Глава 4

— Держись, Владимир! — прогрохотал издали знакомый бас. — Ух, тварюки проклятые! Это ж надо, сколько вас тут!

Ящеры, оставшиеся в живых после мощной Костомолки, заметались. Часть устремилась к новому врагу — Харисиму, часть продолжила кидаться на меня. Сущая ерунда. Всего-то восемь штук. Ещё час назад отмахнулся бы и не заметил. Но час назад миновал час назад.

Защитный Круг я не отменял — он истаял сам. И даже на Доспех моей маны уже не хватило. Это я почувствовал немедленно — ядовитые когти полоснули по правому плечу, голову едва успел прикрыть. Минус две твари. А шесть — вполне живых и бодрых. И я, держащийся уже на одной только злости.

— Я здесь!

Удар — вынесший двух тварей разом. Меч — ещё двух. Удар!

Последнюю тварь я Харисиму не отдал. Разрубил сам. Молния, ударившая в грудь, стала соломинкой, переломившей спину верблюда. В глазах потемнело. Я повалился на землю.

* * *

— … Быть может, всё-таки позвать лекаря? — услышал я, придя в себя.

— Шуткуешь, что ли? — громыхнул в ответ голос Харисима. — Какие лекаря в нашей глуши? Откуда такая роскошь? Да и толку с тех лекарей в нашем деле — шиш на палочке. Не… Не учи учёного; чай, не первого охотника на ноги ставлю. Владимир — парень крепкий, скоро очухается. Я в него два Восстановления сил вкачал.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Оклемаюсь — сочтёмся.

И открыл глаза. Находился там, где ожидал — в наследственных хоромах Харисима. Лежал на лавке, рядом на табурете сидел Харисим, на заднем фоне отсвечивал обеспокоенный Сазонов.

— Какие счёты между братьями, — буркнул Харисим. Покачал головой. — Ну, Владимир, ты и задал жару! Сколько их там было-то? Сотня?

— Да чёрт их знает, не считал. Навскидку — около того.

— Моя вина, — Харисим покаянно вздохнул. — Кабы обида глаза не застила, давно бы уж навёл порядок. А я не лез — вот твари и рады жировать. Другим-то охотникам сюда соваться тоже не с руки, мои ведь угодья! Вот ящеры и расплодились. Вона, вишь — как порубал ты их, так даже ливень прекратился и солнце выглянуло.

В грязное окно избёнки и впрямь светило солнце. Правда, как будто веселее стало.

— Если бы не ты, ещё неизвестно, кто бы кого порубал. Высока вероятность, что ящеры мной уже бы закусывали… Кости-то собрал?

— Угу. Сперва над тобой поколдовал — Противоядие, там, Заживление. После Восстановление сил в тебя вкачал, а пока ты очухивался, кости собрал. Во! — Харисим высыпал из мешка на стол груду костей. — Это все твои. Свои я забрал уже.

Прислушаться к себе, на предмет изменившегося состояния, мне показалось более простой задачей, чем пересчитывать кости.

Битва с охреневшими ящерами принесла тридцать три родии. Итого во мне клокотало семьдесят три.

Ого! Вот это уже красивый расклад. Это уже повод для серьёзно подумать. И костей, соответственно, тоже тридцать три. Теперь-то уж с мастером Сергием рассчитаюсь без проблем, да ещё останется.

Это ж надо — на ящерах столько поднять! Мужикам сказать — не поверят. Хотя, конечно, и для меня это оказалось ни фига не лёгкой прогулкой. Если бы не Харисим… Ладно, проехали. Результат налицо: я жив. И даже уже вполне бодр. А значит, едем дальше.

Я поднялся с лавки. Сгрёб груду костей в мешок. Поклонился Харисиму.

— Спасибо тебе, хозяин, за охоту и за приют. Потопали мы с господином купцом первой гильдии до Санкт-Петербурга. Счастливо оставаться.

— Да ещё не хватало — пешком идти, — возмутился Харисим. — Такую-то грязищу сапогами месить! Сейчас, погодь. Деревенских покличу, телегу сообразят. За то, что ты их от ящеров избавил, они тебя в тот Петербург на руках отнести должны.

* * *

Телегу нам действительно подогнали, причём довольно быстро. На козлы уселся тот мужичонка, что выступал просителем. От него я без особого удивления узнал, что за моим героическим поединком с ящерами наблюдала вся деревня — забравшись на чердаки и высокие деревья.

— Песню про вас сложить надобно, господин охотник, — закончил рассказ мужичок.

— Боже упаси. Ты ещё скажи — фанфик написать. Нет уж, обойдусь.

Две версты телега преодолела вполне сносно, мы ухитрились даже нигде не увязнуть. Часу не прошло, как вкатилась на булыжную мостовую столицы. Тут уже дорогу показывал Сазонов, и в описании прозвучали слова «постоялый двор».

— А это зачем? — удивился я.

— Ну, а как же? Вам отдохнуть надо, переодеться. Перекусить, опять же — это и я бы не отказался. А на том дворе меня хорошо знают. На постой и без оплаты примут. Саквояж-то мой в Смоленске остался, — Сазонов вздохнул.

— Ну, деньги-то у тебя вряд ли в саквояже были, — хмыкнул я. — Наверняка при себе, слуге бы не доверил. Но это — ладно. Суть та, что на постоялый двор мы не едем. Вези-ка сразу в мастерскую.

— Сразу? Прямо… вот так?

Сазонов посмотрел на меня. На изодранный на плече и запястье охотничий костюм — весь покрытый кое-как замытыми пятнами моей и тварной крови. Спасибо, хоть не мокрый — Харисим просушил мою одежду каким-то простеньким колдовством. Надо бы узнать, что за штука такая, пригодится.

— Не костюм красит человека, а человек костюм, — наставительно сказал я Сазонову. — Указывай дорогу. Раньше дело сделаем — раньше отдохнём.

У меня, собственно, к Питеру ещё и другие вопросы имеются, так что рассиживаться тут долго я в принципе не был расположен. Оставлять усадьбу надолго без присмотра мне совершенно не хотелось. Мало ли, какие ещё доброжелатели там нарисуются. Я, собственно, чего и свинтил так внезапно — чтобы никто не догадался.

— Воля ваша, — вздохнул Сазонов и объяснил Мотьке, куда ехать.

Добрались минут за двадцать.

Мастерская представляла собой длинный и высокий барак, в котором кипела шумная и малопонятная непосвящённому человеку работа. Над входом висела подвыцветшая табличка: «Мастерская паровых машин И. И. Ползунова». У входа курили несколько работяг.

— Хозяин на месте? — не здороваясь, спросил Сазонов. — Ланген?

— На месте, как не быть! — Один из работников посмотрел в приоткрытые ворота и кивнул: — Вона, бежит. Чует рубль…

Мне показалось, что вполголоса было добавлено «сволочь немецкая», но я бы не поручился. Слишком уж шумно было.

А к нам действительно выбежал в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил, в замызганной рубахе с подвернутыми рукавами, в жилете и без шляпы.

— А-а-а, Сазоноф! — обрадовался он и затряс купцу руку. — Добро пошалофать!

А потом затараторил по-немецки.

Чем-то он неуловимо напоминал портного Брейгеля из Поречья. Да, наверное, все европейцы, прижившиеся в России, были чем-то похожи. Понимали, что Господь дал им офигенный второй шанс, и держались за него всеми когтями и зубами. А именно, освоив профессию, вкалывали, как проклятые, хватаясь за любую возможность заработать и принести пользу. Не хотели обратно. Не зря ж тут Европу прозвали Пеклом. Явно не за сходство с деревенской баней.

— Да ты не трещи! — прикрикнул Сазонов. — К тебе клиент приехал, понимай? Деньги привёз! Меня слушать надо. Его слушать — а не самому трещать!

Он орал, перекрывая шум мастерской, в святой уверенности, что чем громче, тем понятнее. Впрочем, и господин Ланген не отставал — голосил, как раненый бизон. Ухватив Сазонова за рукав, потащил его в мастерскую.

Я так понял, что этим двоим нужно время, чтобы договориться, и с тоской огляделся.

Услышал негромкий вздох — едва ли не над ухом. Обернулся и увидел бледного господина в парике. Он стоял, опираясь на трость. В другой руке держал платок.

— Тоже машинку прикупить задумали? — спросил я. — Дело хорошее. Только вот менеджера по работе с клиентурой я бы поменял на их месте. Нихрена ж не понятно, что этот немец говорит. А ну как гадость какую-нибудь?

— Нет, сударь, мне нет нужды покупать паровую машину, — грустно ответил господин. — Я её, видите ли, изобрёл. А сей, как вы изволили выразиться, менеджер — это мой компаньон герр Ланген.

Я быстро соотнёс в уме различные кусочки информации, а именно — припомнил надпись на табличке. И спросил:

— Господин Ползунов, полагаю?

Господин Ползунов вежливо поклонился. И, видимо, сделал это напрасно — его тут же скрутил приступ кашля. Рот он старательно при этом прикрыл платком, на котором потом остались красные пятна.

— Прошу простить, — пробормотал Ползунов. — Чахотка… Каждый мой день может стать последним.

Я пожалел мужика и от щедрот души кастанул Восстановление сил. Ползунов как-то сразу выпрямился, глаза сверкнули. С подозрением спросил:

— Что это вы сделали?

— Ничего особенного, просто восстановил вам силы. Я — охотник.

— Охотник… — Он скользнул взглядом по моей перчатке, мечу и как-то грустно усмехнулся. — Что ж, благодарю вас. Давненько я так хорошо себя не чувствовал. А не угодно ли вам выпить, господин охотник?

— Можно просто Владимир. Выпить — конечно, можно…

Я посмотрел на мастерскую. Ползунов махнул рукой:

— Не беспокойтесь. Если Ланген в кого вцепился — это на час минимум. Эй! — Он подозвал одного из рабочих, который припозднился на перекуре, и велел передать, если будут спрашивать, что я в компании господина Ползунова нахожусь в заведении «Хрустальная сова».

Я резко изменил свои планы вовсе не потому, что до зарезу хотелось выпить. Просто посчитал крайне небесполезным сделать это в компании с человеком, который числится изобретателем паровой машины. Может, скидка выгорит, или какой другой важный нюанс. Ну, мало ли.

И кое-что таки выгорело. Только совершенно неожиданным образом.

Мы зашли в «Хрустальную сову» — крайне приличный кабак со скатертями на столах — и Ползунов, вместо того, чтобы сделать заказ, как все нормальные люди, просто махнул тростью по пути к столу. В результате этого взмаха, как только мы сели, перед нами немедленно образовался графин и две стопки. А также две тарелки с богатым выбором закусок.

— А вас здесь уважают, — заметил я.

— В последнее время злоупотребляю гостеприимством, — вздохнул Ползунов и наполнил из графина стопки. — Звучит, конечно, мрачновато: «Последнее время»… Но ведь так и есть. Врач категорически запретил мне алкоголь, однако этот же врач столь же категорически сказал, что спасения нет. Так и где же, я вас спрашиваю, логика? Что, если я буду пить, то недостаточно пропотею перед смертью?

Под конец Ползунов говорил сипло, а договорив, раскашлялся в платок. Справившись с приступом, поднял стопку и сухо произнёс:

— Будем.

Мы выпили. Я закусил. Ползунов, видимо, после первой не закусывал. Настоящий десантник, только чахоточный.

— Больно смотреть, знаете ли, как дело всей моей жизни переходит в руки торгаша, — сказал он. — К тому же торгаша откровенно неумного.

— А кто ж вам мешает переделать завещание на кого-нибудь другого?

— В силу определённых обстоятельств… Впрочем, всё это правовые тонкости, мне безумно скучно в них вдаваться.

— Если хотите, у меня есть хорошие друзья — сёстры Урюпины. В правовых тонкостях разбираются, как заяц в морковке. Может, чего присоветуют.

— Мне жить осталось, быть может, день или два, — грустно улыбнулся Ползунов и налил ещё по одной. — И позвал я вас не по этому поводу.

— А по какому же?

Ползунов молча поднял стопку. Мы выпили. На этот раз закусили оба. После чего немного порозовевший Ползунов придвинулся ко мне и тихо, доверительно сказал:

— Хотите ли вы, господин охотник, прибить одну исключительно редкую и интересную тварь? Заверяю: ваши соратники долго будут в кабаках слушать эту историю, раскрыв рты.

* * *

Ползунов рассказал мне свою историю. Родился он не то чтобы совсем, а всё ж таки далеко от столицы — в Екатеринбурге. Родился ни разу не в аристократической фамилии, а наоборот — в простой, но достойной семье. Учился у главного механика уральских заводов, с механизмами с детства был не просто на ты, а на «эй, ты, сгоняй за пивом».

Повзрослев и заматерев, Ползунов начал много думать. И так однажды он придумал усовершенствовать одноцилиндровую паровую машину. Ну да, технически, машину он не изобрёл, но крайне удачно проапгрейдил. Чертёж был показан государыне императрице, та, проконсультировавшись со спецами, вынесла резолюцию: «Годнота, надо брать».

И Ползунова выдернули в Питер, где он получил деньги, материалы, мастерскую, рабочих и — Лангена до кучи. Ланген принёс в проект какую-то часть своего видения, с чем-то Ползунову пришлось согласиться. В общем, какие-то умные люди так всё выкружили, что официально доля Ползунова в изобретении — ровно 50%.

Ползунов был человеком неглупым и прекрасно понимал: надо сказать спасибо, что хоть столько оставили. К тому же на мастерской написали его имя, а хороший понт, как известно, дороже денег.

Но Ползунов на самом деле об этом до поры думал мало. Его пёр сам процесс работы. Хотелось увидеть машину в деле. И тут вдруг началось странное.

— В одночасье поплохело мне, — рассказывал Иван Иванович. — Лёг спать, как человек, а проснулся — развалиной. И кашлять начал. Всю ночь ещё, помню, какая-то дрянь снилась, как будто душит кто-то. Душит-душит, а потом отпускает — и дыхание высасывает. Ну, это мне врач объяснил, что организм такие картинки придумывает, чтобы самому себе болезнь объяснить, как-то так.

— Ну, допустим…

— Дело шло, машина собиралась. А я с каждым днём становился всё хуже и хуже. И даже мне самому сделалось ясно, что до запуска не доживу. Дело моей жизни, представьте! А я не увижу, как оно работает.

— Отстой, согласен.

— Тут-то он и случился. Я шёл из мастерской к дому глубокой ночью, едва держался на ногах. А он выскочил на меня из темноты.

— Кто — он?

— Чёрт.

Я хрустнул шейными позвонками и посмотрел на Ползунова с возросшим интересом.

— Так-так-так?

Иван Иванович, похоже, ждал, что я удивлюсь или испугаюсь. Но, поскольку я ничего подобного не сделал, он тоже решил разыграть покерфейс.

— Прелюдию, с вашего позволения, опущу. Итог: мы заключили сделку. Чёрт пообещал мне, что я увижу запуск машины, а взамен я через десять лет отдам ему свою душу. Не богу, то есть, а ему.

— И вы согласились.

— Поймите: для меня не было ничего важнее! Разумеется, я согласился. Хотя даже не верил особенно. Однако ночь проспал спокойно, а утром как будто легче сделалось. Врач только руками разводил. А я с каждым днём шёл на поправку!

Ползунов снова налил, мы выпили. Потом он ещё покашлял и продолжил:

— Запуск прошёл успешно, первый образец получился замечательным и оправдал все возложенные надежды. Посыпались заказы — государственные и частные. Многие заводы постепенно снабжались моими машинами. Кстати говоря, завод по производству охотничьего оружия и амулетов — тоже. — В голосе его звучала неподдельная гордость. — А я, конечно, не сидел сложа руки. Меня посетили новые идеи, я постоянно совершенствовал проект.

— Десять лет промчались незаметно, верно я понимаю? Пролетели как один день?

— Совершенно незаметно, — поник Ползунов. — С мая мне вновь начал сниться странный сон, и кашель вернулся. Всё повторяется. Точного дня я не помню, но… Месяц, когда мы заключили соглашение с чёртом — июль. И вот, я готов принять свою судьбу.

— А я вам зачем в таком случае?

Ползунов вдруг ударил кулаком по столу.

— Если я смирился со своей судьбой, это не значит, что перестал быть человеком! Чёрт — одна из тварей, терзающих род людской. Вот я и предлагаю вам дождаться моей смерти и убить чёрта, который явится по мою душу. При том, что вам не нужно будет беспокоиться обо мне, я — идеальная наживка. Ну как, господин охотник? Интересно такое?

Я подумал, держа в руке очередную стопку. Её же назначил для себя последней. Подумав, выпил и с шумом вдохнул через нос.

— Интересно. Только всё будет несколько сложнее. Во-первых, чёрта я действительно убью. Во-вторых, душу вашу он не заберёт. А в-третьих, от «чахотки» я вас вылечу нынче же ночью.

Загрузка...