Червь

Глава 3

В тот день босс вызвал меня к себе из-за очередного пустяка. Дёрнул меня, когда я дёргал в туалете после тяжёлой смены, но у меня нихера не получалось из-за водянистых волдырей покрывших всю кожу на ладони. Вообще-то я зашёл почистить кишки, но уже что-то второй день из меня ничего не выходит. Ну и денёк выдался, полный пиздец! Когда я уже готов был извергнуться на белого друга, в дверь туалетной кабинки постучали. Я зарычал, выдохнул струю табачного дыма себе под нос, и вот надо было так — обжог глаз. Зараза! Ну вот как так! Задрали! Только хочешь уединиться, как ты срочно кому-то нужен!

— Курить нельзя! — говорят мне снаружи.

— Нельзя бензин лить в бензобак дизельного фургона! — кричу я своему напарнику — Дрюне — простофиле и конченому отморозку, конец которого уже весь иссох и скоро отвалиться, оставшись разлагаться на потной простынке его мелкой кушетки.

— Отъебись ты уже со своим дизелем! Было один раз! И я не виноват — это заправщик профукал!

Снова оправдывается. Только и знает, что оправдываться. Слабак!

— Профукал ты, когда кассирша тебе назвала вид топлива и сумму, а ты, видать, глаза приковал к её сиськам, и мечтал, как бы тебе между ними просунуть свой мелкий хуй! — и начинаю ржать.

— А ты я смотрю, на продавцов только заглядываешься? С кассиршами не особо любишь попиздеть?!

— С кассиршами я люблю попиздеть на заднем диване фургона! А с продавцами нужно общаться — полезно бывает. Могут подсказать тебе, куда стоит нос сунуть, а где лучше мимо пройти! — и снова начинаю смеяться.

— Ты машину заправил?

— И не только машину!

Дрюня хоть и с придуркой, но парень надёжный! Пару дней назад выдалась нам возможность прижать мажорчиков по полной программе. Сами аж охуели от собственной дерзости.

Значит, паримся мы в пробке на узкой дороге между двух населённых пунктов, недалеко от города. Жара, кондёр включать накладно (дополнительный расход топлива всегда ложится на наши плечи), и тут, из стены пыли, появившейся на обочине, вылетает чёрный Рэнжик (стоимостью как моя двушка) и нагло нас подрезает. Мы сами любим иногда подымить на обочине, особенно когда опаздываем, но это был полный беспредел. Ладно, вклинились как последние пидоры, так еще открыли окно и швырнули банку энергетика в сторону леса. Жестянка еще не успела прижаться к траве, а Дрюня уже покраснел от злости. Затрясся весь, готовый взорваться на месте. А он это может. От него еще разило вчерашним августовским праздником, где он умудрился искупаться в фонтане и погонять приезжих работяг, да так, что в раздевалке все заулюлюкали, увидев глубокий порез от лопаты на его пояснице. Топливо еще в Дрюне осталось, и жаждал он его потратить с умом.

Я включаю поворотник и перестраиваюсь в левый ряд, тошню, но чуть быстрее Рэнжика, что и даёт нам возможность выкинуть нашу морду перед ним, да так, что он чуть не улетает в кювет. Ублюдок зажимает бикалку и что-то выкрикивает нам в окно, но нам похую. Похую кто там сидит. Похую, даже если нам дадут пизды — в первый раз что ли? Мы только рады получить дополнительный опыт.

Глушу фургон. Включаю авариечку. Выходим. Дрюня обходит слева, я — справа. Не успел я подойти к Рэнжику, как водила ринулся открывать дверь, но я был быстрее: ёбнул нагой — она и захлопнулась. Запрыгнул на порожек, и положил локти на дверь, не дав водиле поднять стекло. Дрюня принял такую же позу, словно мы облокотились на подоконник в предвкушении грандиозного события за окном.

Салон у тачки — “бобма”: чёрная кожа, чёрные рояльные вставки, и чёрный потолок из алькантары, который обожают педики всех мастей. Отовсюду веет дорогущим парфюмом, который я бы никогда в жизни и не почувствовал бы, если бы не сложились столь удачно обстоятельства. Запах избранных. Только теперь к нему добавиться лёгкий запашок пота. Нашего пота. Так должны пахнуть мужики на работе, пытающиеся вовремя доставить груз до клиента, и сделают это, если им не будут мешать всякие мудозвоны, спешащие побыстрее домой погонять лысого.

— Какого хуя вы… — начинает вопить смугловатый паренёк с блестящими чёрными кудряшками. Аккуратно стриженая бородка, колечки на пальцах-сосисках, побрякушки на шее — типичный еврейчик, который съебётся из страны, как только запахнет жареным.

— Как дела, приятель? — обрываю его на полуслове, и заглядываю в салон, поглубже. И БОНУС!

На заднем сиденье, разодетые как шлюхи на трассе, сидят две девчули. Симпатичные худышки с длинными волосами в коротеньких топиках. На одной красная юбка по не балуйся, так и кричит — возьми меня! На второй коротенькие джинсовые шорты, при виде которых моя шишка начинает цвести. Одна попыталась что-то вякнуть, но Дрюня её быстро осадил, громко гавкнув.

— Что вам надо? — собрав яйца в кулак, спрашивает мажорчик.

Сквозь линзы его чёрных “рейбенов” я так и вижу, как он начинает потихоньку пересирать. Он смотрит то на меня, то крутит головой и уставляется на Дрюню, чей вид может напугать любого адекватного человека, повстречавшего его поздней ночью. Дрюня растянул губы, продемонстрировав нам улыбку без пары передних зубов, и почесал нос, показав сбитые в грубые мозоли костяшки.

— Я сейчас вызову полицию, — продолжает мажорчик, выуживая из подстаканника яблочный телефон.

— Вызывай. Но пока они будут ехать, мы успеем пару раз тебя отметелить на глазах твоих тощих коз, — говорю я. — Такое себе будет воспоминание на всю жизнь.

— Мы не козы! — доносится блеяние с заднего ряда.

— Тут вы правы! — встревает Дрюня. — Вы — свиньи!

— Чего вам надо? — спрашивает еврейчик, уставившись на меня.

— Я хочу, чтобы все жили как нормальные люди, — говорю я, — поступали по совести. Совершали добрые поступки. Понятно, что это всё мои мечты, но я привык, что мои мечты всегда исполняются. И сегодня я хочу, чтобы твои свиньи убрали за собой.

— Убрали что?

— Говно своё! — встревает Дрюня.

— Я вас не понимаю, — ноет мажорчик.

— А ты у них спроси.

Громко скрипя кожей кресла, он выворачивает своё отъеденное тело в бок, смотрит на своих тощих свиней и спрашивает:

— О каком мусоре он говорит?

Две шлюшки переглянулись, сделали вид, что не врубаются, но потом одна, что по красивее выдаёт:

— Я банку выкинула в окно…

Мажорчик поворачивается ко мне и спрашивает:

— Можешь отойти?

— Зачем?

— Я пойду, подберу эту банку…

— Нет-нет-нет, дружище. Это должна сделать твоя свинка!

Он снова скрипит кожей, поворачиваясь к своим сучкам. Они ему даже рта не дали открыть, как завизжат в две глотки:

— Никуда мы не пойдём! Пошли они нахуй! Им надо, пусть и убирают!

Он снова поворачивается ко мне и говорит:

— Дай я её уберу, тебе что, принципиально? — и пытается открыть дверь. Но я навалился всем весом. Смотрю на него и говорю:

— Принципиально.

Говорю так, чтоб он понял всю серьёзность ситуации, и увильнуть у него нихуя не выйдет! Всё, парень, ты попал!

— Катя… — говорит он, но я снова его обрываю.

— Нет-нет-нет! У животного есть название, никаких имён!

— Бля, чуваки, что вы до меня доебались! Не могу я так!

— Тогда сейчас я залезу к тебе в салон, — говорит Дрюня, — и усядусь на задний диван. Прижмусь к твоим свинюшкам, и буду умолять их стянуть с меня штанишки.

— Почему вы мне угрожаете? — завопил еврейчик.

— Хочешь красочных воспоминаний на всю жизнь? Нам то похуй, десять суток за хулиганку и гуляй! Не первый раз! А ты с этим жить будешь всю жизнь, — и начинаю смеяться. Дрюня подхватывает, наполняя салон едким запахом перегаром.

Мажорчик поворачивается к тёлке. Мы уже все в нетерпении от предстоящего шоу. Барабанная дробь!

— Свин… — начинает он медленно из себя выдавливать.

Дрюня вдруг начинает громко хрюкать, а я быстро подхватываю. ХРЮ-ХРЮ-ХРЮ.

— Пошёл ты, урод, — выдаёт девка, распахивает дверь и выбирается на улицу.

— Вот видишь как, даже не пришлось ничего говорить, — подмечаю я, затем спрашиваю: — Шлюшек на трассе подхватил?

— Нет! — он начинает уже закипать. — Сестра с девушкой.

— А кто из них кто? — спрашивает Дрюня.

— Сзади — сестра.

Парень на взводе, еще чуть-чуть и сорвётся.

— Ну это мы тебе даже одолжение сделали, — продолжает Дрюня, — теперь будешь знать, с какой свиньёй спишь!

Я отхожу от двери, обхожу машину и хочу просто глянуть, чем эта пиздёнка там промышляет. Нагоняю. А она тупо стоит, сложив руки на груди, окидывает взглядом верхушки деревьев и о чём-то усердно думает! Банка валяется у её ног, и я пытаюсь обратить её внимание на столь очевидный факт. Говорю ей, чтоб она нагнулась и подняла. И тут прилетает удар мне в затылок. Пиздец как больно! Меня качнуло в бок, что я чуть не ёбнулся в кювет. Быстро ухожу в бок, оборачиваюсь и вижу еврейчика, прущего на меня как паровоз, лишь дыма из ушей не хватает. Я мог бы уложить его с одного удара, но ему повезло, отчасти. Хотя, может и не повезло.

Из тошнящей в пробке машины, (а мы, на минуточку, перекрыли целую полосу, и никто нам даже слова ни сказал), вылез мужичок средних лет, в клетчатой рубашечке и с седыми усами, и спрашивает:

— Ребят, что случилось?

— Этот пидор на меня напал, — говорю я.

— Да я видел, — говорит мужичек, — у меня видео регистратор всё заснял!

После этих слов еврейчик сразу сдулся. Напрягся лицом. Одним словом — обосрался.

Мужичок подходит ко мне и шепчет:

— Я этих пидоров еще на выезде из города приметил. Выехали на обочку и прут, словно им всё можно. А нам значит сидеть в 30ти градусную жару и их пыль хавать? Уроды! Ты смотри, я всё заснял — там сроком попахивает. Нанесение побоев, все дела. Видео я тебе передам, запиши мой номерок.

— Спасибо! — говорю я. Из кармана спецовки выуживаю блокнот, ручку, и записываю номер.

Мажорчик смотрит на меня, не отрывая глаз. Весь вспотел. Пересрал, наверно, уже трижды. А вот нехуй было нападать со спины, тупое быдло! Теперь точно запахнет жареным. Я бы даже сказал, ЖАРЕВОМ!

Я подхожу к нему и объясняю на пальцах, что он был не прав. Что теперь ему может светить срок. Ну ок, отмажут до исправительных работ, может еще чего, но факт остаётся фактом — это залёт. Залёт такой, что может покачнуть репутацию его семьи. А ему это надо? Конечно нет! Выход есть, простой.

— Дай мне пять минут наедине с твоей подружкой, — предлагаю я ему.

Он смотрит на меня — никакой реакции. Думает. Понимает, что это девка на пару дней, а репутация на всю жизнь! Ну, думай-думай. И что же ты выберешь? Правильно!

Он резко кидает суровый взгляд на свою свинку, подходит к ней. Что у них там было — я всё не слышал, видел только как она начала махать руками, что-то громко выкрикивать, мол я не шлюха и все в этом духе. Вроде, он даже ей денег начал предлагать. Обвинил её в том, что это она сама во всём виновата. Что точно сработало, я не знаю, но девка подошла ко мне и спросила:

— Куда идти?

ЯХУУУУУ!!! Да хоть тут, на травке, среди жучков и дорожной пыли!

— В фургон, — отвечаю я.

Проходя мимо Рэнжика, вижу, что Дрюня уже по пояс влез в оконные проём. Того и гляди усядется на задний диван и подкатит к черноволосенькой, пока тот фуфел трётся на улице, надеясь что всё пройдёт гладко с его киской. Ну и пусть туда лезет, а то еще начнёт преставать ко мне, мол, делись по-братски, все дела. Хрен тебе!

Я открываю боковую дверь фургона и приглашаю милую даму подняться на борт. Когда она переступает порог, я хватаю её за узкую задницу и помогаю запрыгнуть. От вида её растягивающихся шортиков моя шишка набухает так, что еще чуть-чуть и из неё хлынут орешки! Она заходить, я за ней. Захлопываю дверь и включаю свет.

Увидев стены с истёсанной краской, она шепчет: — Какой кошмар…

Увидев голый стальной пол, без какого либо покрытия, она шепчет: — Какой ужас…

Ну и духотища. Пот ручьями льётся по моей спине. Девка тоже вся вспотела, что аж блестит в свете лампы.

— Да всё нормально, — говорю я ей, — не парься!

— И где мы будем… заниматься…

— На полу!

— На полу?

— Сейчас постелю.

Сегодня мы везли тренажёры для новоявленного спортсмена, по этому — картонных коробок было хоть замок строй. Я достаю нож для резки линолеума и отрезаю от коробки большущий кусок, на котором можно смело разместиться втроём, и кладу его на пол, скрыв маслянистые пятна.

— И что, мне лежать на ней? — возмущается свинка.

Лежать?! Кто сказал, что ты будешь лежать?

— Ты будешь стоять!

— Как?

Ни какой химии.

Ни какой романтики.

— РАКОМ!

Она стягивает с себя шорты (трусиков на ней нет!), но полупрозрачный топик, сквозь который я вижу лифчик, оставляет. Я скидываю свой рабочий комбез и оставляю на себе майку, покрытую ореолами влажных пятен от пота. Затем она становится коленями на картонку, открывая передо мной просто великолепную картину, от которой моя шишка начинает дымиться. Я запускаю руку в её рогатку и понимаю, что там сухо как у мумии. Не, ну это полный облом, ТУДА я так просто не попаду. Да и не хочу уже. Если перед вами закрылась дверь, значит, где-то открылась другая. Зайду через чёрный вход.

Я становлюсь перед ней как краб, плюю себе на конец и начинаю примеряться к её узенькой дырочке, но она сразу просекает в чём подвох, и заявляет мне!

— Туда нельзя! — и хмурясь зыркает на меня, словно я изверг какой-то.

Ага, конечно-конечно.

— Это твой друг будет так говорить своим новым дружкам в камере, если мы тут не закончим одно дельце! — жёстко аргументирую я.

Аргумент так аргумент, тут не поспоришь!

Она отводит от меня взгляд и начинает пялиться на изображение улыбающегося мужика застывшего в прыжке на беговой дорожке.

С трудом, но я захожу в туннель и начинаю медленно продвигаться вглубь. Когда всё разработалось — ускоряюсь. Свинка даже начинает подыгрывать, тихо постанывая. Пиздец как узко, как будто я вставил в горлышко бутылки шампанского. Главное не застрять и кожу не содрать, как в тот раз. Капли пота срываются с моего лба и окропляют её блестящую кожу спины. Кожа бледная, без единой родинки или шрама. Гладкая, бархатистая. Мне хочется разорвать взмокший топик, стянуть лифчик и схватить её за волосы как лошадь за гриву. Но это перебор. Лучше ускорюсь.

Даю еще оборотов, и вдруг понимаю, что фургон начал ходить ходуном. И это начинает меня парить. Я, значит, тут веселюсь во всю, а народ должен охеревать в душной пробке, которую мы слегка усугубили? Ну уж нет. Чуть замедляюсь. Еще медленнее. И вдруг слышу, как свинка, уткнувшись щекой во влажную картонку, с придыханием, сквозь стон, выжимает из себя: — Не замедляйся, быстрее… Быстрее…

Вот это поворот! Как скажете, капитан! Я хватаюсь за её зад, как за штурвал самолёта, и вжимаю газ в пол! Вот так… да… о, да… ДА! Главное фургон на бок не опрокинуть! Ага… теперь так! Еще… еще… ууууф… еще…. ДА! ДА! ДА!

Я спускаю молофью в её туннель, но как оказалось — не всю, последняя капля капает с конца на пол. Она смотрит на меня таким довольным взглядом, что и ежу понятно — такого она еще не испытывала. И это не удивительно! Если продолжит тусоваться с такими конченными фуфелами, как тот, что парится на улице, — больше такого и не испытает! Задумайся!

Мы быстро одеваемся, изредка поглядывая друг на друга. Выходим и охуеваем. Такого я не видел ни в одном фильме, ни в одной игре, и даже ни в одной уличной драке, учинённой доставщиками жратвы возле МАКа. Под палящими лучами солнца, Дрюня, как макака, держит в руке полутораметровый дрын — по-видимому, это стебель какого-то растения — и пиздит им по спине нашего мажорчика, когда тот наворачивает круги вокруг своего Рэнжика.

За это мы можем огрести по полной! Я хватаю Дрюню за руку, выхватываю дрын и говорю:

— Всё! Уходим! Быстро в машину!

— Я уже почти уломал его сестричку, — орёт Дрюня, — как он влез и обломал меня!

— В машину!

Мы прыгаем в фургон и быстро съёбываемся. Благо пробка чуть рассосалась и я уже на скорости наблюдаю в зеркало заднего вида, как наш мажорчик присаживается на корточки возле своей тачки и начинает чесаться. Весь чешется, словно ему под одежду залезли осы и жалят, жалят и жалят.

Растянувшись в довольной улыбке, я спрашиваю у Дрюни:

— Что это за хрень была у тебя в руке?

— Борщевик! — и добавляет: — Чувак, у меня кожа горит, нам бы в аптечку заехать… — и весь чешется. Ладонь у меня тоже начинает чесаться. И мы едем в аптечку, забив на очередного клиента.