Чёртовы колядки

Глава 9

Утреннее солнце вызолотило верхушки сосен, когда я выгоняла Зорьку и Ясенку в стадо. Немногословный, и чуточку хмурый пастух Семён Калистратыч, как его уважительно звала Елизавета, кивнул мне в знак приветствия:

– Утро доброе, – сказал он, принимая от меня собранный для него обед, на этот день была очередь Елизаветиного двора кормить пастуха и его помощника, – Благодарствуйте, хозяюшки!

Елизавета цедила утреннее молоко, и я привычно собрала сохнувшие в веранде крынки. Сегодня идём по ягоды, Елизавета вчера сказала мне, что пойдёт одна, она привычная, а я могу остаться дома и отдыхать.

– Погода жаркая, поди на озеро искупайся, отдохни, – говорила она, – А я по ягоды соберусь, ещё с вёсны присмотрела земляничник большой, как раз пора пришла.

– А можно мне с тобой? Я не хочу больше на озеро, – меня чуть передёрнуло, почему-то Антонина вспомнилась мне сейчас не той, какую я в лодке встретила, а другой… которую я видела на пороге её квартиры.

– Ну, коли хочешь, так идём со мной. Ты никак боишься озера-то теперь? Не страшись, плохого здесь с тобой не случится. Ну ладно, со мной – так и хорошо, вместе веселее, да и ягод больше принесём.

Лес встретил нас утренней свежестью, щебетом и птичьими трелями. Я шла по тропке за Елизаветой и думала, что я уже очень давно так не высыпалась, как здесь, в Карпухино… Хотя с вечера я устаю так, что ноги-руки гудят, и засыпаю в один миг, думая, что утром еле поднимусь.

Но утро приходит, и я поднимаюсь с такой лёгкостью, словно мне снова семнадцать… и поспать три часа после гулянья с девчонками, а утром бежать окучивать картошку – это легко! В городе каждое утро было для меня пыткой, я еле отрывала голову от подушки, ненавидящим взглядом глядя на опостылевший будильник. Две чашки кофе уже не бодрили, и даже не радовали, хотя кофе я всегда любила. У нас с Игорем была дорогая хорошая кофе-машина, а зёрна он заказывал где-то у знакомого, индивидуальной обжарки и всё такое…

А здесь, в неведомой деревеньке, утро начиналось легко, и колодезная вода была вкуснее любого напитка… И краюха свежего хлеба с кружкой парного молока – лучше сбалансированного завтрака.

Сосновый живительный воздух был напоен хвойным, смолистым ароматом, дышалось легко и мысли текли медленно, казалось, что каждую из них можно рассмотреть, обдумать, и отпустить плыть дальше, словно облако. Я была одета в лёгкую Елизаветину рубашку и синюю юбку с завязками на поясе… не припомню, чтобы мне было так же удобно хоть в какой-то одежде. Наверное, это потому, что весь дом Елизаветы, и все вещи в нём имели тот тонкий травяной аромат клеверного луга и цветов. Я вспомнила, как моя бабушка говорила – природа лечит, но мы порой бежим так быстро, что не позволяем ей сделать это.

– Елизавета, скажи… Помнишь, ты сказала, что Антонина тогда рано ушла от тебя. Я не хочу повторять её ошибки, скажи, когда мне пора будет уходить? Как-то неловко, что я столько гощу у тебя.

– Ничего неловкого здесь нет. И я рада, что ты у меня гостишь, и помогаешь мне. Я хотела бы, чтобы ты отдохнула, но тебе виднее, что тебя лечит. А обратно… ты сама поймёшь, что пора уходить.

– А как я пойму? – не унималась я, рассматривая огромный муравейник под сосной, мимо которого мы как раз проходили.

– Поймёшь и всё, – улыбнулась мне Елизавета, – Вон, видишь, просека? Вот туда нам надо, там я ягодник присмотрела. Ты больше в рот собирай, не старайся лукошко наполнить. Тебе так полезнее будет.

– Хорошо, – улыбнулась я, – Бабушка меня приучила ягоды с молоком и хлебом… в тарелку с ягодами молоко налить, или сметану…

– Ну вот, домой придём, с молоком отведаешь, – рассмеялась Елизавета, в её глазах играли огоньки, я раньше их и не замечала… отвыла смотреть людям в глаза, а сейчас я словно снова училась жить.

Ягод и в самом деле было много, ярко-красная россыпь под зелёными листочками манила ароматом, и я принялась собирать, всё же стараясь наполнить лукошко, но не забывая и про наказ Елизаветы угощала саму себя.

Наши лукошки были почти полны, и я с гордостью отметила, что собрала совсем на чуть меньше Елизаветы. Мы сели на поваленное дерево перекусить и немного отдохнуть. Солнце уже поднялось над лесом, обещая жаркий день, но здесь, в тени соснового бора ещё ощущалась свежесть. Просека шла далеко вперёд, и я смотрела вдаль, на бесконечные заросли цветущего кипрея, не думая ни о чём.

На дороге, которая пересекала просеку, из-за пышных кустов можжевельника показался ездок. При приближении я поняла, что это женщина, то есть, девушка. Увидев нас, она соскочила с лёгкой повозки, запряжённой серой невысокой лошадкой:

– Здравствуйте! Тётушка Елизавета, я к тебе! Меня матушка послала, Анфисе снова нехорошо… поедем к нам, прошу.

Я смотрела на обеспокоенное лицо девушки, а она и сама украдкой поглядывала на меня. Ей было лет шестнадцать, подумалось мне, загорелые руки, хрупкое сложение… но в то же время она так ловко управлялась с повозкой и лошадью. Во всей фигурке чувствовалась сила, странным образом.

– Что ж, надо ехать, – сказала Елизавета, и повернулась ко мне, – Анфиса у нас на сносях, тяжело носит. Садись, поедем, а уж вечером домой, может поспеем чтоб коров-то встретить. Настёнка повозку даст.

– Давай, я домой пойду, а ты поезжай к Анфисе, – вдруг сказала я, сама от себя этого не ожидая, – Если задержишься, я всё сама сделаю, не сомневайся.

– А не заплутаешь? – с сомнением глянула на меня Елизавета, а Настёнка чуть слышно насмешливо фыркнула.

– Чего тут плутать? Я дорогу хорошо запомнила, и вообще в лесу хорошо ориентируюсь. В деревню – туда, – указала я направление, и Елизавета одобрительно кивнула.

– Держись дороги, на тропку не сворачивай, чуть дольше пройдёшь, но до деревни прямиком, – наказала Елизавета, и они с Настёнкой поспешно укатили, скрывшись за тем же можжевельником.

Я добрала своё лукошко до полного, что же тут оставлять такое богатство, потом нарвала ещё букетик ягод прямо на веточках, чтобы есть по дороге. Мы в детстве всегда так делали… и отправилась в обратную дорогу.

«Заплутаешь! – думала я, – Ничего не заплутаю, дорога вон так наезжена… интересно, а почему у них тут все на лошадях? Трактор вон есть, и комбайн я на поле видала, только старый какой-то… А что, если я в прошлом? Ну вот электричества нет, точно в прошлом… Или секта тут какая-то, разбери теперь! Да… что бы тут ни было, а на душе как хорошо! Елизавета сказала – вернёшься в город, когда сама захочешь… А если я не захочу никогда? С работы меня всё равно уже точно уволят, если ещё не уволили… Что мне там делать!»

Я глубоко вздохнула. Самой себе я казалась теперь совсем другой, не такой, как раньше… На месте той злости и зависти, которые мне не давали спокойно жить несколько последних лет, и всё то, что хранилось там, в самом уголке души, очень глубоко, теперь было осмыслено и отринуто… На их месте была теперь звенящая пустота.

Развод с Игорем теперь мне не казался предательством с его стороны, это было правильно. Мне нужно было давно ему всё рассказать, раз уж так всё произошло, ведь я видела, что он со мной несчастлив… да и я… была ли я счастлива с ним?

– Эй, ягодница! Ты что тут одна, в лесу? Волков не боишься?

Позади меня раздался смешливый возглас, и я даже вздрогнула, так глубоко я погрузилась в свои мысли, что не услышала стука копыт позади меня.

Знакомая Рысуха и её хозяин нагнали меня посреди леса. Михаил шёл рядом с телегой, нагруженной сеном, и его сегодня было прямо не узнать! Что-то изменилось в нём, и я не сразу поняла, что он сбрил бороду! И теперь на меня смотрел мужчина лет сорока, с загорелым и обветренным лицом, на подбородке я увидела едва заметный шрам, но тут же отвела глаза… Михаил смотрел на меня чуть насмешливо, поняв, что я его рассматриваю.

– А я вас не сразу узнала, Михаил. Без бороды вы совсем другой, – я попыталась оправдать свой любопытный взгляд.

– А, точно, я и позабыл, что ты меня с бородой только и видала! Да это, у брата свадьба была в субботу, там у него родня городская в гостях, вот я и подумал, так сказать, чтобы по нонешней моде.

Я хотела сказать ему, что сейчас как раз борода у мужчин в моде, и в городе на каждом шагу барбершоп, но… кто знает, какое вообще здесь сейчас время! Голова моя отказалась верить, что я это серьёзно думаю – про другое время…

– А вам идёт!

– Ты это… ты что меня на «вы»-то…, – Михаил смущённо потёр подбородок, – Из-за бороды, да? Прекращай, мы уж давние знакомцы с тобой. Давай, садись уж, подвезу тебя до Карпухино, всё одно по пути. Гляди, а ты молодец, лукошко то полное!

– На, это тебе, – я отдала ему свой «букетик» из ягод, и почувствовала, что краснею, но я отдала не потому… а чтобы на телегу забраться, с ним в руке несподручно же…

– Спасибо, – тепло сказал Михаил, принял ягоды своей большой рукой и помог мне усесться на краешек телеги, – Ну, расскажи мне, Елена, что тебя в наше Карпухино привело? Сюда ведь за просто так не приходит никто…

Я посмотрела на него… Карие глаза смотрели на меня тепло и по-доброму. И ещё недавно подвернись мне такой случай, я принялась бы рассказывать ему свою историю несчастной женщины, брошенной подлецом-мужем ради молодой любовницы. Но теперь я была уже не та, и стала рассказывать ему другое. Я научилась говорить правду.