Чёртовы колядки

Глава 8

Я молча терпела боль в стёртых ладонях и помогала Елизавете укладывать на сеновал душистое сено. Было немного за полдень, от нагретой крыши сарая поднималось вверх жаркое марево. Пантелей Семёнович помог нам немного, но потом заспешил – у него ещё работа была. Елизавета проводила его до калитки, а я только и смогла, что помахать рукой, сидя на чурбаке у сеновала. Думать ни о чём не хотелось, я чувствовала себя такой усталой от этой своей жизни, и от вечных оправданий, которые я себе всегда находила, от той новой реальности, которую я сама себе придумала и рассказывала всем раньше.

– Елизавета, что мы ещё делать будем? – спросила я, уже привыкнув к тому, что хозяйка без дела никогда не сидит, свою же усталость и все эти трудности где-то в глубине души я считала хоть каким-то искуплением.

– Сейчас очень жарко, отдохни. А я иван-чай переберу, у меня собран недавно, – ответила с крылечка Елизавета.

– Я хочу на озеро сходить, искупаться, можно?

– А чего ж нельзя, ступай, – кивнула хозяйка дома, – Ты по тропке иди, мимо мельницы, там бережок пологий, песок, хорошо…

– А ты? Идём вместе? – позвала я и вдруг заметила, что на лице Елизаветы нет ни следа усталости, словно она только что встала с постели, отдохнув.

– Ты сама сходи, – ответила та, – Тебе надо…

Я шла по узкой тропке и ладонью гладила головки полевых цветов, как я делала в детстве. Тропка шла по краю пригорка, мимо старой деревянной мельницы, внизу яркими солнечными бликами играло большое озеро. Мельница мне показалась заброшенной, но подойдя ближе я увидала, что дверь открыта, а возле неё стоит знакомая мне телега, запряжённая Рысухой. В двери показался и сам хозяин Рысухи – Михаил, на плече у него был мешок.

– Ты, Михаил, на будущей неделе приезжай, тогда уж точно всё готово будет, – за Михаилом вышел невысокий крепкий человек, в белёсой, присыпанной мукой одежде, – Теперь ветра нет, так что покуда вот я и «поворота́» чиню, да жернова чищу.

– Ничего, пока этого нам с матушкой хватит. Благодарствуй, Николай, – Михаил положил мешок в телегу, пожал мельнику руку и запрыгнул на телегу, взяв вожжи.

Рысуха, не дожидаясь команды степенно пошла вперёд, Михаил же, приметив меня, улыбнулся и помахал рукой. Я ответила ему тем же и продолжила свой путь, кивнув стоявшему в двери мельницы Николаю.

– Доброго дня, – сказала я мельнику, тот ответил на приветствие и скрылся в своём хозяйстве, видимо не настроен был с гостями разговаривать.

Жаль, я бы хотела посмотреть, как устроена мельница изнутри… вообще всё в этом Карпухино интересно устроено, остаться бы здесь подольше, или вообще взять отпуск и подыскать здесь домишко. Теперь, когда Игорь погасил мой кредит, я могу машину продать… вдруг этого хватит на небольшой дом в этой деревеньке. Вернусь в город, всё обдумаю и решу. У меня есть ещё колечко бабушкино, старинное, с дорогим камнем – единственная моя личная ценность, но… можно продать и его.

Озеро впереди манило прохладой, вода плескалась о песчаную отмель, в воздухе приятно пахло озёрной водой, камышом и травой. Я прошла чуть дальше от отмели, в заросли камыша, у меня не было с собой купальника, придётся купаться в белье, но берег был пуст, так что я не беспокоилась.

Вода была прохладной, и в такую жару это меня словно оживило, я окунулась с головой и лежала на воде «звёздочкой», глядя в синее небо с плывущими вдаль белёсыми лёгкими облачками. Мысли мои были медленными и спокойными, многое теперь изменилось внутри меня… Нужно будет поговорить с Игорем, когда вернусь. И рассказать ему всю правду, он имеет право знать. И попросить прощения, вдруг он найдёт в себе силы простить меня… И новая его жена, симпатичная девушка, на ту Женю немного похожа… а я старалась этого не замечать! Мне нравилось, что все наши общие знакомые меня жалели, ведь я им рассказывала свою «историю», о бесплодии и нехорошем муже, бросившем несчастную жену, забрав у неё лучшие годы жизни…

Это кто у кого ещё что забрал, жестоко подумала я о самой себе! Неудивительно, что я получила такое испытание, и вовсе тут не в съёмной квартире дело, а во мне самой. С работы придётся уволиться, я не хочу больше там работать… Да и меня теперь, наверное, за прогулы уволят, что ж, пусть так, это даже лучше… Может быть поищу что-то на фрилансе, вспомню все свои умения, вдруг что-то подвернётся, с компьютером я на «ты», многое знаю и умею. Но…

Но больше мне хотелось вот такой жизни. Когда наработался за день, съел на ужин краюху с молоком, и спишь без всяких сновидений и угрызений совести, без призраков прошлого. Жаль, что это очень трудно осуществить, в современном мире.

Я выбралась из воды, отжала остриженные до плеч волосы и уселась обсыхать на небольшое брёвнышко, брошенное кем-то на берегу. Солнце играло в воде, камыш чуть слышно шумел, на лугу позади меня жужжали пчёлы.

Лёгкая лодка скользила по воде, и я увидела двоих людей, сидевших в лодке. Набросила на себя рубашку, хотя из-за камыша меня было почти не видно, но всё же как-то неловко. Мужчина неспешно орудовал вёслами, что-то тихо говорил, а его спутница смеялась в ответ. Какая идиллия, подумала я… любовь…

Лодка приближалась, и я уже почти могла разглядеть лица сидящих в лодке, если бы встала на ноги, но делать этого мне не хотелось. Нравилось моё одиночество, и то, как оно действует на мои собственные мысли.

Внезапно я вздрогнула, голос женщины, сидевшей в лодке, показался мне знакомым. Я вскочила и приложила ладонь ко лбу, закрываясь от солнца… это был голос… Антонины?…

Меж тем лодка подплыла совсем близко, сидевшие в ней люди замолчали и посмотрели на меня. Чувствуя, как холодеет душа, как отнимаются от накатившего страха ноги, я увидела Антонину. Она была одета в светлое ситцевое платье с короткими рукавами и круглым белым воротничком. В руке она держала небольшую корзинку, накрытую белым платком.

– А! Лена, это ты! – Антонина помахала мне рукой, – Привет! И ты здесь? Ну, вот и хорошо, что меня послушала! А мы вот лекарство везём одному человеку! – тут она указала на свою корзинку, – Ну пока! Да, Лена, прошу тебя! Забери мой фотоальбом пожалуйста, и фикус, пёстренький такой… жалко, засохнет.

Я кивнула, но сама не могла и слова сказать, только открывала и закрывала рот. Это что же получается?! Где я оказалась? Как всё перемешалось… получается, что я тоже умерла?! Но, тогда как я фикус-то заберу…

Выгоняя из головы эту белиберду, я спустилась к воде и умыла лицо. Руки дрожали, я поднялась и снова оглядела озеро в поисках этой страшной лодки… но гладь была пуста и тиха, только лёгкая рябь пробегала от дуновения ветерка.

Одевшись, я пошла обратно и думала – а что, собственно, меня удивляет?! Какие ещё вопросы могут оставаться в моей голове после того, что я пережила в квартире той ночью! И так понятно, что я окунулась куда-то, во что-то потустороннее! Чего я ожидала, что приеду я в Карпухино к знахарке, с клюкой и в остроконечной шляпе, которая даст мне волшебное снадобье и всё закончится?! Телевизор надо меньше смотреть, а больше вон сено на сеновал кидать, тогда меньше глупостей в голове обоснуется!

Глянув на клонящееся к лесу солнце, я подумала, что скоро нужно будет помогать Елизавете доить коров, и всё прибрать в курятнике. От этих мыслей ещё недавно меня воротило, а сейчас я вдруг подумала об этих делах с наслаждением, ведь после них я усну, и не увижу снов.

По возвращении я ничего не сказала Елизавете, а она ничего и не спрашивала. Мы стали поливать огород, набирая воду из стоявших вдоль плетня деревянных кадок. Я смотрела, как вода из жестяной лейки проливается на мои босые ноги, оставляя пыльные дорожки.

– Отдохни, тяжко ведь, – сказала мне Елизавета, – Ладони поди саднят, ещё лейку таскать. Я сама полью.

– Нет, ничего, я тебе помогу, – покачала я головой и посмотрела на Елизавету…

Интересно, как она теперь ко мне стала относиться, после того, что я поведала вчера о себе ей, и старому трактористу? Наверное, осуждает меня, cтepвoй считает… что так и есть, конечно… Как мы всё же боимся осуждению других людей, а сами судим, порой и не подумав.

Но Елизавета смотрела на меня с такой теплотой, что мне захотелось расплакаться, я нахмурила брови и набрав в лейку воды пошла поливать огурцы. Что-то я расквасилась… как я такая на работу вернусь, сожрут меня. Теперь, после встречи с Антониной, вероятность покупки домика в Карпухино казалась мне невероятной вовсе.

За делами я и не заметила, как стемнело, звёздная россыпь украсила фиолетовый небосвод, Елизавета зажгла фонарь и поставила на стол во дворе.

– Жарко сегодня, давай здесь поужинаем, – сказала она мне, – Баню я подтопила, если хочешь, иди. Рубашка там чистая, переоденешься.

Мы сидели за столом, каша была ароматной и вкусной, но есть мне не хотелось. На душе было как-то пусто и тяжело…

– Елизавета, скажи…, – вздохнув, спросила я, – Где я сейчас? Это ваше Карпухино… оно что, на самом деле существует, или как? Я… я сегодня на озере видела Антонину. Почему я её видела? Я что, тоже умерла, как она? И вы… вы тут все… кто вообще?

– Нет конечно, ты не умерла, а очень даже живая, – улыбнулась Елизавета, – А Антонину… Антонину ты видела, потому что она хотела тебе что-то сообщить. Наше Карпухино существует на самом деле, и мы существуем, обычные люди, просто… просто люди думают, что существует ровно только то, что они видят. А на самом деле мир много больше, и в нём всего очень много, кроме того, что видит человеческий глаз.

– А когда мне домой можно будет вернуться?

– Так когда сама захочешь, тогда и вернёшься, – Елизавета подвинула мне чашку молока, – Когда сама поймёшь, что пора.

Спать я в ту ночь устроилась на сеновале. Свежее сено умиротворяюще пахло детством, травинки кололи меня через постеленное покрывало, в растворенные дверцы был виден кусочек неба… И мне больше не было страшно.