Чёртовы колядки

Глава 10

Рысуха шла небыстро, Михаил не подгонял её, нет-нет, да позволял перехватить травы или листьев с куста у дороги. Я сидела на телеге, болтая ногами как в детстве и любовалась плывущими мимо пейзажами. Лес был умиротворённо-величествен, где-то мерно постукивал дятел, и на душе моей царил покой. Я рассказала Михаилу всё, что было в моей жизни, и странным образом оно уложилось в коротенький рассказ. Оказалось, нет у меня свершений, о которых можно говорить с гордостью, а то, что я рассказала, оказалось горьким на вкус.

– Да, что и говорить, натворила ты делов. Да что теперь, ничего мы не можем изменить, остаётся только жить с этим, – Михаил тяжело вздохнул, и я подумала, что у него, наверное, есть своя история… ведь как-то он и сам в Карпухино попал, раз сказал, что за просто так сюда не приходят, – Ты девчонкой глупой была, вот и делала всё, чтоб жизнь свою поменять… Правильно-неправильно, молодость не задумывается. Кабы нам всем знать, к чему наши поступки приведут, так все бы мы поступали, как до́лжно! Ну вот, теперь всё в твоей жизни по-другому сложится.

Я хотела было спросить, почему он сам здесь… но не стала. Когда я увидела его возле своей машины, приняла его за… пожилого человека, а теперь видела перед собой мужчину примерно моего возраста, с грустными глазами и суровой складкой меж бровей. У таких не выпытывают, они сами всё расскажут, если сочтут тебя достойной! Игорь был таким раньше, но потом… наша ли жизнь изменила его, или что другое, как знать… Только вот я… я не дотягивала до него, и жила так, словно ему за это мстила.

– А что, Елена, ты вот мельницу изнутри хотела поглядеть… Что, не передумала? Завтра я поеду зерно молоть, если хочешь, тебя возьму с собой.

– Ой, я бы хотела! – внутри у меня всё загорелось от любопытства, – А разрешат?

– Ну, Николай посторонних у себя не жалует, но со мной можно, – степенно ответил Михаил, – Поглядишь, как жернова крутятся, я сам когда-то очень любил глядеть, в детстве. Бабушка с делом жили возле мельницы, так мы с мальчишками там завсегдатаи были, у старого Ефима-мельника… Эх, давно было, уж и мельницы нет, и деревеньки той.

– А ты… давно ты тут, в Карпухино? – робко спросила я, не надеясь на ответ, – Елизавета сказала, что я сама пойму, когда мне будет пора уходить… когда пора придёт возвращаться. А я вот думаю… вдруг я не захочу вообще никогда?

– Я-то? – задумчиво ответил Михаил, – Да пожалуй, что и давно! А возвращаться… Понимаешь, Елена, вот тебе есть, зачем вернуться? Причина есть, из-за чего ты пройдёшь путь обратно? Недоделанные дела, люди, из-за которых тебе нужно вернуться, к которым ты должна вернуться? Вот когда поймёшь это, тут и будет тебе ответ, захочешь вернуться.

«Да, пожалуй, что и есть, – подумала я, – Нужно обязательно поговорить с Игорем, сказать ему всё… правду сказать. И с мамой его поговорить… ведь она была права. Но вот… Михаил говорит, «захочешь вернуться», а я не хочу! Понимаю, что нужно, но… так бы и осталась тут, да хоть бы даже вон коров пасти помогать, и то лучше, чем жить в городе. Что меня ждёт? Съёмная квартира, а то и комната, если сейчас работу сменю, поиски той же работы, собеседования снова и снова. Не смогу я…».

– Да, здесь всё легко и просто, – сказал Михаил, он словно слышал мои мысли… или, может быть, я просто говорила вслух?

– Да, просто… И я уже почти не задаюсь вопросом, где я нахожусь.

– А ведь Елизавета правду говорит, у всего есть цена, так что… Ну да ладно, я тебе не учитель, ты сама решишь, в этом тоже права Елизавета. Ну вот и двор ваш, приехали.

Михаил взял из моих рук лукошко с ягодами, подал мне широкую свою ладонь, помогая спрыгнуть с телеги. Рука его была горячей и словно обожгла меня… мне казалось, что я знаю этого человека, вернее, знала когда-то, но… наверное, позабыла. Спрашивать я не стала, всё странно сейчас в моей жизни, и вопросы порождают новые вопросы, а ответы… где они, непонятно.

– Спасибо тебе, Михаил! – сказала я и взялась рукой за деревянную вертушку на Елизаветиной калитке, – До свидания!

– Завтра рано поеду, как Калистратыч стадо соберёт. Ты, если надумаешь мельницу глядеть, к тому времени готова будь.

– Хорошо! – кивнула я, – Если Елизавета меня к какому-нибудь делу не приставит, то поеду.

Михаил махнул рукой и негромко сказал что-то своей Рысухе, хлопнув её по пыльному боку.

До вечера было уже не так долго, я полила огород, поглядывая из-под руки за забор, не гонит ли Семён Калистратыч с помощником стадо обратно, намереваясь успеть встретить Зорьку и Ясенку. И не едет ли лёгкая повозка Настёнки, не везёт ли обратно Елизавету, я почему-то беспокоилась о ней… и о неизвестной мне Анфисе, которая на сносях и ей теперь снова нехорошо.

Подтопив баню, чтобы была к вечеру горячая вода, я приготовила коровам питьё и думала, а если Елизавета не приедет сегодня? Как одной ночевать… страшновато как-то… и коров самой доить и прибирать, и дома тоже… а вдруг напорчу что? Я так привыкла к простому быту в городе, когда почти ничего и делать-то не надо. Я ведь в последний год так разленилась, что и готовить дома перестала, когда поняла, что у Игоря и его новой женщины всё серьёзно…

Елизавета вернулась, когда уже совсем стемнело. Я стояла у калитки, подняв повыше фонарь, коровы уже были прибраны, вечернее молоко процежено и убрано в подпол. Лёгкая Настёнкина повозка остановилась у забора, и я с облегчением вздохнула…

– Ну, как ты тут без меня? – спросила Елизавета, – Справилась? Ну вот, а боялась, переживала. Всё ты можешь, всё знаешь и умеешь! Больше в себе сомневаешься. Теперь вот знаешь, что нечего тебе бояться! Всё сможешь!

– Как там Анфиса? Всё обошлось? – я была горда похвалой, даже немного покраснела, хорошо, что в сумерках этого было не видно.

– Разрешилась Анфиса, мальчишечка хороший, здоровенький у неё родился. И сама ничего, скоро поправится, – рассказывала Елизавета, моя руки под рукомойником, – А ты и баньку наладила? Ну, вот спасибо, а то я вся в пыли, кобылка Настёнкина уж очень своенравная, то и гляди за ней, а она всё норовит с дороги свернуть.

В тот вечер мы ужинали молоком с ягодами, закусывая пирогом, который привезла с собой Елизавета. Приятный вкус ревеня в начинке пирога словно возвращал меня в детство, мы с бабушкой такие пекли всегда, это был вкус лета.

И в самом деле, Елизавета права, думала я, глядя как пляшет на стене отсвет от лампы. Чего я боюсь? Мне немного за сорок, у меня есть образование и опыт, помимо профессии я ещё много чего умею – постоянно курсы повышения проходила, требование у нас такое на работе, как оказалось – полезное. Нужно жить дальше и доказать самой себе, что всё я смогу, нужно только захотеть.

– Елизавета…, – сказала я, глядя, как ловко хозяйка дома кладёт стежки на вышивку, – А что, если я долго не захочу отсюда уезжать? Мне нравиться гостить у тебя, и я вот тут думаю – может быть и нечего мне в городе-то делать?

– Сама знаешь, что это не так. Гости у меня, сколько захочешь, хоть год, хоть больше, – Елизавета серьёзно на меня посмотрела, – Только чем дольше будешь оставаться, тем больше будешь понимать, что пора, пора, всё равно пора… И уйдёшь ты ни раньше, ни позже, а когда положено. Ты перестань об этом думать, всё придёт само. Ложись-ка ты спать, завтра Михаил на мельницу рано поедет, разбужу тебя, коли уж так тебе захотелось.

– А ты… как знаешь? – лицо моё залилось краской, в свете лампы этого было не видно, но я думаю, Елизавета знала и так, – Я же тебе не говорила…

– Чему суждено случиться, то и произойдёт, – ответила она малопонятной мне фразой, – Или ты позабыла, куда пришла? Ну, ступай спать, устала ведь, сама сегодня всё тут управила!

Я ничего не стала больше расспрашивать. Мне почему-то было страшно знать… вдруг Елизавета станет рассказывать мне то, что должно со мной случиться в будущем, а я этого знать не хотела. Я лежала на пахнущей травами подушке и думала о себе, о Елизавете, о Михаиле… о том, что произошло со мной за это время. И почему-то никак не выходил из головы Антонинин пёстренький фикус, который я должна была забрать… Я здесь уже так долго, как бы не засох, ведь она так за него переживала, а я её подведу.

С этими мыслями я не заметила, как заснула. Сны мне здесь не снились, ровно до этой ночи… а вот теперь я снова видела бабушкин дом, и её саму, в белой косынке с мелкими голубыми цветочками. Она смотрела на меня улыбаясь, и одобрительно качала головой.