Глава 20

— Я же и объясняю, — чуток осмелел мужичок. — Там мы три комнаты занимали, а переехать пришлось — в две, крохотные. И с тем смирился. Но вдруг совсем чёрная полоса началась…

Тут я заржал. Не удержался. Если до сих пор всё происходящее мужиком как чёрная полоса не воспринималось, то я даже не знаю. Где б мне такое смирение прокачать. Впрочем, ну его нафиг, мне и так норм.

Мужичок терпеливо (!) переждал взрыв веселья и продолжил, как только я успокоился:

— Невыносимые вещи стали твориться, понимаете ли… Всякие разные гадости. Посуда бьётся сама по себе. По ночам — крики, шумы непонятного происхождения. Утром встану — а у меня весь костюм в чернилах! Это же не отстирать, как в этаком на службе покажешься. А у ребёнка, например, с утра, все волосы в колтунах, да так, что и не расчешешь. И жильцы другие всё это слышат, жалуются. Хозяин грозится выгнать.

— Кикимора? — предположил я, наконец-то почуяв суть дела. — Эти суки и не такое исполняют. Скажите спасибо, что живы.

— К сожалению, вы ошибаетесь, простите. Не кикимора вовсе. А просто домовой, оставшийся от прежних хозяев, видимо.

— Откуда уверенность, что домовой?

— Слышали, как он с нашим дерётся. Наш одолеть его не может…

— Охренеть. Две твари по цене одной…

— Простите, господин охотник! Наш домовой — вовсе не тварь, он ещё моему дедушке по хозяйству помогал, никто про него слова плохого сказать не мог, и до сих пор не может. Но этот, новый — он же его со свету сживёт!

Тут я вынужден был ненадолго отвлечься. Чтобы выпить. И подумать.

Если подумать, то выходила очччень интересная история. Выходило, что есть на свете мистические существа, которые не являются тварями, в привычном понимании.

А почему так?

«А потому, — вдруг буквально произнёс у меня в голове тот самый голос, — что существа эти были тут с незапамятных времён. Но когда-то давным-давно с неба упали звёзды, и с тех пор многие изменились. Животные: медведи, волкодлаки, крысы, ящеры — видал же таких? Видал. Но есть ведь и обычные медведи, волки, кабаны, опять же. А люди? Есть колдуны, ведьмы, есть упыри, вурдалаки. Но и люди же простые есть! Вот и с остальными точно так же. Есть нормальный праведный домовой, а есть домовой, который изменился из-за упавшей звезды. И друг друга они по определению не любят. Лесовичку помнишь? Такая же хрень ровно».

Я бахнул на стойку кружку и уставился в стену.

Вот это накрыло! И, что самое интересное, я понимаю, откуда этот голос вещает. Из той части разума, которая в фоновом режиме занималась расшифровкой документов.

Стало понятно и многое другое. Например, что такие твари, как русалки и упыри, изначально предрасположены к злу. Потому они все приняли звёздный дар вообще без вопросов и изменились без вариантов. Как всё это происходило? В какой момент задавался вопрос, будешь или не будешь — этого я пока не знал. Знал лишь, что с неба пришло зло, и множество местных магических (и не только) существ охотно под него легли. Изменили свою природу. Как, например, те же черти.

— То есть, ты хочешь, чтобы я убил лишнего домового, а вашего не трогал? — уточнил я фронт работ.

— Осмеливаюсь просить… Денег у нас, право, не очень много, но я готов…

— Охотники не берут с населения денег за свои услуги. Нам казна платит. Ладно, чё, пошли. Сейчас, пиво допью только. Всё день не совсем пропащий будет.

Как охотиться на домового, я не очень представлял. Но, судя по описанию траблов, это примерно та же хрень, что с кикиморой. То есть: дождаться ночи, начать слышать странное, использовать амулет против морока, который у меня всегда с собой, узрить врага и навтыкать ему. Навтыкать — это универсальное, на всех тварей работает.

Однако мужичонка вдруг заартачился.

— Нет-нет, я сейчас не могу домой, мне на службу надо. Я ведь почти перерыв на обед израсходовал.

— Хоспаде… Беда с тобой. Эй! Фёдор! Заверни моему новому другу с собой какой-нибудь бутерброд понажористей.

— Сию секунду будет исполнено.

— Что вы, право, это не стоит…

— Война войной, а обед по расписанию. Слыхал про такое?

— Н-нет, не доводилось…

— Вот, теперь слыхал.

— Прошу вас, господин, держите.

Мужичонок взял внушительный бумажный свёрток, посмотрел на него, на Фёдора, на меня и вдруг разрыдался.

Мы с Фёдором переглянулись, подумав, кажется, об одном и том же: «Вроде ж трезвый был, чё за фигня вдруг⁈»

— Эй, дружище, — похлопал я его по плечу. — Ты — слышь — давай, завязывай с этим делом. Всё нормально будет. Порешаем мы с твоей тварью. Адрес, что ли, скажи, куда подходить.

— Я-я-яблочная восемь, — прохлюпал мужичок. — Пятая квартира.

— Яблочная, восемь, пять, — повторил я. — Запомнил. Значит, так. Приду часам к девяти вечера. Отдельную комнату мне освободите, чтоб не мешал особо. Но будьте готовы к тому, что зайду в любую. Жену предупреди, чтоб не голосила.

— Она не будет голосить, она у меня тихая.

— Ясно. А звать-то тебя как?

— Андреем Михайловичем.

— Ступай себе с богом, Андрей Михайлович, и ничего не бойся.

Мужичок, хлюпая носом и благодаря меня на чём свет стоит, удалился. Я вздохнул и вернулся к своему пиву.

— Завидую вашей работе, Владимир Всеволодович, — заметил Фёдор. — Как бог свят — завидую.

— Чего это? Поди больше моего зарабатываешь, только не подставляешься.

— Дело не в деньгах, а в том, как на вас люди смотрят. Как на спасителя, коим вы и являетесь. Будь во мне с детства дар — тоже бы в охотники ушёл, разумеется.

— Разумеется. Если у тебя дар — выбора-то и нет никакого. Мужики рассказывали. Кто и пытается соскочить — всё равно возвращаются. Вон, Аврос, вроде давненько на покой ушёл. Но я тебе так скажу: Петрушка у него ведь не от сырости завёлся. Значит, похаживает на охоту тихопёрдом, старый плут.

Фёдор сделал вид, что всё понял, и свинтил обслуживать другого клиента. Я усмехнулся.

Люблю говорить сам с собой, притворяясь, будто обращаюсь к другим людям. Люди в основном занимаются тем же самым, но неосознанно. Каждый, по большому счёту, только себя и слушает. А я всего лишь отдаю себе в этом полнейший отчёт. Честность — вежливость охотников. О! Кажись, я новый афоризм сочинил.


Теперь, когда в моей жизни появилась ощутимая цель, я воспрял духом. Тяжёлые мысли вымело из головы поганой метлой. Покинув кабак, я прогулялся до костеприёмника и вынес принимале мозги, показав два осколка от «золотого» яйца.

— Нет, — жалобно сказал тот.

— Обоснуй? — предложил я.

— Н-не кость сие.

— Как же не кость? Давай сравним с любой другой костью. Есть у вас какая-то процедура установления подлинности материала?

Процедура была. Принимала достал пузырёк с чем-то чёрным. Выткнул пробку, капнул на скорлупу. Из чёрной жидкость сделалась ярко-красной.

— Видал? Подлинник! — сказал я с уверенностью.

Уверенности на самом деле не было и в помине. Я ж не в курсе местной химии. Может, красный цвет как раз означает, что это фальшивка. Но — угадал. Принимала совсем загрустил.

— Никогда такого не приносили… Не примут у меня ведь. Не кость же, а скорлупа.

— А не один хрен, скажи на милость? Главное — что? Главное — материал. Из него ведь амулеты и оружие делают. Вот, материал.

— Ну… Могу принять, как одну.

— Схрена ли одну, когда две! — Я крутанул пальцем сначала одну половинку яйца, потом другую.

Принимала смотрел так, будто я у него на глазах режу его любимого щеночка. Аж жалко стало, чесслово.

— Ладно, не грузись так. Сдавать не буду. В Питере потом реализую — там дороже. Ну или в Смоленске.

Принимала, не таясь, выдохнул — облегчение накрыло его мохнатыми крыльями. Я, посмеиваясь, ушёл.

Так-то система приёма костей поштучно имела смысл, кривляться не будем. Земляна всё правильно сказала: кости-то, в основном, мелкие попадаются. А берут их по цене средних. Лично я уже вышел на уровень, когда у меня, в основном, средние и крупные, так что я, по уму, если на вес пересчитать, в проигрыше оказываюсь.

Но в среднем система работает. Только есть в ней вот такие вот тонкие моменты, как с яичной скорлупой. А если огненный змей вылупится, развалив скорлупу на десять кусочков? Или на сто десять? А? Вот то-то же.

В целом, пока что я решил не делать революцию в Питере. Подумать надо, осмотреться. А скорлупу эту я мастеру Сергию загоню. Пусть на амулеты пустит. Он-то не привередливый, ему по барабану форм-фактор, лишь бы материал верный был. Ни перед кем же не отчитывается.

Думая такие мысли, я пришёл к спецкамню и телепортнулся оттуда домой. Дом встретил меня умиротворяющими звуками стучащих молотков и сопутствующих выкриков с поминанием чьей-то там матери. Ясно, Ефим чего-то колхозит со своей бригадой.

Захара я обнаружил внизу, в отведённой ему комнате. Он сидел с книжкой, и это был не справочник.

— Это ещё что за внеклассное чтение? — полюбопытствовал я.

— А… — Захар смутился и отложил книжку. — Да это Марфа всё. Её Катерина Матвеевна читать приучила, вот она мне тоже теперь книжки подсовывает.

— Про любовь, небось?

— Вестимо, про любовь. Такая тоска — спасу нет.

— А нахрена читаешь-то?

— Так Марфе же нравится…

— Н-да. Беспощадны вы, любовные страдания… Ладно, предлагаю тебе немного развеяться и поохотиться, как ты на это смотришь?

— Дак, я ж — завсегда! — вскочил Захар. — Куда пойдём?

— Домового выносить. В Поречье. Мелочь, но на безрыбье сойдёт. Я так понял из описания, что там плюс-минус та же кикимора, только в профиль. Нюанс: домовых два. Один свой, его трогать не нужно. Гасим сугубо вражеского. Предупреждая вопрос: нет, я не в курсе, как их отличить. Там, по месту разберёмся. Наверное, самый агрессивный — под снос, а второго оставим.

— Понял, — ничуть не смутился Захар нестандартностью задачи. — Амулетов возьму. Сейчас идём?

— Не. Я сказал, часам к девяти, не раньше. Так что пока туда-сюда, пока поужинаем — там народ небогатый живёт, объедать не хотелось бы, — и двинем потихоньку. Яблочную знаешь улицу? Далеко это от камня со Знаками?

— С полчаса, неторопясь.

— Ну вот и отлично. Чего там по рыбе?

— Плотник ящик сделал на телегу, амулет я приладил. Тихоныч отбыл, там, на месте, мужиков просветит, как пользоваться. Скоро будет рыба.

Прекрасно. Люблю, когда запущенные процессы развиваются сами по себе, без моего участия.

— Земляна тут?

— Не, ушла куда-то.

Ну и ладно. В наш «договор аренды» не входило, что она должна передо мной отчитываться обо всех своих передвижениях. Да и я не горю желанием накладывать лапу на половину её добычи. У Земляны свои мутки, у меня — свои. При необходимости сколлаборируемся ещё. Точно так же, как с Егором или Прохором.

* * *

Улица Яблочная дышала безысходностью. Восьмой дом являл собой безысходность, как таковую. А уж пятая квартира на втором этаже…

Я постучал. Дверь практически сразу открыла невысокая кудрявая женщина с измождённым бледным лицом.

— Здравствуйте, — полушёпотом сказала она. — А вы к кому?

— Охотники мы! — бодро гаркнул Захар.

Я от души влепил ему подзатыльник.

— Чё ты орёшь⁈ Там ребёнок мелкий!

Из комнаты донёсся детский писк.

— Забыл… — Захар потёр затылок с виноватым видом. — Извиняйте.

Женщина, мигом выкинув нас из головы, умчалась к ребёнку. А к нам вышел Андрей Михайлович собственной персоной. Смотрел он тоже с удивлением.

— Домового убивать пришли, — вполголоса пояснил я. — В комнату свободную проводите. Больше ничего не нужно.

Взгляд его скользнул по нашим перчаткам.

— Д-да, конечно, извольте…

Комнаты оказались смежными. Мы прошли через одну, крохотную, завешанную сохнущим бельём. Где-то в лабиринте висящих простыней женщина нашёптывала младенцу слова утешения.

В той, где нам предстояло обитать, жил мальчишка лет пяти. Он приподнялся на кровати и с любопытством на нас посмотрел.

Я поморщился. Просил ведь комнату освободить… Впрочем, ладно, тут понятно. Жилплощадь в целом — с напёрсток. Можно, конечно, пацана в общую комнату вытурить, но там тогда вовсе не пройти будет. А походить, возможно, нынче ночью придётся.

— Миша, это, вот, охотники, — промямлил Андрей Михайлович.

— А я знаю, ты мне говорил, — отозвался Миша. — Ух, здорово!

— Говорил? Не припомню… Впрочем, у меня голова как чужая. Которую ночь не сплю…

— Сейчас всё решим, — пообещал я. — В смысле, эту ночь, наверное, спать опять не придётся, но потом всё наладится. И улыбка, без сомненья, вдруг коснётся ваших глаз. И хорошее настроение… И всё такое.

— Может, чаю хотите? Или что-нибудь… Я не знаю.

— Не нужно ничего. Дверь закройте и ложитесь, как обычно.

Андрей Михайлович закрыл дверь, и стало темно. Само собой, мелкому пацану лампу не оставят. За окном, в принципе, была ещё далеко не ночь, но солнце в маленькие окна не заглядывало.

— Ну, располагайтесь, коллега, — сказал я и сел на пол, прислонившись спиной к кровати пацана. — Ждём аномалий.

Я запалил Светляка.

— Ух ты! — выдохнул Миша. — Вот это да! А можно потрогать?

— Честно — не знаю. Лучше не надо. Потом потестирую на ком-нибудь, кого не жалко. Вот ты спросил — мне самому интересно стало.

— Вот бы мне так научиться!

— А тебе зачем?

— Ночью до ветру ходить. Страшно без света.

— Дело…

Захар, сев рядом со мной, покопался в своём мешочке и достал невзрачного вида амулет. Протянул Мише.

— Во, держи. Если в руке сжать — светиться начнёт. Слабенько, но будет. Если по чуть-чуть, то, глядишь, на месячишко и хватит. А там папке скажи — пусть сходит к торговцу амулетами, зарядит. Оно недорого.

Пацан схватил амулет и немедленно начал играться. Амулет светил и правда — едва-едва, как фонарик на последнем издыхании. Я с укоризной посмотрел на Захара.

— Вот и где ты раньше был, а?

— А я чего? Я ничего! Эти амулеты вот только недавно в продаже появились, и качество — сам видишь. Ну, я взял несколько, на пробу. Да они в серьёзном деле считай бесполезны.

— Серьёзность дела, Захар, штука неоднозначная. Иногда бывает, даже такая фигня тебе может жизнь спасти.

Захар молча кивнул, впитав очередную мою мудрость. Хороший ученик, грех жаловаться.

Миша пускал по потолку «солнечных зайчиков» и был весьма доволен жизнью.

— Так, — сказал я. — Ты, во-первых, спи. Ты — ребёнок, тебе спать пора. А во-вторых, будешь так часто светить — высадишь амулет за ночь. — Сказал так и сам загасил Светляка, чтоб не подавать дурной пример.

Миша надулся, но внял. Свет погасил и начал ворочаться. Минут через пятнадцать засопел.

У меня вскорости начали неметь ноги. Я встал и прошёлся по комнате, разминаясь. Половицы завизжали, как свиньи на заклании. Поморщился. Н-да… Удобства — те ещё. Было бы за что держаться. С другой стороны, если у людей выбора нет, то и за эту халупу будешь держаться, ничего не попишешь.

Тяжела ты, жизнь офисного планктона. Больше зарплаты не поднимешь, и тот момент, когда ещё можно совершить карьерный рывок, продолбать — как нефиг делать. Что-то мне подсказывает, что Андрей Михайлович его уже продолбал. Да и не такой он человек, чтобы рывки делать. В смысле, по работе-то жопу рвануть может, это к гадалке не ходи. А вот по головам конкурентов пройти — это уже нет, сорян. Не под то руки заточены.

Вдруг послышался звук, как будто крыса быстро пробежала, цокая коготками.

Я замер, прислушиваясь. Реально крыса?.. Так-то запросто, хоромы располагают, вайб соответствующий. Удивительно, что клопов пока не заметил, но это ж только пока. Уверен, эта пакость где-то тут незримо присутствует.

Скрипнули половицы за дверью, в основной комнате. Потом как будто бы щёлкнули ножницы. Ну и как к этому относиться?.. Может, домовой пакостит, а может, женщина вспомнила посередь ночи, что какое-то рукоделье допилить забыла.

Впрочем, сама жизнь очень скоро внесла ясность. Раздался тонкий, но при этом хриплый и злобный крик:

— Да что ж ты, гадина такая, делаешь! Одно приличное платье у хозяйки!

Загрузка...