Эти брали вообще все: вплоть до дырявых ведер и гнутых вилок. Через четыре часа такого урагана Соков остался с раскладушкой и чемоданом в пустой квартире. Под это дело у него чуть не увели чемодан с документами и орденами, и та же Сонька с матами отобрала его у одного шустрого цыганенка.
На следующий день, с утра, Сонька привела в квартиру Сокова не кого иного, как Александра Александровича Александрова.
— Вот, Саша, посмотри, какая хорошая квартирка, — сказала она, показывая рукой на пустую залу, с сидевшим на раскладушке лохматым хозяином.
— Да, не плохая хатка, — согласился тот.
— Три комнаты, улучшенная планировка, изолированные комнаты, две лоджии, кухня шестнадцать метров. Второй этаж, не угловая. Персик, а не квартира!
Они разговаривали так, словно хозяина квартиры не было и в помине. Тот хотел что-то заявить, откашлялся, попытался встать, но не смог. Вчера майор, получив из рук Соньки деньги за обстановку, не удержался и хорошо наквакался.
— Когда вы сможете ее купить? — спросила Сонька.
— Хоть завтра. Документы готовы?
— Да, осталось две подписи. Хозяина, — она кивнула на Сокова, — и ваша.
— Хорошо, приезжайте. Деньги наличностью?
— Да, конечно.
Они вышли, а Соков, чуть подумав, завалился обратно на раскладушку.
Сонька в этот день каталась по городу на такси. Могильщик был занят другими делами. Взяв свою «шестерку», он все же первым делом направился в сауну к Абдуле. Он знал, что там любили попарить кости уголовные сливки общества. Расчет его оправдался. В бане оказался авторитет старой закваски, Антоныч. Этот невысокий, худощавый старичок жутко любил попарить веником своим исписанные татуировками конечности. Они как-то пересекались на зоне, и взаимно друг друга уважали. Началась, все, естественно, с рассказа Жоры о том, как им с Сонькой удалось кинуть ментов и выйти почти совсем уже из зоны. Потом пошли разговоры о прошлых отсидках и знакомых уголовниках.
— А Шешель то что, сыграл в ящик? — спросил Жора.
— Да, тубик его съел, как бобик косточку, — ответил Антоныч, потягивая старомодное «Жигулевское». Других сортов пива старый волк не признавал.
— Да, он еще худой был, как глист, — припомнил Могильщик. — Что там еще тубику было грызть? Кости? В любую форточку ведь пролазил. А Камора где?
— Камора доходит. Видел я его с полгода назад. Опух так, что зенки еле видны. Счас, говорят, уже не встает. Цирроз. Лупанет стакан водки, и воет от боли. Чуть отойдет, снова к стакану тянется.
Могильщик покачал головой.
— Да, пить надо тоже уметь. А я ведь с ними ведь начинал, и с Каморой, и с Шешелем. Хаты мы с ним долбили — айда ушел. Камора замки вскрывал как шпроты, а если что — я фомкой косяки отжимал. За день иногда по десять хат обносили. Счас, поди, и не осталось хороших домушников. Я помню, Вова Сыч был такой, кореш мой по волейболу. Тот все с крыши на балконы пикировал.
Антоныч кивнул головой.
— Помню, как же. Хороший был балконщик. Загнулся Вова в дальнике, в Воркуте.
— Да ты что!
— Да. Сын его, вроде, тоже по хатам у нас шустрит. Так же, с крыши. Ему и погоняло досталось по наследству — Сычек.
— А с кем он работает? Там одному то тяжело. Все равно страховаться нужно.
— Не в курсах я, это не моя грядка, — засмеялся Антоныч. Тот и в самом деле был классическим налетчиком. Ему, было, легши нож к горлу поставить, чем взломать хату.
— А живет он где, не знаешь? Надо бы повидать парня, спросить, что там было у отца.
— Нет, не знаю. Он не наш, волчонок, отвалился сам по себе. С нами не мутиться, не уважает старичков.
Они расстались по дружески, но тем же вечером, сидя в ресторане «Арбат», Антоныч поделился информацией с другими своими корешами: Клыком, Мишкой-Сашкой, Авдоном.
— Сегодня у Абдулы видел Жору Могильщика. Он со своей цыганкой отмазался от зоны. Жора все что-то про домушников расспрашивал, про балконщиков. С пронырой так базарил.
— Чё это он? — спросил Клык, невысокого роста мужичок с золотыми зубами. Кличку свою он получил после того, как в побеге убил и съел в тайге настоящего медведя. Клык несчастного животного он с тех пор носил с собой, вроде амулета. Вот и сейчас он болтался у него на шее, на массивной золотой цепи.
— Вот и я то же думаю — чё это он? — продолжил Антоныч. — Ему сейчас ноги надо делать, а он по саунам ходит, разных, непонятных чувачков ищет.
Пару минут все молчали, жевали свой салат. И только после выпитой рюмки Миша-Саша, самый авторитетный среди них, сказал: — Живот мне вчера вякнул, что каким-то нашим бакланам крупный куш обломился. Не про это ли песни Могильщика? Надо и нам тогда скалолазов поискать. Не зря же их Жора ищет. И лучше нам найти их до него, а не после.
Ночью Могильщик хорошо подумал, посоветовался с Сонькой, и с утра пошел не по своим старым тюремным знакомым, а направился на рынок. Его целью был небольшой мясной павильон, в котором торговала толстая, с сиплым голосом, баба. Могильщик убедился, что она благополучно торгует, посмотрел на ценники, и вышел. Он присел на железное ограждение рядом с дорогой, закурил, и стал ждать. Ждать пришлось долго, но он был привычен к этому. Двенадцать лет на зоне за нападение на инкассаторскую машину не прошли ему даром. Жизнь сделала его терпеливым, что ему так не хватало с молодости. Второй срок он схлопотал в двадцать лет, как раз на квартирной краже. Они тогда с утра с Шешелем подломили одну квартиру. Делали все как надо, "с прозвоном". Но неожиданно дома оказалась неучтенная никакими расчетами бабушка. Услышав, как трещит выламываемая Жорой дверь, она выскочила на балкон, и заголосила на весь район, что её убивают. Им бы тогда переждать этот весь шухер в подъезде, или уйти по чердакам. Но, запаниковавший Шешель первый сквозанул вниз, за ним. ничего не соображая, и Жора. Они так хорошо нарисовались перед десятками заинтересовавшихся глаз, что взять их было делом техники. И срисовали то как раз не Шешеля, тогда молодого и худенького, а его, Жору, с его дикими габаритами. Те три года Жора сейчас считал разминкой, проверкой прочности перед третьей, уже солидной отсидкой.
Нужный Могильщику человек приехал к обеду. Он заскочил в павильон, переговорил с торговкой, и вышел на улицу. Но, у машины его остановил Жора.
— Добрый день, уважаемый.
Тот, подняв глаза, удивился. Николай Сычев двадцать два года работал криминалистом, и последние семь лет возглавлял экспертно-криминалистический отдел. Могильщика он, конечно, знал.
— Жора?
— Я самый. Николай, ты не пугайся, я не наезжать пришел, дело есть. Перетереть бы надо кое-что без лишних глаз.
— Ну, садись.
Жора нырнул в машину, Сычев выехал от рынка, на соседней улице затормозил.
— Ну, что надо? — не очень дружелюбно спросил он.
— Подзаработать не хочешь? Двадцать кусков?
— Двадцать!?
— Да.
Могильщик достал из кармана две пятитысячные, положил их на панель.
— Если что исправить в экспертизе, то даже не проси, — сразу пообещал эксперт. — Я на такое не пойду.
— Да нет, тут проще. На пианино надо поработать. Квартиру у меня обнесли. Вынесли кое-что мне дорогое, как память. Я догадываюсь, кто это, но они же, если что, в отказ пойдут. Что мне тогда, гестапо на дому организовывать? Каленым железом пытать? А у тебя все железно. Пальчики, копытца — все по науке. Тут уж не отвертишься.
Сычев хмыкнул.
— Так ты мне пальчики предлагаешь снять? Дактилоскопическую экспертизу? — понял он.
— Ну конечно! А потом пробьешь их по своей картотеке, и скинешь мне по трубе их поганые фамилии и адреса.
Николай немного подумал, потом согласился.
— Ну ладно, поехали. Инструменты у меня как раз при себе, — он глянул назад, где лежал знаменитый его дипломат, до ужаса потрепанный и несовременный.
В квартире на улице Павлова Сычев долго рассматривал разбитое стекло.
— Да, тут они, похоже, работали в перчатках. На скотче отпечатки хорошо ложатся. А тут их нет.
Потом он долго снимал отпечатки пальцев с косяка, так же долго обрабатывал порошком комод.
— Они ушли как, через дверь? — спросил он.
— Скорее всего. Там защелка.
— Тогда и там поищем. Ваши с Сонькой отпечатки у меня есть. Кто еще тут мог наследить?
— Вряд ли. Квартира полгода стоит пустой. А Сонька тогда сразу тут все вымыла.
Через полчаса он покинул квартиру на Павлова. В тот день главный криминалист города работал как никогда вдохновенно. Коллеги Сычева давно не видели его столь деятельным и оживленным. Через два часа он позвонил Могильщику на трубу, но по имени его не называл.
— Еле нашел его. Один пальчик на замке оставил, представляешь?
— Кто?
— Ты знаешь, я так прикололся. Твой этот форточник мой полный тезка.
— Сычек, что ли?!
— Да, похоже. Сычев, Николай Владимирович. Восемьдесят пятого года рождения, проживает по адресу Пархоменко пятьдесят два, квартира семь. Судя по учетной карточке — живет с бабушкой. А вот второй напарник мне неизвестен. Пальчиков его у нас пока нет.
— Хорошо, и этого хватит. Завтра в тоже время я завезу тебе остальные деньги.
— На рынок?
— Да.
— Тогда можешь отдать моей жене. Хотя… Нехрен ей про это знать. Они мне самому пригодятся. Ладно, дождись меня. Я буду в час.
Пока Жора искал своего обидчика, подполковник в отставке Косарев мучился с жесточайщего похмелья. Головную боль он относит к той самой настойке на боярышнике, которую, как он прекрасно знал, готовили из красителя и технического спирта. В милиции он появился в одиннадцать утра, хмурый, как осеннее небо. Колодников был на месте, разбирался с какими-то бумагами.
— Привет, как дела? — спросил Косарев.
— Хуже не куда, — буркнул Андрей. — Куликова Соньку из под стражи отпустила.
Косарев ахнул и, аж сел на стул.
— Да что ты говоришь?! Купила ее Сонька?
— Скорее всего. Купила со всеми потрохами. Но это же хрен докажешь. И платят им сейчас как ни кому, кусков по тридцать отваливают, а все равно — хапают и хапают.
Косарев хлопнул ладошами по коленкам.
— Ну, все! Хрен Соньку теперь найдешь.
— В том то и дело.
— Она еще в городе?
— Да. Доделывает свои делишки.
— Ну, так что ж ее, прищучить, что ли нельзя? Может, хулиганку ей навесить да сунуть по административному, на пятнадцать суток?
Колодников усмехнулся.
— Ага, и что ты ей пришьешь? "Материлась матерными словами в сторону родной матери, сука подколодная", — процитировал он один популярный протокол.
— Ну, я не знаю, но надо что-то делать! Ведь через недельку в суде ей уже не отвертеться, нужно только ее закрыть, чтобы она не сбежала. Ты делай что-нибудь, Андрей!
— Да что ты мне говоришь! — уже закричал на него Колодников. — Делай! Знаешь, как Попов сегодня на меня орал: "Не смей больше заниматься этой цыганкой, сели в лужу с вашей этой прокуратурой!"
— А что он на тебя орал? Он что, опять за начальника? Панков то где!? Он у вас вообще то работает?
— Ну, Логунов в отпуск пошел, а Панков опять уехал в госпиталь. Что-то у него с почками.
— И ты ее так отпустишь? — вернулся к Соньке Косарев.
— Ага, счас! Не гоношись, Георгиевич! Ребята работают. Ты по мотоциклисту рапорта принес?
— Да, — Косарев расстегнул куртку, достал свернутые вдоль листки.
— Что там Михалыч. Скоро его выпишут? — поинтересовался Колодников.
— Да он уже дома.
Между тем Колодников начал читать один из листков, потом с недоумением поднял брови.
— Это чей, Мазурова. А, разве их было не двое?
— Кого?
— Мотоциклистов.
— Кто сказал, что их было двое?
— Да из вас кто-то.
— Нет, один он был. Один мотоциклист.
Андрей посмотрел второй листок, хмыкнул удивленно.
— Ну вот, а мы значит, зря на это парня наезжаем. Мы с него адрес и имя подельника, а он — ни в какую.
— Что он там показал? — стараясь говорить как можно небрежней, спросил Косарев.
— Показал, что был один, дом поджог из хулиганских побуждений.
— А отец его что?
— А что он? У богатых свои причуды. Разругались они тут, как две базарных бабы. Папаша сказал, что если сын так хочет, то пусть садиться в тюрьму. Он ему даже адвоката не оплатит.
— Круто.
— Да, там типичная история. Отец развелся с Сашкиной матерью, женился на молодой бабенке. Сына забрал себе, дочку оставил матери. У мачехи скоро родился ребенок, а Сашка его ревнует к отцу. Все в контры воспринимает! Ну, и понеслась коза по грядкам.
— Понятно. Ну, я пошел?
— Да, спасибо, Георгиевич.
Но далеко уйти Касареву не удалось. На крыльце он столкнулся с Сергеем Шустовым. Тот, тяжело отдуваясь, поднимался по крутым ступенькам. Увидев Косарева, он махнул ему рукой.
— Можно вас на минутку.
— Да, конечно.
— Это вы посоветовали сыну идти в одиночку? — спросил он напрямую, когда они отошли.
— Да. «Паровозом» ему в зону идти ни к чему.
— Это хорошо. А можно его вообще перевести в разряд свидетелей?
— Это как?
Тут голос подал второй человек, шедший за предпринимателем. Косарев его немного знал, это был адвокат Васильев.
— Он может дать важные показания против одного, очень известного в городе бизнесмена. Я вчера поговорил с Сашей, он рассказал мне много интересного.
— Это насчет поджога?
— Да, насчет его.
Косарев задумался.
— А, пожалуй, так можно сообразить. Получит ваш сынок тогда условный срок даже больше, но по договоренности все равно полетит белым лебедем домой. Поговорите с Колодниковым, если он согласиться, то все будет окей.
Он хотел проводить гостей в кабинет Андрея, но тут загудел его мобильный. По прикольной ментовской традиции играл он, конечно, «Мурку».
— Да, слушаю.
Голос Мазурова сказал всего несколько фраз, но Косарев колобком скатился с крыльца и поспешил к ближайшей остановке.